Римская история

Книга XII

Митридатовы войны

1. Гре­ки пола­га­ют, что фра­кий­цы, отпра­вив­ши­е­ся похо­дом под пред­во­ди­тель­ст­вом Реса на Или­он, после того как Рес ночью был убит Дио­медом (каким обра­зом, — об этом рас­ска­зы­ва­ет Гомер в сво­их пес­нях), что эти фра­кий­цы бежа­ли к устью Пон­та, там, где самая узкая пере­пра­ва во Фра­кию; одни из них, не най­дя судов, оста­лись тут и завла­де­ли зем­лей, так назы­вае­мой Беб­ри­ки­ей; дру­гие же, пере­пра­вив­шись выше Визан­тии в стра­ну так назы­вае­мых вифин­ских фра­кий­цев, посе­ли­лись у реки Вифии, но, изму­чен­ные голо­дом, вновь вер­ну­лись в Беб­ри­кию и назва­ли ее вме­сто Беб­ри­кии Вифи­ни­ей, по име­ни той реки, у кото­рой они хоте­ли посе­лить­ся; а может быть, это имя пере­шло к ним с тече­ни­ем вре­ме­ни и без это­го пово­да, так как не так уж вели­ко рас­сто­я­ние меж­ду Вифи­ни­ей и Беб­ри­ки­ей. Тако­го мне­ния дер­жат­ся неко­то­рые; дру­гие же пола­га­ют, что вна­ча­ле царем у них был Вифий, сын Зев­са и Фра­ки, от кото­рых и даны име­на той и дру­гой зем­ле.

2. Тако­вы мои пред­ва­ри­тель­ные заме­ча­ния о Вифи­нии. Что же каса­ет­ся ее царей, быв­ших до рим­лян, после­до­ва­тель­но пра­вив­ших один за дру­гим в тече­ние соро­ка девя­ти лет, — так как я пишу рим­скую исто­рию, я ука­жу тех, кто по мое­му мне­нию заслу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния. У них был царем Пру­сий, по про­зва­нию «Охот­ник», за кото­ро­го македон­ский царь Пер­сей выдал замуж свою сест­ру. Когда немно­го позд­нее Пер­сей и рим­ляне всту­пи­ли друг с дру­гом в откры­тую вой­ну, этот Пру­сий не высту­пил ни на той, ни на дру­гой сто­роне. Когда Пер­сей был взят в плен, то Пру­сий встре­тил рим­ских вое­на­чаль­ни­ков, оде­тых в рим­ское оде­я­ние, кото­рое они назы­ва­ют тогой (τή­βεν­νον), в рим­ской обу­ви, со стри­же­ной голо­вой, надев на нее пилум — в таком костю­ме появ­ля­ют­ся те, кото­рые полу­ча­ют воль­ную по заве­ща­нию; и вооб­ще-то он был с виду некра­сив и низ­ко­го роста. Встре­тив­шись с ними, он ска­зал им на рим­ском наре­чии: «Я либерт рим­лян», т. е. воль­ноот­пу­щен­ник. Он вызвал смех и был отправ­лен в Рим; и там тоже при сво­ем появ­ле­нии он пока­зал­ся смеш­ным и полу­чил про­ще­ние.

3. Спу­стя неко­то­рое вре­мя, рас­сер­див­шись за что-то на Атта­ла, царя той части Азии, кото­рая при­ле­га­ет к Пер­га­му, он стал опу­сто­шать зем­лю Азии. Узнав об этом, рим­ский сенат послал Пру­сию при­каз не вое­вать с Атта­лом, дру­гом и союз­ни­ком рим­ско­го наро­да. Так как он про­дол­жал не пови­но­вать­ся, то рим­ские послы с угро­зой веле­ли ему выпол­нить при­каз рим­ско­го сена­та и явить­ся с тыся­чей всад­ни­ков для заклю­че­ния дого­во­ра на гра­ни­цу, где, как они ска­за­ли, ожи­да­ет его Аттал тоже с тыся­чей всад­ни­ков. Пру­сий, пре­зи­рая мало­чис­лен­ную сви­ту Атта­ла и пона­де­яв­шись, что суме­ет устро­ить ему заса­ду, отпра­вил послов впе­ред, заявив, что он сей­час же при­дет со сво­ей тыся­чей; сам же под­нял все свое вой­ско и повел его, постро­ен­ное как бы для бит­вы. Когда это заме­ти­ли Аттал и послы, они бежа­ли, куда толь­ко каж­дый из них мог; Пру­сий же захва­тил остав­лен­ный рим­ля­на­ми багаж и вьюч­ных живот­ных, взял и раз­ру­шил горо­док Нике­фо­ри­он и быв­ший в нем храм сжег, а Атта­ла, бежав­ше­го в Пер­гам, оса­дил в нем до тех пор, пока рим­ляне, узнав об этом, не отпра­ви­ли вто­рых послов, кото­рые при­ка­за­ли Пру­сию воз­ме­стить убыт­ки Атта­лу. Толь­ко тогда Пру­сий почув­ст­во­вал страх, пови­но­вал­ся и уда­лил­ся. Когда послы опре­де­ли­ли, чтобы он запла­тил Атта­лу в каче­стве штра­фа два­дцать палуб­ных судов немед­лен­но и пять­де­сят талан­тов сереб­ром в рас­сроч­ку, то он дал кораб­ли и сде­лал в срок пер­вый взнос.

4. В то вре­мя как Пру­сий за свою жесто­кость и тяже­лый харак­тер был нена­ви­стен сво­им под­дан­ным, его сын Нико­мед был любим все­ми вифин­ца­ми. Это вызва­ло подо­зре­ние к нему со сто­ро­ны Пру­сия, и он отпра­вил Нико­меда на житель­ство в Рим. Узнав, что он там поль­зу­ет­ся рас­по­ло­же­ни­ем, он пору­чил ему упро­сить сенат осво­бо­дить его от упла­ты осталь­ной сум­мы, кото­рую он остал­ся дол­жен Атта­лу. Вме­сте с тем он отпра­вил Мену в каче­стве доба­воч­но­го чле­на посоль­ства и это­му Мене он велел, если Нико­мед добьет­ся, чтобы день­ги были про­ще­ны, поща­дить пока Нико­меда, если же он это­го не добьет­ся, то убить его в Риме. Для этой цели он дал ему несколь­ко лег­ких судов и две тыся­чи вои­нов. Так как штраф с Пру­сия сло­жен не был (послан­ный Атта­лом для воз­ра­же­ния Анд­ро­ник дока­зал, что нало­жен­ный штраф был мень­ше про­из­веден­но­го гра­бе­жа), то Мена, видя, что Нико­мед досто­ин вся­ко­го ува­же­ния и пре­дан­но­сти, не знал, что ему делать; он не решал­ся ни убить его, ни само­му вер­нуть­ся в Вифи­нию вслед­ст­вие стра­ха (за неис­пол­нен­ное при­ка­за­ние). Одна­ко, пока он коле­бал­ся, юно­ша всту­пил с ним в пере­го­во­ры, что соот­вет­ст­во­ва­ло и его жела­нию. Дого­во­рив­шись соста­вить заго­вор про­тив Пру­сия, они при­влек­ли к это­му делу и посла Атта­ла, Анд­ро­ни­ка, с тем, чтобы он убедил Атта­ла помочь воз­вра­тить Нико­меда в Вифи­нию. Назна­чив место свида­ния друг дру­гу в Бер­ни­ке, в малень­ком город­ке в Эпи­ре, они ночью, взой­дя на корабль, дого­во­ри­лись о том, что им нуж­но сде­лать, и разо­шлись еще ночью.

5. С наступ­ле­ни­ем дня Нико­мед сошел с кораб­ля, обле­чен­ный в цар­скую пор­фи­ру с диа­де­мой на голо­ве, а Анд­ро­ник, встре­тив­шись с ним, при­вет­ст­во­вал его как царя и со сво­и­ми сол­да­та­ми, а их было пять­сот, стал его сопро­вож­дать. Мена же, делая вид, что он толь­ко сей­час узнал о выступ­ле­нии Нико­меда, бро­сив­шись к сво­им двум тыся­чам сол­дат, стал выра­жать недо­воль­ство. Но в про­дол­же­ние речи он ска­зал: «Так как у нас два царя, один у нас на родине, а дру­гой высту­па­ет тут, то нам необ­хо­ди­мо поза­бо­тить­ся о самих себе и устро­ить свое буду­щее. Ведь в дан­ный момент мы можем укре­пить сча­стье сво­ей буду­щей жиз­ни, если хоро­шо суме­ем пред­видеть, кто из них победит. Один из них ста­рик, дру­гой — моло­дой; и вифин­цы, к одно­му чув­ст­вуя отвра­ще­ние, дру­го­го пред­по­чи­та­ют. Из рим­лян люди могу­ще­ст­вен­ные любят юно­шу; а то, что Анд­ро­ник явля­ет­ся уже его тело­хра­ни­те­лем, пока­зы­ва­ет на союз с Атта­лом; а Аттал вла­де­ет боль­шой стра­ной, он сосед вифин­цев, не раз вое­вав­ший с Пру­си­ем». Гово­ря так, он посте­пен­но вскры­вал и жесто­кость Пру­сия, и то, сколь­ко зла он сде­лал по отно­ше­нию ко всем, и за это заслу­жил общую к себе нена­висть вифин­цев. Когда он увидал, что под­лость Пру­сия отвра­ща­ет от него сол­дат, он тот­час повел их к Нико­меду вслед за Анд­ро­ни­ком, тоже при­вет­ст­во­вал его царем и со сво­и­ми дву­мя тыся­ча­ми стал его тело­хра­ни­те­лем.

6. Аттал лас­ко­во при­нял юно­шу. Он пред­ло­жил Пру­сию дать сыну несколь­ко горо­дов для житель­ства и стра­ну для полу­че­ния дохо­дов. Тот отве­тил ему, что немед­лен­но даст ему все цар­ство Атта­ла, так как и рань­ше, желая при­об­ре­сти его для Нико­меда, он сде­лал напа­де­ние на Азию. Дав такой ответ, он в то же вре­мя отпра­вил в Рим послов с обви­не­ни­ем про­тив Нико­меда и Атта­ла, тре­буя, чтобы вызва­ли их на суд. Аттал же со сво­им вой­ском дви­нул­ся в Вифи­нию; при их при­бли­же­нии вифин­цы мало-пома­лу ста­ли пере­хо­дить на их сто­ро­ну. Не дове­ряя нико­му и наде­ясь, что рим­ляне изба­вят его от это­го заго­во­ра, Пру­сий попро­сил Диэ­ги­ла, царя Фра­кии, сво­его тестя, дать ему пять­сот фра­кий­цев и, полу­чив их, пору­чил себя исклю­чи­тель­но их охране, уда­лив­шись в акро­поль Никеи. Город­ской пре­тор в Риме, будучи рас­по­ло­жен к Атта­лу, не дал тот­час ауди­ен­ции в сена­те послам Пру­сия; когда же, нако­нец, он им дал эту ауди­ен­цию и когда сенат вынес поста­нов­ле­ние, чтобы пре­тор выбрал и отпра­вил послов, кото­рые долж­ны будут пре­кра­тить эту вой­ну, то он выбрал трех мужей, из кото­рых у одно­го была как-то кам­нем раз­би­та голо­ва, так что он ходил с ужас­ной раной, у дру­го­го боле­ли ноги от рев­ма­тиз­ма, а тре­тий вооб­ще счи­тал­ся очень глу­пым. Катон, сме­ясь над этим посоль­ст­вом, ска­зал, что у него нет ни ума, ни ног, ни голо­вы.

7. И вот, когда послы при­бы­ли в Вифи­нию с при­ка­зом пре­кра­тить вой­ну, то Нико­мед и Аттал отве­ча­ли, что соглас­ны; но вифин­цы, подучен­ные ими, ста­ли гово­рить, что они не могут боль­ше выно­сить сви­ре­по­сти Пру­сия, осо­бен­но после того, как они пока­за­ли ему свое нерас­по­ло­же­ние; тогда послы под пред­ло­гом, что рим­ляне ниче­го это­го не зна­ли, уеха­ли назад, не сде­лав ниче­го. Пру­сий, поте­ряв надеж­ду на помощь рим­лян, на кото­рых он осо­бен­но наде­ял­ся и пото­му ни у кого не думал про­сить помо­щи, уда­лил­ся в Нико­медию, чтобы, укре­пив город, иметь воз­мож­ность вести вой­ну с насту­паю­щи­ми. Но жите­ли Нико­медии, пре­дав его, откры­ли ворота, и Нико­мед всту­пил в город с вой­ском; Пру­сий бежал в храм Зев­са, но был зако­лот людь­ми, подо­слан­ны­ми Нико­медом. Таким обра­зом Нико­мед сде­лал­ся царем над вифин­ца­ми вме­сто Пру­сия. Когда он с тече­ни­ем вре­ме­ни умер, ему насле­до­вал его сын Нико­мед, кото­ро­му было дано про­зви­ще Фило­па­тор, при­чем рим­ляне сво­им поста­нов­ле­ни­ем пере­да­ли ему власть над стра­ной как отцов­ское наследие.

Тако­вы были дела в Вифи­нии; и если кому хочет­ся знать впе­ред, что про­изо­шло потом, то я ука­жу, что внук это­го Нико­меда, тоже Нико­мед, оста­вил свою стра­ну в наслед­ство рим­ля­нам по заве­ща­нию.

8. Кто пра­вил Кап­па­до­ки­ей до македо­нян, состав­ля­ли ли они само­сто­я­тель­ное цар­ство или были под­чи­не­ны Дарию, — это­го я не могу точ­но ска­зать. Мне кажет­ся, что Алек­сандр, быст­ро дви­га­ясь про­тив Дария, оста­вил началь­ни­ков этих пле­мен, нало­жив на них дань. Кажет­ся, что и в Ами­се, горо­де на Пон­те, атти­че­ско­го про­ис­хож­де­ния он вос­ста­но­вил демо­кра­тию, как искон­ную их фор­му прав­ле­ния. Иеро­ним же гово­рит, что с эти­ми пле­ме­на­ми он совсем не при­шел в сопри­кос­но­ве­ние, но пошел про­тив Дария дру­гой доро­гой, вдоль бере­гов Пам­фи­лии и Кили­кии. Пер­дик­ка же, кото­рый после Алек­сандра управ­лял Македо­ни­ей, взял в плен Ари­а­ра­та, вла­сти­те­ля Кап­па­до­кии, пото­му ли, что он отпал, или желая при­со­еди­нить его стра­ну к Македо­нии, и его пове­си­ли, а над эти­ми пле­ме­на­ми поста­вил Эвме­на из Кар­дии. Когда Эвмен был убит, так как македо­няне при­зна­ли его вра­гом, то Анти­гон, кото­рый после Пер­дик­ки стал пра­вить зем­лей, быв­шей под вла­стью Алек­сандра, послал Ника­но­ра в каче­стве сатра­па над кап­па­до­кий­ца­ми.

9. Когда немно­го спу­стя македо­няне ста­ли вос­ста­вать друг про­тив дру­га, то Анти­гон стал пра­вить Сири­ей, изгнав оттуда Лао­медон­та; при нем был Мит­ри­дат, перс цар­ско­го рода. Анти­гон видел сон, что он золо­том засе­и­ва­ет рав­ни­ну, а Мит­ри­дат сжал это золо­то и ушел в Понт. Поэто­му он решил аре­сто­вать его и убить; но Мит­ри­дат с шестью всад­ни­ка­ми бежал и укре­пил­ся в каком-то местеч­ке Кап­па­до­кии; так как македо­няне были заня­ты эти­ми сво­и­ми меж­до­усоб­ны­ми вой­на­ми, то мно­го наро­ду при­шло к Мит­ри­да­ту, и он захва­тил не толь­ко Кап­па­до­кию, но и сосед­ние пле­ме­на по Пон­ту. Силь­но уве­ли­чив свою власть, он пере­дал ее сво­им детям, и они цар­ст­во­ва­ли один за дру­гим вплоть до шесто­го Мит­ри­да­та, кото­рый всту­пил в вой­ну с рим­ля­на­ми. Тако­вы-то были цари Кап­па­до­кии и Пон­та; с тече­ни­ем вре­ме­ни, как мне кажет­ся, они разде­ли­ли стра­ну; одни из них захва­ти­ли власть над Пон­том, а дру­гие — над Кап­па­до­ки­ей.

10. Так вот пер­вым, кото­рый всту­пил в друж­бу с рим­ля­на­ми и послал несколь­ко кораб­лей про­тив кар­фа­ге­нян с неболь­шим вспо­мо­га­тель­ным отрядом, был царь Пон­та — Мит­ри­дат, полу­чив­ший про­зва­ние Эвер­ге­та. Он сде­лал втор­же­ние в Кап­па­до­кию, как буд­то это была чужая зем­ля. Ему насле­до­вал его сын Мит­ри­дат, кото­ро­му было про­зви­ще Дио­нис и Эвпа­тор. Рим­ляне веле­ли ему отсюда уда­лить­ся, пре­до­ста­вив стра­ну Арио­бар­за­ну, кото­рый бежал к ним и вме­сте с тем с их точ­ки зре­ния имел более закон­ное пра­во на власть над Кап­па­до­ки­ей, чем Мит­ри­дат. А может быть, они с подо­зре­ни­ем смот­ре­ли на стра­ну, под­власт­ную Мит­ри­да­ту, ста­но­вя­щу­ю­ся очень круп­ной, и жела­ли таким обра­зом разде­лить ее на несколь­ко частей. Мит­ри­дат это пре­тер­пел, но про­тив Нико­меда, сына Нико­меда и вну­ка Пру­сия, кото­рый полу­чил от рим­лян цар­ство Вифи­нию как отцов­ское наследие, он послал Сокра­та, бра­та само­го Нико­меда, — про­зви­ще ему было «Бла­гой», — вме­сте с вой­ском. И дей­ст­ви­тель­но, Сократ пере­хва­тил власть над Вифи­ни­ей для себя. В то же самое вре­мя Мит­ра­ас и Бла­гой выгна­ли из Кап­па­до­кии того Арио­бар­за­на, кото­рый был водво­рен здесь рим­ля­на­ми, и поса­ди­ли в ней Ари­а­ра­та.

11. Рим­ляне вер­ну­ли Нико­меда вме­сте с Арио­бар­за­ном, каж­до­го в свою область, и с этой целью посла­ли с ними несколь­ко послов, во гла­ве кото­рых сто­ял Маний Атти­лий^[1]. Ока­зать помощь при этом воз­вра­ще­нии они пору­чи­ли Люцию Кас­сию, началь­ст­ву­ю­ще­му над Ази­ей, при­ле­гав­шей к Пер­га­му и имев­ше­му у себя неболь­шое вой­ско, и это­му же Мит­ри­да­ту Эвпа­то­ру. Но он, пол­ный раз­дра­же­ния на рим­лян из-за Кап­па­до­кии и еще недав­но лишен­ный ими Фри­гии, как это ука­за­но в кни­ге о гре­че­ской исто­рии, не стал им ока­зы­вать помо­щи; тогда Кас­сий и Маний при помо­щи вой­ска Кас­сия, собрав­шие еще дру­гое боль­шое вой­ско из гала­тов и фри­гий­цев, вер­ну­ли Нико­меда в Вифи­нию, а Арио­бар­за­на в Кап­па­до­кию. Тот­час они ста­ли под­стре­кать обо­их, так как они были соседя­ми Мит­ри­да­та, делать набе­ги на зем­лю Мит­ри­да­та и вызы­вать его на вой­ну, обе­щая, что в слу­чае вой­ны рим­ляне ока­жут им помощь. Одна­ко они оба боя­лись начи­нать вой­ну с таким могу­ще­ст­вен­ным сосе­дом, опа­са­ясь силы Мит­ри­да­та; но так как послы наста­и­ва­ли, то Нико­мед, кото­рый дал согла­сие запла­тить боль­шие сум­мы послам и вое­на­чаль­ни­кам за помощь и еще не рас­пла­тил­ся, а кро­ме того очень силь­но задол­жал сле­до­вав­шим за рим­ским вой­ском ростов­щи­кам и пото­му нахо­дил­ся в без­вы­ход­ном поло­же­нии, про­тив сво­ей воли вторг­ся в зем­лю Мит­ри­да­та и опу­сто­шил ее до горо­да Ама­ст­риды, при­чем он не встре­тил ника­ко­го сопро­тив­ле­ния и никто про­тив него не высту­пил, так как Мит­ри­дат, имея гото­вое вой­ско, тем не менее отсту­пал, под­готов­ляя мно­го закон­ных пово­дов начать вой­ну.

12. Когда Нико­мед воз­вра­тил­ся с боль­шой добы­чей, Мит­ри­дат отпра­вил Пело­пида к рим­ским вое­на­чаль­ни­кам и послам. Он очень хоро­шо знал, что они жаж­дут вой­ны с ним и были винов­ни­ка­ми это­го втор­же­ния; но делая вид, что ниче­го это­го не зна­ет, под­готов­ляя боль­шее коли­че­ство вме­сте с тем и более бла­го­вид­ных пред­ло­гов для буду­щей вой­ны, он стал напо­ми­нать им о дру­же­ст­вен­ных сою­зах и сво­их, и сво­его отца. «За все это, — гово­рил Пело­пид, — они лиши­ли его Фри­гии и Кап­па­до­кии; послед­няя все­гда при­над­ле­жа­ла его пред­кам и была вновь захва­че­на его отцом, Фри­гия же в каче­стве дара за победу над Ари­сто­ни­ком была дана вашим же пол­ко­вод­цем и, кро­ме того, у того же пол­ко­во­д­ца была куп­ле­на за круп­ную сум­му. Теперь же, — ска­зал он, — вы спо­кой­но допус­ка­е­те, что Нико­мед закрыл вход в Понт, что он дела­ет набе­ги на нашу зем­лю, вплоть до Ама­ст­риды, и уго­ня­ет добы­чу, какую вы сами точ­но зна­е­те; хотя мой царь не слаб и вполне готов к защи­те, но он ждал, чтобы вы сами соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми ста­ли свиде­те­ля­ми того, что совер­ша­ет­ся. Но так как вы сами при­сут­ст­во­ва­ли и зна­е­те все, что было, то Мит­ри­дат, друг вам и союз­ник, про­сит вас, сво­их дру­зей и союз­ни­ков (так гла­сит дого­вор), помочь нам, под­вер­гаю­щим­ся обидам со сто­ро­ны Нико­меда, или запре­тить ему нано­сить обиды».

13. Так гово­рил Пело­пид, послы же Нико­меда, при­сут­ст­во­вав­шие тут для воз­ра­же­ния, ска­за­ли: «Уже дав­но зло­умыш­ляя про­тив Нико­меда, Мит­ри­дат послал Сокра­та с вой­ском про­тив его цар­ства, хотя он дер­жал­ся спо­кой­но и, как стар­ший, закон­но обла­дал вла­стью. Так посту­пил Мит­ри­дат с Нико­медом, кото­ро­го вы, рим­ляне, поста­ви­ли царем Вифи­нии; а отсюда ясно, что это он сде­лал не столь­ко про­тив нас, сколь­ко про­тив вас. Рав­ным обра­зом, хотя вами издан при­каз, чтобы цари Азии не пере­хо­ди­ли в Евро­пу, он же под­чи­нил себе боль­шую часть Хер­со­не­са. Все это доста­точ­ные дока­за­тель­ства его дерз­ко­го отно­ше­ния к вам, его враж­деб­но­сти и его непо­ви­но­ве­ния; но посмот­ри­те, какие огром­ные у него при­готов­ле­ния, как буд­то к какой-то боль­шой и уже объ­яв­лен­ной войне, его соб­ст­вен­но­го вой­ска, так и его союз­ни­ков, фра­кий­цев и ски­фов, и всех бли­жай­ших пле­мен. С царем Арме­нии у него брач­ный союз, а к царям Егип­та и Сирии он все вре­мя посы­ла­ет посоль­ства, ста­рясь при­влечь их на свою сто­ро­ну. У него три­ста бое­вых палуб­ных судов, и к ним он заготов­ля­ет еще дру­гие, а за штур­ма­на­ми и за корм­чи­ми он разо­слал людей в Фини­кию и в Еги­пет. Все эти при­готов­ле­ния, столь огром­ные, направ­ле­ны, конеч­но, не про­тив Нико­меда, но про­тив вас, о рим­ляне, гото­вит все это Мит­ри­дат, испол­нен­ный про­тив вас гне­ва за то, что вы веле­ли ему уйти из Фри­гии, кото­рую он пре­ступ­но, под­ку­пив одно­го из ваших пред­во­ди­те­лей, купил себе, — вы при­зна­ли всю неспра­вед­ли­вость это­го при­об­ре­те­ния; он сер­дит и за Кап­па­до­кию, кото­рая тоже вами была дана Арио­бар­за­ну; он боит­ся вашей рас­ту­щей силы и гото­вит­ся под пред­ло­гом напа­де­ния на нас напасть, если смо­жет, на вас самих. Дело муд­ро­сти не ожи­дать, когда он сам захо­чет объ­явить вам вой­ну, но обра­щать вни­ма­ние боль­ше на его дела, чем на его сло­ва, и тому, кто лож­но надел на себя мас­ку друж­бы, не выда­вать вер­ных и посто­ян­ных дру­зей и не остав­лять без вни­ма­ния, что ваше реше­ние отно­си­тель­но наше­го цар­ства дела­ет недей­ст­ви­тель­ным тот, кто в рав­ной сте­пе­ни и для нас и для вас явля­ет­ся вра­гом».

14. Так ска­за­ли упол­но­мо­чен­ные Нико­меда. Тогда вновь Пело­пид обра­тил­ся в совет рим­ских вое­на­чаль­ни­ков и заявил, что отно­си­тель­но преж­них дел, если Нико­мед счи­та­ет нуж­ным на что-либо жало­вать­ся, рим­ляне про­из­нес­ли уже свое реше­ние; что же каса­ет­ся тепе­реш­них (ведь они про­изо­шли на ваших гла­зах, когда зем­ли Мит­ри­да­та были раз­граб­ле­ны, мор­ские пути пере­ре­за­ны и столь круп­ная добы­ча угна­на), то они нуж­да­ют­ся не в сло­вах и не в раз­би­ра­тель­стве, но «вновь обра­ща­ем­ся мы к вам с пред­ло­же­ни­ем или запре­тить подоб­ные дей­ст­вия, или высту­пить на помощь Мит­ри­да­ту, неспра­вед­ли­во оби­жен­но­му, или, в кон­це кон­цов, о пред­ста­ви­те­ли рим­ско­го наро­да, не мешай­те ему защи­щать­ся и отка­жи­тесь от труда под­дер­жи­вать того или дру­го­го». Так как Пело­пид неод­но­крат­но повто­рял это, то хотя рим­ские вое­на­чаль­ни­ки дав­но уже реши­ли ока­зать помощь Нико­меду и толь­ко из при­твор­ства слу­ша­ли эти реше­ния, но все же сму­щен­ные сло­ва­ми Пело­пида и дру­же­ст­вен­ным сою­зом с Мит­ри­да­том, оста­вав­шим­ся в силе, они дол­го коле­ба­лись, какой дать ответ; нако­нец, они доду­ма­лись до сле­дую­ще­го хит­ро­ум­но­го отве­та: «Мы бы не хоте­ли, чтобы и Мит­ри­дат потер­пел что-либо непри­ят­ное от Нико­меда, но мы не потер­пим, чтобы про­тив Нико­меда была нача­та вой­на: мы счи­та­ем, что не в инте­ре­сах рим­лян, чтобы Нико­мед потер­пел ущерб». Когда они вынес­ли такое реше­ние и Пело­пид хотел под­верг­нуть кри­ти­ке неяс­ность это­го отве­та, они высла­ли его из сове­та.

15. Тут Мит­ри­дат, как уже явно оби­жен­ный рим­ля­на­ми, послал с боль­шим отрядом сво­его сына Ари­а­ра­та на цар­ство в Кап­па­до­кию. И Ари­а­рат быст­ро захва­тил эту власть, изгнав Арио­бар­за­на. Пело­пид, вновь при­дя к рим­ским вое­на­чаль­ни­кам, ска­зал сле­дую­щее: «Вы уже слы­ша­ли, о рим­ляне, какие обиды потер­пел от вас царь Мит­ри­дат, когда вы недав­но отня­ли у него Фри­гию и Кап­па­до­кию; с дру­гой сто­ро­ны, то, что Нико­мед на гла­зах у вас при­чи­нил ему столь­ко вреда, вы оста­ви­ли без вни­ма­ния. Когда мы напо­ми­на­ли вам о нашей друж­бе и сою­зе, вы отве­ти­ли нам, как буд­то не мы жало­ва­лись, а жало­ва­лись на нас, — ска­зав, что вы счи­та­е­те вред­ным для дела рим­лян, если Нико­мед потер­пит ущерб, — как буд­то бы он был оби­жен­ным. Вы дади­те ответ рим­ско­му сена­ту за то, что про­изо­шло в Кап­па­до­кии; ведь из-за вас, кото­рые с таким пре­зре­ни­ем отнес­лись к нам и при­бег­ли к таким софиз­мам в сво­их отве­тах, посту­пил так Мит­ри­дат. Он отпра­вит с обви­не­ни­ем про­тив вас сво­их послов в ваш сенат, он вызы­ва­ет вас, чтобы вы перед сена­том оправ­да­лись в сво­их дей­ст­ви­ях и рань­ше не пред­при­ни­ма­ли ниче­го и не начи­на­ли столь боль­шой вой­ны без воли рим­ско­го сена­та, при­няв во вни­ма­ние, что Мит­ри­дат цар­ст­ву­ет в сво­ей наслед­ст­вен­ной стране, кото­рая про­сти­ра­ет­ся на два­дцать тысяч ста­дий в дли­ну, и кро­ме того сам при­об­рел мно­го погра­нич­ных земель: и кол­хов — пле­мя, поме­шан­ное на войне, а из элли­нов тех, кото­рые живут на бере­гу Пон­та, и вар­ва­ров, живу­щих север­нее их. Дру­зья­ми, гото­вы­ми на все, что толь­ко он при­ка­жет, явля­ют­ся для него ски­фы, тав­ры, баст­ре­ны, фра­кий­цы, сар­ма­ты и все, кто живет по Танаи­су, Ист­ру и вокруг Мео­тий­ско­го озе­ра. Царь Арме­нии Тиг­ран, ему тесть, а пар­фян­ский царь, Арсак, — друг. Кораб­лей у него боль­шое коли­че­ство, часть гото­вых, часть еще стро­я­щих­ся, и сна­ря­же­ние, во всех отно­ше­ни­ях заслу­жи­ваю­щее вни­ма­ния. 16. Совер­шен­но пра­виль­но и то, что ска­за­ли вам недав­но вифин­цы о царях Егип­та и Сирии; вполне есте­ствен­но, что не толь­ко они, если воз­го­рит­ся эта вой­на, соеди­нят­ся с нами, но и недав­но при­об­ре­тен­ная вами Азия, Элла­да, Ливия, и боль­шая часть самой Ита­лии, кото­рая, не выно­ся вашей жад­но­сти и коры­сто­лю­бия, уже сей­час ведет с вами непри­ми­ри­мую вой­ну. Не имея сил еще закон­чить ее, вы пыта­е­тесь начать новую с Мит­ри­да­том, пооче­ред­но натрав­ли­вая на него Нико­меда и Арио­бар­за­на. Вы гово­ри­те, что вы дру­зья и союз­ни­ки, и носи­те такую мас­ку, а обра­ща­е­тесь с ним, как с вра­гом. Что ж! Еще и теперь, если что-либо заста­ви­ло вас изме­нить свое отно­ше­ние к про­ис­шед­шим собы­ти­ям, или запре­ти­те Нико­меду оби­жать ваших дру­зей (и если вы это сде­ла­е­те, то я вам обе­щаю, что царь Мит­ри­дат ока­жет вам помощь и содей­ст­вие про­тив ита­лий­цев), или разо­рви­те эту при­твор­ную с ним друж­бу, или пой­дем­те в Рим на суд».

Вот что ска­зал Пело­пид; рим­ляне нашли его речи черес­чур дерз­ки­ми и при­ка­за­ли Мит­ри­да­ту воз­дер­жать­ся от вой­ны с Нико­медом и с Кап­па­до­ки­ей (ибо, как они ска­за­ли, они сами вос­ста­но­вят в ней Арио­бар­за­на), а Пело­пиду вновь при­ка­за­ли уйти из лаге­ря и боль­ше не являть­ся уже к ним послом, если царь не выпол­нит дан­ных ему при­ка­за­ний.

Они дали ему такой ответ, и при его отправ­ле­нии вме­сте с ним отпра­ви­ли стра­жу, чтобы по доро­ге он не мог нико­го воз­будить про­тив них.

17. После этих пере­го­во­ров, не дождав­шись реше­ния сена­та или народ­но­го собра­ния отно­си­тель­но столь зна­чи­тель­ной вой­ны, они ста­ли соби­рать вой­ско из Вифи­нии, Кап­па­до­кии, Пафла­го­нии и из гала­тов, жив­ших в Азии. Когда у них их соб­ст­вен­ное вой­ско, кото­рое было у Люция Кас­сия, пра­ви­те­ля Азии, было уже гото­во, и собра­лись все союз­ные вой­ска, они разде­ли­ли всю мас­су сол­дат и ста­ли тре­мя лаге­ря­ми: Кас­сий в середине Вифи­нии и Гала­тии, Маний — там, где Мит­ри­да­ту был наи­бо­лее лег­кий путь втор­же­ния в Вифи­нию, а Оппий, вто­рой вое­на­чаль­ник, — у гра­ниц Кап­па­до­кии, имея каж­дый из них по 4000 всад­ни­ков и пехоты око­ло 40000. Был у них и флот из кораб­лей, кото­ры­ми коман­до­ва­ли око­ло Визан­тии Мину­ций Руф и Гай Попи­лий, охра­няв­шие вход в Понт. Вме­сте с ними был и Нико­мед, коман­дуя дру­ги­ми 50000 пеших и 6000 всад­ни­ков. Столь зна­чи­тель­ное вой­ско было уже собра­но у них. У Мит­ри­да­та его соб­ст­вен­но­го вой­ска было 250000 и 40000 всад­ни­ков; воен­ных судов с кры­той палу­бой 300 и с дву­мя ряда­ми весел 100 и соот­вет­ст­вен­но все осталь­ное к ним обо­рудо­ва­ние; вое­на­чаль­ни­ка­ми у него были два бра­та — Неопто­лем и Архе­лай, но над боль­шей частью вой­ска коман­до­вал сам царь. Вспо­мо­га­тель­ные вой­ска при­вел к нему сын само­го Мит­ри­да­та Арка­фий из Малой Арме­нии — 10000 всад­ни­ков и Дори­лай… выстро­ен­ных в фалан­ги, а Кра­тер — 130000 бое­вых колес­ниц.

Тако­вы были при­готов­ле­ния с обе­их сто­рон, когда в пер­вый раз высту­пи­ли друг про­тив дру­га рим­ляне и Мит­ри­дат. Было это око­ло 173-й олим­пи­а­ды.

18. Впер­вые увида­ли друг дру­га Нико­мед и вое­на­чаль­ни­ки Мит­ри­да­та на широ­кой рав­нине у реки Амней­о­на и тот­час выстро­и­лись в бое­вой порядок; Нико­мед вывел всех сво­их. Неопто­лем и Архе­лай — толь­ко лег­ко­во­ору­жен­ных и тех всад­ни­ков, кото­рых имел с собою Арка­фий, и несколь­ко бое­вых колес­ниц, так как фалан­га еще толь­ко под­хо­ди­ла. Чтобы не быть окру­жен­ны­ми вифин­ца­ми, намно­го пре­вос­хо­див­ши­ми их чис­лен­но­стью, вое­на­чаль­ни­ки Мит­ри­да­та посла­ли неболь­шой отряд на ранее захва­чен­ный ими ска­ли­стый и кру­той холм на рав­нине. Но когда Неопто­лем увидал, что они сбро­ше­ны с это­го хол­ма, то, боясь быть окру­жен­ным, он стре­ми­тель­но бро­сил­ся им на помощь, при­гла­шая вме­сте с собой и Арка­фия. Заме­тив это, и Нико­мед в свою оче­редь дви­нул­ся про­тив него; здесь про­изо­шло силь­ное сра­же­ние и кро­во­про­ли­тие. Так как Нико­мед, обла­дая боль­ши­ми сила­ми, стал одоле­вать, то вой­ско Мит­ри­да­та нача­ло отсту­пать, до тех пор пока Архе­лай, зай­дя с пра­во­го флан­га, не напал на пре­сле­дую­щих. Тогда они обра­ти­лись про­тив него. Он же поне­мно­гу стал отсту­пать, чтобы вой­ска Неопто­ле­ма мог­ли оста­но­вить­ся и воз­вра­тить­ся после бег­ства. Когда Архе­лай заме­тил, что они собра­лись с сила­ми, он пере­шел в наступ­ле­ние и, силь­ным натис­ком бро­сил про­тив вифин­цев колес­ни­цы с коса­ми, стал их рубить и рас­се­кать кого на две, а кого и на мно­го частей. Это обсто­я­тель­ство поверг­ло в ужас вой­ско Нико­меда, когда они увида­ли людей, раз­ре­зан­ных попо­лам и еще дыша­щих, или рас­тер­зан­ных в кус­ки, а их тела повис­ши­ми на колес­ни­цах. Вслед­ст­вие отвра­ще­ния перед таким зре­ли­щем, ско­рее, чем вслед­ст­вие пора­же­ния в бит­ве, они в ужа­се сме­ша­ли свои ряды. На них, при­веден­ных в бес­по­рядок, Архе­лай стал насту­пать с фрон­та, а Неопто­лем и Арка­фий, вер­нув­шись из бег­ства, напа­ли с тылу. Они дол­гое вре­мя защи­ща­лись, повер­нув­шись про­тив тех и дру­гих; но, когда боль­шая часть вой­ска была пере­би­та, Нико­мед с остав­ши­ми­ся бежал в Пафла­го­нию; фалан­ге Мит­ри­да­та даже не при­шлось всту­пить в дело. У Нико­меда был захва­чен его лагерь с боль­шим коли­че­ст­вом денег и гро­мад­ное чис­ло плен­ных. Их всех Мит­ри­дат поми­ло­вал и, дав денег на доро­гу, отпу­стил домой, созда­вая себе у вра­гов сла­ву мило­сер­дия.

19. Тако­во было пер­вое сра­же­ние в войне с Мит­ри­да­том; рим­ские вое­на­чаль­ни­ки были испу­га­ны, так как при­сту­пи­ли к столь зна­чи­тель­ной войне необ­ду­ман­но и опро­мет­чи­во и не полу­чив пол­но­мо­чий от рим­ско­го сена­та. Победу одер­жа­ло вой­ско немно­го­чис­лен­ное над пре­вос­хо­дя­щим его намно­го чис­лен­но­стью не вслед­ст­вие какой-либо силь­ной пози­ции или ошиб­ки непри­я­те­ля, но бла­го­да­ря вое­на­чаль­ни­кам и храб­ро­сти вой­ска. Нико­мед стал лаге­рем рядом с Мани­ем, Мит­ри­дат уда­лил­ся на гору Ско­ро­бу, кото­рая явля­ет­ся гра­ни­цей Вифи­нии и Пон­тий­ской зем­ли. Его пере­до­вой отряд, сто сав­ро­мат­ских всад­ни­ков, встре­тив­шись с 800 всад­ни­ков Нико­меда, неко­то­рых из них взял в плен. Их так­же Мит­ри­дат отпу­стил домой, снаб­див день­га­ми. Когда Маний хотел неза­мет­но уйти, то Неопто­лем и Неман из Арме­нии застиг­ли его сна­ча­ла око­ло местеч­ка Пахия в седь­мом часу, — Нико­мед уже ушел к Кас­сию, — и при­нуди­ли всту­пить в бит­ву; кон­ни­цы у него было 4000, пехоты же в десять раз боль­ше. Убив из это­го вой­ска тысяч десять, они взя­ли живы­ми в плен 300 чело­век; рав­ным обра­зом и этих, при­веден­ных к нему, Мит­ри­дат отпу­стил, при­об­ре­тая тем попу­ляр­ность сре­ди вра­гов. Лагерь Мания был взят, и сам он, убе­гая, с наступ­ле­ни­ем ночи ушел к реке Сан­га­рию и спас­ся в Пер­гам. Кас­сий, Нико­мед и дру­гие быв­шие тут рим­ские послы пере­нес­ли свой лагерь на Леон­то­ке­фа­лею, самое укреп­лен­ное место Фри­гии. Тут они ста­ли обу­чать недав­но набран­ное вой­ско, состо­яв­шее из ремес­лен­ни­ков, зем­ледель­цев и част­ных лиц, и про­из­во­дить для сво­его вой­ска набор по Фри­гии. Так как ни те, ни дру­гие не выка­зы­ва­ли боль­шой готов­но­сти, то вое­на­чаль­ни­ки отка­за­лись от мыс­ли вести вой­ну с таким нево­ин­ст­вен­ным вой­ском и, рас­пу­стив его, уда­ли­лись: Кас­сий — в Апа­мею со сво­им вой­ском, Нико­мед — в Пер­гам, Маний — на Родос. Те, кото­рые сто­я­ли у устья Пон­та, услы­хав об этом, уда­ли­лись и пере­да­ли Мит­ри­да­ту клю­чи от Пон­та и кораб­ли, кото­рые они име­ли¹.

20. Так Мит­ри­дат один этим стре­ми­тель­ным натис­ком захва­тил все цар­ство Нико­меда. Он стал объ­ез­жать его и уста­нав­ли­вать порядок в горо­дах. Вой­дя во Фри­гию, он завер­нул в сто­ян­ку Алек­сандра, счи­тая для себя счаст­ли­вым пред­зна­ме­но­ва­ни­ем, что там, где оста­но­вил­ся Алек­сандр, там стал лаге­рем и Мит­ри­дат. Затем он про­ехал и по осталь­ным местам Фри­гии, по Мисии и по Азии, по всем тем местам, кото­рые недав­но были захва­че­ны рим­ля­на­ми, и, послав вой­ска по окруж­ным стра­нам, он под­чи­нил себе Ликию и Пам­фи­лию и все мест­но­сти до Ионии. Толь­ко жите­ли Лаоди­кеи, той, что на реке Лике, про­дол­жа­ли ему сопро­тив­лять­ся: дело в том, что рим­ский пол­ко­во­дец Квинт Оппий с неко­то­рым чис­лом всад­ни­ков и наем­ни­ков бежал в этот город и его охра­нял. Тогда Мит­ри­дат, послав гла­ша­тая к сте­нам горо­да, велел ему объ­явить, что царь Мит­ри­дат обе­ща­ет лаоди­кей­цам непри­кос­но­вен­ность, если они при­ве­дут к нему Оппия. Горо­жане, соглас­но это­му заяв­ле­нию, поз­во­ли­ли наем­ни­кам Оппия уйти бес­пре­пят­ст­вен­но, само­го же Оппия при­ве­ли к Мит­ри­да­ту, в насмеш­ку заста­вив лик­то­ров идти перед ним. Мит­ри­дат не при­чи­нил ему ника­ко­го зла и повсюду возил его с собою без оков, но вме­сте с тем пока­зы­вая всем рим­ско­го вое­на­чаль­ни­ка.

21. Немно­го вре­ме­ни спу­стя он взял в плен Мания Аци­лия^[2], наи­бо­лее винов­но­го изо все­го это­го посоль­ства в этой войне. Его, свя­зан­но­го, он всюду возил на осле, гром­ко объ­яв­ляя зри­те­лям, что это Маний; нако­нец, в Пер­га­ме велел влить ему в гор­ло рас­плав­лен­ное золо­то, с позо­ром ука­зы­вая этим на рим­ское взя­точ­ни­че­ство. Поста­вив сатра­пов над все­ми эти­ми пле­ме­на­ми, он явил­ся в Маг­не­сию, Эфес и Мити­ле­ну; все они дру­же­ст­вен­но при­ня­ли его, а жите­ли Эфе­са раз­ру­ши­ли быв­шие у них ста­туи рим­лян, за что немно­го спу­стя они понес­ли нака­за­ние. Воз­вра­ща­ясь из Ионии, он взял Стра­то­ни­кею, нало­жил на нее денеж­ный штраф и поста­вил в город гар­ни­зон. Увидав здесь кра­си­вую девуш­ку, он взял ее себе в жены. И если кому инте­рес­но узнать ее имя, это Мони­ма, дочь Фило­пе­ме­на. С маг­не­та­ми, пафла­гон­ца­ми и ликий­ца­ми, еще про­дол­жав­ши­ми бороть­ся про­тив него, он вое­вал при помо­щи сво­их вое­на­чаль­ни­ков.

22. Тако­во-то поло­же­ние было дел у Мит­ри­да­та. Рим­ляне же с того момен­та, как они толь­ко узна­ли о пер­вом его втор­же­нии и напа­де­нии на Азию, реши­ли идти на него вой­ной, хотя они были очень заня­ты бес­пре­рыв­ны­ми вос­ста­ни­я­ми в Риме и тяже­лой внут­рен­ней вой­ной, так как Ита­лия почти вся часть за частью вос­ста­ва­ла про­тив них. Кон­су­лы бро­си­ли меж­ду собой жре­бий и жре­бий достал­ся Кор­не­лию Сул­ле при­нять власть над Ази­ей и вести вой­ну с Мит­ри­да­том. Не имея денег, чтобы дать ему, они поста­но­ви­ли про­дать то, что царь Нума Пом­пи­лий назна­чил как жерт­вен­ные дары богам. Столь вели­ка была тогда нуж­да во всем и вме­сте с тем стрем­ле­ние под­дер­жать честь сво­его име­ни. Им уда­лось про­дать кое-что и собрать тысяч девять фун­тов золота, кото­рое они толь­ко и дали на веде­ние столь боль­шой вой­ны.

Сул­лу еще дол­гое вре­мя задер­жа­ли внут­рен­ние вос­ста­ния, как я это уже опи­сал в исто­рии граж­дан­ских войн. В это вре­мя Мит­ри­дат выстро­ил про­тив родо­с­цев очень мно­го кораб­лей и всем сатра­пам и началь­ни­кам горо­дов послал тай­ный при­каз: выждав трид­цать дней, сра­зу всем напасть на нахо­дя­щих­ся у них рим­лян и ита­лий­цев, на них самих, на их жен и детей и отпу­щен­ни­ков, кото­рые будут ита­лий­ско­го рода, и, убив их, бро­сить их без погре­бе­ния, а все их иму­ще­ство поде­лить с царем Мит­ри­да­том. Он объ­явил и нака­за­ния тем, кто их будет хоро­нить или укры­вать, и награ­ды за донос тем, кто изоб­ли­чит или убьет скры­ваю­щих; рабам за пока­за­ние про­тив гос­под — сво­бо­ду, долж­ни­кам по отно­ше­нию к сво­им креди­то­рам — поло­ви­ну дол­га. Такой тай­ный при­каз он послал одно­вре­мен­но всем, и когда насту­пил этот день, то по всей Азии мож­но было видеть самые раз­но­об­раз­ные кар­ти­ны несча­стий. Из них я ука­жу сле­дую­щие.

23. Жите­ли Эфе­са тех, кото­рые бежа­ли в храм Арте­ми­ды и обни­ма­ли изо­бра­же­ние боги­ни, уби­ва­ли, отры­вая от ста­туй. Жите­лей Пер­га­ма бежав­ших в храм Аскле­пия и не желав­ших оттуда ухо­дить, уби­ва­ли стре­ла­ми, когда они сиде­ли, обняв ста­туи богов. Адра­мид­тий­цы, вый­дя в море, уби­ва­ли тех, кото­рые соби­ра­лись спа­стись вплавь, и топи­ли в море малень­ких детей. Жите­ли Кав­на, после вой­ны с Антиохом став­шие под­дан­ны­ми и дан­ни­ка­ми родо­с­цев и неза­дол­го до это­го от рим­лян полу­чив­шие сво­бо­ду, оттас­ки­вая от ста­туи Гестии тех рим­лян, кото­рые бежа­ли в храм Гестии в зда­нии Сове­та, сна­ча­ла уби­ва­ли детей на гла­зах мате­рей, а затем и их самих, и вслед за ними и муж­чин. Жите­ли Тралл, не желая стать соб­ст­вен­но­руч­ны­ми испол­ни­те­ля­ми тако­го пре­ступ­ле­ния, наня­ли для выпол­не­ния это­го дела пафла­гон­ца Фео­фи­ла, чело­ве­ка дико­го, и Фео­фил, собрав всех рим­лян вме­сте в храм Согла­сия, стал их там уби­вать и у неко­то­рых, обни­мав­ших ста­туи богов, отру­бал руки. Такое бед­ст­вие постиг­ло быв­ших в Азии ита­лий­цев и рим­лян, всех вме­сте — и муж­чин, и детей, и жен­щин, и воль­ноот­пу­щен­ных, и их рабов, кото­рые были ита­лий­ско­го про­ис­хож­де­ния. И в этом слу­чае осо­бен­но было ясно, что Азия не вслед­ст­вие стра­ха перед Мит­ри­да­том, но ско­рее вслед­ст­вие нена­ви­сти к рим­ля­нам совер­ша­ла про­тив них такие ужас­ные поступ­ки.

Но они понес­ли двой­ное нака­за­ние; во-пер­вых, со сто­ро­ны само­го Мит­ри­да­та, вско­ре про­явив­ше­го про­тив них свой веро­лом­ный харак­тер, склон­ный к наси­лию, а во-вто­рых, позд­нее со сто­ро­ны Кор­не­лия Сул­лы. Мит­ри­дат же отплыл на ост­ров Кос, и жите­ли Коса при­ня­ли его с радо­стью. Он захва­тил там сына Алек­сандра, царя еги­пет­ско­го, остав­лен­но­го тут с боль­ши­ми день­га­ми баб­кой его Клео­патрой, и содер­жал его по-цар­ски. Из богатств Клео­пат­ры боль­шое коли­че­ство цар­ских сокро­вищ, кам­ни, жен­ские укра­ше­ния и боль­шую сум­му денег он отпра­вил в Понт.

24. В это вре­мя родо­с­цы укреп­ля­ли свои сте­ны и свои гава­ни и на всех местах ста­ви­ли воен­ные маши­ны. С ними вме­сте сра­жа­лись неко­то­рые из тел­ме­сей­цев и ликий­цев. Ита­лий­цы, все те, кото­рые успе­ли рань­ше бежать из Азии, все собра­лись на Родо­се и с ними про­кон­сул Азии Люций Кас­сий. Когда Мит­ри­дат высту­пил на кораб­лях про­тив них, они раз­ру­ши­ли пред­ме­стья горо­да, чтобы от них не было вра­гам ника­кой поль­зы, и дви­ну­лись про­тив него для мор­ской бит­вы. Одни их кораб­ли шли лобо­вой ата­кой, дру­гие захо­ди­ли с флан­гов. Царь Мит­ри­дат, плы­вя сам на пен­те­ре, велел сво­им, вытя­нув­шись в откры­тое море, заехать во фланг, и, так как они были более быст­ро­ход­ны, он при­ка­зал окру­жить непри­я­тель­ские суда, быв­шие более мало­чис­лен­ны­ми. Тогда родо­с­цы, испу­гав­шись, что будут окру­же­ны, ста­ли поне­мно­гу отсту­пать, а затем, и совсем повер­нув в тыл, бежа­ли в свою гавань и, закрыв ее загра­ди­тель­ны­ми цепя­ми, ста­ли сра­жать­ся с Мит­ри­да­том со стен. Мит­ри­дат стал лаге­рем рядом с горо­дом; он не раз делал попыт­ки напасть на гавань, но тер­пел неуда­чу; тогда он стал дожи­дать­ся, чтобы к нему при­шло из Азии его пешее вой­ско. За это вре­мя про­ис­хо­ди­ли частые, но неболь­шие стыч­ки со сто­ро­жа­щи­ми сте­ны, и так как в этих стыч­ках родо­с­цы одер­жи­ва­ли верх, они поне­мно­гу осме­ле­ли и дер­жа­ли свои суда нагото­ве, чтобы, если встре­тит­ся какой-либо бла­го­при­ят­ный слу­чай, напасть на непри­я­те­ля.

25. Раз как-то цар­ское гру­зо­вое суд­но плы­ло под пару­са­ми мимо гава­ни; родо­с­цы выпу­сти­ли про­тив него бире­му, и так как с обе­их сто­рон на помощь им спеш­но устре­ми­лись дру­гие суда, то про­изо­шло силь­ное мор­ское сра­же­ние. Мит­ри­дат тес­нил их сво­ей стре­ми­тель­но­стью и мно­го­чис­лен­но­стью судов, родо­с­цы же с боль­шим искус­ст­вом окру­жа­ли его мел­кие суда и про­би­ва­ли их, так что вер­ну­лись в гавань, ведя с собою на кана­те три­э­ру со всем эки­па­жем и мно­го укра­ше­ний с носов кораб­лей и сня­тую с вра­гов добы­чу. Одна их пен­те­ра была захва­че­на непри­я­те­ля­ми; не зная это­го, родо­с­цы выплы­ли на поис­ки ее на шести наи­бо­лее быст­ро­ход­ных судах; на них плыл их наварх Дама­гор. Мит­ри­дат выслал про­тив него два­дцать пять судов. До наступ­ле­ния тем­ноты Дама­гор ухо­дил от них; когда уже смерк­лось, он напал на цар­ские суда, повер­нув­шие назад, и два из них пото­пил, два дру­гих загнал в Ликию и, целую ночь про­пла­вав в море, к утру вер­нул­ся назад. Таков был конец мор­ско­го боя меж­ду родос­ца­ми и Мит­ри­да­том сверх вся­ко­го ожи­да­ния для родо­с­цев при их мало­чис­лен­но­сти, а для Мит­ри­да­та — при боль­шом чис­ле его кораб­лей. Во вре­мя сра­же­ния, когда царь плыл мимо сво­их кораб­лей и побуж­дал сво­их, хиос­ский союз­ный корабль в суто­ло­ке уда­рил в цар­ский корабль², кото­рой и дал течь. Царь, сде­лав тогда вид, что он ниче­го не заме­тил, впо­след­ст­вии нака­зал и руле­во­го, и под­штур­ма­на, и почув­ст­во­вал гнев ко всем хиос­цам.

26. Когда в эти же дни плы­ло к Мит­ри­да­ту его пешее вой­ско на гру­зо­вых судах и три­эрах, то силь­ный ветер, вне­зап­но под­няв­ший­ся от Кав­на (север­ный ветер), занес флот в Родос. Родо­с­цы, с воз­мож­ной быст­ро­той выплыв из гава­ни, когда флот Мит­ри­да­та борол­ся с вол­не­ни­ем и был еще рас­се­ян по морю, напа­ли на суда; одни захва­ти­ли и при­вя­за­ли кана­та­ми, про­би­ли дру­гие и зажгли третьи, и взя­ли в плен чело­век три­ста. После это­го Мит­ри­дат стал гото­вить­ся ко вто­рой мор­ской бит­ве и одно­вре­мен­но к штур­му. Он стал стро­ить некую «сам­бу­ку» — огром­ное воен­ное соору­же­ние, кото­рое вез­ли на двух кораб­лях. Так как пере­беж­чи­ки ука­за­ли ему лег­ко доступ­ный холм, где сто­ял храм Зев­са Ата­би­рия, и город­ские сте­ны на нем были невы­со­кие, он ночью поса­дил вой­ско на кораб­ли, дру­гим же, раздав лест­ни­цы, велел и тем и дру­гим дви­гать­ся в мол­ча­нии, пока им не будет дан знак огнем с Ата­би­рия; а тогда всем вме­сте с ели­ко воз­мож­ным кри­ком одним напа­дать на гавань, дру­гим ста­рать­ся взой­ти на сте­ны. И дей­ст­ви­тель­но, они при­бли­жа­лись в глу­бо­ком мол­ча­нии; но сто­ро­же­вые посты родо­с­цев заме­ти­ли то, что гото­вит­ся, и дали знать (сво­им) при помо­щи огня. Вой­ско же Мит­ри­да­та, сочтя, что это и есть тот (обе­щан­ный) знак огнем с Ата­би­рия, после глу­бо­ко­го мол­ча­ния все вме­сте закри­ча­ли — как те, кото­рые нес­ли лест­ни­цы, так и весь эки­паж с кораб­лей. Родо­с­цы сами без стра­ха отве­ти­ли им таким же кри­ком и все под­ня­лись на сте­ны. Таким обра­зом, вой­ска царя не полу­чи­ли ника­ко­го успе­ха ночью, а с наступ­ле­ни­ем дня, отби­тые, вер­ну­лись назад.

27. Сам­бу­ка, под­веден­ная к стене, там, где сто­ял храм Изи­ды, осо­бен­но напу­га­ла родо­с­цев, так как одно­вре­мен­но она выкиды­ва­ла мно­го стрел, тара­нов и дро­ти­ков. В то же вре­мя сол­да­ты на мно­гих мел­ких судах суе­ти­лись³ око­ло нее, как бы желая с ее помо­щью под­нять­ся на сте­ны. Родо­с­цы выдер­жа­ли и это напа­де­ние со стой­ко­стью, пока это соору­же­ние от тяже­сти не сва­ли­лось, при­чем пока­за­лось, что образ Изи­ды выбро­сил про­тив него вели­кий огонь. Потер­пев неуда­чу и в этой попыт­ке, Мит­ри­дат снял свой лагерь от Родо­са и, окру­жив сво­им вой­ском Пата­ры, он стал для соору­же­ния воен­ных машин выру­бать рощу Лато­ны, но, испу­ган­ный сно­виде­ни­ем, даже мате­ри­ал оста­вил нетро­ну­тым; Пело­пиду он пору­чил вой­ну с ликий­ца­ми, Архе­лая же послал в Элла­ду, пору­чив ему любы­ми сред­ства­ми или добить­ся дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ний с ней или при­нудить ее к это­му силой. Сам же он с это­го вре­ме­ни, пору­чив боль­шую часть похо­дов сво­им вое­на­чаль­ни­кам, зани­мал­ся набо­ром войск, их воору­же­ни­ем, наслаж­дал­ся жиз­нью с женой сво­ей Стра­то­ни­кой и про­из­во­дил суд над теми, кото­рые, как гово­ри­ли, поку­ша­лись на его жизнь или стре­ми­лись к государ­ст­вен­но­му пере­во­роту или вооб­ще были сто­рон­ни­ка­ми рим­лян.

28. Таки­ми дела­ми был занят Мит­ри­дат, в Элла­де же про­ис­хо­ди­ло вот что. Отплыв с боль­шим коли­че­ст­вом про­ви­ан­та и кораб­лей, Архе­лай, с боем одер­жав реши­тель­ную победу, захва­тил Делос, отпав­ший от афи­нян, и дру­гие укреп­лен­ные места. Убив здесь до 20000 чело­век, из кото­рых боль­шин­ство было ита­лий­цев, он пере­дал эти укреп­лен­ные пунк­ты афи­ня­нам. Эти­ми дей­ст­ви­я­ми, а так­же и в дру­гих отно­ше­ни­ях рас­про­стра­няя сла­ву о Мит­ри­да­те и пре­воз­но­ся его до небес, он при­влек их к сою­зу с царем. Свя­щен­ные день­ги с Дело­са он напра­вил им при посред­стве Ари­сти­о­на, афи­ня­ни­на родом, послав для охра­ны этих денег око­ло 2000 чело­век. Вос­поль­зо­вав­шись всем этим, Ари­сти­он стал тира­ном у себя на родине и из афи­нян одних убил немед­лен­но, как сто­рон­ни­ков рим­лян, дру­гих же ото­слал к Мит­ри­да­ту; так посту­пил чело­век, про­шед­ший эпи­ку­рей­скую фило­соф­скую шко­лу. Но ведь не он один был таким тира­ном в Афи­нах; и не толь­ко рань­ше его Кри­тий и те, кото­рые были сото­ва­ри­ща­ми Кри­тия по фило­со­фии, но таки­ми тира­на­ми были и в Ита­лии при­над­ле­жав­шие к пифа­го­рей­ской шко­ле и во всей осталь­ной Элла­де те из так назы­вае­мых семи муд­ре­цов, кото­рые при­ня­ли уча­стие в государ­ст­вен­ных делах, власт­во­ва­ли и про­яв­ля­ли тира­ни­че­скую власть более жесто­ко, чем про­стые тира­ны, так что и отно­си­тель­но дру­гих фило­со­фов ста­но­вит­ся неяс­ным и подо­зри­тель­ным, вслед­ст­вие ли высо­ких нрав­ст­вен­ных досто­инств или вслед­ст­вие бед­но­сти и того, что им не уда­лось при­стро­ить­ся к государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, они фило­со­фию сде­ла­ли себе уте­ше­ни­ем. Так и теперь мно­гие из них, оста­ва­ясь част­ны­ми людь­ми и бед­ны­ми и, вслед­ст­вие это­го, по необ­хо­ди­мо­сти пре­дав­шись фило­со­фии, выска­зы­ва­ют горь­кие упре­ки по адре­су бога­тых и сто­я­щих у вла­сти, застав­ляя подо­зре­вать в них не столь­ко пре­зре­ние к богат­ству или вла­сти, сколь­ко про­яв­ле­ние зави­сти. Гораздо муд­рее посту­па­ют те, кто не обра­ща­ет вни­ма­ния на их зло­сло­вие.

Пусть же счи­та­ют, что все это ска­за­но мною по пово­ду фило­со­фа Ари­сти­о­на, так как он был винов­ни­ком отступ­ле­ния в моем изло­же­нии.

29. К Архе­лаю при­со­еди­ни­лись ахей­цы и жите­ли Лако­нии и вся Бео­тия за исклю­че­ни­ем Фес­пий, кото­рые он окру­жил и стал оса­ждать. В то же самое вре­мя Мет­ро­фан, послан­ный Мит­ри­да­том с дру­гим вой­ском, опу­сто­шал Эвбею, Демет­ри­а­ду и Маг­не­сию, не став­шие на сто­ро­ну Мит­ри­да­та. В это же вре­мя Брет­тий, дви­нув­шись из Македо­нии с неболь­шим вой­ском, всту­пил с ним в мор­ское сра­же­ние и, пото­пив у него корабль и быст­ро­ход­ное суд­но, убил всех быв­ших на нем на гла­зах у Мет­ро­фа­на. Послед­ний, испу­гав­шись, обра­тил­ся в бег­ство. Так как ветер был попу­т­ным для Мет­ро­фа­на, то Брет­тий его не захва­тил, зато взял Скиаф, город, где у вар­ва­ров хра­ни­лась добы­ча; неко­то­рых их рабов он пове­сил, а у сво­бод­ных отру­бил руки. Затем он обра­тил­ся к Бео­тии и, когда к нему при­шли из Македо­нии дру­гие 1000 чело­век кон­ных и пеших, он око­ло Херо­неи три дня сра­жал­ся с Архе­ла­ем и Ари­сти­о­ном. В общем резуль­тат это­го сра­же­ния был нере­ши­тель­ным при рав­ном успе­хе. Так как соглас­но сою­зу к Архе­лаю и Ари­сти­о­ну при­шли лако­няне и ахей­цы, Брет­тий, счи­тая, что он не будет в состо­я­нии сра­жать­ся с ними со все­ми, стал дви­гать­ся к Пирею, но Архе­лай, дви­нув­шись с фло­том, захва­тил и его.

30. Сул­ла, выбран­ный рим­ля­на­ми вождем для вой­ны с Мит­ри­да­том, толь­ко теперь пере­пра­вил­ся из Ита­лии в Элла­ду с пятью леги­о­на­ми и несколь­ки­ми мани­пу­ла­ми и отряда­ми кон­ни­цы и тот­час стал соби­рать в Это­лии и Фес­са­лии день­ги, союз­ни­ков и про­до­воль­ст­вие; когда он решил, что все­го это­го у него доста­точ­но, он напра­вил­ся в Атти­ку про­тив Архе­лая. Когда он про­хо­дил по Бео­тии, то Бео­тия вся пере­шла на его сто­ро­ну, за исклю­че­ни­ем немно­гих; в том чис­ле был и боль­шой город Фивы, кото­рый очень лег­ко­мыс­лен­но стал на сто­ро­ну Мит­ри­да­та про­тив рим­лян, но еще ско­рее, рань­ше чем дело дошло до серь­ез­но­го испы­та­ния, от Архе­лая пере­шел на сто­ро­ну Сул­лы. При­дя в Атти­ку, Сул­ла послал часть войск к горо­ду оса­ждать Ари­сти­о­на, а сам спу­стил­ся к Пирею, где был Архе­лай и где за сте­на­ми дер­жа­лись вра­ги. Высота этих стен была до 40 лок­тей и сде­ла­ны они были из боль­ших четы­рех­уголь­ных кам­ней. Соорудил их Перикл, когда он был вое­на­чаль­ни­ком у афи­нян про­тив пело­пон­нес­цев: пола­гая в Пирее всю надеж­ду на победу, он так уси­лен­но укре­пил его. Несмот­ря на такую высоту стен, Сул­ла подо­дви­нул лест­ни­цы; он совер­шил мно­го подви­гов, но потер­пел и мно­го неудач, так как кап­па­до­кий­цы защи­ща­лись храб­ро; утом­лен­ный, он уда­лил­ся в Элев­син и Мега­ру и стал соору­жать там воен­ные маши­ны про­тив Пирея и заду­мал под­ве­сти к нему зем­ля­ную насыпь. Рабо­чих, все обо­рудо­ва­ние, желе­зо, ката­пуль­ты и все дру­гое подоб­но­го рода он полу­чал из Фив, он сру­бил рощу Ака­де­мии и соорудил огром­ные осад­ные маши­ны. Длин­ные же сте­ны он раз­ру­шал, употреб­ляя камень, дере­во и зем­лю для насы­пи.

31. Двое атти­че­ских рабов из Пирея — или дей­ст­ви­тель­но сто­рон­ни­ки рим­лян, или пред­у­смот­ри­тель­но при­готов­ляв­шие себе убе­жи­ще на вся­кий слу­чай, — сде­лав из свин­ца шары, дела­ли на них над­пи­си о том, что пред­при­ни­ма­ет­ся про­тив рим­лян, и бро­са­ли их из пра­щей. Когда это про­ис­хо­ди­ло мно­го раз и было заме­че­но, Сул­ла обра­тил вни­ма­ние на бро­сае­мые из пра­щи свин­цо­вые шары и нашел на них запись, что на сле­дую­щий день пехота вый­дет пря­мо фрон­том на работаю­щих, а всад­ни­ки бро­сят­ся с обе­их сто­рон на оба флан­га рим­лян. И вот он скрыл доста­точ­ный отряд войск, и когда вра­ги сде­ла­ли вылаз­ку, кото­рая, как они дума­ли, была вполне неожи­дан­ной, Сул­ла, дви­нув на них еще более неожи­дан­но скры­тое вой­ско, мно­гих из них убил, а дру­гих сбро­сил в море. Таков был исход этой попыт­ки. Когда насыпь ста­ла силь­но под­ни­мать­ся квер­ху, Архе­лай в свою оче­редь стал соору­жать баш­ни и поста­вил на них мно­го орудий для защи­ты и послал за вспо­мо­га­тель­ны­ми сила­ми из Хал­киды и дру­гих ост­ро­вов и воору­жил даже греб­цов, как буд­то бы опас­ность дости­га­ла выс­шей сте­пе­ни. Вой­ско Архе­лая было вооб­ще (и преж­де) мно­го­чис­лен­нее вой­ска Сул­лы, а после это­го еще более пре­вос­хо­ди­ло его чис­лом; и вот сре­ди ночи Архе­лай, сде­лав стре­ми­тель­ную вылаз­ку, сжег одну из двух соору­жен­ных «чере­пах» и все нахо­дя­щи­е­ся в ней при­спо­соб­ле­ния. Но дней через десять Сул­ла опять сде­лал дру­гую и опять поста­вил на то же место, где сто­я­ла пер­вая. Про­тив нее Архе­лай поста­вил на сте­нах баш­ню.

32. Когда к нему при­бы­ло от Мит­ри­да­та дру­гое вой­ско, кото­рым коман­до­вал Дро­ми­хет, Архе­лай вывел всех на сра­же­ние. При­ме­шав к их рядам пращ­ни­ков и стрел­ков из лука, он поста­вил их у самой сте­ны, с тем чтобы и те, кото­рые охра­ня­ют сте­ну, мог­ли пора­жать вра­гов. Дру­гие же у него с зажжен­ны­ми факе­ла­ми⁴ под ворота­ми выжида­ли удоб­но­го для вылаз­ки вре­ме­ни. Дол­гое вре­мя сра­же­ние было нере­ши­тель­ным, так как пооче­ред­но отсту­па­ли то одни, то дру­гие, преж­де все­го вар­ва­ры, но Архе­лай, удер­жав их, вновь дви­нул в бой. Испу­ган­ные этим, рим­ляне в свою оче­редь ста­ли отсту­пать, но Муре­на, встре­тив их, заста­вил их повер­нуть назад. Дру­гой леги­он, вер­нув­ший­ся с загото­вок леса, а с ними и штраф­ные, застав это сра­же­ние, со всем рве­ни­ем очень реши­тель­ным натис­ком напа­ли на вой­ско Мит­ри­да­та и уби­ли из него око­ло 2000 чело­век, а осталь­ных загна­ли за сте­ны. Архе­лай, кото­рый ста­рал­ся вновь повер­нуть их на вра­гов и вслед­ст­вие рве­ния дол­гое вре­мя оста­вал­ся в бою, был отре­зан от ворот и под­нят на сте­ну на обрыв­ке верев­ки. Сул­ла же со штраф­ных, как бле­стя­ще сра­жав­ших­ся, снял позор бес­че­стия, а осталь­ных ода­рил боль­ши­ми подар­ка­ми.

33. Так как насту­па­ла уже зима, то Сул­ла, рас­по­ло­жив свое вой­ско лаге­рем в Элев­сине, стал вести с воз­вы­шен­но­сти глу­бо­кий ров к морю, чтобы кон­ни­це вра­гов не было так удоб­но напа­дать на него. Пока он был занят этой работой, у него каж­дый день про­ис­хо­ди­ли столк­но­ве­ния — то у рва, то у стен, так как вра­ги часто выхо­ди­ли, пус­кая в ход кам­ни, стре­лы и свин­цо­вые ядра. Так как Сул­ла нуж­дал­ся в кораб­лях, он послал за ними на Родос. Но ввиду того, что родо­с­цы не мог­ли пере­пра­вить­ся к нему, ибо Мит­ри­дат был вла­ды­кой моря, Сул­ла при­ка­зал Лукул­лу, чело­ве­ку из знат­но­го рим­ско­го рода, кото­рый после Сул­лы был вое­на­чаль­ни­ком в войне с Мит­ри­да­том, тай­но пере­пра­вить­ся в Алек­сан­дрию и Сирию и собрать у царей, обла­даю­щих фло­том при­мор­ских горо­дов, кораб­ли, чтобы про­ве­сти флот родо­с­цев. Хотя море было в руках непри­я­те­лей, тем не менее Лукулл не заду­мы­ва­ясь сел в малень­кое суде­ныш­ко и, пере­са­жи­ва­ясь затем с одно­го кораб­ля на дру­гой, чтобы скрыть свои следы, при­был в Алек­сан­дрию.

34. Те же пре­да­те­ли из-за стен, вновь напи­сав на свин­цо­вой таб­лич­ке, что этой ночью Архе­лай пошлет в город афи­ня­нам, мучи­мым голо­дом, сол­дат с гру­зом, бро­си­ли ее из пра­щи; Сул­ла, устро­ив заса­ду, захва­тил и хлеб, и нес­ших его. В этот же самый день Муна­ций око­ло Хал­киды раз­бил Неопто­ле­ма, вто­ро­го вое­на­чаль­ни­ка Мит­ри­да­та, убил до 1500 чело­век и взял в плен еще боль­шее чис­ло вра­гов. Немно­го вре­ме­ни спу­стя ночью, когда сто­ро­жа еще спа­ли, рим­ляне, подо­дви­нув при помо­щи машин лест­ни­цы к Пирею, взо­шли на сте­ну и пере­би­ли бли­жай­шую стра­жу. Тогда одни из вар­ва­ров тот­час соско­чи­ли в Пирей, поки­нув сте­ны, как буд­то бы они цели­ком были захва­че­ны; дру­гие же, перей­дя в напа­де­ние, уби­ли началь­ни­ка ворвав­ших­ся, а осталь­ных вновь выгна­ли за сте­ны. А неко­то­рые, сде­лав даже вылаз­ку через ворота, едва не сожгли вто­рой баш­ни рим­лян; но Сул­ла, быст­ро дви­нув­шись из лаге­ря и упор­но сра­жа­ясь в тече­ние целой ночи и на сле­дую­щий день, отсто­ял ее. И на этот раз вар­ва­ры отсту­пи­ли, но Архе­лай поста­вил на стене дру­гую огром­ную баш­ню, напро­тив баш­ни рим­лян, и они вели друг с дру­гом бой с этих башен, вза­им­но осы­пая друг дру­га частым дождем вся­ко­го рода мета­тель­ных сна­рядов; нако­нец Сул­ла при помо­щи ката­пульт, выпус­каю­щих сра­зу по два­дцать очень тяже­лых свин­цо­вых ядер, пере­бил мно­гих, рас­ша­тал баш­ню Архе­лая и сде­лал ее неустой­чи­вой, так что Архе­лай, опа­са­ясь ее паде­ния, тот­час велел убрать ее со сте­ны вниз.

35. Когда заклю­чен­ные в горо­де еще силь­нее ста­ли стра­дать от голо­да, то бро­шен­ные свин­цо­вые пла­стин­ки опять сооб­щи­ли рим­ля­нам, что Архе­лай ночью пошлет в город про­до­воль­ст­вие. Архе­лай, подо­зре­вая, что рим­ля­нам дела­ет­ся сооб­ще­ние отно­си­тель­но хле­ба и что есть пре­да­тель­ство, тем не менее отпра­вил хлеб, но поста­вил людей у ворот с огнем, чтобы сде­лать напа­де­ние на рим­лян, если Сул­ла напра­вит­ся с вой­ском на иду­щих с хле­бом. И обо­им уда­лось их пред­при­я­тие: Сул­ле — захва­тить нес­ших хлеб, Архе­лаю же — сжечь неко­то­рые из рим­ских соору­же­ний. В то же вре­мя и Арка­фий, сын Мит­ри­да­та, вторг­шись в Македо­нию с дру­гим вой­ском, лег­ко одер­жал победу, так как рим­лян там было мало, под­чи­нил всю Македо­нию и, пору­чив ее сатра­пам, сам дви­нул­ся про­тив Сул­лы, но захво­рал и умер око­ло Тисеи. В Атти­ке же у горо­да, кото­рый ужас­но стра­дал от голо­да, Сул­ла соорудил мно­го малень­ких укреп­ле­ний, чтобы никто не мог оттуда убе­жать и чтобы насе­ле­ние еще боль­ше стра­да­ло вслед­ст­вие ску­чен­но­сти.

36. В Пирее же, под­няв насыпь на доста­точ­ную высоту, Сул­ла стал подо­дви­гать маши­ны. Но Архе­лай под­ко­пал­ся под насыпь и дол­гое вре­мя неза­мет­но уно­сил зем­лю; насыпь ста­ла вне­зап­но оседать. Рим­ляне успе­ли быст­ро это заме­тить, отта­щи­ли назад маши­ны и запол­ни­ли насыпь. Тем же спо­со­бом они в свою оче­редь под­ры­лись под сте­ну, поль­зу­ясь их же следа­ми; и вот под зем­лей они стал­ки­ва­лись друг с дру­гом и сра­жа­лись вру­ко­паш­ную меча­ми и копья­ми, посколь­ку это было воз­мож­но в тем­но­те. Одно­вре­мен­но с этим и Сул­ла с насы­пи при помо­щи мно­гих соору­же­ний бил тара­на­ми в сте­ну, пока часть ее не упа­ла; желая сжечь нахо­дя­щу­ю­ся неда­ле­ко баш­ню, он стал пус­кать в нее мно­го зажи­га­тель­ных сна­рядов и самых храб­рых из вои­нов послал с лест­ни­ца­ми. При вели­чай­шем напря­же­нии с обе­их сто­рон баш­ня в кон­це кон­цов заго­ре­лась, и Сул­ла, раз­ру­шив неболь­шую часть сте­ны, тот­час же поста­вил там сто­ро­же­вое укреп­ле­ние; под­ко­пан­ные осно­ва­ния сте­ны, дер­жав­ши­е­ся толь­ко бал­ка­ми, были напол­не­ны серой паклей и смо­лой и тот­час же все подо­жже­ны. Одна за дру­гой части стен ста­ли падать, увле­кая с собой сто­я­щих навер­ху стен вои­нов. Это огром­ное и вне­зап­но воз­ник­шее со всех сто­рон смя­те­ние напу­га­ло защит­ни­ков стен, как буд­то бы и та сте­на, кото­рая была у них под нога­ми, тот­час упа­дет. Поэто­му они с бес­по­кой­ст­вом огляды­ва­лись во все сто­ро­ны; страх застав­лял их смот­реть на все с подо­зре­ни­ем, и пото­му они сла­бо сра­жа­лись с вра­га­ми.

37. На нахо­дя­щих­ся в таком состо­я­нии вои­нов Сул­ла наседал без пере­дыш­ки, но при этом он все вре­мя сме­нял устав­ших, при­во­дя все новые и све­жие отряды с лест­ни­ца­ми; они, под­ни­мая крик, побуж­да­ли сво­их к ново­му бою; и Сул­ла одно­вре­мен­но под­бо­д­рял их, то гро­зя, то уго­ва­ри­вая, что в такой корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни для них решит­ся исход все­го похо­да. Но и Архе­лай в свою оче­редь дви­нул дру­гие вой­ска вме­сто при­шед­ших в сму­ще­ние; и он все вре­мя вновь и вновь воз­об­нов­лял сра­же­ние, одно­вре­мен­но взы­вая и побуж­дая всех сво­их, что «еще немно­го, и спа­се­ние для них обес­пе­че­но». Вновь с той и дру­гой сто­ро­ны у всех про­яви­лась огром­ная энер­гия и пыл; готов­ность к бою и поте­ри с обе­их сто­рон были оди­на­ко­вы и рав­но­цен­ны. Но Сул­ла, поне­ся боль­шие поте­ри, как напа­дав­ший извне, ото­звал труб­ным сиг­на­лом вой­ско и, к удив­ле­нию⁵ мно­гих, отвел его назад. А Архе­лай тот­час же ночью стал вос­ста­нав­ли­вать упав­шую часть сте­ны, при­чем он изнут­ри воз­вел мно­гие укреп­ле­ния в виде полу­ме­ся­ца. На эти ново­по­стро­ен­ные сте­ны Сул­ла еще раз пытал­ся сде­лать напа­де­ние всем вой­ском, счи­тая, что пока они еще сырые и сла­бые, он лег­ко их раз­ру­шит. Но, попав в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние, как это есте­ствен­но в узком месте, и пора­жае­мый свер­ху по фрон­ту и с флан­гов, так как укреп­ле­ния были в виде полу­ме­ся­ца, он отка­зал­ся совер­шен­но от мыс­ли взять Пирей при­сту­пом и пере­шел к оса­де, чтобы под­чи­нить его себе голо­дом.

38. Заме­тив, что нахо­дя­щи­е­ся в горо­де испы­ты­ва­ют все боль­шую и боль­шую нуж­ду, что они пере­ре­за­ли весь скот, что они варят шку­ры и содран­ные кожи и жад­но поеда­ют отвар, а неко­то­рые из них поеда­ют и мерт­вых, Сул­ла при­ка­зал все­му вой­ску обве­сти город рвом, чтобы даже пооди­ноч­ке никто не мог бежать оттуда и скрыть­ся. Когда это было выпол­не­но по его при­ка­за­нию, он одно­вре­мен­но при­дви­нул лест­ни­цы и стал под­ры­вать сте­ны. Когда тот­час же про­изо­шло бег­ство, как это и есте­ствен­но для осла­бев­ших людей, Сул­ла ворвал­ся в город, и в Афи­нах нача­лось ужас­ное и без­жа­лост­ное изби­е­ние. Ни бежать они не мог­ли вслед­ст­вие исто­ще­ния, ни поща­ды не ока­зы­ва­лось ни детям, ни жен­щи­нам — Сул­ла при­ка­зал всех попа­дав­ших­ся на пути изби­вать в гне­ве на их поспеш­ный и неле­пый пере­ход на сто­ро­ну вар­ва­ров и раз­дра­жен­ный их неуме­рен­ны­ми оскорб­ле­ни­я­ми. Очень мно­гие, услы­шав об этом при­ка­зе, сами бро­са­лись к убий­цам, чтобы они ско­рее выпол­ни­ли свое дело. Лишь у немно­гих хва­ти­ло сил бежать в Акро­поль; вме­сте с ними бежал и Ари­сти­он, сжег­ши Оде­он, чтобы у Сул­лы не было гото­во­го уже дере­вян­но­го мате­ри­а­ла для оса­ды Акро­по­ля. Сул­ле уда­лось оста­но­вить пожар горо­да, но зато он отдал его на раз­граб­ле­ние вой­ску. И рим­ские вои­ны во мно­гих домах нахо­ди­ли чело­ве­че­ское мясо, при­готов­лен­ное для еды. На сле­дую­щий день Сул­ла про­дал рабов; сво­бод­ным же, кото­рые в тече­ние про­шлой ночи не успе­ли быть уби­ты­ми, — их было очень мало, — он объ­явил, что дару­ет сво­бо­ду, но пра­во голо­со­ва­ния, камеш­ка­ми ли, под­ня­ти­ем ли рук, он отни­ма­ет, так как они вое­ва­ли с ним, но их потом­кам он обе­щал вер­нуть это пра­во.

39. Так в пол­ной мере беды постиг­ли Афи­ны. Сул­ла поста­вил гар­ни­зон в Акро­по­ле, так как Ари­сти­он и бежав­шие сюда вме­сте с ним под гне­том голо­да и жаж­ды в ско­ром вре­ме­ни сда­лись. Из них Ари­сти­о­на и его сви­ту, рав­но и тех, кото­рые нес­ли какую-либо офи­ци­аль­ную долж­ность или совер­ши­ли что-либо про­тив того, что было рань­ше уста­нов­ле­но, когда Элла­да была заво­е­ва­на рим­ля­на­ми, — этих Сул­ла нака­зал смер­тью; дру­гих же он поща­дил и уста­но­вил для всех них зако­ны, близ­кие к тем, кото­рые рань­ше были опре­де­ле­ны им рим­ля­на­ми. Из Акро­по­ля было выве­зе­но золота око­ло 40 фун­тов, а сереб­ра — око­ло 600. Но эти собы­тия в Акро­по­ле про­изо­шли несколь­ко позд­нее.

40. Как толь­ко город был взят, Сул­ла не стал ждать, пока он смо­жет взять Пирей оса­дой, но дви­нул про­тив него сте­но­бит­ные орудия, мета­тель­ные орудия и стрел­ков; дви­нул и боль­шое коли­че­ство людей, кото­рые под при­кры­ти­ем чере­пах ста­ли под­ка­пы­вать сте­ны, так­же и когор­ты вои­нов⁶, кото­рые, пус­кая копья и стре­лы в сто­я­щих на сте­нах, часто их пора­жа­ли. И он под­ко­пал и раз­ру­шил сте­ны в виде полу­ме­ся­ца, кото­рые были еще очень сыры­ми и сла­бы­ми, так как недав­но были постро­е­ны. Так как Архе­лай пред­видел это и рань­ше, то перед ними внут­ри укреп­ле­ний он выстро­ил мно­го подоб­ных же укреп­ле­ний, Сул­ле при­хо­ди­лось непре­рыв­но вести бой, так как он попа­дал с одно­го укреп­ле­ния на дру­гое такое же; но он был неуто­мим в сво­ей настой­чи­во­сти; он часто сме­нял (утом­лен­ные) вой­ска и, обхо­дя сол­дат, побуж­дал их к рабо­те, ука­зы­вая на то, что в том неболь­шом уси­лии, кото­рое им оста­ет­ся сде­лать, заклю­ча­ет­ся выпол­не­ние всех их упо­ва­ний и надежд на добы­чу. Да и сами вои­ны, счи­тая, что это дей­ст­ви­тель­но конец их трудов, и горя често­лю­би­вым жела­ни­ем совер­шить это вели­кое и слав­ное дело — овла­деть столь креп­ки­ми сте­на­ми, при­ла­га­ли все ста­ра­ния, так что Архе­лай, пора­жен­ный их беше­ной и безум­ной настой­чи­во­стью, отдал в их власть сте­ны и спеш­но отсту­пил в силь­но укреп­лен­ную и омы­вае­мую морем часть Пирея, где Сул­ла, не имея кораб­лей, не мог попы­тать­ся на него напасть.

41. Отсюда Архе­лай отпра­вил­ся в Фес­са­лию через Бео­тию и собрал в Фер­мо­пи­лах остат­ки все­го сво­его вой­ска, с кото­рым он сюда при­шел, так же как и того, кото­рое было у Дро­ми­хе­та. Он объ­еди­нил и то, кото­рое вторг­лось в Македо­нию с Арка­фи­ем, сыном царя (Мит­ри­да­та), кото­рое тогда было наи­бо­лее силь­ным и пол­ным, и всех тех, кото­рых Мит­ри­дат все вре­мя посы­лал на под­креп­ле­ние; ведь он их посы­лал непре­рыв­но. Всех их он соби­рал со вся­кой поспеш­но­стью. В это вре­мя Сул­ла сжег Пирей, кото­рый доста­вил ему еще боль­ше непри­ят­но­стей, чем город (Афи­ны), не поща­див ни арсе­на­ла, ни вер­фей, ни какое-либо дру­гое из про­слав­лен­ных стро­е­ний. А затем он дви­нул­ся про­тив Архе­лая, тоже через Бео­тию. Когда они подо­шли близ­ко друг к дру­гу, то те, кото­рые недав­но были у Фер­мо­пил, ото­шли к Фокиде; то были фра­кий­цы, жите­ли Пон­та, ски­фы, кап­па­до­кий­цы, вифин­цы, гала­ты и фри­гий­цы и жите­ли дру­гих стран, кото­рые недав­но были заво­е­ва­ны Мит­ри­да­том, — все­го 120000 чело­век. Началь­ни­ки у них были над каж­дой частью свои соб­ст­вен­ные, над все­ми же глав­но­ко­ман­дую­щим был Архе­лай. Сул­ла вел с собою ита­лий­цев, тех элли­нов или македо­нян, кото­рые недав­но пере­шли к нему от Архе­лая, а так­же кое-кого из сосед­них горо­дов; все вме­сте они не состав­ля­ли даже третьей части непри­я­тель­ско­го вой­ска.

42. Когда они ока­за­лись друг про­тив дру­га, то Архе­лай выст­ра­и­вал вой­ско в бое­вой порядок, все вре­мя вызы­вая на сра­же­ние, Сул­ла же мед­лил, при­ни­мая во вни­ма­ние мест­ные усло­вия и коли­че­ство непри­я­те­лей. Когда же Архе­лай стал ухо­дить к Хал­киде, он пошел сле­дом за ним, под­жидая удоб­но­го вре­ме­ни и места. Когда же он увидал, что Архе­лай стал лаге­рем око­ло Херо­неи на пока­том месте, откуда не было ника­кой воз­мож­но­сти уйти, если им не будет одер­жа­на победа, он сам, заняв побли­зо­сти широ­кую рав­ни­ну, тот­час вывел свое вой­ско для сра­же­ния, чтобы заста­вить Архе­лая при­нять его даже про­тив воли. Поза­ди рим­лян про­сти­ра­лась ров­ная и глад­кая как для пре­сле­до­ва­ния, так и для отступ­ле­ния рав­ни­на, а у Архе­лая в тылу были кру­тые горы, кото­рые не поз­во­ля­ли нигде сра­зу пустить в дело все вой­ско, так как на такой неров­ной мест­но­сти он не имел воз­мож­но­сти выстро­ить его все; в слу­чае же пора­же­ния отступ­ле­ние по кру­чам было невоз­мож­но. На осно­ва­нии таких сооб­ра­же­ний, пола­га­ясь боль­ше все­го на неудоб­ство места, Сул­ла стал здесь насту­пать с тем, чтобы пре­иму­ще­ство в чис­лен­но­сти не при­нес­ло Архе­лаю ника­кой поль­зы; Архе­лай же не имел в виду, что ему при­дет­ся здесь всту­пить в сра­же­ние, поэто­му небреж­но рас­ки­нул лагерь. Когда же Сул­ла уже начал наступ­ле­ние на него, он, в кон­це кон­цов, слиш­ком позд­но понял неудоб­ство рас­по­ло­же­ния, послал впе­ред отряд всад­ни­ков, чтобы поме­шать пере­дви­же­нию Сул­лы. Когда же они были обра­ще­ны в бег­ство и отбро­ше­ны к кру­тым горам, он вновь при­слал шесть­де­сят колес­ниц (с коса­ми), в надеж­де стре­ми­тель­ным натис­ком пору­бить коса­ми и разо­рвать фалан­гу непри­я­те­лей. Но рим­ляне рас­сту­пи­лись перед колес­ни­ца­ми, кото­рые вслед­ст­вие сво­ей стре­ми­тель­но­сти про­ско­чи­ли в зад­ние ряды рим­лян, а так как они пово­ра­чи­ва­лись с трудом, то были окру­же­ны нахо­див­ши­ми­ся в зад­них рядах и уни­что­же­ны их копья­ми и стре­ла­ми.

43. Но даже в этом слу­чае Архе­лай мог бы спо­кой­но защи­щать­ся в сво­ем укреп­лен­ном лаге­ре, при­чем ему даже кру­тые горы мог­ли ока­зать извест­ную помощь, но он со всей поспеш­но­стью стал выво­дить и ста­ра­тель­но выст­ра­и­вать мно­же­ство людей, не под­готов­лен­ных пред­ва­ри­тель­но к бит­ве, будучи крайне стес­нен­ным на узком про­стран­стве при­бли­же­ни­ем Сул­лы. Преж­де все­го он выслал впе­ред кон­ни­цу, кото­рая силь­ным натис­ком раз­ре­за­ла фалан­гу рим­лян на две части, и затем ввиду мало­чис­лен­но­сти рим­лян стал лег­ко их окру­жать. Рим­ляне силь­но отби­ва­лись, повер­нув­шись во все сто­ро­ны. Осо­бен­но труд­но было рим­ля­нам, нахо­див­шим­ся под началь­ст­вом Галь­бы и Гор­тен­зия, про­тив кото­рых сто­ял сам Архе­лай, так как вар­ва­ры, нахо­дясь на гла­зах сво­его вое­на­чаль­ни­ка, насту­па­ли с осо­бен­ной настой­чи­во­стью. Но тут Сул­ла дви­нул­ся на них с боль­шим коли­че­ст­вом всад­ни­ков. По знач­кам вое­на­чаль­ни­ка и по под­ня­той боль­шой пыли Архе­лай заклю­чил, что при­бли­жа­ет­ся Сул­ла; поэто­му он пре­кра­тил окру­же­ние и отсту­пил в свой бое­вой строй. Сул­ла, ведя луч­шую часть сво­ей кон­ни­цы и мимо­хо­дом захва­тив две све­жие когор­ты, кото­рые были им остав­ле­ны в заса­де, напал на вра­гов, когда они еще не успе­ли выпря­мить свой круг и выстро­ить­ся твер­до по фрон­ту, и, при­ведя их в бес­по­рядок, изру­бил мно­гих из них и стал пре­сле­до­вать обра­щен­ных в бег­ство. Когда здесь было поло­же­но нача­ло победе, то и Муре­на, кото­рый коман­до­вал левым кры­лом, не стал мед­лить, но, сты­дя тех, кто был око­ло него, сме­ло напал на вра­гов и в свою оче­редь стал их пре­сле­до­вать.

44. Когда оба кры­ла вой­ска Архе­лая были уже обра­ще­ны в бег­ство, то и центр не удер­жал сво­их рядов, и бег­ство ста­ло все­об­щим — и тут все, что пред­по­ла­гал Сул­ла, сва­ли­лось на голо­вы вра­гов. Не имея удоб­но­го места, чтобы раз­вер­нуть­ся для новой ата­ки, ни рав­ни­ны для бег­ства, они были при­тис­ну­ты пре­сле­до­вав­ши­ми их рим­ля­на­ми к отвес­ным ска­лам, и одни из них пада­ли мерт­вы­ми на этом месте⁷, дру­гие же, более бла­го­ра­зум­ные, бро­си­лись к лаге­рю. Но Архе­лай пред­у­предил их, закрыв перед ними ворота, — это пока­за­ло его пол­ную неопыт­ность при пора­же­ни­ях, — и велел им повер­нуть­ся опять про­тив непри­я­те­лей. Они охот­но повер­ну­лись, но, не имея у себя ни вое­на­чаль­ни­ков, ни руко­во­ди­те­лей, чтобы выстро­ить их в поряд­ке, не узна­вая сво­их воен­ных знач­ков, бро­шен­ных, как это быва­ет в бес­по­рядоч­ном бег­стве, они без труда были изби­ты: одни из них — вра­га­ми, так как не успе­ли раз­вер­нуть­ся, про­тив них, дру­гие же — сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми това­ри­ща­ми, так как они в бес­по­ряд­ке мета­лись в боль­шом коли­че­стве на узком про­стран­стве. Они вновь бро­си­лись к воротам лаге­ря и тол­пи­лись вокруг них, упре­кая тех, кото­рые не впус­ка­ли. С упре­ка­ми они ука­зы­ва­ли им на их общих оте­че­ских богов, на дру­гие их близ­кие отно­ше­ния, гово­ря, что они поги­ба­ют не столь­ко от вра­гов, сколь­ко от тех, кото­рые с таким пре­зре­ни­ем не хотят их при­нять к себе. Нако­нец, Архе­лай, позд­нее чем это было нуж­но, открыл ворота и при­нял их, вбе­жав­ших туда в пол­ном бес­по­ряд­ке. Увидав это, рим­ляне, уси­лен­но побуж­дая друг дру­га, бегом бро­си­лись вслед за бегу­щи­ми, ворва­лись в лагерь и тем окон­ча­тель­но закре­пи­ли победу. 45. Архе­лай и осталь­ные, успев­шие бежать, собра­лись в Хал­киде в чис­ле не более 10000 из вой­ска в 120000. У рим­лян поте­ри счи­та­лись в 15 чело­век, из кото­рых двое опять попра­ви­лись.

Таков был конец бит­вы при Херо­нее для Сул­лы и для Архе­лая, глав­но­ко­ман­дую­ще­го Мит­ри­да­та; и для того и для дру­го­го этот столь важ­ный резуль­тат полу­чил­ся, глав­ным обра­зом, вслед­ст­вие пред­у­смот­ри­тель­но­сти Сул­лы и нера­зу­мия Архе­лая. Сул­ла, в руках кото­ро­го ока­за­лось мно­го плен­ных, ору­жия и дру­гой добы­чи, собрав все ненуж­ное в кучи, сам под­по­я­сан­ный, как это в обы­чае рим­лян, сжег в честь боже­ства вой­ны, и, дав вой­ску корот­кий отдых, дви­нул­ся с лег­ко­во­ору­жен­ны­ми про­тив Архе­лая к Эври­пу. Так как у рим­лян не было кораб­лей, то Архе­лай без вся­кой опас­но­сти для себя объ­ез­жал ост­ро­ва и гра­бил при­бреж­ные мест­но­сти. Вый­дя на берег в Закин­фе, он стал лаге­рем око­ло горо­да. Несколь­ко рим­лян, про­жи­вав­ших там, ночью напа­ли на него; тогда он быст­ро опять сел на кораб­ли и отплыл в Хал­киду, более похо­жий на мор­ско­го раз­бой­ни­ка, чем на веду­ще­го насто­я­щую вой­ну.

46. Изве­стие о таком пора­же­нии в пер­вый момент пора­зи­ло Мит­ри­да­та ужа­сом; его охва­тил страх, как обык­но­вен­но быва­ет при таком собы­тии. Одна­ко со всей поспеш­но­стью он стал соби­рать дру­гое вой­ско со всех покор­ных ему пле­мен. Счи­тая, что неко­то­рые из них под вли­я­ни­ем это­го пора­же­ния напа­дут на него или теперь, или когда пред­ста­вит­ся какой-либо дру­гой бла­го­при­ят­ный слу­чай, он собрал всех подо­зри­тель­ных для себя лиц, преж­де чем вой­на при­мет более ост­рые фор­мы, и в первую оче­редь тет­рар­хов гала­тов, кото­рые при­шли к нему как дру­зья и не были ему под­чи­не­ны; он велел убить⁸ их всех с детьми и жена­ми, кро­ме тех, кото­рые успе­ли бежать; одни из них были уби­ты из заса­ды подо­слан­ны­ми убий­ца­ми, дру­гие погиб­ли в одну ночь на пиру; Мит­ри­дат счи­тал, что ни один из них не сохра­нит ему вер­но­сти, если при­бли­зит­ся Сул­ла. Он забрал себе все их иму­ще­ство, ввел в горо­да гар­ни­зо­ны и поста­вил над этим пле­ме­нем в каче­стве сатра­па Эвма­ха. Но остав­ши­е­ся в живых тет­рар­хи, собрав вой­ско из сель­ских мест­но­стей, тот­час же изгна­ли его из Гала­тии вме­сте с гар­ни­зо­на­ми. Таким обра­зом, Мит­ри­да­ту уда­лось полу­чить от гала­тов одни толь­ко день­ги. Теперь при­шла оче­редь Хиоса. На хиос­цев он сер­дил­ся еще с того вре­ме­ни, когда один из их кораб­лей во вре­мя мор­ской бит­вы у Родо­са неосто­рож­но уда­рил (носом) в цар­ский корабль. Сна­ча­ла он кон­фис­ко­вал иму­ще­ство тех из хиос­цев, кото­рые бежа­ли к Сул­ле, затем послал людей, чтобы они про­из­ве­ли рас­сле­до­ва­ние, кто явля­ет­ся сто­рон­ни­ком рим­лян⁹. И, в-третьих, нако­нец, Зено­бий, ведя с собой вой­ско, под пред­ло­гом, что он хочет пере­бро­сить его в Элла­ду, ночью захва­тил сте­ны хиос­цев и дру­гие укреп­лен­ные места и, поста­вив у ворот стра­жу, велел объ­явить, чтобы ино­зем­цы оста­ва­лись спо­кой­ны­ми, а хиос­цы соби­ра­лись на народ­ное собра­ние, так как он наме­рен сооб­щить им нечто от име­ни царя. Когда они собра­лись, то он ска­зал им, что царь подо­зри­тель­но отно­сит­ся к их горо­ду из-за тех, кото­рые дер­жат сто­ро­ну рим­лян, но что «он пере­станет так отно­сить­ся, если вы пере­да­ди­те ору­жие и в каче­стве залож­ни­ков дади­те детей вид­ней­ших из граж­дан». Хиос­цы, видя, что их город взят, выпол­ни­ли и то и дру­гое тре­бо­ва­ние. Зено­бий ото­слал все это в Эритры, заявив, что царь при­шлет хиос­цам пись­мен­ный при­каз.

47. И вот от Мит­ри­да­та при­бы­ло пись­мо, гла­ся­щее сле­дую­щее: «Вы и теперь про­яв­ля­е­те склон­ность к рим­ля­нам; и мно­гие из вас и сей­час нахо­дят­ся у них, и вы поль­зу­е­тесь иму­ще­ст­вом рим­лян, не вно­ся нам (при­ка­зан­ной) доли. Кро­ме того, в бит­ве под Родо­сом ваша три­э­ра уда­ри­ла в мой корабль и при­чи­ни­ла ему повреж­де­ние. Я сам (без вашей прось­бы) вме­нил это в вину одним толь­ко корм­чим, давая вам слу­чай спа­стись и почув­ст­во­вать мое вели­ко­ду­шие. И вот луч­ших сво­их граж­дан вы тай­но посла­ли к Сул­ле, и ни на кого из них вы не ука­за­ли и не донес­ли мне, что они это сде­ла­ли не по обще­му реше­нию, а это вы долж­ны были бы сде­лать, если бы вы не были их соучаст­ни­ка­ми. Тех, кото­рые зло­умыш­ля­ли про­тив моей вла­сти, зло­умыш­ля­ли на мою жизнь, мои дру­зья при­суди­ли к смер­ти, я же вас нака­зы­ваю штра­фом в 2000 талан­тов». Тако­во было (суро­вое) содер­жа­ние пись­ма. Хиос­цы хоте­ли отпра­вить к Мит­ри­да­ту посоль­ство, но Зено­бий им это­го не поз­во­лил. Так как ору­жие у них было ото­бра­но, дети вид­ней­ших граж­дан взя­ты в каче­стве залож­ни­ков, столь зна­чи­тель­ное вар­вар­ское вой­ско сто­я­ло в их горо­де, то они, сте­ная, ста­ли сно­сить укра­ше­ния хра­мов и все жен­ские дра­го­цен­но­сти для выпол­не­ния при­ка­за о 2000 талан­тов. Когда они выпол­ни­ли и это, Зено­бий, обви­няя их, что не хва­та­ет весу, собрал их всех в театр, и, поста­вив вой­ско с обна­жен­ны­ми меча­ми вокруг теат­ра, заняв доро­ги от теат­ра до моря, он повел туда хиос­цев, вызы­вая каж­до­го в отдель­но­сти из теат­ра, и поса­дил на кораб­ли, отдель­но муж­чин, отдель­но их жен­щин и детей, при­чем кон­вой по вар­вар­ско­му обы­чаю поз­во­лял себе по отно­ше­нию к ним оскорб­ле­ния. Когда затем они были достав­ле­ны к Мит­ри­да­ту, они были отправ­ле­ны им к Пон­ту Эвк­син­ско­му.

48. Так было поступ­ле­но с хиос­ца­ми. Когда Зено­бий с вой­ском подо­шел к Эфе­су, то жите­ли это­го горо­да пред­ло­жи­ли ему сло­жить ору­жие у ворот и вой­ти в город с неболь­шим коли­че­ст­вом про­во­жаю­щих. Он послу­шал­ся их и, вой­дя в город, пошел к Фило­пе­ме­ну, отцу Мони­мы, любов­ни­цы Мит­ри­да­та, постав­лен­но­му Мит­ри­да­том в каче­стве наблюда­те­ля над эфес­ца­ми, и объ­явил, чтобы эфес­цы собра­лись к нему на собра­ние. Эфес­цы, не ожи­дая себе от него ниче­го хоро­ше­го, пере­нес­ли это собра­ние на сле­дую­щий день, ночью же, соби­ра­ясь друг с дру­гом и побуж­дая друг дру­га, бро­си­ли Зено­бия в тюрь­му и уби­ли, заня­ли свои сте­ны, рас­пре­де­ли­ли все насе­ле­ние на отряды, собра­ли с полей все пред­ме­ты пита­ния и вооб­ще поста­ви­ли свой город на воен­ное поло­же­ние. Узнав об этом, жите­ли Тралл, гипей­бы, месо­по­ли­тяне (?)¹⁰ и неко­то­рые дру­гие, боясь тако­го же несча­стия, какое постиг­ло хиос­цев, посту­пи­ли так же, как жите­ли Эфе­са. Мит­ри­дат послал вой­ско про­тив отпав­ших горо­дов, и с теми, кого он захва­тил, он посту­пил со страш­ной жесто­ко­стью, но, боясь даль­ней­ше­го, он дал сво­бо­ду гре­че­ским горо­дам, объ­явил об уни­что­же­нии дол­гов, мете­ков в каж­дом горо­де сде­лал пол­но­прав­ны­ми граж­да­на­ми, а рабов — свод­ны­ми, пона­де­яв­шись, как это и дей­ст­ви­тель­но слу­чи­лось, что долж­ни­ки, мете­ки и рабы будут на его сто­роне, счи­тая, что толь­ко под вла­стью Мит­ри­да­та за ними неиз­мен­ным оста­нет­ся даро­ван­ное пра­во. В это вре­мя соста­ви­ли заго­вор про­тив Мит­ри­да­та Мин­ни­он и Фило­тим из Смир­ны, Кли­сфен и Аскле­пи­о­дот с Лес­боса; все они были люди, зна­ко­мые с царем, а Аскле­пи­о­дот был даже неко­гда близ­ким дру­гом. Донос­чи­ком это­го заго­во­ра ока­зал­ся сам Аскле­пи­о­дот, и для того, чтобы не было сомне­ний, дал воз­мож­ность¹¹ из-под како­го-то ложа услы­хать речи Мин­ни­о­на. Когда заго­вор был открыт, они были каз­не­ны после страш­ных муче­ний. Подо­зре­ние в подоб­но­го рода наме­ре­ни­ях навис­ло теперь над мно­ги­ми. Когда из чис­ла жите­лей Пер­га­ма было аре­сто­ва­но 80 чело­век, соста­вив­ших такой же заго­вор, и в дру­гих горо­дах ряд лиц, то Мит­ри­дат послал повсюду сво­их людей, кото­рые по доно­сам, в кото­рых каж­дый ука­зы­вал на сво­его вра­га, каз­ни­ли до 1600 чело­век. В ско­ром вре­ме­ни эти донос­чи­ки были захва­че­ны Сул­лой и каз­не­ны, дру­гие уже зара­нее сами на себя нало­жи­ли руки, иные же бежа­ли в Понт, к само­му Мит­ри­да­ту.

49. В то вре­мя как такие собы­тия про­ис­хо­ди­ли в Азии, Мит­ри­дат собрал вой­ско в 80000 чело­век, и это вой­ско Дори­лай повел на Элла­ду к Архе­лаю, у кото­ро­го оста­ва­лось от преж­не­го вой­ска 10000 чело­век. Сул­ла сто­ял лаге­рем про­тив Архе­лая око­ло Орхо­ме­на. Когда он увидал боль­шое коли­че­ство при­шед­шей про­тив него кон­ни­цы, он вырыл по рав­нине мно­го рвов шири­ною в 10 футов, и, когда Архе­лай высту­пил про­тив него, он в свою оче­редь раз­вер­нул фронт. Так как рим­ляне из-за стра­ха перед кон­ни­цей сра­жа­лись сла­бо, Сул­ла, объ­ез­жая их, дол­гое вре­мя уго­во­ра­ми и угро­за­ми побуж­дал к бою; но так как и таким обра­зом он их не заста­вил при­нять­ся как сле­ду­ет за дело, он соско­чил с коня и, схва­тив зна­мя, бро­сил­ся вме­сте с отрядом сво­их тело­хра­ни­те­лей в середи­ну меж­ду дву­мя вой­ска­ми, вос­клик­нув: «Если кто спро­сит вас, рим­ляне, где вы пре­да­ли ваше­го вождя Сул­лу, ска­жи­те: когда он сра­жал­ся под Орхо­ме­ном». Видя его в таком опас­ном поло­же­нии, началь­ни­ки отдель­ных отрядов выбе­жа­ли из сво­их рядов, а с ними и осталь­ная мас­са, усты­див­шись, и заста­ви­ли отсту­пить непри­я­те­лей. Когда победа ста­ла скло­нять­ся на сто­ро­ну рим­лян, Сул­ла, вновь вско­чив на коня, стал объ­ез­жать вой­ско, хва­лить его и под­стре­кать рве­ние, пока, нако­нец, бой не закон­чил­ся для них пол­ной победой. Из вра­же­ско­го вой­ска погиб­ло до 15000 чело­век, из них при­бли­зи­тель­но было 10000 всад­ни­ков, в том чис­ле сын Архе­лая, Дио­ген. Пехота бежа­ла в лагерь.

50. Боясь, как бы Архе­лай опять не убе­жал от него, как и рань­ше, в Хал­киду, так как у само­го Сул­лы не было кораб­лей, Сул­ла ночью поста­вил по всей рав­нине на извест­ном рас­сто­я­нии сто­ро­же­вые отряды. С наступ­ле­ни­ем дня, на рас­сто­я­нии не боль­ше одно­го ста­дия от лаге­ря Архе­лая, он стал копать ров, при­чем Архе­лай не высту­пал про­тив него. Тогда Сул­ла стал горя­чо убеж­дать свое вой­ско послед­ним уси­ли­ем закон­чить вой­ну, так как вра­ги уже неспо­соб­ны про­ти­во­сто­ять им, и повел их к валу Архе­лая. То же самое в свою оче­редь по необ­хо­ди­мо­сти про­ис­хо­ди­ло и у вра­гов: их пред­во­ди­те­ли обхо­ди­ли свои отряды, ука­зы­ва­ли на угро­жаю­щую опас­ность и на позор, если они не отра­зят от вала вра­гов, усту­паю­щих в чис­лен­но­сти. Когда с обе­их сто­рон под­ня­лось стре­ми­тель­ное наступ­ле­ние и крик, то и с той и с дру­гой сто­ро­ны было совер­ше­но мно­го воен­ных подви­гов; рим­ляне уже раз­ру­ши­ли угол укреп­лен­но­го вала, устро­ив себе над голо­ва­ми при­кры­тие из щитов. Тогда вар­ва­ры, соско­чив с укреп­ле­ния внутрь это­го угла, выстро­и­лись там, чтобы встре­тить меча­ми ворвав­ших­ся туда. Никто не решал­ся туда вой­ти, пока Базилл, началь­ник леги­о­на, пер­вым не бро­сил­ся туда и того, кто высту­пил про­тив него, не убил. Тогда сле­дом за ним бро­си­лось и все вой­ско; про­изо­шло бег­ство и изби­е­ние вар­ва­ров; одни из них были захва­че­ны, дру­гие загна­ны в близ­ле­жа­щее озе­ро, и, не умея пла­вать, они на сво­ем непо­нят­ном вар­вар­ском язы­ке при­зы­ва­ли тех, кото­рые их бы уби­ли. Архе­лай скрыл­ся в каком-то боло­те и, раздо­быв малень­кое суд­но, пере­пра­вил­ся в Хал­киду. Все осталь­ные вой­ска Мит­ри­да­та, частич­но кое-где сохра­нив­ши­е­ся, он спеш­но вызвал к себе.

51. На сле­дую­щий день Сул­ла награ­дил вен­ком началь­ни­ка леги­о­на Базил­ла и роздал дру­гим бога­тые награ­ды. Он раз­гра­бил Бео­тию, все вре­мя отпа­дав­шую от рим­лян; перей­дя в Фес­са­лию, (он) там зази­мо­вал; ожи­дая кораб­лей с Лукул­лом. Не зная, где нахо­дит­ся Лукулл, он стал стро­ить дру­гие. И это он делал несмот­ря на то, что Кор­не­лий Цин­на и Гай Марий, его про­тив­ни­ки, объ­яви­ли его в Риме вра­гом государ­ства, раз­гра­би­ли его дом и его заго­род­ные име­ния и пере­би­ли его дру­зей. Но, несмот­ря на это, он не поте­рял сво­ей вла­сти, имея при себе послуш­ное и энер­гич­ное вой­ско. Цин­на, выбрав себе в каче­стве това­ри­ща по кон­суль­ству Флак­ка, послал его в Азию с дву­мя леги­о­на­ми вме­сто Сул­лы, как объ­яв­лен­но­го вра­гом государ­ства, чтобы управ­лять Ази­ей и вое­вать с Мит­ри­да­том. Так как Флакк был неопы­тен в воен­ном деле, то доб­ро­воль­но от име­ни сена­та с ним пошел чело­век, заслу­жи­ваю­щий дове­рия в коман­до­ва­нии вой­ском, по име­ни Фим­брия. Когда они пере­прав­ля­лись морем из Брун­ди­зия, мно­гие из их кораб­лей были рас­кида­ны бурей, а отплыв­шие впе­ред были сожже­ны дру­гим вой­ском, послан­ным Мит­ри­да­том. Так как Флакк был негод­ным чело­ве­ком, жесто­ким в назна­че­нии нака­за­ний и коры­сто­лю­би­вым, то все вой­ско от него отвер­ну­лось, и часть его, послан­ная впе­ред в Фес­са­лию, пере­шла на сто­ро­ну Сул­лы. Осталь­ных Фим­брия, казав­ший­ся им более под­хо­дя­щим для зва­ния пред­во­ди­те­ля и более мяг­ким, удер­жал от пере­хо­да на сто­ро­ну Сул­лы.

52. Когда у Фим­брии на одной оста­нов­ке за уго­ще­ни­ем про­изо­шел спор с кве­сто­ром, и Флакк, будучи тре­тей­ским судьей, вынес реше­ние не в поль­зу Фим­брии, то Фим­брия, рас­сер­див­шись, при­гро­зил, что вер­нет­ся в Рим. Тогда Флакк назна­чил ему заме­сти­те­ля на то место, кото­рое он зани­мал. Фим­брия, дождав­шись пока Флакк отплы­вет в Хал­кедон, преж­де все­го отнял у Фер­ма, кото­ро­го Флакк оста­вил сво­им заме­сти­те­лем, лик­тор­ские связ­ки, под пред­ло­гом, что ему, Фим­брии, вой­ско пере­да­ло глав­ное коман­до­ва­ние, а затем, когда вско­ре раз­гне­ван­ный Флакк воз­вра­тил­ся, он погнал­ся за ним; Флакк бежал в какой-то част­ный дом и ночью, пере­лез­ши через сте­ну, бежал в Хал­кедон, а оттуда в Нико­медию и запер ворота; Фим­брия же, напав на него, убил его, спря­тав­ше­го­ся в колод­це; чело­ве­ка, быв­ше­го кон­су­лом рим­ско­го наро­да и глав­но­ко­ман­дую­щим в этой войне, убил чело­век, быв­ший част­ным лицом и после­до­вав­ший за ним по его дру­же­ско­му при­гла­ше­нию. Отру­бив Флак­ку голо­ву, он бро­сил ее в море, а осталь­ное тело бро­сил без погре­бе­ния и объ­явил себя пред­во­ди­те­лем вой­ска. И он с успе­хом про­вел несколь­ко сра­же­ний с сыном Мит­ри­да­та. Само­го же царя он пре­сле­до­вал до само­го Пер­га­ма, а когда тот бежал из Пер­га­ма в Пита­ну, он пошел в наступ­ле­ние и окру­жил его валом, пока царь не бежал на кораб­лях в Мити­ле­ну.

53. Фим­брия же, перей­дя в Азию, стал нака­зы­вать сто­рон­ни­ков кап­па­до­кий­цев, и зем­ли тех, кото­рые не при­ни­ма­ли его, он опу­сто­шал. Жите­ли Или­о­на, оса­жден­ные им, при­бег­ли к Сул­ле, и Сул­ла обе­щал им, что он при­дет, и велел им в то же вре­мя пере­дать Фим­брии, что они уже сда­лись Сул­ле. Услы­шав об этом, Фим­брия их похва­лил, что они уже ста­ли дру­зья­ми рим­лян, и велел им при­нять и его, так как ведь и он рим­ля­нин, внутрь стен, в насмеш­ку ука­зав им на род­ство, кото­рое было у или­он­цев с рим­ля­на­ми. Вой­дя в город, он стал изби­вать всех под­ряд и все пре­дал пла­ме­ни; тех же, кото­рые ходи­ли посла­ми к Сул­ле, он пре­дал все­воз­мож­ным муче­ни­ям. Он, не щадя ни свя­тынь, ни тех, кто бежал в храм Афи­ны, сжег их вме­сте с хра­мом. Он срыл и сте­ны и на сле­дую­щий день он сам обо­шел город, следя за тем, чтобы ниче­го не оста­лось от горо­да. Или­он, испы­тав­ший худ­шее, чем во вре­ме­на Ага­мем­но­на, погиб от рук «род­ст­вен­ни­ка»; не оста­лось целым ни одно­го алта­ря, ни одно­го свя­ти­ли­ща, ни одной ста­туи; что же каса­ет­ся свя­щен­но­го изо­бра­же­ния Афи­ны, кото­рое назы­ва­ют Пал­ла­ди­ем и счи­та­ют упав­шим с неба, то неко­то­рые дума­ют, что оно было най­де­но непо­вреж­ден­ным, что при паде­нии стен оно было ими засы­па­но, если толь­ко оно не было уне­се­но из Или­о­на Дио­медом и Одис­се­ем во вре­мя Тро­ян­ской вой­ны.

Вот как посту­пил Фим­брия с Или­о­ном, как раз в кон­це 173-й олим­пи­а­ды. Неко­то­рые пола­га­ют, что это несча­стие с ним про­изо­шло как раз спу­стя 1050 лет после раз­ру­ше­ния его Ага­мем­но­ном.

54. Узнав в это же вре­мя и о пора­же­нии при Орхо­мене, сооб­ра­зив, какое коли­че­ство вой­ска он с само­го нача­ла напра­вил в Элла­ду, и после­до­ва­тель­ное и быст­рое его уни­что­же­ние, Мит­ри­дат послал при­каз Архе­лаю заклю­чить мир на воз­мож­но бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях. Встре­тив­шись с Сул­лой для пере­го­во­ров, Архе­лай ска­зал: «О Сул­ла! Царь Мит­ри­дат, кото­рый еще со вре­мен отцов был вашим дру­гом, начал вой­ну из-за коры­сто­лю­бия дру­гих ваших пол­ко­вод­цев; теперь из ува­же­ния к тво­ей доб­ле­сти он ее пре­кра­тит, если ты пред­ло­жишь спра­вед­ли­вые усло­вия». Так как Сул­ла не имел кораб­лей и так как ему из дому не посы­ла­ли ни денег, ни чего дру­го­го, — ведь во гла­ве сто­я­ли его вра­ги и отно­си­лись к нему, как к вра­гу, — так как он уже занял день­ги в Дель­фах, Олим­пии и Эпидав­ре, дав вза­мен про­пор­цио­наль­но дол­гу хра­мам поло­ви­ну Фиван­ской зем­ли, за то, что фивяне посто­ян­но отпа­да­ли, так как он спе­шил для реше­ния сво­его спо­ра с вра­га­ми при­ве­сти вой­ско силь­ное и непотре­пан­ное в боях, он согла­сил­ся на пере­го­во­ры и заявил: «О Архе­лай! Если Мит­ри­дат потер­пел неспра­вед­ли­вость, то он имел пра­во отпра­вить послов с жало­бой на обиды, но захва­тить вой­ной такое коли­че­ство чужих земель, избить такое чис­ло людей, при­сво­ить себе обще­ст­вен­ные день­ги, сокро­ви­ща государ­ст­вен­ных хра­мов и част­ное досто­я­ние каз­нен­ных, — так посту­па­ет обид­чик. Точ­но так же, как по отно­ше­нию к нам, он про­явил ковар­ство и по отно­ше­нию к сво­им лич­ным дру­зьям; он и из них убил мно­гих, в том чис­ле и тет­рар­хов, кото­рые сиде­ли вме­сте с ним за его сто­лом, убил в одну ночь вме­сте с их жена­ми и детьми; а ведь они с ним не вели вой­ны. Про­тив нас он дей­ст­во­вал ско­рее в силу при­род­ной нена­ви­сти, чем под вли­я­ни­ем воен­ной необ­хо­ди­мо­сти, под­верг­ши раз­лич­ным видам муче­ний и затем избив ита­лий­цев, нахо­див­ших­ся в Азии, с жена­ми, детьми, слу­га­ми, если они были ита­лий­ско­го рода. Столь вели­кую нена­висть про­явил он, а теперь при­твор­но наде­ва­ет на себя личи­ну “оте­че­ской друж­бы”, но он вспом­нил об этой друж­бе толь­ко тогда, когда мною было изби­то 110000 ваших сол­дат. 55. За все это было бы спра­вед­ли­во, чтобы и мы ока­за­лись со сво­ей сто­ро­ны по отно­ше­нию к нему неумо­ли­мы, но ради тебя я берусь добить­ся для него про­ще­ния со сто­ро­ны рим­лян, если он дей­ст­ви­тель­но соби­ра­ет­ся изме­нить­ся. Если же он и теперь дей­ст­ву­ет при­твор­но и лжи­во, то, Архе­лай, пора тебе поду­мать и о самом себе; обду­май, в каких отно­ше­ни­ях в дан­ный момент нахо­дишь­ся ты с ним; погляди, как он обра­ща­ет­ся с дру­ги­ми сво­и­ми дру­зья­ми и как мы отно­сим­ся к Эвме­ну и Мас­си­нис­се». Когда еще Сул­ла это гово­рил, Архе­лай реши­тель­но отверг такое иску­ше­ние с его сто­ро­ны и с доса­дой ска­зал ему, что он нико­гда не будет пре­да­те­лем по отно­ше­нию к тому, кто пору­чил ему глав­ное началь­ство. «Но, (при­ба­вил он), я наде­юсь, что с тобой я дого­во­рюсь, если ты предъ­явишь уме­рен­ные тре­бо­ва­ния». Помед­лив немно­го, Сул­ла ска­зал ему: «Если Мит­ри­дат пере­даст нам весь тот флот, кото­рый нахо­дит­ся у тебя, Архе­лай, воз­вра­тит нам пред­во­ди­те­лей, плен­ных, пере­беж­чи­ков, бежав­ших рабов, если вернет на преж­нее место­жи­тель­ство хиос­цев и всех дру­гих, кото­рых он заста­вил насиль­но пере­се­лить­ся в Понт, если он выведет гар­ни­зо­ны из всех укреп­ле­ний, за исклю­че­ни­ем тех, кото­ры­ми он вла­дел до нару­ше­ния им это­го мира, если он выпла­тит рас­хо­ды за эту вой­ну, кото­рые при­шлось про­из­ве­сти из-за него, если он удо­воль­ст­ву­ет­ся вла­стью над одним толь­ко наслед­ст­вен­ным цар­ст­вом, то я наде­юсь, что буду в состо­я­нии убедить рим­лян не иметь про­тив него гне­ва за все им совер­шен­ное».

Так ска­зал Сул­ла; Архе­лай тот­час же стал выво­дить гар­ни­зо­ны ото­всюду, а отно­си­тель­но осталь­ных усло­вий запро­сил царя. Сул­ла же, поль­зу­ясь в этих усло­ви­ях пере­дыш­кой, про­шел, гра­бя стра­ну эне­тов, дар­да­нов, син­тов, пле­мен, сосед­них с македо­ня­на­ми, кото­рые посто­ян­но напа­да­ли на Македо­нию; этим он и вой­ско свое упраж­нял, и одно­вре­мен­но обо­га­щал его. 56. Когда при­бы­ли послы от Мит­ри­да­та, кото­рые согла­си­лись на все осталь­ные усло­вия, но воз­ра­жа­ли толь­ко про­тив Пафла­го­нии, заявив, что Мит­ри­дат «полу­чил бы гораздо боль­ше для себя, если бы стал вести пере­го­во­ры с дру­гим вашим пол­ко­вод­цем, Фим­бри­ей», Сул­ла, рас­сер­див­шись на такое сопо­став­ле­ние, ска­зал, что и Фим­брия поне­сет еще нака­за­ние и сам он, перей­дя в Азию, посмот­рит, нуж­но ли еще заклю­чать мир с Мит­ри­да­том или вести вой­ну. Ска­зав это, он быст­ро дви­нул­ся через Фра­кию про­тив Кип­сел, а Лукул­ла послал впе­ред в Абидос: Лукулл уже при­был к нему; не раз под­вер­га­ясь опас­но­сти быть захва­чен­ным мор­ски­ми раз­бой­ни­ка­ми, он собрал кой-какой флот из Кип­ра, Фини­кии, Родо­са и Пам­фи­лии, опу­сто­шил мно­го мест на непри­я­тель­ском побе­ре­жье и во вре­мя пла­ва­ния попы­тал сча­стья про­тив кораб­лей Мит­ри­да­та. Сул­ла из Кип­сел, а Мит­ри­дат из Пер­га­ма вновь сошлись для пере­го­во­ров; оба они спу­сти­лись на рав­ни­ну с неболь­шой сви­той, на виду у обо­их войск. Речь Мит­ри­да­та состо­я­ла из напо­ми­на­ний о друж­бе и сою­зе с рим­ля­на­ми как лич­но его, так и его пред­ков и обви­не­ний про­тив рим­ских послов, про­тив упол­но­мо­чен­ных сена­та и вое­на­чаль­ни­ков за те обиды, кото­рые они нанес­ли ему, вер­нув Арио­бар­за­на в Кап­па­до­кию, отняв у него Фри­гию и оста­вив без вни­ма­ния нане­сен­ные ему Нико­медом оскорб­ле­ния. «И все это, — ска­зал он, — они сде­ла­ли из-за денег, беря их попе­ре­мен­но то у меня, то от них. То, в чем мож­но было бы упрек­нуть боль­шин­ство из вас, рим­ляне, это — коры­сто­лю­бие. Вой­на была вызва­на ваши­ми вое­на­чаль­ни­ка­ми, и все, что я совер­шил для само­за­щи­ты, мне при­шлось делать ско­рее по необ­хо­ди­мо­сти, чем по сво­е­му жела­нию». 57. Так окон­чил речь Мит­ри­дат. В свою оче­редь Сул­ла ему отве­тил: «Ты вызы­вал меня сюда совсем под дру­гим пред­ло­гом, гово­ря, что охот­но при­мешь то, что тебе будет пред­ло­же­но; но я, конеч­но, не побо­юсь крат­ко отве­тить тебе на твои жало­бы. В Кап­па­до­кию я лич­но вер­нул Арио­бар­за­на, будучи намест­ни­ком в Кили­кии: тако­во было реше­ние рим­лян; ты со сво­ей сто­ро­ны послу­шал­ся нас, хотя ты мог воз­ра­жать и либо пере­убедить нас или уже боль­ше не воз­ра­жать, раз это было при­зна­но пра­виль­ным. Фри­гию тебе дал Маний за взят­ку; зна­чит, это ваше общее пра­во­на­ру­ше­ние. К тому же ты и сам вполне согла­ша­ешь­ся, что полу­чил ее не закон­ным путем, а при помо­щи под­ку­па. А так как Маний был и по дру­гим делам ули­чен у нас в денеж­ных пре­ступ­ле­ни­ях, то сенат анну­ли­ро­вал все его поста­нов­ле­ния. На осно­ва­нии это­го реше­ния он при­знал, что и Фри­гия была тебе дана про­ти­во­за­кон­но; и он поста­но­вил, чтобы Фри­гия не пла­ти­ла пода­тей сена­ту, и сде­лал ее само­сто­я­тель­ной. Мы не нахо­дим воз­мож­ным вла­деть тем, что мы заво­е­ва­ли, а на каком осно­ва­нии ты будешь вла­деть этим? Нико­мед же жалу­ет­ся, что ты подо­слал к нему и Алек­сандра, чтобы убить его, и так назы­вае­мо­го Хре­ста (Чест­но­го) Сокра­та, чтобы отнять власть; и вот он, ограж­дая себя ото все­го это­го, вторг­ся в твою стра­ну; если же ты в чем-либо потер­пел обиду, тебе нуж­но было отпра­вить послов в Рим и ожи­дать отве­та. Если же ты хотел поско­рее огра­дить себя от Нико­меда, то поче­му про­гнал ты и Арио­бар­за­на, ничем тебя не обидев­ше­го? Изгнав его, ты заста­вил по необ­хо­ди­мо­сти при­сут­ст­ву­ю­щих рим­лян вер­нуть его, а мешая его воз­вра­ще­нию, ты зажег эту вой­ну. У тебя издав­на было это пред­ре­ше­но, и, наде­ясь, что ты будешь гос­под­ст­во­вать над всей зем­лей, если победишь рим­лян, ты при­ду­мы­вал эти пово­ды, чтобы при­крыть свой план. Дока­за­тель­ст­вом это­му слу­жит и то, что еще не воюя ни с кем, ты заклю­чил союз с фра­кий­ца­ми, ски­фа­ми и сав­ро­ма­та­ми, что ты отправ­лял посоль­ства к сосед­ним царям, стро­ил кораб­ли, созы­вал и корм­чих, и штур­ма­нов.

58. Твой ковар­ный замы­сел ули­ча­ет­ся, глав­ным обра­зом, вре­ме­нем тво­е­го выступ­ле­ния: когда ты заме­тил, что Ита­лия отпа­ла от нас, ты под­сте­рег момент, когда мы были заня­ты всем этим, и напал на Арио­бар­за­на, Нико­меда, гала­тов и Пафла­го­нию, напал на Азию, нашу соб­ст­вен­ную область. Захва­тив их, чего-чего ты толь­ко не сде­лал как с теми горо­да­ми, про­тив кото­рых ты воз­будил рабов и долж­ни­ков, дав им сво­бо­ду и осво­бож­де­ние от дол­гов, так и с элли­на­ми, из кото­рых ты под одним пред­ло­гом погу­бил 1600, или с тет­рар­ха­ми гала­тов, хотя они были тво­и­ми сотра­пез­ни­ка­ми, кото­рых ты убил, или с людь­ми ита­лий­ско­го пле­ме­ни, кото­рых ты в один день с мла­ден­ца­ми и мате­ря­ми убил и уто­пил, не удер­жав сво­их рук и от тех, кто бежал к алта­рям богов. Все это дока­зы­ва­ет всю твою жесто­кость, все твое нече­стие и всю глу­би­ну нена­ви­сти к нам. При­сво­ив себе день­ги всех, ты пере­пра­вил­ся в Евро­пу с огром­ным вой­ском, хотя мы запре­ти­ли всем царям Азии даже ногой сту­пать на поч­ву Евро­пы. Пере­пра­вив­шись в Македо­нию, кото­рая была нашей обла­стью, ты быст­ро про­шел через нее всю и лишил элли­нов сво­бо­ды. И лишь тогда ты стал менять свои мыс­ли, а Архе­лай про­сить за тебя, когда я спас Македо­нию, изба­вив элли­нов от тво­е­го наси­лия, уни­что­жил 110 тысяч тво­их сол­дат и взял твой лагерь со всей его добы­чей. И я удив­ля­юсь, что сей­час ты защи­ща­ешь спра­вед­ли­вость того, в чем ты через Архе­лая при­но­сил свое изви­не­ние. Или, когда я нахо­дил­ся дале­ко, ты меня боял­ся, а когда я тут, ты счи­та­ешь, что при­шел сюда судить­ся? Для это­го вре­мя про­шло, так как ты начал вой­ну с нами, а мы уже ста­ли реши­тель­но защи­щать­ся и будем защи­щать­ся до кон­ца». Еще когда Сул­ла гово­рил с гне­вом и воз­буж­де­ни­ем, мыс­ли царя пере­ме­ни­лись и он почув­ст­во­вал страх; он согла­сил­ся на заклю­чен­ные Архе­ла­ем усло­вия, пере­дал кораб­ли и все осталь­ное и вер­нул­ся в Понт, в преж­нее отцов­ское цар­ство.

Так окон­чи­лась пер­вая вой­на Мит­ри­да­та с рим­ля­на­ми.

59. Сул­ла, став лаге­рем на рас­сто­я­нии двух ста­дий от Фим­брии, при­ка­зал ему пере­дать вой­ско, кото­рым он коман­ду­ет неза­кон­но. В свою оче­редь Фим­брия с насмеш­кой отве­тил ему, что и он тоже коман­ду­ет не по зако­ну. Тогда Сул­ла окру­жил его лагерь рвом. Когда мно­гие из сол­дат Фим­брии явно ста­ли пере­бе­гать к Сул­ле, Фим­брия созвал остав­ших­ся на собра­ние и стал при­зы­вать с ним оста­вать­ся. Когда же они заяви­ли, что не будут вое­вать со сво­и­ми сограж­да­на­ми, он, разо­рвав на себе одеж­ду, стал бро­сать­ся им в ноги. Когда это (еще боль­ше от него) отвра­ти­ло их и чис­ло пере­беж­чи­ков уве­ли­чи­лось, он стал обхо­дить палат­ки вое­на­чаль­ни­ков и, под­ку­пив неко­то­рых из них день­га­ми, вновь созвал их и велел им дать ему клят­ву. Когда неко­то­рые из спе­ци­аль­но постав­лен­ных для этой цели закри­ча­ли, что нуж­но вызы­вать каж­до­го поимен­но для при­не­се­ния клят­вы, он через гла­ша­тая вызвал тех, кото­рые полу­чи­ли от него боль­шие одол­же­ния, и преж­де все­го стал вызы­вать Нония, его бли­жай­ше­го участ­ни­ка во всех делах. Когда же и он отка­зал­ся при­не­сти клят­ву, Фим­брия, обна­жив меч, стал гро­зить убить его; под­нял­ся крик со всех сто­рон; испу­гав­шись это­го, он отка­зал­ся от тако­го наме­ре­ния. Убедив одно­го раба и день­га­ми и обе­ща­ни­ем сво­бо­ды, он послал его в каче­стве пере­беж­чи­ка попы­тать­ся сде­лать поку­ше­ние на Сул­лу. При­сту­пая к это­му делу и сму­тив­шись, он вызвал подо­зре­ние, был схва­чен и во всем сознал­ся. Вой­ско Сул­лы, с гне­вом и пре­зре­ни­ем окру­жив укреп­ле­ние Фим­брии, поно­си­ло его и назы­ва­ло его Афи­ни­о­ном: это тот, кото­рый неко­гда, когда было в Сици­лии вос­ста­ние бег­лых рабов, корот­кое чис­ло дней был их царем.

60. Ввиду все­го это­го Фим­брия, поте­ряв вся­кие надеж­ды, подо­шел к само­му рву и стал вызы­вать Сул­лу к себе для пере­го­во­ров. Но Сул­ла вме­сто себя послал к нему Рути­лия. Уже одно это обиде­ло Фим­брию, что тот не удо­сто­ил его встре­чи, давае­мой даже вра­гам. Когда Фим­брия стал про­сить, чтобы ему было ока­за­но снис­хож­де­ние, если он по моло­до­сти совер­шил какие-либо ошиб­ки, то Рути­лий взял на себя обя­за­тель­ство, что Сул­ла поз­во­лит ему невреди­мо вер­нуть­ся к морю, если он наме­ре­ва­ет­ся отплыть из Азии, про­кон­су­лом кото­рой явля­ет­ся Сул­ла. Тогда Фим­брия, ска­зав, что у него есть дру­гая, луч­шая доро­га, уда­лил­ся в Пер­гам и, вой­дя в храм Аскле­пия, пора­зил себя мечом. Так как этот удар был для него неуда­чен, он велел сво­е­му рабу при­кон­чить его. Раб убил сво­его гос­по­ди­на, а за гос­по­ди­ном и себя.

Так умер и Фим­брия, при­чи­нив­ший мно­го зла Азии при Мит­ри­да­те. Сул­ла пре­до­ста­вил воль­ноот­пу­щен­ни­кам его похо­ро­нить, заме­тив­ши, что в этом он не будет под­ра­жать Цинне и Марию в Риме, кото­рые при­суди­ли мно­гих к смер­ти, а кро­ме смер­ти, лиши­ли их еще и погре­бе­ния. Вой­ско Фим­брии, пере­шед­шее к нему, он при­нял и соеди­нил со сво­им, а Кури­о­ну при­ка­зал вер­нуть Нико­меда в Вифи­нию, а Арио­бар­за­на в Кап­па­до­кию. Он сде­лал обо всем доклад сена­ту, делая вид, что он не объ­яв­лен вра­гом оте­че­ства.

61. Уста­но­вив порядок в самой про­вин­ции Азии, он хиос­цам, ликий­цам, родос­цам, жите­лям Маг­не­сии и неко­то­рым дру­гим, либо в награ­ду за их помощь, либо за то, что, желая ее ока­зать, они мно­гое пре­тер­пе­ли ради него, пре­до­ста­вил сво­бо­ду и дал титул дру­зей рим­ско­го наро­да. Во все же осталь­ные места он разо­слал вой­ско. Рабам, кото­рым рань­ше Мит­ри­дат пре­до­ста­вил сво­бо­ду, он велел тот­час же вер­нуть­ся к сво­им гос­по­дам. Так как мно­гие не пови­но­ва­лись и мно­гие горо­да еще не под­чи­ня­лись ему, то меж­ду мас­са­ми сво­бод­ных и рабов про­ис­хо­ди­ла рез­ня по раз­лич­ным пово­дам; сте­ны мно­гих горо­дов были сне­се­ны, и жите­ли Азии в боль­шом коли­че­стве были про­да­ны в раб­ство, а их стра­ны раз­граб­ле­ны. Жесто­ко он нака­зал дер­жав­ших­ся «кап­па­до­кий­ской ори­ен­та­ции», отдель­ных лиц и целые горо­да, из них осо­бен­но жите­лей Эфе­са, кото­рые в позор­ной уго­д­ли­во­сти над­ру­га­лись над при­но­ше­ни­я­ми рим­лян. Сверх все­го это­го, Сул­ла издал при­каз, чтобы поль­зу­ю­щи­е­ся зна­че­ни­ем в горо­де люди в назна­чен­ный день яви­лись к Сул­ле в Эфес. Когда они собра­лись, то с высоты ора­тор­ской кафед­ры он про­из­нес им сле­дую­щую речь:

62. «В пер­вый раз мы при­шли в Азию с вой­ском в тот момент, когда Антиох, царь Сирии, гра­бил вас. Изгнав его и уста­но­вив гра­ни­ца­ми его цар­ства реку Галис и Тавр, мы не взя­ли вас под свою власть, хотя после него вы ста­ли наши­ми под­дан­ны­ми, но оста­ви­ли вас авто­ном­ны­ми, толь­ко неко­то­рых отда­ли Эвме­ну и родос­цам, нашим союз­ни­кам в той войне, при­том не с тем, чтобы они пла­ти­ли им пода­ти, но чтобы они были под их покро­ви­тель­ст­вом. Дока­за­тель­ст­вом это­го слу­жит то, что когда ликий­цы ста­ли в чем-то обви­нять родо­с­цев, мы их отде­ли­ли от них. Так вот как мы отнес­лись к вам. Вы же, когда Аттал Фило­ме­тор по заве­ща­нию оста­вил нам свое цар­ство, вме­сте с Ари­сто­ни­ком в тече­ние четы­рех лет сра­жа­лись с нами, пока и Ари­сто­ник не был взят в плен и боль­шин­ство из вас не было доведе­но до край­но­сти и охва­че­но стра­хом. Одна­ко, дей­ст­вуя даже таким обра­зом, за 24 года вы дошли до высо­кой сте­пе­ни бла­го­со­сто­я­ния и блес­ка как в жиз­ни и при­выч­ках част­но­го оби­хо­да, так и в государ­ст­вен­ных учреж­де­ни­ях; но вслед­ст­вие мира и рос­ко­ши жиз­ни вы вновь обнаг­ле­ли, и выждав момент, когда мы были заня­ты дела­ми в Ита­лии, одни из вас при­зва­ли к себе Мит­ри­да­та, дру­гие соеди­ни­лись с ним, когда он при­шел. Но что осо­бен­но отвра­ти­тель­но, — вы согла­си­лись вме­сте с ним в один день избить всех ита­лий­цев с их детьми и мате­ря­ми и даже во имя ваших богов не поща­ди­ли бежав­ших в хра­мы к свя­тым алта­рям. За это вы полу­чи­ли извест­ное воз­мездие и со сто­ро­ны само­го Мит­ри­да­та, про­явив­ше­го ковар­ство по отно­ше­нию к вам и напол­нив­ше­го ваши горо­да убий­ства­ми и кон­фис­ко­вав­ше­го ваше иму­ще­ство; он совер­шил раздел земель, уни­что­жил дол­ги и осво­бо­дил рабов, над неко­то­ры­ми из вас он поста­вил тира­нов и в широ­ких раз­ме­рах допу­стил и на суше и на море раз­бой, так что вы сра­зу може­те видеть на себе и срав­ни­вать, чье покро­ви­тель­ство вы пред­по­чли бы. Неко­то­рые зачин­щи­ки полу­чи­ли воз­мездие и от нас. Но нуж­но воз­ло­жить ответ­ст­вен­ность за все соде­ян­ное и на вас всех сооб­ща. Конеч­но, она долж­на была бы быть подоб­ной тому, что вы совер­ши­ли. Но да не при­дут нико­гда на мысль рим­ля­нам ни такие нече­сти­вые изби­е­ния, ни безум­ные кон­фис­ка­ции или под­стре­ка­тель­ства к вос­ста­нию рабов, или дру­гие вар­вар­ские поступ­ки. Щадя пле­мя и имя элли­нов и их сла­ву в Азии, ради столь доро­го­го для рим­лян сво­его доб­ро­го име­ни, я пред­пи­сы­ваю вам толь­ко вне­сти немед­лен­но нало­ги за пять лет и упла­тить воен­ные рас­хо­ды, кото­рые уже про­из­веде­ны мною и кото­рые у меня еще будут, пока я при­ве­ду в порядок все осталь­ное. Я лич­но рас­пре­де­лю их в отдель­но­сти по горо­дам и назна­чу срок для взно­сов, а на тех, кто это­го не выпол­нит, я нало­жу нака­за­ние, как на вра­гов».

63. После этой речи он рас­пре­де­лил меж­ду посла­ми штраф и стал посы­лать людей для взыс­ка­ния денег. Так как сол­да­ты нажи­ма­ли, при­ме­няя наси­лие, то горо­да, не имея средств и зани­мая под огром­ные про­цен­ты, ста­ли закла­ды­вать ростов­щи­кам кто теат­ры, кто гим­на­сии, кто свои укреп­ле­ния и гава­ни и вся­кое дру­гое обще­ст­вен­ное досто­я­ние. Так были собра­ны и достав­ле­ны Сул­ле день­ги, и несча­стья­ми была испол­не­на Азия до пре­де­ла: на ее бере­га совер­шен­но откры­то напа­да­ли мно­го­чис­лен­ные раз­бой­ни­чьи шай­ки, что напо­ми­на­ло ско­рее воен­ные похо­ды, чем раз­бой­ни­чьи нале­ты. В преж­нее вре­мя их выпу­стил в море Мит­ри­дат, когда он опу­сто­шал все, что он не наде­ял­ся удер­жать в сво­ей вла­сти на дол­гое вре­мя; тогда же их раз­ве­лось огром­ное коли­че­ство, и они откры­то напа­да­ли не толь­ко на плы­ву­щих, но и на гава­ни, местеч­ки и даже горо­да. На гла­зах у Сул­лы они захва­ти­ли Нак­сос, Самос¹², Кла­зо­ме­ны и Само­фра­кию, а свя­ти­ли­ще Само­фра­кии огра­би­ли они, как счи­та­ют, на 100 талан­тов, Сул­ла же или созна­тель­но оста­вив их пре­тер­пе­вать такие наси­лия, как совер­шив­ших пре­ступ­ле­ние (про­тив рим­лян), или побуж­дае­мый бес­по­ряд­ка­ми в Риме, с боль­шей частью сво­его вой­ска отплыл в Гре­цию, а оттуда в Ита­лию. То, что каса­ет­ся Сул­лы, у меня опи­са­но в граж­дан­ских вой­нах.

64. Вто­рая же вой­на меж­ду рим­ля­на­ми и Мит­ри­да­том нача­лась вот с чего. Сул­ла оста­вил в Азии Муре­ну с дву­мя леги­о­на­ми, быв­ши­ми у Фим­брии, чтобы при­ве­сти в порядок осталь­ные дела в Азии; но Муре­на изде­ва­тель­ским обра­зом искал пово­дов к войне, охва­чен­ный жаж­дой три­ум­фа; а Мит­ри­дат, уйдя в Понт, вое­вал с кол­ха­ми и жите­ля­ми Бос­по­ра, отпав­ши­ми от него. Кол­хи про­си­ли его дать им царем сына его, Мит­ри­да­та, и, полу­чив его, тот­час под­чи­ни­лись. Но так как у царя воз­ник­ло подо­зре­ние, что это про­изо­шло по пла­ну его сына, желав­ше­го стать царем, то он, при­звав его к себе, заклю­чил в золотые око­вы и немно­го спу­стя каз­нил его, хотя он ока­зал ему боль­шую поль­зу в Азии при столк­но­ве­ни­ях с Фим­бри­ей. Про­тив же жите­лей Бос­по­ра он начал стро­ить боль­шой флот и гото­вить огром­ное вой­ско, при этом раз­мах при­готов­ле­ний сра­зу создал впе­чат­ле­ние, что все это соби­ра­ет­ся не про­тив бос­пор­цев, но про­тив рим­лян. В самом деле, он ведь не отдал еще Арио­бар­за­ну всей Кап­па­до­кии, но неко­то­рые части ее он и тогда про­дол­жал удер­жи­вать за собою. Он стал подо­зри­тель­но отно­сить­ся и к Архе­лаю за то, что он в пере­го­во­рах в Элла­де усту­пил Сул­ле боль­ше, чем было нуж­но. Заме­тив это и испу­гав­шись, Архе­лай бежал к Мурене и, под­стре­кая его, убедил его пер­вым напасть на Мит­ри­да­та. И дей­ст­ви­тель­но, Муре­на тот­час же через Кап­па­до­кию напал на Кома­ны, очень боль­шое посе­ле­ние, быв­шее под вла­стью Мит­ри­да­та, с чти­мым и бога­тым хра­мом, убил несколь­ко всад­ни­ков Мит­ри­да­та, а его послам, ссы­лав­шим­ся на дого­вор, отве­тил, что это­го дого­во­ра не видал (дело в том, что Сул­ла не закре­пил пись­мен­но дого­во­ра, но, под­твер­див свои сло­ва делом, уда­лил­ся из Азии). Ска­зав это, Муре­на тот­час же стал зани­мать­ся гра­бе­жом, не воз­дер­жав­шись даже от хра­мо­вых денег; зиму он про­вел в Кап­па­до­кии.

65. Мит­ри­дат отпра­вил в Рим к сена­ту и к Сул­ле послов, жалу­ясь на образ дей­ст­вия Муре­ны. А тот тем вре­ме­нем, перей­дя реку Галис, боль­шую и быв­шую тогда для него осо­бен­но труд­но­про­хо­ди­мой из-за дождей, быст­ро про­шел по 400 дерев­ням Мит­ри­да­та; царь нигде не встре­чал­ся с ним, но ожи­дал воз­вра­ще­ния посоль­ства. Нагру­жен­ный боль­шой добы­чей, Муре­на вер­нул­ся во Фри­гию и Гала­тию. Тут послан­ный к нему из Рима по жало­бам Мит­ри­да­та Кали­дий не пере­дал ему ника­ко­го поста­нов­ле­ния, но с три­бу­ны сре­ди собрав­ше­го­ся наро­да офи­ци­аль­но ска­зал ему, что сенат велит ему воз­дер­жи­вать­ся от напа­де­ния на царя, так как с ним заклю­чен дого­вор. После это­го заяв­ле­ния Кали­дия виде­ли бесе­дую­щим с Муре­ной с гла­зу на глаз; Муре­на, не отка­зав­шись ни в чем от сво­его наме­ре­ния, даже после это­го дви­нул­ся на зем­лю Мит­ри­да­та. Тогда Мит­ри­дат, счи­тая, что рим­ляне явно ведут с ним вой­ну, велел Гор­дию напасть на дерев­ни (по ту сто­ро­ну реки). Гор­дий тот­час же захва­тил мно­го рабо­че­го и вьюч­но­го скота, людей, как про­стых, так и сол­дат, и стал лаге­рем про­тив само­го Муре­ны, имея меж­ду ним и собой реку. Ни тот, ни дру­гой не начи­на­ли, пока не при­шел Мит­ри­дат с гораздо боль­шим вой­ском, и тот­час око­ло реки про­изо­шел силь­ный бой. Одер­жав победу, Мит­ри­дат пере­шел реку, ока­зав­шись и во всем осталь­ном силь­нее Муре­ны. Муре­на бежал на силь­но защи­щен­ный холм, а когда царь попы­тал­ся напасть на него и здесь, он, поне­ся боль­шие поте­ри, бежал по гор­ным местам во Фри­гию, по непро­ез­жей доро­ге, под стре­ла­ми вра­гов, с боль­ши­ми труд­но­стя­ми.

66. Мол­ва об этой победе, столь бле­стя­щей, столь реши­тель­ной с само­го нача­ла, быст­ро рас­про­стра­ни­лась и при­влек­ла мно­гих на сто­ро­ну Мит­ри­да­та. Мит­ри­дат, заста­вив бежать или изгнав из Кап­па­до­кии все гар­ни­зо­ны Муре­ны, при­нес Зев­су-Вои­те­лю по обы­чаю отцов жерт­ву на высо­кой горе, воз­двиг­нув на ее вер­шине дру­гую вер­ши­ну из дере­ва, еще более высо­кую. Пер­вы­ми несут на эту вер­ши­ну дро­ва цари; поло­жив их, кла­дут на них дру­гой круг, более корот­кий по окруж­но­сти; на самый верх они воз­ла­га­ют моло­ко, мед, вино, мас­ло и вся­кие куре­ния, а на рав­нине они устра­и­ва­ют для при­сут­ст­ву­ю­щих уго­ще­ние, состо­я­щее из хле­ба и вся­ких при­прав (тако­го рода жерт­во­при­но­ше­ния совер­ша­ют­ся и в Пасар­га­дах пер­сид­ски­ми царя­ми), затем они зажи­га­ют дере­во. Этот горя­щий костер, вслед­ст­вие сво­ей вели­чи­ны, виден плы­ву­щим изда­ли на рас­сто­я­нии тыся­чи ста­дий, и гово­рят, что при­бли­зить­ся сюда в тече­ние мно­гих дней невоз­мож­но: так рас­ка­лен воздух.

Мит­ри­дат совер­шал это жерт­во­при­но­ше­ние по оте­че­ско­му обы­чаю. Сочтя недо­пу­сти­мым, что ведет­ся вой­на про­тив Мит­ри­да­та, заклю­чив­ше­го дого­вор с рим­ля­на­ми, Сул­ла отпра­вил Авла Габи­ния, чтобы пере­дать Мурене преж­ний стро­гий при­каз не вое­вать с Мит­ри­да­том, а Мит­ри­да­та и Арио­бар­за­на при­ми­рить друг с дру­гом. При этой встре­че Мит­ри­дат про­сва­тал свою четы­рех­лет­нюю дочь за Арио­бар­за­на, и под этим пред­ло­гом он дого­во­рил­ся вла­деть тем, что из Кап­па­до­кии было в его руках, а сверх это­го при­сво­ил и дру­гие части этой стра­ны, уго­щал всех и назна­чал всем денеж­ные награ­ды за луч­шие тосты, уго­ще­ния, шут­ки и пес­ни, как он это обык­но­вен­но делал. Толь­ко один Габи­ний не при­ка­сал­ся ни к чему. Так пре­кра­ти­лась вто­рая вой­на Мит­ри­да­та с рим­ля­на­ми при­бли­зи­тель­но на тре­тий год.

67. Поль­зу­ясь спо­кой­ст­ви­ем, Мит­ри­дат поста­рал­ся овла­деть Бос­по­ром и назна­чил бос­пор­цам в каче­стве пра­ви­те­ля одно­го из сво­их сыно­вей, по име­ни Маха­ру. Напав на жив­ших север­нее кол­хов ахей­цев, кото­рых счи­та­ют заблудив­ши­ми­ся при воз­вра­ще­нии из Трои, и поте­ряв две тре­ти сво­его вой­ска в сра­же­ни­ях, от моро­за и засад, он воз­вра­тил­ся назад и послал в Рим упол­но­мо­чен­ных, чтобы под­пи­сать дого­вор. Послал и Арио­бар­зан, по соб­ст­вен­но­му ли почи­ну или по чьим-либо насто­я­ни­ям, с жало­бой, что он не может полу­чить Кап­па­до­кии, но что бо́льшую часть ее Мит­ри­дат еще отни­ма­ет у него. Вслед­ст­вие при­ка­за Сул­лы отдать ему Кап­па­до­кию, Мит­ри­дат ему отдал и отпра­вил вто­рое посоль­ство для заклю­че­ния дого­во­ра. Так как Сул­ла уже умер и так как, вслед­ст­вие боль­шо­го коли­че­ства дел, пре­то­ры не дали его послам ауди­ен­ции в сена­те¹³, то Мит­ри­дат под­го­во­рил сво­его зятя Тиг­ра­на напасть на Кап­па­до­кию как бы по соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве. Эта хит­рость не укры­лась от рим­лян; армян­ский царь, поло­нив Кап­па­до­кию, вывел в Арме­нию до 300000 чело­век и посе­лил их вме­сте с дру­ги­ми в мест­но­сти, где он впер­вые надел на себя коро­ну Арме­нии и кото­рую он по сво­е­му име­ни назвал Тиг­ра­но­кер­той, а это долж­но озна­чать «город Тиг­ра­на».

68. Тако­вы были дела в Азии. В это вре­мя Сер­то­рий, пра­ви­тель Ибе­рии, устро­ил так, что сама Ибе­рия и все окруж­ные обла­сти отпа­ли от рим­лян; из сво­их сотруд­ни­ков он собрал совет, напо­до­бие сена­та. Двое Люци­ев из чис­ла тех, кото­рые вос­ста­ли вме­сте с ним, Магий и Фан­ний, ста­ли убеж­дать Мит­ри­да­та заклю­чить союз с Сер­то­ри­ем, вну­шая ему боль­шие надеж­ды отно­си­тель­но Азии и бли­жай­ших к ней пле­мен. Убеж­ден­ный ими, Мит­ри­дат отпра­вил послов к Сер­то­рию. Послед­ний ввел их в свой сенат и пре­ис­пол­нил­ся гор­до­стью, пола­гая, что сла­ва о нем достиг­ла даже Пон­та и что он смо­жет оса­дить рим­лян и с запа­да и с восто­ка. С Мит­ри­да­том он дого­ва­ри­вал­ся о том, что даст ему Азию, Вифи­нию, Пафла­го­нию, Кап­па­до­кию и Гала­тию, и в каче­стве глав­но­ко­ман­дую­ще­го послал ему Мар­ка Вария, а совет­ни­ка­ми обо­их Люци­ев, Магия и Фан­ния. С ними Мит­ри­дат начал третью и послед­нюю вой­ну с рим­ля­на­ми, в кото­рой он поте­рял все свое цар­ство, так как Сер­то­рий умер в Ибе­рии, а из Рима были посла­ны про­тив него сна­ча­ла Лукулл, быв­ший началь­ни­ком мор­ских сил Сул­лы, а потом Пом­пей, при кото­ром все обла­сти, быв­шие во вла­сти Мит­ри­да­та, и сосед­ние с ними вплоть до реки Евфра­та, пере­шли во власть рим­лян под пред­ло­гом и в силу вой­ны с Мит­ри­да­том.

69. Мит­ри­дат не раз уже на опы­те позна­ко­мив­шись с рим­ля­на­ми, счи­тал, что вой­на, нача­тая им безо вся­ко­го пово­да и так ско­ро, и на этот раз будет осо­бен­но непри­ми­ри­мой; он поэто­му поза­бо­тил­ся обо всех при­готов­ле­ни­ях, так как счи­тал, что теперь столк­но­ве­ние будет решаю­щим. Оста­ток лета и целую зиму он заготов­лял лес, стро­ил кораб­ли и гото­вил ору­жие и собрал в раз­ных местах побе­ре­жья до 2000000 медим­нов хле­ба. В каче­стве союз­ни­ков к нему при­со­еди­ни­лись, кро­ме преж­них войск, хали­бы, армяне, ски­фы, тав­ры, ахей­цы, генио­хи, лев­ко­су­ры и те, кото­рые живут на зем­лях так назы­вае­мых ама­зо­нок око­ло реки Тер­мо­дон­та. Такие силы при­со­еди­ни­лись к преж­ним его вой­скам из Азии, а когда он пере­шел в Евро­пу, то при­со­еди­ни­лись из сав­ро­ма­тов так назы­вае­мые цар­ские, язи­ги, корал­лы, а из фра­кий­цев те пле­ме­на, кото­рые живут по Ист­ру, по горам Родоне и Гему, а так­же еще бастар­ны, самое силь­ное из них пле­мя. Такие силы полу­чил тогда Мит­ри­дат из Евро­пы. И собра­лось у него все­го бое­вых сил, пехоты око­ло 140000, а всад­ни­ков до 16000. Кро­ме того, сле­до­ва­ла за ним боль­шая тол­па про­вод­ни­ков, носиль­щи­ков и куп­цов.

70. С наступ­ле­ни­ем вес­ны, про­ведя испы­та­ние сво­его флота, он совер­шал уста­нов­лен­ное жерт­во­при­но­ше­ние Зев­су-Вои­те­лю, а в честь Посей­до­на он бро­сил в море пару белых коней; затем он поспе­шил в Пафла­го­нию; началь­ни­ка­ми его вой­ска были Так­сил и Гер­мо­крат. Когда он при­был туда, он про­из­нес речь перед вой­ском, про­слав­ляя сво­их пред­ков и вос­хва­ляя само­го себя, гово­ря, что свое цар­ство, быв­шее малень­ким, он сде­лал огром­ным и лич­но ни разу не был побеж­ден рим­ля­на­ми. Затем он выска­зал обви­не­ние про­тив рим­лян в коры­сто­лю­бии и жад­но­сти, под гне­том кото­рой стонет пора­бо­щен­ная Ита­лия и сама их роди­на. Кро­ме того, о послед­нем дого­во­ре он заявил, буд­то рим­ляне не хотят офор­мить его пись­мен­но, выжидая удоб­но­го момен­та, чтобы вновь напасть на него. Воз­ла­гая на них вину за дан­ную вой­ну, он отме­тил силу сво­его вой­ска и его сна­ря­же­ния, ука­зал на то, что рим­ляне сей­час заня­ты серь­ез­ной вой­ной с Сер­то­ри­ем в Ибе­рии, а в Ита­лии идет меж­до­усоб­ная вой­на. «Поэто­му, — ска­зал он, — они не обра­ща­ют вни­ма­ния и на море, уже дол­гое вре­мя нахо­дя­ще­е­ся во вла­сти мор­ских раз­бой­ни­ков, и нет у них ника­ко­го союз­ни­ка, и никто по доб­рой воле не явля­ет­ся их под­дан­ным. Раз­ве вы не види­те, — ска­зал он, — пока­зы­вая на Вария и на обо­их Люци­ев, что луч­шие из них — вра­ги сво­е­му оте­че­ству и союз­ни­ки нам?».

71. Ска­зав так и вос­пла­ме­нив свое вой­ско, Мит­ри­дат напал на Вифи­нию, где недав­но умер Нико­мед без­дет­ным и оста­вил свое цар­ство по заве­ща­нию рим­ля­нам. Пра­ви­те­лем ее был Кот­та, чело­век в воен­ном деле сла­бый; он бежал в Хал­кедон с тем вой­ском, кото­рое у него было. Вифи­ния тот­час же ока­за­лась под вла­стью Мит­ри­да­та. Со всех сто­рон рим­ляне ста­ли сбе­гать­ся к Кот­те в Хал­кедон. Когда Мит­ри­дат дви­нул­ся и про­тив Хал­кедо­на, то Кот­та в сво­ей без­де­я­тель­но­сти не вышел про­тив него, началь­ник же его мор­ских сил, Нуд, с неко­то­рою частью вой­ска занял наи­бо­лее укреп­лен­ные пунк­ты на рав­нине, но, изгнан­ный оттуда, бежал к воротам Хал­кедо­на, одолев с боль­шим трудом мно­го пре­пят­ст­вий. Око­ло ворот про­изо­шла силь­ная тол­кот­ня, так как все вме­сте торо­пи­лись про­рвать­ся в ворота. Поэто­му ни одна стре­ла пре­сле­до­вав­ших не про­па­да­ла даром. Когда же и стра­жа, сто­яв­шая у ворот, испу­гав­шись, опу­сти­ла на них запо­ры неожи­дан­но¹⁴, то Нуда и неко­то­рых из дру­гих началь­ни­ков они под­ня­ли квер­ху при помо­щи рем­ней, дру­гие же погиб­ли, нахо­дясь меж­ду вра­га­ми и дру­зья­ми, про­сти­рая руки к тем и дру­гим. Мит­ри­дат, поль­зу­ясь таким бла­го­при­ят­ным пово­ротом судь­бы, повел в тот же день свои кораб­ли на гавань и, разо­рвав заграж­де­ния, состо­я­щие из мед­ных цепей, сжег из непри­я­тель­ских кораб­лей четы­ре, а осталь­ные 60 захва­тил на бук­сир, при­чем ни Кот­та, ни Нуд не ока­зы­ва­ли ему в этом сопро­тив­ле­ния, но сиде­ли, запер­шись в сте­нах. Из рим­лян было уби­то до 3000, в том чис­ле один из сена­то­ров, Люций Мал­лий, а у Мит­ри­да­та погиб­ло 20 чело­век из бастар­нов, пер­вы­ми ворвав­ших­ся в гавань.

72. Люций Лукулл, выбран­ный кон­су­лом и глав­но­ко­ман­дую­щим в этой войне, дви­нул­ся из Рима с одним леги­о­ном и, при­со­еди­нив два дру­гих, быв­ших у Фим­брии, и к ним набрав еще два, все­го имея 30000 пехоты и око­ло 1600 всад­ни­ков, стал лаге­рем око­ло Мит­ри­да­та под Кизи­ком. Узнав через пере­беж­чи­ков, что вой­ско царя рав­ня­ет­ся при­бли­зи­тель­но 300000, а про­до­воль­ст­вие или соби­ра­ет­ся сол­да­та­ми, или полу­ча­ет­ся с моря, Лукулл ска­зал окру­жаю­щим его, что ско­ро он захва­тит непри­я­те­лей без боя, и велел им попом­нить это обе­ща­ние. Увидав гору, удоб­ную для устрой­ства лаге­ря, откуда, как он счи­тал, он суме­ет лег­ко полу­чать про­до­воль­ст­вие, а вра­гов отре­жет от под­во­за, он попы­тал­ся захва­тить ее в надеж­де отсюда добить­ся победы без рис­ка. Так как на эту гору вел один толь­ко узкий про­ход, то Мит­ри­дат уси­лен­но охра­нял его: так сове­то­вал ему Так­сил и дру­гие пол­ко­вод­цы. Люций же Магий, послу­жив­ший посред­ни­ком меж­ду Сер­то­ри­ем и Мит­ри­да­том, теперь, когда Сер­то­рий был уже убран с доро­ги, стал тай­но сно­сить­ся с Лукул­лом и, полу­чив от него обе­ща­ние без­опас­но­сти, стал сове­то­вать Мит­ри­да­ту не обра­щать вни­ма­ния, если рим­ляне пой­дут и ста­нут лаге­рем, где им угод­но. Он гово­рил, что два леги­о­на, быв­шие под началь­ст­вом Фим­брии, хотят перей­ти на его, Мит­ри­да­та, сто­ро­ну и тот­час соеди­нить­ся с царем, так чего же ему стре­мить­ся к бою и кро­во­про­ли­тию, если он может без боя победить вра­гов. Ниче­го не подо­зре­вая, Мит­ри­дат без­рас­суд­но согла­сил­ся с его дово­да­ми и не поме­шал рим­ля­нам без­опас­но прой­ти через тес­ни­ны и укре­пить про­тив него высо­кую гору. Вла­дея ею, рим­ляне мог­ли без­опас­но под­во­зить с тылу про­до­воль­ст­вие; что же каса­ет­ся Мит­ри­да­та, то они рас­счи­ты­ва­ли, что озе­ром, гора­ми и река­ми они отре­жут его от вся­ких воз­мож­но­стей под­во­за про­ви­ан­та по суше, раз­ве толь­ко с трудом ему удаст­ся кое-что полу­чать: у него не было уже широ­ких про­хо­дов, а ата­ко­вать Лукул­ла он уж не мог из-за недо­ступ­ной пози­ции, завла­деть кото­рой он сам пре­не­брег. Так как при­бли­жа­лась зима, то сле­до­ва­ло ожи­дать, что достав­ка по морю ока­жет­ся затруд­ни­тель­ной. Видя все это, Лукулл напом­нил дру­зьям о сво­ем обе­ща­нии и ука­зал, что тогдаш­нее пред­ска­за­ние испол­нит­ся с мину­ты на мину­ту.

73. Мит­ри­дат, может быть, и тогда еще мог, бла­го­да­ря чис­лен­но­сти сво­его вой­ска, про­бить­ся через середи­ну вра­гов; но он не захо­тел это­го сде­лать; с теми соору­же­ни­я­ми, кото­рые он сде­лал для оса­ды, он напал на Кизик, решив, что этим он одно­вре­мен­но испра­вит и свою плохую пози­цию, и недо­ста­ток снаб­же­ния. Так как при его боль­шом вой­ске у него был избы­ток в людях, то он делал на город напа­де­ние вся­ки­ми спо­со­ба­ми, отде­лив гавань двой­ной сте­ной и окру­жив рва­ми осталь­ные части горо­да. Он насы­пал мно­го насы­пей, выстро­ил мно­го осад­ных машин, башен и «чере­пах» для тара­нов, воз­двиг осад­ную маши­ну в сто лок­тей, с кото­рой под­ни­ма­лась вто­рая баш­ня с ката­пуль­та­ми, бро­сав­шая в город кам­ни и дру­гие мета­тель­ные сна­ряды. В гава­ни две свя­зан­ные меж­ду собой пен­те­ры нес­ли на себе еще баш­ню, с кото­рой выкиды­вал­ся мост при помо­щи осо­бо­го при­спо­соб­ле­ния, когда она при­бли­жа­лась к сте­нам. Когда у него было все гото­во, то преж­де все­го он под­вез на кораб­лях к горо­ду 3000 кизи­кий­цев-плен­ни­ков, кото­рые, про­сти­рая руки к сте­нам, умо­ля­ли поща­дить сво­их сограж­дан, под­вер­гаю­щих­ся такой опас­но­сти, пока, нако­нец, вое­на­чаль­ник кизи­кий­цев Писи­страт не велел со сте­ны им объ­явить, чтобы они тер­пе­ли­во выно­си­ли слу­чив­ше­е­ся с ними, раз они ста­ли плен­ны­ми.

74. Когда Мит­ри­да­ту не уда­лась эта попыт­ка, он дви­нул к сте­нам быв­шую у него на кораб­лях маши­ну; вне­зап­но с нее упал на сте­ну мост, и по нему чет­ве­ро вои­нов пере­бе­жа­ли на укреп­ле­ния. Пора­жен­ные вна­ча­ле этим совер­шен­но новым для них явле­ни­ем, кизи­кий­цы было немно­го отсту­пи­ли, но так как за эти­ми четырь­мя дру­гие не после­до­ва­ли немед­лен­но, они при­шли в себя и столк­ну­ли со сте­ны этих четы­рех, а бро­сая на кораб­ли огонь и смо­лу, заста­ви­ли их гре­сти обрат­но и отсту­пать, пятясь задом со сво­им соору­же­ни­ем. Так кизи­кий­цы одер­жа­ли победу над теми, кто пытал­ся напасть на них с моря. В тот же день была сде­ла­на про­тив них третья попыт­ка напа­де­ния: с суши были дви­ну­ты про­тив них одно­вре­мен­но все осад­ные соору­же­ния, и кизи­кий­цы попа­ли в тяже­лое поло­же­ние, так как они все вре­мя пере­бе­га­ли с места на место, помо­гая угро­жае­мым пунк­там. В тара­нах они кам­ня­ми раз­би­ва­ли брев­на, пет­ля­ми откло­ня­ли в сто­ро­ну или шер­стя­ны­ми пле­тен­ка­ми ослаб­ля­ли их силу; мета­тель­ные сна­ряды с огнем они встре­ча­ли водой и уксу­сом, дру­гим же они про­ти­во­по­став­ля­ли одеж­ды и нена­тя­ну­тые кус­ки мате­рий и пре­кра­ща­ли их полет; вооб­ще они не упус­ка­ли ниче­го, доступ­но­го храб­рым мужам. Хотя они всем этим бедам про­ти­во­сто­я­ли с исклю­чи­тель­ной стой­ко­стью, одна­ко часть сте­ны у них была сожже­на и к вече­ру упа­ла. Но никто (из войск Мит­ри­да­та) не успел про­рвать­ся через горя­щие раз­ва­ли­ны, ночью же кизи­кий­цы тот­час вос­ста­но­ви­ли сте­ну, а воз­ник­шая в те же дни силь­ная буря раз­би­ла и осталь­ные соору­же­ния царя.

75. Гово­рят, что город Кизик был дан Зев­сом в каче­стве при­да­но­го за его доче­рью Корой; из всех богов кизи­кий­цы почи­та­ют ее боль­ше все­го. Когда подо­шел ее празд­ник, в кото­рый они при­но­сят ей в жерт­ву чер­ную коро­ву, за неиме­ни­ем тако­вой они выле­пи­ли коро­ву из хле­ба, но вот чер­ная коро­ва при­плы­ла к ним из моря и, прой­дя через запо­ры гава­ни, вбе­жа­ла в город и сама совер­ши­ла путь в свя­ти­ли­ще и ста­ла у жерт­вен­ни­ка. Кизи­кий­цы и при­нес­ли ее в жерт­ву, окры­лен­ные луч­ши­ми надеж­да­ми. Дру­зья сове­то­ва­ли Мит­ри­да­ту уда­лить­ся, так как город явно под боже­ским покро­ви­тель­ст­вом. Он их не послу­шал­ся, но уда­лил­ся на лежа­щую над горо­дом гору Дин­дим и с нее стал вести свой под­коп в город, соорудил баш­ни и под­ко­па­ми рас­ша­тал сте­ны. Сво­их коней, кото­рые тогда были ему бес­по­лез­ны, осла­бев­ших от бес­кор­ми­цы и охро­мев­ших, так как они сби­ли себе копы­та, он отпра­вил окруж­ным путем в Вифи­нию. Когда они пере­прав­ля­лись через реку Риндак, напав­ший на них Лукулл взял 15000 чело­век плен­ных, око­ло 6000 коней и мно­го вьюч­но­го скота.

Вот что было под Кизи­ком; в это вре­мя Эвмах, пол­ко­во­дец Мит­ри­да­та, быст­ро прой­дя по всей Фри­гии, убил мно­гих рим­лян с их детьми и жена­ми, под­чи­нил писидов, исав­ров и Кили­кию, пока, нако­нец, один из тет­рар­хов Гала­тии, Дейотар, не напал на него при его про­дви­же­нии и мно­гих убил.

76. Вот что было во Фри­гии; насту­пив­шая зима отня­ла у Мит­ри­да­та воз­мож­ность под­во­за про­до­воль­ст­вия так­же и с моря, если такой вооб­ще был воз­мо­жен, так что вой­ско его совсем голо­да­ло, мно­гие уми­ра­ли, а неко­то­рые по вар­вар­ско­му обы­чаю поеда­ли чело­ве­че­ские внут­рен­но­сти; иные же, пита­ясь тра­вой, заболе­ва­ли. Их тру­пы, бро­шен­ные побли­зо­сти без погре­бе­ния, вызва­ли чуму к довер­ше­нию голо­да. Одна­ко Мит­ри­дат упор­но дер­жал­ся, наде­ясь еще, что он возь­мет Кизик при помо­щи тех под­ко­пов, кото­рые он вел с Дин­ди­ма. Но когда жите­ли Кизи­ка под­ры­ли ему и эти под­ко­пы и сожгли маши­ны и, видя его голод, часто дела­ли вылаз­ки и напа­да­ли на вра­гов, уже осла­бев­ших, тогда Мит­ри­дат, нако­нец, заду­мал бег­ство, и ночью бежал сам на кораб­лях в Парос, а его вой­ско — сухим путем в Ламп­сак. Когда они пере­хо­ди­ли реку Эсеп, очень силь­но раз­лив­шу­ю­ся, то и от реки, и от напа­де­ния Лукул­ла они понес­ли боль­шие поте­ри.

Так жите­ли Кизи­ка, несмот­ря на боль­шие при­готов­ле­ния царя, избе­жа­ли гибе­ли, бла­го­да­ря тому, что и они со сла­вою защи­ща­лись, и Лукулл тес­нил его голо­дом. Они уста­но­ви­ли в честь Лукул­ла празд­не­ства и до сих пор их справ­ля­ют, так назы­вае­мые «Лукул­лии». Всех бежав­ших в Ламп­сак, ввиду того, что они еще были оса­жде­ны Лукул­лом, Мит­ри­дат, послав кораб­ли, вывез к себе вме­сте с жите­ля­ми Ламп­са­ка. Десять тысяч отбор­ных вои­нов на пяти­де­ся­ти кораб­лях оста­вив в рас­по­ря­же­нии Вария, при­слан­но­го к нему от Сер­то­рия в каче­стве глав­но­ко­ман­дую­ще­го, а так­же Алек­сандра из Пафла­го­нии и Дио­ни­сия-евну­ха, сам с боль­шин­ст­вом отплыл в Нико­медию. Под­няв­ша­я­ся буря погу­би­ла мно­гих и в том, и в дру­гом фло­те.

77. Когда Лукулл выпол­нил свой план вой­ны на суше при помо­щи голо­да, он собрал кораб­ли из про­вин­ции Азии и пере­дал их быв­шим под его началь­ст­вом пол­ко­во­д­цам. Отпра­вив­шись с фло­том, Три­а­рий взял Апа­мею и про­из­вел ужас­ное изби­е­ние апа­мей­цев, сбе­жав­ших­ся под защи­ту хра­мов. Бар­бас взял Пру­си­а­ду око­ло горы, захва­тил и Никею, так как гар­ни­зон Мит­ри­да­та бежал. Лукулл у Ахей­ско­го зали­ва захва­тил три­на­дцать непри­я­тель­ских судов. Вария, Алек­сандра и Дио­ни­сия он захва­тил у Лем­но­са, на пустын­ном бере­гу, — на нем пока­зы­ва­ют жерт­вен­ник Фил­ок­те­ту, мед­ную змею, лук, стре­лы и пан­цирь, обвя­зан­ный повяз­ка­ми, как вос­по­ми­на­ние о его стра­да­ни­ях; он дви­нул­ся про­тив них с боль­шим шумом и без вся­ких пре­до­сто­рож­но­стей, но, так как они спо­кой­но оста­ва­лись на месте, он при­оста­но­вил про­дви­же­ние, под­сы­лая по два кораб­ля, вызы­вал их, чтобы они выплы­ли в море. Так как они не дви­га­лись, но защи­ща­лись с суши, он объ­е­хал ост­ров на дру­гих кораб­лях и, выса­див на него пехоту, загнал вра­гов на кораб­ли. Но они не вышли в море, боясь вой­ска Лукул­ла, но пла­ва­ли око­ло зем­ли; и поэто­му, ока­зав­шись под вра­же­ски­ми уда­ра­ми с обе­их сто­рон, они были пере­ра­не­ны, и мно­гие были уби­ты или бежа­ли. В пеще­ре были захва­че­ны скрыв­ши­е­ся Варий, Алек­сандр и Дио­ни­сий-евнух. Из них Дио­ни­сий, выпив, как пола­га­ют, яд, тот­час же умер; Вария Лукулл при­ка­зал убить: он счи­тал, что рим­ля­нин и сена­тор не дол­жен идти в три­ум­фе. Алек­сандра же он сохра­нил для тор­же­ст­вен­ной про­цес­сии. Обо всем этом Лукулл послал доклад в Рим, обвя­зав посла­ние вет­кой лав­ра, как это при­ня­то при победах, а сам устре­мил­ся в Вифи­нию.

78. Когда Мит­ри­дат плыл в Понт, его застиг­ла страш­ная буря; от нее он поте­рял людей до деся­ти тысяч и око­ло шести­де­ся­ти кораб­лей; осталь­ные были раз­бро­са­ны, куда кого буря занес­ла. Сам царь, так как его цар­ский корабль был раз­бит бурей, пере­шел, вопре­ки сове­там дру­зей, на лег­кое суд­но мор­ских раз­бой­ни­ков; они невреди­мо доста­ви­ли его в Синоп, а оттуда он отпра­вил­ся в Амис на бук­си­ре и отпра­вил послов к сво­е­му зятю, Тиг­ра­ну, царю Арме­нии, и к сво­е­му сыну, Маха­ру, пра­вив­ше­му в Бос­по­ре, побуж­дая и того, и дру­го­го ока­зать ему помощь. А к сосед­ним с ним ски­фам он велел Дио­клу отне­сти золо­то и мно­го даров. Диокл же с эти­ми дара­ми и со всем золо­том пере­бе­жал к Лукул­лу. Лукулл, ввиду сво­ей победы сме­ло дви­га­ясь впе­ред и под­чи­няя себе все, что попа­да­лось ему на пути, гра­бил эту стра­ну. Так как эта область была вооб­ще бога­той и дол­гое вре­мя не испы­ты­ва­ла вой­ны, то тот­час рабы здесь ста­ли про­да­вать­ся по 4 драх­мы, бык по одной, про­пор­цио­наль­на была сто­и­мость коз, овец, одеж­ды и все­го осталь­но­го. Лукулл окру­жил и оса­дил Амис и Евпа­то­рию, кото­рую Мит­ри­дат постро­ил око­ло Ами­са и назвал по сво­е­му име­ни Евпа­то­ри­ей и счи­тал сво­ей рези­ден­ци­ей, а дру­гим вой­ском — Темис­ки­ру, кото­рая полу­чи­ла свое имя от одной из ама­зо­нок и нахо­дит­ся на реке Тер­мо­дон­те. Оса­ждав­шие жите­лей Темис­ки­ры выстро­и­ли про­тив них баш­ни, насы­па­ли боль­шие насы­пи и выры­ли под­зем­ные ходы столь боль­шие, что в них под зем­лей боль­ши­ми отряда­ми всту­па­ли друг с дру­гом в руко­паш­ный бой. Жите­ли же Темис­ки­ры, сде­лав свер­ху в эти ходы отвер­стия, пус­ка­ли туда про­тив работаю­щих мед­ведей и дру­гих диких живот­ных, а так­же рои пчел. Те же, кото­рые оса­жда­ли Амис, пре­тер­пе­ва­ли дру­гие труд­но­сти, так как жите­ли Ами­са силь­но отби­ва­лись от них, часто выбе­га­ли из-за стен и вызы­ва­ли на еди­но­бор­ство. Мит­ри­дат посы­лал им боль­шое коли­че­ство про­до­воль­ст­вия, ору­жия и вой­ска из обла­сти каби­ров, где он сам зимо­вал и соби­рал дру­гое вой­ско. И к нему соби­ра­лось до 40000 пеших и 4000 кон­ни­цы.

79. С наступ­ле­ни­ем вес­ны Лукулл через горы дви­нул­ся про­тив Мит­ри­да­та. У Мит­ри­да­та были выстав­ле­ны пере­до­вые отряды, чтобы задер­жи­вать Лукул­ла и, тот­час же зажег­ши огонь, дать ему знать, если что-нибудь слу­чит­ся. Началь­ни­ком это­го сто­ро­же­во­го отряда был у Мит­ри­да­та чело­век из цар­ско­го рода, по име­ни Феникс. Когда Лукулл стал при­бли­жать­ся, он, прав­да, дал знать Мит­ри­да­ту огне­вым сиг­на­лом, но сам со сво­и­ми сила­ми пере­шел к Лукул­лу. Лукулл, без­бо­яз­нен­но уже прой­дя через горы, спу­стил­ся к Каби­ре. Когда у него там про­изо­шла кон­ная бит­ва с Мит­ри­да­том, он был побеж­ден и ушел обрат­но в горы. Началь­ник же его кон­ни­цы, Пом­по­ний, был ранен и достав­лен к Мит­ри­да­ту. На вопрос царя: «Чем бы ты мог отбла­го­да­рить меня, если я не лишу тебя жиз­ни?», он отве­тил: «Если бы ты был дру­гом Лукул­ла, то очень мно­гим; если бы ты остал­ся Лукул­лу вра­гом, то я не буду даже сове­то­вать». Так отве­тил Пом­по­ний; когда вар­ва­ры тре­бо­ва­ли убить его, царь отве­тил, что он не про­явит наси­лия про­тив доб­ле­сти, попав­шей в тяже­лое поло­же­ние. Не раз он выво­дил вой­ско, но, так как Лукулл не спус­кал­ся для боя, он, перей­дя пере­вал, пытал­ся напасть на него. В это вре­мя некий началь­ник, скиф родом, по име­ни Олка­ба, дав­но уже пере­бе­жав­ший к Лукул­лу, спас­ший во вре­мя этой кон­ной бит­вы мно­гих и за это награж­ден­ный Лукул­лом допу­ще­ни­ем к сто­лу пол­ко­во­д­ца, пра­вом выска­зы­вать суж­де­ния и участ­во­вать в тай­ных сове­ща­ни­ях, подо­шел к палат­ке Лукул­ла, когда тот в пол­день отды­хал, и потре­бо­вал, чтобы его впу­сти­ли. На поя­се у него, как все­гда, был надет обыч­ный корот­кий кин­жал. Так как его не допу­сти­ли, он воз­не­го­до­вал и ска­зал, что крайне важ­ное дело застав­ля­ет его раз­будить пол­ко­во­д­ца; но слу­ги Лукул­ла отве­ти­ли, что для Лукул­ла самое важ­ное сей­час быть здо­ро­вым; тогда он тот­час же вско­чил на коня и уска­кал к Мит­ри­да­ту — пото­му ли, что он поку­шал­ся на Лукул­ла и ему пока­за­лось, что его подо­зре­ва­ют, или под вли­я­ни­ем гне­ва, счи­тая, что с ним посту­пи­ли дерз­ко. Мит­ри­да­ту он сооб­щил о дру­гом ски­фе, по име­ни Соба­дак, что тот соби­ра­ет­ся пере­бе­жать к Лукул­лу. Соба­дак был захва­чен.

80. Лукулл же, избе­гая спус­кать­ся в рав­ни­ну, пока вра­ги пре­вос­хо­ди­ли его силой кон­ни­цы, и не видя дру­го­го обхо­да, нашел в пеще­ре охот­ни­ка, знаю­ще­го гор­ные тро­пы, и, поль­зу­ясь им как про­вод­ни­ком, по непро­хо­ди­мым доро­гам про­шел над голо­вою Мит­ри­да­та и спу­стил­ся вниз, избе­гая и здесь рав­ни­ны из-за кон­ни­цы, и стал лаге­рем, имея перед собою в каче­стве защи­ты овраг, по кото­ро­му про­те­кал ручей. Чув­ст­вуя недо­ста­ток в про­до­воль­ст­вии, он послал за хле­бом в Кап­па­до­кию, а с вра­га­ми вел все вре­мя пере­стрел­ку; но, когда несколь­ко из цар­ских отрядов бежа­ло, Мит­ри­дат, дви­нув­шись из сво­его укреп­лен­но­го лаге­ря, уко­ра­ми заста­вил сво­их сол­дат повер­нуть назад и навел на рим­лян такой страх, что они бежа­ли вверх, в горы, не заме­чая, что вра­ги оста­лись дале­ко поза­ди, но каж­дый думал, что бегу­щий вме­сте с ним или сле­дую­щий за ним поза­ди явля­ет­ся вра­гом: так силь­но были они пере­пу­га­ны. А Мит­ри­дат разо­слал повсюду пись­мен­ные изве­ще­ния об этой победе. Боль­шую часть сво­ей кон­ни­цы, при этом наи­бо­лее бое­спо­соб­ную, он велел поме­стить в заса­де про­тив тех, кото­рые достав­ля­ли про­до­воль­ст­вие Лукул­лу из Кап­па­до­кии, наде­ясь, что, ока­зав­шись без про­ви­ан­та, Лукулл испы­ты­ва­ет то же, что он сам испы­ты­вал под Кизи­ком.

81. План был хорош — отре­зать Лукул­лу под­воз съест­ных при­па­сов, кото­рые он мог полу­чать из одной толь­ко Кап­па­до­кии. Но всад­ни­ки царя, встре­тив­шись с аван­гар­дом отряда, достав­ляв­ше­го про­до­воль­ст­вие, в узком про­хо­де и не дождав­шись, чтобы они вышли на широ­кую рав­ни­ну, сами для себя, как это и есте­ствен­но в узком про­хо­де, сде­ла­ли коней бес­по­лез­ны­ми. За это вре­мя и рим­ляне, успев из путе­вой колон­ны выстро­ить­ся в бое­вой порядок, одних из вои­нов царя уби­ли, так как пешим помог­ла узость про­хо­да, дру­гих загна­ли в горы, третьих рас­се­я­ли, обра­тив в бег­ство. Лишь немно­гие ночью при­бе­жа­ли в лагерь, утвер­ждая, что толь­ко они одни оста­лись в живых; они рас­про­стра­ни­ли пре­уве­ли­чен­ное пред­став­ле­ние об этом пора­же­нии, кото­рое было нема­лым. Мит­ри­дат, узнав об этом рань­ше Лукул­ла и счи­тая, что при таком пора­же­нии кон­ни­цы Лукулл тот­час же напа­дет на него, испу­гал­ся и заду­мал бежать; тот­час он ска­зал о таком сво­ем реше­нии сво­им дру­зьям по палат­ке, а они, преж­де чем был дан при­каз, еще ночью поспе­ши­ли каж­дый выслать свой багаж из лаге­ря. У ворот столк­ну­лось боль­шое коли­че­ство вьюч­ных живот­ных; вой­ско увида­ло все это и узна­ло кто уво­зит свой багаж; пред­по­ла­гая, что про­изо­шло что-либо еще более страш­ное, вои­ны со стра­хом и с него­до­ва­ни­ем, что им ниче­го не было объ­яв­ле­но, бро­си­лись к укреп­ле­ни­ям лаге­ря, ста­ли их раз­ру­шать и раз­бе­гать­ся из рав­ни­ны во все сто­ро­ны, безо вся­ко­го поряд­ка, куда кто мог, без при­ка­за сво­его вое­на­чаль­ни­ка или бли­жай­ше­го коман­ди­ра. Мит­ри­дат, заме­тив, что про­ис­хо­дит бес­по­рядоч­ное и поспеш­ное бег­ство, выбе­жал к ним из сво­ей палат­ки и пытал­ся что-то ска­зать; но его уже никто не слу­шал; затер­тый в тол­пе и сби­тый с ног, он упал. Тогда он вско­чил на коня и с немно­ги­ми уска­кал в горы.

82. Узнав об удач­ном исхо­де достав­ки про­ви­ан­та и про­изо­шед­шей бит­ве, видя бег­ство вра­гов, Лукулл послал боль­шое коли­че­ство всад­ни­ков пре­сле­до­вать убе­гаю­щих, а тех, кото­рые еще соби­ра­лись в лаге­ре, он окру­жил пехотой и велел в дан­ный момент не гра­бить ниче­го, но уби­вать всех бес­по­щад­но. Но когда рим­ские сол­да­ты увида­ли мно­го золотых и сереб­ря­ных сосудов и доро­гих одежд, они забы­ли об этом при­ка­за­нии. Даже те, кото­рые вот-вот долж­ны были захва­тить само­го Мит­ри­да­та, уда­рив по кла­ди одно­го из мулов, нес­ше­го золо­то, и увидав посы­пав­ше­е­ся золо­то, заняв­шись им, набро­си­лись на него и поз­во­ли­ли Мит­ри­да­ту бежать в Кома­ны, откуда он с дву­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков бежал к Тиг­ра­ну. Хотя Тиг­ран не допу­стил его к себе на гла­за, но при­ка­зал дер­жать его с поче­том, как пола­га­ет­ся царю в сво­их име­ни­ях. Тогда Мит­ри­дат, поте­ряв совер­шен­но надеж­ду на сохра­не­ние сво­его цар­ства, послал в свой дво­рец евну­ха Бак­ха с тем, чтобы он убил его сестер, жен и налож­ниц, каким толь­ко путем он смо­жет. И дей­ст­ви­тель­но, они погиб­ли от меча, яда и пет­ли. Видя это, началь­ни­ки гар­ни­зо­нов Мит­ри­да­та мас­са­ми ста­ли пере­хо­дить на сто­ро­ну Лукул­ла, за исклю­че­ни­ем немно­гих. Лукулл под­чи­нил их одно­го за дру­гим, а затем, плы­вя с фло­том, заби­рал при­пон­тий­ские горо­да: Ама­ст­риду, Герак­лею и дру­гие.

83. Сино­па еще креп­ко дер­жа­лась про­тив Лукул­ла, и ее жите­ли про­дол­жа­ли непло­хо сра­жать­ся с ним на море. Когда же он оса­дил их город, они сожгли более тяже­лые из сво­их кораб­лей и, взой­дя на более быст­ро­ход­ные, бежа­ли. Но Лукулл тот­час же дал сво­бо­ду горо­ду бла­го­да­ря сно­виде­нию, кото­рое было сле­дую­щим. Гово­рят, что Авто­лик, ходив­ший вме­сте с Герак­лом похо­дом про­тив ама­зо­нок, бурей был зане­сен в Сино­пу и овла­дел горо­дом; у синоп­цев была чти­ма его ста­туя, кото­рую жите­ли Сино­пы не успе­ли захва­тить во вре­мя бег­ства, но закры­ли ее льня­ны­ми покры­ва­ла­ми и пару­са­ми. Лукулл ниче­го об этом не знал и даже не пред­по­ла­гал; и вот ему при­сни­лось, что он видит Авто­ли­ка, позвав­ше­го его. Когда на сле­дую­щий день эту ста­тую, всю заку­тан­ную, при­нес­ли к Лукул­лу, он велел ее раз­вер­нуть и увидал точь-в-точь тако­го, кото­рый, каза­лось ему, явил­ся во сне. Тако­во было это сно­виде­ние. Вслед за Сино­пой Лукулл засе­лил и Амис, жите­ли кото­ро­го тоже бежа­ли морем; он узнал, что город был коло­ни­ей афи­нян, когда они были вла­сти­те­ля­ми морей, и что он дол­гое вре­мя поль­зо­вал­ся демо­кра­ти­че­ским прав­ле­ни­ем, а потом попал под власть пер­сид­ских царей; полу­чив затем в силу при­ка­за­ния Алек­сандра демо­кра­ти­че­ское прав­ле­ние, он вновь был пора­бо­щен пон­тий­ски­ми царя­ми. Лукулл, сочув­ст­вуя Ами­су за все это и сорев­ну­ясь с Алек­сан­дром в сво­их мило­стях к людям афин­ско­го пле­ме­ни, сде­лал город авто­ном­ным и поспе­шил быст­ро созвать назад жите­лей Ами­са. Так опу­сто­шил и вновь засе­лил Лукулл Сино­пу и Амис; а с Маха­рой, сыном Мит­ри­да­та, цар­ст­во­вав­шим в Бос­по­ре и при­слав­шим ему золо­той венок, он заклю­чил друж­бу; от Тиг­ра­на же он стал тре­бо­вать выда­чи Мит­ри­да­та. Затем сам он вер­нул­ся в про­вин­цию Азию, еще не выпла­тив­шую сумм, нало­жен­ных Сул­лой, и уста­но­вил подать в раз­ме­ре чет­вер­той части с пло­дов зем­ли, и нало­ги с рабов и с домов. И он при­нес побед­ные жерт­вы, как буд­то вой­на у него была совер­шен­но закон­че­на.

84. После этих жерт­во­при­но­ше­ний он дви­нул­ся про­тив Тиг­ра­на, не выда­вав­ше­го ему Мит­ри­да­та, с дву­мя отбор­ны­ми леги­о­на­ми и пятью­ста­ми всад­ни­ков. Перей­дя Евфрат, он про­дви­гал­ся, тре­буя от вар­ва­ров толь­ко постав­ки пред­ме­тов пер­вой необ­хо­ди­мо­сти: эти люди с ним не вое­ва­ли и не хоте­ли нести какие-либо тяготы, пока Лукулл и Тиг­ран не раз­ре­шат меж­ду собою спо­ра. Тиг­ра­ну никто не сооб­щал о втор­же­нии Лукул­ла, а пер­вый, ска­зав­ший ему об этом, был им пове­шен, так как он счел, что этот чело­век хочет вызвать сре­ди его горо­дов вол­не­ние. Когда же, нако­нец, он это заме­тил, он выслал впе­ред Мит­ро­бар­за­на с дву­мя тыся­ча­ми кон­ни­цы, чтобы задер­жать про­дви­же­ние Лукул­ла. Он пору­чил Ман­кею охра­нять Тиг­ра­но­кер­ту, — этот город, как я ука­зал рань­ше, царь зало­жил и выстро­ил в этом месте в честь себя; сюда собрал он знат­ней­ших лиц сво­его государ­ства, угро­жая при этом, что все то, что они не возь­мут с собою, будет кон­фис­ко­ва­но. Он окру­жил город сте­на­ми высотой 50 лок­тей, в тол­ще их было устро­е­но мно­го лоша­ди­ных стойл; в пред­ме­стье горо­да он воз­двиг дво­рец с боль­ши­ми пар­ка­ми, с охот­ни­чьи­ми лева­ми и озе­ра­ми. Рядом было воз­двиг­ну­то силь­ное укреп­ле­ние. Пору­чив все это наблюде­нию Ман­кея, он отпра­вил­ся соби­рать вой­ско по окруж­ным обла­стям. При пер­вом же столк­но­ве­нии Лукулл тот­час же обра­тил в бег­ство Мит­ро­бар­за­на и пре­сле­до­вал его, а Секс­ти­лий, оса­див Ман­кея в Тиг­ра­но­кер­те, тот­час же раз­гра­бил дво­рец, так как он был неукреп­лен­ным, а город с его гар­ни­зо­ном он окру­жил рвом, поста­вил маши­ны и под­ко­па­ми рас­ша­тал сте­ны. Вот чем был занят Секс­ти­лий.

85. Тиг­ран, собрав 250000 пехоты и всад­ни­ков око­ло 50000, послал из них око­ло 6000 в Тиг­ра­но­кер­ту; они про­рва­лись через укреп­ле­ния рим­лян к гар­ни­зо­ну и, забрав жен царя, вновь воз­вра­ти­лись. С осталь­ным вой­ском сам Тиг­ран дви­нул­ся на Лукул­ла. Мит­ри­дат, впер­вые встре­тив­ший­ся тогда с ним, сове­то­вал ему не всту­пать с рим­ля­на­ми в сра­же­ние, но, окру­жая их одной толь­ко кон­ни­цей и опу­сто­шая зем­лю, поста­рать­ся дове­сти их до голо­да тем же спо­со­бом, как и сам он под Кизи­ком, доведен­ный Лукул­лом до исто­ще­ния, поте­рял без бит­вы все свое вой­ско. Тиг­ран, посме­яв­шись над таким его воен­ным пла­ном, дви­нул­ся впе­ред, гото­вый всту­пить в сра­же­ние. Увидав мало­чис­лен­ность рим­лян, он с насмеш­кой ска­зал о них: «Если это послы, то их мно­го, если же вра­ги, то их черес­чур мало». Лукулл, увидав поза­ди Тиг­ра­на удоб­ный холм, при­ка­зал кон­ни­це напа­дать на Тиг­ра­на с фрон­та, при­вле­кать (вни­ма­ние непри­я­те­ля) на себя и без сопро­тив­ле­ния отсту­пать, чтобы ряды вар­ва­ров при пре­сле­до­ва­нии рас­стро­и­лись; а сам с пехотой неза­мет­но околь­ны­ми путя­ми дви­нул­ся на этот холм. И когда он увидал вра­гов, рас­тя­нув­ших­ся в пре­сле­до­ва­нии на боль­шое про­стран­ство и чув­ст­во­вав­ших себя как бы победи­те­ля­ми, а весь их вьюч­ный скот у себя под нога­ми, Лукулл гром­ко вос­клик­нул: «Наша победа, о мои храб­рые вои­ны!» и пер­вый бегом бро­сил­ся на вьюч­ный скот. Живот­ные тот­час в бес­по­ряд­ке бро­си­лись бежать и нава­ли­лись на пехоту, а пехота на кон­ни­цу. Сра­зу бег­ство ста­ло все­об­щим: те, кото­рые в пылу пре­сле­до­ва­ния были увле­че­ны на боль­шое рас­сто­я­ние, когда рим­ские всад­ни­ки, повер­нув­шись, напа­ли на них, были уни­что­же­ны, в ряды дру­гих ворва­лись под­го­ня­е­мые вьюч­ные живот­ные; как обыч­но быва­ет при таком мно­же­стве, все стал­ки­ва­лись друг с дру­гом, и так как никто не знал, откуда идет на них гибель, то про­изо­шло страш­ное изби­е­ние, ибо никто ниче­го не заби­рал: с боль­ши­ми угро­за­ми Лукулл запре­тил им это, так что на рас­сто­я­нии 120 ста­дий они, про­хо­дя без вни­ма­ния мимо брас­ле­тов и оже­ре­лий, толь­ко уби­ва­ли, пока не наста­ла ночь. Толь­ко тогда они повер­ну­ли назад и ста­ли оби­рать уби­тых; теперь Лукулл им раз­ре­шил это.

86. Видя со стен Тиг­ра­но­кер­ты про­изо­шед­шее пора­же­ние, Ман­кей разору­жил всех гре­ков, кото­рые слу­жи­ли у него наем­ни­ка­ми, подо­зре­вая их (в готов­но­сти изме­нить); они же, боясь аре­ста, ходи­ли все вме­сте с пал­ка­ми в руках и вме­сте же ноче­ва­ли; а когда Ман­кей напра­вил про­тив них воору­жен­ных вар­ва­ров, то они, намотав пла­тье на левую руку вме­сто щитов, сме­ло напа­ли на них; ору­жие уби­тых они рас­пре­де­ли­ли меж­ду собой. Когда они по воз­мож­но­сти собра­ли его доста­точ­но, они захва­ти­ли часть сте­ны меж­ду дву­мя баш­ня­ми и ста­ли звать рим­лян, нахо­див­ших­ся вне стен, и при­ни­ма­ли их, когда они под­ни­ма­лись на сте­ну.

Так была взя­та Тиг­ра­но­кер­та и было раз­граб­ле­но мно­го богатств, так как город был выстро­ен недав­но и засе­лен с вели­ко­ле­пи­ем.

87. Тем вре­ме­нем Тиг­ран и Мит­ри­дат, обхо­дя обла­сти, соби­ра­ли дру­гое вой­ско, глав­ное началь­ство над кото­рым было пору­че­но Мит­ри­да­ту, так как Тиг­ран счи­тал, что пере­не­сен­ные им несча­стия были для него нау­кой. Они посла­ли и к пар­фян­ско­му царю, при­зы­вая его к себе на помощь. Так как и Лукулл отпра­вил к нему послов и пред­ла­гал ему или заклю­чить с ним союз, или не вме­ши­вать­ся в их вза­им­ную борь­бу, то пар­фян­ский царь тай­но заклю­чил союз с обо­и­ми и не спе­шил прий­ти на помощь ни тому, ни дру­го­му. В это вре­мя Мит­ри­дат гото­вил ору­жие в каж­дом горо­де и при­звал к ору­жию почти всех армян. Выбрав из них самых луч­ших — око­ло 70000 пеших и поло­ви­ну это­го чис­ла кон­ных, он осталь­ных отпу­стил, а этих рас­пре­де­лил на отряды и когор­ты почти так же, как ита­лий­ское вой­ско, и пере­дал их на обу­че­ние пон­тий­ским учи­те­лям. Когда Лукулл к ним при­бли­зил­ся, то Мит­ри­дат все пешее вой­ско и боль­шую часть кон­ни­цы поста­вил на хол­ме; с осталь­ной же кон­ни­цей Тиг­ран напал на рим­лян, заня­тых соби­ра­ни­ем про­ви­ан­та, но был ими раз­бит. Вслед­ст­вие это­го рим­ляне еще более без­бо­яз­нен­но ста­ли соби­рать про­до­воль­ст­вие воз­ле само­го лаге­ря Мит­ри­да­та и ста­ли тут лаге­рем. Как-то вновь под­ня­лась боль­шая туча пыли, так как при­бли­жал­ся Тиг­ран. Их план был такой, чтобы Лукулл ока­зал­ся меж­ду ними дву­мя. Заме­тив это, Лукулл выслал луч­ших из всад­ни­ков воз­мож­но даль­ше всту­пить с Тиг­ра­ном в сра­же­ние и поме­шать ему раз­вер­нуть поход­ную колон­ну в бое­вой строй, а сам, вызы­вая Мит­ри­да­та на бой… и окру­жая лагерь рвом, не стал вызы­вать его на сра­же­ние, пока начав­ша­я­ся зима не заста­ви­ла всех пре­кра­тить воен­ные дей­ст­вия.

88. И вот Тиг­ран уда­лил­ся во внут­рен­ние части Арме­нии, а Мит­ри­дат устре­мил­ся в Понт, где были еще остат­ки его цар­ства, имея 4000 соб­ст­вен­ных вои­нов и взяв­ши столь­ко же дру­гих у Тиг­ра­на. Сле­дом за ним дви­нул­ся и Лукулл; ему тоже при­шлось уйти вслед­ст­вие недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия. Пред­у­предив его, Мит­ри­дат напал на Фабия, остав­лен­но­го здесь Лукул­лом глав­но­ко­ман­дую­щим, и, обра­тив его в бег­ство, убил 500 чело­век. Фабий осво­бо­дил всех рабов, кото­рые были у него в лаге­ре, и в тече­ние цело­го дня опять сра­жал­ся с Мит­ри­да­том; сра­же­ние шло с пере­мен­ным успе­хом, пока не при­шлось поспеш­но выне­сти из боя Мит­ри­да­та, пора­жен­но­го кам­нем в коле­но и стре­лою под гла­зом. После это­го мно­го дней сохра­ня­ли спо­кой­ст­вие: одни — вслед­ст­вие стра­ха за здо­ро­вье царя, дру­гие — вслед­ст­вие боль­шо­го коли­че­ства ране­ных. Уха­жи­ва­ли за Мит­ри­да­том ага­ры, скиф­ское пле­мя, поль­зу­ю­щи­е­ся зме­и­ным ядом для лече­ния и поэто­му все­гда быв­шие при царе; к Фабию же при­был Три­а­рий, дру­гой вое­на­чаль­ник Лукул­ла, со сво­им вой­ском и при­нял от Фабия и власть и зва­ние. Немно­го вре­ме­ни спу­стя, когда Три­а­рий и Мит­ри­дат соби­ра­лись всту­пить друг с дру­гом в сра­же­ние, под­нял­ся такой ура­ган, кото­ро­го не пом­нят, сорвал у того и у дру­го­го палат­ки, под­хва­тил багаж и вьюч­ный скот и из людей неко­то­рых сбро­сил в про­пасть. Тогда оба они разо­шлись.

89. Но при изве­стии о при­бли­же­нии Лукул­ла Три­а­рий, стре­мясь закон­чить дело до его при­хо­да, еще ночью дви­нул­ся к пере­до­вым (сто­ро­же­вым) отрядам Мит­ри­да­та. Дол­гое вре­мя сра­же­ние было нере­ши­тель­ным; тогда царь уси­лен­ным натис­ком на сво­ем участ­ке решил сра­же­ние и, рас­се­яв непри­я­те­лей, запер их пехоту в боло­ти­стой кана­ве, где они погиб­ли, не имея воз­мож­но­сти сто­ять. Кон­ни­цу же он пре­сле­до­вал по рав­нине, энер­гич­но ста­ра­ясь исполь­зо­вать счаст­ли­вый пово­рот судь­бы, пока какой-то рим­ский цен­ту­ри­он, бежав­ший око­ло него, как раб, не нанес ему в бед­ро глу­бо­кой раны мечом, не наде­ясь, что суме­ет пора­зить его в спи­ну из-за пан­ци­ря. Бли­жай­шие к Мит­ри­да­ту тот­час же уби­ли его, Мит­ри­дат же был уне­сен в тыл, и его дру­зья поспеш­но ото­зва­ли вой­ско назад, несмот­ря на бле­стя­щую победу. Сре­ди сра­жаю­щих­ся воз­ник­ло смя­те­ние и недо­ра­зу­ме­ние при таком бес­смыс­лен­ном ото­зва­нии, воз­ник страх, нет ли чего ужас­но­го с дру­гой сто­ро­ны; узнав, нако­нец, в чем дело, сол­да­ты окру­жи­ли тело Мит­ри­да­та на рав­нине и шуме­ли, пока врач Тимо­фей, оста­но­вив кровь, не пока­зал его с воз­вы­шен­но­го места; так было и с македо­ня­на­ми в Индии, испу­гав­ши­ми­ся за Алек­сандра: Алек­сандр пока­зал­ся перед ними у хра­ма выздо­рав­ли­ваю­щим. Как толь­ко Мит­ри­дат под­нял­ся, он стал тот­час упре­кать тех, кото­рые ото­зва­ли вой­ско из бит­вы, и в тот же день вновь повел вой­ско на рим­ский лагерь. Но рим­ляне в стра­хе успе­ли уже бежать из него. Когда оби­ра­ли тру­пы уби­тых рим­лян, то выяс­ни­лось, что уби­то было 24 три­бу­на и 150 цен­ту­ри­о­нов. Такое чис­ло началь­ни­ков ред­ко когда поги­ба­ло у рим­лян в одном сра­же­нии.

90. Мит­ри­дат устре­мил­ся в Арме­нию, кото­рую рим­ляне теперь назы­ва­ют Малой Арме­ни­ей, и то, что лег­ко было заби­рать с собой из про­до­воль­ст­вия, он заби­рал, а неудоб­ное уни­что­жал, зара­нее лишая про­до­воль­ст­вия под­хо­див­ше­го Лукул­ла. И вот некий рим­ля­нин, сена­тор, по име­ни Атти­дий, по суду изгнан­ный из оте­че­ства, дав­но уже при­шед­ший к Мит­ри­да­ту и удо­сто­ен­ный его друж­бой, был схва­чен, так как зло­умыш­лял на его жизнь. Царь каз­нил его, не счи­тая спра­вед­ли­вым под­верг­нуть пыт­ке чело­ве­ка, быв­ше­го неко­гда рим­ским сена­то­ром, заме­шан­ных же вме­сте с ним в этот заго­вор он под­верг страш­ней­шим муче­ни­ям. Воль­ноот­пу­щен­ни­ков же, кото­рые были соучаст­ни­ка­ми Атти­дия в этом замыс­ле, он отпу­стил невреди­мы­ми, гово­ря, что они слу­жи­ли сво­е­му гос­по­ди­ну. Когда Лукулл уже сто­ял лаге­рем про­тив Мит­ри­да­та, пра­ви­тель Азии, послав повсюду вест­ни­ков, объ­явил, что рим­ляне упре­ка­ют Лукул­ла, что он затя­ги­ва­ет вой­ну сверх нуж­но­го вре­ме­ни, и что они рас­пус­ка­ют быв­ших в его вой­ске сол­дат и иму­ще­ство ослуш­ни­ков они кон­фис­ку­ют. Когда это было объ­яв­ле­но, вой­ско все разо­шлось, кро­ме немно­гих, кото­рые, будучи очень бед­ны и не боясь поэто­му объ­яв­лен­но­го нака­за­ния, оста­лись при Лукул­ле.

91. Таким обра­зом, эта вой­на Лукул­ла про­тив Мит­ри­да­та не была доведе­на до твер­до­го и реши­тель­но­го кон­ца. Обес­по­ко­ен­ные отпа­де­ни­ем Ита­лии и стес­нен­ные голо­дом, так как на море гра­би­ли мор­ские раз­бой­ни­ки, рим­ляне реши­ли, что несвоевре­мен­но для них вести дру­гую, столь зна­чи­тель­ную вой­ну, пока не спра­вят­ся с труд­но­стя­ми. Полу­чив обо всем этом сведе­ния, Мит­ри­дат вторг­ся в Кап­па­до­кию и укре­пил свое соб­ст­вен­ное цар­ство. Рим­ляне не обра­ща­ли вни­ма­ния на такую его дея­тель­ность, пока очи­ща­ли море от пира­тов. Но когда оно было очи­ще­но и очи­стив­ший его Пом­пей был еще в Азии, они тот­час взя­лись за вой­ну с Мит­ри­да­том и посла­ли Пом­пея в каче­стве глав­но­ко­ман­дую­ще­го и в этой войне. Так как мне кажет­ся, что совер­шен­ное Пом­пе­ем на море явля­лось пред­две­ри­ем его похо­да про­тив Мит­ри­да­та, и так как рас­сказ об этом не встре­ча­ет­ся ни в каком спе­ци­аль­ном сочи­не­нии, то я счи­таю нуж­ным вклю­чить его в эту часть сво­ей работы и быст­ро про­бе­жать собы­тия, как они про­ис­хо­ди­ли.

92. Когда Мит­ри­дат в пер­вый раз всту­пил в вой­ну с рим­ля­на­ми и завла­дел всей Ази­ей, так как Сул­ла задер­жал­ся ввиду затруд­не­ний в Элла­де, то он, пола­гая, что ему недол­го при­дет­ся вла­деть Ази­ей, все опу­сто­шил, как я ука­зал рань­ше, а на море допу­стил мор­ских раз­бой­ни­ков, кото­рые вна­ча­ле пла­ва­ли, как обыч­но у пира­тов, на неболь­ших и немно­го­чис­лен­ных быст­ро­ход­ных судах и гра­би­ли; когда же вой­на ста­ла затя­ги­вать­ся, их ста­ло появ­лять­ся боль­ше, пла­ва­ли они уже на боль­ших кораб­лях. Испро­бо­вав сла­дость боль­ших дохо­дов, они не пре­кра­ти­ли это­го дела и тогда, когда Мит­ри­дат был побеж­ден, заклю­чил мир и уда­лил­ся в свое цар­ство. Люди, лишен­ные вслед­ст­вие вой­ны средств к жиз­ни, ото­рвав­ши­е­ся от роди­ны и впав­шие в жесто­кую нуж­ду, ста­ли искать себе про­пи­та­ния не на суше, а на море, вна­ча­ле на лег­ких раз­бой­ни­чьих судах и полу­тор­ках, а затем ста­ли пла­вать уже на бире­мах и три­е­рах, при­чем у них были раз­бой­ни­чьи вое­на­чаль­ни­ки, как в насто­я­щей войне. Они напа­да­ли на неукреп­лен­ные горо­да, сте­ны дру­гих горо­дов они или под­ка­пы­ва­ли, или раз­би­ва­ли, или бра­ли штур­мом и раз­граб­ля­ли, а людей побо­га­че отво­зи­ли до при­ста­ней в рас­че­те на выкуп. И эти дохо­ды, оби­жа­ясь уже на про­зва­ние пира­тов, они назы­ва­ли воен­ным жало­ва­ньем. Они име­ли ремес­лен­ни­ков, насиль­но при­став­лен­ных и посто­ян­но заготов­ля­ли лес, медь, желе­зо, сво­зя все это вме­сте. Их дух под­ни­мал­ся от полу­чае­мой при­бы­ли; уже не счи­тая сво­его заня­тия раз­бо­ем, они при­рав­ни­ва­ли себя к царям и тира­нам, счи­та­ли себя боль­шим воен­ным лаге­рем и пола­га­ли, что, объ­еди­нив­шись, они будут непо­беди­мы­ми; они сами себе стро­и­ли кораб­ли и про­из­во­ди­ли ору­жие. Глав­ным местом сто­ян­ки для них всех или их лаге­рем была так назы­вае­мая Суро­вая Кили­кия; но они име­ли повсе­мест­но гар­ни­зо­ны и укреп­лен­ные пунк­ты, пустын­ные ост­ро­ва и при­ста­ни; но самы­ми важ­ны­ми пунк­та­ми они счи­та­ли те, кото­рые нахо­ди­лись око­ло этой Кили­кии, ска­ли­стой, не имев­ший гава­ней и взды­маю­щей­ся высо­ки­ми вер­ши­на­ми. Поэто­му они все ста­ли назы­вать­ся общим име­нем кили­кий­цев, так как это зло, по-види­мо­му, пошло вна­ча­ле от жите­лей Суро­вой Кили­кии, а потом к ним при­со­еди­ни­лись сирий­цы, жите­ли Кип­ра, Пам­фи­лии, при­бреж­ных стран Пон­та — одним сло­вом, почти все восточ­ные пле­ме­на. Видя, что вой­на с Мит­ри­да­том ста­но­вит­ся серь­ез­ной и затяж­ной, эти люди, пред­по­чтя дей­ст­во­вать, а не стра­дать, избра­ли себе для жиз­ни море вме­сто зем­ли.

93. Таким обра­зом вско­ре из них обра­зо­ва­лись мно­гие десят­ки тысяч, и они гос­под­ст­во­ва­ли не толь­ко в восточ­ной части моря, но и над всем морем вплоть до Гер­ку­ле­со­вых стол­бов; и уже они были победи­те­ля­ми в мор­ском бою над неко­то­ры­ми из рим­ских пол­ко­вод­цев, в том чис­ле над намест­ни­ком Сици­лии, у самых бере­гов Сици­лии. Все пути ока­за­лись непро­ез­жи­ми, а вслед­ст­вие отсут­ст­вия обме­на стра­на ста­ла нуж­дать­ся в изде­ли­ях ремес­ла. Сами рим­ляне испы­ты­ва­ли осо­бен­но мно­го бед­ст­вий: их про­вин­ции нахо­ди­лись в тяже­лом поло­же­нии, и сами они, при сво­ей мно­го­чис­лен­но­сти, тер­пе­ли тяж­кую нуж­ду. Меж­ду тем, им пред­став­ля­лось боль­шим и труд­ным делом уни­что­жить столь­ко мор­ских отрядов, так как они были раз­бро­са­ны кру­гом по всей зем­ле и морю и им, как моря­кам, лег­ко было бла­го­да­ря сво­е­му сна­ря­же­нию усколь­зать; высту­па­ли они не из род­ной зем­ли, извест­ной всем, и не име­ли ниче­го соб­ст­вен­но­го и лич­но­го, но толь­ко то, что в дан­ный момент попа­да­ло под руку. Поэто­му вой­на с ними была необыч­ной, не име­ла ниче­го зако­но­мер­но­го; ниче­го твер­до­го или ясно­го; этим она вызы­ва­ла чув­ство бес­по­мощ­но­сти и стра­ха. Муре­на попы­тал­ся всту­пить с ними в борь­бу, но ниче­го не сде­лал зна­чи­тель­но­го. Ниче­го не добил­ся Сер­ви­лий Исаврий­ский после Муре­ны; даже боль­ше — обнаглев­шие мор­ские раз­бой­ни­ки ста­ли выса­жи­вать­ся на побе­ре­жьях Ита­лии, око­ло Брун­ди­зия и Этру­рии; они захва­ти­ли в плен ехав­ших по доро­ге жен­щин из знат­ных фами­лий и ото­бра­ли у двух пре­то­ров их зна­ки отли­чий.

94. Не желая боль­ше тер­петь такой ущерб и позор, рим­ляне спе­ци­аль­ным зако­ном выбра­ли быв­ше­го тогда у них в вели­чай­шей сла­ве Гнея Пом­пея на три года пол­но­моч­ным вое­на­чаль­ни­ком на всем море вплоть до Герак­ло­вых стол­бов и при­бреж­ной зем­ли на рас­сто­я­ние от моря на 400 ста­дий вглубь. Царям и пра­ви­те­лям, всем наро­дам и горо­дам они посла­ли при­каз вся­че­ски содей­ст­во­вать Пом­пею, а ему само­му дали пра­во наби­рать вой­ско и соби­рать день­ги. И от себя они отпра­ви­ли по набо­ру боль­шое вой­ско, все кораб­ли, кото­рые име­ли, и дали денег до 6000 атти­че­ских талан­тов. Таким боль­шим и труд­ным делом счи­та­ли они овла­деть столь­ки­ми укреп­лен­ны­ми сто­ян­ка­ми, на столь боль­шом море, в столь­ких бух­тах, когда они уме­ли так хоро­шо скры­вать­ся, лег­ко ухо­дить и вновь неза­мет­но напа­дать. Нико­гда еще до Пом­пея ни один чело­век не отправ­лял­ся в мор­ской поход, обле­чен­ный такой вла­стью; у него в дан­ный момент было вой­ско в 120000 пеших и 4000 всад­ни­ков, кораб­лей вме­сте с полу­тор­ка­ми 270, помощ­ни­ков, дан­ных сена­том, кото­рых назы­ва­ют лега­та­ми, — 25; меж­ду ними Пом­пей разде­лил все море и каж­до­му дал кораб­ли, всад­ни­ков и пеше­го вой­ска и зна­ки пре­тор­ской вла­сти, чтобы каж­дый из них был пол­ным началь­ни­ком над той частью моря, кото­рая ему дове­ре­на, сам же он как царь царей объ­ез­жал их и наблюдал, чтобы они оста­ва­лись, где были постав­ле­ны, чтобы они, пре­сле­дуя пира­тов, не бро­са­лись от одно­го неокон­чен­но­го дела на дру­гое и чтобы у него повсе­мест­но были люди, кото­рые бы высту­па­ли про­тив пира­тов и отре­за­ли им воз­мож­ность пере­бе­гать друг к дру­гу.

95. Устро­ив все таким обра­зом, Пом­пей поста­вил началь­ни­ка­ми в Ибе­рии и у Гер­ку­ле­со­вых стол­бов Тибе­рия Неро­на и Ман­лия Торк­ва­та, над побе­ре­жьем Лигу­рий­ско­го и Кельт­ско­го моря — Мар­ка Пом­по­ния, в Ливии, Сар­ди­нии, Кор­си­ке и по сосед­ним ост­ро­вам — Лен­ту­ла Мар­цел­ли­на и Пуб­лия Ати­лия, для самой Ита­лии — Луция Гел­лия и Гнея Лен­ту­ла. Сици­лию и Ионий­ское море охра­ня­ли ему Пло­ций Вар и Терен­ций Варрон до Акар­на­нии; Пело­пон­нес и Атти­ку, Эвбею, Фес­са­лию, Македо­нию и Бео­тию — Люций Сизен­на, ост­ро­ва и все Эгей­ское море и при­ле­гаю­щую к нему часть Гел­лес­пон­та — Луций Лол­лий; Вифи­нию, Фра­кию, Про­пон­ти­ду и устье Пон­та — Пуб­лий Пизон; Ликию, Пам­фи­лию, Кипр и Фини­кию — Метелл Непот. Так были рас­пре­де­ле­ны им пред­во­ди­те­ли, с при­ка­зом напа­дать и защи­щать­ся, охра­нять назна­чен­ные места и пере­ни­мать бегу­щих от дру­гих пол­ко­вод­цев, пре­сле­дуя их, чтобы они не ухо­ди­ли дале­ко, не пла­ва­ли впе­ред и назад и не затя­ну­ли бы дела. Сам он объ­ез­жал их всех. Осмот­рев сна­ча­ла фло­ти­лии в запад­ном направ­ле­нии в тече­ние соро­ка дней, он вер­нул­ся в Рим. Оттуда он вер­нул­ся в Брун­ди­зий и, отпра­вив­шись из Брун­ди­зия, в такой же про­ме­жу­ток вре­ме­ни объ­е­хал весь восток, пора­зив всех быст­ро­той пла­ва­ния и огром­но­стью при­готов­ле­ния. Его сла­ва вызва­ла такой страх, что мор­ские раз­бой­ни­ки, наде­яв­ши­е­ся рань­ше напасть на него или во вся­ком слу­чае пока­зать ему, что дело с ними не так-то лег­ко, испу­га­лись и ушли из тех горо­дов, кото­рые они оса­жда­ли, и бежа­ли в при­выч­ные им ска­лы и бух­ты. Пом­пею уда­лось тот­час же без боя очи­стить море, а раз­бой­ни­ков повсюду посте­пен­но его пол­ко­вод­цы захва­ти­ли в плен.

96. Сам он дви­нул­ся в Кили­кию с вой­ском раз­лич­ных родов ору­жия и со мно­ги­ми воен­ны­ми маши­на­ми, в ожи­да­нии, что ему при­дет­ся при­ме­нять раз­лич­ные виды бит­вы и оса­ды при их сто­я­щих на отвес­ных ска­лах укреп­ле­ни­ях. Но ниче­го это­го не пона­до­би­лось: его сла­ва и его при­готов­ле­ния при­ве­ли в ужас мор­ских раз­бой­ни­ков; наде­ясь, что если они сда­дут­ся без боя, то встре­тят с его сто­ро­ны боль­ше мило­сер­дия, пер­вы­ми сда­лись жите­ли Кра­га и Анти­кра­га, двух самых боль­ших укреп­ле­ний, сле­дом за ними гор­ные кили­кий­цы, и затем все под­ряд ста­ли сда­вать­ся, одно­вре­мен­но сда­вая мно­го ору­жия, отча­сти гото­во­го, отча­сти еще ковав­ше­го­ся; сда­ли они и кораб­ли — одни еще в строй­ке, дру­гие уже спу­щен­ные, всю медь и желе­зо, собран­ные с этою целью, раз­но­го рода лес, пару­са и кана­ты, боль­шое коли­че­ство плен­ных, кото­рых они дер­жа­ли в цепях: одних — в ожи­да­нии выку­па, дру­гих — для работы у себя. Из всей этой добы­чи Пом­пей лес сжег, кораб­ли увел с собою, плен­ных отпу­стил на роди­ну, и мно­гие из них нашли себе там воз­двиг­ну­тые кенота­фы, как над покой­ни­ка­ми. Тех же пира­тов, кото­рые, каза­лось, глав­ным обра­зом, не из-за зло­нра­вия, но вслед­ст­вие вызван­но­го вой­ной недо­стат­ка средств жиз­ни пошли на такое заня­тие, он посе­лил в Мал­ле, Адане и Эпи­фа­нии, а так­же и по дру­гим город­кам этой Суро­вой Кили­кии, кото­рые оста­лись без насе­ле­ния или с ред­ким насе­ле­ни­ем. А неко­то­рых из них он послал в Димы в Ахайе.

Так в несколь­ко корот­ких дней Пом­пею уда­лось окон­чить вой­ну с пира­та­ми, о кото­рой дума­ли, что она будет очень труд­ной. Кораб­лей, захва­чен­ных силой, он взял 71, сдан­ных ими сами­ми — 306, а горо­дов, укреп­ле­ний и дру­гих при­ста­ней — 120. Раз­бой­ни­ков же в бит­вах было уби­то и захва­че­но до деся­ти тысяч.

97. Когда эта опе­ра­ция была закон­че­на так быст­ро и сверх вся­ко­го ожи­да­ния, рим­ляне, без­мер­но пре­воз­но­ся Пом­пея, когда он был еще в Кили­кии, выбра­ли его началь­ни­ком для вой­ны с Мит­ри­да­том с теми же пол­но­мо­чи­я­ми, чтобы он, будучи неогра­ни­чен­ным началь­ни­ком, мог вое­вать и заклю­чать мир, где хочет, и кого хочет делать дру­зья­ми рим­ско­го наро­да или счи­тать вра­га­ми. Они дали ему пра­во рас­по­ря­жать­ся всем вой­ском, кото­рое нахо­дит­ся вне пре­де­лов Ита­лии. Нико­гда еще нико­му ниче­го подоб­но­го рань­ше не было дано. Может быть, за это его и назы­ва­ют Вели­ким. Ведь и преж­ни­ми пол­ко­во­д­ца­ми вой­на с Мит­ри­да­том не раз уже была окон­че­на.

И вот Пом­пей, быст­ро собрав вой­ско из Азии, стал лаге­рем на гра­ни­цах цар­ства Мит­ри­да­та. У Мит­ри­да­та было отбор­ное мест­ное вой­ско — 30000 пехоты и 3000 всад­ни­ков. С ним он занял пере­до­вые пози­ции в сво­ей стране. Так как эти места опу­сто­шил Лукулл, то ему труд­но было снаб­жать­ся про­ви­ан­том. Поэто­му мно­гие реша­лись пере­бе­жать к непри­я­те­лю. И тех, кото­рых Мит­ри­дат ловил, он вешал, выка­лы­вал гла­за и сжи­гал. Слу­чаи побе­гов ста­ли достав­лять ему мень­ше бес­по­кой­ства вслед­ст­вие стра­ха нака­за­ний, но недо­ста­ток про­до­воль­ст­вия про­дол­жал его мучить.

98. Поэто­му он отпра­вил к Пом­пею послов, желая узнать, на каких усло­ви­ях может быть пре­кра­ще­на вой­на. Пом­пей ска­зал: «Если ты пере­дашь нам пере­беж­чи­ков и отдашь себя в наши руки». Узнав об этих тре­бо­ва­ни­ях, Мит­ри­дат сооб­щил о них пере­беж­чи­кам и, видя их испуг, поклял­ся, что у него с рим­ля­на­ми нико­гда не будет мира вслед­ст­вие их алч­но­сти и что он нико­го не выдаст и не сде­ла­ет ниче­го, что не было бы к их общей поль­зе. Так он ска­зал; а Пом­пей, устро­ив заса­ду из кон­ни­цы, послал дру­гую часть откры­то про­тив пере­до­вых отрядов царя, чтобы их бес­по­ко­ить; он им велел… вызы­вать на бой и отсту­пать, как буд­то они были раз­би­ты… пока нахо­див­ши­е­ся в заса­де, пере­хва­тив их, не обра­ти­ли их в бег­ство. Воз­мож­но, что с бегу­щи­ми они ворва­лись бы в лагерь, если бы царь, испу­гав­шись это­го, не вывел свою пехоту. Тогда рим­ляне отсту­пи­ли. Таков был исход пер­вой про­бы столк­но­ве­ния Пом­пея и Мит­ри­да­та друг с дру­гом и кон­но­го сра­же­ния.

99. Тес­ни­мый недо­стат­ком про­до­воль­ст­вия, царь вынуж­ден был отсту­пить и дал Пом­пею воз­мож­ность всту­пить в его цар­ство, наде­ясь, что, сидя в этой опу­сто­шен­ной стране, Пом­пей будет тер­петь такие же лише­ния. Но Пом­пей имел у себя в тылу под­воз­ной рынок; обой­дя Мит­ри­да­та с восто­ка, он про­вел линию укреп­ле­ний с гар­ни­зо­на­ми и лаге­ря­ми на про­тя­же­нии 150 ста­дий и выко­пал ров, не давая ему с лег­ко­стью полу­чать про­до­воль­ст­вие. Царь не напа­дал на Пом­пея, пока он отре­зал его, то ли из стра­ха, то ли по опро­мет­чи­во­сти, как быва­ет со все­ми, когда при­бли­жа­ет­ся несча­стие; стра­дая опять от недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия, он велел убить всех вьюч­ных живот­ных, кото­рых имел в лаге­ре, сде­лав исклю­че­ние толь­ко для коней; но этим он с трудом отсро­чил реше­ние дней на 50 и, в кон­це кон­цов, бежал отсюда в глу­бо­ком мол­ча­нии по непро­хо­ди­мым доро­гам. Когда же Пом­пей толь­ко с наступ­ле­ни­ем дня настиг его и захва­тил его зад­ние отряды, то и тогда, несмот­ря на настой­чи­вые сове­ты дру­зей высту­пить про­тив него, не стал сра­жать­ся, толь­ко при помо­щи всад­ни­ков отра­зив тех, кото­рые под­хо­ди­ли очень близ­ко, вече­ром стал лаге­рем в густом лесу. На сле­дую­щий день он занял место, кру­то под­ни­маю­ще­е­ся со всех сто­рон; сюда вела одна толь­ко доро­га, и ее охра­ня­ли четы­ре отряда; в свою оче­редь ее сто­ро­жи­ли и рим­ляне, чтобы Мит­ри­дат не мог бежать.

100. С наступ­ле­ни­ем дня каж­дый из пол­ко­вод­цев стал воору­жать свое вой­ско, а пере­до­вые отряды ста­ли тре­во­жить друг дру­га, всту­пая в сра­же­ние на склоне хол­ма. И неко­то­рые из всад­ни­ков Мит­ри­да­та, спе­шив­шись без при­ка­за­ния, ста­ли помо­гать сво­им пере­до­вым отрядам. Когда же про­тив них появи­лось боль­шее чис­ло рим­ских всад­ни­ков, то вышед­шие без коней всад­ни­ки Мит­ри­да­та целой тол­пой бро­си­лись в лагерь, чтобы сесть на коней и сра­жать­ся с напа­даю­щи­ми рим­ля­на­ми при рав­ных усло­ви­ях. Те, кото­рые воору­жа­лись еще навер­ху в лаге­ре, увидев, что они бегут с кри­ком, не зная, что слу­чи­лось, и пола­гая, что они обра­ти­лись в бег­ство и что их лагерь взят с обе­их сто­рон, бро­си­ли ору­жие и ста­ли убе­гать. Так как это место не име­ло выхо­да, то они стал­ки­ва­ли друг дру­га, бро­са­ясь в раз­ные сто­ро­ны, пока не сва­ли­лись на ост­рые кам­ни кру­чи. Так вой­ско Мит­ри­да­та, вслед­ст­вие опро­мет­чи­вой поспеш­но­сти тех, кото­рые без при­ка­за­ния захо­те­ли помочь пере­до­вым отрядам, было при­веде­но в бес­по­рядок и погиб­ло. Осталь­ное было уже лег­ким делом для Пом­пея; он стал уби­вать и захва­ты­вать еще нево­ору­жен­ных и запер­тых на месте, окру­жен­ном кру­ты­ми ска­ла­ми. Было уби­то и захва­че­но до 10000, и в его руки попал весь лагерь со всем обо­зом.

101. Мит­ри­дат, оттес­нен­ный толь­ко со сво­ею лич­ной охра­ной к кру­че и бежав­ший, ока­зал­ся с несколь­ки­ми наем­ны­ми всад­ни­ка­ми и с тре­мя тыся­ча­ми пехоты, кото­рые тот­час после­до­ва­ли за ним в укреп­ле­ние Сино­ре­гу, где у него было спря­та­но мно­го денег. Он дал подар­ки и пла­ту за год тем, кото­рые бежа­ли вме­сте с ним. С 6000 талан­тов он устре­мил­ся к исто­кам Евфра­та, чтобы там перей­ти в область кол­хов. Быст­ро дви­га­ясь и день и ночь, он уже на чет­вер­тый день пере­шел Евфрат, в тече­ние трех сле­дую­щих он сто­ял на месте и воору­жал тех, кто был с ним или к нему под­хо­дил. Затем он вторг­ся в Хоте­ней­скую Арме­нию; там он про­гнал хоте­ней­цев и ибе­ров, хотев­ших поме­шать ему стре­ла­ми и пра­ща­ми, и пере­шел реку Апсар. Ибе­ров, живу­щих в Азии, одни счи­та­ют пред­ка­ми, дру­гие — коло­ни­ста­ми евро­пей­ских ибе­ров, третьи же — толь­ко одно­имен­ным с ними пле­ме­нем: у них ниче­го нет обще­го ни по нра­вам, ни по язы­ку. Мит­ри­дат пере­зи­мо­вал в Дио­с­ку­рах — этот город кол­хи счи­та­ют дока­за­тель­ст­вом того, что Дио­с­ку­ры плы­ли вме­сте с арго­нав­та­ми. Там Мит­ри­дат заду­мал не малое дело, и не такое, на кото­рое мог бы решить­ся чело­век, нахо­дя­щий­ся в бег­стве: он заду­мал обой­ти кру­гом весь Понт и ски­фов при­пон­тий­ских и, перей­дя Мео­тий­ское боло­то, напасть на Бос­пор и, ото­брав стра­ну, где власт­во­вал сын его, Махар, ока­зав­ший­ся по отно­ше­нию к нему небла­го­дар­ным, вновь ока­зать­ся перед рим­ля­на­ми и вое­вать с ними уже из Евро­пы, тогда как они будут в Азии, поста­вив меж­ду собою и ими тот путь, кото­рый, как счи­та­ют, был назван Бос­по­ром («путем быка»), пото­му что его пере­плы­ла Ио, когда она, обра­щен­ная рев­но­стью Геры в коро­ву, долж­на была бежать.

102. Как ни фан­та­сти­чен был план, за кото­рый ухва­тил­ся Мит­ри­дат, одна­ко он стал при­ла­гать ста­ра­ния его выпол­нить. Он про­шел через зем­ли скиф­ских пле­мен, воин­ст­вен­ных и враж­деб­ных, частью дого­ва­ри­ва­ясь с ними, частью при­нуж­дая их силою: так, даже будучи бег­ле­цом и в несча­стии, он вызы­вал к себе почте­ние и страх. Он про­шел мимо гениохов, (дру­же­ски) при­няв­ших его; ахей­цев же обра­тил в бег­ство и пре­сле­до­вал. Гово­рят, что когда ахей­цы воз­вра­ща­лись из-под Трои, они бурей были зане­се­ны в Понт и мно­го стра­да­ли от вар­ва­ров, как элли­ны; они посла­ли на роди­ну за кораб­ля­ми, но так как на них не обра­ти­ли ника­ко­го вни­ма­ния, они рас­сер­ди­лись на все эллин­ское пле­мя, и всех элли­нов, кото­рых бра­ли в плен, они ста­ли уби­вать по обы­чаю ски­фов, — сна­ча­ла, в гне­ве, всех, с тече­ни­ем же вре­ме­ни толь­ко самых кра­си­вых из них, а потом тех, на кого падет жре­бий. Вот что рас­ска­зы­ва­ют о скиф­ских ахей­цах. Когда Мит­ри­дат всту­пил в область Мэо­ти­ды, над кото­рой мно­го пра­ви­те­лей, то все они при­ня­ли его (дру­же­ски), ввиду сла­вы его дея­ний и его цар­ской вла­сти, да и воен­ная сила его, быв­шая еще при нем, была зна­чи­тель­на; они про­пу­сти­ли его и обме­ня­лись вза­им­но мно­ги­ми подар­ка­ми; Мит­ри­дат заклю­чил с ними союз, заду­мав дру­гие, еще более уди­ви­тель­ные пла­ны: идти через Фра­кию в Македо­нию, через Македо­нию в Пэо­нию, и затем вторг­нуть­ся в Ита­лию, перей­дя Аль­пий­ские горы. Для укреп­ле­ния это­го сою­за он отдал замуж за наи­бо­лее могу­ще­ст­вен­ных из них сво­их доче­рей. Когда его сын Махар узнал, что он совер­шил столь огром­ный путь в столь корот­кое вре­мя и про­шел через столь­ко диких пле­мен и через так назы­вае­мые «скиф­ские запо­ры», до тех пор для всех непро­хо­ди­мые, он отпра­вил к нему послов, чтобы оправ­дать­ся перед ним, яко­бы он по необ­хо­ди­мо­сти слу­жит рим­ля­нам; но, узнав, что Мит­ри­дат нахо­дит­ся в край­нем гне­ве, он бежал на мыс (Хер­со­нес), нахо­дя­щий­ся в Пон­те, сжег­ши кораб­ли, чтобы отец не мог его пре­сле­до­вать. А когда Мит­ри­дат послал про­тив него дру­гие кораб­ли, он, пред­у­предив его, лишил себя жиз­ни. Всех его дру­зей, кото­рых он сам дал ему, когда тот ухо­дил управ­лять этой стра­ной, Мит­ри­дат каз­нил; тех же из при­бли­жен­ных сво­его сына, кото­рые слу­жи­ли ему как лич­но­му дру­гу, он отпу­стил невреди­мы­ми.

103. Так обсто­я­ли дела с Мит­ри­да­том; а Пом­пей сна­ча­ла пре­сле­до­вал его до стра­ны кол­хов, затем же, счи­тая, что само­му ему нико­гда не обой­ти кру­гом ни Понт, ни Мэо­ти­ду и что бег­лец уже не рискнет при­сту­пить к круп­ной опе­ра­ции, стал обхо­дить стра­ну кол­хов, инте­ре­су­ясь рас­ска­за­ми о пре­бы­ва­нии здесь арго­нав­тов, Дио­с­ку­ров и Герак­ла и осо­бен­но желая увидать место стра­да­ний, где, по пре­да­нию, на Кав­каз­ских горах стра­дал Про­ме­тей. Выте­каю­щие с Кав­каз­ских гор мно­го­чис­лен­ные источ­ни­ки несут неза­мет­ный мель­чай­ший золо­той песок; мест­ные жите­ли, поло­жив в воду длин­но­шерст­ные шку­ры овец, соби­ра­ют это золо­то, кото­рое задер­жи­ва­ет­ся в их шер­сти. Таким, веро­ят­но, было и золо­тое руно Ээта; когда Пом­пей ходил по этим исто­ри­че­ским местам, одни пле­ме­на, кото­рые были сосед­ни­ми с цар­ст­вом Мит­ри­да­та, про­пус­ка­ли его; но Ороз, албан­ский царь, и Арт­ок, царь Ибе­рии, с 70000 вои­нов под­сте­рег­ли его око­ло реки Кур­на, кото­рая две­на­дца­тью судо­ход­ны­ми устья­ми впа­да­ет в Кас­пий­ское море после того, как в него впа­да­ет мно­го рек и самая боль­шая из них — Аракс. Заме­тив эту заса­ду, Пом­пей соеди­нил оба бере­га реки мостом и, про­гнав вар­ва­ров в густые зарос­ли (они очень искус­ны вести лес­ную вой­ну, скры­ва­ясь и появ­ля­ясь неза­мет­но), поста­вил вой­ско вокруг этих заро­с­лей и под­жег их; тех, кото­рые оттуда выбе­га­ли, он пре­сле­до­вал, пока все они не при­сла­ли залож­ни­ков и не при­нес­ли даров. В Риме он спра­вил три­умф и над ними. Сре­ди этих залож­ни­ков и плен­ных было мно­го жен­щин, имев­ших не мень­шие раны, чем муж­чи­ны. Счи­та­лось, что это ама­зон­ки, то ли пото­му, что ама­зон­ки были отдель­ным пле­ме­нем, сосед­ним с ними, при­зван­ным тогда на помощь, или пото­му, что вооб­ще воин­ст­вен­ных жен­щин здеш­ние вар­ва­ры назы­ва­ют име­нем ама­зо­нок.

104. Отсюда, повер­нув назад, Пом­пей дви­нул­ся на Арме­нию, выстав­ляя про­тив Тиг­ра­на обви­не­ние, что он помо­гал на войне Мит­ри­да­ту. Он уже сто­ял око­ло Арта­к­са­ты, обыч­но­го место­пре­бы­ва­ния царя. Тиг­ран не хотел уже боль­ше вести вой­ну. Но у него было несколь­ко сыно­вей от доче­ри Мит­ри­да­та, из кото­рых дво­их каз­нил сам Тиг­ран: одно­го он убил в бит­ве, когда тот начал с ним вой­ну, а дру­го­го — на охо­те, так как этот сын не ока­зал помо­щи отцу, упав­ше­му на зем­лю, но, когда он еще лежал на зем­ле, надел на себя диа­де­му. Тре­тий сын — Тиг­ран, кото­рый на этой охо­те выка­зал по отно­ше­нию к отцу мно­го сочув­ст­вия, был им ода­рен, но немно­го вре­ме­ни спу­стя и он ока­зал­ся ему неве­рен, всту­пил в вой­ну с отцом, был побеж­ден и бежал к Фра­ату, пар­фян­ско­му царю, толь­ко что полу­чив­ше­му власть после отца сво­его Син­три­ка. При при­бли­же­нии Пом­пея, сго­во­рив­шись с Фра­атом, кото­рый сочув­ст­во­вал ему и лич­но стре­мил­ся заклю­чить дру­же­ский союз с Пом­пе­ем, моло­дой чело­век бежал к Пом­пею в каче­стве моля­ще­го о защи­те, хотя он и был вну­ком Мит­ри­да­та. Но сре­ди вар­ва­ров Пом­пей поль­зо­вал­ся вели­кой сла­вой спра­вед­ли­во­сти и вер­но­сти сло­ву. Пола­га­ясь на эти каче­ства, при­был к Пом­пею и отец-Тиг­ран, даже не изве­стив зара­нее вест­ни­ком о сво­ем при­бы­тии, во всем пору­чив себя спра­вед­ли­во­сти Пом­пея, и с тем, чтобы обви­нять сына. Когда по при­ка­за­нию Пом­пея в виде чести вышли ему навстре­чу три­бу­ны и началь­ни­ки кон­ни­цы, то сви­та Тиг­ра­на, убо­яв­шись, что его при­бы­тие не было зара­нее воз­ве­ще­но, бежа­ла назад, но Тиг­ран дви­нул­ся даль­ше и при­вет­ст­во­вал Пом­пея как более могу­ще­ст­вен­но­го, по вар­вар­ско­му обы­чаю, зем­ным покло­ном. Неко­то­рые гово­рят, что он был при­веден лик­то­ра­ми, так как Пом­пей послал за ним. Каким бы обра­зом он ни при­шел, он оправ­дал­ся отно­си­тель­но про­изо­шед­ше­го; само­му Пом­пею он дал 6000 талан­тов, сол­да­там из его вой­ска по 50 драхм каж­до­му, цен­ту­ри­о­ну по 1000, а воен­ным три­бу­нам по 10000.

105. Пом­пей про­стил ему все быв­шее рань­ше и при­ми­рил его с сыном и в каче­стве тре­тей­ско­го судьи решил, чтобы сын пра­вил Софе­ной и Гор­ди­е­ной, кото­рые теперь как раз назы­ва­ют­ся Малой Арме­ни­ей, а отец — всей осталь­ной Арме­ни­ей, при­чем этот сын дол­жен быть его наслед­ни­ком. Те же зем­ли, кото­рые он при­об­рел, Пом­пей велел ему отдать назад. Ему при­шлось отдать Сирию от Евфра­та до моря, так как Тиг­ран завла­дел и этой стра­ной и частью Кили­кии, изгнав Антио­ха, кото­рый имел про­зви­ще «Бла­го­че­сти­вый». Те из армян, кото­рые поки­ну­ли Тиг­ра­на, когда он напра­вил­ся к Пом­пею, отно­сясь к это­му с подо­зре­ни­ем, убеж­да­ют сына Тиг­ра­на, когда он еще нахо­дил­ся у Пом­пея, напасть на отца. Но он был схва­чен и зако­ван в цепи, и так как за это вре­мя он воз­буж­дал пар­фян про­тив Пом­пея, то он был про­веден за колес­ни­цей победи­те­ля во вре­мя три­ум­фа и затем каз­нен. Пом­пей же, счи­тая, что им окон­че­на вся вой­на, осно­вал в том месте, где он победил в бит­ве Мит­ри­да­та, город, кото­рый в озна­ме­но­ва­ние подви­га был назван Нико­по­лем; город нахо­дит­ся в так назы­вае­мой Малой Арме­нии. Арио­бар­за­ну он вер­нул цар­ство Кап­па­до­кий­ское и сверх того дал Софе­ну и Гор­ди­е­ну, кото­рые он дал было в удел сыну Тиг­ра­на; и сей­час эти мест­но­сти вме­сте с Кап­па­до­ки­ей состав­ля­ют одну про­вин­цию. Он дал ему и кили­кий­ский город Каста­ба­лы и неко­то­рые дру­гие. Арио­бар­зан еще при жиз­ни пере­дал все цар­ство сво­е­му сыну. Мно­го было пере­мен до Цеза­ря Авгу­ста, при кото­ром и это цар­ство, как и дру­гие, было обра­ще­но в про­вин­цию.

106. Пом­пей, перей­дя через Тавр, всту­пил в вой­ну с Антиохом, царем Ком­ма­ге­ны, пока Антиох не заклю­чил с ним друж­бы и сою­за; он начал вой­ну и с Дари­ем, царем Мидии, пока не заста­вил его бежать, за то, что тот помо­гал или Антио­ху, или еще рань­ше Тиг­ра­ну. Он вое­вал и с ара­ба­ми наба­те­я­ми, царем кото­рых был Аре­та, и с иуде­я­ми, так как их царь Ари­сто­бул отпал, пока не взял самый свя­щен­ный их город — Иеру­са­лим. Затем он про­шел и без боя поко­рил рим­ля­нам ту часть Кили­кии, кото­рая еще не была под вла­стью рим­лян, осталь­ную часть Сирии, кото­рая при­ле­га­ет к Евфра­ту и назы­ва­ет­ся Келе­си­ри­ей, Фини­ки­ей и Пале­сти­ной, стра­ну иду­ме­ев и иту­ре­ев и все дру­гие пле­ме­на Сирии, нося­щие раз­ные назва­ния. Он не имел в чем винить Антио­ха Бла­го­че­сти­во­го, кото­рый был у него и про­сил вер­нуть ему цар­ство его отцов, но он счи­тал, что если он изгнал из этой зем­ли победи­те­ля ее Тиг­ра­на, то тем самым рим­ляне ее при­об­ре­ли. Когда он был занят устрой­ст­вом всех этих дел, к нему при­бы­ли послы от Фра­ата и Тиг­ра­на, кото­рые всту­пи­ли друг с дру­гом в вой­ну; послы Тиг­ра­на про­си­ли Пом­пея помочь ему, как заклю­чив­ше­му с ним союз друж­бы; послы же пар­фян­ско­го царя хоте­ли заклю­чить с рим­ля­на­ми дру­же­ский союз. Пом­пей, не счи­тая себя впра­ве вое­вать с пар­фя­на­ми без реше­ния рим­ско­го наро­да, отпра­вил к обо­им посред­ни­ков для ула­же­ния недо­ра­зу­ме­ний.

107. Вот чем был занят тогда Пом­пей; Мит­ри­дат же закон­чил свой обход Пон­та; он захва­тил Пан­ти­ка­пей, тор­го­вое место для евро­пей­ских куп­цов у устья Пон­та, и там на бере­гу само­го про­ли­ва убил одно­го из сво­их сыно­вей, Кси­фа­ра, за сле­дую­щее пре­гре­ше­ние его мате­ри. У Мит­ри­да­та было некое укреп­лен­ное место, где в тай­ных под­зем­ных хра­ни­ли­щах было скры­то боль­шое коли­че­ство денег в мед­ных, обтя­ну­тых желе­зом сун­ду­ках. Стра­то­ни­ка, одна из налож­ниц или жен Мит­ри­да­та, кото­рая зна­ла тай­ну это­го укреп­ле­ния и кото­рой был пору­чен над­зор за ним, когда Мит­ри­дат еще обхо­дил Понт, отда­ла во власть Пом­пея это укреп­ле­ние и выда­ла тай­ну этих сокро­вищ, о кото­рых никто не знал, с сле­дую­щим един­ст­вен­ным усло­ви­ем, чтобы Пом­пей сохра­нил жизнь ее сыну Кси­фа­ру, если он попа­дет­ся ему в руки. Пом­пей, овла­дев эти­ми день­га­ми, обе­щал ей сохра­нить Кси­фа­ра и раз­ре­шил ей взять ее соб­ст­вен­ное иму­ще­ство. Узнав о слу­чив­шем­ся, Мит­ри­дат убил Кси­фа­ра у бере­га про­ли­ва на гла­зах у мате­ри, смот­рев­шей на это с дру­го­го бере­га, и бро­сил его тело непо­гре­бен­ным. Так он не пожа­лел сво­его сына для того, чтобы при­чи­нить муче­ние погре­шив­шей про­тив него. Затем он отпра­вил послов к Пом­пею, — он еще был в Сирии и не знал, что тот обо­шел море, — послы обе­ща­ли, что он будет пла­тить дань рим­ля­нам за свое родо­вое цар­ство. Когда же Пом­пей при­ка­зал Мит­ри­да­ту явить­ся и само­му про­сить об этом, подоб­но тому как при­шел Тиг­ран, он ска­зал, что, пока он оста­ет­ся Мит­ри­да­том, он нико­гда на это не согла­сит­ся, но что он пошлет кого-нибудь из сво­их сыно­вей и дру­зей. Вме­сте с этим он спеш­но стал соби­рать вой­ско из сво­бод­ных и рабов, при­гото­вил мно­го ору­жия и копий и воен­ных машин, не щадя ни лесу, ни рабо­чих быков для изготов­ле­ния тетив (из их жил), и на всех нало­жил нало­ги, даже на крайне мало­мощ­ных. Его слу­жи­те­ли по сбо­ру нало­гов чини­ли мно­гим обиды без ведо­ма Мит­ри­да­та: стра­дая какой-то болез­нью — нары­ва­ми на лице, — он обслу­жи­вал­ся тре­мя евну­ха­ми, кото­рые толь­ко и мог­ли его видеть.

108. Когда пре­кра­ти­лась его болезнь и у него уже собра­лось вой­ско — 60 отбор­ных отрядов по 600 чело­век в каж­дом и мно­го про­че­го вой­ска, рав­но и кораб­ли и укреп­лен­ные места, кото­рые его пред­во­ди­те­ли взя­ли за вре­мя его болез­ни, он напра­вил часть сво­его вой­ска про­тив фана­го­рий­цев в дру­гой тор­го­вый пункт око­ло устья с тем, чтобы и с той и с дру­гой сто­ро­ны дер­жать вход в сво­их руках. Пом­пей в это вре­мя был еще в Сирии. Тут один из фана­го­рий­цев, Кастор, под­верг­ну­тый неко­гда телес­но­му нака­за­нию цар­ским евну­хом Три­фо­ном, напал на Три­фо­на, когда он вхо­дил в город, убил его и стал при­зы­вать народ вер­нуть себе сво­бо­ду. Хотя их кре­пость была уже заня­та Арта­фер­ном и дру­ги­ми сыно­вья­ми Мит­ри­да­та, они обло­жи­ли вер­ши­ну горы дере­вом и подо­жгли его. Арта­ферн, Дарий, Ксеркс, Оксатр, сыно­вья Мит­ри­да­та, и Эвпат­ра, его дочь, испу­гав­шись пожа­ра, сда­лись в плен и поз­во­ли­ли уве­сти себя. Из них толь­ко Арта­к­серк­су было лет 40, осталь­ные же были кра­си­вы­ми юно­ша­ми. Но дочь Мит­ри­да­та, Клео­пат­ра, ока­зы­ва­ла сопро­тив­ле­ние. Отец, вос­хи­щен­ный сме­ло­стью ее духа, послав мно­го бирем, вырвал ее из рук вра­гов. И те укреп­ле­ния побли­зо­сти, кото­рые были недав­но захва­че­ны Мит­ри­да­том, под вли­я­ни­ем тако­го сме­ло­го поступ­ка фана­го­рий­цев отло­жи­лись от Мит­ри­да­та, а имен­но: Хер­со­нес, Фео­до­сия, Ним­фей и все дру­гие по бере­гу Пон­та, очень удоб­ные в воен­ном отно­ше­нии. Мит­ри­дат, видя частые отпа­де­ния и отно­сясь подо­зри­тель­но к вой­ску, счи­тая его нена­деж­ным из-за труд­но­стей похо­да и тяже­сти пода­тей, рав­но и вслед­ст­вие недо­ве­рия вой­ска к пол­ко­во­д­цам, тер­пя­щим неуда­чи, послал при посред­стве сво­их евну­хов сво­их доче­рей к скиф­ским пра­ви­те­лям в жены, про­ся воз­мож­но ско­рее при­быть к нему с вой­ском. Он послал 500 чело­век из сво­его вой­ска, чтобы про­во­дить их. Они же едва отъ­е­ха­ли от став­ки Мит­ри­да­та, уби­ли вез­ших деву­шек евну­хов из-за все­гдаш­ней враж­ды к евну­хам, имев­шим силу у Мит­ри­да­та, а деву­шек отвез­ли к Пом­пею.

109. Поте­ряв столь­ко детей и укреп­лен­ных мест и лишен­ный почти все­го цар­ства, уже явля­ясь совер­шен­но небое­спо­соб­ным, и не рас­счи­ты­вая добить­ся сою­за со ски­фа­ми, Мит­ри­дат тем не менее даже тогда носил­ся с пла­ном не ничтож­ным или соот­вет­ст­ву­ю­щим его несча­сти­ям: он заду­мал, прой­дя через область кель­тов, с кото­ры­ми он для этой цели дав­но уже заклю­чил и под­дер­жи­вал союз и друж­бу, вме­сте с ними вторг­нуть­ся в Ита­лию, наде­ясь, что мно­гие в самой Ита­лии при­со­еди­нят­ся к нему из-за нена­ви­сти к рим­ля­нам; он знал, что так посту­пил и Ган­ни­бал, воюя в Испа­нии, и вслед­ст­вие это­го был осо­бен­но стра­шен рим­ля­нам; он знал, что и недав­но почти вся Ита­лия отпа­ла от рим­лян вслед­ст­вие нена­ви­сти к ним и была в дол­гой и оже­сто­чен­ной войне с ними и всту­пи­ла в союз про­тив них со Спар­та­ком — гла­ди­а­то­ром, чело­ве­ком, не имев­шим ника­ко­го зна­че­ния. При­ни­мая все это в сооб­ра­же­ние, он наме­ре­вал­ся дви­нуть­ся в область кель­тов. Но хотя этот план, может быть, ока­зал­ся бы для него бле­стя­щим, но его вой­ско коле­ба­лось вслед­ст­вие, глав­ным обра­зом, самой гран­ди­оз­но­сти это­го пред­при­я­тия; не хоте­лось им так­же отпра­вить­ся в столь дли­тель­ное воен­ное пред­при­я­тие, в чужую зем­лю и про­тив людей, кото­рых они не мог­ли победить даже на сво­ей зем­ле. О самом Мит­ри­да­те они дума­ли, что, отча­яв­шись во всем, он пред­по­чи­та­ет уме­реть, совер­шив что-либо зна­чи­тель­ное, как при­лич­но царю, чем окон­чить свои дни в без­дей­ст­вии. Но пока они оста­ва­лись при нем и сохра­ня­ли спо­кой­ст­вие: ведь даже в несча­сти­ях царь являл себя не как чело­век ничтож­ный и пре­зрен­ный.

110. Тако­во было поло­же­ние всех дел. Фар­нак, кото­ро­го Мит­ри­дат из всех сво­их детей ценил выше всех и часто заяв­лял, что он будет пре­ем­ни­ком его вла­сти, соста­вил заго­вор про­тив отца, то ли испу­гав­шись это­го похо­да и воз­мож­но­сти поте­ри всей вла­сти — он счи­тал, что еще теперь мож­но полу­чить про­ще­ние от рим­лян; если же отец пой­дет похо­дом на Ита­лию, то власть будет поте­ря­на везде и совер­шен­но, — или же пото­му, что у него были дру­гие моти­вы и сооб­ра­же­ния. Когда его соучаст­ни­ки были схва­че­ны и под­верг­ну­ты пыт­ке, Мено­фан убедил Мит­ри­да­та, что не сле­ду­ет, соби­ра­ясь уже в поход, каз­нить еще так недав­но столь цени­мо­го им сына; он ска­зал, что подоб­ные пере­ме­ны — резуль­тат вой­ны, с пре­кра­ще­ни­ем кото­рой и все осталь­ное при­дет в порядок. Убеж­ден­ный им, Мит­ри­дат согла­сил­ся на про­ще­ние сына. Но Фар­нак, испу­гав­шись како­го-либо ново­го про­яв­ле­ния гне­ва отца и зная, что вой­ско боит­ся это­го похо­да, ночью при­шел преж­де все­го к рим­ским пере­беж­чи­кам, сто­яв­шим лаге­рем бли­же все­го к Мит­ри­да­ту, и, пре­уве­ли­чив ту опас­ность для них, кото­рая им гро­зит, если они пой­дут на Ита­лию, о кото­рой они и сами хоро­шо зна­ли, и дав им мно­го обе­ща­ний, если они оста­нут­ся с ним, довел их до реше­ния отпасть от отца. Скло­нив их на свою сто­ро­ну, Фар­нак той же ночью разо­слал (сво­их сто­рон­ни­ков) по дру­гим, близ­ко нахо­дя­щим­ся лагер­ным сто­ян­кам. Когда он дого­во­рил­ся и с эти­ми, то с наступ­ле­ни­ем утра сна­ча­ла пере­беж­чи­ки под­ня­ли воен­ный клич, а за ними под­хва­ти­ли этот крик те, кото­рые сто­я­ли близ­ко. И флот отве­тил им таки­ми же воз­гла­са­ми. Может быть, и не все зна­ли, в чем дело, но они все были склон­ны к пере­ме­нам, не обра­щая вни­ма­ния на <воз­мож­ное?> несча­стие, но рас­счи­ты­вая все­гда на выго­ду от пере­во­рота. Дру­гие же, не зная о заго­во­ре и пола­гая, что все уже изме­ни­ли и что они оста­ют­ся в оди­но­че­стве и вызо­вут к себе пре­зре­ние со сто­ро­ны боль­шин­ства, ста­ли кри­чать вме­сте с дру­ги­ми ско­рее из стра­ха и необ­хо­ди­мо­сти, чем по доб­рой воле. Мит­ри­дат, проснув­шись от их кри­ка, послал спро­сить, чего они хотят. Они, не скры­ва­ясь, заяви­ли: «Хотим, чтобы царем был его сын, моло­дой вме­сто ста­ро­го, отдав­ше­го­ся на волю евну­хам, убив­ше­го уже мно­гих сво­их сыно­вей, пред­во­ди­те­лей и дру­зей».

111. Узнав об этом, Мит­ри­дат вышел, чтобы пере­го­во­рить с ними. Боль­шое чис­ло из его лич­ной гвар­дии пере­шло к (рим­ским) пере­беж­чи­кам. Они же отка­за­лись их при­нять, преж­де чем они в дока­за­тель­ство сво­ей вер­но­сти не сде­ла­ют что-либо непо­пра­ви­мое в знак вер­но­сти, наме­кая тем на лич­ность Мит­ри­да­та. И вот они успе­ли убить коня Мит­ри­да­та, когда он бро­сил­ся бежать, и, счи­тая себя уже победи­те­ля­ми, объ­яви­ли Фар­на­ка царем; кто-то вынес из хра­ма плос­кий сте­бель, и Фар­на­ка увен­ча­ли им вме­сто диа­де­мы. Видя все это с высо­ко­го откры­то­го места, Мит­ри­дат стал посы­лать к Фар­на­ку одно­го за дру­гим вест­ни­ков, тре­буя для себя пра­ва сво­бод­но­го и без­опас­но­го выхо­да. Так как никто из послан­ных не воз­вра­щал­ся, то он побо­ял­ся, как бы его не выда­ли рим­ля­нам, и, воздав похва­лу сво­ей лич­ной охране и дру­зьям, кото­рые еще оста­ва­лись при нем, он отпу­стил их к ново­му царю; неко­то­рых из них вой­ско по недо­ра­зу­ме­нию уби­ло. Сам Мит­ри­дат, открыв тот яд, кото­рый он все­гда носил с собою в мече, стал его сме­ши­вать. Тогда две его доче­ри, еще девуш­ки, кото­рые жили при нем, Мит­ри­да­тис и Нис­са, сосва­тан­ные одна за еги­пет­ско­го царя, дру­гая за царя Кип­ра, заяви­ли, что они рань­ше выпьют яд; они настой­чи­во это­го тре­бо­ва­ли и меша­ли ему пить, пока не полу­чи­ли и не выпи­ли сами. Яд тот­час же подей­ст­во­вал на них, на Мит­ри­да­та же, хотя он нароч­но уси­лен­но ходил взад и впе­ред, яд не дей­ст­во­вал вслед­ст­вие при­выч­ки и посто­ян­но­го употреб­ле­ния про­ти­во­ядий, кото­ры­ми он все­гда поль­зо­вал­ся как защи­той от отрав­ле­ний; они и сей­час назы­ва­ют­ся «Мит­ри­да­то­вым сред­ст­вом». Увидав неко­е­го Бито­и­та, началь­ни­ка гал­лов, Мит­ри­дат ска­зал: «Боль­шую под­держ­ку и помощь твоя рука ока­зы­ва­ла мне в делах вой­ны, но самая боль­шая мне будет помощь, если ты теперь при­кон­чишь мою жизнь; ведь мне гро­зит быть про­веден­ным в тор­же­ст­вен­ном шест­вии три­ум­фа, мне, быв­ше­му столь дол­гое вре­мя само­дер­жав­ным царем этой стра­ны, я не могу уме­реть от яда вслед­ст­вие глу­пых моих пред­о­хра­ни­тель­ных мер при помо­щи дру­гих ядов. Само­го же страш­но­го и столь обыч­но­го в жиз­ни царей яда — невер­но­сти вой­ска, детей и дру­зей — я не пред­видел, я, кото­рый пред­видел все яды при при­ня­тии пищи и от них сумел убе­речь­ся». Бито­ит почув­ст­во­вал жалость к царю, нуж­дав­ше­му­ся в такой помо­щи, и выпол­нил его прось­бу.

112. Так умер Мит­ри­дат, в шест­на­дца­том колене пото­мок пер­сид­ско­го царя Дария Гис­тас­па, в вось­мом — того само­го Мит­ри­да­та, кото­рый отпал от македо­нян и захва­тил власть над пон­тий­ским цар­ст­вом. Он про­жил 68 или 69 лет, из них 57 лет он был царем. Власть пере­шла к нему, когда он был сиротой. Он под­чи­нил себе сосед­ние вар­вар­ские наро­ды, и из ски­фов ему пови­но­ва­лись мно­гие; с рим­ля­на­ми он упор­но вел 40 лет вой­ну, в тече­ние кото­рой он часто овла­де­вал Вифи­ни­ей и Кап­па­до­ки­ей; он сде­лал втор­же­ние в Азию, Фри­гию, Пафла­го­нию, Гала­тию и в Македо­нию; напав на Элла­ду, он совер­шил мно­го вели­ких дея­ний; над морем он власт­во­вал от Кили­кии до Ионий­ско­го моря, пока, нако­нец, Сул­ла не запер его опять в его родо­вом цар­стве, после того как Мит­ри­дат поте­рял вой­ско в 160000 чело­век. Испы­тав даже столь жесто­кое пора­же­ние, он без боль­шо­го труда вновь был готов к войне. Он всту­пал в сра­же­ния с луч­ши­ми из пред­во­ди­те­лей; хотя он потер­пел пора­же­ние от Сул­лы, Лукул­ла и Пом­пея, но часто он и над ними имел боль­шие пре­иму­ще­ства и победы. Люция Кас­сия, Квин­та Оппия и Мания Акви­лия он взял в плен, возил с собою по всем горо­дам, пока, нако­нец, пер­во­го он не каз­нил, так как он был винов­ни­ком вой­ны, а двух послед­них вер­нул Сул­ле^[3]. Он одер­жал победы над Фим­бри­ей, Муре­ной, кон­су­лом Кот­той, Фаби­ем и Три­а­ри­ем. Духом он, даже в несча­сти­ях, был велик и не под­да­вал­ся отча­я­нию. Он не остав­лял ни одно­го пути, чтобы не попы­тать­ся напасть на рим­лян, даже будучи побеж­ден­ным. Он всту­пал в согла­ше­ния с сам­ни­та­ми и кель­та­ми, отправ­лял посоль­ства и к Сер­то­рию в Ибе­рию. Ранен­ный часто вра­га­ми или по зло­му умыс­лу кем-либо дру­гим, он даже в этом слу­чае не пре­кра­щал (пред­при­я­тия), хотя и был уже ста­ри­ком. Дей­ст­ви­тель­но, ни один из заго­во­ров от него не скрыл­ся, даже послед­ний, но, по соб­ст­вен­ной воле оста­вив его без вни­ма­ния, он погиб от него: так низ­кая душа, полу­чив про­ще­ние, ока­зы­ва­ет­ся небла­го­дар­ной. Он был скло­нен к убий­ству и сви­реп по отно­ше­нию ко всем; он убил свою мать и бра­та и из сво­их детей трех сыно­вей и трех доче­рей. Телом он был кру­пен, насколь­ко мож­но судить по ору­жию, кото­рое он послал в Немею и в Дель­фы; кре­пок настоль­ко, что до само­го кон­ца ездил вер­хом, мог кидать копья и про­ез­жать в день тыся­чу ста­дий, меняя на извест­ных рас­сто­я­ни­ях лоша­дей. Он пра­вил колес­ни­цей, запря­жен­ной сра­зу 16 лошадь­ми. Он любил эллин­скую куль­ту­ру, поэто­му он знал и выпол­нял эллин­ские рели­ги­оз­ные обряды; любил и музы­ку. Будучи столь бла­го­ра­зу­мен и вынос­лив, он имея толь­ко одну сла­бость — в наслаж­де­ни­ях с жен­щи­на­ми.

113. Так умер Мит­ри­дат, полу­чив­ший про­зви­ще Эвпа­то­ра и Дио­ни­са. Рим­ляне, узнав об этом, тор­же­ст­вен­но отпразд­но­ва­ли это собы­тие, счи­тая, что изба­ви­лись от очень тяже­ло­го вра­га. Фар­нак же послал на три­ре­ме труп сво­его отца Пом­пею в Сино­пу, а так­же тех, кто взял в плен Мания, и мно­гих залож­ни­ков, сколь­ко у него было от эллин­ских и вар­вар­ских горо­дов, про­ся, чтобы Пом­пей пре­до­ста­вил ему одно­му либо наслед­ст­вен­ное цар­ство, или цар­ство Бос­пор­ское, кото­рое и его брат Махар полу­чил от отца их Мит­ри­да­та. Пом­пей устро­ил пыш­ные похо­ро­ны телу Мит­ри­да­та и его слу­гам пору­чил похо­ро­нить его в цар­ской усы­паль­ни­це и поло­жить в Сино­пе в цар­ской гроб­ни­це, вос­хи­ща­ясь его вели­ки­ми подви­га­ми, счи­тая его луч­шим из царей сво­его вре­ме­ни. Фар­на­ка, изба­вив­ше­го Ита­лию от боль­ших затруд­не­ний, он сде­лал дру­гом и союз­ни­ком рим­лян и дал ему Бос­пор­ское цар­ство, кро­ме обла­сти Фана­го­рий­ской: фана­го­рий­цев он сде­лал сво­бод­ны­ми и авто­ном­ны­ми, так как пер­вы­ми имен­но они, когда Мит­ри­дат стал креп­нуть и заготов­лял себе кораб­ли и дру­гое вой­ско и дер­жал в сво­их руках укреп­лен­ные пунк­ты, реши­лись вос­стать про­тив него и тем пода­ли при­мер дру­гим отпасть от него и ока­за­лись, таким обра­зом, винов­ни­ка­ми гибе­ли Мит­ри­да­та.

114. Сам Пом­пей, одной этой вой­ной уни­что­жив могу­ще­ство мор­ских раз­бой­ни­ков и вели­ко­го царя и счаст­ли­во про­ведя сра­же­ния, — если не счи­тать Пон­тий­ской вой­ны, — с кол­ха­ми, албан­ца­ми, ибе­рий­ца­ми, армя­на­ми, мидий­ца­ми, ара­ба­ми, иуде­я­ми и дру­ги­ми восточ­ны­ми наро­да­ми, раз­дви­нул власть рим­лян до Егип­та. В самый же Еги­пет он не пошел, хотя там про­ис­хо­ди­ло вос­ста­ние про­тив царя и царь Егип­та при­зы­вал его, посы­лая ему подар­ки, день­ги и оде­я­ние для все­го вой­ска. Не пошел он, или боясь силы еще про­цве­таю­ще­го цар­ства, или осте­ре­га­ясь зави­сти вра­гов, или пре­до­сте­ре­гаю­ще­го ука­за­ния про­ри­ца­ния, или по дру­гим осно­ва­ни­ям, кото­рые я изло­жу, рас­ска­зы­вая о еги­пет­ских делах. Из заво­е­ван­ных наро­дов он одних оста­вил авто­ном­ны­ми за ока­зан­ную воен­ную помощь, дру­гих он под­чи­нил рим­ля­нам, а третьих пере­дал под власть царей, отдав Тиг­ра­ну Арме­нию, Фар­на­ку Бос­пор, Арио­бар­за­ну Кап­па­до­кию и все дру­гие обла­сти, о кото­рых я ска­зал рань­ше. Антио­ху из Ком­ма­ге­ны он отдал Селев­кию и все дру­гие обла­сти Месо­пота­мии, кото­рые он захва­тил во вре­мя набе­га. Он назна­чил и тет­рар­хов над гал­ло-гре­ка­ми, — это нынеш­ние гала­ты, соседи Кап­па­до­кии, — Дейота­ра и дру­гих, над Пафла­го­ни­ей Атта­ла, а над кол­ха­ми Ари­стар­ха. В Кома­ны он назна­чил вели­ким жре­цом боги­ни Архе­лая, так как эта власть рав­на цар­ской, а фана­го­рий­ца Касто­ра назвал дру­гом рим­ско­го наро­да. И дру­гим он дал мно­го земель и денег.

115. Он осно­вал горо­да: в Ближ­ней Арме­нии — Нико­поль, в память одер­жан­ной победы в Пон­те — Евпа­то­рию, кото­рую осно­вал сам Мит­ри­дат Эвпа­тор и по сво­е­му име­ни назвал Евпа­то­рий; когда она пере­шла на сто­ро­ну рим­лян, он ее опу­сто­шил и раз­ру­шил. Пом­пей же ее вос­ста­но­вил и назвал Маг­но­по­лем. В Кап­па­до­кии он вос­ста­но­вил город Мазак, вко­нец раз­ру­шен­ный вой­ною. Мно­го дру­гих горо­дов, раз­ру­шен­ных или повреж­ден­ных вой­ною, он отстро­ил и в Пон­те, и в Пале­стине, и в Келе­си­рии, и в Кили­кии, где он, глав­ным обра­зом, и поме­стил мор­ских раз­бой­ни­ков, и город, кото­рый издрев­ле назы­вал­ся Сола­ми, ныне стал Пом­пей­о­поль. В Талав­рах, горо­де, где Мит­ри­дат имел свою сокро­вищ­ни­цу для утва­ри, было най­де­но две тыся­чи куб­ков из так назы­вае­мо­го оник­са, укра­шен­ных золо­том, мно­го чаш и боль­ших сосудов и рогов для питья, укра­шен­ных лож и кре­сел, кон­ской сбруи, нагруд­ни­ков и седел, — все они были укра­ше­ны дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми и золо­том. Их при­ем из-за боль­шо­го коли­че­ства затя­нул­ся на трид­цать дней. Неко­то­рые из вещей были вре­ме­ни Дария Гис­тас­па, дру­гие из цар­ства Пто­ле­ме­ев — те, кото­рые Клео­пат­ра оста­ви­ла кеос­цам, а кеос­цы отда­ли Мит­ри­да­ту. Неко­то­рые же зака­зал сам Мит­ри­дат и собрал их сюда, так как он был люби­те­лем кра­соты и в утва­ри.

116. В кон­це зимы Пом­пей роздал награ­ды вой­ску, на каж­до­го вои­на по 1500 атти­че­ских драхм и соот­вет­ст­вен­но боль­ше их началь­ни­кам; гово­рят, что все­го было (розда­но) 16000 талан­тов. Сам он, спу­стив­шись к Эфе­су, поплыл в Ита­лию и поспе­шил в Рим, отпу­стив в Брун­ди­зии все вой­ско по домам. Этим в выс­шей сте­пе­ни демо­кра­ти­че­ским поступ­ком он пора­зил рим­лян. Когда он при­бли­жал­ся к Риму, жите­ли посте­пен­но выхо­ди­ли навстре­чу ему, даль­ше всех моло­дежь, а за ней люди раз­но­го воз­рас­та, кто насколь­ко мог, а сверх всех и сенат, удив­ля­ясь его подви­гам: ведь никто еще нико­гда не побеж­дал столь могу­ще­ст­вен­но­го вра­га, не захва­ты­вал столь­ко и столь вели­ких наро­дов и не дово­дил власть рим­лян до пре­де­лов Евфра­та. С блес­ком и сла­вой, как никто до него, имея от роду все­го 35 лет, он в тече­ние двух дней совер­шил три­умф над мно­ги­ми наро­да­ми из Пон­та и Арме­нии, Кап­па­до­кии и Кили­кии, из всей Сирии; тут были и албан­цы, и генио­хи, и скиф­ские ахей­цы, и восточ­ные ибе­рий­цы. Он при­вел в гава­ни 700 целых кораб­лей, а в тор­же­ст­вен­ном шест­вии три­ум­фа дви­га­лись колес­ни­цы, и носил­ки, укра­шен­ные золо­том, и дру­гие вещи, пест­ро разу­кра­шен­ные, и ложе Дария Гис­тас­па, и трон само­го Мит­ри­да­та Эвпа­то­ра. Он велел нести и его ски­петр и изо­бра­же­ние в 8 лок­тей вели­чи­ной, сде­лан­ное из лито­го золота, и сереб­ра в чекан­ной моне­те 75100000 драхм; дви­га­лось бес­ко­неч­ное чис­ло пово­зок с ору­жи­ем и носа­ми кораб­лей и огром­ное коли­че­ство плен­ных и мор­ских раз­бой­ни­ков; никто из них не был зако­ван и все шли в их нацио­наль­ных одеж­дах.

117. Впе­ре­ди колес­ни­цы само­го Пом­пея шли те, кото­рые были санов­ни­ка­ми, детьми или вое­на­чаль­ни­ка­ми побеж­ден­ных царей; одни из них были плен­ни­ка­ми, дру­гие даны в каче­стве залож­ни­ков — все­го 324. Тут был и Тиг­ран, сын Тиг­ра­на, и пять сыно­вей Мит­ри­да­та: Арта­ферн, Кир, Оксатр, Дарий и Ксеркс, и его доче­ри Орса­ба­рис и Эвпат­ра. Шел и вла­сти­тель кол­хов Олфак, и иудей­ский царь Ари­сто­бул, и пра­ви­те­ли кили­кий­цев, и цар­ст­вен­ные жен­щи­ны ски­фов, три пред­во­ди­те­ля ибе­ров и два — албан­цев, а так­же Менандр из Лаоди­кеи, быв­ший у Мит­ри­да­та началь­ни­ком кон­ни­цы. Тех же, кото­рых тут не было, нес­ли в изо­бра­же­ни­ях, пред­став­ляв­ших Тиг­ра­на и Мит­ри­да­та, как они сра­жа­лись, были побеж­де­ны и бежа­ли. Было изо­бра­же­но, как был оса­жден Мит­ри­дат и как он в тиши ноч­ной бежал. А в кон­це было пока­за­но, как он умер, и были нари­со­ва­ны его доче­ри-девуш­ки, кото­рые пред­по­чли уме­реть вме­сте с ним; были нари­со­ва­ны и его сыно­вья и доче­ри, умер­шие рань­ше его; тут же были изо­бра­же­ния вар­вар­ских богов в их мест­ных оде­я­ни­ях. Нес­ли так­же и пла­кат, на кото­ром было напи­са­но: «Кораб­лей с мед­ны­ми бое­вы­ми носа­ми взя­то в плен 800; горо­дов осно­ва­но в Кап­па­до­кии 8, в Кили­кии и Келе­си­рии 20, в Пале­стине — ныне назы­вае­мая Селев­кида. Побеж­де­ны цари: Тиг­ран армян­ский, Арт­ок ибе­рий­ский, Ороз албан­ский, Дарий мидий­ский, Аре­га — наба­тей, Антиох из Ком­ма­ге­ны». Вот что гла­си­ла эта над­пись. Сам же Пом­пей ехал на колес­ни­це, укра­шен­ной дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми, в оде­я­нии, как гово­рят, Алек­сандра Македон­ско­го, если толь­ко это прав­да; кажет­ся, он нашел его в сокро­ви­щах Мит­ри­да­та: кеос­цы полу­чи­ли его от Клео­пат­ры. За его колес­ни­цей сле­до­ва­ли вое­вав­шие вме­сте с ним его пол­ко­вод­цы — одни вер­хом на конях, дру­гие пеш­ком. Под­няв­шись на Капи­то­лий, он не каз­нил нико­го из плен­ных, подоб­но дру­гим, справ­ляв­шим три­ум­фы, но на государ­ст­вен­ный счет ото­слал их на роди­ну, кро­ме лиц цар­ско­го рода. Да и из них один толь­ко Ари­сто­бул был немед­лен­но убит, а впо­след­ст­вии Тиг­ран. Таков был его три­умф.

118. Так рим­ляне под­чи­ни­ли себе Вифи­нию и Кап­па­до­кию и все сосед­ние с ними пле­ме­на, живу­щие до Эвк­син­ско­го Пон­та, воюя с царем Мит­ри­да­том при­бли­зи­тель­но в тече­ние 42 лет. Во вре­мя этой же вой­ны они в стре­ми­тель­но­сти победы захва­ти­ли и те места Кили­кии и Сирии, кото­рые им нико­гда не при­над­ле­жа­ли: Фини­кию и Келе­си­рию, Пале­сти­ну и цен­траль­ные зем­ли до Евфра­та, нико­гда не при­над­ле­жав­шие Мит­ри­да­ту; на них нало­жи­ли дань — на одних немед­лен­но, на дру­гих немно­го поз­же. Пафла­го­нию, Гала­тию, Фри­гию и сосед­нюю с Фри­ги­ей Мисию и, сверх это­го, еще Лидию, Карию, Ионию и все дру­гие места Азии, кото­рые при­ле­га­ют к Пер­га­му, древ­нюю Элла­ду и Македо­нию они отня­ли от Мит­ри­да­та и вновь забра­ли себе; на боль­шин­ство из этих стран, кото­рые рань­ше им не пла­ти­ли пода­тей, они нало­жи­ли дань. Глав­ным обра­зом, из-за это­го, как мне кажет­ся, они счи­та­ли эту вой­ну вели­кою, победу в этой войне назы­ва­ют вели­кой, и Пом­пея, кото­рый коман­до­вал в этой войне, они и до сих пор на сво­ем язы­ке зовут «Вели­ким», вслед­ст­вие боль­шо­го коли­че­ства пле­мен, кото­рые он победил и при­со­еди­нил, и вслед­ст­вие дли­тель­но­сти вой­ны (она тяну­лась 40 лет), сме­ло­сти и вынос­ли­во­сти само­го Мит­ри­да­та, кото­рый, как убеди­лись они, во всем спо­со­бен был с ними поме­рять­ся. 119. Часто у него было соб­ст­вен­ных кораб­лей боль­ше 400, всад­ни­ков ино­гда до 50000 и пеше­го вой­ска — 250000, вся­ких воен­ных машин и мета­тель­ных орудий — соот­вет­ст­вен­но это­му; в сою­зе с ним были цари и пра­ви­те­ли Арме­нии и ски­фов, живу­щих у Пон­та, у Мео­тий­ско­го болота и от него по бере­гам в направ­ле­нии к Фра­кий­ско­му Бос­по­ру. Он имел сно­ше­ния и с силь­ны­ми людь­ми из рим­лян, тогда осо­бен­но вос­ста­вав­ших друг на дру­га и под­няв­ших вос­ста­ние про­тив рим­лян в Ибе­рии; он заклю­чил союз друж­бы с кель­та­ми (гал­ла­ми), соби­ра­ясь даже этим путем напасть на Ита­лию; он напол­нил все море от Кили­кии до Гер­ку­ле­со­вых стол­бов мор­ски­ми раз­бой­ни­ка­ми, кото­рые сде­ла­ли все пути меж­ду горо­да­ми недо­ступ­ны­ми для сно­ше­ний и непро­ез­жи­ми и вызва­ли повсе­мест­но тяже­лый голод. Вооб­ще ниче­го доступ­но­го чело­ве­че­ским силам он не про­пу­стил, чтобы сво­и­ми дей­ст­ви­я­ми или пла­на­ми, так ска­зать, «не навя­зать» им это вели­кое дви­же­ние, кото­рое под­ня­лось тогда с восто­ка до запа­да, и заста­вить их вое­вать с ним вме­сте или про­тив него, под­вер­гать­ся напа­де­ни­ям пира­тов или стра­дать от сосед­ства с ним. Настоль­ко одна эта вой­на была вели­ка и раз­но­об­раз­на. Ее окон­ча­ние при­нес­ло рим­ля­нам вели­чай­шую выго­ду: бла­го­да­ря ей они раз­дви­ну­ли пре­де­лы сво­его вла­ды­че­ства от край­не­го запа­да до реки Евфра­та. Нет воз­мож­но­сти рас­чле­нить весь этот рас­сказ по отдель­ным пле­ме­нам, так как дей­ст­вия про­ис­хо­ди­ли все вме­сте и пере­пле­та­лись друг с дру­гом. То, что даже при таких усло­ви­ях мож­но было выде­лить, рас­пре­де­ле­но по суще­ст­ву­ю­щим частям работы.

120. Фар­нак же стал оса­ждать Фана­го­рию и сосед­ние с ней горо­да по Бос­по­ру, пока, нако­нец, фана­го­рий­цы, побуж­дае­мые голо­дом, не всту­пи­ли с ним в сра­же­ние и не были побеж­де­ны в бит­ве. Фар­нак не при­чи­нил им ника­ко­го вреда, но, заклю­чив с ними союз друж­бы и взяв залож­ни­ков, уда­лил­ся. Немно­го спу­стя он взял Сино­пу; заду­мы­вая захва­тить Амис, он всту­пил в вой­ну с рим­ским вое­на­чаль­ни­ком Каль­ви­ном, в то вре­мя как Пом­пей и Цезарь пошли вой­ной друг про­тив дру­га, пока, нако­нец, Асандр, его лич­ный враг, не изгнал его из Азии, так как рим­ляне были заня­ты в дру­гих местах. Он всту­пил в сра­же­ние и с самим Цеза­рем, — когда тот, победив Пом­пея, воз­вра­щал­ся из Егип­та, — око­ло горы Ско­тия, где его отец победил рим­лян, быв­ших под началь­ст­вом Три­а­рия. Побеж­ден­ный, он бежал с 1000 всад­ни­ков в Сино­пу; Цезарь, не имея вре­ме­ни, не пре­сле­до­вал его, но послал про­тив него Доми­ция. С ним Фар­нак заклю­чил мир, пере­дал ему Сино­пу и был отпу­щен со сво­и­ми всад­ни­ка­ми. Он велел убить коней к боль­шо­му неудо­воль­ст­вию всад­ни­ков и, взой­дя на кораб­ли, бежал в Понт; собрав каких-то ски­фов и сав­ро­ма­тов, он захва­тил Фео­до­сию и Пан­ти­ка­пей. Когда же Асандр по враж­де к нему вновь напал на него, то всад­ни­ки Фар­на­ка, не имея лоша­дей и не умея сра­жать­ся пешим стро­ем, были побеж­де­ны, а сам Фар­нак, герой­ски сра­жа­ясь один был убит, покры­тый рана­ми, 50 лет от роду и про­цар­ст­во­вав над Бос­по­ром 15 лет.

121. Так и Фар­нак поте­рял свою власть, и его цар­ство Гай Цезарь дал Мит­ри­да­ту Пер­гам­ско­му, кото­рый с боль­шим рве­ни­ем помо­гал ему в Егип­те; теперь эти обе стра­ны ста­ли дру­же­ст­вен­ны­ми, и каж­дый год сенат назна­ча­ет в Понт и Вифи­нию пра­ви­те­ля; что каса­ет­ся вла­де­ний, кото­рые Пом­пей отдал дру­гим, то Гай Цезарь, хотя и упре­кал их вла­де­те­лей за то, что они сра­жа­лись про­тив него в сою­зе с Пом­пе­ем, все-таки сохра­нил за ними, кро­ме жре­че­ской долж­но­сти в Кома­нах, кото­рую он взял от Архе­лая и пере­дал Лико­меду. Но немно­го спу­стя все эти зем­ли, как и те, кото­рые были даны во вла­де­ние Каем Цеза­рем или Мар­ком Анто­ни­ем дру­гим лицам, были обра­ще­ны в рим­ские про­вин­ции с того вре­ме­ни, как боже­ст­вен­ный Август захва­тил Еги­пет; для это­го тре­бо­вал­ся лишь незна­чи­тель­ный пред­лог. Так как в резуль­та­те Мит­ри­да­то­вой вой­ны рим­ская власть и рас­про­стра­ни­лась на бере­га Эвк­син­ско­го Пон­та и до пес­ков пустынь перед Егип­том, от Ибе­рии у Гер­ку­ле­со­вых стол­бов до Евфра­та, то и эта победа спра­вед­ли­во назва­на вели­кой, и началь­ст­во­вав­ший в ней Пом­пей полу­чил про­зва­ние «Вели­ко­го». Так как они вла­де­ли и Ливи­ей, про­сти­рав­шей­ся до Кире­ны (самую же Кире­ну царь Апи­он, побоч­ный сын рода Лагидов, оста­вил им по заве­ща­нию), то в кру­гу земель по Сре­ди­зем­но­му морю им оста­лось завла­деть толь­ко Егип­том.