Уже a priori следовало бы предполагать существование в финикийских городах дееписания. Не говоря уже о таких мировых империях и культурных очагах, как Египет, Вавилония и Ассирия, «Словеса дней» мы встречаем в еврейских царствах, и канонические Книги Царств постоянно отсылают к ним интересующихся событиями светской истории избранного народа¹. Были ли эти dibre hajamim официальными летописями, или, как более основательно думают некоторые², продуктами свободной историографической деятельности, были ли Давидовы мазкиры и соферы дееписателями или же просто докладчиками и секретарями, — ясно, что у евреев уже в X в. существовала письменность и историография, притом в форме летописей. Конечно, у гораздо более культурных и древних финикийцев не могло быть иначе. Телль-амарнский архив с его 86 письмами из Финикии, среди которых 64 приходятся на долю одного Библа и 8 на долю Тира, ясно доказывает, что даже в эпоху господства клинописи здесь не было недостатка ни в любви к писанию, ни в средствах к ее удовлетворению³. Папирус В. С. Голенищева о путешествии египтянина Уну-Амона в Финикию и к филистимлянам, относящийся к тому же времени, что и события, описываемые в первых частях Книг Царств, также говорит об архивах и записях при сирийских дворах. Наконец, древние авторы намекают на историографическую литературу финикийского мира. Так, Геродот (II, 44*) слышит от тирских жрецов хронологию их храма и города, Саллюстий ссылается на «пунические книги Гиемпсала» (Bel. Jug., 17, 7*), а Иосифу Флавию мы обязаны тем, что имеем право говорить о тирских летописях не по догадке, а с документами в руках.

Подобно тому, как христианин Евсевий из-за апологетических побуждений сохранил для нас драгоценные эксцерпты из финикийского богословского трактата, а один из последних язычников Дамаский — несколько отрывков того же содержания, интересных для него в смысле подкрепления его философских построений, автор археологии еврейского народа и его ревностный апологет нашел в летописях единоплеменного и соседнего финикийского города данные, которые он счел важными для своих целей, и, следуя похвальному обыкновению, привел из этих дееписаний выдержки. И для нас эти последние чрезвычайно драгоценны, несмотря даже на их случайность и краткость и особенно на то, что они взяты не прямо из подлинных летописей, а из вторых, может быть, даже из третьих рук.

Сам Иосиф предпосылает первому из своих эксцерптов следующие слова (Contr. Ap. I, 18): «…я приведу и Менандра Эфесского. Он описал деяния, происшедшие при каждом из царей у эллинов и варваров, взяв на себя труд изучить историю на основании их туземных письменных памятников. Рассказывая о царствовавших в Тире и дойдя до Хирама, он говорит так…» В другом параллельном тексте (Ant. VIII, 5, 3) мы читаем: «Упоминает об этом и Менандр, переведший с финикийского языка на эллинский тирские древности (ἀρχεîα)». Об этом же Менандре упоминает и известная цитата Татиана (Adv. Graec., 37) о финикийских писателях: «У них [финикийцев] было три мужа: Феодот, Ипсикрат и Мох; их книги перевел на эллинский язык Лет… В историях этих вышеупомянутых лиц объяснено, при каком из царей случилось похищение Европы и прибытие Менелая в Финикию, и то, что было при Хираме, который, выдав за царя иудеев Соломона свою дочь, подарил лес из разнообразных бревен для постройки храма. И Менандр Пергамский составил о том же запись». Отсюда можно только вывести, что Менандр назывался Эфесским и Пергамским, знал финикийский язык и занимался всеобщей историей, пользуясь туземными источниками. Эти занятия большею частью состояли в переводе летописей. Почему Иосиф пользовался его трудами, а не подлинными летописями, которые в его время, вероятно, еще существовали, мы не знаем. Может быть, для его апологетических целей было удобнее ссылаться на общеизвестный и общедоступный труд историка-эллиниста. Кроме Менандра, он приводит еще выписку из аналогичного труда историка Дия (Contr. Ap. I, 17), предпосылая ей следующее: «В том, что мною не вымышлено относительно тирских летописей, я приведу в свидетели Дия, мужа, авторитетность которого относительно финикийской истории признана». Если к этим словам в сочинении «Против Апиона» присоединить цитату параллельной выписки в «Иудейских древностях» (VIII, 5, 3), то это будет все, что мы знаем о Дие. Наконец, Иосиф ссылается еще на «Финикийскую историю» Филострата (Ant., X, 11, 1. Ср. Contr. Ap. I, 20), и эти ссылки, даже при своей краткости, доказывают, что все три эллинистических историка пользовались общим источником — тирскими летописями.

Выписки Иосифа сохранились в двух его сочинениях — «Против Апиона» и в «Древностях». Они начинаются с царствования Хирама (или Хирома — Εἵρωμος), современника Соломона, когда сношения между двумя блестящими сирийскими дворами стали особенно оживленны. Отрывок о царствовании Хирама по Менандру и Дню приведен в обоих сочинениях Иосифа. Трактат «Против Апиона» содержит также по Менандру перечень преемников Хирама до Фигмалиуна, современника «основания Карфагена», и список царей и судей времен вавилонского плена (I, 21); с другой стороны, «Древности» сохранили нам два интереснейших отрывка — об Итобаале, современнике Ахава (VIII, 13), и об осаде Тира Салманассаром (IX, 14). Таким образом, Иосиф приводил только те места, которые имели интерес для библейской истории; в труде «Против Апиона» его главным образом интересовали синхронизмы, и он мало обращал внимания на фактические подробности; в «Древностях», наоборот, он приводит рассказы, иллюстрирующие библейские события. Сравнение цитат в обоих сочинениях прежде всего доказывает, что сухие перечни в оригинале были облечены в плоть и кровь и что пред нами случайные выдержки, на основании которых рискованно делать заключения об общем содержании и подробностях текста летописей. Это тем более следует иметь в виду, что состояние текста наших отрывков далеко нельзя назвать безупречным. Всем известно, что собственные, к тому же иностранные, имена и цифры — элемент, наиболее подверженный искажениям в рукописях, а здесь большая часть текста состоит из царских имен и дат. Между тем, рукописное предание сочинения «Против Апиона» опирается только на две неважные флорентийские рукописи и на несколько совсем плохих других. Поэтому уже давно для критики текста Иосифа признаны имеющими большое значение: древние переводы Иосифа на латинский язык и, особенно, древние эксцерпты у Евсевия и хронографов — Синкелла, Феофила и др. Весь этот материал необходимо должен быть привлечен и для установления текста наших отрывков.

Критикой текста отрывков, равно как и реальным объяснением этих интересных остатков финикийской древности, занимались многие с давних времен. И Ж. Ж. Скалигер⁴, и Петавий⁵, и Генгетенберг⁶ оставили следы в истории нашего вопроса. Особенно много сделал для него знаменитый Моверс, посвятивший тирским летописям значительную часть первой половины второго тома своего большого труда о финикийцах⁷. Здесь он пытается установить чтение имен и даты, пытается (и, конечно, не всегда удачно) подыскать этимологии к именам финикийских царей, высказывает немало остроумных предположений по истории и топографии Тира. Вместе с тем, он впервые поставил вопрос об отношении Иосифа к анналам и высказал мнение, что библейские синхронизмы он нашел не в них, а уже готовыми в каком-либо иудейско-эллинистическом труде. Пичман⁸ пошел еще дальше и без особенных оснований стал совершенно отрицать непосредственное отношение Иосифа к Менандру; по его мнению, он все отрывки заимствовал из третьих рук какого-нибудь апологета-эллиниста, может быть, Александра Полигистора. Он же почему-то считает Дия писателем, зависимым от Менандра, и отказывается верить тем его сведениям, которые буквально не совпадают с Менандровыми, а дополняют их. Спокойнее относится к этим вопросам Иеремиас в своей истории Тира⁹, высказавший попутно несколько дельных замечаний, но вообще мало подвинувший своей брошюрой разработку нашего вопроса. Зато всесторонне осветить его, особенно же содействовать установлению правильного текста, выпало на долю Гутшмиду в его обширном труде о трактате Иосифа «Против Апиона». Этот комментарий, занимающий в издании 250 страниц, конечно, касается и наших отрывков и до сих пор остается настольным руководством для всех, интересующихся тирскими летописями. К сожалению, этот капитальный труд издан только недавно в собрании статей покойного Гутшмида, так называемых «Kleine Schriften»¹⁰; до тех пор он был известен только его слушателям, записавшим этот курс. Этим объясняется, что все вышедшие до напечатания его работы, посвященные Финикии, не могли с ним считаться. — Интересные и важные дополнения к критическим заметкам Гутшмида к отрывкам Менандра представляет статья его ученика и издателя его статей Рюля, специально посвященная исправлению дат в различных источниках текста отрывков¹¹.

Нам придется в наших комментариях постоянно пользоваться результатами работ этих двух ученых, наиболее потрудившихся над тирскими летописями.

Специальных изданий отрывков тирских летописей нет, если не считать помещенного в сборнике Кори — «Ancient fragments of the Phoenicians… and other authors» (L. 1832; в 1876 г. вышло второе издание Hodges без текстов, — одни английские переводы). Издание это, конечно, научного значения не имеет, равно как и находящееся в IV т. дидотовского «Fragmenta historicorum graecorum» Мюллера. Здесь нет критического аппарата, нет даже параллельных мест из «Древностей» (на них только сделаны указания) и, самое главное, — нет почему-то наиболее интересного отрывка — об осаде Тира Салманассаром. Последнему посвящена специальная прекрасная работа ассириолога Лемана, только что законченная¹². Лучшим изданием сочинений Иосифа Флавия считается принадлежащее Б. Низе, но и оно недостаточно для интересующих нас отрывков.

Заканчивая наши предварительные замечания, не можем не признать вместе с Пичманом, что потеря полного труда Менандра для историков незаменима. Тем более должны мы быть благодарны Иосифу Флавию за сохранение его отрывков, которые хотя и кажутся с первого взгляда ничтожными, но на самом деле обнимают собой почти непрерывно четыре с половиной века истории Тира и притом в то время, когда этот город играл выдающуюся роль в истории Передней Азии и не поддавался даже всесветным завоевателям. К этому еще следует прибавить, что сохраненные Иосифом отрывки и иностранные (для Финикии) источники замечательно счастливо пополняют друг друга. Египетские памятники говорят нам о завоевании Финикии царями XVIII династии (XVI в.), телль-амарнские документы вводят нас в самую среду финикийских городов и их внешних условий под египетским владычеством в бурное время XV—XIV вв. Далее о положении дел в XIII и XI вв. мы догадываемся по намекам в текстах XIX династии и более поздних (папирус Anastasi I, война с хеттами, папирус В. С. Голенищева и др.).

Затем египетские источники нас покидают, а ассирийские пока молчат до IX в. Таким образом, если бы у нас не было Менандра, мы знали бы о Хираме I только по Библии, а о его преемниках, кроме Итобаала I, опять-таки известного только из Библии, не имели бы никаких сведений.

С Ассурнасирпала начинаются систематические ассирийские нашествия на запад; до конца IX в. они дают нам возможность освещать сухие теперь данные тирских летописей, а с 814 г. они являются опять нашим единственным источником, так как с Пигмалиона эксцерпты Иосифа прекращаются, и только сообщенное им замечательное место об осаде Тира Салманассаром еще раз убеждает нас по своей правдивости и согласию с характером клинописных повествований в большой ценности эксцерптов. Место это сохранено Иосифом по той случайной причине, что тот же Салманассар осаждал Самарию, а потому другие осады Тира не интересовали еврейского историка, и мы опять узнаем о них только из ассирийских летописей. Когда последние прекращаются, к нашим услугам является последний эксцерпт Иосифа, перечисляющий царей халдейской эпохи и содержащий, кроме имен и дат, указания и намеки на интересные факты, так что приблизительная реконструкция истории оказывается возможной. Наконец, Геродот, своим случайным упоминанием тирского царя Маттена, сына Хирама III, при Саламине (VII, 58*), наилучшим образом пополняет и удостоверяет Иосифовы эксцерпты.

Когда писал Менандр? Гутшмид, на основании календарных соображений, полагает, что не ранее II в. до Р. Х. Terminus ante quem — конечно, конец I в. по Р. Х. (время Иосифа Флавия). Таким образом, его труд — гораздо более поздний, чем еврейские Книги Царств, также написанные на основании первоначальных летописей. И тем не менее, общее сходство в стиле, манере, характере изложения у этих двух памятников соседних народов невольно бросается в глаза всякому. И здесь, и там обращается внимание не только на годы царствований, но и на годы жизни царей, и здесь, и там религиозный элемент занимает выдающееся место, и здесь, и там играют видную роль сообщения о постройках, и т.д. И с этой стороны тирские «Книги Царств» представляют для нас живой интерес, тем более, что лапидарные памятники финикийских царей относятся к более позднему времени и едва ли даже самые древние из них примыкают к тому моменту, когда замолкают для нас отрывки единственного известного нам литературного исторического памятника древней Финикии.