Риторические наставления.

Книга I.

с.1

I. [I. 1. 1] Итак, отец, коль ско­ро родил­ся у него сын, дол­жен с того же само­го вре­ме­ни возы­меть об нем доб­рую надеж­ду. Такая мысль пред­ва­ри­тель­но воз­будит попе­че­ние о вос­пи­та­нии дети­ща. Ибо неспра­вед­ли­во жалу­ем­ся, буд­то бы при­ро­да весь­ма немно­гим людям дала потреб­ную спо­соб­ность к нау­кам, и буд­то бы боль­шею частью напрас­но и труд и вре­мя тра­тят­ся над тупы­ми ума­ми. Напро­тив, най­дем нема­лое чис­ло и ост­рых и понят­ных. Это есть нечто врож­ден­ное в чело­ве­ке: как от при­ро­ды дано пти­цам летать, коням ристать, с.2 диким зве­рям быть сви­ре­пы­ми; так нам доста­лись в осо­бен­ный удел разум и понят­ли­вость: сие-то застав­ля­ет думать, что наша душа есть небес­но­го про­ис­хож­де­ния. [2] Тупые и непо­нят­ные голо­вы появ­ля­ют­ся столь­ко же про­тив зако­нов при­ро­ды, как и вся­кие дру­гие вырод­ки: но тако­вых весь­ма мало быва­ет. Дока­за­тель­ст­вом сему слу­жит то, что в отро­ках бле­щет надеж­да, мно­го доб­ро­го впредь обе­щаю­щая, но кото­рая с лета­ми исче­за­ет; сле­до­ва­тель­но не при­ро­да вино­ва­та, а недо­ста­ток вос­пи­та­ния тому при­чи­ной. [3] Я согла­сен, что один име­ет более ума, неже­ли дру­гой; сие дока­зы­ва­ет толь­ко, что один может сде­лать более, неже­ли дру­гой, одна­ко не най­дешь нико­го, кто бы чрез при­ле­жа­ние в чем-нибудь не успел. Итак, вся­кий роди­тель, убедясь сею исти­ною, да испол­нит­ся надеж­дою о сво­ем сыне при самом его рож­де­нии, и да употре­бит все­воз­мож­ное попе­че­ние о вос­пи­та­нии буду­ще­го Ора­то­ра.

II. [4] Преж­де все­го надоб­но смот­реть, чтобы кор­ми­ли­цы не име­ли дур­но­го выго­во­ра или испор­чен­но­го наре­чия. Хри­сипп сове­ту­ет изби­рать для сего, если есть воз­мож­ность, самых умных и доб­ро­де­тель­ных. Хотя более все­го над­ле­жит ува­жать в них нрав­ст­вен­ность, одна­ко нуж­но, чтоб они и гово­ри­ли с.3 чисто. [5] Дитя слы­шит свою кор­ми­ли­цу преж­де всех, и по ее речам свои сло­ва про­из­но­сить ста­ра­ет­ся. И есте­ствен­но, удер­жи­ва­ем долее в памя­ти то, чему в мало­лет­стве науча­ем­ся; запах, коим новый сосуд напи­та­ет­ся, на дол­го ощу­ти­те­лен; и крас­ка, коею про­стая белиз­на вол­ны́ покры­ва­ет­ся, совер­шен­но нико­гда не смы­ва­ет­ся. А при­том еще, худые при­выч­ки в нас тем более уко­ре­ня­ют­ся. И вся­кое доб­ро удоб­но во зло пере­ме­ня­ет­ся: и все­гда ли уда­ет­ся пре­вра­тить худое в хоро­шее? Итак, надоб­но смот­реть, чтоб дитя, в неж­ном воз­расте, не при­учал­ся к тако­му выго­во­ру, или наре­чию, от кото­ро­го отучать после будет нуж­но.

[6] Что же каса­ет­ся до роди­те­лей, жела­тель­но, чтобы они были, сколь­ко мож­но, более про­све­ще­ны. Я не об отцах одних гово­рю, ибо извест­но, что крас­но­ре­чию Грак­хов мно­го спо­соб­ст­во­ва­ла и мать их Кор­не­лия; ее изящ­ный слог виден из писем ее, до нас дошед­ших. Ска­зы­ва­ют так­же, что дочь Лели­е­ва рав­ня­лась в крас­но­ре­чии с отцом сво­им. Речь доче­ри Квин­та Гор­тен­зия, про­из­не­сен­ная пред Три­ум­ви­ра­ми, при­нес­ла бы честь и наше­му полу. [7] Одна­ко из сего не долж­но заклю­чать, чтобы те, кои сами учить­ся слу­чая не име­ли, были менее обя­за­ны печь­ся о уче­нии детей сво­их; они по с.4 сей самой при­чине долж­ны обра­щать еще более вни­ма­ния на про­чие части вос­пи­та­ния.

[8] Об отро­ках, меж­ду кои­ми будет вос­пи­ты­вать­ся пред­на­зна­чае­мый для Ора­тор­ско­го попри­ща, надоб­но разу­меть то же, что я ска­зал о кор­ми­ли­цах.

Желал бы я более все­го, чтоб при­став­ни­ки или дядь­ки¹ при детях были люди доволь­но све­ду­щие, или бы не меч­та­ли о себе, что они све­ду­щи. Ибо нет ниче­го хуже чело­ве­ка, кото­рый, пома­зав, так ска­зать, губы пер­вы­ми нача­ла­ми уче­ния, станет упор­но выда­вать себя за вели­ко­го зна­то­ка. Он и искус­ным настав­ни­кам усту­пить не захо­чет, и гор­дясь вла­стью, како­вую сей род людей, как бы по пра­ву, себе обык­но­вен­но при­сва­и­ва­ет, меж­ду тем с пове­ли­тель­ною гру­бо­стью пере­да­ет и детям соб­ст­вен­ную свою глу­пость. [9] Неве­же­ство их не менее вредит и нра­вам. Дио­ген Вави­лон­ский уве­ря­ет, что Лео­нид, дядь­ка Алек­сандра Македон­ско­го, посе­лил в нем с дет­ства неко­то­рые поро­ки, кои и в зре­лых летах сего вели­ко­го Госуда­ря не остав­ля­ли.

[10] Если кому пока­жет­ся, что я мно­го­го тре­бую, тот да помыс­лит, коль труд­ное с.5 есть дело вос­пи­тать Ора­то­ра: хотя бы при самом нача­ле и были при­ня­ты все нуж­ные к тому меры, но еще оста­ют­ся боль­шие и гораздо важ­ней­шие заботы. Потре­бу­ет­ся для сего непре­рыв­ное упраж­не­ние; пона­до­бят­ся пре­вос­ход­ные учи­те­ли и раз­лич­ные позна­ния. [11] Поче­му и над­ле­жит пре­по­да­вать наи­луч­шие настав­ле­ния: еже­ли кто испол­нять их не захо­чет, как слиш­ком затруд­ни­тель­ные, тот дол­жен винить не пра­ви­ла, а само­го себя.

Но когда бы нель­зя было при детях иметь таких, каких бы я желал, кор­ми­лиц, соуче­ни­ков и при­став­ни­ков, то по край­ней мере ста­рать­ся надоб­но сыс­кать хоть одно­го, язык свой знаю­ще­го, чело­ве­ка, кото­рый бы, нахо­дясь при питом­це безот­луч­но, тот­час поправ­лял все ошиб­ки, сде­лан­ные дру­ги­ми в его при­сут­ст­вии, и не допус­кал его под­ра­жать им. Выше пока­зал я, как достиг­нуть желае­мой цели; а здесь ска­жу, как попра­вить укло­не­ние от оной.

III. [12] Я сове­тую учить дитя преж­де язы­ку Гре­че­ско­му: ибо Латин­ский, как употре­би­тель­ней­ший меж­ду нами, сам собою, и, так ска­зать, про­тив воли нашей, пере­ни­ма­ет­ся: нау­ки пере­шли к нам на Гре­че­ском; с Гре­че­ско­го и начи­нать долж­но. [13] Но не надоб­но застав­лять дитя ни дол­го учить­ся, ни дол­го гово­рить по-гре­че­ски, как то мно­гие дела­ют. От сего с.6 про­ис­хо­дят недо­стат­ки и в выго­во­ре и в обо­ротах при­род­ной речи; ибо, от все­гдаш­не­го употреб­ле­ния чуже­зем­но­го язы­ка при­вы­ка­ем к свой­ству оно­го; а такую при­выч­ку с вели­ким трудом оста­вить мож­но. [14] Итак, вско­ре за Гре­че­ским и Латин­ский язык сле­до­вать дол­жен и идти потом вме­сте; дабы, пред­по­чтя один, не повредить дру­го­му.

IV. [15] Неко­то­рые дума­ют, что не долж­но начи­нать учить детей преж­де семи­лет­не­го воз­рас­та, пола­гая, что до сего вре­ме­ни спо­соб­но­сти душев­ные и силы телес­ные не поз­во­ля­ют еще зани­мать­ся уче­ни­ем. Тако­во было мне­ние Гези­о­да, по ска­за­нию мно­гих писа­те­лей, жив­ших преж­де Грам­ма­ти­ка Ари­сто­фа­на, кото­рый пер­вый дока­зал, что сие тво­ре­ние, в коем нахо­дит­ся помя­ну­тое пра­ви­ло, не при­над­ле­жит Гези­о­ду. [16] Прав­да и дру­гие, меж­ду про­чи­ми, Ера­то­сфен, были того же мне­ния. Но осно­ва­тель­нее рас­суж­да­ют те, кои пола­га­ют с Хри­сип­пом, что ни одно­го вре­ме­ни в жиз­ни чело­ве­че­ской не долж­но опус­кать без вни­ма­ния: ибо хотя сей Фило­соф и согла­ша­ет­ся остав­лять детей на руках кор­ми­лиц на три года; одна­ко тре­бу­ет, чтоб и тогда их все­му доб­ро­му настав­ля­ли. [17] Так поче­му же бы нель­зя было при­учать к сло­вес­но­сти в таком воз­расте, когда мож­но при­учить к бла­го­нра­вию. с.7 И я знаю, что во все это вре­мя, о кото­ром здесь гово­рит­ся, едва ли дети успе­ют столь­ко, сколь­ко в один год после успеть могут. Но вопре­ки мне мыс­лив­шие жале­ли, кажет­ся, труда не столь­ко уча­щих­ся, сколь­ко уча­щих. [18] При том же чем луч­ше упраж­нять­ся дитя заста­ви­те, коль ско­ро гово­рить начнет? А упраж­не­ние, какое ни есть, ему нуж­но. Для чего, в ожи­да­нии семи­лет­не­го воз­рас­та пре­не­бре­гать выго­ду, како­ва бы она ни была? Ибо, хотя в неж­ных летах не мно­го­му научит­ся, одна­ко чему-нибудь все боль­ше научит­ся в тот год, в кото­рый так­же бы над­ле­жа­ло ему учить­ся и сему немно­го­му. [19] Таким обра­зом про­дол­жая, год от году будет при­об­ре­тать позна­ния, и достигнет желае­мо­го успе­ха; и сколь­ко вре­ме­ни выиг­ра­ет­ся в дет­стве, столь­ко его сбе­ре­жет­ся для юно­ше­ства. То же самое и о после­дую­щих летах разу­меть долж­но: что́ нуж­но знать, тому не хоро­шо начи­нать позд­но учить­ся. Итак, не ста­нем терять напрас­но вре­ме­ни, тем паче, что для начал вся­кой нау­ки потреб­на одна память, кото­рою дети ода­ре­ны в высо­чай­шей сте­пе­ни.

[20] И я так­же при­ни­маю лета в рас­суж­де­ние: не хочу, чтоб дитя было при­нуж­дае­мо к уче­нию; не тре­бую от него неослаб­но­го при­ле­жа­ния. Сове­тую еще все­го более осте­ре­гать­ся, с.8 чтоб ребе­нок не воз­не­на­видел уче­ния, кото­рое полю­бить не имел еще вре­ме­ни; и чтобы испы­тав одна­жды горечь, не стра­шил­ся ее и в летах зре­лей­ших. Уче­ние долж­но быть для него заба­вою; надоб­но поощ­рять его, то прось­ба­ми, то похва­ла­ми; дово­дить его до того, чтобы радо­вал­ся, когда что-нибудь выучит; чтобы завидо­вал, когда ста­нут учить дру­го­го, если сам взду­ма­ет поле­нить­ся: чтобы мерял­ся в успе­хах со сво­и­ми сверст­ни­ка­ми, и часто почи­тал себя победи­те­лем: для чего не лиш­ни и награж­де­ния, кото­рые для сего воз­рас­та быва­ют заман­чи­вы.

[21] Настав­ле­ния мои для вос­пи­та­ния буду­ще­го Ора­то­ра пока­жут­ся мелоч­ны­ми: но и в нау­ках есть свое мла­ден­че­ство; как самые креп­кие тела полу­ча­ют первую силу свою от моло­ка и колы­бе­ли, так и вели­кий вития начи­на­ет с дет­ско­го лепе­та­нья, с речей мало внят­ных, и сла­бо­го про­из­но­ше­ния даже букв азбуч­ных. Неуже­ли и учить­ся не нуж­но тому, что́ само по себе не заклю­ча­ет боль­шой важ­но­сти? [22] Еже­ли никто не пори­ца­ет отца, кото­рый в сыне сво­ем не остав­ля­ет и самых мало­стей без вни­ма­ния, то для чего осуж­дать чело­ве­ка, кото­рый дово­дит до обще­го сведе­ния то, что он в доме сво­ем сде­лал бы с поль­зою и похва­лою? Чем про­ще пред­мет, с.9 тем удоб­нее для дет­ско­го поня­тия: как тело наше к неко­то­рым дви­же­ни­ям чле­нов при­спо­соб­ля­ет­ся тогда толь­ко, когда еще моло­до и неж­но, так и ум дела­ет­ся ко мно­го­му неспо­соб­ным, если с мла­ден­че­ства оста­вим его в небре­же­нии. [23] Филипп, царь Македон­ский, взду­мал ли бы сына сво­его Алек­сандра пору­чить, для пер­во­на­чаль­но­го обу­че­ния, Ари­сто­те­лю, вели­чай­ше­му того вре­ме­ни Фило­со­фу, а сей захо­тел ли бы при­нять на себя сию долж­ность, если бы оба они не были уве­ре­ны, что пер­вые наук осно­ва­ния, искус­ною рукою поло­жен­ные, ведут к совер­шен­ству? [24] Итак пред­ста­вим, что пору­чен нам Алек­сандр, дитя толь любез­ное, толь достой­ное вся­ко­го попе­че­ния (и кому свое тако­вым не кажет­ся?); пред­ста­вим, что он пере­шел к нам из рук нянь сво­их; посты­дил­ся ли бы я пре­по­дать ему самые началь­ные в уче­нии пра­ви­ла, сколь­ко мож­но в крат­чай­шее вре­мя?

V. По край­ней мере не могу одоб­рить обык­но­ве­ния застав­лять детей затвер­жи­вать назва­ния и порядок букв, не пока­зав им преж­де начер­та­ния или вида их. [25] Это меша­ет успе­ху, ибо зная наизусть бук­вы, они мень­ше вни­ма­ния обра­ща­ют на вид их, неже­ли на то, что́ уже у них в памя­ти; по сей при­чине долж­ны уча­щие не все­гда пока­зы­вать им бук­вы в с.10 обык­но­вен­ном азбуч­ном, но ино­гда в пре­врат­ном поряд­ке, доко­ле уча­щи­е­ся не ста­нут раз­ли­чать их по виду, а не по поряд­ку, рав­но как раз­ли­ча­ют людей и по лицу и по име­ни. [26] Но в рас­суж­де­нии сло­гов или скла­дов, про­тив­ное наблюдать надоб­но.

Я не осуж­даю одна­ко ж извест­но­го спо­со­ба зао­хо­чи­вать детей к уче­нию, т. е. давать им вме­сто игруш­ки, из сло­но­вой кости сде­лан­ные бук­вы: или что-нибудь иное к сему при­лич­ное, и чем ребе­нок мог бы занять­ся с удо­воль­ст­ви­ем.

[27] Когда же нач­нут учить­ся писать, то не худо бы давать им дощеч­ки, с выре­зан­ны­ми на них искус­но бук­ва­ми, дабы по чер­там, как по борозд­кам, ходи­ло пись­мен­ное орудие (sty­lus); оно бы не сколь­зи­ло, как быва­ет на вос­ку, будучи с обе­их сто­рон удер­жи­вае­мо; и дитя, под­ра­жая посто­ян­ным обра­зом, твер­же и чище писать научит­ся: тут не нуж­на и помощь учи­те­ля, кото­рый водил бы его рукою. [28] Писать ско­ро и чисто есть, поис­ти­не, дело не мало­важ­ное, хотя не радят о том ино­гда люди, впро­чем, достой­ные. Ибо как меж­ду уче­ны­ми заня­ти­я­ми пись­мо состав­ля­ет един­ст­вен­но осо­бен­ное упраж­не­ние, от кото­ро­го един­ст­вен­но полу­ча­ет­ся истин­ный и проч­ный успех; то мед­лен­ность в сем деле мно­го с.11 вредит живо­сти ума, а дур­ной и неис­прав­ный почерк затме­ва­ет смысл: от чего родит­ся новый труд, т. е. нуж­но будет само­му пере­ска­зы­вать сно­ва то, что́ пере­пи­сать пона­до­бит­ся. [29] Поче­му как все­гда и везде, так наи­па­че в дру­же­ских пись­мен­ных сно­ше­ни­ях, и осо­бен­но какие-либо тай­ны содер­жа­щих, не над­ле­жит пре­не­бре­гать чисто­пи­са­ни­ем.

[30] Что каса­ет­ся до сло­гов, нуж­но их выучи­вать все без изъ­я­тия, и не опус­кать, как обык­но­вен­но дела­ет­ся, труд­ней­ших; под тем пред­ло­гом, что они сами собою встре­тят­ся при писа­нии². [31] Так­же не надоб­но пола­гать­ся излишне на память детей: им повто­ре­ние при­не­сет боль­ше поль­зы; при чте­нии не торо­пить их, доко­ле не усмот­ришь, что точ­ное и без­за­пи­ноч­ное соеди­не­ние букв доз­во­ля­ет то делать: тогда уже пусть они про­из­но­сят, не опус­кая ни одно­го сло­га, а потом и целую речь выго­ва­ри­ва­ют. [32] Неве­ро­ят­но, как замед­ля­ет тороп­ли­вость успе­хи детей в чте­нии. Отсюда частые запи­на­нья, оста­нов­ки, повто­ре­ния, если захо­чет дитя про­из­не­сти луч­ше, с.12 неже­ли может; а если погре­шит, то родит­ся несме­лость выго­во­рить и то, что́ уже хоро­шо зна­ет. [33] Итак спер­ва над­ле­жит затвер­дить бук­вы; потом уметь их соеди­нять меж­ду собою, и дол­гое вре­мя читать не спеш­но, доко­ле не при­об­ре­тет­ся упраж­не­ни­ем без­оши­боч­ная ско­рость. [34] Все учат смот­реть впра­во³, когда чита­ем; это сход­но не толь­ко с употреб­ле­ни­ем, но и с рас­суд­ком; ибо нель­зя читать, не смот­рев­ши впе­ред; а наи­па­че, над­ле­жа­ло бы иное видеть, и иное выго­ва­ри­вать; чего сде­лать без край­не­го раз­вле­че­ния вни­ма­ния невоз­мож­но.

Не худо бы так­же наблюдать, чтобы ребен­ку, когда начнет, по обык­но­ве­нию, спи­сы­вать сло­ва, не зада­вать для сего рече­ний слиш­ком про­стых и слу­чай­но взя­тых. [35] Ибо может он меж­ду тем, как пишет, зна­ко­мит­ся с выс­шим и мень­ше обще­на­род­ным наре­чи­ем с.13 язы­ка сво­его, что у Гре­ков назы­ва­ет­ся Glos­sa, а чрез то, при самом началь­ном уче­нии, при­об­ре­тать зна­ние, кото­рое после потре­бу­ет осо­бен­но­го вре­ме­ни. Оста­но­вясь на таких мело­чах, при­бав­лю и то, чтобы для про­пи­сей давать не пустые какие-нибудь мне­ния, но чему ни есть доб­ро­му настав­ля­ю­щие. [36] Они до ста­ро­сти оста­ют­ся в памя­ти и, запе­чатлев­шись в неж­ном серд­це, даже на нра­вы дей­ст­ву­ют. Полез­но так­же, чтобы меж­ду игрою застав­лять выучи­вать наизусть неко­то­рые изре­че­ния зна­ме­ни­тых мужей и избран­ные места, особ­ли­во из сти­хотвор­цев, с кои­ми дети все­го охот­нее зна­ко­мят­ся. Память крайне нуж­на Ора­то­ру (пока­жу сие на сво­ем месте) и она ничем так не ост­рит­ся и не укреп­ля­ет­ся, как упраж­не­ни­ем; и в таком воз­расте, о коем здесь гово­рю, и когда чело­век сам собою ниче­го еще рож­дать не в состо­я­нии, память есть един­ст­вен­ное посо­бие, кото­рое может облег­чать труды уча­щих.

[37] Чтобы у детей язык ста­но­вил­ся раз­вяз­нее и речь выра­зи­тель­нее, неиз­лишне будет застав­лять их про­из­но­сить бег­ло⁴ такие сло­ва, пери­о­ды или сти­хи, кои из мно­гих с.14 самых гру­бых, шеро­хо­ва­тых и для выго­во­ра труд­ных сло­гов, нароч­но про­тив доб­ро­зву­чия состав­лен­ных. Гре­ки назы­ва­ют это χα­λεπὸι. Настав­ле­ние, по-види­мо­му, мало­важ­ное: но если пре­не­бречь его, то мно­гие недо­стат­ки в про­из­но­ше­нии оста­нут­ся навсе­гда, еже­ли в моло­дых летах отвра­ще­ны не будут.

с.15

[I. 2. 1] Пред­ста­вим, что дитя мало-пома­лу под­рос­ло и, вышед из-под над­зо­ра нянек, долж­но быть заня­то уже насто­я­щим, пря­мым уче­ни­ем. Итак здесь осо­бен­но над­ле­жит иссле­до­вать вопрос: полез­нее ли дома и в семей­ст­вен­ном кру­гу обу­чать Ора­то­ра, или посы­лать в учи­ли­ща и пору­чать попе­че­нию обще­ст­вен­ных настав­ни­ков: [2] знаю, что послед­нее сред­ство, и зако­но­да­те­ли бла­го­устро­ен­ных государств, и зна­ме­ни­тые писа­те­ли одоб­ря­ют.

с.16 I. Нель­зя одна­ко ж умол­чать, что неко­то­рые сей почти вооб­ще при­ня­тый обы­чай отвер­га­ют. Они осно­вы­ва­ют свое мне­ние на двух при­чи­нах. 1-е, Что вне мно­го­люд­ства това­ри­щей одно­го воз­рас­та, к поро­кам весь­ма наклон­но­го, мож­но лег­ко пред­о­хра­нить нра­вы от раз­вра­та. О когда бы сим сред­ст­вом чаще пред­от­вра­щать рас­пут­ства! 2-е, Что учи­тель, каков бы он ни был, удоб­нее будет иметь более вре­ме­ни занять­ся одним уче­ни­ком, неже­ли мно­ги­ми. [3] Пер­вая при­чи­на весь­ма важ­на: и еже­ли бы точ­но дозна­но было, что в учи­ли­щах хотя боль­шие успе­хи при­об­ре­та­ют­ся, а нра­вы пор­тят­ся, то пред­по­чел бы я охот­но бла­го­по­веде­ние само­му высо­ко­му витий­ству. По мне­нию мое­му, одно с дру­гим свя­за­но и нераз­луч­но: Ора­то­ром быть нель­зя, не быв чест­ным чело­ве­ком: да если б это было воз­мож­но, то и тогда я не хотел бы видеть сего на самом деле.

[4] 1. Пола­га­ют, что нра­вы пор­тят­ся в учи­ли­щах; сие ино­гда слу­ча­ет­ся; но они пор­тят­ся и в доме роди­тель­ском: мно­гие при­ме­ры то и дру­гое под­твер­жда­ют. Врож­ден­ные склон­но­сти и направ­ле­ние оных состав­ля­ют всю раз­ни­цу. Еже­ли дитя от при­ро­ды накло­нен к худо­му, еже­ли о исправ­ле­нии его не при­ло­жит­ся попе­че­ние в неж­ном воз­расте, с.17 то не менее най­дет слу­ча­ев к поро­кам и без учи­лищ­ных това­ри­щей. Ибо может попасть­ся в дом зло­нрав­ный учи­тель, может столь­ко же вредить и обра­ще­ние с раз­врат­ны­ми слу­жи­те­ля­ми, сколь­ко и с неосто­рож­ны­ми и малос­кром­ны­ми соуче­ни­ка­ми. [5] А еже­ли дитя име­ет доб­рое серд­це, еже­ли роди­те­ли чуж­ды сле­пой и непро­буд­ной бес­печ­но­сти, то мож­но най­ти и доб­ро­нрав­но­го учи­те­ля, о чем наи­бо­лее печь­ся застав­ля­ет бла­го­ра­зу­мие, и при­учать питом­ца стро­го­му поряд­ку; и сверх того при­ста­вить к нему умно­го и усерд­но­го над­зи­ра­те­ля, или вер­но­го отпу­щен­ни­ка, кое­го неот­луч­ное при­сут­ст­вие воз­дер­жи­ва­ло бы от худо­го поведе­ния даже и тех, коих сооб­ще­ство кажет­ся нам подо­зри­тель­но.

[6] Итак лег­ко уда­лить сие опа­се­ние. Но, о когда бы не сами мы пор­ти­ли нра­вы детей наших! Тот­час мы сами начи­на­ем рас­слаб­лять их раз­ны­ми потвор­ства­ми. Такое неж­ное и потач­ли­вое вос­пи­та­ние, кото­рое назы­ваем снис­хож­де­ни­ем, все силы тела и ума изну­ря­ет. Чего не поже­ла­ет в летах воз­му­жа­лых тот, кто с мла­ден­че­ства при­вык к неге и рос­ко­ши? Ребе­нок едва лепе­тать еще может, а уже уме­ет раз­ли­чать лако­мые яст­ва, и их тре­бу­ет. [7] Мы печем­ся преж­де все­го о усо­вер­шен­ст­во­ва­нии вку­са в яст­вах, а не с.18 забо­тим­ся о том, чтобы он хоро­шо гово­рил. Наши дети рас­тут в колы­бе­лях: зем­ли́ каса­ют­ся не ина­че, как будучи под­дер­жи­вае­мы со всех сто­рон рука­ми при­служ­ниц. Воль­ные речи их забав­ля­ют нас. Сло­ва, в самых рас­пут­ных домах нетер­пи­мые, при­ни­ма­ем от них со сме­хом и поце­лу­я­ми. Чему и дивить­ся? Мы сами тому их научи­ли; они повто­ря­ют толь­ко от нас же слы­шан­ное. [8] Вся­кое пир­ше­ство огла­ша­ет­ся небла­го­при­стой­ны­ми пес­ня­ми; о чем стыд­но бы и гово­рить, то на деле пред­став­ля­ем гла­зам их. Отсюда родит­ся при­выч­ка и после обра­ща­ет­ся в при­ро­ду. Несчаст­ные дети все сие пере­ни­ма­ют, еще и не ведая, что это пороч­но. Итак, быв испор­че­ны рос­ко­шью и негою, тако­вое зло не от учи­лищ заим­ст­ву­ют, а при­но­сят в учи­ли­ща.

[9] 2. Гово­рят так­же, что учи­тель, имея одно­го у себя уче­ни­ка, зай­мет­ся им гораздо более. Но, во-пер­вых, никто не меша­ет опре­де­лить осо­бен­но­го настав­ни­ка к вос­пи­ты­ваю­ще­му­ся в учи­ли­щах. Да если бы и сде­лать сего было невоз­мож­но, то все луч­ше пред­по­честь, по мое­му мне­нию, над­ле­жит тор­же­ст­вен­ность обще­ст­вен­но­го и бла­го­устро­ен­но­го собра­ния, уеди­нен­но­сти и без­вест­но­сти част­ных домов. Ибо вся­кий хоро­ший учи­тель жела­ет иметь, сколь­ко мож­но, более слу­ша­те­лей, с.19 и почи­та­ет себя достой­ным обшир­ней­ше­го попри­ща. [10] А чело­век посред­ст­вен­ных спо­соб­но­стей, чув­ст­вуя свою сла­бость, не пре­не­бре­га­ет места и в част­ном доме, а ино­гда и долж­но­сти при­став­ни­ка. [11] Но поло­жим, чтобы кто или по знат­но­сти, или по друж­бе, или по достат­ку, нашел для себя само­го уче­но­го и пре­вос­ход­но­го учи­те­ля: да может ли он целый день быть при уче­ни­ке сво­ем? И может ли вни­ма­ние уча­ще­го­ся не уто­мить­ся от непре­стан­но­го напря­же­ния, как утом­ля­ет­ся глаз от непре­рыв­но­го устрем­ле­ния взо­ра; при­том же для иных заня­тий нуж­но уеди­не­ние. [12] Напри­мер, при вытвер­жи­ва­нии уро­ков, при пись­ме, при раз­мыш­ле­нии, не нуж­но при­сут­ст­вие учи­те­ля; в таких слу­ча­ях и учи­тель и вся­кий посто­рон­ний может слу­жить поме­хою. Так­же не вся­кое чте­ние и не все­гда тре­бу­ет помо­щи настав­ни­ка. А без чте­ния как полу­чить сведе­ние о мно­гих писа­те­лях? [13] Итак для назна­че­ния заня­тий на целый день надоб­но не мно­го вре­ме­ни: и пото­му может пре­по­да­вае­мое одно­му отно­сить­ся и к дру­гим, в каком бы чис­ле они ни были. Есть еще пред­ме­ты, кои одним разом всем вме­сте пред­ла­гае­мы быть долж­ны. Я не гово­рю о зада­чах⁵ для с.20 сочи­не­ний и декла­ма­ци­ях рито­ров: сие, как извест­но, дела­ет­ся рав­но для одно­го тем же поряд­ком, как и для боль­ше­го чис­ла уче­ни­ков. [14] Ибо голос учи­те­ля не ума­ля­ет­ся, как снедь, от чис­ла участ­ву­ю­щих; но дей­ст­ву­ет на каж­до­го, как солн­це, с рав­ным све­том и теп­ло­тою. Грам­ма­тик, когда рас­суж­да­ет о язы­ке, раз­ре­ша­ет недо­уме­ния, изъ­яс­ня­ет сти­хотвор­ца или исто­ри­ка, так­же все­му тому науча­ет, сколь­ко бы ни было слу­шаю­щих.

[15] Нако­нец воз­ра­зят мне, что при мно­же­стве уча­щих­ся недо­станет вре­ме­ни пере­смот­реть и попра­вить упраж­не­ний каж­до­го. Я не отри­цаю сего неудоб­ства; в чем оно не встре­ча­ет­ся? Срав­ним толь­ко с ним и выго­ды. Я и сам не сове­тую посы­лать дитя в такое учи­ли­ще, где не было бы за ним при­смот­ра. Да и бла­го­ра­зум­ный учи­тель не обре­ме­нит себя излиш­ним чис­лом уче­ни­ков; паче все­го над­ле­жит ста­рать­ся сде­лать его осо­бен­ным нам дру­гом, дабы он в уче­нии руко­во­дил­ся не одним дол­гом, но и чув­ст­ви­ем при­яз­ни к наше­му дому. Таким обра­зом дитя с.21 наше не будет забы­то во мно­же­стве. [16] При­том же вся­кий сколь­ко-нибудь про­све­щен­ный настав­ник, заме­тив в уче­ни­ке при­ле­жа­ние и спо­соб­ность, обра­тит на него вни­ма­ние и для соб­ст­вен­ной сво­ей чести. Впро­чем, хотя бы мно­го­люд­ные учи­ли­ща и охуж­дать над­ле­жа­ло (в чем одна­ко ж я не совсем согла­сен, еже­ли то мно­го­люд­ство про­ис­хо­дит от досто­ин­ства настав­ни­ка), но из сего не сле­ду­ет, чтобы долж­но было охуж­дать все вооб­ще учи­ли­ща. Ибо дру­гое дело устра­нять­ся их, и дру­гое выби­рать.

II. [17] Ска­зав нечто в опро­вер­же­ние неодоб­ря­ю­щих обще­ст­вен­ные учи­ли­ща, пред­ло­жим и наше соб­ст­вен­ное мне­ние. [18] И во-пер­вых, буду­щий Ора­тор, пред­на­зна­чае­мый для мно­го­люд­ных собра­ний, и кото­рый име­ет жить, как пред лицом целой Рес­пуб­ли­ки, дол­жен с самых юных лет при­вы­кать не стра­шить­ся мно­го­люд­ства, и пре­одоле­вать ту застен­чи­вость, кото­рая от уеди­нен­ной и как бы затвор­ни­че­ской жиз­ни про­ис­хо­дит. Надоб­но, чтоб дух непре­стан­но воз­буж­дал­ся и воз­вы­шал­ся; вме­сто того он в уеди­не­нии или сла­бе­ет и как бы во мра­ке оста­ет­ся, или напро­тив сует­ным само­на­де­я­ни­ем над­ме­ва­ет­ся: ибо тот, кто себя ни с кем не срав­ни­ва­ет, по необ­хо­ди­мо­сти слиш­ком мно­го о себе дума­ет. с.22 [19] А потом, когда надоб­но пред дру­ги­ми людь­ми ока­зать свои зна­ния, при­хо­дит он в заме­ша­тель­ство, и все новое затруд­ня­ет его, поели­ку учил­ся в уеди­не­нии тому, что делать долж­но в при­сут­ст­вии мно­гих.

[20] Я не гово­рю о дет­ских дру­же­ст­вен­ных свя­зях, кото­рые нена­ру­ши­мо сохра­ня­ют­ся до самой ста­ро­сти, как свя­щен­ные обя­за­тель­ства. Они, без сомне­ния, долж­ны быть тако­вы­ми; ибо с уче­ни­ем вме­сте начи­на­ют­ся.

Да и в обык­но­вен­ном кру­гу как вести себя, где научит­ся тот, кто устра­нил­ся от обще­жи­тия, кото­рое не толь­ко людям, но даже бес­сло­вес­ным живот­ным свой­ст­вен­но.

[21] При­бавь­те, что дома дитя может учить­ся толь­ко тому, чему одно­го его учат; а в учи­ли­ще узна­ет и то, чему дру­гих учат. Каж­до­днев­но будет слы­шать, поче­му иное одоб­ря­ет­ся, и как дру­гое поправ­ля­ет­ся: и посрам­лен­ная леность, и похва­лен­ное при­ле­жа­ние в соуче­ни­ках, обра­тит­ся ему в поль­зу: [22] похва­лою воз­будит­ся сорев­но­ва­ние; посты­дит­ся усту­пить рав­но­му, почтет за сла­ву пре­взой­ти стар­ше­го. Все сие вос­пла­ме­ня­ет рев­ность к уче­нию; често­лю­бие хотя порок, но часто быва­ет виною доб­ро­де­те­лей. [23] Я пом­ню, сколь поле­зен был для нас обы­чай, какой наблюда­ли наши учи­те­ли: они, разде­ля уче­ни­ков на с.23 раз­ряды, назна­ча­ли оче­редь гово­рить речь, смот­ря по спо­соб­но­стям каж­до­го; и преж­де всех гово­рил ока­зав­ший более успе­хов. О сем состав­ля­лись суж­де­ния: каж­дый ста­рал­ся пре­взой­ти дру­гих. [24] Быть пер­вым в раз­ряде почи­та­лось меж­ду нами вели­ким отли­чи­ем. Но это не навсе­гда опре­де­ля­лось: при кон­це меся­ца, каж­до­му вновь дава­лось пра­во к состя­за­нию. Таким обра­зом и в отли­чив­шем­ся под­дер­жи­ва­лась рев­ность, и в побеж­ден­ных воз­буж­да­лась надеж­да загла­дить стыд, и полу­чить верх в свою оче­редь. [25] И сие, сколь­ко при­пом­нить могу, дава­ло нам более охоты к уче­нию, неже­ли уве­ща­ния учи­те­лей, бди­тель­ность при­став­ни­ков и сове­ты роди­те­лей.

[26] Но как сорев­но­ва­ние усу­губ­ля­ет успе­хи в стар­ших, так в начи­наю­щих родит­ся охота под­ра­жать более сво­им соуче­ни­кам неже­ли настав­ни­ку, пото­му, что пер­вое для них лег­че. Ибо как посметь от пер­вых начал, про­сти­рать надеж­ду до той сте­пе­ни крас­но­ре­чия, како­вое пред­по­ла­га­ют дети в сво­ем учи­те­ле? Поче­му и хва­та­ют­ся за бли­жай­шее к себе, как вино­град­ные лозы, к дере­вам при­вя­зан­ные, спер­ва вьют­ся око­ло вет­вей, а потом вос­хо­дят до вер­ши­ны. [27] Да и сам учи­тель, кото­рый ста­ра­ет­ся более полез­ным быть, неже­ли бли­стать умом, не дол­жен с.24 вдруг обре­ме­нять умов незре­лых и сла­бых, и ока­зы­вать все­го сво­его зна­ния, но сораз­ме­рять оные с поня­ти­ем уча­щих­ся. [28] Как неболь­шие узко­гор­лые сосуды мало при­мут в себя вдруг плес­ну­той жид­ко­сти, а мало-пома­лу или по кап­лям нис­па­дае­мою напол­ня­ют­ся: так­же надоб­но судить и об умах детей. Что пре­вос­хо­дит их поня­тие, не вой­дет им в голо­ву, еще мало к тому рас­по­ло­жен­ную. [29] Итак полез­но иметь кого-нибудь, кому бы спер­ва под­ра­жать, потом его пре­взой­ти. Сими-то сте­пе­ня­ми наде­ять­ся мож­но со вре­ме­нем достиг­нуть боль­ших успе­хов.

К сему при­бав­лю еще, что и самые учи­те­ли не могут иметь той силы и живо­сти в сло­ве, пред одним уче­ни­ком, каки­ми воз­буж­да­ют­ся при мно­го­люд­ном собра­нии; [30] ибо боль­шая часть витий­ства состо­ит в душе. Надоб­но, чтоб душа пора­жа­лась, чтоб пред­став­ля­ла изо­бра­же­ния вещей и пре­вра­ща­лась, так ска­зать, в свой­ство и виды тех пред­ме­тов, о коих гово­рим. И душа чем бла­го­род­нее и воз­вы­шен­нее, тем силь­ней­ших к воз­буж­де­нию сво­е­му тре­бу­ет дви­жи­те­лей; и по сему похва­лою выше воз­но­сит­ся, при­об­ре­та­ет новое уси­лие и все­гда к вели­ко­му стре­мит­ся. [31] Мы чув­ст­ву­ем некое тай­ное отвра­ще­ние изъ­яв­лять пред одним слу­ша­те­лем крас­но­ре­чие, с.25 мно­ги­ми труда­ми при­об­ре­тае­мое: даже стыд­но быва­ет отсту­пать тогда от обык­но­вен­ной речи. И в самом деле, пред­ста­вим себе чело­ве­ка, кото­рый бы пред одним уче­ни­ком сво­им стал гово­рить со все­ми ора­тор­ски­ми дей­ст­во­ва­ни­я­ми, голо­сом воз­вы­шен­ным, со внут­рен­ним и наруж­ным дви­же­ни­ем стра­сти, со всем напря­же­ни­ем душев­ных и телес­ных сил: не пока­жет­ся ли он похо­жим на неистов­ст­ву­ю­ще­го? Конеч­но не было бы меж­ду людь­ми крас­но­ре­чия, если бы всяк из нас гово­рил толь­ко один на один.

с.26

I. [I. 3. 1] Бла­го­ра­зум­ный настав­ник во-пер­вых дол­жен узнать свой­ство ума и склон­но­стей пору­чае­мо­го ему отро­ка. Осо­бен­ный при­знак ума в мало­лет­них есть память; ее дей­ст­вие дво­я­кое: ско­ро пони­мать, и не забы­вать, что поня­ли. К сему при­ба­вить надоб­но под­ра­жа­ние: оно пока­зы­ва­ет ост­ро­ту и пере­им­чи­вость; но смот­реть над­ле­жит, чтоб ребе­нок обра­щал дар сей на то, чему его учат, а не на то, чтоб живо пред­став­лять собою лица, в коих заме­тит какие-нибудь недо­стат­ки. [2] Я не могу заклю­чать ниче­го хоро­ше­го о том, кото­рый тако­вым под­ра­жа­ни­ем толь­ко сме­шить ста­ра­ет­ся. Пере­им­чи­вое дитя долж­но быть вме­сте и доб­ро­нрав­но: а ина­че, пусть оста­нет­ся луч­ше с умом мед­лен­ным, неже­ли злым. Но я здесь под име­нем доб­ро­нрав­но­го отнюдь не разу­мею ребен­ка нераз­вяз­но­го и во всем с.27 вяло­го. [3] Тот, како­го я себе пред­став­ляю, без труда дол­жен пони­мать уче­ние: делать ино­гда и вопро­сы, но чаще сле­до­вать за учи­те­лем, неже­ли пред­у­преж­дать его. Быст­рые умы, подоб­но преж­девре­мен­ным пло­дам, почти нико­гда совер­шен­но не созре­ва­ют. [4] Они позна­ют­ся из того, что малое удоб­но дела­ют; они сме­лы, тот­час ока­зы­ва­ют, что толь­ко сде­лать в силах; но силы сии неда­ле­ко в них про­сти­ра­ют­ся: они, напри­мер в чте­нии, лег­че раз­би­ра­ют сло­ва, про­из­но­сят их сме­ло и без запин­ки дела­ют не мно­го, но ско­ро; [5] тут нет истин­ной силы, нет проч­но­го осно­ва­ния; как бро­шен­ные на самой поверх­но­сти зем­ли семе­на, ско­рее выхо­дят, и, как похо­жие на хлеб тра­вы, преж­де жат­вы в пустых сво­их коло­сьях жел­те­ют. Все это пле­ня­ет нас в детях; но успех их на том толь­ко оста­нав­ли­ва­ет­ся, и ско­ро преж­нее удив­ле­ние наше исче­за­ет.

[6] II. После тако­вых заме­ча­ний, надоб­но смот­реть, как при­лич­нее посту­пать с уча­щи­ми­ся. Иной тре­бу­ет понуж­де­ния; дру­гой не тер­пит стро­гих при­ка­за­ний; тот воз­буж­да­ет­ся стра­хом, а у дру­го­го тем же самым отни­ма­ет­ся бод­рость; иной успе­ва­ет от посто­ян­но­го при­ле­жа­ния, дру­гой от повре­мен­ных поры­вов. Я желал бы иметь тако­го уче­ни­ка, кото­рый бы и похва­лою поощ­рял­ся, с.28 и любо­че­сти­ем тро­гал­ся, и даже пла­кал, когда отстанет от това­ри­щей. [7] Я не опа­са­юсь лено­сти и нера­де­ния в том, на кого хула и честь рав­но име­ют доб­рое дей­ст­вие.

[8] III. Детям, каких бы они свойств ни были, давать надоб­но неко­то­рый роздых; не толь­ко пото­му, что непре­рыв­ный труд неесте­ствен, и что даже неоду­шев­лен­ные вещи сохра­ня­ют силы свои не ина­че, как оста­ва­ясь на неко­то­рое вре­мя в покое; но и для того, что при­ле­жа­ние зави­сит от доб­рой воли, кото­рой про­из­весть при­нуж­де­ни­ем немож­но. [9] Таким обра­зом отдох­нув, охот­нее при­ни­ма­ют­ся за уче­ние; и ум, кое­му свой­ст­вен­на сво­бо­да, ста­но­вит­ся бод­рее. [10] Я не охуж­даю в детях и игра­нья; это озна­ча­ет живость их; напро­тив еще не могу наде­ять­ся, чтоб тот задум­чи­вый и все­гда угрю­мый ребе­нок, кото­рый вял и в играх, наи­бо­лее свой­ст­вен­ных его воз­рас­ту, любил рев­ност­но учить­ся. [11] Одна­ко в тако­вых розды­хах надоб­но хра­нить меру или сре­ди­ну, дабы от недо­стат­ка их не роди­лась нена­висть к уче­нию, а от изли­ше­ства при­выч­ка к празд­но­сти. Есть так­же и для изощ­ре­ния дет­ских умов заба­вы: не бес­по­лез­но, напри­мер, делать уче­ни­кам раз­ные вопро­сы, на кото­рые ста­ра­лись бы они давать луч­шие друг перед дру­гом отве­ты. [12] Так­же и с.29 нра­вы в играх удоб­нее позна­ют­ся; нет воз­рас­та, в коем бы доб­рое и худое так ско­ро пере­ни­ма­лось; тогда-то и долж­но печь­ся о исправ­ле­нии все­го дур­но­го; ибо дети при­тво­рять­ся еще не уме­ют, и более слу­ша­ют­ся настав­ле­ний. Ско­рее пере­ло­мишь, неже­ли испра­вишь ста­рое дере­во. [13] Итак нуж­но при­учать ребен­ка, чтобы не делал ниче­го по при­хо­ти, по зло­сти, или с нера­де­ни­ем, и все­гда пом­нить, что при­выч­ка, в мало­лет­стве снис­кан­ная, есть вели­кое дело, как гово­рит Вир­ги­лий.

IV. [14] Я не одоб­ряю обы­чая нака­зы­вать детей телес­но, хотя это почти все­ми при­ня­то, и Хри­сип­пом не отвер­га­ет­ся. Такое нака­за­ние мне кажет­ся под­ло и одним рабам свой­ст­вен­но; и спра­вед­ли­во для вся­ко­го дру­го­го воз­рас­та почи­та­ет­ся за сущее оскорб­ле­ние. Впро­чем, дур­ный ребе­нок, кото­ро­го не исправ­ля­ют выго­во­ры, при­выкнет к побо­ям и с раб­ским упрям­ст­вом станет оттерп­ли­вать­ся. Сме­ло ска­жу, не было бы и нуж­ды при­бе­гать к столь уни­чи­жи­тель­ным мерам, еже­ли бы рачи­тель­ный учи­тель не опу­сти­тель­но от уче­ни­ка сво­его тре­бо­вал вер­но­го отче­та в уче­нии. [15] Ныне про­ступ­ки детей, от нера­де­ния учи­те­лей про­ис­хо­дя­щие, исправ­ля­ют­ся, по-види­мо­му, не тем, чтобы ста­рать­ся обра­щать их на луч­шее, а толь­ко чтоб нака­зы­вать, для чего они того с.30 не испол­ни­ли. При том же, если дума­ешь роз­гою, как един­ст­вен­ным сред­ст­вом, понудить ребен­ка к уче­нию, то как посту­пить с юно­шею, кое­му гро­зить ею непри­лич­но, а учить­ся гораздо боль­ше­му надоб­но? [16] При­бавь­те еще, что при побо­ях, от стра­ха или боли, слу­ча­ют­ся такие непри­стой­но­сти, о кото­рых и гово­рить нель­зя: дитя от тако­го посрам­ле­ния при­хо­дит в уны­ние, ску­ча­ет и от сооб­ще­ства дру­гих уда­ля­ет­ся. [17] А когда еще не будет обра­ще­но вни­ма­ния на выбор при­став­ни­ков и учи­те­лей, то сты­жусь и упо­ми­нать, до какой сте­пе­ни употреб­ля­ют раз­врат­ные из них во зло сие пра­во сече­ния; и страх, кое­му непре­стан­но под­вер­же­ны сии бед­ные малют­ки, пода­ет ино­гда слу­чай и дру­гим на то же поку­шать­ся. Но оста­вим; для чего тол­ко­вать, что ясно? ска­жем толь­ко, что не долж­но поз­во­лять нико­му уни­чи­жать сей сла­бый воз­раст, соб­ст­вен­ны­ми сила­ми отра­жать оскорб­ле­ния не могу­щий. — [18] После сих пред­ва­ри­тель­ных настав­ле­ний, при­сту­пим к пока­за­нию тех наук, кото­рые при­уготов­ля­е­мый нами к Ора­тор­ско­му попри­щу знать, и в каких летах какой из них учить­ся дол­жен.

с.31

I. [I. 4. 1] Коль ско­ро выучит­ся отрок читать и писать, тот­час над­ле­жит занять его Грам­ма­ти­кою; нет нуж­ды, Гре­че­скою или Латин­скою: но мне кажет­ся луч­ше начи­нать с Гре­че­ской, хотя обе ведут к одной цели. [2] Итак сия нау­ка долж­на быть крат­чай­шим обра­зом разде­ле­на на две части: на пра­виль­ный спо­соб выра­жать мыс­ли сло­вом, и на чте­ние Сти­хотвор­цев; она заклю­ча­ет в себе более, неже­ли с пер­во­го взгляду пред­став­ля­ет­ся. [3] Ибо с искус­ст­вом гово­рить соеди­не­но и искус­ство писать, а зна­ние изъ­яс­нять Сти­хотвор­цев пред­по­ла­га­ет зна­ние хоро­шо и исправ­но читать: пред­ме­ты, тре­бу­ю­щие осто­рож­но­го рас­смот­ре­ния. с.32 Древ­ние Грам­ма­ти­ки, при чте­нии книг, посту­па­ли с такою стро­го­стию, что не толь­ко неко­то­рые места из них отвер­га­ли, но и целые тво­ре­ния, ока­зав­ши­е­ся по кри­ти­че­ско­му суду неспра­вед­ли­во при­пи­сан­ны­ми како­му ни есть сочи­ни­те­лю, отме­та­ли, почи­та­ли их за под­киды­шей в чужом семей­стве; иных писа­те­лей при­во­ди­ли в луч­ший порядок, а дру­гих вовсе из чис­ла хоро­ших сочи­ни­те­лей исклю­ча­ли. [4] Но для Грам­ма­ти­ка недо­ста­точ­но одно­го чте­ния Сти­хотвор­цев: ему надоб­но рас­смот­реть тво­ре­ния всех родов, не для исто­ри­че­ских толь­ко ска­за­ний, но и для слов, кото­рые часто полу­ча­ют зна­чи­тель­ность и силу свою от важ­но­сти употре­бив­ших оные. Сверх того, Грам­ма­тик не может быть совер­шен и без неко­то­ро­го поня­тия о музы­ке; ибо он дол­жен изъ­яс­нять зву­ки и меру. Так­же, не зная тече­ния планет, не будет разу­меть Сти­хотвор­цев, кои часто гово­рят о вос­хож­де­нии и захож­де­нии све­тил, для озна­че­ния вре­мен года. Надоб­но быть ему све­ду­щу в Фило­со­фии; ибо у неко­то­рых Сти­хотвор­цев мно­гие мыс­ли заим­ст­во­ва­ны от само­го тон­ко­го изыс­ка­ния при­чин есте­ствен­ных; да и Емпе­докл у Гре­ков, Варрон и Лукре­ций у Рим­лян [5] писа­ли сти­ха­ми о фило­соф­ских пред­ме­тах. Итак потреб­но боль­ше, неже­ли с.33 посред­ст­вен­ное, крас­но­ре­чие, чтоб о всех пока­зан­ных пред­ме­тах гово­рить точ­но и обиль­но. Посе­му мож­но ли изви­нить лег­ко­мыс­лие тех, кои Грам­ма­ти­ку почи­та­ют нау­кою пустою и толь­ко мало­стя­ми зани­маю­ще­ю­ся? Еже­ли она для буду­ще­го Ора­то­ра не поло­жит твер­до­го и надеж­но­го осно­ва­ния, то, при всем ста­ра­нии, замыш­ля­е­мое нами зда­ние раз­ру­шит­ся. Грам­ма­ти­ка нуж­на для отро­ков, при­ят­на ста­ри­кам; она есть люби­мый спут­ник и в уеди­не­нии; она из всех родов упраж­не­ний, может быть, одна в себе име­ет боль­ше суще­ст­вен­но­го, неже­ли бле­стя­ще­го…

II. [I. 5. 1] Как вся­кая речь долж­на иметь три совер­шен­ства, т. е. быть пра­виль­на, ясна и кра­си­ва; ибо гово­рить кста­ти, при­лич­но (что совсем есть дело осо­бен­ное) мно­гие отно­сят к укра­ше­нию: так и про­ти­во­по­лож­ных поро­ков в ней быть может столь­ко же; это пока­жет Грам­ма­ти­ка; ибо пра­ви­ла, как исправ­но гово­рить, состав­ля­ют первую часть оной…

III. [I. 6. 1] Иное наблюдать надоб­но гово­ря­ще­му, иное пишу­ще­му. Речь осно­вы­ва­ет­ся на при­чине ста­ри­ны или дав­но­сти, образ­цах, употреб­ле­нии. При­чи­на берет­ся осо­бен­но от сход­ства (ana­lo­gia), а ино­гда и от сло­во­про­из­веде­ния (ety­mo­lo­gia). Ста­ри­на или дав­ность почтен­на по какой-то вели­че­ст­вен­но­сти и по вну­ше­нию, так с.34 ска­зать, неко­е­го к себе бла­го­го­ве­ния. [2] Образ­цы заим­ст­ву­ют­ся обык­но­вен­но от Ора­то­ров или Исто­ри­ков. Ибо Сти­хотвор­цы, часто при­нуж­де­ны будучи поко­рять­ся мере сти­ха, ста­вят одно выра­же­ние вме­сто дру­го­го; еже­ли и в том и дру­гом слу­чае нет пре­пят­ст­вия в изме­не­нии стоп; что, кажет­ся, не совсем пра­виль­но, как то: Imo de stir­pe re­ci­sum: Aen. 12. 208. и Aeriae quo con­ges­se­re pa­lum­bes: Ec­log. 3. 69. и Si­li­ce in nu­da co­ni­xa re­li­quit: Ec­log. 1. 15. и проч. Мож­но под­ра­жать ино­гда и им пото­му, что суд отлич­ней­ших в крас­но­ре­чии мужей слу­жит вме­сто при­чи­ны; сле­дуя зна­ме­ни­тым руко­во­ди­те­лям, и погре­шать не бес­слав­но. [3] Употреб­ле­ние же есть вер­ней­ший ука­за­тель: речь долж­на быть подоб­на ходя­чей моне­те в целом обще­стве…

[39] Что же каса­ет­ся до слов ста­рин­ных, они не толь­ко мно­ги­ми уче­ны­ми ува­жа­ют­ся, но и при­да­ют речи некую вели­че­ст­вен­ность и не без при­ят­но­сти. Ибо и важ­ность ста­ри­ны в себе име­ют; и, вышед из обще­го употреб­ле­ния, появ­ля­ют­ся опять в виде при­вле­ка­тель­ных ново­стей. [40] Но не долж­но употреб­лять их ни слиш­ком часто, ни слиш­ком откры­то: ибо нет ниче­го неснос­нее при­страст­ной к чему-либо при­вя­зан­но­сти: не брать их от вре­мен самых отда­лен­ных и уже с.35 из памя­ти вышед­ших, како­вы суть: Top­per (т. е. ci­to, ско­ро), An­te­ge­rio (т. е. val­de, очень), Exancla­re, Pro­sa­pia; не заим­ст­во­вать их так­же из сти­хов, пое­мых жре­ца­ми, и им самим едва вра­зу­ми­тель­ных. [41] Изме­нять их запре­ща­ет набож­ность: пусть они оста­ют­ся, как вещи свя­щен­ные. Речь же, в кото­рой глав­ное досто­ин­ство есть ясность, будет весь­ма недо­ста­точ­на, если без тол­ко­ва­ния, разу­меть ее нель­зя. Итак меж­ду новы­ми сло­ва­ми луч­ше те, кои поста­рее, а меж­ду ста­ры­ми, кои поно­вее.

[42] То же наблюдать нуж­но и при под­ра­жа­нии образ­цам. Хотя и кажет­ся, что не погре­ша­ем, употреб­ляя те же сло­ва, кото­рые нахо­дим у отлич­ных писа­те­лей; одна­ко смот­реть надоб­но не толь­ко на сло­ва, но и на смысл, какой они тогда име­ли. Ибо теперь никто из нас не ска­жет и не напи­шет с Като­ном Tu­bur­chi­na­bun­dum и Lur­chi­na­bun­dum (вме­сто вдруг и урыв­ка­ми пожи­раю­ще­го); ни hos lo­di­ces с Пол­ли­о­ном; ни gla­dio­la с Мес­са­лою; ни par­ri­ci­da­tum с Цели­ем; ни col­los с Каль­вом; да они бы и сами в нынеш­нее вре­мя таких слов не употре­би­ли.

[43] Итак надоб­но дер­жать­ся употреб­ле­ния или обы­чая. Ибо смеш­но было бы хотеть гово­рить таким язы­ком, каким гово­ри­ли неко­гда люди, а не таким, каким они гово­рят ныне. Да и что иное есть ста­рин­ное наре­чие, как с.36 не ста­рин­ное употреб­ле­ние? Но здесь нуж­но во-пер­вых опре­де­лить, что такое назы­ваем мы употреб­ле­ни­ем или обы­ча­ем. [44] Еже­ли так назвать все то, что водит­ся меж­ду мно­жай­ши­ми, тогда вый­дет самое опас­ное пра­ви­ло не толь­ко для язы­ка, но (что еще важ­нее) и для нра­вов. И дей­ст­ви­тель­но, откуда бы мог­ло про­изой­ти боль­ше добра, если бы толь­ко то и было доб­ро, что боль­ше­му чис­лу нра­вит­ся. Посе­му выры­вать, для щеголь­ства, на теле воло­сы, носить непри­стой­ную при­чес­ку, упи­вать­ся в банях, хотя бы это во всем горо­де дела­лось, не есть обык­но­ве­ние; ибо все сие хулы достой­но; но мыть­ся, брить боро­ду, весе­лить­ся при­стой­ным обра­зом с дру­зья­ми, вот обык­но­ве­ние! Так и в язы­ке, не надоб­но при­ни­мать за пра­ви­ло при­выч­ку мно­гих к погре­ши­тель­ным выра­же­ни­ям. [45] Я умал­чи­ваю о дур­ном язы­ке про­сто­го наро­да; часто по все­му теат­ру и от все­го собра­ния разда­ют­ся вар­вар­ские вос­кли­ца­ния. И так употреб­ле­ни­ем в язы­ке назо­ву усло­вие или согла­сие людей уче­ных, так как в поведе­нии, усло­вие доб­ро­нрав­ных.

IV. [I. 7. 1] Досе­ле пока­зы­ва­ли мы, как гово­рить долж­но; теперь ска­жем, что наблюдать при пись­ме нуж­но. Что Гре­ки назы­ва­ют Орфо­гра­фи­ею, мы назо­вем искус­ст­вом писать исправ­но… [30] …Я сове­то­вал бы, где непро­тив­но с.37 обще­при­ня­то­му обы­чаю, писать сло­ва так, как слы­шат­ся они в выго­во­ре. [31] Ибо на то изо­бре­те­ны и бук­вы, чтоб ими сохра­ня­лись зву­ки, и, как некий залог, вер­но пере­да­ва­лись читаю­ще­му. Посе­му бук­вы выра­жать долж­ны то, что ска­зать мы хотим.

[32] Вот почти все, что отно­сит­ся к пер­вым двум частям Грам­ма­ти­ки, настав­ля­ю­щим пра­виль­но гово­рить и исправ­но писать! Двух же послед­них, то есть, гово­рить выра­зи­тель­но и крас­но, хотя не отни­маю от Грам­ма­ти­ков; но пре­до­став­ляю себе рас­суж­дать про­стран­нее об них тогда, как буду пред­ла­гать о долж­но­стях Рито­ра.

[33] Здесь опять при­хо­дит на мысль, что неко­то­рые почтут настав­ле­ния мои за мало­важ­ные и слу­жа­щие пре­по­ною занять­ся чем-либо гораздо полез­ней­шим. Да я и сам не пола­гаю, чтобы над­ле­жа­ло углуб­лять­ся в пустые и толь­ко ску­ку наво­дя­щие тон­ко­сти; они свя­зы­ва­ют и стес­ня­ют разум. [34] Но в Грам­ма­ти­ке вред­но толь­ко то, что излиш­но. Цице­рон раз­ве дол­жен почи­тать­ся уже не столь вели­ким Ора­то­ром пото­му, что и сам весь­ма тща­тель­но наблюдал пра­ви­ла Грам­ма­ти­ки, и от сына сво­его, как из писем его вид­но, стро­го тре­бо­вал такой же исправ­но­сти? [35] Раз­ве ума­ли­ли в К. Цеза­ре силу мыс­лей и с.38 крас­но­ре­чия кни­ги, писан­ные им о сход­стве слов? Раз­ве Мес­са­ла не так уже высок и бли­ста­те­лен в сло­ге для того, что издал несколь­ко сочи­не­ний не о сло­вах толь­ко, но и о бук­вах? Такие сведе­ния не бес­по­лез­ны тому, кто по оным, как по сте­пе­ням, вос­хо­дит к выс­шим; а вредят тому, кто толь­ко что при них оста­ет­ся.

с.39

[I. 8. 1] Оста­ет­ся нечто ска­зать о чте­нии: где отрок, читая, дол­жен оста­нав­ли­вать­ся, на каком месте разде­лять стих, где окан­чи­вать, откуда начи­нать, когда воз­вы­шать или пони­жать голос, что про­из­но­сить мед­лен­нее или ско­рее или стре­ми­тель­нее, все­му это­му научить немож­но ина­че, как на самом деле. [2] Для сего пред­ло­жу одно пра­ви­ло: надоб­но, чтобы он разу­мел, что́ чита­ет. А впро­чем, чте­ние долж­но́ быть муже­ст­вен­но, твер­до, важ­но, но сопро­вож­дае­мо неко­то­рою при­ят­но­стию; не долж­но́ похо­дить на чте­ние про­зы; сти­хи суть род музы­ки, и Сти­хотвор­цы сами о себе гово­рят, что они поют; одна­ко ж не надоб­но вда­вать­ся, как ныне дела­ют мно­гие, в неж­ные и жено­по­доб­ные тоны пес­ней. О таком чте­нии Цезарь еще в моло­до­сти сво­ей кому-то ска­зал весь­ма ост­ро­ум­но: еже­ли поешь, то худо поешь: а еже­ли чита­ешь, то поешь. [3] Не сове­то­вал бы я, хотя и мно­гим это нра­вит­ся, с.40 речи ввод­ные, т. е. вла­гае­мые Сти­хотвор­цем в уста вво­ди­мых им лиц, про­из­но­сить голо­сом теат­раль­ным: одна­ко лег­ким изме­не­ни­ем оно­го над­ле­жит отли­чать их от соб­ст­вен­ных слов Сти­хотвор­ца.

[4] Про­чее же тре­бу­ет про­стран­ней­ших настав­ле­ний. И во-пер­вых надоб­но, чтоб дети пере­ни­ма­ли более то, что укра­ша­ет душу, неже­ли разум; ибо все, чему в неж­ном и неопыт­ном воз­расте науча­ют­ся, глуб­же в умах их уко­ре­ня­ет­ся. [5] Посе­му весь­ма бла­го­ра­зум­но заведе­но, чтобы чте­ние начи­нать с Гоме­ра и Вир­ги­лия, хотя к усмот­ре­нию истин­ных кра­сот в них потре­бен рас­судок гораздо зре­лей­ший. Но сему может посо­бить вре­мя; ибо не долж­но доволь­ст­во­вать­ся еди­но­крат­ным про­чте­ни­ем их тво­ре­ний. Меж­ду тем вели­че­ст­вен­ность иро­и­че­ско­го сти­ха воз­вы­сит ум и душу, важ­ность пред­ме­та при­даст охоты и посе­лит в серд­цах самые пре­вос­ход­ные поня­тия.

[6] Полез­ны Тра­гедии. Поучи­тель­ны и Лири­ки: одна­ко над­ле­жит с рас­смот­ре­ни­ем изби­рать не толь­ко Сочи­ни­те­лей, но и места из самих сочи­не­ний. Ибо и Гре­ки во мно­гом поз­во­ля­ют себе излиш­нюю воль­ность, да и у Гора­ция есть места, кото­рые изъ­яс­нять, по мне­нию мое­му, не годит­ся. Что ж каса­ет­ся до Эле­гии, кото­рая с.41 вся на любов­ных про­ис­ше­ст­ви­ях осно­ва­на, и до Ген­де­ка­сил­ла­бы⁶, в коих встре­ча­ют­ся инде и сти­хи Сота­дей­ские⁷ (о сих и гово­рить нече­го), желал бы я вовсе не давать детям читать их, если мож­но; или по край­ней мере, остав­лять до зре­лей­ше­го воз­рас­та. [7] Комедии весь­ма мно­го спо­соб­ст­ву­ют успе­хам в крас­но­ре­чии; поели­ку опи­сы­ва­ют раз­ные лица и свой­ства чело­ве­че­ские: об них ска­жу на сво­ем месте. Когда нра­вы обез­опа­сят­ся от пополз­но­ве­ния, долж­ны они состав­лять глав­ный пред­мет дет­ско­го чте­ния. [8] Я гово­рю осо­бен­но о Менан­дре, не исклю­чая одна­ко и дру­гих. И Латин­ские Писа­те­ли могут при­не­сти нема­ло поль­зы. Но надоб­но начи­нать с тех, кои наи­бо­лее пита­ют разум и укреп­ля­ют душу: для про­чих же, к умно­же­нию толь­ко позна­ний отно­ся­щих­ся, оста­нет­ся еще впо­след­ст­вии доволь­но вре­ме­ни.

Древ­ние Сти­хотвор­цы, даже и Латин­ские, хотя досто­ин­ство их бо́льшею частию состо­ит в уме, неже­ли в искус­стве, обо­га­ща­ют выра­же­ни­я­ми; в Тра­геди­ях их мож­но най­ти важ­ность, в Комеди­ях чистоту язы­ка с.42 и некий Атти­цизм. [9] У них и рас­по­ло­же­ние обду­ман­нее, неже­ли у мно­гих из новей­ших, кои всю кра­соту и силу постав­ля­ют в ост­рых изре­че­ни­ях. Бла­го­род­ства и твер­до­сти мыс­лей, без сомне­ния, над­ле­жит искать уже в древ­них, когда мы и в деле и в сло­ве во все роды неги и поро­ков укло­ни­лись. [10] После­ду­ем нашим вели­ким Ора­то­рам, кои из сти­хов древ­них Писа­те­лей и дока­за­тель­ства и укра­ше­ния для речей сво­их заим­ст­во­ва­ли; [11] это видим осо­бен­но в Цице­роне, а еще более в Ази­ние и дру­гих, бли­же к нам жив­ших; они бра­ли сти­хи из Энния, Акция, Паку­вия, Луци­лия, Терен­ция и иных; сие про­ис­хо­ди­ло не толь­ко от глу­бо­ко­го уче­ния, но и от того, чтоб сла­до­стию Поэ­зии польстить уху слу­ша­те­ля, утом­лен­но­го сухи­ми судеб­ны­ми изыс­ка­ни­я­ми. [12] Сверх того, таки­ми при­во­да­ми мне­ний, как бы неко­то­ры­ми свиде­тель­ства­ми, под­твер­жда­лось их сло­во. Вот что может вну­шить детям любовь к Сти­хотвор­цам; после­дую­щую за тем поль­зу позна­ют воз­му­жав­ши: ибо охота к изящ­ным нау­кам и при­выч­ка к чте­нию не огра­ни­чи­ва­ют­ся одним пре­бы­ва­ни­ем уче­ни­ков в учи­ли­ще, но чрез все тече­ние жиз­ни про­дол­жать­ся долж­ны.

[13] Грам­ма­ти­ку, когда он учит читать, не над­ле­жит забы­вать и самых мало­стей, как с.43 то: застав­лять уче­ни­ка, по пре­ло­же­нии сти­ха в про­зу, ска­зы­вать себе части речи и объ­яс­нять свой­ство раз­ных стоп: это очень нуж­но при чте­нии Сти­хотвор­цев, да и при раз­бо­ре. [14] Ора­то­ров наблюдать тоже не дур­но: пока­зы­вать ему, что́ несвой­ст­вен­но, что́ гру­бо и что́ про­тив­но обще­му употреб­ле­нию в выра­же­нии; сие делать надоб­но отнюдь не в охуж­де­ние Писа­те­лей, кои мерою сти­ха часто стес­ня­ют­ся так, что самые недо­стат­ки их при­ни­ма­ют иные назва­ния, и ста­но­вят­ся неко­то­рым обра­зом изви­ни­тель­ны­ми; мы, напр. назы­ваем такие недо­стат­ки Мета­плаз­ма­ми (пре­ло­же­ние букв или сло­гов), Схе­ма­тиз­ма­ми, Схе­ма­ми, и тем самую нуж­ду, как некое досто­ин­ство, одоб­ря­ем; сие делать долж­но, гово­рю, отнюдь не в охуж­де­ние Писа­те­лей, а для того, чтоб пока­зать уче­ни­ку, что это суть воль­но­сти толь­ко пии­ти­че­ские, и, может быть, от дру­гих Авто­ров заим­ст­во­ван­ные.

[15] Не бес­по­лез­но в то же вре­мя вра­зум­лять его в раз­ные зна­ме­но­ва­ния слов. Не мень­ше при­над­ле­жит к долж­но­сти Грам­ма­ти­ка изъ­яс­нять рече­ния мало употре­би­тель­ные. [16] С осо­бен­ным же тща­ни­ем пока­жет ему все тро­пы, кои не толь­ко сти­хам, но и про­зе при­да­ют вели­кую кра­соту: и нако­нец схе­мы (виды, обра­зы) фигу­ры рече­ний и пред­ло­же­ний, как мы с.44 обык­но­вен­но их назы­ваем. О тро­пах и фигу­рах пред­ло­жу про­стран­нее там, где буду гово­рить о укра­ше­нии речи.

[17] Учи­тель осо­бен­но дол­жен ста­рать­ся вну­шать, в чем состо­ит изя­ще­ство рас­по­ло­же­ния, в чем досто­ин­ство содер­жа­ния в каком-либо тво­ре­нии; что́ како­му лицу свой­ст­вен­но; что́ достой­но похва­лы в мыс­лях, что́ в выра­же­ни­ях; где при­лич­но оби­лие, где крат­кость.

[18] К сему при­ба­вить нуж­но исто­ри­че­ские и бас­но­слов­ные объ­яс­не­ния; одна­ко ж в излиш­ние и для памя­ти обре­ме­ни­тель­ные подроб­но­сти вхо­дить не надоб­но. Доста­точ­но будет, еже­ли изло­жить им то, что́ отлич­ны­ми Писа­те­ля­ми при­ня­то, или по край­ней мере, упо­мя­ну­то. Наби­вать ребен­ку голо­ву всем тем, что́ напи­са­но самы­ми пре­зрен­ны­ми вра­ля­ми, зна­чи­ло бы в учи­те­ле мало­умие, или пустое ока­за­тель­ство уче­но­сти; это в отро­ке пода­вит рас­судок и отни­мет вре­мя, кото­рое употре­бить мож­но на луч­шее. [19] Ибо кто в недо­стой­ные чте­ния рас­ска­зы вни­ка­ет, тот и к бабье­му вра­нью при­выкнет. Таки­ми одна­ко ж неле­по­стя­ми напол­не­ны заме­ча­ния неко­то­рых Грам­ма­ти­ков, кои сами при­ло­жить к ним осно­ва­тель­но­го тол­ку не в состо­я­нии. [20] Всем извест­но, что слу­чи­лось с Диди­мом, кото­рый напи­сал вели­кое мно­же­ство книг в подоб­ном вку­се. с.45 Когда отвер­гал он неко­то­рое собы­тие, как лож­ное и неста­точ­ное, пред­ста­ви­ли ему соб­ст­вен­ную его кни­гу, в коей имен­но поме­ще­но оное. [21] И осо­бен­но в бас­но­слов­ных сочи­не­ни­ях дохо­дит сие до посме­я­ния, и даже до бес­стыд­ства: вся­кий враль при­ни­ма­ет дер­зость до такой сте­пе­ни, что на целые кни­ги и на Писа­те­лей лжет бес­со­вест­но; поели­ку не боит­ся, чтоб, для повер­ки, нашлись кни­ги, кото­рых нико­гда не быва­ло на све­те. Ибо в про­тив­ном слу­чае ложь весь­ма часто обли­ча­ет­ся от любо­пыт­ных. Из сего я заклю­чаю, что для досто­ин­ства Грам­ма­ти­ка потреб­но и не знать ино­го.

с.46

[I. 9. 1] Вот две части, при­над­ле­жа­щие к долж­но­сти Грам­ма­ти­ка, т. е. пока­за­ние пра­виль­но­сти в язы­ке, и чте­ние Писа­те­лей; одна из них назы­ва­ет­ся Грам­ма­ти­че­скою, дру­гая Исто­ри­че­скою. При­ба­вим несколь­ко и дру­гих упраж­не­ний для заня­тия детей на то вре­мя, когда они, по летам сво­им, не могут еще при­ни­мать настав­ле­ний от Рито­ра. [2] И во-пер­вых, по мне­нию мое­му, не бес­по­лез­но застав­лять их Езо­по­вы бас­ни, кото­ры­ми сказ­ки нянек долж­ны тот­час заме­нить­ся, пере­ска­зы­вать в выра­же­ни­ях чистых и при­лич­ных пред­ме­там: потом те же бас­ни, таким обра­зом пере­ска­зан­ные, класть на пись­мо с уже бо́льшим тща­ни­ем и точ­но­стию. Так­же не худо спер­ва раз­ла­гать сти­хи на про­зу, изъ­яс­нять их дру­ги­ми сло­ва­ми; после давать им сме­лый обо­рот с при­стой­ною крат­ко­стию, и укра­шать, не отсту­пая одна­ко от смыс­ла Сти­хотвор­ца. с.47 [3] Такой спо­соб упраж­не­ний, прав­да, и для искус­ных учи­те­лей затруд­ни­те­лен; но если удач­но пока­зан будет, то и к даль­ней­шим в уче­нии успе­хам путь откро­ет. Рав­но с долж­ным объ­яс­не­ни­ем обра­ба­ты­вать изре­че­ния или мне­ния зна­ме­ни­тых мужей, сочи­нять Хрии⁸ и Эфо­ло­гии отно­сит­ся к обя­зан­но­сти Грам­ма­ти­ков; поели­ку все то осно­вы­ва­ет­ся на чте­нии Писа­те­лей. Хрии и Эфо­ло­гии состав­ля­ют­ся почти оди­на­ко­вым обра­зом, но в виде раз­лич­ны. Мне­ние есть общая исти­на, сло­ва­ми про­из­не­сен­ная: Эфо­ло­гия до лиц каса­ет­ся: [4] Хрии же разде­ля­ют­ся на мно­гие роды. Один род похо­дит на мне­ние, про­сто выра­жен­ное, как то: он сказал; или он гова­ри­вал. Дру­гой состо­ит в отве­те: когда его спро­си­ли, или когда ему это было ска­за­но, он отве­чал. Тре­тий от сего немно­го раз­нит­ся; хотя кто и ниче­го не ска­зал, но что ни есть сде­лал [5] (пола­га­ет­ся, что и в дей­ст­вии нахо­дит­ся Хрия), как то: Кра­тес, увидев глу­по­го маль­чи­ка, побил учи­те­ля его. И послед­ний почти такой же, одна­ко назы­ва­ет­ся не Хри­ею, а χρειῶδεν; как: Милон, при­вык­нув с.48 носить телен­ка на пле­чах, носил потом быка⁹. Во всех сих Хри­ях, как скло­не­ние чрез те же паде­жи про­дол­жать, так и при­во­ди­мые изре­че­ния и дея­ния тем же поряд­ком изъ­яс­нять мож­но. [6] На мелоч­ных рас­ска­зах сти­хотвор­че­ских оста­нав­ли­вать­ся почи­таю за нуж­ное толь­ко для сведе­ния, а не для настав­ле­ния в крас­но­ре­чии. Латин­ские Рито­ры, бро­сив еще мно­го гораздо важ­ней­ше­го, пре­до­ста­ви­ли то попе­че­нию Грам­ма­ти­ков. Гре­ки луч­ше зна­ли и пред­ме­ты сво­их трудов и цель сво­их обя­зан­но­стей.

с.49

[I. 10. 1] Я гово­рил здесь о Грам­ма­ти­ке весь­ма крат­ко, минуя все подроб­но­сти, кото­рым бы и кон­ца не было: я хотел пока­зать самое нуж­ней­шее. Теперь ска­жу нечто о про­чих нау­ках, кото­рые знать надоб­но отро­кам, преж­де неже­ли ста­нут обу­чать­ся Рито­ри­ке, дабы соста­вить круг уче­ния, у гре­ков Энцик­ло­пе­ди­ею назы­вае­мый. [2] Ибо есть зна­ния, к при­об­ре­те­нию кото­рых в одно и то же вре­мя при­сту­пать над­ле­жит. Поели­ку они сами состав­ля­ют осо­бен­ную нау­ку, и без них успеть в крас­но­ре­чии немож­но, да и они одни не дела­ют Ора­то­ра совер­шен­ным; то и спра­ши­ва­ет­ся, потреб­ны ли они для наше­го наме­ре­ния? [3] Ибо когда гово­рим в суде в чье-либо защи­ще­ние, или пода­ем мне­ние, на что, кажет­ся мно­гим, знать, каким обра­зом на дан­ной чер­те состав­ля­ет­ся рав­но­сто­рон­ний тре­уголь­ник? Луч­ше ли будет защи­щать обви­ня­е­мо­го, и ско­рее ли скло­нить на с.50 свою сто­ро­ну при сове­ща­нии тот, кто уме­ет поимен­но отли­чать зву­ки и рас­ста­нов­ки гита­ры? [4] И при­ве­дут, может быть, в при­мер мно­гих достой­ных Ора­то­ров, кои не учи­лись Гео­мет­рии, и не упраж­ня­лись в музы­ке ина­че, как толь­ко для сво­его ино­гда удо­воль­ст­вия.

Тако­вым я во-пер­вых ответ­ст­вую, что мы, как и Цице­рон на мно­гих местах, пиша к Бру­ту, изъ­яс­ня­ет­ся, хотим про­из­весть Ора­то­ра не на обра­зец ныне суще­ст­ву­ю­ще­го или когда-либо быв­ше­го Витии: но пред­по­ло­жи­ли себе в уме тако­го, кото­рый бы во всем был совер­шен. [5] Ибо и те, кои хотят про­из­весть совер­шен­но­го муд­ре­ца, и, как гово­рят они, чело­ве­ка бого­по­доб­но­го, не толь­ко пре­по­да­ют ему сведе­ния о вещах зем­ных и небес­ных, но ведут его к той цели чрез самые мало­важ­ные позна­ния, как то: чрез хит­рые обо­юдо­сло­вия Софи­стов, не пото­му, чтобы, посред­ст­вом оных, мож­но сде­лать муд­ре­ца, но для того, чтоб ни в чем не под­вер­гал­ся он обма­ну. [6] Так и Ора­то­ра, кое­му рав­но нуж­на муд­рость, ни Гео­мет­рия, ни музы­ка и про­чие, по-види­мо­му, посто­рон­ние нау­ки не сде­ла­ют совер­шен­ным, но при­не­сут ему весь­ма мно­го поль­зы. Раз­ве не зна­ем, что про­ти­во­ядие и дру­гие лекар­ства, кои­ми болез­ни вра­чу­ют­ся, состав­ля­ют­ся из раз­ных веществ, кои, быв взя­ты порознь, про­из­во­дят с.51 про­тив­ные дей­ст­вия, а в сме­ше­нии, хотя оное ни на одну из них часть не похо­дит, полу­ча­ет­ся от каж­дой соб­ст­вен­ная ее целеб­ная сила? [7] Раз­ве не видим, как бес­сло­вес­ные живот­ные из раз­но­го рода цве­тов и соков состав­ля­ют непо­д­ра­жае­мую для чело­ве­че­ско­го искус­ства сла­дость? И мы ста­нем удив­лять­ся, что сло­во, сей дар неоце­нен­ный, Про­мыс­лом чело­ве­ку дан­ный, тре­бу­ет мно­гих наук, кото­рые хотя не вид­ны в речи, и не ока­зы­ва­ют­ся явно, одна­ко сооб­ща­ют ей сокро­вен­ную некую силу, и дают себя чув­ст­во­вать непри­мет­ным обра­зом? [8] Были, прав­да, люди крас­но­ре­чи­вые и без сих наук: но я хочу про­из­ве­сти вели­ко­го Ора­то­ра; они не мно­го при­бав­ля­ют; но тот не будет вели­ким, в ком хотя мало­го недо­станет: а в сем-то и состо­ит выс­шая сте­пень совер­шен­ства. Сколь ни сомни­тель­на надеж­да успеть в том, но поста­ра­ем­ся изло­жить все нуж­ное, дабы сде­лать по край­ней мере пра­ви­ла наши пол­нее; да для чего и отча­и­вать­ся? При­ро­да не меша­ет быть совер­шен­ным Ора­то­ром: низ­ко и постыд­но не наде­ять­ся достиг­нуть воз­мож­но­го.

с.52

[I. 10. 9] Я мог бы здесь доволь­ст­во­вать­ся суж­де­ни­ем Древ­них. Ибо кто не зна­ет, что Музы­ка (нач­ну с нее) с самой глу­бо­кой древ­но­сти была не толь­ко в употреб­ле­нии, но и в осо­бен­ном почте­нии, так что упраж­няв­ши­е­ся в оной почи­та­лись вдох­но­вен­ны­ми и муд­ре­ца­ми? О мно­гих умал­чи­ваю: ска­жу толь­ко об Орфее и Лине; обо­им при­пи­сы­ва­ют боже­ст­вен­ное про­ис­хож­де­ние; а об одном из них рас­ска­зы­ва­ют, яко­бы самые гру­бые и неве­же­ст­вен­ные умы пора­жал удив­ле­ни­ем, не толь­ко зве­рей, но даже дре­ва и кам­ни пля­сать застав­лял. [10] И Тима­ген свиде­тель­ст­ву­ет, что из всех наук искусств всех древ­нее Музы­ка. Дока­зы­ва­ют то знат­ней­шие сти­хотвор­цы, кои упо­ми­на­ют, что на цар­ских пир­ше­ствах похва­лы геро­ям и богам, при зву­ках лиры, вос­пе­ва­лись. Вир­ги­ли­ев Иопас не вос­пе­ва­ет ли¹⁰ «блуж­даю­щую луну и неуто­ми­мое тече­ние солн­ца»? с.53 Чем явно дока­зы­ва­ет зна­ме­ни­тый Сти­хотво­рец, что Музы­ка име­ет связь с позна­ни­ем вещей боже­ст­вен­ных. [11] Если же так, то она нуж­на и Ора­то­ру: и хотя часть сия, т. е. позна­ние вещей боже­ст­вен­ных, остав­лен­ная (как мы ска­за­ли) Ора­то­ра­ми, захва­че­на Фило­со­фа­ми, но не менее и нам, сколь­ко и им, при­над­ле­жит, и крас­но­ре­чие не может быть совер­шен­но без тако­вых зна­ний.

[12] Кто усо­мнит­ся, чтобы про­сла­вив­ши­е­ся муд­ро­стию мужи не ува­жа­ли Музы­ки, когда Пифа­гор и его после­до­ва­те­ли, конеч­но по при­ня­то­му издрев­ле мне­нию, утвер­жда­ли, что и сам мир не ина­че сотво­рен, как посред­ст­вом при­ят­но­го созву­чия, кое­му впо­след­ст­вии лира под­ра­жать ста­ла; и не доволь­ст­ву­ясь еще согла­си­ем раз­но­род­ных существ, кото­рое назы­ва­ют они Гар­мо­ни­ею, при­да­ва­ли осо­бен­ные зву­ки дви­же­ни­ям тел. [13] Пла­тон в неко­то­рых сво­их тво­ре­ни­ях, особ­ли­во в Тимее, вра­зу­ми­те­лен быть не может, как толь­ко для тех, коим сие искус­ство доволь­но све­до­мо. Да и что гово­рить о Фило­со­фах, когда гла­ва их Сократ не сты­дил­ся учить­ся Музы­ке даже в ста­ро­сти? [14] Самые вели­чай­шие пол­ко­вод­цы, как извест­но из пре­да­ний, игра­ли на раз­ных оруди­ях, и вой­ска Лакеде­мон­ские неко­то­ры­ми муси­кий­ски­ми зву­ка­ми к бою воз­буж­да­лись. с.54 На какое дру­гое употреб­ле­ние сде­ла­ны рога и тру­бы в наших леги­о­нах? Чем силь­нее зву­ки их, тем гром­че воин­ская сла­ва Рим­лян. [15] Итак Пла­тон не без осно­ва­ния думал, что государ­ст­вен­но­му чело­ве­ку, како­во­го назы­ваем поли­ти­ком, так­же нуж­на Музы­ка. И началь­ни­ки такой сек­ты, кото­рая иным весь­ма стро­гою, дру­гим жесто­кою кажет­ся, были того мне­ния, что неко­то­рым из их муд­ре­цов не худо было бы обра­тить вни­ма­ние и на сию часть уче­ния. Ликург, изда­тель жесто­ких зако­нов Лакеде­мон­ских, одоб­рял так­же упраж­не­ние в Музы­ке. [16] Да и сама при­ро­да, кажет­ся, дала ее нам, как в дар, для удоб­ней­ше­го трудов пере­не­се­ния. Посмот­рим на греб­цов, как воз­буж­да­ет их пение; видим это не толь­ко в таких трудах, в кото­рых уси­лие мно­гих, при слы­ша­нии пер­во­го при­ят­но­го голо­са, стре­мит­ся к одной цели; но и в уеди­не­нии каж­дый ску­ку и труд свой облег­ча­ет каким ни есть, хотя несклад­ным напе­вом.

[17] По-види­мо­му, досе­ле я хва­лю пре­крас­ней­шее искус­ство, а не гово­рю, какую связь име­ет оно с крас­но­ре­чи­ем. Итак умол­чим, что неко­гда Грам­ма­ти­ка и Музы­ка были нераздель­ны. Архи­та и Ари­сток­сен дума­ли даже, что Грам­ма­ти­ка состав­ля­ла часть Музы­ки, и что одни и те же учи­те­ли пре­по­да­ва­ли обе сии нау­ки, как с.55 свиде­тель­ст­ву­ет Софрон, писа­тель, прав­да, шуточ­ных тво­ре­ний, но кое­го Пла­тон так ува­жал, что по смер­ти его нашли, ска­зы­ва­ют, у него под изго­ло­вьем сочи­не­ния Софро­на. [18] Евпо­лис тоже утвер­жда­ет: у него Про­дам и Музы­ке и сло­вес­ным нау­кам учит; он же упо­ми­на­ет о неко­ем Ипер­бо­ле, про­зван­ном Мари­кою, кото­рый при­зна­ёт­ся, что он в музы­ке, кро­ме Грам­ма­ти­ки, ниче­го не зна­ет. Ари­сто­фан на мно­гих местах гово­рит, что был точ­но такой обы­чай у Древ­них вос­пи­ты­вать детей. И у Менанд­ра в Гипо­бо­ли­мее, когда один отец при­шел тре­бо­вать обрат­но сына сво­его от учи­те­ля, то сей в чис­ло рас­хо­дов, на вос­пи­та­ние его употреб­лен­ных, вклю­чил и пла­ту учи­те­лям Музы­ки и Гео­мет­рии. [19] Отсюда так­же обы­чай, что после сто­ла на пир­ше­ствах под­но­си­лась каж­до­му из гостей лира; и когда Феми­стокл при­знал­ся, что играть не уме­ет, то почтен был, как гово­рит Цице­рон, за чело­ве­ка невос­пи­тан­но­го. [20] Да и у древ­них Рим­лян празд­не­ства не обхо­ди­лись без муси­кий­ских орудий. Еще и ныне поют­ся сти­хи жре­цов Салий­ских. Как все сие уста­нов­ле­но от Нумы царя, то и вид­но, что и они при всей сво­ей гру­бо­сти и воин­ст­вен­ном духе, упраж­ня­лись в Музы­ке, сколь­ко поз­во­ля­ло тогдаш­нее неве­же­ст­вен­ное вре­мя. [21] Нако­нец у с.56 Гре­ков даже в посло­ви­цу вошло: неуче­ные не зна­ко­мы ни с Муза­ми ни с Гра­ци­я­ми.

[22] Теперь рас­смот­рим, какую поль­зу от сего искус­ства полу­ча­ет соб­ст­вен­но Ора­тор буду­щий. Раз­мер в Музы­ке двой­ст­вен: в голо­се и в тело­дви­же­нии. В том и дру­гом потреб­на мера. Ари­сток­сен, пре­вос­ход­ный учи­тель Музы­ки, разде­ля­ет голос на риф­му и мер­ные зву­ки; одни состо­ят в под­бо­ре речей, а дру­гие в пении и зву­ках. Неуже­ли все это не нуж­но Ора­то­ру? Одно отно­сит­ся к тело­дви­же­нию, дру­гое к рас­по­ло­же­нию слов, третье к изме­не­нию голо­са; что все так­же необ­хо­ди­мо для Ора­то­ра. [23] Если бы толь­ко в сти­хах и пес­нях тре­бо­ва­лось неко­то­рое извест­ное рас­по­ло­же­ние слов и при­ят­ное соеди­не­ние зву­ков, то для Ора­то­ра было бы все то излишне. Но и в речи так­же, как в музы­ке, порядок и зву­ки рас­по­ла­га­ют­ся, смот­ря по пред­ме­там. [24] Пред­ме­ты вели­че­ст­вен­ные поют­ся воз­вы­шен­нее, при­ят­ные неж­нее, сред­ние плав­нее: для сего потреб­но при­ли­чие и го́лоса и речей: музы­ка во всем сооб­ра­зу­ет­ся со стра­стя­ми, какие выра­зить хотим. [25] Рав­но и у Ора­то­ра напря­же­ние, пони­же­ние и дру­гие раз­лич­ные изме­не­ния голо­са долж­ны быть направ­ля­е­мы к воз­буж­де­нию стра­стей в слу­ша­те­лях: ины­ми сло­ва­ми и голо­сом вну­ша­ем судье него­до­ва­ние, с.57 ины­ми состра­да­ние; еже­ли муси­кий­ские орудия, не могу­щие явст­вен­но про­из­но­сить речи чело­ве­че­ской, про­из­во­дят в нас раз­ные впе­чат­ле­ния, то Ора­тор, поза­им­ст­во­вав неко­то­рые посо­бия от Музы­ки, может на умы еще более дей­ст­во­вать. [26] Тело­дви­же­ние¹¹ так­же долж­но быть бла­го­при­стой­ное, непри­нуж­ден­ное; и это­му навы­ка­ем не ина­че как от Музы­ки; а поели­ку от того мно­го зави­сит досто­ин­ство Ора­то­ра, то не пре­ми­нем гово­рить о сем осо­бен­но, на сво­ем месте. [27] Если же Ора­тор преж­де все­го дол­жен ста­рать­ся о сво­ем голо­се, то может ли что более сего при­над­ле­жать музы­ке? Да не поду­ма­ет кто, что я хочу дока­зать сие одним при­ме­ром К. Грак­ха, зна­ме­ни­то­го в свое вре­мя витии, кото­ро­му, когда гово­рил он к наро­ду, сто­яв­ший поза­ди его музы­кант с флей­тою, назы­вае­мою Το­νάριον, давал знать, где над­ле­жа­ло повы­шать или пони­жать голос. [28] Такую пре­до­сто­рож­ность брал он, когда про­из­но­сил самые мятеж­ни­че­ские речи, и когда устра­шал вель­мож, или сам их стра­шил­ся.

Неко­то­рых гру­бых и упор­ных невежд еще попы­та­юсь убедить о поль­зе сего искус­ства. с.58 [29] Они конеч­но согла­сят­ся, что буду­ще­му Ора­то­ру нуж­но читать Сти­хотвор­цев. Сти­хотвор­ство раз­ве чуж­до Музы­ке? Еже­ли есть кто так мало­све­дущ, что о всех родах Сти­хотво­ре­ний ска­зать это­го не допу­стит, то по край­ней мере при­зна­ет­ся, что лири­че­ских читать немож­но без музы­ки. Я более рас­про­стра­нил­ся бы о сем пред­ме­те, еже­ли бы вво­дил нечто новое. [30] Когда же издрев­ле, от Хиро­на и Ахил­ле­са даже до наших вре­мен, у всех люби­те­лей пра­виль­но­го уче­ния води­лось оное, то не ста­ну вхо­дить в даль­ней­шие дока­за­тель­ства, дабы усиль­ным защи­ще­ни­ем не сде­лать исти­ны сомни­тель­ною.

[31] Хотя при­веден­ные мною при­ме­ры доволь­но уже пока­зы­ва­ют, какую Музы­ку, и при­том до какой сте­пе­ни я одоб­ряю; одна­ко почи­таю за нуж­ное объ­яс­нить­ся еще откры­тее. Я отнюдь не хочу того теат­раль­но­го жено­по­доб­но­го и сла­до­страст­но­го пения, кото­рое ныне и оста­ток преж­ней нрав­ст­вен­но­сти в нас истреб­ля­ет; я хочу того муже­ст­вен­но­го пения, кото­рым доб­ле­сти дру­гих уста­ми доб­лест­ных же мужей про­слав­ля­лись. Не хочу муси­кий­ских орудий, на пороч­ные помыс­лы воз­буж­даю­щих и кото­рые у вся­ко­го бла­го­вос­пи­тан­но­го чело­ве­ка долж­ны быть в омер­зе­нии; я одоб­ряю толь­ко зна­ние того искус­ства, кото­рое к с.59 бла­го­на­ме­рен­но­му воз­буж­де­нию и укро­ще­нию стра­стей наи­бо­лее спо­соб­ст­ву­ет. [32] Пифа­гор, как ска­зы­ва­ют, увидев буй­ную тол­пу юно­шей, устре­мив­ших­ся вло­мить­ся в чест­ный дом с непотреб­ным наме­ре­ни­ем, при­вел в рас­судок толь­ко тем, что при­ка­зал флейт­щи­це, быв­шей с ними, пере­ме­нить в игре неж­ные тоны на голос мед­лен­ный и важ­ный. Хри­сипп назна­чал даже кор­ми­ли­цам петь особ­ли­вые при кача­нии детей песен­ки. Для сочи­не­ния Декла­ма­ций, вме­сто обык­но­вен­ной темы, доволь­но замыс­ло­ва­то выведен слу­чай, в кото­ром пред­по­ла­га­ет­ся, буд­то бы один музы­кант, кото­рый заиг­рал¹² Фри­гий­скую пес­ню в то вре­мя, как некто при­но­сил жерт­ву, обви­ня­ет­ся в смер­то­убий­стве, [33] пото­му что при­но­сив­ший жерт­ву тогда же лишил­ся ума и бро­сил­ся в про­пасть. Итак, еже­ли Ора­тор не может быть совер­шен без зна­ния музы­ки, то поче­му и самый пред­убеж­ден­ный про­тив искус­ства сего не почтет оно­го при­над­ле­жа­щим к наше­му наме­ре­нию?

с.60

[I. 10. 34] Иные Гео­мет­рию почи­та­ют для детей полез­ною тем, что при­во­дит в дея­тель­ность ум, изощ­ря­ет его, и сле­до­ва­тель­но дела­ет спо­соб­ней­шим пони­мать вещи: но при сем пола­га­ют, что она полез­на не так, как про­чие нау­ки, по их изу­че­нии, а когда толь­ко еще учат­ся ей. [35] Такое мне­ние при­лич­но одно­му про­сто­на­ро­дию: ибо самые вели­кие мужи, конеч­но не без при­чи­ны, с неослаб­ным при­ле­жа­ни­ем зани­ма­лись сею нау­кою. Гео­мет­рия объ­ем­лет два пред­ме­та: чис­ла и фигу­ры: зна­ние пер­вых потреб­но не толь­ко Ора­то­ру, но вся­ко­му даже и начи­наю­ще­му учить­ся. В судеб­ных же речах тот­час почтет­ся Ора­тор за невеж­ду, если, не гово­рю уже, в боль­ших вычис­ле­ни­ях затруд­нит­ся, но счи­тая по паль­цам, каким ни есть нетвер­дым и непри­стой­ным дви­же­ни­ем оных от над­ле­жа­ще­го выво­да чисел отсту­пит. [36] А что каса­ет­ся до линей­ных изме­ре­ний, то и они часто вхо­дят в судо­про­из­вод­ство: ибо мно­го спо­ров быва­ет и о межах и о с.61 мерах. Но нау­ка сия име­ет еще и дру­гую гораздо важ­ней­шую связь с ритор­ским искус­ст­вом.

[37] И во-пер­вых, нужен порядок в Гео­мет­рии; не нужен ли он и в крас­но­ре­чии? Гео­мет­рия преды­ду­щим дока­зы­ва­ет после­дую­щее, и извест­ным неиз­вест­ное; не тоже ли и Ора­то­ры дела­ют? Он, в реше­нии задач, не осно­вы­ва­ет­ся ли почти на одних сил­ло­гиз­мах? По сему мно­гие нахо­дят, что она име­ет боль­ше сход­ства с Диа­лек­ти­кою, неже­ли с Рито­ри­кою. Но и Ора­тор, хотя не часто, одна­ко при­бе­га­ет ино­гда к Диа­лек­ти­ке в сво­их дока­за­тель­ствах. [38] Ибо, в слу­чае нуж­ды, употреб­ля­ет он и Сил­ло­гиз­мы, или, по край­ней мере, Энти­ме­му, кото­рая есть Сил­ло­гизм соб­ст­вен­но рито­ри­че­ский. Нако­нец, самые силь­ные дово­ды назы­ва­ют­ся обык­но­вен­но Гео­мет­ри­че­ски­ми дока­за­тель­ства­ми. Что же более потреб­но и в речи, как не дока­за­тель­ства?

[39] Гео­мет­рия даже в прав­до­по­доб­ных слу­ча­ях пока­зы­ва­ет, что́ есть в них лож­но­го. Сие быва­ет в чис­лах осо­бен­но, и назы­ва­ет­ся Pseu­do­gra­phia: и это слу­жи­ло нам в дет­стве заба­вою. Но есть и дру­гие важ­ней­шие слу­чаи. Напри­мер, кто почел бы лож­ным сле­дую­щее пред­ло­же­ние: все про­стран­ства, име­ю­щие оди­на­ко­вую окруж­ность, рав­ны суть меж­ду собою? [40] Но это лож­но; ибо здесь нуж­но знать, какую с.62 фор­му или вид име­ет сия окруж­ность; и Гео­мет­ры спра­вед­ли­во осуж­да­ют Исто­ри­ков, кои дума­ли, что вели­чи­на ост­ро­вов доволь­но уже опре­де­ля­ет­ся одним объ­ездом вокруг их на кораб­ле. И дей­ст­ви­тель­но, фор­ма чем совер­шен­нее, тем более про­стран­ства в себе содер­жит. [41] Поче­му, если окруж­ность дела­ет круг, кото­рый из всех чер­те­жей есть самая совер­шен­ней­шая фигу­ра, то содер­жит боль­ше про­стран­ства, неже­ли рав­но­сто­рон­ний четы­рех­уголь­ник. По той же при­чине четы­рех­уголь­ни­ки про­стран­нее тре­уголь­ни­ков, и самые тре­уголь­ни­ки рав­но­сто­рон­ние про­стран­нее тре­уголь­ни­ков же нерав­но­сто­рон­них. [42] Но это, может быть, не для всех доволь­но ясно; возь­мем при­мер, кото­рый бы вся­ко­му был вра­зу­ми­те­лен. Кто не зна­ет, что деся­ти­на зем­ли содер­жит меры в дли­ну две­сти сорок футов, а в шири­ну поло­вин­ное чис­ло? По сему лег­ко исчис­лить, какая ее окруж­ность, и сколь­ко зани­ма­ет она плос­ко­сти. [43] Но сто восемь­де­сят футов в каж­дую сто­ро­ну дела­ют окруж­ность рав­ную окруж­но­сти деся­ти­ны, одна­ко будет содер­жать гораздо бо́льшее про­стран­ство зем­ли, меж­ду четырь­мя чер­та­ми заклю­чен­ной. [44] Если кто не захо­чет занять­ся даль­ней­шим иссле­до­ва­ни­ем, тот может уве­рить­ся неболь­шим коли­че­ст­вом чисел: ибо с.63 четы­рех­уголь­ник, кое­го каж­дая сто­ро­на будет в десять футов, име­ет сорок в окруж­но­сти, и сто квад­рат­ных плос­ко­сти. А еже­ли поло­жить пят­на­дцать футов в дли­ну и пять в шири­ну, то окруж­ность вый­дет та же, но заклю­чаю­ще­е­ся в ней про­стран­ство умень­шит­ся чет­вер­тою долею. Если же длин­ный четы­рех­уголь­ник име­ет девят­на­дцать футов в дли­ну и один в шири­ну, то окруж­ность его все еще будет в сорок футов, как окруж­ность совер­шен­но­го четы­рех­уголь­ни­ка, кое­го плос­кость будет содер­жать футов не более, как сколь­ко их в дли­ну; таким обра­зом столь­ко же отой­дет плос­ко­сти, сколь­ко уба­вит­ся вида в четы­рех­уголь­ни­ке. [45] Сле­до­ва­тель­но быть может, что в бо́льшей окруж­но­сти заклю­ча­ет­ся мень­шее про­стран­ство. Это на ров­ных местах. Ибо на горах и в доли­нах пред­став­ля­ет­ся каж­до­му более про­стран­ства.

[46] Гео­мет­рия воз­но­сит­ся даже до устро­е­ния мира: она, научая исчис­лять опре­де­лен­ное и извест­ное тече­ние тел небес­ных, пока­зы­ва­ет нам, что нет ниче­го слу­чай­но­го и вне сво­его поряд­ка; а это ино­гда и Ора­то­ру знать нуж­но. [47] Перикл не успо­ко­ил ли Афи­нян, устра­шен­ных затме­ни­ем солн­ца, изъ­яс­нив им при­чи­ны сего слу­чая? Суль­пи­ций Галл напе­ред пред­ска­зал в вой­ске Л. Пав­ла, о затме­нии луны, с.64 дабы вои­ны не пора­зи­лись стра­хом от сего явле­ния, как необык­но­вен­но­го чуда: не пред­став­ля­ли ли они оба здесь лицо Ора­то­ра? [48] Если бы Никий имел подоб­ные сведе­ния, то не поте­рял бы пре­крас­но­го Афин­ско­го вой­ска в Сици­лии, быв пора­жен тако­вым же явле­ни­ем. Дион, имев­ший более про­све­ще­ния, ни мало не устра­шил­ся подоб­но­го же слу­чая, когда при­шел туда изгнать Дио­ни­сия Тиран­на. Пусть при­ме­ры сии отно­сят­ся толь­ко к воен­ным обсто­я­тель­ствам; умол­чим и о том, что Архи­мед один про­длил оса­ду Сира­куз на нема­лое вре­мя. [49] По край­ней мере нель­зя не согла­сить­ся со мною, что есть весь­ма мно­го слу­ча­ев, где, без Гео­мет­ри­че­ских дока­за­тельств, труд­но иным спо­со­бом дать объ­яс­не­ние, как то при разде­ле­нии, сече­ни­ях бес­ко­неч­ных, поспеш­ном умно­же­нии; так что еже­ли Ора­тор дол­жен гово­рить убеди­тель­но о вся­ком пред­ме­те (это дока­зать поста­ра­ем­ся в сле­дую­щей кни­ге), то он, без зна­ния Гео­мет­рии, нико­им обра­зом не может заслу­жить сего име­ни.

с.65

I. [I. 11. 1] Не худо про­из­но­ше­нию поучить­ся и у комеди­ан­та, но не более, как сколь­ко нуж­но для буду­ще­го Ора­то­ра. Ибо я не хочу, чтоб отрок, к сему при­готов­ля­е­мый, при­вык про­из­но­сить сло­ва или тон­ким жен­ским, или дро­жа­щим голо­сом ста­ри­ка: [2] чтоб пере­драз­ни­вал пья­ных, или бы пред­став­лял из себя под­ло­го шута; а еще менее дол­жен учить­ся выра­жать стра­сти влюб­лен­но­го, ску­по­го, роб­ко­го: все сие не толь­ко не нуж­но для Ора­то­ра, но может еще зара­зить юное непо­роч­ное серд­це. Ибо частое под­ра­жа­ние обра­ща­ет­ся в при­выч­ку. [3] Не во вся­ком дви­же­нии тела надоб­но сни­мать обра­зец с комеди­ан­тов. Хотя Ора­тор и дол­жен под­ра­жать им в неко­то­рых слу­ча­ях, но вся­че­ски ста­рать­ся избе­гать с.66 теат­раль­ных при­е­мов; осте­ре­гать­ся, чтоб ни в лице, ни в руках, ни в поход­ке ниче­го не было без меры. Глав­ное в Ора­то­ре искус­ство состо­ит в том, чтобы не дать при­ме­тить искус­ства.

[4] Что же делать в таком слу­чае дол­жен учи­тель? Во-пер­вых, исправ­лять недо­стат­ки в про­из­но­ше­нии: чтоб сло­ва выго­ва­ри­вал ребе­нок явст­вен­но, чтоб каж­дой бук­ве давал свой­ст­вен­ный ей звук. Есть бук­вы, кото­рые мы или очень сла­бо, или очень креп­ко про­из­но­сим; иные недо­воль­но твер­до, и пере­ме­ня­ем их на дру­гие мяг­чай­шие, и с ними срод­ство име­ю­щие; как то: [5] вме­сто бук­вы ρ, кото­рую и Демо­сфен с трудом про­из­но­сил, слы­шит­ся у нас λ, как в Латин­ском, так и в Гре­че­ском язы­ке; так­же c и t умяг­чен­но пре­вра­ща­ют­ся в g и d. [6] Рав­но не дол­жен учи­тель тер­петь, чтоб бук­ва s часто и с неко­то­рым жеман­ст­вом была слы­ши­ма; наблюдать, чтоб сло­ва выго­ва­ри­вае­мы были не гор­та­нью, и в пусто­те рта отзы­ва­лись: а особ­ли­во чистота речи тре­бу­ет, чтоб про­сто­го сло­ва не про­из­но­сить голо­сом пол­ным и важ­ным; у Гре­ков назы­ва­ет­ся это ката­пепла­сме́нон, [7] от име­ни игры на такой флей­те, у коей заты­ка­ют сква­жи­ны, звук издаю­щие, чтоб оный, исхо­дя пря­мым путем, делал­ся силь­нее.

с.67 [8] Еще дол­жен он ста­рать­ся, чтоб дети дого­ва­ри­ва­ли послед­ние сло­ги; чтоб речь была ров­ная; когда надоб­но воз­вы­сить голос, то, чтоб сие воз­но­ше­ние про­ис­хо­ди­ло от силы груди, а не от напря­же­ния голо­вы; чтоб тело­дви­же­ние с голо­сом, а вид лица с тело­дви­же­ни­ем сооб­ра­зо­ва­лись. [9] Еще надоб­но наблюдать, чтоб гово­ря­щий смот­рел пря­мо, не крив­лял рта, чтоб слиш­ком не откры­вал его, не смот­рел вверх, не потуп­лял глаз в зем­лю, не вер­тел бы голо­вою. [10] Лицо во мно­гих слу­ча­ях пор­тит дей­ст­вие. Я видал, как у мно­гих поды­ма­лись бро­ви при каж­дом напря­же­нии голо­са, у дру­гих стя­ги­ва­лись, у иных так рас­хо­ди­лись, что одна вверх поды­ма­лась, а дру­гая глаз почти закры­ва­ла. [11] Одна­ко все сие заклю­ча­ет в себе вели­кую важ­ность, как пока­жем впо­след­ст­вии. Ибо не может никак нра­вить­ся то, что небла­го­при­стой­но.

[12] От комеди­ан­та долж­но учить­ся рас­ска­зу, с каким видом уве­рять, каким голо­сом воз­буж­дать гнев или сожа­ле­ние. Для бо́льше­го в том успе­ха, над­ле­жит выби­рать из комедий при­лич­ные места, т. е. под­хо­дя­щие к речам судеб­ным. [13] Это весь­ма мно­го спо­соб­ст­во­вать будет не толь­ко к хоро­ше­му про­из­но­ше­нию, но послу­жит к усо­вер­шен­ст­во­ва­нию сло­га. [14] Но так посту­пать надоб­но с юны­ми с.68 ума­ми, к важ­ней­шим уси­ли­ям еще неспо­соб­ны­ми. Когда же при­дет вре­мя читать с уче­ни­ком речи Ора­то­ров, и когда сей будет в состо­я­нии чув­ст­во­вать кра­соты их, тогда потре­бен рачи­тель­ней­ший и искус­ней­ший настав­ник, кото­рый бы не толь­ко наблюдал за исправ­ным чте­ни­ем, но застав­лял бы наизусть выучи­вать избран­ные места, и про­из­но­сить их гром­ко, как бы в суде, дабы чрез то и голос выправ­лял­ся, и изощ­ря­лась память.

[15] II. Не дур­но, по мне­нию мое­му, уде­лить несколь­ко вре­ме­ни и на телес­ные упраж­не­ния. Есть для сего нароч­ные места (pa­laestra); одна­ко ж я разу­мею не те места, где атле­ты одну часть жиз­ни употреб­ля­ли на то, чтоб нати­рать­ся мас­лом, дру­гую, чтоб упи­вать­ся вином; и живя для тела, уби­ва­ли толь­ко душу. Я желал бы питом­ца мое­го вовсе уда­лить от таких позо­рищ. [16] Гово­рю здесь о тех упраж­не­ни­ях, посред­ст­вом коих поло­же­ние тела исправ­ля­ет­ся, чтоб дер­жать пря­мо пле­чи, не дей­ст­во­вать гру­бо или непри­стой­но рука­ми, не сто­ять бес­чин­но, не высту­пать невеж­ли­во, не дер­жать голо­вы и глаз несо­об­раз­но с про­чею осан­кою. [17] Ибо всяк приз­на́ется, что и это при­над­ле­жит к про­из­но­ше­нию, и что про­из­но­ше­ние необ­хо­ди­мо для Ора­то­ра. Итак не надоб­но пре­не­бре­гать того, что нуж­но, и осо­бен­но, с.69 когда сия¹³ Хиро­но­мия, кото­рая содер­жит, как и самое имя пока­зы­ва­ет, закон или пра­ви­ла дви­же­ния рук, про­ис­хо­дит еще от иро­и­че­ских вре­мен, и от самых зна­ме­ни­тых мужей Гре­че­ских, от само­го Сокра­та была одоб­ря­е­ма; Пла­тон пола­га­ет ее в чис­ле граж­дан­ских доб­ро­де­те­лей, и Хри­сипп в кни­ге сво­ей о вос­пи­та­нии детей, о ней не умол­чал. [18] Извест­но по Исто­рии, что у Лакеде­мо­нян был в употреб­ле­нии род неко­то­рой пляс­ки, коей учи­лись юно­ши, как полез­ной в сра­же­ни­ях. Да и древ­ние Рим­ляне не счи­та­ли за стыд в этом упраж­нять­ся; дока­зы­ва­ет­ся сие пляс­кою, кото­рая и поныне сохра­ни­лась в назва­нии жре­цов Салий­ских и в их слу­же­нии. То же под­твер­жда­ют в третьей кни­ге Цице­ро­на об Ора­то­ре сло­ва́ Крас­са, кои­ми дает знать, чтоб Вития, тор­же­ст­вен­но гово­ря­щий, имел в тело­дви­же­ни­ях нечто муже­ст­вен­ное и бла­го­род­ное, не от теат­ра одна­ко ж и от шутов, но от людей воин­ст­вен­ных, или по край­ней мере от бор­цов заим­ст­во­ван­ное; учить­ся сему и в наши лета за стыд не ста­вит­ся. [19] Но я не сове­тую про­дол­жать сие далее дет­ско­го воз­рас­та, с.70 да и тут недол­го: ибо в тело­дви­же­ни­ях Ора­тор не дол­жен похо­дить на пля­су­на; но дитя от тако­во­го упраж­не­ния тела непри­мет­ным обра­зом при­ни­ма­ет и без наше­го настав­ле­ния какую-то лов­кость, кото­рая навсе­гда в нем оста­нет­ся.

с.71

[I. 12. 1] Обык­но­вен­но спра­ши­ва­ет­ся, еже­ли бы и нуж­но было все выше­ска­зан­ное знать, мож­но ли учить и учить­ся тому в одно вре­мя. Иные дума­ют, что раз­лич­ные заня­тия раз­вле­ка­ют мыс­ли, утом­ля­ют разум и тело, да и вре­ме­ни на все это недо­станет. И хотя бы в воз­му­жа­лых летах мож­но пере­не­сти такие труды, но обре­ме­нять отро­че­ский воз­раст не долж­но.

1. [2] Но рас­суж­даю­щие таким обра­зом, по-види­мо­му, не зна­ют, сколь вели­ка врож­ден­ная дея­тель­ность ума чело­ве­че­ско­го; он столь жив и скор, столь спо­со­бен, так ска­зать, с.72 разде­лять­ся, что не может себя огра­ни­чить одним дей­ст­ви­ем; не толь­ко в один и тот же день, но в одну и ту же мину­ту на мно­гое силы свои напря­га­ет. [3] Раз­ве гус­лист не работа­ет вдруг и памя­тью и голо­сом, а меж­ду тем одной рукой бьет по стру­нам, дру­гою натя­ги­ва­ет, спус­ка­ет, стро­ит их? Даже и самая нога не без дей­ст­вия; бьет такт и меру: и все это дела­ет­ся в одно вре­мя. [4] Мы сами, когда нуж­да непред­виден­но заста­вит гово­рить в собра­нии, не гово­рим ли об одном, а о дру­гом мыс­лим: ибо в одно вре­мя ищем дово­дов, изби­ра­ем выра­же­ния, при­но­рав­ли­ва­ем тело­дви­же­ние, голос, вид лица и всю наруж­ность к пред­ме­ту, о коем идет речь? Еже­ли все это за один раз про­из­во­дим, то что меша­ет разде­лять на мно­гие часы раз­ные заня­тия, особ­ли­во когда самое раз­но­об­ра­зие оных облег­ча­ет и вос­ста­нов­ля­ет силы разу­ма, а напро­тив один и тот же бес­пре­рыв­ный труд быва­ет для нас тягост­нее? По сему-то от сочи­не­ния пере­хо­дим, для отды­ха, к чте­нию, а соску­чив чте­ни­ем, при­ни­ма­ем­ся за сочи­не­ние. [5] Сколь­ко бы мно­го ни труди­лись, а к ново­му заня­тию неко­то­рым обра­зом све­жее при­сту­па­ем. Кто не уто­мит­ся, слу­шая целый день настав­ле­ния в одной какой-нибудь нау­ке? Пере­ме­на дает бод­рость: как желудок раз­ли­чи­ем яств с.73 воз­буж­да­ет­ся, и от изоби­лия оных мень­ше обре­ме­ня­ет­ся.

[6] Впро­чем, пусть пока­жут мне дру­гой спо­соб учить­ся? Занять­ся ли одною Грам­ма­ти­кою, потом Гео­мет­ри­ею? Оста­вив то, чему учи­лись, перей­ти к Музы­ке, преж­нее все бро­сить? И, начав учить­ся Латин­ско­му язы­ку, о Гре­че­ском уже не думать? Сло­вом, занять­ся толь­ко пред­ме­том послед­ним? [7] А для чего не запре­ща­ем посе­ля­нам возде­лы­вать вме­сте и зем­ли и вино­град­ни­ки, раз­во­дить мас­ли­ны и дру­гие дере­ва; печь­ся в одно вре­мя и о пажи­тях, и о ста­дах, и о садах, и о пчель­ни­ках? Для чего и сами несколь­ко вре­ме­ни уде­ля­ем каж­до­днев­но на дела судеб­ные, на услу­ги дру­зьям, на домаш­нее хозяй­ство, на заботы о нашем здо­ро­вье, даже на самые заба­вы? Если бы каж­дое из сих заня­тий про­дол­жа­лось бес­пре­рыв­но, мы при­шли бы в изне­мо­же­ние. Из сего вид­но, что лег­че зани­мать­ся мно­ги­ми пред­ме­та­ми, неже­ли одним про­дол­жи­тель­но.

2. [8] Не долж­но опа­сать­ся и того, чтобы дети были мень­ше спо­соб­ны к пере­не­се­нию трудов в уче­нии. Ника­кой воз­раст так мало не утом­ля­ет­ся. Это дока­зы­ва­ет­ся опы­том. Дети все пере­ни­ма­ют лег­че, неже­ли воз­му­жа­лые. [9] Мы видим, что в пер­вые два года, коль ско­ро с.74 научат­ся пра­виль­но про­из­но­сить сло­ва, могут гово­рить все, хотя бы их к тому не при­нуж­да­ли. Напро­тив нашим рабам, ново­куп­леп­ным, сколь­ко лет потреб­но для изу­че­ния Латин­ско­го язы­ка? Кто начи­нал учить уже взрос­лых, тот уве­рит­ся более, что не без при­чи­ны почи­та­ет­ся искус­ней­шим в сво­ем деле чело­век, кото­рый с мало­лет­ства оным зани­мал­ся. [10] Дети, по при­ро­де, сно­сят труды тер­пе­ли­вее, неже­ли юно­ши. Дети и от часто­го пада­нья на зем­лю не так боль­но уши­ба­ют­ся, и от обыч­но­го на руках и на ногах пол­за­нья, а вско­ре потом от непре­рыв­ной игры и чрез целый день бега­нья, не столь­ко уста­ют; ибо тело их лег­че, и не дела­ет над собою изну­ри­тель­ных уси­лий: так рав­но и умы, по мне­нию мое­му, менее утом­ля­ют­ся, поели­ку не сво­и­ми сила­ми дитя при­об­ре­та­ет позна­ния, но при­ни­ма­ет оные от настав­ни­ков. [11] Сверх того дети, по свой­ст­вен­ной сему воз­рас­ту послуш­ли­во­сти, сле­по сле­ду­ют пред­пи­са­ни­ям уча­ще­го, не заме­чая сами того, что сде­ла­ли. Они и судить о труде еще не уме­ют. Впро­чем, я часто заме­чал, что не столь­ко самый труд, сколь­ко помыш­ле­ние о труде утом­ля­ет.

3. [12] Да и вре­ме­ни для уче­ния удоб­ней­ше­го луч­ше избрать немож­но; поели­ку ребе­нок с.75 зани­ма­ет­ся одним слу­ша­ни­ем. Когда дело дой­дет до сочи­не­ния, когда сам дол­жен что-либо про­из­ве­сти, тогда для дру­гих наук не станет или вре­ме­ни, или охоты. [13] Итак если Грам­ма­тик целый день зани­мать уче­ни­ка и не может и не дол­жен, дабы не про­из­ве­сти в нем отвра­ще­ния к уче­нию; то на что луч­ше употре­бим осталь­ные сво­бод­ные часы, как не на упо­мя­ну­тые мною нау­ки? [14] Но я и сам не сове­тую, чтобы отрок достиг в них совер­шен­но­го искус­ства: у чтобы умел петь со все­ми при­кра­са­ми Музы­кан­та: чтобы погру­зил­ся во все мело­чи и подроб­но­сти Гео­мет­рии. Я не наме­рен сде­лать питом­ца мое­го ни комеди­ан­том в про­из­но­ше­нии, ни тан­цов­щи­ком в тело­дви­же­ни­ях: да хотя бы я и желал во всем этом видеть успе­хи, то и на сие доста­ло бы ему вре­ме­ни. Ибо мало­лет­ство не так корот­ко для того, кто захо­чет им вос­поль­зо­вать­ся: я гово­рю не о тупых голо­вах. [15] Для чего же знал и Пла­тон пре­вос­ход­но все то, чему учить буду­ще­го Ора­то­ра я пред­по­ла­гаю? Он, не доволь­ст­ву­ясь нау­ка­ми, коим мог научить­ся в Афи­нах, и настав­ле­ни­я­ми Пифа­го­рей­цев, к кото­рым ездил в Ита­лию, посе­тил и жре­цов Еги­пет­ских, дабы познать их таин­ства.

[16] Итак уве­ли­чи­вая затруд­не­ния, при­кры­ва­ем толь­ко нашу леность. Ибо мы не любим с.76 труда: ста­ра­ем­ся успеть в Крас­но­ре­чии не для того, что оно почтен­но и достой­но вся­ко­го ува­же­ния, но для того, чтобы сде­лать из него под­лое употреб­ле­ние и обра­тить его на при­об­ре­те­ние гнус­ной коры­сти. [17] Пусть витий­ст­ву­ют мно­гие в судах и без посо­бия помя­ну­тых мною наук, и даже обо­га­ща­ют­ся; ибо и коры­сто­лю­би­вый про­да­вец боль­ше при­бы­ли полу­ча­ет, хва­ля свои това­ры, и сла­вит­ся пуб­лич­ный кри­кун сво­им голо­сом. Я не хочу и чита­те­ля тако­го, кото­рый ста­вит в цену свои труды и уче­ние. [18] А кто пред­ста­вит в уме сво­ем боже­ст­вен­ное некое изо­бра­же­ние крас­но­ре­чия, кто оное, по сло­вам зна­ме­ни­то­го Тра­ги­ка Еври­пида, будет иметь пред гла­за­ми, как непре­мен­ное пра­ви­ло сво­его сло­ва, тот и плод пола­га­ет не в коры­сти или пла­те тяжу­щих­ся, но в самом себе, в сво­ем зна­нии и бла­го­род­стве мыс­лей: плод посто­ян­ный и непо­д­вер­жен­ный пере­ме­нам сча­стия; тот удоб­но уве­рит­ся, что вре­мя, кото­рое теря­ем на зре­ли­щах, на риста­ли­щах, в игре, в празд­ных нако­нец беседах, не гово­ря уже о безвре­мен­ном сне и рас­пут­ствах, мож­но луч­ше употре­бить на Гео­мет­рию или Музы­ку; и он в сем най­дет боль­ше удо­воль­ст­вия, неже­ли в тех гру­бых заба­вах. Ибо Про­мысл, по бла­го­сти сво­ей, так устро­ил, что чело­век от с.77 чест­ных упраж­не­ний чув­ст­ву­ет более удо­воль­ст­вия. [19] Но сие же самое удо­воль­ст­вие заве­ло и нас, может быть, далее над­ле­жа­ще­го. Итак досе­ле доволь­но ска­за­но, чему долж­но учить Ора­то­ра преж­де, неже­ли будет спо­со­бен к важ­ней­шим заня­ти­ям. Сле­дую­щая кни­га пред­ста­вит новой пред­мет; в ней изло­жат­ся долж­но­сти Рито­ра.