Анналы

Книга XI

[События 47—48 гг. н. э.]

VII, VIII, IX, X и нача­ло XI кни­ги утра­че­ны. В них содер­жа­лось повест­во­ва­ние от смер­ти Тибе­рия, после­до­вав­шей 16 мар­та 37 г. н. э., до нача­ла 47 г., т. е. обо всем прав­ле­нии Кали­гу­лы и пер­вых шести годах прав­ле­ния Клав­дия.

1. (1) … ибо сочтя¹, что Вале­рий Ази­а­тик, кото­рый два­жды зани­мал долж­ность кон­су­ла², был когда-то любов­ни­ком той³, а вме­сте с тем, зарясь на сады, раз­би­тые в свое вре­мя Лукул­лом и доведен­ные Ази­а­ти­ком до пора­зи­тель­но­го вели­ко­ле­пия, она⁴ выпус­ка­ет для обви­не­ния их обо­их Суил­лия. (2) Наряду с ним вос­пи­та­тель Бри­тан­ни­ка Соси­бий, выпол­няя ее пору­че­ние, яко­бы из доб­ро­же­ла­тель­ства сове­ту­ет Клав­дию осте­ре­гать­ся могу­ще­ст­вен­ных и бога­тых людей, так как они неиз­мен­но враж­деб­ны прин­цеп­сам: вдох­но­ви­тель убий­ства Гая Цеза­ря Ази­а­тик не побо­ял­ся в собра­нии рим­ско­го наро­да при­знать­ся в этом, боль­ше того — при­тя­зал на одоб­ре­ние это­го зло­де­я­ния; про­слав­лен­ный этим в Риме и даже в про­вин­ци­ях, он соби­ра­ет­ся отпра­вить­ся к сто­я­щим про­тив гер­ман­цев вой­скам и, будучи уро­жен­цем Виен­ны, может лег­ко воз­му­тить, опи­ра­ясь на мно­го­чис­лен­ных и вли­я­тель­ных роди­чей, так­же пле­ме­на сво­ей роди­ны. (3) Клав­дий, не утруж­дая себя даль­ней­шим рас­сле­до­ва­ни­ем, спеш­но послал вме­сте с вои­на­ми, как если бы пред­сто­я­ло пода­вить мятеж силой ору­жия, пре­фек­та пре­то­ри­ан­цев Кри­спи­на, и тот, обна­ру­жив Ази­а­ти­ка в Бай­ях, зако­вал его и пре­про­во­дил в Рим.

2. (1) Сенат не был допу­щен к рас­смот­ре­нию это­го дела; оно слу­ша­лось келей­но в поко­ях прин­цеп­са, в при­сут­ст­вии Мес­са­ли­ны, и Суил­лий обви­нял Ази­а­ти­ка в раз­вра­ще­нии вои­нов, кото­рые, полу­чая от него, по сло­вам Суил­лия, день­ги и пре­да­ва­ясь рас­пут­ству, пре­вра­ти­лись в тол­пу раз­нуздан­ных него­дя­ев, затем в пре­лю­бо­дей­ной свя­зи с Поппе­ей и, нако­нец, в недо­стой­ном муж­чи­ны раз­вра­те. (2) Тут под­суди­мый не выдер­жал и, нару­шив мол­ча­ние, кото­рое до того упор­но хра­нил, ска­зал: «Спро­си сво­их сыно­вей, Суил­лий, и они при­зна­ют, что я — муж­чи­на»; (3) после это­го он при­сту­пил к сво­ей защи­ти­тель­ной речи, глу­бо­ко взвол­но­вав­шей Клав­дия и исторг­нув­шей сле­зы даже у Мес­са­ли­ны. (4) Выхо­дя из покоя, чтобы их смыть, она нака­зы­ва­ет Вител­лию нико­им обра­зом не дать под­суди­мо­му ускольз­нуть. (5) Сама же торо­пит­ся погу­бить Поппею, подо­слав к ней сво­их при­спеш­ни­ков, чтобы те, вну­шив ей страх пред тем­ни­цею, побуди­ли ее к доб­ро­воль­ной смер­ти; при­чем Цезарь до того не был об этом осве­дом­лен, что спу­стя несколь­ко дней спро­сил обедав­ше­го у него мужа ее Сци­пи­о­на, поче­му он без жены, и тот отве­тил, что она по воле рока скон­ча­лась.

3. (1) Но когда Клав­дий спро­сил Вител­лия, не оправ­дать ли им Ази­а­ти­ка, тот, упо­мя­нув об их дав­ней друж­бе, о том, как они оба окру­жа­ли мать прин­цеп­са Анто­нию сво­и­ми забота­ми, пере­чис­лив даже заслу­ги Ази­а­ти­ка перед Рим­ской дер­жа­вою и ука­зав на его уча­стие в послед­нем похо­де про­тив бри­тан­цев⁵ и еще кое-что дру­гое, что, каза­лось, долж­но было бы при­влечь к нему мило­сер­дие, кон­чил тем, что пред­ло­жил пре­до­ста­вить ему само­му избрать для себя род смер­ти, и Клав­дий под­твер­дил даро­ва­ние ему этой мило­сти. (2) Немно­гим дру­зьям, убеж­дав­шим его тихо угас­нуть, воз­дер­жи­ва­ясь от пищи, Ази­а­тик отве­тил, что отка­зы­ва­ет­ся от ока­зан­но­го ему прин­цеп­сом бла­го­де­я­ния: про­де­лав обыч­ные гим­на­сти­че­ские упраж­не­ния, обмыв тело и весе­ло пообедав, он напо­сле­док ска­зал, что для него было бы гораздо почет­нее погиб­нуть от ковар­ства Тибе­рия или от вспыш­ки яро­сти Гая Цеза­ря, чем из-за того, что его обо­лга­ли жен­щи­на и мер­зост­ный рот Вител­лия, и затем вскрыл себе вены, осмот­рев, одна­ко, до это­го свой погре­баль­ный костер и при­ка­зав пере­не­сти его на дру­гое место, дабы от его жара не постра­да­ла густая лист­ва дере­вьев: тако­во было его само­об­ла­да­ние в послед­ние мгно­ве­ния перед кон­цом.

4. (1) После это­го был созван сенат, и Суил­лий, про­дол­жив нача­тое, выдви­нул обви­не­ние про­тив двух выдаю­щих­ся рим­ских всад­ни­ков, носив­ших фамиль­ное имя Пет­ра. (2) Истин­ною при­чи­ною их умерщ­вле­ния было то, что они пре­до­став­ля­ли свой дом для свида­ний Мне­сте­ра и Поппеи. (3) Но на суде одно­му из них вме­ни­ли в вину при­снив­ший­ся ему ночью сон — он буд­то бы видел Клав­дия в вен­ке из коло­сьев, при­чем они были пере­вер­ну­ты вниз, и на осно­ва­нии это­го сно­виде­ния пред­ска­зы­вал доро­го­виз­ну съест­ных при­па­сов. (4) Неко­то­рые пере­да­ют, что он видел венок из вино­град­ной лозы с поблек­ши­ми на ней листья­ми и истол­ко­вал свой сон как пред­ве­щаю­щий прин­цеп­су смерть в кон­це осе­ни. (5) Но бес­спор­но одно, како­во бы ни было его сно­виде­ние: и ему, и его бра­ту оно при­нес­ло гибель. Кри­спи­ну были опре­де­ле­ны пол­то­ра мил­ли­о­на сестер­ци­ев и пре­тор­ские зна­ки отли­чия. (6) Вител­лий доба­вил к это­му мил­ли­он сестер­ци­ев для Соси­бия в награ­ду за то, что он настав­ля­ет Бри­тан­ни­ка и помо­га­ет сове­та­ми Клав­дию. (7) Когда спро­си­ли и Сци­пи­о­на о его мне­нии⁶, он ска­зал: «Так как о про­ступ­ках Поппеи я думаю то же, что все, счи­тай­те, что и я гово­рю то же, что все», — искус­но най­дя сло­ва, оди­на­ко­во сов­ме­сти­мые и с его супру­же­скою любо­вью, и с его дол­гом сена­то­ра.

5. (1) С этой поры Суил­лий ста­но­вит­ся посто­ян­ным и злоб­ным обви­ни­те­лем под­суди­мых, и у него появи­лись мно­го­чис­лен­ные после­до­ва­те­ли, сопер­ни­чав­шие с ним в наг­ло­сти. При­сво­ив себе все пра­ва и обя­зан­но­сти зако­нов и маги­ст­ра­тов, прин­цепс тем самым открыл неогра­ни­чен­ные воз­мож­но­сти для любых зло­употреб­ле­ний. (2) Но ничто из доступ­но­го под­ку­пу не было столь про­даж­ным, как бес­со­вест­ность судеб­ных ора­то­ров. Так, вли­я­тель­ный рим­ский всад­ник Самий, узнав о дву­руш­ни­че­стве Суил­лия, кото­ро­му он дал четы­ре­ста тысяч сестер­ци­ев⁷, покон­чил с собой, бро­сив­шись на меч у того в доме. (3) И вот, по почи­ну избран­но­го на сле­дую­щий срок кон­су­лом Гая Силия, о могу­ще­стве и кон­це кото­ро­го я рас­ска­жу в сво­ем месте, сена­то­ры вста­ют и в один голос тре­бу­ют вос­ста­нов­ле­ния в силе зако­на Цин­ция, со ста­ро­дав­них вре­мен вос­пре­щав­ше­го при­ни­мать день­ги или пода­рок за про­из­не­се­ние в суде защи­ти­тель­ной речи.

6. (1) И так как те, кому это угро­жа­ло бес­че­сти­ем, ста­ли шуметь, Силий, про­ти­во­дей­ст­вуя Суил­лию, при­нял­ся еще упор­нее наста­и­вать на сво­ем тре­бо­ва­нии, ссы­ла­ясь на при­мер ора­то­ров древ­но­сти, счи­тав­ших награ­дою за свое крас­но­ре­чие сла­ву в потом­стве. (2) Это пре­крас­ней­шее и глав­ней­шее из всех бла­го­род­ных искусств осквер­ня­ет­ся гряз­ной про­даж­но­стью: где гонят­ся за высо­ким воз­на­граж­де­ни­ем, там не оста­нет­ся без­упреч­ной и чест­ность. (3) При­том, если никто не будет полу­чать пла­ту за выступ­ле­ния на судеб­ных про­цес­сах, их станет мень­ше: ныне же враж­да, обви­не­ния, нена­висть и без­за­ко­ния встре­ча­ют со сто­ро­ны неко­то­рых под­держ­ку и поощ­ре­ние, ибо подоб­но тому как повет­рия при­но­сят дохо­ды вра­чам, так и пор­ча нра­вов — обо­га­ще­ние адво­ка­там. (4) «Вспом­ним об Ази­нии и Мес­са­ле, а из более позд­них ора­то­ров — об Аррун­ции и Эзер­нине: они достиг­ли вер­ши­ны поче­стей без­упреч­ной жиз­нью и столь же неза­пят­нан­ным крас­но­ре­чи­ем». (5) Так как это гово­рил буду­щий кон­сул и все осталь­ные его одоб­ри­ли, уже под­готов­ля­лось поста­нов­ле­ние о при­ме­не­нии к тор­гу­ю­щим сво­им крас­но­ре­чи­ем зако­на о вымо­га­тель­стве, как вдруг Суил­лий, Кос­су­ци­ан и про­чие, пони­мая, что дело идет не о суде над ними, — ведь их вина была оче­вид­на, — а об их осуж­де­нии, обсту­па­ют Цеза­ря и начи­на­ют про­сить о про­ще­нии.

7. (1) И добив­шись это­го, они гово­рят так: «Кто же настоль­ко само­на­де­ян, чтобы упо­вать на бес­смерт­ную сла­ву? (2) Надо идти навстре­чу жиз­нен­ной потреб­но­сти, чтобы никто из-за отсут­ст­вия адво­ка­та не под­верг­ся утес­не­ни­ям со сто­ро­ны более силь­но­го. (3) Но отда­вать­ся судеб­но­му крас­но­ре­чию, не нано­ся уро­на себе само­му, невоз­мож­но: кто берет на себя чужие дела, тот уде­ля­ет мень­ше заботы сво­им. (4) Мно­гие добы­ва­ют сред­ства к суще­ст­во­ва­нию воен­ною служ­бой, неко­то­рые — обра­бот­кой зем­ли: никто, одна­ко, не станет трудить­ся, если зара­нее не пред­видит для себя от это­го выго­ды. (5) Лег­ко было Ази­нию и Мес­са­ле, обо­га­тив­шим­ся воен­ной добы­чею око­ло Анто­ния и Авгу­ста, или Эзер­ни­нам и Аррун­ци­ям, наслед­ни­кам бога­тых семейств, соблюдать бес­ко­ры­стие. (6) Но есть и дру­гие при­ме­ры, и мож­но ука­зать, за какое воз­на­граж­де­ние обыч­но высту­па­ли с реча­ми Пуб­лий Кло­дий или Гай Кури­он. (7) Сами они, Суил­лий и Кос­су­ци­ан, — скром­ные сена­то­ры в государ­стве, в кото­ром царит нена­ру­шае­мое спо­кой­ст­вие, и они не домо­га­лись для себя иных благ, кро­ме достав­ля­е­мых миром. Пусть прин­цепс поду­ма­ет и о пле­бе­ях, чтобы и они мог­ли отли­чить­ся на этом попри­ще: если не воз­на­граж­дать тех, кто про­яв­ля­ет усер­дие, от их усер­дия ниче­го не оста­нет­ся». (8) Сочтя эти дово­ды не столь бла­го­род­ны­ми, как дово­ды их про­тив­ни­ков, но тем не менее не лишен­ны­ми осно­ва­ния, прин­цепс уста­но­вил пре­дел для воз­на­граж­де­ния адво­ка­тов в раз­ме­ре деся­ти тысяч сестер­ци­ев, с тем чтобы пре­вы­сив­шие его при­вле­ка­лись к суду по зако­ну о вымо­га­тель­стве.

8. (1) Око­ло это­го вре­ме­ни Мит­ри­дат⁸, о кото­ром я сооб­щил, что он пра­вил Арме­ни­ей и по при­ка­зу Гая Цеза­ря был бро­шен в око­вы⁹, воз­вра­тил­ся по пове­ле­нию Клав­дия в свое цар­ство, рас­счи­ты­вая на содей­ст­вие Фарасма­на. (2) Этот послед­ний, царь ибе­ров и брат Мит­ри­да­та, сооб­щал ему, что меж­ду пар­фя­на­ми идет рас­пря и при оже­сто­чен­ной борь­бе за пре­стол они пре­не­бре­га­ют менее важ­ны­ми дела­ми. (3) Надо ска­зать, что Готарз наряду со мно­ги­ми дру­ги­ми жесто­ко­стя­ми совер­шил убий­ство сво­его бра­та Арта­ба­на, его жены и его сына, и, тре­пе­ща перед ним, пар­фяне при­зва­ли Вар­да­на. (4) А тот, склон­ный к дерз­ким пред­при­я­ти­ям, в два дня пре­одоле­ва­ет три тыся­чи ста­ди­ев и про­го­ня­ет пора­жен­но­го неожи­дан­но­стью и стра­хом Готар­за; не мед­лит он и с захва­том бли­жай­ших пре­фек­тур, и толь­ко жите­ли Селев­кии не поже­ла­ли при­знать его сво­им пове­ли­те­лем. (5) Сле­дуя более гне­ву про­тив людей, изме­нив­ших ранее и его отцу, чем тре­бо­ва­ни­ям целе­со­об­раз­но­сти при сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах, он ввя­зал­ся в оса­ду непри­ступ­но­го горо­да, хоро­шо защи­щен­но­го одно­вре­мен­но и рекою, и сте­на­ми и рас­по­ла­гав­ше­го обиль­ны­ми запа­са­ми про­до­воль­ст­вия. (6) Меж­ду тем Готарз, полу­чив помощь от дагов и гир­ка­нов, воз­об­нов­ля­ет воен­ные дей­ст­вия, и Вар­дан, вынуж­ден­ный отсту­пить от Селев­кии, пере­но­сит свой лагерь на поля Бак­трии.

9. (1) И так как силы Восто­ка были рас­чле­не­ны и оста­ва­лось неяс­ным, кто под­чи­нит их сво­ей вла­сти, перед Мит­ри­да­том откры­лась воз­мож­ность занять Арме­нию; рим­ские вои­ны овла­де­ва­ли мощ­ны­ми кре­по­стя­ми, а вой­ско ибе­ров рыс­ка­ло по полям. (2) И после того как был раз­бит решив­ший­ся на бит­ву пре­фект Демо­накт, армяне не выдер­жа­ли. (3) Неко­то­рое про­мед­ле­ние вызвал царь Малой Арме­нии Котис с несколь­ки­ми при­со­еди­нив­ши­ми­ся к нему санов­ни­ка­ми, но затем и он был укро­щен пись­мом Цеза­ря, после чего уже все армяне отда­лись под власть Мит­ри­да­та, выка­зав­ше­го себя, одна­ко, более жесто­ким, чем подо­ба­ло бы толь­ко что взо­шед­ше­му на пре­стол царю. (4) Меж­ду тем оба пар­фян­ских вла­сти­те­ля, гото­вив­ши­е­ся к реши­тель­но­му сра­же­нию, узнав о направ­лен­ных про­тив них коз­нях сооте­че­ст­вен­ни­ков, о чем сооб­щил бра­ту Готарз, вне­зап­но заклю­ча­ют союз; и встре­тив­шись, нере­ши­тель­ные вна­ча­ле, они затем протя­ну­ли друг дру­гу руки и тор­же­ст­вен­но покля­лись перед жерт­вен­ни­ком богов отмстить вра­гам их ковар­ство и прий­ти к согла­ше­нию; (5) и так как Вар­дан ока­зал­ся силь­нее, он удер­жал Пар­фян­ское цар­ство, а Готарз, дабы устра­нить воз­мож­ность сопер­ни­че­ства, уда­лил­ся в Гир­ка­нию. (6) По воз­вра­ще­нии Вар­да­на в Пар­фию, на седь­мой год после сво­его отпа­де­ния, ему сда­ет­ся Селев­кия, так дол­го к сты­ду для пар­фян от них усколь­зав­шая.

10. (1) Затем Вар­дан посе­тил важ­ней­шие пре­фек­ту­ры; он был полон жела­ния отво­е­вать Арме­нию и пред­при­нял бы такую попыт­ку, если бы легат Сирии Вибий Марс не гро­зил ему вой­ною. (2) Меж­ду тем, рас­ка­и­ва­ясь в уступ­ке цар­ства Вар­да­ну и при­зы­вае­мый зна­тью, для кото­рой под­чи­не­ние чужой вла­сти осо­бен­но тяже­ло в мир­ное вре­мя, Готарз соби­ра­ет вой­ско. (3) Про­тив­ник вышел навстре­чу к реке Эрин­ду; столк­нув­шись при пере­пра­ве через нее с упор­ным сопро­тив­ле­ни­ем и раз­гро­мив вра­гов, Вар­дан после ряда удач­ных сра­же­ний поко­рил наро­ды, оби­тав­шие меж­ду назван­ною рекой и рекой Син­дом, кото­рая отде­ля­ет дагов от ари­ев. (4) На этом закон­чи­лись успе­хи пар­фян, ибо, несмот­ря на победы, они не жела­ли вести вой­ну вда­ле­ке от роди­ны. (5) Итак, уста­но­вив памят­ни­ки и начер­тав на них над­пи­си, воз­ве­щав­шие о его могу­ще­стве и о том, что ни один Арса­кид до него не обла­гал эти пле­ме­на данью, Вар­дан воз­вра­ща­ет­ся в Пар­фию, ове­ян­ный гром­кою сла­вой и по этой при­чине еще более необуздан­ный и неснос­ный для сво­их под­дан­ных. Про­тив него был состав­лен заго­вор, и во вре­мя охоты его уби­ли, увле­чен­но­го ею и ни о чем не подо­зре­вав­ше­го. Он был еще совсем молод, но его чти­ли бы, как немно­гих из ста­рых года­ми царей, если бы он столь­ко же думал о снис­ка­нии люб­ви сво­их сооте­че­ст­вен­ни­ков, сколь­ко о вну­ше­нии стра­ха вра­гам. (6) После убий­ства Вар­да­на¹⁰ Пар­фию охва­ты­ва­ет сму­та вслед­ст­вие раз­но­гла­сий, кого при­звать вла­сти­те­лем это­го цар­ства. (7) Мно­гие скло­ня­лись к Готар­зу, неко­то­рые отда­ва­ли пред­по­чте­ние Мегер­да­ту, потом­ку Фра­ата, отдан­но­му нам когда-то в залож­ни­ки. В кон­це кон­цов одер­жал верх Готарз; (8) но, завла­дев цар­скою вла­стью, он жесто­ко­стью и про­из­во­лом вынудил пар­фян тай­но обра­тить­ся к рим­ско­му прин­цеп­су с прось­бой раз­ре­шить Мегер­да­ту при­нять отцов­ский пре­стол.

11. (1) При тех же кон­су­лах¹¹ были устро­е­ны секу­ляр­ные¹² игры, в вось­ми­сотый год от осно­ва­ния Рима и спу­стя шесть­де­сят четы­ре года после того, как их впер­вые дал Август. (2) Не буду оста­нав­ли­вать­ся на сооб­ра­же­ни­ях того и дру­го­го прин­цеп­сов, ибо я доста­точ­но рас­ска­зал об этом в тех кни­гах, в кото­рых опи­сал дея­ния импе­ра­то­ра Доми­ци­а­на¹³. (3) Ведь и он так­же дал секу­ляр­ные игры¹⁴, и в их устрой­стве я при­ни­мал дея­тель­ное уча­стие, обле­чен­ный зва­ни­ем жре­ца-квин­де­цим­ви­ра и тогда, сверх того, пре­тор; (4) гово­рю об этом не ради похваль­бы, а пото­му, что эта забота издав­на воз­ла­га­лась на кол­ле­гию квин­де­цим­ви­ров. И зани­ма­лись отправ­ле­ни­ем рели­ги­оз­ных обрядов пре­иму­ще­ст­вен­но те из них, кто был маги­ст­ра­том. (5) Во вре­мя игр, про­ис­хо­див­ших в цир­ке в при­сут­ст­вии Клав­дия, под­рост­ки из знат­ных семейств, и сре­ди них Бри­тан­ник, сын импе­ра­то­ра, и Луций Доми­ций, впо­след­ст­вии через усы­нов­ле­ние уна­сле­до­вав­ший импе­ра­тор­скую власть и имя Неро­на¹⁵, дава­ли на конях тро­ян­ское пред­став­ле­ние¹⁶, и то, что народ бла­го­склон­нее отнес­ся к Доми­цию, было вос­при­ня­то как пред­ска­за­ние. (6) Ходи­ла так­же мол­ва, буд­то в мла­ден­че­стве его в каче­стве стра­жей охра­ня­ли дра­ко­ны — вымы­сел, поза­им­ст­во­ван­ный из чуже­зем­ных ска­зок; во вся­ком слу­чае он сам, отнюдь не склон­ный себя ума­лять, гово­рил, что в его спаль­ном покое была обна­ру­же­на все­го лишь змея.

12. (1) Но в дей­ст­ви­тель­но­сти рас­по­ло­же­ние наро­да к нему про­ис­те­ка­ло из еще не заглох­ше­го вос­по­ми­на­ния о Гер­ма­ни­ке, чьим послед­ним потом­ком муж­ско­го пола он был, и под­креп­ля­лось, кро­ме того, сочув­ст­ви­ем к его мате­ри Агрип­пине вслед­ст­вие пре­сле­до­ва­ний со сто­ро­ны Мес­са­ли­ны, кото­рая была все­гда к ней враж­деб­на, а в то вре­мя более, чем когда-либо, и если ни сама, ни через донос­чи­ков не предъ­яв­ля­ла ей обви­не­ний, то толь­ко пото­му, что была погло­ще­на сво­ей новой и близ­кой к поме­ша­тель­ству влюб­лен­но­стью. (2) Ибо она вос­пы­ла­ла к Гаю Силию, кра­си­вей­ше­му из моло­дых людей Рима, такой необуздан­ной стра­стью, что рас­торг­ла его брач­ный союз со знат­ной жен­щи­ной Юни­ей Сила­ной, чтобы без­раздель­но завла­деть сво­им любов­ни­ком. (3) Силий хоро­шо пони­мал, насколь­ко пре­ступ­на и чре­ва­та опас­но­стя­ми подоб­ная связь, но отверг­нуть Мес­са­ли­ну было бы вер­ною гибе­лью, а про­дол­же­ние свя­зи остав­ля­ло неко­то­рые надеж­ды, что она оста­нет­ся тай­ной. При­вле­кае­мый вме­сте с тем открыв­ши­ми­ся пред ним боль­ши­ми воз­мож­но­стя­ми, он нахо­дил уте­ше­ние в том, что не думал о буду­щем и чер­пал наслаж­де­ние в насто­я­щем. (4) А Мес­са­ли­на не украд­кою, а в сопро­вож­де­нии мно­гих откры­то посе­ща­ла его дом, повсюду сле­до­ва­ла за ним по пятам, щед­ро наде­ля­ла его день­га­ми и поче­стя­ми, и у ее любов­ни­ка, слов­но вер­хов­ная власть уже пере­шла в его руки, мож­но было увидеть рабов прин­цеп­са, его воль­ноот­пу­щен­ни­ков и утварь из его дома.

13. (1) Меж­ду тем Клав­дий, оста­ва­ясь в пол­ном неведе­нии о сво­их семей­ных делах, отправ­лял цен­зор­ские обя­зан­но­сти и осудил в стро­гих ука­зах рас­пу­щен­ность теат­раль­ной тол­пы, осы­пав­шей бра­нью и поно­ше­ни­я­ми быв­ше­го кон­су­ла Пуб­лия Пом­по­ния (ибо он давал для сце­ны свои сти­хи) и ряд знат­ных жен­щин. (2) Тогда же ради обузда­ния про­из­во­ла ростов­щи­ков он издал закон, вос­пре­щав­ший ссу­жать день­ги сыну при жиз­ни отца с пога­ше­ни­ем дол­га после смер­ти отца. Дал он Риму и воду, про­ведя ее из клю­чей на Сим­б­ру­ин­ских хол­мах¹⁷. (3) Он при­ба­вил так­же новые бук­вы и ввел их в обра­ще­ние¹⁸, уста­но­вив, что и гре­че­ский алфа­вит был создан не сра­зу.

14. (1) Егип­тяне пер­вы­ми обо­зна­чи­ли познан­ное умом при помо­щи изо­бра­же­ний живот­ных (эти древ­ней­шие памят­ни­ки исто­рии чело­ве­че­ской все еще сохра­ня­ют­ся высе­чен­ны­ми на кам­нях), и они утвер­жда­ют, что имен­но они изо­бре­ли бук­вы; впо­след­ст­вии фини­ки­яне, посколь­ку им при­над­ле­жа­ло пер­вен­ство на море, пере­нес­ли их в Гре­цию и при­сво­и­ли себе сла­ву изо­бре­та­те­лей букв, хотя в дей­ст­ви­тель­но­сти они их не при­ду­ма­ли, а толь­ко заим­ст­во­ва­ли. (2) Отсюда и воз­ник­ло пре­да­ние, буд­то Кадм, при­быв с фини­кий­ским фло­том к еще диким в ту пору наро­дам Гре­ции, был созда­те­лем искус­ства пись­ма. (3) Неко­то­рые пере­да­ют, что Кек­роп афи­ня­нин или Лин фива­нец и во вре­ме­на тро­ян­ской вой­ны Пала­мед арги­вя­нин изо­бре­ли начер­та­ния для шест­на­дца­ти букв, а затем были изо­бре­те­ны и осталь­ные, и это было сде­ла­но глав­ным обра­зом Симо­нидом. (4) А в Ита­лии этрус­ки научи­лись им от корин­фя­ни­на Дема­ра­та, або­ри­ге­ны — от арка­дя­ни­на Эванд­ра; и начер­та­ние латин­ских букв было таким же, как и древ­ней­ших гре­че­ских. И у нас так­же их было сна­ча­ла мень­ше, а осталь­ные добав­ле­ны позд­нее. (5) Опи­ра­ясь на этот при­мер, Клав­дий при­ба­вил три бук­вы, быв­шие в ходу в годы его власт­во­ва­ния, а затем вышед­шие из употреб­ле­ния; их мож­но увидеть еще и поныне на брон­зо­вых дос­ках…¹⁹, при­би­тых на пло­ща­дях и в хра­мах.

15. (1) Высту­пил Клав­дий в сена­те и с докла­дом об учреж­де­нии кол­ле­гии гаруспи­ков, дабы не заглох­ла по нера­ди­во­сти древ­ней­шая нау­ка Ита­лии: к ним часто обра­ща­лись в труд­ные для государ­ства дни, по их ука­за­нию вос­ста­нав­ли­ва­лись свя­щен­но­дей­ст­вия и в после­дую­щем более тща­тель­но отправ­ля­лись; этрус­ская знать по соб­ст­вен­но­му жела­нию или побуж­дае­мая рим­ским сена­том хра­ни­ла пре­ем­ст­вен­ность этих зна­ний; теперь, одна­ко, это дела­ет­ся гораздо небреж­нее из-за все­об­ще­го рав­но­ду­шия к бла­го­че­стию и рас­про­стра­не­ния чуже­зем­ных суе­ве­рий. (2) И хотя ныне во всем уста­но­ви­лось бла­го­по­лу­чие, все же долж­но воздать бла­го­да­ре­ние богам за их бла­го­склон­ность и не допу­стить, чтобы свя­щен­ные обряды, усерд­но почи­тав­ши­е­ся в тяже­лые вре­ме­на, ока­за­лись пре­дан­ны­ми забве­нию в счаст­ли­вые. (3) Исхо­дя из это­го и был состав­лен сенат­ский указ, пред­пи­сы­вав­ший вер­хов­ным жре­цам рас­смот­реть, что необ­хо­ди­мо для сохра­не­ния и закреп­ле­ния искус­ства гаруспи­ков.

16. (1) В том же году пле­мя херус­ков испро­си­ло царя из Рима, так как их знать была истреб­ле­на во вре­мя меж­до­усоб­ных войн и оста­вал­ся в живых лишь один-един­ст­вен­ный пото­мок царей, нахо­див­ший­ся в Риме и носив­ший имя Ита­ли­ка. (2) Отцом его был брат Арми­ния Флав, мате­рью — дочь Акту­ме­ра, вождя хат­тов; сам он обла­дал кра­си­вой наруж­но­стью и хоро­шо умел управ­лять­ся с конем и ору­жи­ем как на оте­че­ский лад, так и по-наше­му. (3) Итак, Цезарь, снаб­див его день­га­ми и дав ему охра­ну, при­зы­ва­ет его вооду­ше­вить­ся испол­не­ни­ем наслед­ст­вен­но­го нечет­но­го дол­га: он — пер­вый родив­ший­ся в Риме, и не залож­ник, а рим­ский граж­да­нин, отправ­ля­ет­ся на чуже­зем­ное цар­ст­во­ва­ние. (4) Сна­ча­ла гер­ман­цы радо­ва­лись его при­бы­тию, и так как, чуж­дый их рас­прям, он оди­на­ко­во бла­го­склон­но отно­сил­ся ко всем и рас­по­ла­гал к себе то обхо­ди­тель­но­стью и сдер­жан­но­стью, что нико­му не пре­тит, а чаще браж­ни­ча­ньем и раз­гу­лом, что по душе вар­ва­рам, его вся­че­ски пре­воз­но­си­ли и почи­та­ли. (5) И уже доб­рая сла­ва о нем шла сре­ди ближ­них пле­мен, уже рас­про­стра­ня­лась она и даль­ше, когда те, кто извле­кал для себя выго­ду из раздо­ров, стра­шась его уси­ле­ния, уда­ля­ют­ся к сосед­ним наро­дам и там рас­про­стра­ня­ют убеж­де­ние, что древ­ней сво­бо­де гер­ман­цев при­хо­дит конец, ибо рим­ляне начи­на­ют само­власт­но рас­по­ря­жать­ся ими: (6) уже­ли и в самом деле из родив­ших­ся на той же гер­ман­ской зем­ле нет нико­го, чтобы пра­вить ими, и отпрыск лазут­чи­ка Фла­ва — един­ст­вен­ный, кого над­ле­жа­ло воз­не­сти выше всех? (7) И неза­чем упо­ми­нать при этом Арми­ния; даже если бы повеле­вать ими при­был его сын, взра­щен­ный на чужой поч­ве, то и тогда сле­до­ва­ло бы опа­сать­ся, что он отрав­лен вос­пи­та­ни­ем, под­чи­не­ни­ем, жиз­нен­ным укла­дом и вооб­ще всем ино­зем­ным; (8) но если Ита­лик уна­сле­до­вал к тому же образ мыс­лей отца, то никто не под­ни­мал ору­жия про­тив отчиз­ны и оте­че­ст­вен­ных богов с боль­шим оже­сто­че­ни­ем, чем его роди­тель.

17. (1) При помо­щи таких и подоб­ных речей они собра­ли боль­шое вой­ско и не мень­шее после­до­ва­ло за Ита­ли­ком. (2) Обра­ща­ясь к наро­ду, он посто­ян­но напо­ми­нал, что не ворвал­ся силою к не желав­шим его, но при­зван ими, так как пре­вос­хо­дит всех знат­но­стью; пусть они испы­та­ют его доб­лесть на деле, и он пока­жет, досто­ин ли сво­его дяди Арми­ния, сво­его деда Акту­ме­ра. (3) Ему нече­го сты­дить­ся отца, кото­рый, с согла­сия гер­ман­цев, обе­щав вер­ность рим­ля­нам, ни разу ее не нару­шил. (4) Лож­но при­кры­ва­ют­ся име­нем сво­бо­ды люди без­род­ные, враж­деб­ные обще­ству, кото­рые един­ст­вен­ную надеж­ду для себя видят в усо­би­цах. (5) В ответ на это тол­па шум­но выра­жа­ла ему одоб­ре­ние; спу­стя неко­то­рое вре­мя меж­ду вар­ва­ра­ми про­изо­шла оже­сто­чен­ная бит­ва, в кото­рой, царь одер­жал победу, но вско­ре, упо­ен­ный успе­хом, впал в высо­ко­ме­рие и был изгнан; под­дер­жан­ный лан­го­бар­да­ми, он воз­вра­тил­ся на цар­ство, утес­няя пле­мя херус­ков и когда судь­ба бла­го­при­ят­ст­во­ва­ла ему, и когда она от него отво­ра­чи­ва­лась.

18. (1) Тогда же хав­ки, сво­бод­ные от внут­рен­них смут и осмелев­шие по при­чине смер­ти Сан­кви­ния²⁰, подо­шли на лег­ких судах к Ниж­ней Гер­ма­нии и до при­бы­тия Кор­бу­ло­на опу­сто­ша­ли ее набе­га­ми; их пред­во­ди­тель Ган­наск, родом из пле­ме­ни кан­ни­не­фа­тов, ранее слу­жив­ший у нас во вспо­мо­га­тель­ном вой­ске, а затем пере­бе­жав­ший к гер­ман­цам, гра­бил и разо­рял глав­ным обра­зом галль­ский берег, хоро­шо зная, что оби­та­те­ли его бога­ты и нево­ин­ст­вен­ны. (2) Но Кор­бу­лон, дея­тель­но, а вско­ре и со сла­вою для себя, нача­ло кото­рой поло­жи­ли его Дей­ст­вия про­тив хав­ков, при­сту­пив к управ­ле­нию этой про­вин­ци­ей, выслал про­тив них по рус­лу Рей­на три­ре­мы, напра­вив осталь­ные суда, смот­ря по тому, где какие были при­год­нее, в его раз­ли­вы и рука­ва; истре­бив вра­же­ские ладьи и про­гнав Ган­на­ска, он взял­ся, как толь­ко с наи­бо­лее неот­лож­ным было покон­че­но, за леги­о­ны, тяго­тив­ши­е­ся воин­ски­ми труда­ми и лише­ни­я­ми, но с удо­воль­ст­ви­ем пре­да­вав­ши­е­ся гра­бе­жу, и вос­ста­но­вил в них ста­рин­ную дис­ци­пли­ну, запре­тив само­воль­но покидать строй и всту­пать в бит­ву. (3) Вои­нам было при­ка­за­но нести дозо­ры и кара­у­лы, а так­же все свои днев­ные и ноч­ные обя­зан­но­сти, нахо­дясь при ору­жии; (4) и рас­ска­зы­ва­ют, что одно­го из них он пока­рал смер­тью за то, что тот копал зем­лю для вала, не будучи пре­по­я­сан мечом, а дру­го­го — так как он был воору­жен толь­ко кин­жа­лом. (5) Это — чрез­мер­ное нака­за­ние, и неиз­вест­но, не вымыш­лен ли рас­сказ о нем, но и в таком слу­чае он порож­ден стро­го­стью пол­ко­во­д­ца; вся­ко­му ясно, насколь­ко непре­клон­ным и неумо­ли­мым он был, когда дело шло о круп­ных про­вин­но­стях, если ему при­пи­сы­ва­лась такая суро­вость даже по отно­ше­нию к мел­ким про­ступ­кам.

19. (1) Эти меры устра­ше­ния по-раз­но­му воздей­ст­во­ва­ли на рим­ских вои­нов и на вра­гов: у нас они укре­пи­ли муже­ство, у вар­ва­ров уба­ви­ли спе­си. (2) И пле­мя фри­зов, кото­рое после вос­ста­ния, начав­ше­го­ся с пора­же­ния Луция Апро­ния²¹, отно­си­лось к нам с откро­вен­ной враж­деб­но­стью и было весь­ма нена­деж­ным, выдав залож­ни­ков, осе­ло в отведен­ных ему Кор­бу­ло­ном местах; он же назна­чил им ста­рей­шин и долж­ност­ных лиц и пред­пи­сал зако­ны. (3) И чтобы они не нару­ша­ли его при­ка­за­ний, он поста­вил у них гар­ни­зон, а к Боль­шим хав­кам напра­вил сво­их людей, дабы те скло­ни­ли их сдать­ся на его милость и обман­ным обра­зом уби­ли Ган­на­ска. (4) Эти коз­ни про­тив пере­беж­чи­ка и нару­ши­те­ля клят­вы име­ли успех. В них не было в сущ­но­сти ниче­го бес­чест­но­го. (5) Но его убий­ство глу­бо­ко воз­му­ти­ло хав­ков, и Кор­бу­лон сеял сре­ди них семе­на мяте­жа, что боль­шин­ст­вом одоб­ря­лось, но неко­то­ры­ми было встре­че­но с осуж­де­ни­ем. Зачем воз­буж­дать вра­га? (6) Неуда­ча тяже­ло отра­зит­ся на государ­стве, а если этот выдаю­щий­ся муж добьет­ся успе­ха, то станет опас­ной угро­зою для граж­дан­ско­го мира и непо­силь­ным бре­ме­нем для столь вяло­го прин­цеп­са. (7) Итак, Клав­дий реши­тель­но вос­пре­тил зате­вать в Гер­ма­нии новые воен­ные пред­при­я­тия и, более того, пове­лел отве­сти вой­ска на нашу сто­ро­ну Рей­на.

20. (1) Пись­мо Клав­дия было вру­че­но Кор­бу­ло­ну, когда он уже укреп­лял лагерь на зем­ле непри­я­те­ля. Пора­жен­ный неожи­дан­ным при­ка­за­ни­ем и вол­ну­е­мый про­ти­во­ре­чи­вы­ми чув­ства­ми, опа­са­ясь ослу­шать­ся импе­ра­то­ра и одно­вре­мен­но пред­видя пре­зре­ние вар­ва­ров и насмеш­ки союз­ни­ков, он про­мол­вил: «О, каки­ми счаст­лив­ца­ми были неко­гда рим­ские пол­ко­вод­цы!», — и, не доба­вив боль­ше ни сло­ва, подал сиг­нал к отступ­ле­нию. (2) Одна­ко, чтобы не дать вои­нам закос­неть в празд­но­сти, Кор­бу­лон про­вел канал меж­ду Мозой и Рей­ном дли­ною в два­дцать три тыся­чи шагов, кото­рый избав­лял от необ­хо­ди­мо­сти под­вер­гать­ся пре­врат­но­стям пла­ва­нья по Оке­а­ну. (3) И Цезарь даро­вал ему три­ум­фаль­ные отли­чия, хотя и не доз­во­лил вести вой­ну.

(4) Немно­гим поз­же той же поче­сти был удо­сто­ен и Кур­ций Руф, постро­ив­ший в обла­сти мат­ти­а­ков руд­ник для раз­ра­бот­ки сереб­ро­нос­ных жил. Добы­ча в нем была незна­чи­тель­ной и вско­ре иссяк­ла. Копать водоот­вод­ные рвы и про­из­во­дить под зем­лею работы, тяже­лые и на ее поверх­но­сти, не гово­ря уже об изну­ри­тель­но­сти труда, было сопря­же­но для леги­о­не­ров так­же с мате­ри­аль­ным ущер­бом. (5) Выведен­ные этим из тер­пе­ния, вои­ны тай­но состав­ля­ют от име­ни несколь­ких армий, посколь­ку их това­ри­щам при­хо­ди­лось пре­тер­пе­вать то же самое в раз­лич­ных про­вин­ци­ях, пись­мо импе­ра­то­ру, умо­ляя его зара­нее жало­вать три­ум­фаль­ные отли­чия вся­ко­му, кого он соби­ра­ет­ся поста­вить во гла­ве вой­ска.

21. (1) О про­ис­хож­де­нии Кур­ция Руфа, о кото­ром неко­то­рые пере­да­ют, что он сын гла­ди­а­то­ра, не ста­ну утвер­ждать лож­но­го и сты­жусь ска­зать прав­ду. (2) Достиг­нув зре­ло­го воз­рас­та, он отпра­вил­ся в Афри­ку вме­сте с кве­сто­ром, кото­ро­му доста­лась эта про­вин­ция; и вот, когда он как-то в полу­ден­ный час бро­дил в оди­но­че­стве по опу­стев­шим пор­ти­кам горо­да Адру­ме­та, ему пред­ста­ло виде­ние в обра­зе жен­щи­ны боль­ше­го роста, неже­ли чело­ве­че­ский, и он услы­шал сле­дую­щие сло­ва: «В эту про­вин­цию, Руф, ты вер­нешь­ся про­кон­су­лом». (3) Окры­лен­ный таким пред­ска­за­ни­ем, он по воз­вра­ще­нии в Рим бла­го­да­ря щед­рой под­держ­ке дру­зей и ост­ро­му уму полу­чил кве­сту­ру, а затем по избра­нии прин­цеп­са — и пре­ту­ру, хотя его сопер­ни­ка­ми были знат­ные лица, при­чем Тибе­рий, набра­сы­вая покров на его постыд­ное про­ис­хож­де­ние, заявил: «Руф, как мне кажет­ся, родил­ся от себя само­го». (4) Дожив до глу­бо­кой ста­ро­сти, с выс­ши­ми отвра­ти­тель­но льсти­вый, с низ­ши­ми — над­мен­ный, с рав­ны­ми — неужив­чи­вый, он добил­ся кон­суль­ства, три­ум­фаль­ных отли­чий и нако­нец про­вин­ции Афри­ки, про­жив жизнь в соот­вет­ст­вии с пред­ска­зан­ною ему судь­бою.

22. (1) Меж­ду тем в Риме в тол­пе явив­ших­ся при­вет­ст­во­вать прин­цеп­са был обна­ру­жен имев­ший при себе меч рим­ский всад­ник Гней Ноний, при­чем ни тогда, ни позд­нее не были выяс­не­ны при­чи­ны заду­ман­но­го им пре­ступ­ле­ния. (2) Истер­зан­ный пыт­ка­ми, он при­знал­ся в сво­ей зло­коз­нен­но­сти, но не назвал сообщ­ни­ков, и неиз­вест­но, ута­ил ли он их или их не было.

(3) При тех же кон­су­лах Пуб­лий Дола­бел­ла внес пред­ло­же­ние, чтобы избран­ные на долж­ность кве­сто­ров еже­год­но дава­ли на свои сред­ства пред­став­ле­ние гла­ди­а­то­ров. (4) У наших пред­ков маги­ст­ра­ту­ра была награ­дою за доб­ро­де­те­ли, и каж­до­му граж­да­ни­ну, пола­гав­ше­му, что он спра­вит­ся с нею, доз­во­ля­лось ее домо­гать­ся; и даже воз­раст не мог быть пре­пят­ст­ви­ем к полу­че­нию кон­суль­ства или дик­та­тор­ских пол­но­мо­чий, хотя бы и в ран­ней моло­до­сти²². (5) Кве­сту­ра была учреж­де­на еще при вла­сти царей, что дока­зы­ва­ет воз­об­нов­лен­ный Луци­ем Бру­том кури­ат­ский закон²³. (6) Пра­во их выбо­ра оста­ва­лось за кон­су­ла­ми, пока и на эту почет­ную долж­ность не стал изби­рать народ. (7) Пер­вы­ми избран­ны­ми им кве­сто­ра­ми были Вале­рий Потит и Эми­лий Мамерк, на шесть­де­сят третьем году после изгна­ния Тарк­ви­ни­ев; им было вме­не­но в обя­зан­ность сопро­вож­дать отправ­ля­ю­щих­ся на вой­ну кон­су­лов. (8) Затем в свя­зи с воз­рас­та­ни­ем чис­ла дел и их услож­не­ни­ем было добав­ле­но еще двое кве­сто­ров, кото­рым пору­ча­лось вести лишь город­ские дела; в даль­ней­шем коли­че­ство кве­сто­ров было удво­е­но, так как к тому вре­ме­ни уже вся Ита­лия пла­ти­ла нам пода­ти и к это­му при­со­еди­ня­лись, кро­ме того, поступ­ле­ния из про­вин­ций; (9) еще поз­же, по зако­ну Сул­лы, было избра­но два­дцать кве­сто­ров²⁴ для попол­не­ния соста­ва сена­та, кото­ро­му было пору­че­но вер­шить пра­во­судие. (10) И хотя всад­ни­ки сно­ва полу­чи­ли в свое веде­ние суд, кве­сту­ра пре­до­став­ля­лась без каких-либо иных осно­ва­ний, кро­ме досто­ин­ства кан­дида­тов или рас­по­ло­же­ния тех, кто их изби­рал, пока, по пред­ло­же­нию Дола­бел­лы, она не ста­ла как бы про­да­вать­ся с тор­гов.

23. (1) В кон­суль­ство Авла Вител­лия и Луция Вип­ста­на²⁵, когда было наме­че­но попол­не­ние рим­ско­го сена­та и знат­ные из той Гал­лии, что зовет­ся Кос­ма­тою, дав­ние наши союз­ни­ки, полу­чив­шие наше граж­дан­ство, ста­ли домо­гать­ся для себя пра­ва быть избран­ны­ми на выс­шие долж­но­сти в государ­стве, этот вопрос нача­ли горя­чо обсуж­дать и было выска­за­но мно­го раз­лич­ных мне­ний. (2) И в окру­же­нии прин­цеп­са голо­са разде­ли­лись. Мно­гие утвер­жда­ли, что Ита­лия не так уж оскуде­ла, чтобы не быть в состо­я­нии дать сена­то­ров сво­е­му глав­но­му горо­ду. (3) Неко­гда еди­но­кров­ные с нами наро­ды²⁶ доволь­ст­во­ва­лись уро­жен­ца­ми горо­да Рима, и никто не сты­дит­ся наше­го государ­ства, каким оно было в древ­но­сти. Боль­ше того, и посей­час вспо­ми­на­ют об образ­цах доб­ле­сти и вели­чия, явлен­ных рим­ским харак­те­ром при былых нра­вах. (4) Или нам мало, что вене­ты и инсуб­ры про­рва­лись в курию, и мы жаж­дем ока­зать­ся как бы в пле­ну у тол­пы чуже­зем­цев? (5) Но какие поче­сти оста­нут­ся после это­го для нашей еще сохра­нив­шей­ся в неболь­шом чис­ле родо­вой зна­ти или для како­го-нибудь небо­га­то­го сена­то­ра из Лация? (6) Все запол­нят те бога­чи, чьи деды и пра­деды, будучи вождя­ми враж­деб­ных наро­дов, истреб­ля­ли наши вой­ска мечом, тес­ни­ли под Але­зи­ей боже­ст­вен­но­го Юлия! (7) Это — из недав­не­го про­шло­го. А если вспом­нить о наших пред­ках, кото­рые пали от тех же рук у под­но­жия Капи­то­лия и кре­по­сти в Риме! Пусть, пожа­луй, гал­лы рас­по­ла­га­ют пра­ва­ми граж­дан; но нико­им обра­зом нель­зя делать их досто­я­ни­ем сена­тор­ские отли­чия и возда­вае­мые выс­шим долж­ност­ным лицам поче­сти!

24. (1) Эти и подоб­ные сооб­ра­же­ния не убеди­ли прин­цеп­са; он, слу­шая их, воз­ра­жал и, созвав сенат, обра­тил­ся к нему со сле­дую­щей речью: «При­мер моих пред­ков и древ­ней­ше­го из них Клав­са, родом саби­ня­ни­на, кото­рый, полу­чив рим­ское граж­дан­ство, одно­вре­мен­но был при­чис­лен к пат­ри­ци­ям, убеж­да­ет меня при управ­ле­нии государ­ст­вом руко­вод­ст­во­вать­ся сход­ны­ми сооб­ра­же­ни­я­ми и заим­ст­во­вать все луч­шее, где бы я его ни нашел. (2) Я хоро­шо пом­ню, что Юлии про­ис­хо­дят из Аль­бы, Корун­ка­нии — из Каме­рия, Пор­ции — из Туску­ла, и, чтобы не воро­шить древ­ность, что в сена­те есть выход­цы из Этру­рии, Лука­нии, всей Ита­лии, и, нако­нец, что ее пре­де­лы были раз­дви­ну­ты вплоть до Альп, дабы не толь­ко отдель­ные лич­но­сти, но и все ее обла­сти и пле­ме­на сли­лись с рим­ским наро­дом в еди­ное целое. (3) Мы достиг­ли проч­но­го спо­кой­ст­вия внут­ри наше­го государ­ства и бли­ста­тель­но­го поло­же­ния во внеш­них делах лишь после того, как пре­до­ста­ви­ли наше граж­дан­ство народ­но­стям, оби­таю­щим за рекой Падом и, исполь­зо­вав осно­ван­ные нами во всем мире воен­ные посе­ле­ния, при­ня­ли в них наи­бо­лее достой­ных про­вин­ци­а­лов, ока­зав тем самым суще­ст­вен­ную под­держ­ку нашей истом­лен­ной импе­рии. (4) Раз­ве мы рас­ка­и­ва­ем­ся, что к нам пере­се­ли­лись из Испа­нии Баль­бы и не менее выдаю­щи­е­ся мужи из Нар­бонн­ской Гал­лии? И теперь сре­ди нас живут их потом­ки и не усту­па­ют нам в люб­ви к нашей родине. (5) Что же погу­би­ло лакеде­мо­нян и афи­нян, хотя их воен­ная мощь оста­ва­лась непо­ко­леб­лен­ной, как не то, что они отго­ра­жи­ва­лись от побеж­ден­ных, так как те — чуже­стран­цы? (6) А осно­ва­тель наше­го государ­ства Ромул отли­чал­ся столь выдаю­щей­ся муд­ро­стью, что видел во мно­гих народ­но­стях на про­тя­же­нии одно­го и того же дня сна­ча­ла вра­гов, потом — граж­дан. (7) При­шель­цы власт­во­ва­ли над нами; детям воль­ноот­пу­щен­ни­ков пору­ча­ет­ся отправ­ле­ние маги­ст­ра­тур не с недав­них пор, как мно­гие оши­боч­но пола­га­ют, но не раз так посту­пал народ и в дав­ние вре­ме­на. (8) Мы сра­жа­лись с сено­на­ми. Но раз­ве воль­ски и эквы нико­гда не выхо­ди­ли про­тив нас на поле сра­же­ния? (9) Мы были раз­би­ты гал­ла­ми, но отда­ли мы залож­ни­ков и этрус­кам, а сам­ни­ты про­ве­ли нас под ярмом²⁷. И все же, если при­пом­нить все вой­ны, кото­рые мы вели, то ока­жет­ся, что ни одной из них мы не завер­ши­ли в более крат­кий срок, чем вой­ну с гал­ла­ми; и с того вре­ме­ни у нас с ними неру­ши­мый и проч­ный мир. (10) Пусть же свя­зан­ные с нами общ­но­стью нра­вов, сход­ством жиз­нен­ных пра­вил, род­ст­вом они луч­ше при­не­сут к нам свое золо­то и богат­ство, чем вла­де­ют ими раздель­но от нас! (11) Всё, отцы сена­то­ры, что теперь почи­та­ет­ся очень ста­рым, было когда-то новым; маги­ст­ра­ты-пле­беи появи­лись после маги­ст­ра­тов-пат­ри­ци­ев, маги­ст­ра­ты-лати­няне — после маги­ст­ра­тов-пле­бе­ев, маги­ст­ра­ты из всех про­чих наро­дов Ита­лии — после маги­ст­ра­тов-лати­нян. Уста­ре­ет и это, и то, что мы сего­дня под­креп­ля­ем при­ме­ра­ми, так­же когда-нибудь станет при­ме­ром».

25. (1) За речью прин­цеп­са после­до­ва­ло сенат­ское поста­нов­ле­ние, в силу кото­ро­го эдуи пер­вы­ми полу­чи­ли пра­во ста­но­вить­ся сена­то­ра­ми, (2) в ува­же­ние к ста­рин­но­му сою­зу и к тому, что они един­ст­вен­ные из гал­лов име­но­ва­лись бра­тья­ми рим­ско­го наро­да.

(3) В те же дни Цезарь воз­вел в пат­ри­ции ста­рей­ших сена­то­ров, — и тех из них, чьи отцы про­сла­ви­ли себя выдаю­щи­ми­ся дея­ни­я­ми, ибо уже оста­ва­лось немно­го родов, назван­ных Рому­лом стар­ши­ми, и тех, кото­рых Луций Брут назвал млад­ши­ми; угас­ли даже роды, при­чис­лен­ные к пат­ри­ци­ан­ским дик­та­то­ром Цеза­рем по зако­ну Кас­сия и прин­цеп­сом Авгу­стом по зако­ну Сения²⁸; (4) эти бла­го­де­тель­ные для государ­ства меро­при­я­тия цен­зор²⁹ про­во­дит с боль­шим удо­вле­тво­ре­ни­ем. (5) Оза­бо­чен­ный уда­ле­ни­ем из сена­та покрыв­ших себя бес­че­стьем, он при­ме­нил недав­но при­ду­ман­ный и мяг­кий по срав­не­нию с былою суро­во­стью спо­соб, обра­тив­шись к ним с уве­ща­ни­ем пораз­мыс­лить над сво­и­ми дела­ми и доб­ро­воль­но заявить о сво­ем наме­ре­нии вый­ти из сена­тор­ско­го сосло­вия; (6) доз­во­ле­ние на это будет дано без труда, и он одно­вре­мен­но назо­вет как исклю­чен­ных из сена­та, так и тех, кто сам себя осудил, дабы сопо­став­ле­ние при­го­во­ра цен­зо­ров, с рас­ка­я­ньем ушед­ших по сво­ей воле, послу­жи­ло к ума­ле­нию их бес­сла­вия. (7) По это­му пово­ду кон­сул Вип­стан пред­ло­жил под­не­сти Клав­дию титул отца сена­та: ибо титул отца оте­че­ства стал обы­ден­ным и заслу­ги ново­го рода долж­ны быть отме­че­ны ранее неве­до­мым наиме­но­ва­ни­ем. Но сам Клав­дий оста­но­вил кон­су­ла, сочтя, что тот слиш­ком дале­ко зашел в лести. (8) Тогда же Цезарь объ­явил об окон­ча­нии пере­пи­си, соглас­но кото­рой насчи­ты­ва­лось пять мил­ли­о­нов девять­сот восемь­де­сят четы­ре тыся­чи семь­де­сят два граж­да­ни­на. Око­ло это­го вре­ме­ни при­шел конец и его неведе­нию отно­си­тель­но про­ис­хо­дя­ще­го у него в доме: немно­го поз­же ему при­шлось узнать о непотреб­ствах жены и обру­шить на нее кару, чтобы затем рас­па­лить­ся жела­ни­ем всту­пить в кро­во­сме­си­тель­ный брак.

26. (1) Мес­са­лине уже наску­чи­ла лег­кость, с какою она совер­ша­ла пре­лю­бо­де­я­ния, и она иска­ла новых, неиз­ведан­ных еще наслаж­де­ний, когда Силий, тол­кае­мый роко­вым без­рас­суд­ст­вом или сочтя, что един­ст­вен­ное сред­ство про­тив навис­ших опас­но­стей — сами опас­но­сти, стал побуж­дать ее покон­чить с при­твор­ст­вом: (2) их поло­же­ние не тако­во, чтобы ждать, пока Клав­дий умрет от ста­ро­сти; тем, кто ни в чем не пови­нен, бла­го­ра­зу­мие не во вред, но явные бес­чин­ства могут най­ти опо­ру лишь в дер­зо­сти. У них есть сообщ­ни­ки, кото­рые стра­шат­ся того же. (3) Он не женат, без­де­тен, готов всту­пить с ней в супру­же­ство и усы­но­вить Бри­тан­ни­ка. (4) Если они опе­ре­дят Клав­дия, довер­чи­во­го и бес­печ­но­го, но неисто­во­го во гне­ве у Мес­са­ли­ны сохра­нит­ся преж­нее могу­ще­ство, но доба­вит­ся без­опас­ность. (5) К этим речам Мес­са­ли­на отнес­лась без­участ­но, но не из люб­ви к мужу, а вслед­ст­вие опа­се­ний, как бы, завла­дев вла­стью, Силий не охла­дел к любов­ни­це и не оце­нил насто­я­щей ценой зло­де­я­ние, кото­рое одоб­рял при угро­жаю­щих обсто­я­тель­ствах. (6) Но мысль о бра­ке все-таки при­влек­ла ее сво­ей непо­мер­ною наг­ло­стью, в кото­рой нахо­дят для себя послед­нее наслаж­де­ние рас­тра­тив­шие все осталь­ное. (7) Итак, едва дождав­шись отъ­езда Клав­дия, отбыв­ше­го для жерт­во­при­но­ше­ния в Остию, она тор­же­ст­вен­но справ­ля­ет все сва­деб­ные обряды.

27. (1) Я знаю, пока­жет­ся сказ­кой, что в горо­де, все знаю­щем и ниче­го не тая­щем, нашел­ся сре­ди смерт­ных столь дерз­кий и без­за­бот­ный, при­том — кон­сул на сле­дую­щий срок, кото­рый встре­тил­ся в зара­нее услов­лен­ный день с женой прин­цеп­са, созвав свиде­те­лей для под­пи­са­ния их брач­но­го дого­во­ра, что она слу­ша­ла сло­ва совер­шав­ших обряд бра­ко­со­че­та­ния, наде­ва­ла на себя сва­деб­ное покры­ва­ло, при­но­си­ла жерт­вы пред алта­ря­ми богов, что они воз­ле­жа­ли сре­ди пиру­ю­щих, что тут были поце­луи, объ­я­тия, нако­нец, что ночь была про­веде­на ими в супру­же­ской воль­но­сти. (2) Но ничто мною не выду­ма­но, чтобы пора­зить вооб­ра­же­ние, и я пере­дам толь­ко то, о чем слы­ша­ли ста­ри­ки и что они запи­са­ли.

28. (1) Двор прин­цеп­са охва­ти­ла тре­во­га, и уже не в раз­го­во­рах наедине, а откры­то выра­жа­ли свое воз­му­ще­ние глав­ным обра­зом те, кто рас­по­ла­гал вли­я­ни­ем и боял­ся государ­ст­вен­но­го пере­во­рота: пока ложе прин­цеп­са осквер­нял лицедей³⁰, это, конеч­но, было постыд­но, но не суще­ст­во­ва­ло угро­зы роко­вых потря­се­ний; но теперь его место занял знат­ный моло­дой чело­век, кото­ро­му пре­крас­ная внеш­ность, сила духа и пред­сто­я­щее кон­суль­ство вну­ша­ют надеж­ды на осу­щест­вле­ние дерз­но­вен­ней­ших замыс­лов: ведь ни для кого не тай­на, что долж­но после­до­вать за подоб­ным бра­ко­со­че­та­ни­ем. (2) Несо­мнен­но, в них закра­ды­вал­ся и страх, когда они вспо­ми­на­ли о без­во­лии Клав­дия, его под­чи­нен­но­сти жене и о мно­гих каз­нях, совер­шен­ных по насто­я­нию Мес­са­ли­ны; (3) с дру­гой сто­ро­ны, та же подат­ли­вость импе­ра­то­ра поз­во­ля­ла рас­счи­ты­вать, что, выста­вив столь тяж­кое обви­не­ние, они возь­мут верх и с Мес­са­ли­ною мож­но будет покон­чить, добив­шись ее осуж­де­ния без дозна­ния; если же ей все-таки будет дана воз­мож­ность оправ­ды­вать­ся — а это все­го опас­нее, — нуж­но, чтобы Клав­дий оста­вал­ся глух даже к ее при­зна­ни­ям.

29. (1) Сна­ча­ла Кал­лист, о кото­ром я рас­ска­зал в свя­зи с умерщ­вле­ни­ем Гая Цеза­ря, Нар­цисс, под­стро­ив­ший рас­пра­ву над Аппи­ем³¹, и Пал­лант, поль­зо­вав­ший­ся в то вре­мя вели­чай­шим бла­го­во­ле­ни­ем прин­цеп­са, поду­мы­ва­ли о том, не отвлечь ли безы­мен­ны­ми угро­за­ми Мес­са­ли­ну от люб­ви к Силию, огра­ни­чив­шись толь­ко этим и умал­чи­вая обо всем осталь­ном. (2) Но из опа­се­ния навлечь на самих себя гибель они в кон­це кон­цов отка­за­лись от этой мыс­ли, Пал­лант — из тру­со­сти, Кал­лист — пото­му, что, осно­вы­ва­ясь на опы­те, почерп­ну­том им в прав­ле­ние преды­ду­ще­го прин­цеп­са, хоро­шо знал, что для сохра­не­ния за собою могу­ще­ства гораздо без­опас­нее при­бе­гать ско­рее к осто­рож­ным, чем к реши­тель­ным дей­ст­ви­ям; один толь­ко Нар­цисс не оста­вил наме­ре­ния раз­об­ла­чить Мес­са­ли­ну, решив, одна­ко, ни еди­ным сло­вом не пред­у­преж­дать ее ни о выдви­гае­мом про­тив нее обви­не­нии, ни о нали­чии обви­ни­те­ля. (3) Вни­ма­тель­но следя за ходом собы­тий и оза­бо­чен­ный затя­нув­шим­ся пре­бы­ва­ни­ем Клав­дия в Остии, он скло­нил двух налож­ниц Клав­дия, кото­рым тот ока­зы­вал пред­по­чте­ние, доне­сти прин­цеп­су обо всем про­ис­шед­шем, воздей­ст­вуя на них щед­рота­ми, посу­ла­ми и ука­зы­вая на то, что после того, как Клав­дий оста­вит жену, их вли­я­ние воз­рас­тет.

30. (1) И вот Каль­пур­ния (так зва­ли одну из налож­ниц), как толь­ко оста­лась без посто­рон­них свиде­те­лей с прин­цеп­сом, пав к его ногам, сооб­ща­ет ему, что Мес­са­ли­на вышла замуж за Силия; (2) затем она спра­ши­ва­ет нахо­див­шу­ю­ся тут же в ожи­да­нии того, что вос­по­сле­ду­ет, Клео­пат­ру, зна­ет ли и она об этом, и после того как та отве­ти­ла утвер­ди­тель­но, зовет Нар­цис­са. (3) Тот, умо­ляя прин­цеп­са про­стить его за мол­ча­ние в про­шлом, за то, что он скры­вал любов­ные свя­зи его жены с Вет­ти­я­ми и Плав­ти­я­ми³², ука­зы­ва­ет, что и теперь не высту­па­ет ее обви­ни­те­лем в пре­лю­бо­де­я­нии, не гово­ря уже о том, что не тре­бу­ет, чтобы Силий вер­нул дво­рец, рабов и утварь из дома Цеза­ря, (4) а доби­ва­ет­ся лишь одно­го, чтобы тот воз­вра­тил жену прин­цеп­су и разо­рвал брач­ный дого­вор с нею. (5) «Или тебе неиз­вест­но, что ты полу­чил раз­вод? Ведь бра­ко­со­че­та­ние Силия про­изо­шло на гла­зах наро­да, сена­та и вой­ска, и, если ты не ста­нешь немед­лен­но дей­ст­во­вать, супруг Мес­са­ли­ны овла­де­ет Римом».

31. (1) Затем Нар­цисс созы­ва­ет вли­я­тель­ней­ших из при­бли­жен­ных прин­цеп­са и пер­вым спра­ши­ва­ет о том же пре­фек­та по снаб­же­нию про­до­воль­ст­ви­ем Турра­ния, потом — началь­ни­ка пре­то­ри­ан­цев Лузия Гету. (2) И после того как те под­твер­жда­ют досто­вер­ность изве­стия, все осталь­ные начи­на­ют напе­ре­бой сове­то­вать Клав­дию отпра­вить­ся в пре­то­ри­ан­ский лагерь и, поза­бо­тив­шись преж­де о без­опас­но­сти, а затем о мще­нии, обес­пе­чить себе под­держ­ку когорт. (3) Клав­дий впал в такую рас­те­рян­ность, что, как пере­да­ют, то и дело зада­вал вопрос окру­жаю­щим, рас­по­ла­га­ет ли он вер­хов­ною вла­стью и част­ное ли еще лицо Силий. (4) А меж­ду тем Мес­са­ли­на, раз­нуздан­ная более чем когда-либо, ссы­ла­ясь на осен­нюю пору, устро­и­ла во двор­це пред­став­ле­ние, изо­бра­жав­шее сбор вино­гра­да. (5) Его выжи­ма­ли в давиль­нях, в чаны стру­и­лось сус­ло, и жен­щи­ны, обла­чив­шись в зве­ри­ные шку­ры, тут же пля­са­ли и пры­га­ли как при­но­ся­щие жерт­вы и исступ­лен­ные вак­хан­ки; сама Мес­са­ли­на с рас­пу­щен­ны­ми воло­са­ми, раз­ма­хи­вая тир­сом, и рядом с нею уви­тый плю­щом Силий, оба в котур­нах, закиды­ва­ли голо­ву в такт рас­пе­вав­ше­му непри­стой­ные пес­ни хору. (6) Пере­да­ют, что в поры­ве весе­ло­сти Вет­тий Валент взо­брал­ся на очень высо­кое дере­во и, когда его спро­си­ли, что же он видит, отве­тил, что со сто­ро­ны Остии надви­га­ет­ся страш­ная гро­за: то ли и в самом деле она там начи­на­лась, то ли слу­чай­но сорвав­ши­е­ся с его язы­ка сло­ва ста­ли вещи­ми.

32. (1) Теперь уже дело не огра­ни­чи­ва­лось одни­ми слу­ха­ми, но ото­всюду посту­па­ли точ­ные сооб­ще­ния, опо­ве­щав­шие, что Клав­дий обо всем зна­ет и обу­ре­вае­мый жаж­дою мести воз­вра­ща­ет­ся в Рим. (2) Итак, Мес­са­ли­на уда­ля­ет­ся в сады Лукул­ла³³, а Силий, чтобы пока­зать, что ниче­го не боит­ся,— на форум, к сво­им обя­зан­но­стям. (3) И пока осталь­ные раз­бе­га­ют­ся в раз­ные сто­ро­ны, при­бы­ва­ют цен­ту­ри­о­ны и зако­вы­ва­ют их в цепи, кого захва­тив на ули­цах, кого — в пота­ен­ных убе­жи­щах. (4) Мес­са­ли­на, кото­рой гроз­ная и вне­зап­но нагря­нув­шая опас­ность не оста­ви­ла вре­ме­ни на раз­мыш­ле­ние, реша­ет пото­ро­пить­ся навстре­чу мужу и пока­зать­ся ему, что ей уже не раз помо­га­ло, и одно­вре­мен­но посы­ла­ет рас­по­рядить­ся, чтобы Бри­тан­ник и Окта­вия так­же поспе­ши­ли в объ­я­тия отца. (5) Она упро­си­ла и ста­рей­шую из веста­лок Вибидию добить­ся беседы с вели­ким пон­ти­фи­ком³⁴ и скло­нить его к снис­хо­ди­тель­но­сти. (6) А сама меж­ду тем, все­го с тре­мя про­во­жа­ты­ми — так мало оста­ва­лось у нее при­бли­жен­ных, — прой­дя пеш­ком через весь город, выез­жа­ет в теле­ге, в кото­рой выво­зи­ли садо­вый мусор, на доро­гу, веду­щую в Остию, ни в ком не вызы­вая сочув­ст­вия, так как его уби­ла гнус­ность ее поведе­ния.

33. (1) Не мень­ше тре­во­жи­лись и в окру­же­нии Цеза­ря, ибо счи­та­лось, что пре­фект пре­то­ри­ан­цев Гета нена­де­жен и в оди­на­ко­вой мере спо­со­бен на чест­ное и на бес­чест­ное. (2) И вот Нар­цисс, собрав тех, кто разде­лял его опа­се­ния, утвер­жда­ет, что нет дру­го­го спо­со­ба обес­пе­чить Цеза­рю без­опас­ность, как пере­дать началь­ст­во­ва­ние над вои­на­ми на один-един­ст­вен­ный день кому-либо из при­двор­ных воль­ноот­пу­щен­ни­ков, и заяв­ля­ет, что готов взять его на себя. (3) И чтобы при пере­езде в Рим Луций Вител­лий и Цеци­на Ларг не изме­ни­ли настро­е­ния Клав­дия и не поко­ле­ба­ли его реши­мо­сти, тре­бу­ет пре­до­ста­вить ему место в повоз­ке и зани­ма­ет его.

34. (1) Впо­след­ст­вии мно­го гово­ри­ли о том, что, сколь про­ти­во­ре­чи­вые суж­де­ния ни исхо­ди­ли от прин­цеп­са, то поно­сив­ше­го жену за рас­пут­ство, то обра­щав­ше­го­ся порою к вос­по­ми­на­ни­ям об их сов­мест­ной супру­же­ской жиз­ни и жалев­ше­го мало­лет­них детей, Вител­лий неиз­мен­но повто­рял все то же: «Какая дер­зость! Какое пре­ступ­ле­ние!». (2) И хотя Нар­цисс настой­чи­во домо­гал­ся, чтобы он пере­стал гово­рить недо­молв­ка­ми и выска­зал­ся со всей пря­мотой, ему не уда­лось добить­ся сво­его, и тот про­дол­жал отве­чать на вопро­сы с той же дву­смыс­лен­но­стью, так что его сло­ва мож­но было истол­ко­вать как кому забла­го­рас­судит­ся; сле­до­вал его при­ме­ру и Цеци­на Ларг. (3) И вот уже перед ними Мес­са­ли­на. Она умо­ля­ла выслу­шать мать Окта­вии и Бри­тан­ни­ка, но ее заглу­шил обви­ни­тель, кото­рый начал рас­ска­зы­вать Клав­дию про Силия, про свадь­бу; тут же, чтобы отвлечь от нее гла­за прин­цеп­са, он вру­чил ему памят­ную запис­ку с пере­чис­ле­ни­ем ее любов­ных свя­зей. (4) Немно­го пого­дя, при въезде в Рим, перед Клав­ди­ем пред­ста­ли бы их общие дети, если бы Нар­цисс не рас­по­рядил­ся их уда­лить. Но он не мог поме­шать Вибидии горя­чо и настой­чи­во тре­бо­вать, (5) чтобы Клав­дий не обрек на гибель супру­гу, не выслу­шав ее объ­яс­не­ний. Нар­цисс отве­тил вестал­ке, что прин­цепс непре­мен­но выслу­ша­ет жену и она будет иметь воз­мож­ность очи­стить­ся от воз­во­ди­мо­го на нее обви­не­ния; а пока пусть бла­го­че­сти­вая дева воз­вра­ща­ет­ся к отправ­ле­нию свя­щен­но­дей­ст­вий.

35. (1) Пора­зи­тель­ным было при этом мол­ча­ние Клав­дия; Вител­лий делал вид, что ему ниче­го не извест­но; итак, все под­чи­ни­лись воль­ноот­пу­щен­ни­ку. Он велит отво­рить дом любов­ни­ка Мес­са­ли­ны и вво­дит туда импе­ра­то­ра. (2) Преж­де все­го он пока­зы­ва­ет ему в при­хо­жей ста­тую отца Силия³⁵, кото­рую, вопре­ки сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, тот не уни­что­жил, а так­же все то, что, явля­ясь наслед­ст­вен­ным досто­я­ни­ем Неро­нов и Дру­зов, пере­шло к нему в награ­ду за пре­лю­бо­де­я­ние. (3) После это­го рас­па­лен­но­го гне­вом и раз­ра­зив­ше­го­ся угро­за­ми Клав­дия он увле­ка­ет в лагерь, где вои­ны уже были выведе­ны на сход­ку; тут, после пред­ва­ри­тель­но­го обра­ще­ния к ним Нар­цис­са, прин­цепс про­из­нес все­го несколь­ко слов, ибо стыд поме­шал ему выска­зать свое спра­вед­ли­вое него­до­ва­ние. (4) Когор­ты отве­ти­ли на его выступ­ле­ние дол­го не смол­кав­ши­ми кри­ка­ми, тре­буя назвать име­на винов­ных и под­верг­нуть их нака­за­нию; при­веден­ный пред три­бу­нал Силий не пытал­ся ни оправ­ды­вать­ся, ни оття­нуть выне­се­ние при­го­во­ра: боль­ше того, он попро­сил, чтобы ему уско­ри­ли смерть. (5) Такую же твер­дость про­яви­ли и знат­ные рим­ские всад­ни­ки. (6) И Клав­дий пове­лел пре­дать каз­ни при­став­лен­но­го Сили­ем к Мес­са­лине в каче­стве стра­жа и пред­ла­гав­ше­го дать пока­за­ния Тития Про­ку­ла, при­знав­ше­го­ся в пре­лю­бо­де­я­нии с Мес­са­ли­ной Вет­тия Вален­та и знав­ших об его винов­но­сти Пом­пея Урби­ка и Сав­фея Тро­га. (7) Той же каре под­верг­лись пре­фект пожар­ной стра­жи Декрий Каль­пур­ни­ан, началь­ник импе­ра­тор­ской гла­ди­а­тор­ской шко­лы Суль­пи­ций Руф и сена­тор Юнк Вер­ги­ли­ан.

36. (1) Толь­ко с Мне­сте­ром воз­ник­ла задерж­ка: разо­рвав на себе одеж­ду, он при­нял­ся кри­чать, при­зы­вая Цеза­ря взгля­нуть на следы от пле­тей и вспом­нить о дан­ном им самим пове­ле­нии неукос­ни­тель­но выпол­нять при­ка­за­ния Мес­са­ли­ны: (2) дру­гие пошли на пре­ступ­ле­ние, так как их соблаз­ни­ли ее щед­роты или надеж­да воз­вы­сить­ся, он — поне­во­ле; и завла­дей Силий вер­хов­ной вла­стью, он преж­де все­го рас­пра­вил­ся бы с ним, Мне­сте­ром. (3) На Цеза­ря эти сло­ва про­из­ве­ли впе­чат­ле­ние, и он уже скло­нял­ся поми­ло­вать Мне­сте­ра, но был удер­жан от это­го воль­ноот­пу­щен­ни­ка­ми: истре­бив столь­ких име­ни­тых мужей, неза­чем жалеть како­го-то лицедея; совер­шал ли он столь тяж­кое пре­ступ­ле­ние по сво­ей воле или по при­нуж­де­нию — несу­ще­ст­вен­но. (4) Не было при­ня­то во вни­ма­ние и ска­зан­ное в свою защи­ту рим­ским всад­ни­ком Трав­лом Мон­та­ном. Это был юно­ша скром­но­го поведе­ния, отли­чав­ший­ся вме­сте с тем заме­ча­тель­ной кра­сотой; его при­ве­ли к Мес­са­лине по ее пове­ле­нию, но той же ночью она его про­гна­ла, ибо в оди­на­ко­вой мере не зна­ла удер­жу ни в любов­ной стра­сти, ни в отвра­ще­нии. (5) Избег­ли смер­ти лишь Суил­лий Цезо­нин и Плав­тий Лате­ран — послед­ний бла­го­да­ря выдаю­щим­ся заслу­гам сво­его дяди со сто­ро­ны отца, тогда как Цезо­ни­на защи­ти­ла его соб­ст­вен­ная пороч­ность, ибо на этих омер­зи­тель­ных сбо­ри­щах он, слов­но жен­щи­на, пре­до­став­лял свое тело чужой похо­ти.

37. (1) Меж­ду тем Мес­са­ли­на, уда­лив­шись в сады Лукул­ла, не остав­ля­ла попы­ток спа­сти свою жизнь и сочи­ня­ла слез­ные моль­бы, питая неко­то­рую надеж­ду и порою впа­дая в бешен­ство, — столь­ко в ней было над­мен­но­сти даже в гроз­ных для нее обсто­я­тель­ствах. И не поспе­ши Нар­цисс разде­лать­ся с нею, она обра­ти­ла бы гибель на голо­ву сво­его обви­ни­те­ля. (2) Ибо, воро­тив­шись к себе и при­дя от обиль­ной тра­пезы в бла­го­душ­ное настро­е­ние, Клав­дий, раз­го­ря­чен­ный вином, велит пере­дать несчаст­ной (как утвер­жда­ют, он употре­бил имен­но это сло­во), чтобы она яви­лась на сле­дую­щий день пред­ста­вить свои оправ­да­ния. (3) Услы­шав это и поняв, что гнев прин­цеп­са осты­ва­ет, что в нем про­буж­да­ет­ся преж­няя страсть и что в слу­чае про­мед­ле­ния сле­ду­ет опа­сать­ся насту­паю­щей ночи и вос­по­ми­на­ний о брач­ном ложе. Нар­цисс тороп­ли­во покида­ет пир­ше­ст­вен­ный покой и отда­ет при­ка­за­ние нахо­див­шим­ся во двор­це цен­ту­ри­о­нам и три­бу­ну не мед­ля умерт­вить Мес­са­ли­ну: тако­во пове­ле­ние импе­ра­то­ра. (4) В каче­стве рас­по­ряди­те­ля и свиде­те­ля ее умерщ­вле­ния к ним при­став­ля­ет­ся воль­ноот­пу­щен­ник Эвод. Отпра­вив­шись тот­час в сады Лукул­ла, он заста­ет Мес­са­ли­ну рас­про­стер­тою на зем­ле и рядом с ней ее мать Лепиду, кото­рая, не ладя с доче­рью, пока та была в силе, про­ник­лась к ней состра­да­ни­ем, когда она ока­за­лась на краю гибе­ли, и теперь уго­ва­ри­ва­ла ее не дожи­дать­ся при­бы­тия пала­ча: жизнь ее окон­че­на и ей ниче­го ино­го не оста­ет­ся, как избрать для себя бла­го­при­стой­ную смерть. (5) Но в душе, извра­щен­ной любо­стра­сти­ем, не оста­лось ниче­го бла­го­род­но­го. Не было кон­ца сле­зам и бес­плод­ным жало­бам, как вдруг вновь при­быв­шие рас­пах­ну­ли ворота и пред нею пред­ста­ли без­молв­ный три­бун и осы­пав­ший ее пло­щад­ны­ми руга­тель­ства­ми воль­ноот­пу­щен­ник.

38. (1) Лишь тогда впер­вые осо­зна­ла она неот­вра­ти­мость сво­его кон­ца и схва­ти­ла кин­жал; при­кла­ды­вая его дро­жа­щей рукой то к гор­лу, то к груди, она не реша­лась себя пора­зить, и три­бун прон­за­ет ее уда­ром меча. Тело ее было отда­но мате­ри. (2) Пиро­вав­ше­му Клав­дию сооб­щи­ли о ее смер­ти, умол­чав о том, была ли она доб­ро­воль­ной или насиль­ст­вен­ной. И он, не спро­сив об этом, потре­бо­вал чашу с вином и ни в чем не откло­нил­ся от застоль­ных обы­ча­ев. (3) Да и в после­до­вав­шие дни он не выка­зал ни малей­ших при­зна­ков радо­сти, нена­ви­сти, гне­ва, печа­ли, нако­нец, како­го-либо ино­го из дви­же­ний души чело­ве­че­ской, ни при виде лику­ю­щих обви­ни­те­лей, ни глядя на подав­лен­ных горем детей. (4) Забыть Мес­са­ли­ну помог ему и сенат, поста­но­вив­ший убрать ее имя и ее ста­туи изо всех обще­ст­вен­ных мест и част­ных домов. (5) Нар­цис­су были опре­де­ле­ны квес­тор­ские зна­ки отли­чия — весь­ма незна­чи­тель­ная награ­да срав­ни­тель­но с его упо­ва­ни­я­ми, — ведь в этом деле он пре­взо­шел сво­и­ми заслу­га­ми Пал­лан­та и Кал­ли­ста.

Да, его побуж­де­ния были чест­ны­ми, но пове­ли к наи­худ­шим послед­ст­ви­ям.