Киропедия

Книга I

с.5

(I. 1. 1) Неко­гда при­шлось нам заду­мать­ся о том, какое мно­же­ство демо­кра­тий было низ­верг­ну­то сто­рон­ни­ка­ми ино­го, не демо­кра­ти­че­ско­го строя, какое мно­же­ство монар­хий и оли­гар­хий пали, сверг­ну­тые вос­став­шим наро­дом, как мно­го лиц, домо­гав­ших­ся тира­ни­че­ской вла­сти, очень быст­ро ее утра­ти­ли¹, а тем, кому уда­лось хотя бы на корот­кий срок встать у кор­ми­ла прав­ле­ния, удив­ля­ют­ся и сей­час как муд­ре­цам и счаст­лив­цам. Нам часто встре­ча­лись люди, из кото­рых одни вла­де­ли мно­ги­ми, дру­гие — немно­го­чис­лен­ны­ми раба­ми, но даже эти­ми немно­ги­ми в соб­ст­вен­ном доме они не смог­ли управ­лять так, чтобы те с доста­точ­ной готов­но­стью пови­но­ва­лись сво­им гос­по­дам. (2) Далее, поду­ма­ли мы, что и пас­ту­хи высту­па­ют в роли пра­ви­те­лей рога­то­го скота, как табун­щи­ки — сво­их табу­нов; и вооб­ще все, назы­ваю­щи­е­ся пас­ты­ря­ми каких бы то ни было живот­ных, нахо­дя­щих­ся под их вла­стью, мог­ли бы рав­ным обра­зом счи­тать­ся их пове­ли­те­ля­ми. Лег­ко мож­но увидеть, что все эти ста­да охот­нее пови­ну­ют­ся сво­им пас­ту­хам, чем люди — сво­им пра­ви­те­лям, ибо ста­до отправ­ля­ет­ся в путь туда, куда его ведут, пасет­ся там, куда его при­го­нят, не идет туда, куда его не пус­ка­ют. Ста­да поз­во­ля­ют сво­им пас­ты­рям рас­по­ря­жать­ся полу­чае­мым от них дохо­дом, как тем забла­го­рас­судит­ся. Нам нико­гда не при­хо­ди­лось слы­шать, чтобы какое-либо ста­до вос­ста­ло про­тив сво­его пас­ту­ха, или же отка­за­лось ему пови­но­вать­ся, или не поз­во­ли­ло поль­зо­вать­ся дохо­да­ми от него. Напро­тив, ста­до гораздо враж­деб­нее отно­сит­ся к чужа­кам, чем к сво­е­му пра­ви­те­лю, хотя послед­ний и исполь­зу­ет его для соб­ст­вен­ной выго­ды. Люди же с вели­чай­шей охотой вос­ста­ют про­тив тех, кого запо­до­зрят в жела­нии уста­но­вить над ними власть.

(3) На осно­ва­нии все­го это­го мы реши­ли, что чело­ве­ку намно­го лег­че уста­но­вить свое гос­под­ство над все­ми про­чи­ми живы­ми суще­ства­ми, чем над людь­ми. Но, позна­ко­мив­шись с жиз­нью пер­са Кира, став­ше­го вла­сти­те­лем мно­же­ства под­чи­нив­ших­ся ему людей, государств и наро­дов, мы были вынуж­де­ны изме­нить свое мне­ние и при­знать, что уста­нов­ле­ние вла­сти над людь­ми не долж­но счи­тать­ся труд­ным или невоз­мож­ным пред­при­я­ти­ем, если брать­ся за него со зна­ни­ем дела. Нам извест­но, что Киру охот­но под­чи­ня­лись наро­ды, жив­шие от него в отда­ле­нии, изме­ря­е­мом мно­ги­ми дня­ми пути, дру­гие — даже меся­ца­ми, третьи вооб­ще его не виде­ли в гла­за, а чет­вер­тые пре­крас­но пони­ма­ли, что нико­гда не полу­чат с.6 воз­мож­но­сти его увидеть. И все же они охот­но пови­но­ва­лись ему. (4) Меж­ду ним и все­ми осталь­ны­ми царя­ми — как теми, кто уна­сле­до­вал власть от сво­их отцов, так и теми, кто сам добил­ся этой вла­сти, — суще­ст­во­ва­ло корен­ное отли­чие. Ведь скиф­ский царь, даже повеле­ваю­щий мно­же­ст­вом ски­фов, не осме­лит­ся рас­про­стра­нить свою власть на какой-либо дру­гой народ и охот­нее удо­воль­ст­ву­ет­ся тем, чтобы оста­вать­ся на про­дол­жи­тель­ное вре­мя гос­по­ди­ном сво­его соб­ст­вен­но­го пле­ме­ни. То же мож­но ска­зать о царе фра­кий­цев, царе илли­рий­цев; да и все осталь­ные наро­ды Евро­пы, как нам извест­но, до сей поры неза­ви­си­мы и ничем не свя­за­ны друг с дру­гом.

Кир так­же застал ази­ат­ские наро­ды в подоб­ном состо­я­нии, жив­ши­ми неза­ви­си­мо друг от дру­га. Высту­пив с неболь­шим пер­сид­ским вой­ском и встав во гла­ве доб­ро­воль­но под­чи­нив­ших­ся ему мидян² и так же доб­ро­воль­но под­чи­нив­ших­ся ему гир­кан­цев, он поко­рил сирий­цев, асси­рий­цев, ара­бов, кап­па­до­кий­цев, жите­лей обе­их Фри­гий, лидян, карий­цев, фини­кий­цев, вави­ло­нян. Он стал царем над бак­трий­ца­ми, индий­ца­ми и кили­кий­ца­ми, над сака­ми, пафла­гон­ца­ми и мага­дий­ца­ми, над мно­ги­ми дру­ги­ми наро­да­ми, име­на кото­рых никто не смог бы даже пере­чис­лить. Он стал царем и над элли­на­ми, живу­щи­ми в Азии, а затем, спу­стив­шись к морю, поко­рил жите­лей Кип­ра и егип­тян³. (5) Кир пра­вил все­ми эти­ми наро­да­ми, язы­ки кото­рых были ему совер­шен­но неиз­вест­ны, да и сами они не пони­ма­ли друг дру­га. Он смог завла­деть огром­ны­ми про­стран­ства­ми зем­ли бла­го­да­ря стра­ху, кото­рый испы­ты­ва­ли перед ним, — так, что все тре­пе­та­ли перед ним, и никто не пытал­ся ока­зать ему сопро­тив­ле­ние. Поко­рен­ным наро­дам Кир сумел вну­шить такое силь­ное жела­ние угож­дать ему, что они посто­ян­но стре­ми­лись толь­ко к одно­му — навсе­гда остать­ся под его вла­стью. Сами эти наро­ды были столь мно­го­чис­лен­ны, что одно путе­ше­ст­вие через все эти стра­ны мог­ло бы счи­тать­ся подви­гом, будь то на восток от цар­ской рези­ден­ции, или на запад, или на север, или на юг. (6) Счи­тая Кира чело­ве­ком, заслу­жи­ваю­щим вос­хи­ще­ния более, чем кто-либо дру­гой, мы тща­тель­но иссле­до­ва­ли, како­го он был про­ис­хож­де­ния, како­вы были его при­род­ные даро­ва­ния, что за вос­пи­та­ние полу­чил этот муж, достиг­ший таких вер­шин вла­сти над людь­ми. Все, что нам уда­лось выяс­нить и что пред­став­ля­ет­ся нам уста­нов­лен­ной исти­ной, мы попы­та­ем­ся изло­жить здесь.

(I. 2. 1) Как гово­рят, отцом Кира был Кам­бис, царь пер­сов⁴. Кам­бис этот был из рода Пер­се­идов, а Пер­се­иды полу­чи­ли свое имя от Пер­сея⁵. Мате­рью же его, как всем извест­но, была Ман­дана. Ман­дана эта была доче­рью Астиа­га, воца­рив­ше­го­ся над мидя­на­ми. Как гово­рит­ся в ска­за­ни­ях и поет­ся в пес­нях вар­ва­ров, Кир был юно­шей ред­кой кра­соты; отли­чал­ся он и с.7 необык­но­вен­ным често­лю­би­ем и любо­зна­тель­но­стью, мог на любой подвиг отва­жить­ся и любой опас­но­сти под­верг­нуть­ся ради сла­вы.

(2) Таки­ми были, как рас­ска­зы­ва­ют, его тело и душа. Вос­пи­тан он был соглас­но зако­нам пер­сов, кото­рые весь­ма не похо­жи на зако­ны всех про­чих государств. Ведь боль­шин­ство государств, пре­до­став­ляя пол­ную сво­бо­ду роди­те­лям в вос­пи­та­нии сво­их детей, да и взрос­лым граж­да­нам давая воз­мож­ность вести совер­шен­но неза­ви­си­мый образ жиз­ни, в то же вре­мя запре­ща­ют им воро­вать и гра­бить, силой вры­вать­ся в чужие дома, изби­вать невин­ных, пре­лю­бо­дей­ст­во­вать, про­ти­вить­ся испол­не­нию при­ка­зов вла­стей и совер­шать дру­гие подоб­ные пре­ступ­ле­ния. Если же граж­дане нару­ша­ют эти зако­ны, за это их нака­зы­ва­ют. (3) Напро­тив, пер­сид­ские зако­ны содер­жат пред­у­преди­тель­ные меры и с само­го нача­ла вос­пи­ты­ва­ют граж­дан так, что они нико­гда не поз­во­лят себе дур­но­го или позор­но­го поступ­ка. Про­ис­хо­дит это сле­дую­щим обра­зом. Есть у пер­сов так назы­вае­мая Сво­бод­ная пло­щадь, на кото­рой высят­ся цар­ский дво­рец и дру­гие офи­ци­аль­ные зда­ния. Куп­цам с их това­ра­ми туда нет досту­па: для них отведе­но дру­гое место⁶. Это сде­ла­но с той целью, чтобы их гру­бые голо­са сюда не доно­си­лись, а сбо­ри­ще этих людей не сме­ши­ва­лось с бла­го­род­ны­ми и вос­пи­тан­ны­ми людь­ми. (4) Пло­щадь эта, на кото­рой рас­по­ло­же­ны офи­ци­аль­ные зда­ния, разде­ле­на на четы­ре части. Пер­вая из них пред­на­зна­че­на для детей, вто­рая — для эфе­бов⁷, третья — для зре­лых мужей, чет­вер­тая же — для тех, кто по воз­рас­ту уже не может быть вои­ном⁸. По зако­ну все они посе­ща­ют отведен­ные им места, дети и взрос­лые — с ран­не­го утра, пожи­лые люди — тогда, когда это им удоб­но, за исклю­че­ни­ем обя­за­тель­ных дней, когда они непре­мен­но долж­ны при­сут­ст­во­вать. Эфе­бы несут здесь стра­жу по ночам воз­ле офи­ци­аль­ных зда­ний, имея лег­кое воору­же­ние, за исклю­че­ни­ем толь­ко жена­тых; этих не разыс­ки­ва­ют, кро­ме того слу­чая, когда объ­яв­ля­ет­ся сбор, но частое отсут­ст­вие счи­та­ет­ся непри­лич­ным. (5) Над каж­дой из этих воз­раст­ных групп сто­ят пред­во­ди­те­ли в коли­че­стве две­на­дца­ти чело­век; да и все пер­сы разде­ле­ны на две­на­дцать пле­мен⁹. Пред­во­ди­те­ля­ми детей выби­ра­ют­ся пожи­лые люди, спо­соб­ные, как пола­га­ют пер­сы, вос­пи­ты­вать детей наи­луч­шим обра­зом. Пред­во­ди­те­ли эфе­бов выби­ра­ют­ся из чис­ла зре­лых мужей, кото­рые опять-таки, по мне­нию пер­сов, спо­соб­ны вос­пи­ты­вать в них пре­крас­ные каче­ства. Над зре­лы­ми же мужа­ми ста­вят пред­во­ди­те­ля­ми таких людей, кото­рые, по мне­нию пер­сов, научат их быст­ро испол­нять при­ка­зы и рас­по­ря­же­ния, исхо­дя­щие от самых высо­ких долж­ност­ных лиц. Есть пред­во­ди­те­ли и у пожи­лых людей, следя­щие за тем, чтобы они так­же выпол­ня­ли свой долг в соот­вет­ст­вии с при­ня­ты­ми уста­нов­ле­ни­я­ми¹⁰.

Теперь мы рас­ска­жем об обя­зан­но­стях, воз­ло­жен­ных на каж­дую воз­раст­ную груп­пу, чтобы ста­ло яснее, как же пер­сы вос­пи­ты­ва­ют высо­кие мораль­ные каче­ства у сво­их сограж­дан. (6) Дети, посе­щаю­щие шко­лу, посто­ян­но учат­ся спра­вед­ли­во­сти. Как они гово­рят, посе­ща­ют шко­лу они имен­но для этой цели, напо­до­бие того, как наши дети ходят в шко­лу, как они гово­рят, чтобы учить­ся там гра­мо­те. Пред­во­ди­те­ли их про­во­дят бо́льшую часть дня, тво­ря над ними суд. Ведь у детей, как и у взрос­лых, посто­ян­но с.8 воз­ни­ка­ют вза­им­ные обви­не­ния и в воров­стве, и в гра­бе­же, и в наси­лии, и в обмане, и в оскорб­ле­нии сло­вом и тому подоб­ном. В слу­чае, если суд при­зна­ет кого-либо винов­ным в подоб­ном про­ступ­ке, назна­ча­ет­ся нака­за­ние. (7) Нака­зы­ва­ют и тех, кто, по их мне­нию, неспра­вед­ли­во обви­нил дру­го­го. Они так­же при­вле­ка­ют к суду про­ви­нив­ше­го­ся в том, за что люди более все­го нена­видят друг дру­га, но менее все­го нака­зы­ва­ют, а имен­но в небла­го­дар­но­сти. И кто, как они счи­та­ют, имел воз­мож­ность отбла­го­да­рить дру­го­го, но это­го не сде­лал, под­вер­га­ет­ся суро­во­му нака­за­нию. Ведь они пола­га­ют, что небла­го­дар­ные явля­ют­ся людь­ми, совер­шен­но пре­не­бре­гаю­щи­ми рели­ги­ей, пред­ка­ми, роди­ной и дру­зья­ми. Поро­ку небла­го­дар­но­сти бли­же все­го, как они дума­ют, бес­стыд­ство; оно явля­ет­ся вели­чай­шим поро­ком, при­чи­ной всех про­чих¹¹. (8) Они обу­ча­ют детей и нрав­ст­вен­но­сти. Дети видят, как нрав­ст­вен­но и бла­го­при­стой­но ведут себя еже­днев­но стар­шие, и это весь­ма спо­соб­ст­ву­ет вос­пи­та­нию у них нрав­ст­вен­ных усто­ев. Детей учат еще пови­но­вать­ся пред­во­ди­те­лям, и здесь осо­бое зна­че­ние име­ет при­мер стар­ших, усерд­но выпол­ня­ю­щих рас­по­ря­же­ния пред­во­ди­те­лей; их при­уча­ют лег­ко пере­но­сить голод и жаж­ду, и это­му так­же весь­ма спо­соб­ст­ву­ет наблюде­ние за поведе­ни­ем стар­ших, кото­рые не ухо­дят обедать, пока их не отпу­стят пред­во­ди­те­ли. Для пра­виль­но­го вос­пи­та­ния важ­но еще, что детей кор­мит не мать, а учи­те­ля, когда пред­во­ди­те­ли дают сиг­нал к обеду. Из дому дети при­но­сят хлеб, лепеш­ки, все то, что едят с хле­бом, и кар­да­мон. Они при­но­сят и кув­шин для питья, чтобы зачер­пы­вать им воду из реки, когда захотят уто­лить жаж­ду. Поми­мо это­го, они учат­ся стре­лять из лука и метать дро­тик. Всем этим зани­ма­ют­ся маль­чи­ки до шест­на­дца­ти или сем­на­дца­ти лет, после чего они пере­хо­дят в воз­раст­ную груп­пу эфе­бов.

(9) Служ­ба эфе­бов про­хо­дит сле­дую­щим обра­зом. Вый­дя из дет­ско­го воз­рас­та, они в тече­ние деся­ти лет несут стра­жу близ пра­ви­тель­ст­вен­ных зда­ний, о чем мы уже гово­ри­ли выше. Это дела­ет­ся ради без­опас­но­сти государ­ства и для вос­пи­та­ния нрав­ст­вен­но­сти. Пер­сы пола­га­ют, что юно­ши имен­но это­го воз­рас­та тре­бу­ют к себе наи­боль­ше­го вни­ма­ния. И в тече­ние все­го дня эфе­бы пре­до­став­ля­ют себя в рас­по­ря­же­ние пред­во­ди­те­лей, на слу­чай, если они пона­до­бят­ся для каких-нибудь государ­ст­вен­ных дел. При необ­хо­ди­мо­сти их всех мож­но отыс­кать близ пра­ви­тель­ст­вен­ных зда­ний. Когда царь выез­жа­ет на охоту — а дела­ет­ся это несколь­ко раз в месяц — он берет с собой поло­ви­ну стра­жи. Выез­жаю­щие в поле вме­сте с царем долж­ны иметь при себе лук и око­ло кол­ча­на меч в нож­нах или секи­ру, кро­ме того еще пле­те­ный щит и два копья, из кото­рых одно — мета­тель­ное, а вто­рое, если надо, употреб­ля­ет­ся для руко­паш­но­го боя. (10) Если пер­сы счи­та­ют охоту государ­ст­вен­ным делом, во гла­ве кото­ро­го, так же как на войне, сто­ит сам царь, — а царь и сам охо­тит­ся, и за дру­ги­ми следит, чтобы они при­ни­ма­ли уча­стие в охо­те, — то это про­ис­хо­дит пото­му, что охота пред­став­ля­ет­ся им заня­ти­ем, более все­го похо­жим на вой­ну. Охота при­уча­ет вста­вать рано, пере­но­сить холод и жару, зака­ля­ет тело в беге и мар­ше. На охо­те при­хо­дит­ся и стре­лять в зве­ря из лука, и пора­жать дро­ти­ком, где бы его ни встре­ти­ли. Охота во мно­гом вос­пи­ты­ва­ет и муже­ство, так с.9 как в схват­ке с могу­чим зве­рем при­хо­дит­ся бить его на близ­ком рас­сто­я­нии и увер­ты­вать­ся, когда он напа­да­ет. Поэто­му нелег­ко опре­де­лить, что есть в воен­ном деле тако­го, чего бы не было на охо­те.

(11) Они отправ­ля­ют­ся на охоту, беря с собой зав­трак, есте­ствен­но, боль­ший, чем тот, кото­рый берут с собой дети в шко­лу, но в осталь­ном такой же. На охо­те они не зав­тра­ка­ют до тех пор, пока отсут­ст­вие зве­ря или какое-либо иное дело не заста­вит их задер­жать­ся доль­ше. Тогда они съе­да­ют взя­тый с собой зав­трак вме­сто ужи­на, а затем про­дол­жа­ют охо­тить­ся до ужи­на сле­дую­ще­го дня и оба эти дня счи­та­ют за один, так как рас­хо­ду­ют при­па­сы на один день. Все это они дела­ют для того, чтобы при­учить вои­нов к лише­ни­ям, кото­рые могут выпасть на их долю во вре­мя вой­ны, при недо­стат­ке про­до­воль­ст­вия. А к хле­бу они полу­ча­ют толь­ко то, что добу­дут на охо­те, а если ниче­го не добу­дут, едят кар­да­мон. Тот, кто пред­по­ло­жит, что им не достав­ля­ет удо­воль­ст­вия обед, состо­я­щий из одно­го хле­ба с кар­да­мо­ном, или питье в виде чистой воды, пусть вспом­нит, какой вкус­ной кажет­ся ячмен­ная лепеш­ка или кусок хле­ба голод­но­му и какой слад­кой ока­зы­ва­ет­ся про­стая вода для жаж­ду­ще­го.

(12) Остав­ши­е­ся на месте отряды упраж­ня­ют­ся в том, чему они научи­лись детьми, а так­же в стрель­бе из лука и мета­нии дро­ти­ка; во всем этом они состя­за­ют­ся друг с дру­гом¹². У них суще­ст­ву­ют и обще­го­судар­ст­вен­ные состя­за­ния, на кото­рых назна­ча­ют­ся награ­ды. Если в каком-либо отряде боль­шин­ство эфе­бов ока­жут­ся самы­ми уме­лы­ми, муже­ст­вен­ны­ми и послуш­ны­ми, граж­дане чест­ву­ют и про­слав­ля­ют не толь­ко их пред­во­ди­те­ля, но и того, кто их вос­пи­ты­вал детьми. Пред­во­ди­те­ли пору­ча­ют остав­шим­ся эфе­бам несе­ние охран­ной служ­бы, поим­ку пре­ступ­ни­ков, отра­же­ние пира­тов и дру­гие дела, тре­бу­ю­щие быст­ро­ты и силы.

Вот чем зани­ма­ют­ся эфе­бы. После деся­ти­лет­ней служ­бы они пере­хо­дят в раз­ряд зре­лых мужей. (13) Послед­ние, в свою оче­редь, в тече­ние два­дца­ти пяти лет, начи­ная с того воз­рас­та, как ста­ли зре­лы­ми мужа­ми, выпол­ня­ют сле­дую­щие обя­зан­но­сти. Преж­де все­го они — так же, как и эфе­бы, — долж­ны являть­ся по рас­по­ря­же­нию пред­во­ди­те­лей, когда для реше­ния государ­ст­вен­ных дел тре­бу­ют­ся муд­рость и сила. Когда надо отпра­вить­ся в поход, они, прой­дя подоб­ную шко­лу, воору­жа­ют­ся не луком со стре­ла­ми или мета­тель­ны­ми копья­ми, но так назы­вае­мым ору­жи­ем ближ­не­го боя. На грудь они наде­ва­ют пан­цирь, в левой руке дер­жат пле­те­ный щит, как это мы видим на кар­ти­нах, изо­бра­жаю­щих пер­сов¹³, а в пра­вой руке меч или кин­жал. Из их чис­ла назна­ча­ют­ся все пред­во­ди­те­ли, кро­ме учи­те­лей. Через два­дцать пять лет, когда им испол­ня­ет­ся пять­де­сят или даже боль­ше, они пере­хо­дят в раз­ряд так назы­вае­мых ста­рей­ших. (14) Ста­рей­шие эти нико­гда не отправ­ля­ют­ся на вой­ну за пре­де­лы сво­ей стра­ны¹⁴ и, оста­ва­ясь дома, при­ни­ма­ют реше­ния по обще­ст­вен­ным и част­ным делам. Они же выно­сят смерт­ные при­го­во­ры и выби­ра­ют всех пред­во­ди­те­лей. Если эфеб или зре­лый муж нару­шит какое-либо уста­нов­ле­ние, об этом докла­ды­ва­ют ста­рей­шим пред­во­ди­те­ли воз­раст­ных групп или вооб­ще любой, кто поже­ла­ет. Те же, выслу­шав их, вер­шат суд. Осуж­ден­ные лиша­ют­ся граж­дан­ской чести на всю жизнь.

с.10 (15) Чтобы яснее пред­ста­вить здесь государ­ст­вен­ное устрой­ство Пер­сии, вер­нем­ся назад, к ска­зан­но­му ранее; теперь это­му пред­ме­ту мож­но отве­сти мень­ше места, так как о нем уже гово­ри­лось выше.

Как гово­рят, пер­сов все­го насчи­ты­ва­ет­ся око­ло ста два­дца­ти тысяч. Зако­ны нико­му из них не пре­граж­да­ют досту­па к поче­стям и высо­ким долж­но­стям; напро­тив, всем пер­сам раз­ре­ше­но посы­лать сво­их детей в обще­ст­вен­ные шко­лы, где учат спра­вед­ли­во­сти. Но посы­ла­ют сво­их детей те пер­сы, кто в состо­я­нии их содер­жать, не застав­ляя работать; дру­гие же остав­ля­ют их дома. Полу­чив­шие обра­зо­ва­ние у государ­ст­вен­ных учи­те­лей име­ют пра­во, достиг­нув юно­ше­ско­го воз­рас­та, стать эфе­ба­ми. Те, кто тако­го обра­зо­ва­ния не полу­чил, эфе­ба­ми стать не могут. В свою оче­редь, эфе­бы, выпол­нив­шие свои обя­зан­но­сти в соот­вет­ст­вии с уста­нов­лен­ны­ми пред­пи­са­ни­я­ми, полу­ча­ют пра­во перей­ти в раз­ряд взрос­лых мужей. Тот, кто эфе­бом не был, в раз­ряд зре­лых мужей не зачис­ля­ет­ся. Зре­лые мужи, без­уко­риз­нен­но испол­няв­шие свои обя­зан­но­сти, пере­хо­дят в раз­ряд ста­рей­ших. Таким обра­зом, в груп­пу ста­рей­ших попа­да­ют те люди, кото­рые на про­тя­же­нии всей сво­ей жиз­ни заре­ко­мен­до­ва­ли себя с самой луч­шей сто­ро­ны¹⁵.

Таков их государ­ст­вен­ный строй, при кото­ром, как они пола­га­ют, вырас­та­ют самые луч­шие граж­дане. (16) И поныне суще­ст­ву­ют обы­чаи, свиде­тель­ст­ву­ю­щие об уме­рен­но­сти их пита­ния и заботах, затра­чи­вае­мых на пере­ва­ри­ва­ние и усво­е­ние его. Так, у пер­сов счи­та­ет­ся непри­лич­ным пле­вать¹⁶ и смор­кать­ся, ходить со вспу­чен­ным от газов животом. Постыд­ным счи­та­ет­ся на виду у всех отой­ти с целью помо­чить­ся или для дру­гой есте­ствен­ной надоб­но­сти¹⁷. Пер­сы могут посту­пать так пото­му, что ведут уме­рен­ный образ жиз­ни и рас­хо­ду­ют содер­жа­щу­ю­ся в теле вла­гу в напря­жен­ных физи­че­ских уси­ли­ях, так что она нахо­дит себе выход иным путем.

Вот что мы хоте­ли рас­ска­зать о пер­сах вооб­ще. Теперь же мы поведем речь о том, ради чего и при­сту­пи­ли к это­му повест­во­ва­нию, а имен­но о дея­ни­ях Кира, начав с его дет­ских лет.

(I. 3. 1) До две­на­дца­ти лет или несколь­ко стар­ше­го воз­рас­та Кир вос­пи­ты­вал­ся подоб­ным обра­зом и выде­лял­ся сре­ди осталь­ных сво­их сверст­ни­ков как спо­соб­но­стью необык­но­вен­но быст­ро все пости­гать, так и бла­го­род­ст­вом и муже­ст­вом сво­их поступ­ков. Но когда Киру испол­ни­лось две­на­дцать лет, Асти­аг при­гла­сил к себе дочь и ее сына. Он захо­тел увидеть Кира, так как до него дошли слу­хи о кра­со­те и пре­крас­ных душев­ных каче­ствах маль­чи­ка. И вот, отправ­ля­ет­ся Ман­дана к сво­е­му отцу в сопро­вож­де­нии сына. (2) Когда Кир при­был к Асти­а­гу и узнал, что тот явля­ет­ся отцом его мате­ри, он, будучи по при­ро­де лас­ко­вым юно­шей, при­вет­ст­во­вал его так, как это сде­лал бы сверст­ник или ста­рый друг. Увидев Астиа­га в с.11 рос­кош­ном наряде, с под­веден­ны­ми гла­за­ми, нару­мя­нен­ным, с наклад­ны­ми воло­са­ми, как это в обы­чае у мидян, — а все эти укра­ше­ния и наряды дей­ст­ви­тель­но при­ня­ты у мидян — и пур­пур­ные хито­ны¹⁸, и кан­дии¹⁹, и грив­ны на шее, и брас­ле­ты на руках, тогда как на родине пер­сов и поныне еще одеж­да намно­го скром­нее²⁰ и образ жиз­ни более прост, — итак, увидев рос­кош­ную одеж­ду деда, Кир вос­клик­нул:

—О мать, как пре­кра­сен мой дед!

Когда же Ман­дана спро­си­ла Кира, кто кажет­ся ему более кра­си­вым, отец или Асти­аг, Кир ска­зал:

—Матуш­ка, самый кра­си­вый из пер­сов — это мой отец, а из мидян, сколь­ко я их ни видел по пути сюда и здесь при дво­ре, кра­си­вее всех мой дед.

(3) Отве­тив на его при­вет­ст­вие, Асти­аг при­ка­зал надеть на Кира пре­крас­ный наряд и воздал ему поче­сти, укра­сив его грив­на­ми и брас­ле­та­ми. Если ему при­хо­ди­лось отправ­лять­ся в путь, он брал с собой Кира, сидев­ше­го в таких слу­ча­ях на коне с золо­той уздеч­кой, как обыч­но выез­жал и сам Асти­аг. Кир был често­лю­би­вым маль­чи­ком, любя­щим все пре­крас­ное, и поэто­му необык­но­вен­но радо­вал­ся тако­му наряду и осо­бен­но тому, что учил­ся вер­хо­вой езде. Ведь у пер­сов очень ред­ко мож­но увидеть коня — из-за гори­сто­го релье­фа стра­ны крайне затруд­ни­тель­но и раз­во­дить коней и ездить на них.

(4) Как-то Асти­аг обедал вме­сте с доче­рью и Киром. Желая уго­стить маль­чи­ка самы­ми вкус­ны­ми блюда­ми, чтобы Кир мень­ше тос­ко­вал по дому, Асти­аг при­дви­гал к нему вся­че­ские закус­ки, соусы и куша­нья. Как гово­рят, Кир ска­зал при этом:

—Дедуш­ка, как мно­го непри­ят­но­стей достав­ля­ет тебе этот обед, если тебе при­хо­дит­ся тянуть руки ко всем этим сосудам и отведы­вать от каж­до­го из этих раз­но­об­раз­ных блюд!

—А что, раз­ве этот обед не кажет­ся тебе гораздо более рос­кош­ным, чем тот, кото­рый быва­ет у пер­сов? — воз­ра­зил Асти­аг.

—Нет, дедуш­ка, не кажет­ся. Мы дости­га­ем насы­ще­ния гораздо более про­стым и крат­ким путем, чем вы. У нас при­ня­то уто­лять голод хле­бом и мясом, вы же стре­ми­тесь к той же цели, что и мы, но совер­ша­е­те мно­го откло­не­ний в пути и, блуж­дая в раз­ных направ­ле­ни­ях, с трудом при­хо­ди­те туда, куда мы уже дав­но при­шли.

(5) — Мой маль­чик, — ска­зал Асти­аг, — блуж­дая таким обра­зом, мы отнюдь не испы­ты­ва­ем огор­че­ния. Если ты отведа­ешь эти блюда, — доба­вил он, — ты убедишь­ся, что все это очень вкус­но.

—Но, дедуш­ка, я вижу, что и ты испы­ты­ва­ешь отвра­ще­ние ко всем этим яст­вам!

—Поче­му ты утвер­жда­ешь это?

—А пото­му, — отве­чал Кир, — что заме­чаю, как ты, когда берешь рукою хлеб, ничем ее не выти­ра­ешь, когда же каса­ешь­ся како­го-либо из этих блюд, сей­час же выти­ра­ешь руки поло­тен­цем, как буд­то тебе очень непри­ят­но брать их пол­ной гор­стью.

(6) На это Асти­аг ска­зал:

с.12 — Если ты так пола­га­ешь, мой маль­чик, то уго­щай­ся тогда мясом, чтобы воз­вра­тить­ся домой силь­ным юно­шей.

Гово­ря так, он при­ка­зал подать Киру поболь­ше мяса, дичи и домаш­них живот­ных. Когда Кир увидел, как мно­го мяса ему при­нес­ли, он попро­сил:

—Могу ли я, дедуш­ка, рас­по­рядить­ся этим мясом, кото­рое ты мне даешь, так, как захо­чу?

—Конеч­но, кля­нусь Зев­сом!

(7) Кир стал разда­вать кус­ки мяса при­двор­ным, при­слу­жи­вав­шим его деду, гово­ря при этом каж­до­му:

—Тебе я даю за то, что ты так усерд­но обу­ча­ешь меня вер­хо­вой езде, а тебе за то, что пода­рил мне копье и теперь у меня есть такое ору­жие²¹. Тебе же за то, что ты так хоро­шо уха­жи­ва­ешь за моим дедом, а тебе за то, что ты так почти­те­лен к моей мате­ри.

Подоб­ным обра­зом посту­пал Кир, пока не раздал все мясо, кото­рое у него было.

(8) — А поче­му Саку, мое­му вино­чер­пию, кото­ро­го я более всех отли­чаю, ты ниче­го не даешь? — ска­зал Асти­аг.

Сак был кра­сав­цем и имел почет­ное пра­во допус­кать про­си­те­лей к Асти­а­гу, а так­же отка­зы­вать в при­е­ме тем, кого он счи­тал при­шед­ши­ми не ко вре­ме­ни.

Тогда Кир быст­ро, не разду­мы­вая, спро­сил Астиа­га, посту­пив сме­ло и непо­сред­ст­вен­но, как все дети:

—А за что же ты, дедуш­ка, так его отли­ча­ешь?

Асти­аг, усмех­нув­шись, шут­ли­во отве­тил:

—Раз­ве ты не видишь, каким пре­крас­ным и достой­ным обра­зом он испол­ня­ет свою долж­ность вино­чер­пия?

Вино­чер­пии мидий­ских царей уме­ло, не про­ли­вая ни кап­ли, раз­ли­ва­ют вино, дер­жат фиа­лу²² тре­мя паль­ца­ми и пода­ют ее самым изящ­ным обра­зом пиру­ю­ще­му.

Отве­чая Асти­а­гу, Кир попро­сил его:

(9) — При­ка­жи Саку, дедуш­ка, пере­дать чашу мне, чтобы и я, лов­ко нали­вая тебе вино, если это мне удаст­ся, мог заво­е­вать твое рас­по­ло­же­ние.

Асти­аг при­ка­зал пере­дать ему чашу. Тогда Кир, взяв ее, так же искус­но выпо­лос­кал ее, как это делал Сак, и с таким серь­ез­ным и пол­ным досто­ин­ства видом под­нес и пере­дал фиа­лу деду, что мать и Асти­аг рас­хо­хота­лись. И сам Кир, рас­сме­яв­шись, прыг­нул на коле­ни деду и, поце­ло­вав его, ска­зал:

—О, Сак, ты погиб. Я зай­му твою долж­ность. Ведь, не гово­ря уже о том, что я испол­няю долж­ность вино­чер­пия искус­нее, чем ты, я сам не отпи­ваю вина из чаши.

Как извест­но, вино­чер­пии царей, когда пода­ют фиа­лу, зачерп­нув из нее киа­фом²³, нали­ва­ют себе в левую руку вина и выпи­ва­ют. Дела­ет­ся это для того, чтобы они сами испы­та­ли на себе дей­ст­вие яда, если под­ме­ша­ют его в вино.

(10) Улыб­нув­шись, Асти­аг спро­сил:

с.13 — Поче­му же, Кир, ты, во всем про­чем под­ра­жая Саку, не отпил вина из чаши?

—А пото­му, — отве­чал Кир, — что я, кля­нусь Зев­сом, побо­ял­ся, как бы в кра­те­ре²⁴ с вином не ока­зал­ся яд. Ведь когда ты уго­щал сво­их дру­зей, празд­нуя день рож­де­ния, я точ­но заме­тил, что он под­лил яду всем вам.

—Как же ты, мой маль­чик, заме­тил это?

—Я заме­тил это, кля­нусь Зев­сом, по тому весь­ма рас­стро­ен­но­му состо­я­нию, в каком ока­за­лись и тела ваши и души. Преж­де все­го, вы дела­ли все то, что запре­ща­е­те делать нам, детям. Вы хором кри­ча­ли, не пони­мая друг дру­га, очень смеш­но пели; не слы­ша пою­ще­го, уве­ря­ли, что он поет необык­но­вен­но хоро­шо. Каж­дый из вас хва­стал сво­ей силой, но когда вы хоте­ли под­нять­ся, чтобы пустить­ся в пляс, вы не толь­ко тан­це­вать под музы­ку, но даже встать не мог­ли. И ты совер­шен­но забыл о том, что ты царь, а дру­гие — что ты над ними гос­по­дин. Тут-то я впер­вые понял, что это и есть сво­бо­да сло­ва — то, чем вы тогда зани­ма­лись. Ведь вы гово­ри­ли, не умол­кая.

(11) Тогда Асти­аг спро­сил:

—А твой отец раз­ве не быва­ет пьян?

—Нет, кля­нусь Зев­сом!

—Но что же с ним в подоб­ном слу­чае про­ис­хо­дит?

—Он лишь уто­ля­ет жаж­ду и ниче­го дур­но­го с ним не слу­ча­ет­ся. Как я пола­гаю, дедуш­ка, это про­ис­хо­дит отто­го, что не Сак слу­жит у него вино­чер­пи­ем.

Услы­шав это, Ман­дана ска­за­ла Киру:

—Поче­му ты, мой маль­чик, так напа­да­ешь на Сака?

Кир отве­тил:

—Пото­му, что я его нена­ви­жу. Мно­го раз этот гнус­ный чело­век не про­пус­кал меня к деду, когда я пытал­ся про­скольз­нуть к нему. Умо­ляю тебя, дедуш­ка, дай мне побыть над ним началь­ни­ком хотя бы три дня!

—Как же ты будешь началь­ст­во­вать над ним? — спро­сил Асти­аг.

—Я ста­ну, как он, у вхо­да, и когда он захо­чет прий­ти к зав­тра­ку, ска­жу ему, что при­сут­ст­во­вать при зав­тра­ке нель­зя, так как царь занят важ­ны­ми дела­ми и пере­го­во­ра­ми. А когда он при­дет к обеду, ска­жу, что царь моет­ся. Если же он очень будет наста­и­вать, чтобы попасть на обед, я отве­чу, что царь нахо­дит­ся на жен­ской поло­вине двор­ца. И я буду мучить его, как он мучил меня, не допус­кая к тебе²⁵.

(12) Так забав­лял он за обедом деда и мать. В тече­ние все­го дня, как толь­ко ста­но­ви­лось извест­но, что его деду или дяде что-нибудь нуж­но, труд­но было успеть сде­лать это рань­ше Кира. Он ста­рал­ся услу­жить им во всем, в чем толь­ко мог.

(13) Когда Ман­дана ста­ла соби­рать­ся домой к сво­е­му супру­гу, Асти­аг попро­сил ее оста­вить Кира в Мидии. Та отве­ти­ла, что хоте­ла бы во всем уго­дить сво­е­му отцу; но все же ей кажет­ся, что маль­чи­ка труд­но будет оста­вить про­тив его воли. Тогда Асти­аг обра­тил­ся к Киру со сле­дую­щи­ми сло­ва­ми:

с.14 (14) — Мой маль­чик, если ты оста­нешь­ся у меня, то я, преж­де все­го, обе­щаю, что Сак уже не будет боль­ше власт­во­вать над тобой, пре­граж­дая доступ ко мне. И ты будешь при­хо­дить ко мне, когда захо­чешь; это будет в тво­ей вла­сти. А я буду тебе толь­ко бла­го­да­рен, если ты будешь часто меня наве­щать. В тво­ем рас­по­ря­же­нии будут все мои кони, да и дру­гие, каких толь­ко поже­ла­ешь. Когда же ты будешь соби­рать­ся домой, то смо­жешь взять с собой коней, каких выбе­решь сам. И обедать ты будешь с при­су­щей тебе уме­рен­но­стью, так, как захо­чешь. Всех зве­рей, кото­рые водят­ся в моем пар­ке²⁶, я дарю тебе и еще собе­ру для тебя дру­гих, самых раз­но­об­раз­ных. На них ты будешь охо­тить­ся, когда выучишь­ся ездить вер­хом. Бро­сая дро­тик и стре­ляя из лука, ты будешь уби­вать их, как это дела­ют взрос­лые муж­чи­ны. Я при­ка­жу собрать маль­чи­ков, кото­рые ста­нут тво­и­ми това­ри­ща­ми в играх. Да и во всем дру­гом, что бы ты ни попро­сил, ты не встре­тишь отка­за.

(15) После того, как Асти­аг ска­зал все это, мать спро­си­ла Кира, хочет ли он остать­ся у деда или уехать вме­сте с ней. Тот не стал мед­лить и быст­ро ска­зал, что хочет остать­ся. На вопрос мате­ри, чем вызва­но его реше­ние, Кир отве­тил:

—Я хочу остать­ся, мать, пото­му, что у себя дома я искус­нее всех сверст­ни­ков бро­саю дро­тик и стре­ляю из лука; это все видят. Но зато я уве­рен, что здесь я сла­бее сво­их сверст­ни­ков в вер­хо­вой езде. Знай, матуш­ка, это меня очень огор­ча­ет. Если ты оста­вишь меня в Мидии, я ста­ну искус­ным наезд­ни­ком. Тогда в Пер­сии, у себя дома, я сумею лег­ко, как мне кажет­ся, побеж­дать тамош­них вои­нов в пешем строю. Когда же я при­еду к мидя­нам, то и здесь, став луч­шим сре­ди искус­ных наезд­ни­ков, смо­гу быть в кон­ном строю сорат­ни­ком деда.

Тогда мать ска­за­ла:

(16) — Но как же ты будешь позна­вать нау­ку спра­вед­ли­во­сти, мой маль­чик, когда твои учи­те­ля нахо­дят­ся в Пер­сии?

—Эту нау­ку, матуш­ка, я отлич­но изу­чил.

—А поче­му ты так дума­ешь?

—Мой учи­тель за то, что я хоро­шо изу­чил нау­ку спра­вед­ли­во­сти, назна­чил меня судьей над дру­ги­ми, — отве­тил Кир. — Толь­ко за одно дело, кото­рое я непра­виль­но рас­судил, мне доста­лись уда­ры пал­кой. (17) Оно состо­я­ло в сле­дую­щем. Маль­чик высо­ко­го роста, оде­тый в корот­кий хитон, снял с малень­ко­го, носив­ше­го длин­ный хитон, его одеж­ду, надел на него свою, а его хитон надел на себя. Тво­ря суд по это­му делу, я вынес при­го­вор, соглас­но кото­ро­му каж­дый дол­жен был носить тот хитон, кото­рый ему боль­ше под­хо­дит, при­знав это спра­вед­ли­вым. За это мой учи­тель побил меня, ска­зав, что если бы я дол­жен был выне­сти при­го­вор о том, что кому луч­ше под­хо­дит, я был бы впра­ве рас­судить дело подоб­ным обра­зом. Но посколь­ку мне пред­сто­я­ло решить, кому какой хитон при­над­ле­жит, я дол­жен был при­нять во вни­ма­ние спра­вед­ли­вость при­об­ре­те­ния — яви­лось ли оно след­ст­ви­ем насиль­ст­вен­ных дей­ст­вий, или же было куп­ле­но или изготов­ле­но дома. Так как спра­вед­ли­во то, что соот­вет­ст­ву­ет зако­нам, а наси­лие явля­ет­ся без­за­ко­ни­ем, учи­тель потре­бо­вал, чтобы судья с.15 выно­сил свой при­го­вор, все­гда сооб­ра­зу­ясь с зако­ном. Так, матуш­ка, я постиг нау­ку спра­вед­ли­во­сти во всех ее тон­ко­стях; а если я в чем-либо буду испы­ты­вать затруд­не­ние, меня научит мой дед.

(18) — Мой маль­чик, — ска­за­ла мать, — то, что пони­ма­ют под спра­вед­ли­во­стью пер­сы, и то, как ее пони­ма­ет твой дед, не одно и то же. Дед твой цар­ст­ву­ет в Мидии и реша­ет все дела, сооб­ра­зу­ясь с соб­ст­вен­ной волей, у пер­сов же счи­та­ет­ся спра­вед­ли­вым, когда все име­ют рав­ные пра­ва²⁷. Твой отец пер­вым выпол­ня­ет свои обя­зан­но­сти перед государ­ст­вом, обла­дая уста­нов­лен­ны­ми государ­ст­вом пра­ва­ми, мерой кото­рых слу­жит закон, а не его соб­ст­вен­ная воля. Так что как бы тебя не нака­за­ли бичом, когда ты вер­нешь­ся домой, научив­шись у деда руко­вод­ст­во­вать­ся не зако­ном царей, а зако­ном тира­нов, соглас­но кото­ро­му иметь боль­ше вла­сти, чем все осталь­ные, счи­та­ет­ся необ­хо­ди­мым усло­ви­ем государ­ст­вен­но­го пра­во­по­ряд­ка.

—Но ведь твой отец, — воз­ра­зил Кир, — весь­ма искус­но при­уча­ет людей к тому, чтобы они име­ли мень­ше прав, а не боль­ше. Раз­ве ты не видишь, что и всех мидян он при­учил иметь мень­ше прав, чем у него. Ни я, ни кто-либо дру­гой не воз­вра­тят­ся от тво­е­го отца на роди­ну с жела­ни­ем при­об­ре­сти бо́льшие пра­ва по срав­не­нию с дру­ги­ми, поэто­му у тебя нет осно­ва­ний для бес­по­кой­ства.

(I. 4. 1) Мно­гие подоб­ные вещи гово­рил Кир. Нако­нец, мать его уеха­ла, а Кир остал­ся, и его ста­ли вос­пи­ты­вать здесь, в Мидии. Он быст­ро сошел­ся со сверст­ни­ка­ми, заво­е­вав их рас­по­ло­же­ние, и так же быст­ро при­влек сим­па­тии отцов, бывая у них и про­яв­ляя дру­же­ские чув­ства к сыно­вьям²⁸. Если отцам надо было обра­тить­ся к царю, они через сво­их сыно­вей про­си­ли Кира ока­зать содей­ст­вие. Кир же, со свой­ст­вен­ным ему чело­ве­ко­лю­би­ем и често­лю­би­ем, охот­но всту­пал­ся и выпол­нял то, о чем про­си­ли его эти юно­ши. (2) И Асти­аг, с чем бы Кир к нему ни обра­щал­ся, не мог усто­ять перед его прось­ба­ми и нико­гда ему не отка­зы­вал. А когда Асти­аг болел, Кир ни на миг не остав­лял его и не пере­ста­вал сокру­шать­ся, так что все виде­ли, как он опа­сал­ся за жизнь сво­его деда. Ночью, если Асти­а­гу кто-то был нужен, пер­вым узна­вал об этом Кир. Он при­бе­гал быст­рее всех, чтобы помочь и сде­лать то, что более все­го мог­ло понра­вить­ся Асти­а­гу. Посту­пая так, Кир пол­но­стью заво­е­вал его рас­по­ло­же­ние.

(3) Он вырос, пожа­луй, несколь­ко более сло­во­охот­ли­вым, чем нуж­но; это было резуль­та­том вос­пи­та­ния, так как учи­те­ля застав­ля­ли его давать отчет в том, что он делал сам, и учи­ли тре­бо­вать отче­та от дру­гих, когда он вер­шил суд. Дру­гой при­чи­ной была его любо­зна­тель­ность: он часто рас­спра­ши­вал собе­сед­ни­ков о раз­лич­ных пред­ме­тах, а когда рас­спра­ши­ва­ли его само­го, отве­чал необык­но­вен­но быст­ро, отли­ча­ясь живым умом и с.16 сооб­ра­зи­тель­но­стью. Все это и было при­чи­ной его сло­во­охот­ли­во­сти. Но как тела моло­дых людей, отли­чаю­щих­ся могу­чим тело­сло­же­ни­ем, все­гда име­ют ясно выра­жен­ные при­зна­ки юно­сти, свиде­тель­ст­ву­ю­щие об их истин­ном воз­расте, так и сквозь сло­во­охот­ли­вость Кира про­гляды­ва­ла не дер­зость, а про­стота и довер­чи­вость. Так что иной, пожа­луй, пред­по­чел бы еще боль­ше слу­шать его речи, чем сидеть рядом с мол­ча­ли­вым юно­шей²⁹. (4) Когда же про­шло неко­то­рое вре­мя и насту­пи­ла пора его юно­сти, он стал сдер­жан­нее и гово­рил уже тише, про­яв­ляя стыд­ли­вость и скром­ность. Слу­ча­лось ему ино­гда и крас­неть в при­сут­ст­вии стар­ших. Он уже не лас­кал­ся ко всем по-щеня­чьи рез­во, и все поведе­ние его ста­ло более спо­кой­ным. Осо­бен­но при­ят­ным он бывал в обще­стве дру­зей. В раз­лич­ных сорев­но­ва­ни­ях, зате­вае­мых меж­ду сверст­ни­ка­ми, он все­гда пред­ла­гал устра­и­вать состя­за­ния не в том виде спор­та, где он был уве­рен в сво­ем пре­вос­ход­стве над дру­ги­ми, но в таких упраж­не­ни­ях, где он явно чув­ст­во­вал себя более сла­бым, заяв­ляя при этом, что поста­ра­ет­ся одер­жать верх над ними. Тут же он вска­ки­вал на коня, чтобы вер­хом метать дро­тик или стре­лять из лука, хотя еще чув­ст­во­вал себя не очень уве­рен­но в искус­стве вер­хо­вой езды; тер­пя пора­же­ние, он сам сме­ял­ся над собой более всех. (5) Так как он не ста­рал­ся избе­гать пора­же­ний, укло­ня­ясь выпол­нять те упраж­не­ния, в кото­рых тер­пел неуда­чи, но вновь и вновь повто­рял свои попыт­ки добить­ся боль­ше­го успе­ха, он вско­ре срав­нял­ся со сверст­ни­ка­ми в искус­стве вер­хо­вой езды и быст­ро их пре­взо­шел, бла­го­да­ря сво­е­му усер­дию. Зве­рей в пар­ке Кир ско­ро истре­бил, пре­сле­дуя их, стре­ляя и уби­вая напо­вал, так что Асти­аг уже не мог обес­пе­чить его доста­точ­ным коли­че­ст­вом новых. Узнав, что дед не смог доста­вить ему боль­шо­го коли­че­ства зве­рей, хотя и пытал­ся это сде­лать, Кир ска­зал:

—Дедуш­ка, к чему тебе затруд­нять себя, добы­вая для меня зве­рей? Если ты отпу­стишь меня на охоту с дядей, я пола­гаю, что все зве­ри, кото­рых я уви­жу, ста­нут мои­ми!

(6) Страст­но желая при­нять уча­стие в охо­те, Кир все же не стал умо­лять об этом деда, как это он делал, когда был еще ребен­ком. Он стал сдер­жан­нее в сво­их посе­ще­ни­ях, и если он рань­ше бра­нил Сака за то, что тот не пус­кал его к деду, то теперь он сам для себя стал Саком. Он обра­щал­ся с прось­ба­ми к деду толь­ко тогда, когда пред­став­лял­ся под­хо­дя­щий слу­чай, и про­сил Сака пода­вать ему зна­ки, когда ему мож­но вой­ти к деду и насту­пи­ло ли под­хо­дя­щее для это­го вре­мя³⁰. К это­му вре­ме­ни уже и Сак его полю­бил, да и дру­гие тоже.

(7) Когда Асти­аг узнал о том, насколь­ко вели­ко жела­ние Кира при­нять уча­стие в охо­те, он отпу­стил его с дядей и дал для охра­ны всад­ни­ков из чис­ла взрос­лых вои­нов, чтобы они обе­ре­га­ли Кира в опас­ных местах и защи­ща­ли от диких зве­рей. Юно­ша подроб­но рас­спра­ши­вал сопро­вож­дав­ших его вои­нов о том, к каким зве­рям опас­но при­бли­жать­ся и каких мож­но сме­ло пре­сле­до­вать. Те отве­ча­ли, что мед­веди, каба­ны, львы и пан­те­ры чаще все­го уби­ва­ют при­бли­зив­ших­ся к ним охот­ни­ков. Напро­тив, оле­ни, газе­ли, дикие козы и ослы совер­шен­но без­опас­ны. Они так­же сове­то­ва­ли осте­ре­гать­ся опас­ных мест не мень­ше, чем хищ­ных зве­рей, так как мно­гие с.17 охот­ни­ки погиб­ли вме­сте со сво­и­ми коня­ми в про­па­стях. (8) Кир слу­шал их с необык­но­вен­ным вни­ма­ни­ем, но когда увидел выпрыг­нув­ше­го оле­ня, кинул­ся его пре­сле­до­вать, забыв обо всем, что ему гово­ри­ли, и устре­мив взор лишь в ту сто­ро­ну, куда помчал­ся олень. Конь его, спо­ткнув­шись обо что-то, упал на коле­ни, и Кир едва не пере­ле­тел через него. Все же Кир удер­жал­ся, и конь его встал. Спу­стив­шись в доли­ну, Кир пора­зил оле­ня дро­ти­ком; это было вели­ко­леп­ное и силь­ное живот­ное. Кир был необы­чай­но счаст­лив. Но тут подъ­е­хав­шие вои­ны ста­ли его уко­рять, гово­ря, что он под­вер­гал­ся боль­шой опас­но­сти; вои­ны гро­зи­ли, что ста­нут жало­вать­ся на него царю. Сой­дя с коня, Кир сто­ял и слу­шал все, что ему гово­ри­ли, огор­ча­ясь всем серд­цем. Но тут донес­ся до его слу­ха крик охот­ни­ков, и он быст­ро вско­чил на коня, охва­чен­ный азар­том охоты. Увидев мчав­ше­го­ся каба­на, он поска­кал ему навстре­чу. Напряг­шись до пре­де­ла, Кир точ­но пора­зил его в голо­ву меж­ду глаз и убил. (9) Тут уже дядя, увидев­ший, како­му рис­ку он себя под­вер­га­ет, стал бра­нить его. Тогда Кир попро­сил дядю все же отдать ему живот­ных, уби­тых им на охо­те, чтобы он мог пода­рить свою добы­чу деду. Как гово­рят, дядя отве­тил:

—Но если царь узна­ет, что ты при­нял уча­стие в пре­сле­до­ва­нии зве­ря, он станет бра­нить не толь­ко тебя, но и меня за то, что я раз­ре­шил.

—Пусть он отсте­га­ет меня бичом, когда я ста­ну дарить ему свою добы­чу, — отве­чал Кир. — А ты, дядя, нака­зы­вай меня как хочешь, но толь­ко ока­жи мне эту милость.

В кон­це кон­цов Киа­к­сар³¹ ска­зал:

—Посту­пай, как жела­ешь. Похо­же, что ныне и ты — наш царь.

(10) Кир, забрав уби­тых им живот­ных, пода­рил их деду, ска­зав при этом, что сам добыл их для него на охо­те. Но окро­вав­лен­ные дро­ти­ки он не стал ему пока­зы­вать, поло­жив их на такое место, где, как он пола­гал, дед мог увидеть их сам. Асти­аг же ска­зал ему:

—Я с удо­воль­ст­ви­ем при­ни­маю то, что ты мне даришь, мой маль­чик, но мне не нуж­ны подоб­ные подар­ки, если ты из-за них под­вер­га­ешь себя опас­но­сти.

—Если эта добы­ча, дедуш­ка, тебе не нуж­на, то про­шу тебя отдать ее мне, чтобы я мог разде­лить ее сре­ди сверст­ни­ков.

—Бери ее, а так­же и все осталь­ное, сколь­ко захо­чешь, и разда­вай всем, кому тебе забла­го­рас­судит­ся, мой маль­чик, — отве­тил Асти­аг.

(11) Кир разда­вал мясо уби­тых им живот­ных сверст­ни­кам и гово­рил при этом:

—Дру­зья, каки­ми же пустя­ка­ми мы зани­ма­лись, когда охо­ти­лись на зве­рей в пар­ке! Ведь такая охота, мне кажет­ся, подоб­на охо­те на свя­зан­ных живот­ных. Место здесь огра­ни­чен­ное, а сами живот­ные тощие и шелуди­вые; иные из них даже хро­мые, со сло­ман­ны­ми рога­ми. Напро­тив, каки­ми могу­чи­ми, кра­си­вы­ми и жир­ны­ми пока­за­лись мне те зве­ри, кото­рые пасут­ся в горах и на лугах! Оле­ни, буд­то окры­лен­ные, пры­га­ли до само­го неба, каба­ны неустра­ши­мо мча­лись впе­ред, подоб­но муже­ст­вен­ным вои­нам. Они были такой вели­чи­ны, что невоз­мож­но было про­мах­нуть­ся. с.18 Даже уби­тые, они каза­лись пре­крас­нее, чем пле­нен­ные живые. А вам раз­ре­шат отцы отпра­вить­ся на охоту? — спро­сил Кир.

—Они лег­ко отпу­стят нас, если раз­ре­шит Асти­аг.

(12) — Кто же замол­вит за вас сло­во перед Астиа­гом?

—Ты луч­ше всех дру­гих смо­жешь уго­во­рить Астиа­га, — ска­за­ли они.

—Но, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Кир, — я сам не знаю, что со мной про­изо­шло, пото­му что я совер­шен­но не в состо­я­нии ска­зать что-либо деду или под­нять на него гла­за, как рав­ный с рав­ным. Если так пой­дет далее, — доба­вил он, — то боюсь, как бы мне совсем не пре­вра­тить­ся в ничто­же­ство или глуп­ца. А вот когда я был ребен­ком, то гово­рил, мне кажет­ся, очень сме­ло и сво­бод­но.

—Но ведь это будет совсем постыд­ным, если ты не най­дешь в себе силы всту­пить­ся даже за нас в слу­чае какой-либо нуж­ды, и мы будем вынуж­де­ны про­сить кого-нибудь дру­го­го.

(13) Услы­шав это, Кир почув­ст­во­вал себя уязв­лен­ным и мол­ча ушел, дав себе сло­во быть сме­лее. Он напра­вил­ся к Асти­а­гу, обду­мы­вая по доро­ге, как при­дать сво­ей прось­бе самый без­обид­ный харак­тер и добить­ся для себя и для сво­их дру­зей того, о чем они про­си­ли. При­дя к Асти­а­гу, он начал свою речь таки­ми сло­ва­ми:

—Ска­жи мне, дедуш­ка, если кто-нибудь из тво­их рабов убе­жит от тебя и ты его пой­ма­ешь, как ты с ним посту­пишь?

—Закую в кан­да­лы и застав­лю работать, толь­ко и все­го, — отве­тил дед.

—А если он вер­нет­ся назад по сво­ей воле, что ты с ним сде­ла­ешь?

—Что же с ним сде­лать, как не отсте­гать бичом, чтобы он впредь не бегал? А потом я застав­лю его слу­жить по-преж­не­му.

—Тогда, дедуш­ка, тебе надо при­гото­вить бич, чтобы отсте­гать меня. Ведь я замыс­лил сбе­жать от тебя вме­сте с дру­зья­ми на охоту, — ска­зал Кир.

—Ты пре­крас­но сде­лал, что пред­у­предил меня, — отве­тил Асти­аг. — Отныне я запре­щаю тебе выез­жать из дому. Хорош бы я был, — доба­вил Асти­аг, — если ради какой-то дичи поте­рял бы сына сво­ей доче­ри, как дур­ной пас­тух.

(14) Услы­шав эти сло­ва, Кир под­чи­нил­ся реше­нию деда и остал­ся дома. От огор­че­ния он стал мол­ча­ли­вым и груст­ным и в таком состо­я­нии про­во­дил все дни. Асти­аг, одна­ко, заме­тил, насколь­ко силь­но удру­чен его внук, и, желая доста­вить ему удо­воль­ст­вие, взял его с собой на охоту. Царь собрал мно­же­ство людей, пеших и кон­ных, на эту охоту, и не толь­ко взрос­лых, но и детей. Загнав зве­рей в такие места, куда мог­ли про­ник­нуть всад­ни­ки, Асти­аг отдал свое цар­ское рас­по­ря­же­ние, чтобы никто, кро­ме Кира, не смел уби­вать зве­рей, пока Киру не наску­чит это заня­тие. Но тот вос­про­ти­вил­ся тако­му при­ка­зу деда и ска­зал:

—Если ты хочешь, дедуш­ка, чтобы охота доста­ви­ла мне удо­воль­ст­вие, раз­ре­ши и всем моим сверст­ни­кам пре­сле­до­вать зве­ря и состя­зать­ся в искус­стве охоты, чтобы каж­дый смог пока­зать, на что он спо­со­бен.

(15) Асти­аг согла­сил­ся и, стоя на месте, стал смот­реть, как мчат­ся охот­ни­ки за добы­чей, обго­няя друг дру­га и пора­жая зве­рей дро­ти­ка­ми. Он с.19 радо­вал­ся, наблюдая за вну­ком, уже не сдер­жи­вав­шим сво­их чувств от наслаж­де­ния, кото­рое достав­ля­ла ему охота: Кир кри­чал, подоб­но бла­го­род­ной гон­чей, пре­сле­дую­щей зве­ря. Асти­аг слу­шал, как Кир окли­ка­ет по име­ни каж­до­го участ­ни­ка охоты, и был дово­лен, наблюдая, как он насме­хал­ся над одни­ми и хва­лил дру­гих, не про­яв­ляя при этом ни малей­ше­го чув­ства зави­сти. С охоты Асти­аг вер­нул­ся, добыв мно­го зве­рей. Она доста­ви­ла его душе столь­ко радост­ных пере­жи­ва­ний, что впо­след­ст­вии он все­гда, как толь­ко пред­став­ля­лась воз­мож­ность, ездил на охоту с Киром, беря с собой боль­шую сви­ту, в том чис­ле и маль­чи­ков, чтобы доста­вить Киру удо­воль­ст­вие. Так Кир про­во­дил вре­мя, при­но­ся всем окру­жаю­щим радость, совер­шая доб­рые поступ­ки и ни одно­го дур­но­го.

(16) Око­ло того вре­ме­ни, когда Киру испол­ни­лось пят­на­дцать или шест­на­дцать лет, сын асси­рий­ско­го царя поже­лал нака­нуне сво­ей свадь­бы сам отпра­вить­ся на охоту. Он про­слы­шал, что в погра­нич­ной обла­сти, разде­ляв­шей асси­рий­ское и мидий­ское цар­ства, водит­ся мно­же­ство непу­га­ной дичи (со вре­ме­ни недав­ней вой­ны там никто не охо­тил­ся). Отпра­вив­шись туда, он взял с собой мно­же­ство всад­ни­ков и пель­та­стов³², чтобы охо­тить­ся без опас­ки. Они долж­ны были так­же выго­нять дичь из заро­с­лей на рав­ни­ны, удоб­ные для охоты. При­быв на место, где у асси­рий­цев нахо­ди­лись погра­нич­ные посты, охра­няв­ши­е­ся стра­жей, он рас­по­ло­жил­ся лаге­рем, чтобы при­гото­вить ужин; с зарей сле­дую­ще­го дня он наме­ре­вал­ся начать охоту. (17) Когда насту­пил вечер и высту­пив­ший из горо­да отряд пеших и кон­ных вои­нов при­был на сме­ну нахо­див­шей­ся там стра­жи, сыну асси­рий­ско­го царя пока­за­лось, что у него собра­лось боль­шое вой­ско. Полу­чи­лось так, что в одном месте соеди­ни­лись два отряда стра­жи, да и сам он при­был с боль­шим отрядом всад­ни­ков и пехо­тин­цев. Тут ему при­шла в голо­ву мысль, не луч­ше ли будет вторг­нуть­ся в Мидию с целью гра­бе­жа: дело это при­не­сет, пожа­луй, гораздо боль­ше сла­вы, неже­ли охота, да и скота мож­но будет добыть боль­шое коли­че­ство. Встав рано поут­ру, он повел вой­ско в Мидию, оста­вив пехо­тин­цев на месте для охра­ны погра­нич­ных постов. Сам он вме­сте со сво­и­ми всад­ни­ка­ми поска­кал к погра­нич­ным постам мидян и остал­ся там, имея при себе бо́льшую и луч­шую часть отряда, чтобы поме­шать погра­нич­ным постам мидян ока­зать сопро­тив­ле­ние. Остав­шу­ю­ся часть сво­их всад­ни­ков он раз­бил на отряды по филам³³ и разо­слал эти отряды в раз­ные места, при­ка­зав заби­рать в плен всех, кого они встре­тят, и гнать к нему. Те так и сде­ла­ли.

(18) Когда Асти­а­гу сооб­щи­ли, что в стра­ну вторг­ся непри­я­тель, он высту­пил к гра­ни­це с имев­шим­ся у него вой­ском. С ним отпра­вил­ся и его сын, воз­глав­ляв­ший кон­ни­цу, нахо­див­шу­ю­ся в строю. Всем осталь­ным мидий­ским вои­нам был отдан при­каз соби­рать­ся в поход.

Когда мидяне увиде­ли мно­же­ство асси­рий­цев, выстро­ив­ших­ся в бое­вом поряд­ке, и спо­кой­но сто­яв­ших всад­ни­ков, они тоже вста­ли.

Кир, со вни­ма­ни­ем следив­ший за тем, как одни вои­ны отправ­ля­ют­ся в поход, а дру­гие спеш­но гото­вят­ся к выступ­ле­нию, отпра­вил­ся в поход и сам, впер­вые надев свое воору­же­ние. Он не верил сво­е­му сча­стью — так страст­но меч­тал он надеть его когда-нибудь. Оно было пре­крас­но и очень с.20 лов­ко сиде­ло на нем, так как дед при­ка­зал изгото­вить его по мер­ке. Надев свой доспех, Кир при­ска­кал к деду. Асти­аг удив­лен­но спро­сил, кто раз­ре­шил ему при­ехать, но тем не менее поз­во­лил остать­ся в его сви­те. (19) Когда Кир увидел боль­шое коли­че­ство всад­ни­ков про­тив­ни­ка, он спро­сил:

—Дедуш­ка, те всад­ни­ки, что так спо­кой­но сидят на сво­их конях, это и есть вой­ска про­тив­ни­ка?

—Да, это вра­ги, — отве­чал Асти­аг.

—А те, кто разъ­ез­жа­ют там на сво­их конях, тоже вра­ги?

—И те, конеч­но.

—Но, кля­нусь Зев­сом, — ска­зал тогда Кир, — ведь эти него­дяи на сво­их кля­чах уво­зят наше доб­ро! Раз­ве не сле­ду­ет нашим вои­нам сей­час же ринуть­ся про­тив них?

—Раз­ве ты не видишь, мой маль­чик, — отве­чал Асти­аг, — какое мно­же­ство всад­ни­ков там выстро­и­лось? Если мы их сей­час ата­ку­ем, они нас окру­жат; ведь наши глав­ные силы еще не подо­шли.

—Но если ты ста­нешь, стоя на месте, ожи­дать попол­не­ния, — воз­ра­зил Кир, — сто­я­щий про­тив нас про­тив­ник, опа­са­ясь уда­ра, не тро­нет­ся с места. А зани­маю­щи­е­ся гра­бе­жом вои­ны вра­га тот­час же бро­сят свою добы­чу, как толь­ко увидят, что на них напа­да­ют.

(20) Когда Кир это ска­зал, Асти­аг поду­мал, что тот дает дель­ный совет. Удив­ля­ясь про себя уму и здра­во­мыс­лию Кира, царь при­ка­зал сво­е­му сыну взять отряд всад­ни­ков и ата­ко­вать про­тив­ни­ка, заня­то­го гра­бе­жом. «Сам я, — доба­вил Асти­аг, — дви­нусь в ата­ку про­тив осталь­ной части непри­я­тель­ско­го вой­ска, если они сде­ла­ют попыт­ку напасть на тебя, чтобы ее отвлечь».

Выпол­няя полу­чен­ный при­каз, Киа­к­сар с отрядом отбор­ных всад­ни­ков, сидев­ших на луч­ших конях, напал на про­тив­ни­ка. Кир, увидев, как они устре­ми­лись на вра­га, тоже поска­кал впе­ред. Ско­ро он ока­зал­ся впе­ре­ди всех, за ним сле­до­вал Киа­к­сар, дру­гие тоже ста­ра­лись не отста­вать.

Заня­тые гра­бе­жом вра­ги, как толь­ко заме­ти­ли их при­бли­же­ние, тот­час обра­ти­лись в бег­ство, бро­сив добы­чу. (21) Но груп­па всад­ни­ков во гла­ве с Киром отре­за­ла им путь к отступ­ле­нию. Захва­чен­ных в плен они уби­ва­ли на месте. Во всех этих делах пер­вым был Кир. Сумев­ших про­рвать­ся асси­рий­цев мидяне пре­сле­до­ва­ли по пятам, не давая им убе­жать. Как бла­го­род­ная, но неопыт­ная гон­чая бро­са­ет­ся на каба­на, так и Кир рвал­ся впе­ред, стре­мясь уни­что­жить окру­жен­ных вра­гов и не думая ни о чем ином.

Вра­ги заме­ти­ли, в каком тяже­лом поло­же­нии ока­за­лась часть их вой­ска, и дви­ну­лись всей мас­сой, чтобы при­влечь к себе вни­ма­ние мидян и поме­шать им пре­сле­до­вать отсту­паю­щих. (22) Но Кир и не поду­мал оста­но­вить­ся, а напро­тив, в упо­е­нии про­дол­жал пре­сле­до­вать вра­га и, при­зы­вая к тому же сво­его дядю, обра­тил про­тив­ни­ка в бес­по­рядоч­ное бег­ство. Киа­к­сар, сты­дясь, может быть, сво­его отца, тоже сле­до­вал за Киром, ста­ра­ясь от него не отста­вать. Все осталь­ные мидий­ские вои­ны были тоже увле­че­ны пре­сле­до­ва­ни­ем, в том чис­ле те, кото­рые отнюдь не отли­ча­лись осо­бой храб­ро­стью перед лицом вра­га.

с.21 Когда Асти­аг увидел, как без­рас­суд­но кину­лись его вои­ны пре­сле­до­вать вра­га, в то вре­мя как дру­гое вой­ско про­тив­ни­ка сомкну­тым стро­ем дви­ну­лось им навстре­чу, он испу­гал­ся за сына и за Кира, как бы они, рас­стро­ив свои бое­вые поряд­ки, не ока­за­лись лицом к лицу с гото­вым к бою вра­гом и не понес­ли уро­на. Поэто­му он сра­зу повел вой­ска на вра­га. (23) Увидев насту­паю­щих мидян, вои­ны про­тив­ни­ка оста­но­ви­лись, выста­вив впе­ред копья и натя­ну­ли луки, пола­гая, что и мидяне, подой­дя на рас­сто­я­ние выст­ре­ла из лука, тоже вста­нут, как они обыч­но это и дела­ли. Рань­ше, когда их вой­ска сбли­жа­лись, всад­ни­ки на пол­ном ска­ку подъ­ез­жа­ли к про­тив­ни­ку и мета­ли стре­лы во вра­га до позд­не­го вече­ра. Но теперь, когда вра­ги увиде­ли сво­их вои­нов бегу­щи­ми в поис­ках спа­се­ния к месту, где сто­я­ли их основ­ные силы, и как вои­ны Кира их пре­сле­ду­ют, а сам Асти­аг со сво­и­ми всад­ни­ка­ми нахо­дит­ся от них уже на рас­сто­я­нии выст­ре­ла из лука, они пода­лись назад и обра­ти­лись в бег­ство. Мидяне ста­ли их пре­сле­до­вать и мно­гих захва­ти­ли в плен. Всех, попа­дав­ших им в руки, они уби­ва­ли, и людей, и лоша­дей, а падаю­щих доби­ва­ли. Они не пре­кра­ща­ли пре­сле­до­ва­ния, пока не ока­за­лись вбли­зи от асси­рий­ских пехо­тин­цев. Там они оста­но­ви­лись, опа­са­ясь заса­ды. (24) После это­го Асти­аг повер­нул свое вой­ско назад, всем серд­цем раду­ясь победе, одер­жан­ной его кон­ни­цей, и не зная даже, что и думать о Кире. Асти­аг пони­мал, что победой обя­зан ему, но в то же вре­мя созна­вал, что храб­рость Кира гра­ни­чи­ла с без­рас­суд­ст­вом. И даже тогда, когда вой­ско напра­ви­лось домой, Кир, отде­лив­шись от всех, стал объ­ез­жать поле сра­же­ния, рас­смат­ри­вая уби­тых. Послан­ные Астиа­гом при­двор­ные с трудом ото­рва­ли его от это­го зре­ли­ща и при­ве­ли к царю. Кир изо всех сил ста­рал­ся дер­жать­ся за сопро­вож­дав­шей его сви­той, так как видел суро­вое лицо деда, стро­го смот­рев­ше­го на него.

(25) Вот что про­ис­хо­ди­ло у мидян, и у всех на устах было имя Кира: его вос­пе­ва­ли в пес­нях и про­слав­ля­ли в речах. Асти­аг, и преж­де отли­чав­ший его, теперь и вовсе был им пле­нен. Отец Кира Кам­бис радо­вал­ся, узна­вая обо всем этом. Но, услы­шав, что Кир совер­шил подви­ги, достой­ные зре­ло­го мужа, он стал отзы­вать его для выпол­не­ния обя­зан­но­стей, воз­ла­гав­ших­ся на всех пер­сов. Как гово­рят, и сам Кир заявил тогда, что хочет уехать, чтобы не навлечь на себя недо­воль­ство отца и не заслу­жить пори­ца­ния со сто­ро­ны вла­стей.

Асти­аг при­знал необ­хо­ди­мым отпу­стить Кира. Дав ему коней, каких толь­ко Кир захо­тел взять, и еще мно­го дру­го­го, — он ведь воз­ла­гал на Кира боль­шие надеж­ды и любил его, уве­рен­ный, что Кир станет мужем, полез­ным для дру­зей и гроз­ным для вра­гов, — Асти­аг ото­слал его домой.

Отбы­ваю­ще­го на роди­ну Кира про­во­жа­ли все — дети, сверст­ни­ки, взрос­лые мужи, ста­ри­ки и сам Асти­аг вер­хом на коне. Гово­рят, что все они, воз­вра­ща­ясь домой, не мог­ли удер­жать­ся от слез. (26) Гово­рят так­же, буд­то и Кир силь­но пла­кал при отъ­езде, и что мно­гие из тех подар­ков, кото­рые дал ему Асти­аг, он раздал сво­им сверст­ни­кам. Даже мидий­ский наряд, кото­рый на нем был, он снял с себя и отдал тому, кого более все­го любил. При этом добав­ля­ют, что все, кто полу­чил от Кира подар­ки, с.22 отнес­ли их к Асти­а­гу, а тот вновь отпра­вил их к Киру. Но Кир ото­слал их мидя­нам и велел пере­дать деду сле­дую­щее:

—Если ты хочешь, дедуш­ка, чтобы я вновь при­ехал к тебе и нико­го не сты­дил­ся в Мидии, пусть подар­ки оста­нут­ся у тех, кого я ода­рил.

Услы­шав эти сло­ва, Асти­аг посту­пил так, как про­сил его Кир.

(27) Рас­ска­зы­ва­ют так­же (если поз­во­ле­но будет здесь вспом­нить об одной любов­ной исто­рии), что, когда Кир уез­жал и рас­ста­вал­ся со сво­и­ми род­ст­вен­ни­ка­ми, они, про­ща­ясь, цело­ва­ли его в уста по пер­сид­ско­му обы­чаю³⁴. И поныне еще пер­сы посту­па­ют таким же обра­зом. Какой-то мидя­нин³⁵, бла­го­род­ный и кра­си­вый, до безу­мия влюб­лен­ный в Кира за его кра­соту, дол­го сто­ял поодаль. Увидев, как род­ст­вен­ни­ки целу­ют Кира, он ото­шел в сто­ро­ну. Когда все осталь­ные ушли, он подо­шел к Киру и спро­сил его:

—А меня, Кир, ты не при­зна­ешь сво­им род­ст­вен­ни­ком?

—А что, — отве­чал Кир, — ты тоже мой родич?

—Разу­ме­ет­ся, — отве­чал тот.

—Пото­му-то ты так при­сталь­но вгляды­вал­ся в меня, — ска­зал Кир. — Мне кажет­ся, я не раз заме­чал, как ты смот­рел на меня подоб­ным обра­зом.

—Я все вре­мя хотел подой­ти к тебе, но, кля­нусь бога­ми, все стес­нял­ся.

—Тебе не надо было стес­нять­ся, раз ты мне род­ст­вен­ник.

Про­из­не­ся эти сло­ва, Кир подо­шел к нему и поце­ло­вал его.

(28) Полу­чив этот поце­луй, мидя­нин спро­сил:

—Раз­ве у пер­сов тоже суще­ст­ву­ет обы­чай цело­вать род­ст­вен­ни­ков?

—Разу­ме­ет­ся, — отве­чал Кир, — осо­бен­но при встре­чах после раз­лу­ки, или же при рас­ста­ва­нии, когда они куда-нибудь уез­жа­ют.

—Тогда, пожа­луй, тебе при­дет­ся еще раз поце­ло­вать меня. Я ведь тоже уез­жаю, как ты сам видишь.

Кир поце­ло­вал его еще раз, попро­щал­ся и уехал. Но не успел он отъ­е­хать на сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ное рас­сто­я­ние, как этот мидя­нин догнал его на взмы­лен­ном коне. Увидев его, Кир спро­сил:

—Ты, навер­но, забыл мне что-то сооб­щить?

—Нет, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал тот, — но я встре­тил­ся с тобой после раз­лу­ки!

—Но, родич, после весь­ма недол­гой раз­лу­ки!

—Поче­му же недол­гой? — воз­ра­зил мидя­нин. — Раз­ве ты не зна­ешь, что и мгно­ве­ние кажет­ся мне необык­но­вен­но дол­гим, если я не вижу тебя, тако­го кра­сав­ца!

Кир, пла­кав­ший до это­го, рас­сме­ял­ся и ска­зал мидя­ни­ну, чтобы тот воз­вра­щал­ся и сохра­нял бод­рость духа. Он, Кир, вско­ре вер­нет­ся и тогда мидя­нин смо­жет вновь увидеть его, и не раз, если толь­ко захо­чет.

с.23

(I. 5. 1) Так Кир воз­вра­тил­ся в Пер­сию и про­вел, как гово­рят, еще один год сре­ди сверст­ни­ков. Вна­ча­ле они насме­ха­лись над Киром, упре­кая его за то, что он буд­то бы при­учил­ся в Мидии к рос­ко­ши. Но когда все увиде­ли, что Кир ест и пьет с таким же аппе­ти­том, как они, и во вре­мя празд­нич­но­го пир­ше­ства готов ско­рее отдать кому-либо часть сво­ей доли, чем попро­сить при­бав­ки, да к тому же заме­ти­ли его пре­вос­ход­ство над ними во всем, они вновь ста­ли под­чи­нять­ся Киру. А когда Кир вышел из дет­ско­го воз­рас­та и пере­шел в раз­ряд эфе­бов, он и сре­ди них ока­зал­ся самым доб­лест­ным во всех делах, самым вынос­ли­вым и дис­ци­пли­ни­ро­ван­ным, послуш­ным у пред­во­ди­те­лей и испол­нен­ным ува­же­ния к ста­рей­шим.

(2) Через неко­то­рое вре­мя в Мидии скон­чал­ся Асти­аг и на цар­ский пре­стол всту­пил Киа­к­сар, сын Астиа­га и брат мате­ри Кира. Царь Асси­рии, поко­рив­ший всех сирий­цев (народ необык­но­вен­но мно­го­чис­лен­ный) и сде­лав­ший сво­им под­дан­ным царя ара­бов, под­чи­нив­ший гир­кан­цев и оса­див­ший бак­трий­цев, к это­му вре­ме­ни решил, что если он осла­бит мидий­ское государ­ство³⁶, то ему удаст­ся уста­но­вить свое гос­под­ство над все­ми окру­жаю­щи­ми наро­да­ми. Ведь он пола­гал, что мидяне явля­ют­ся самым могу­ще­ст­вен­ным из всех сосед­них наро­дов. (3) Поэто­му он разо­слал послов к сво­им под­дан­ным, а так­же к лидий­ско­му царю Кре­зу, к царю кап­па­до­кий­цев, в обе Фри­гии, в Пафла­го­нию, Индию, Карию и Кили­кию, с кле­вет­ни­че­ски­ми обви­не­ни­я­ми про­тив мидян и пер­сов. Царь Асси­рии сооб­щал через сво­их послов, что оба эти наро­да, мидяне и пер­сы, вели­ки и могу­ще­ст­вен­ны, что они объ­еди­ни­лись и заклю­ча­ют брач­ные сою­зы меж­ду собой и что они пред­став­ля­ют опас­ность для сосед­них государств. Если не при­нять своевре­мен­но мер, веду­щих к ослаб­ле­нию пер­сов и мидян, то, напа­дая по оче­реди на сво­их соседей, они под­чи­нят себе все наро­ды.

Мно­гие пра­ви­те­ли пове­ри­ли речам этих послов, дру­гие же были при­вле­че­ны подар­ка­ми и день­га­ми, в кото­рых у асси­рий­ско­го царя не было недо­стат­ка, и заклю­чи­ли с ним обо­ро­ни­тель­ный и насту­па­тель­ный союз. (4) Киа­к­сар, сын Астиа­га, узнав о коз­нях, кото­рые были про­тив него зате­я­ны, и о при­готов­ле­ни­ях вра­гов, тот­час же сам начал при­ни­мать ответ­ные меры, исполь­зуя все воз­мож­но­сти. Он отпра­вил послов к пер­сид­ским вла­стям и к Кам­би­су, царю Пер­сии, жена­то­му на его сест­ре. Обра­тил­ся он и к Киру, про­ся при­нять на себя коман­до­ва­ние вой­ска­ми, если пер­сид­ские вла­сти их при­шлют. К это­му вре­ме­ни Кир про­вел десять лет сре­ди эфе­бов и уже пере­шел в раз­ряд зре­лых мужей.

(5) Кир при­нял это пред­ло­же­ние, и совет пер­сид­ских ста­рей­шин назна­чил его коман­ди­ром вой­ска, отправ­ля­е­мо­го в Мидию. Киру было дано пра­во выбрать себе две­сти гомо­ти­мов³⁷, каж­до­му из кото­рых, в свою оче­редь, пре­до­став­ля­ли воз­мож­ность выбрать еще по четы­ре чело­ве­ка из тех же гомо­ти­мов. В ито­ге полу­ча­ет­ся тыся­ча чело­век. Каж­до­му из этой тыся­чи назна­чи­ли по десять пель­та­стов, по десять пращ­ни­ков, по десять стрел­ков из лука, набран­ных сре­ди про­сто­го наро­да в Пер­сии. Так обра­зу­ет­ся с.24 вой­ско из деся­ти тысяч луч­ни­ков, деся­ти тысяч пель­та­стов и деся­ти тысяч пращ­ни­ков. Кро­ме того, в это вой­ско вошла и уже упо­ми­нав­ша­я­ся тыся­ча чело­век. Пра­во набрать такое вой­ско и было пре­до­став­ле­но Киру.

(6) Назна­чен­ный коман­дую­щим, Кир преж­де все­го при­нес жерт­вы богам. Полу­чив бла­го­при­ят­ные пред­зна­ме­но­ва­ния, он избрал затем две­сти гомо­ти­мов. Затем, когда каж­дый из них в свою оче­редь выбрал себе по четы­ре гомо­ти­ма, он собрал их всех и обра­тил­ся к ним со сле­дую­щей речью:

(7) — Дру­зья! Я избрал вас совсем не пото­му, что толь­ко сей­час оце­нил ваши досто­ин­ства. С дет­ских лет я наблюдаю, с каким усер­ди­ем и как рев­ност­но вы испол­ня­е­те все, что наше государ­ство при­зна­ет пре­крас­ным, и как реши­тель­но отвер­га­е­те то, что оно при­зна­ет дур­ным. Теперь я хочу сооб­щить вам, поче­му я и сам с боль­шой охотой взял на себя это коман­до­ва­ние, и вас при­звал на помощь. (8) Мне хоро­шо извест­но, что наши пред­ки ни в чем не усту­па­ли нам и все­гда совер­ша­ли такие дея­ния, кото­рые счи­та­ют­ся образ­цом доб­ро­де­те­ли и доб­ле­сти. Одна­ко я все еще не могу усмот­реть, чем они, обла­дав­шие столь высо­ки­ми досто­ин­ства­ми, обо­га­ти­ли пер­сид­ское государ­ство или самих себя. (9) Как я пола­гаю, люди всту­па­ют на путь доб­ро­де­те­ли не с той целью, чтобы бла­го­род­ные и чест­ные полу­ча­ли столь­ко жиз­нен­ных благ, сколь­ко и дур­ные. Напро­тив, тот, кто в насто­я­щий момент отка­зы­ва­ет­ся от наслаж­де­ний, дела­ет это отнюдь не с целью навсе­гда отре­шить­ся от радо­стей жиз­ни, а ради того, чтобы ценой воз­дер­жа­ния при­угото­вить себе мно­го­чис­лен­ные и раз­но­об­раз­ные радо­сти в буду­щем. Стре­мя­щи­е­ся стать искус­ны­ми ора­то­ра­ми доби­ва­ют­ся сво­ей цели не ради того, чтобы посто­ян­но высту­пать с кра­си­вы­ми реча­ми, но наде­ют­ся сво­им крас­но­ре­чи­ем убедить народ и вооду­ше­вить его на свер­ше­ние мно­го­чис­лен­ных вели­ких дея­ний. Точ­но так же люди, посвя­тив­шие себя воен­но­му делу, зани­ма­ют­ся им отнюдь не для того, чтобы про­ве­сти жизнь в рат­ных трудах, но рас­счи­ты­ва­ют, став искус­ны­ми вои­на­ми, при­об­ре­сти и для себя, и для сво­его государ­ства бла­го­по­лу­чие, богат­ство и вели­кую сла­ву. (10) Если же после всех этих уси­лий они допу­стят, чтобы из-за насту­пив­шей ста­ро­сти им нель­зя уже было вос­поль­зо­вать­ся пло­да­ми сво­их трудов, то в этом слу­чае я срав­нил бы их с зем­ледель­ца­ми, кото­рые, стре­мясь стать образ­цо­вы­ми хозя­е­ва­ми, тща­тель­но засе­ва­ют свое поле и выра­щи­ва­ют уро­жай, но, когда насту­па­ет вре­мя убор­ки, остав­ля­ют поле неуб­ран­ным и дают зер­ну стечь обрат­но на зем­лю. Точ­но так же я не могу при­знать бла­го­ра­зум­ным атле­та, кото­рый после дол­гих упраж­не­ний добил­ся воз­мож­но­сти одер­жать победу, но на про­тя­же­нии всей сво­ей жиз­ни ни разу не высту­пил на состя­за­ни­ях. (11) Пусть же это не слу­чит­ся с вами, вои­ны! И посколь­ку с дет­ских лет, как всем извест­но, мы учим­ся совер­шать бла­го­род­ные и пре­крас­ные дея­ния, я при­зы­ваю вас дви­нуть­ся про­тив вра­гов, совер­шен­но не спо­соб­ных нам про­ти­во­сто­ять. Ведь те, кто уме­ет стре­лять из лука, метать дро­тик и лов­ко сидеть на коне, но пада­ют духом, когда надо пере­но­сить труд­но­сти и лише­ния, не могут счи­тать­ся насто­я­щи­ми вои­на­ми, — а вра­ги наши не уме­ют пере­но­сить труд­но­сти. Не явля­ют­ся насто­я­щи­ми вои­на­ми и те, кого побеж­да­ет сон, когда надо бодр­ст­во­вать, — а вра­ги наши не спо­соб­ны бодр­ст­во­вать. И даже те, кто все это с.25 уме­ет, но не научил­ся тому, как сле­ду­ет обхо­дить­ся с союз­ни­ка­ми и вра­га­ми, оста­ют­ся, без сомне­ния, неве­же­ст­вен­ны­ми в нау­ке вели­чай­шей важ­но­сти. (12) Вы же, напро­тив, спо­соб­ны совер­шать в ноч­ное вре­мя все то, что совер­ша­ют днем, и счи­та­е­те труд осно­вой счаст­ли­вой жиз­ни. На голод вы смот­ри­те как на обсто­я­тель­ство, спо­соб­ст­ву­ю­щее аппе­ти­ту, а жаж­ду пере­но­си­те лег­че, чем львы. Самое же пре­крас­ное досто­я­ние, более все­го побуж­даю­щее к воин­ским подви­гам, вы хра­ни­те в сво­ей душе: похва­ла вас раду­ет более, чем что-либо иное. Но тот, кто жела­ет заслу­жить похва­лу, дол­жен быть готов к любой опас­но­сти и пере­не­сти любую труд­ность. (13) Если я, отзы­ва­ясь о вас так, в душе при­дер­жи­ва­юсь ино­го мне­ния, то я обма­ны­ваю сам себя. За вся­кий ваш посту­пок, про­ти­во­ре­ча­щий тому, о чем я уже ска­зал, мне при­дет­ся нести ответ­ст­вен­ность. Но, дове­ряя опы­ту и доб­рым чув­ствам, кото­рые вы пита­е­те ко мне, а так­же зная тупость наших вра­гов, я уве­рен, что не обма­нусь в воз­ла­гае­мых на вас пре­крас­ных надеж­дах. Так отпра­вим­ся же сме­ло в поход! Мы не долж­ны опа­сать­ся, что нас могут запо­до­зрить в стрем­ле­нии завла­деть чужим доб­ром. Враг, вторг­ший­ся ныне, пер­вым нанес удар, и дру­зья при­зы­ва­ют нас на помощь. Раз­ве есть на све­те что-либо более спра­вед­ли­вое, чем защи­та от вра­гов, и более пре­крас­ное, чем помощь дру­зьям? (14) А то, что я начи­наю поход, воздав долж­ное богам, все­лит в вас, как я пола­гаю, душев­ную бод­рость. Вы ведь зна­е­те, по дав­не­му со мной зна­ком­ству, что не толь­ко вели­кие, но и самые малые дела я начи­наю, пред­ва­ри­тель­но испро­сив бла­го­сло­ве­ние боже­ства.

В кон­це Кир ска­зал:

—Есть ли еще необ­хо­ди­мость про­дол­жать эту речь? Выби­рай­те людей и, собрав их, а так­же захва­тив с собой все необ­хо­ди­мые при­па­сы, направ­ляй­тесь в Мидию. Я же дол­жен сна­ча­ла отпра­вить­ся к отцу, чтобы как мож­но ско­рее раз­уз­нать все о вра­гах и под­гото­вить все необ­хо­ди­мое для обес­пе­че­ния, с помо­щью богов, пол­но­го успе­ха в сра­же­нии с вра­гом.

И вои­ны ста­ли делать все, что пове­лел им Кир.

(I. 6. 1) Кир при­был домой, воз­нес молит­ву Гестии Отчей и Зев­су Отче­му, а так­же всем осталь­ным богам, и уже после это­го отпра­вил­ся в поход. Его сопро­вож­дал отец. Когда они отъ­е­ха­ли от дома, им, как гово­рят, были даны бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния — гром и мол­ния³⁸. После этих зна­ме­ний они про­дол­жи­ли свой путь, не при­бе­гая к гада­ни­ям по поле­ту птиц. Они были уве­ре­ны, что ника­кое дру­гое зна­ме­ние не смо­жет лишить³⁹ их бла­го­склон­но­сти, про­яв­лен­ной вели­ким боже­ст­вом. (2) Так про­еха­ли они неко­то­рое вре­мя, и отец обра­тил­ся к Киру со сле­дую­щи­ми сло­ва­ми:

—Сын мой, и жерт­вы, и небес­ные зна­ме­ния гово­рят о том, что боги мило­сти­вы и бла­го­склон­ны к тебе. Ты и сам это видишь. Я ведь дол­го с.26 учил тебя это­му искус­ству, чтобы ты не при­бе­гал к помо­щи тол­ко­ва­те­лей, но умел сам наблюдать то, что мож­но увидеть, и вни­мать тому, что мож­но услы­шать, позна­вая волю богов. Делал это я с той целью, чтобы ты не зави­сел от жре­цов, если они захотят обма­нуть тебя, наме­рен­но иска­жая смысл зна­ме­ний, явля­е­мых бога­ми, чтобы ты не испы­ты­вал затруд­не­ний, если рядом не ока­жет­ся жре­цов, раз­га­ды­вая смысл зна­ме­ний, и лег­ко пони­мал их при помо­щи искус­ства ман­ти­ки⁴⁰, сле­дуя этим пред­зна­ме­но­ва­ни­ям.

(3) — Я и сам, отец, посто­ян­но ста­ра­юсь сле­до­вать тво­им сове­там, насколь­ко это в моих силах, — отве­чал Кир, — чтобы боги оста­ва­лись мило­сти­вы­ми ко мне, являя свои зна­ме­ния. Я ведь пом­ню, — доба­вил он, — как одна­жды слы­шал от тебя, что и от богов, и от дру­зей ско­рее добьет­ся желае­мо­го не тот, кто в затруд­ни­тель­ных обсто­я­тель­ствах сми­рен­но умо­ля­ет их о помо­щи, а тот, кто при самом бла­го­при­ят­ном ходе сво­их дел пом­нит и чтит боже­ство. Ты тогда гово­рил, что и с дру­зья­ми сле­ду­ет обхо­дить­ся подоб­ным обра­зом.

(4) — Но, мой маль­чик, — ска­зал отец, — раз­ве сей­час ты не обра­ща­ешь­ся к боже­ству с более лег­ким серд­цем, бла­го­да­ря сво­им ста­ра­ни­ям? И раз­ве ты не наде­ешь­ся быст­ро полу­чить от богов то, что про­сишь, созна­вая, что нико­гда не забы­вал о них?

—Ты совер­шен­но прав, отец, я знаю, боги ко мне бла­го­склон­ны.

(5) — А пом­нишь ли, мой маль­чик, как одна­жды при­шла мне в голо­ву такая мысль. Ведь боги дали в удел людям, искус­ным в делах, луч­шую жизнь, чем неуме­лым; трудо­лю­би­вым помо­га­ют дости­гать цели ско­рее, чем без­де­я­тель­ным, забот­ли­вым — быть уве­рен­нее в сво­ей без­опас­но­сти, чем без­за­бот­ным. А раз надо стать имен­но таким, каким нуж­но, чтобы добить­ся успе­ха, то лишь при этом усло­вии мож­но обра­щать­ся к богам с прось­бой о каком-либо бла­ге.

(6) — Конеч­но же, я пре­крас­но пом­ню, — отве­чал Кир, — как слы­шал это от тебя, кля­нусь Зев­сом. Теперь мне над­ле­жит лишь сле­до­вать тво­е­му сове­ту. Я знаю, ты все­гда гово­рил, что нель­зя про­сить у богов победы в кава­ле­рий­ском сра­же­нии тем, кто не уме­ет ездить вер­хом, подоб­но тому, как людям, не уме­ю­щим стре­лять из лука, не подо­ба­ет молить богов о победе над вла­де­ю­щи­ми этим искус­ст­вом. Точ­но так же корм­чие, не изу­чив­шие искус­ства судо­вож­де­ния, не долж­ны молить бога о спа­се­нии кораб­ля, подоб­но тому, как зем­ледель­цы, не засе­яв­шие поля, не име­ют пра­ва молить богов о бога­том уро­жае, или вои­ны, без­рас­суд­но веду­щие себя в бою, про­сить богов сохра­нить им жизнь. Ведь все такие прось­бы про­ти­во­ре­чат боже­ским уста­нов­ле­ни­ям. Те же, кто молит богов о недоз­во­лен­ном, гово­рил ты мне, есте­ствен­но ниче­го от них не полу­ча­ют, как не доби­ва­ют­ся ниче­го и у людей те, кто про­сит о про­ти­во­за­кон­ном.

(7) — А не забыл ли ты, мой маль­чик, как мы неко­гда рас­суж­да­ли с тобой еще об одном пред­ме­те? Если кто-либо суме­ет добить­ся поло­же­ния, кото­рое поз­во­лит ему стя­жать сла­ву чело­ве­ка пре­крас­но­го и бла­го­род­но­го, и к тому же у него будет все­го в достат­ке и для себя и для сво­их домо­чад­цев, то раз­ве это не будет пре­крас­ным и весь­ма достой­ным дея­ни­ем? А если еще, поми­мо выше­ска­зан­но­го, что само по себе явля­ет­ся вели­ким с.27 делом, он будет уметь повеле­вать дру­ги­ми людь­ми, да так, чтобы они полу­чи­ли все необ­хо­ди­мое в изоби­лии и при этом сами ста­ли таки­ми, каки­ми они долж­ны быть, то раз­ве это не каза­лось нам вооб­ще вели­чай­шим подви­гом, заслу­жи­ваю­щим вос­хи­ще­ния и удив­ле­ния?

(8) — О да, отец, кля­нусь Зев­сом, я пом­ню, как ты все это гово­рил. Мне так же, как и тебе, уме­ние руко­во­дить людь­ми все­гда каза­лось вели­чай­шим искус­ст­вом. И ныне я про­дол­жаю думать то же самое, посколь­ку мои помыс­лы направ­ле­ны на то, как я сам буду коман­до­вать. Когда, наблюдая за дру­ги­ми, я на опы­те познаю, какие вое­на­чаль­ни­ки из них выхо­дят и что пред­став­ля­ют собой наши буду­щие про­тив­ни­ки, то мне кажет­ся про­сто позор­ным опа­сать­ся подоб­ных людей и не пылать жела­ни­ем высту­пить про­тив них. Ведь все эти люди, — доба­вил Кир, — начи­ная с наших дру­зей⁴¹, пола­га­ют, что пол­ко­во­дец дол­жен отли­чать­ся от под­чи­нен­ных более рос­кош­ным обра­зом жиз­ни, большим коли­че­ст­вом золота в доме, большим досу­гом и вооб­ще жиз­нью, совер­шен­но сво­бод­ной от вся­ких трудов. Я же, напро­тив, пола­гаю, что пред­во­ди­тель дол­жен отли­чать­ся от под­чи­нен­ных не рос­кош­ным обра­зом жиз­ни, а трудо­лю­би­ем и уме­ни­ем пред­видеть собы­тия.

(9) — Но, мой маль­чик, — заме­тил отец, — ино­гда воз­ни­ка­ет такое поло­же­ние, когда при­хо­дит­ся бороть­ся не про­тив людей, а про­тив обсто­я­тельств, с кото­ры­ми не лег­ко спра­вить­ся. Ты и сам сей­час пони­ма­ешь, что если вой­ско не полу­чит необ­хо­ди­мых при­па­сов, то ты утра­тишь над ним свою власть.

—Но ведь Киа­к­сар обе­щал поза­бо­тить­ся обо всех вои­нах, высту­паю­щих в поход, сколь­ко бы их ни было?

—Так ты, мой маль­чик, отправ­ля­ешь­ся, пола­га­ясь на денеж­ные сред­ства Киа­к­са­ра?

—Разу­ме­ет­ся! — отве­чал Кир.

—А зна­ешь ли ты, насколь­ко они вели­ки?

—Нет, кля­нусь Зев­сом.

—И все же, не зная их вели­чи­ны, ты про­дол­жа­ешь на них пола­гать­ся. Пони­ма­ешь ли ты, что тебе мно­го­го будет недо­ста­вать и что Киа­к­са­ру пред­сто­ят ныне боль­шие рас­хо­ды?

—Да, пони­маю, — отве­чал Кир.

—Но если у него не хва­тит средств или он не сдер­жит сло­ва, что тогда будет с тво­им вой­ском?

—Ясно, что ему при­дет­ся пло­хо, — отве­тил Кир. — Если ты, отец, зна­ешь какой-нибудь выход из это­го труд­но­го поло­же­ния, и я буду в силах посту­пить по тво­е­му сове­ту, пока мы еще на сво­ей зем­ле, — ска­жи мне это.

(10) — Тебя вол­ну­ет, мой маль­чик, что́ бы ты мог пред­при­нять? Но от кого же мож­но ожи­дать реше­ния, как не от того, кто обла­да­ет силой? Ты высту­па­ешь из этой стра­ны с пехотой, вме­сто кото­рой ты не согла­сил­ся бы взять даже более мно­го­чис­лен­ную, а к ней соби­ра­ешь­ся еще при­со­еди­нить мидий­скую кон­ни­цу, луч­ше кото­рой нет в мире. Какой, по-тво­е­му, из сосед­них наро­дов не поже­ла­ет ока­зать­ся полез­ным вам и стать вашим с.28 союз­ни­ком? Или не побо­ит­ся пре­тер­петь от вас како­го-либо ущер­ба? Тебе надо вме­сте с Киа­к­са­ром поза­бо­тить­ся обо всем необ­хо­ди­мом и при­об­ре­сти опыт в обес­пе­че­нии вой­ска про­ви­ан­том. Запом­ни преж­де все­го, что при заготов­ке необ­хо­ди­мых при­па­сов нель­зя допус­кать поло­же­ния, когда добы­вать их при­нудит тебя край­ность. Напро­тив, имен­но тогда, когда у тебя их в избыт­ке, про­яв­ляй заботу, чтобы в них не воз­ник­ло недо­стат­ка. Те, к кому ты обра­тишь­ся с прось­бой, гораздо ско­рее пре­до­ста­вят эти при­па­сы, увидев, что ты не испы­ты­ва­ешь в них нуж­ды. Посту­пая так, ты и упре­ков со сто­ро­ны сво­их вои­нов избе­жишь и ско­рее добьешь­ся ува­же­ния у людей. Когда же ты высту­пишь со сво­им вой­ском на помощь союз­ни­кам или пред­при­мешь напа­де­ние на вра­га, вои­ны, обес­пе­чен­ные всем необ­хо­ди­мым, ста­нут под­дер­жи­вать тебя с боль­шей охотой. Знай и то, что речи твои будут зву­чать гораздо более убеди­тель­но, когда ты смо­жешь на деле дока­зать свои воз­мож­но­сти и воз­на­граж­дать и нака­зы­вать.

(11) — Да, отец, все, что ты ска­зал теперь, пре­крас­но, на мой взгляд. Ведь ни один из моих вои­нов не станет сей­час питать чув­ства бла­го­дар­но­сти ко мне за то жало­ва­нье, кото­рое пред­сто­ит им полу­чить в бли­жай­шее вре­мя, ибо они зна­ют, на каких усло­ви­ях Киа­к­сар при­звал их на помощь. Но то, что они полу­чат допол­ни­тель­но к услов­лен­ной пла­те, будет для них почет­ной награ­дой, и за это они будут при­зна­тель­ны тому, кто их награ­дил.

—Твои сло­ва спра­вед­ли­вы. Иметь вой­ско, с помо­щью кото­ро­го мож­но и дру­зей под­дер­жать, и вра­гам ото­мстить, и не забо­тить­ся о снаб­же­нии его необ­хо­ди­мы­ми при­па­са­ми, — это, согла­сись, не менее позор­но, чем если бы хозя­ин, обла­даю­щий и поля­ми и работ­ни­ка­ми, кото­рые могут эти поля возде­лы­вать, оста­вил бы зем­ли необ­ра­ботан­ны­ми и не при­но­ся­щи­ми ника­ко­го дохо­да⁴².

—Знай же, — заве­рил Кир отца, — что я все­гда буду забо­тить­ся о том, чтобы обес­пе­чить сво­их вои­нов всем необ­хо­ди­мым, где бы я ни нахо­дил­ся — в дру­же­ст­вен­ной ли стране, или сре­ди вра­гов.

(12) — А что, мой маль­чик, — про­дол­жал Кам­бис, — пом­нишь ли ты о тех дру­гих пред­ме­тах, кото­рые мы неко­гда тоже при­зна­ли заслу­жи­ваю­щи­ми при­сталь­но­го вни­ма­ния?

—Да, отец, я отлич­но пом­ню, как я при­шел к тебе за день­га­ми, кото­рые дол­жен был отдать чело­ве­ку, научив­ше­му меня, по его сло­вам, пол­ко­вод­че­ско­му искус­ству, а ты, дав мне эти день­ги, спро­сил: «Упо­ми­нал ли этот чело­век, кото­ро­му ты соби­ра­ешь­ся отдать день­ги, о хозяй­ст­вен­ных делах, когда обу­чал тебя пол­ко­вод­че­ско­му искус­ству? Ведь вои­ны нуж­да­ют­ся в обес­пе­че­нии ничуть не мень­ше, чем дво­ро­вая челядь». Когда я при­знал­ся, что он ни сло­вом об этом не упо­мя­нул, ты спро­сил меня вновь: «Гово­рил ли он о зна­че­нии здо­ро­вья и физи­че­ской силы для вос­пи­та­ния вои­нов? Ибо пол­ко­во­дец дол­жен и об этом забо­тить­ся, и в такой же мере, как о делах, свя­зан­ных со стра­те­ги­ей». (13) Когда я и на этот вопрос отве­тил отри­ца­тель­но, ты меня вновь спро­сил: «Учил ли он тебя тем искус­ствам, кото­рые ока­зы­ва­ют неза­ме­ни­мую помощь в воен­ном деле?» После того, как я и на это дал отри­ца­тель­ный ответ, ты задал тогда мне и такой вопрос: «Научил ли он тебя, как все­лять реши­мость в души вои­нов?» При этом ты доба­вил, с.29 что реши­мость во вся­ком деле при­во­дит к совер­шен­но про­ти­во­по­лож­ным резуль­та­там, чем мало­ду­шие. После того, как я и на этот вопрос отве­тил отри­ца­тель­но, ты стал выяс­нять, обу­чал ли он меня мето­дам, кото­ры­ми доби­ва­ют­ся пови­но­ве­ния вои­нов. (14) А когда выяс­ни­лось, что и об этом не было речи, ты спро­сил, нако­нец, чему же он, обу­чав­ший пол­ко­вод­че­ско­му искус­ству, учил меня. Я отве­тил, что он учил меня так­ти­ке. Тогда, рас­сме­яв­шись, ты стал по поряд­ку пред­ла­гать мне вопро­сы: что поль­зы вой­ску от так­ти­ки, если нет про­ви­ан­та и люди нездо­ро­вы? Что тол­ку от нее, если вои­ны не све­ду­щи в тех искус­ствах, кото­рые спе­ци­аль­но пред­на­зна­че­ны для веде­ния вой­ны?⁴³ Что поль­зы от нее, нако­нец, если вои­ны не пови­ну­ют­ся? Ты ясно пока­зал мне, что так­ти­ка состав­ля­ет лишь незна­чи­тель­ную часть стра­те­гии. После это­го я спро­сил, смо­жешь ли ты научить меня все­му осталь­но­му. Тогда ты посо­ве­то­вал отпра­вить­ся к людям, счи­таю­щим­ся опыт­ны­ми в вопро­сах стра­те­гии, и рас­спро­сить их, каким обра­зом мож­но все­му научить­ся. (15) С это­го вре­ме­ни я стал бывать в обще­стве людей, кото­рые слы­вут весь­ма све­ду­щи­ми в этих вопро­сах. И вот, что каса­ет­ся про­до­воль­ст­вия, то я убеж­ден, что пре­до­став­лен­но­го Киа­к­са­ром будет вполне доста­точ­но. Отно­си­тель­но же заботы о физи­че­ском состо­я­нии вои­нов я могу ска­зать сле­дую­щее. Мне при­хо­ди­лось слы­шать и наблюдать само­му, как государ­ства, заботя­щи­е­ся о здо­ро­вье граж­дан, при­гла­ша­ют вра­чей и как пол­ко­вод­цы берут их с собой в поход, бес­по­ко­ясь о сво­их вои­нах⁴⁴. Точ­но так же и я, став коман­дую­щим, тот­час про­явил об этом заботу. Я пола­гаю, отец, что теперь у меня в вой­ске будут люди, кото­рых мож­но назвать боль­ши­ми зна­то­ка­ми в деле вра­че­ва­ния.

(16) В ответ отец ска­зал Киру:

—Но, мой маль­чик, люди, о кото­рых ты толь­ко что гово­рил, подоб­ны масте­рам, кото­рые чинят рва­ные гима­тии; ведь вра­чи лечат людей толь­ко тогда, когда те забо­ле­ют. Муд­рый пол­ко­во­дец пред­по­чтет посто­ян­но зака­ли­вать сво­их вои­нов, заботясь о их здо­ро­вье, чем при­гла­шать вра­чей. Тебе надо с само­го нача­ла при­нять меры к тому, чтобы в тво­ем вой­ске не было боль­ных.

—Но как я смо­гу это­го добить­ся, отец?

—Преж­де все­го, если тебе при­дет­ся раз­бить лагерь в опре­де­лен­ной мест­но­сти, ты дол­жен поза­бо­тить­ся о здо­ро­вых лагер­ных усло­ви­ях. Если ты будешь посту­пать так, ты не совер­шишь ошиб­ки. Люди посто­ян­но гово­рят о местах со здо­ро­вым и вред­ным кли­ма­том; о вли­я­нии того или ино­го кли­ма­та тебе ясно ска­жут как сло­же­ние людей, так и цвет их кожи. Нако­нец, ты дол­жен пом­нить, что сле­ду­ет обра­щать вни­ма­ние не толь­ко на харак­тер мест­но­сти, но и на то, как ты сам сохра­ня­ешь свое здо­ро­вье.

(17) На это Кир отве­тил:

—Сам я преж­де все­го ста­ра­юсь не слиш­ком пере­гру­жать себя пищей, ведь это вред­но для здо­ро­вья. Затем я забо­чусь о том, чтобы она хоро­шо пере­ва­ри­лась. Так, кажет­ся мне, луч­ше все­го сохра­ня­ет­ся здо­ро­вье и чело­век накап­ли­ва­ет силы.

—Точ­но такую же заботу, мой маль­чик, ты дол­жен про­яв­лять о дру­гих, — ска­зал отец.

с.30 — Но будет ли вои­нам пре­до­став­ле­на воз­мож­ность зани­мать­ся физи­че­ски­ми упраж­не­ни­я­ми?

—Разу­ме­ет­ся, кля­нусь Зев­сом, — ска­зал отец. — Речь долж­на идти здесь не о воз­мож­но­сти, а о совер­шен­ной необ­хо­ди­мо­сти это делать. Чтобы вой­ско было гото­во к выпол­не­нию задач, кото­рые перед ним будут постав­ле­ны, оно нико­гда не долж­но пре­ры­вать дей­ст­вий, направ­лен­ных во вред вра­гам и на поль­зу ему само­му. Труд­но, мой маль­чик, про­кор­мить одно­го без­де­я­тель­но­го чело­ве­ка, еще труд­нее про­кор­мить целое семей­ство, но труд­нее все­го содер­жать вой­ско, про­во­дя­щее вре­мя в празд­но­сти. Ведь оно состо­ит из мно­же­ства едо­ков, кото­рые отправ­ля­ют­ся в путь, беря с собой ничтож­ное коли­че­ство при­па­сов, а то, что они добы­ва­ют, они рас­хо­ду­ют самым рас­то­чи­тель­ным обра­зом. Поэто­му нико­гда не сле­ду­ет остав­лять вой­ско в без­дей­ст­вии.

(18) — Мне кажет­ся, ты утвер­жда­ешь, отец, что как от без­де­я­тель­но­го зем­ледель­ца не при­хо­дит­ся ожи­дать поль­зы, точ­но так же нель­зя ждать полез­но­го и от без­де­я­тель­но­го пол­ко­во­д­ца.

—Я пола­гаю, — отве­чал отец, — что энер­гич­ный пол­ко­во­дец, если ему не будет про­ти­во­дей­ст­во­вать какое-либо боже­ство, суме­ет обес­пе­чить вой­ску изоби­лие при­па­сов и добить­ся того, чтобы физи­че­ская закал­ка вои­нов была наи­луч­шей.

—Как мне пред­став­ля­ет­ся, — ска­зал Кир, — в обу­че­нии вои­нов наи­боль­ше­го успе­ха добьет­ся тот, кто устро­ит состя­за­ния по каж­до­му виду воин­ских упраж­не­ний и назна­чит награ­ды победи­те­лям. Так он полу­чит хоро­шо под­готов­лен­ных вои­нов, на кото­рых смо­жет поло­жить­ся в бою.

—Ты совер­шен­но прав, мой маль­чик. Знай, что, дей­ст­вуя так, ты полу­чишь воз­мож­ность увидеть, как сла­жен­но дей­ст­ву­ют твои вои­ны, выпол­няя свой долг, напо­до­бие хора в музы­каль­ных состя­за­ни­ях.

(19) — Затем, — ска­зал далее Кир, — когда необ­хо­ди­мо вооду­ше­вить вои­нов, ничто более не отве­ча­ет этой цели, чем воз­мож­ность все­лять надеж­ду в души людей.

—Но, мой маль­чик, посту­пая так, ты будешь похо­дить на охот­ни­ка, созы­ваю­ще­го собак на охо­те тем же кли­чем, каким натрав­ли­ва­ют их на зве­ря. Совер­шен­но ясно, что вна­ча­ле они будут охот­но слу­шать­ся, но, если он будет часто обма­ны­вать их, они пере­ста­нут в кон­це кон­цов пови­но­вать­ся, даже если, увидев дичь, он подаст сиг­нал к насто­я­щей трав­ле. Точ­но в таком же поло­же­нии ока­зы­ва­ет­ся пол­ко­во­дец, обе­щая что-либо вои­нам. Если все­лив­ший надеж­ду в души людей на буду­щие бла­га обманет их, он не смо­жет убедить их даже тогда, когда его обе­ща­ния будут вполне осу­ще­ст­ви­мы­ми. Пол­ко­во­дец дол­жен воз­дер­жи­вать­ся от заве­ре­ний, в реаль­но­сти кото­рых он сам точ­но не уве­рен; пусть это дела­ют по его пору­че­нию дру­гие. Свое выступ­ле­ние он дол­жен при­бе­ре­гать на слу­чай край­ней опас­но­сти, в осо­бен­но­сти доро­жа дове­ри­ем к себе.

(20) — Кля­нусь Зев­сом, отец, — отве­чал Кир, — все, что ты гово­ришь, кажет­ся мне пре­крас­ным, и для меня будет самым боль­шим удо­воль­ст­ви­ем посту­пать таким обра­зом. Мне кажет­ся так­же, отец, что я при­об­рел неко­то­рый опыт, кото­рый помо­жет мне доби­вать­ся пови­но­ве­ния у сво­их с.31 вои­нов. Ведь ты вос­пи­тал во мне это чув­ство с дет­ских лет, застав­ляя тебя слу­шать­ся. Затем ты пере­дал меня учи­те­лям, и те про­дол­жа­ли вос­пи­ты­вать во мне это же каче­ство. Когда же я стал эфе­бом, мой пред­во­ди­тель так же настой­чи­во доби­вал­ся от меня послу­ша­ния. Да и боль­шин­ство зако­нов, как мне кажет­ся, вос­пи­ты­ва­ют в чело­ве­ке имен­но эти два каче­ства, уме­ние повеле­вать и уме­ние пови­но­вать­ся. И вот, раз­мыш­ляя обо всех этих вещах, я при­шел к выво­ду, что ско­рее все­го добьет­ся пови­но­ве­ния от сво­их вои­нов тот пол­ко­во­дец, кото­рый будет хва­лить и поощ­рять дис­ци­пли­ни­ро­ван­ных и, напро­тив, нака­зы­вать и лишать чести непо­слуш­ных.

(21) — Да, мой маль­чик, это имен­но тот спо­соб, кото­рым при­нуж­да­ют людей пови­но­вать­ся по необ­хо­ди­мо­сти. Но, чтобы добить­ся дис­ци­пли­ны более осмыс­лен­ной, чем эта, а имен­но доб­ро­воль­ной, есть дру­гой и более крат­кий путь. Люди с осо­бой готов­но­стью пови­ну­ют­ся тому, кого счи­та­ют разум­нее себя в тех делах, где речь идет о их соб­ст­вен­ной выго­де. В спра­вед­ли­во­сти это­го ты убедишь­ся на при­ме­ре мно­гих людей, осо­бен­но боль­ных: они умо­ля­ют о помо­щи тех, кто может ука­зать им путь к изле­че­нию. Обра­ти так­же вни­ма­ние, с какой охотой под­чи­ня­ют­ся корм­чим те, кто плы­вет вме­сте с ними на кораб­ле. Да и путе­ше­ст­ву­ю­щие по суше изо всех сил ста­ра­ют­ся не отстать от людей, знаю­щих, по мне­нию путе­ше­ст­вен­ни­ков, доро­гу луч­ше, чем они сами. Напро­тив, если чело­век созна­ет, что пови­но­ве­ние при­не­сет ему вред, его ника­ки­ми нака­за­ни­я­ми не заста­вишь под­чи­нять­ся при­ка­зам и не пре­льстишь ника­ки­ми дара­ми. Ведь никто доб­ро­воль­но не станет при­ни­мать подар­ки, кото­рые при­не­сут ему вред.

(22) — Итак, отец, ты утвер­жда­ешь, что самый надеж­ный спо­соб удер­жать в пови­но­ве­нии сво­их вои­нов состо­ит в том, чтобы казать­ся более разум­ным, чем твои под­чи­нен­ные?

—Да, имен­но так.

—Каким же путем мож­но ско­рее все­го добить­ся, чтобы тебя счи­та­ли таким чело­ве­ком?

—Но, мой маль­чик, путь к тому, чтобы казать­ся более разум­ным, не коро­че веду­ще­го к тому, чтобы стать разум­ным в дей­ст­ви­тель­но­сти. Рас­смат­ри­вая отдель­но каж­дый при­мер, ты убедишь­ся в том, что я гово­рю исти­ну. Если, не явля­ясь хоро­шим зем­ледель­цем, ты захо­чешь казать­ся им — или всад­ни­ком, или вра­чом, или флей­ти­стом, или еще кем-нибудь, — то поду­май, как мно­го раз­лич­ных ухищ­ре­ний при­дет­ся тебе употре­бить, чтобы создать о себе такое мне­ние. И даже если ты суме­ешь сде­лать так, что мно­же­ство людей ста­нут вос­хва­лять тебя, и ты тем самым добудешь себе сла­ву масте­ра и при этом при­об­ре­тешь наи­луч­шие инстру­мен­ты для каж­до­го из этих заня­тий, то и тогда ты лишь на корот­кое вре­мя обма­нешь людей и вско­ре, когда при­дет­ся дока­зать свое мастер­ство на деле, ока­жешь­ся изоб­ли­чен­ным, да к тому же еще и хва­сту­ном.

(23) — Но как мож­но стать в дей­ст­ви­тель­но­сти муд­рым и быть все­гда уве­рен­ным, что при­ня­тые тобою реше­ния полез­ны и необ­хо­ди­мы?

—Совер­шен­но ясно, мой маль­чик, что это­го мож­но достичь, позна­вая все, чему мож­но научить­ся у дру­гих людей, так, как ты научил­ся так­ти­ке. А то, чего люди не могут постиг­нуть или пред­видеть сво­им чело­ве­че­ским с.32 умом, ты смо­жешь познать быст­рее дру­гих при помо­щи искус­ства ман­ти­ки, обра­ща­ясь к богам. Ты ста­нешь по-насто­я­ще­му муд­рым, если поста­ра­ешь­ся выпол­нять уже при­ня­тые реше­ния, при­знан­ные тобой наи­луч­ши­ми. Разум­но­му чело­ве­ку свой­ст­вен­но про­яв­лять заботу о том, что необ­хо­ди­мо выпол­нить, а отнюдь не без­за­бот­ность и небреж­ность.

(24) — Но чтобы добить­ся люб­ви сво­их под­чи­нен­ных, — а это, как мне кажет­ся, име­ет вели­чай­шее зна­че­ние, — необ­хо­ди­мо, по-види­мо­му, посту­пать подоб­но тем, кто ста­ра­ет­ся при­об­ре­сти дру­зей? Мне кажет­ся, при этом люди долж­ны ясно созна­вать, что полу­ча­ют бла­го­де­я­ния от тебя.

—Очень труд­но, мой маль­чик, все­гда иметь воз­мож­ность ока­зать бла­го­де­я­ние тому, кому хочешь. Но радо­вать­ся вме­сте с людь­ми, когда им выпа­да­ет какая-нибудь уда­ча, про­яв­лять сочув­ст­вие, когда с ними слу­ча­ет­ся беда, ока­зы­вать помощь, когда они в труд­ном поло­же­нии, про­яв­лять опа­се­ния, как бы они не совер­ши­ли ошиб­ки, одно­вре­мен­но пыта­ясь пре­до­сте­речь их, — все­му это­му надо уде­лять осо­бое вни­ма­ние. (25) Да и при вся­ких работах, когда вои­нам при­хо­дит­ся дей­ст­во­вать в жару, пол­ко­во­дец дол­жен на гла­зах у всех трудить­ся вме­сте со сво­и­ми вои­на­ми под паля­щи­ми луча­ми солн­ца, а зимой — пре­не­бре­гая холо­дом. Он дол­жен быть пер­вым и тогда, когда от вои­нов тре­бу­ют­ся боль­шие физи­че­ские уси­лия. Такой пол­ко­во­дец при­вле­чет к себе любовь сво­их под­чи­нен­ных.

—Ты утвер­жда­ешь, отец, что пол­ко­во­дец дол­жен быть и силь­нее всех сво­их вои­нов?

—Да, разу­ме­ет­ся; но не тре­вожь­ся, мой маль­чик! Ты дол­жен знать, что пол­ко­во­дец и рядо­вой воин, обла­дая оди­на­ко­вой силой, по-раз­но­му сде­ла­ют одно и то же дело. Созна­ние ува­же­ния, ока­зы­вае­мо­го ему, а так­же то, что на него обра­ще­ны взо­ры всех вои­нов, зна­чи­тель­но облег­ча­ют пол­ко­вод­цу даже самый тяже­лый труд.

(26) — А когда вои­ны уже име­ют все необ­хо­ди­мое, здо­ро­вы, вынос­ли­вы, изу­чи­ли воин­ское искус­ство, испол­не­ны често­лю­би­вых устрем­ле­ний, когда им боль­ше удо­вле­тво­ре­ния при­но­сит соб­ст­вен­ная дис­ци­пли­ни­ро­ван­ность, чем непо­ви­но­ве­ние, — раз­ве тогда, отец, не пока­жет­ся тебе здра­во­мыс­ля­щим пол­ко­вод­цем тот, кто поже­ла­ет как мож­но ско­рее вести их на вра­га?

—Разу­ме­ет­ся, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал отец, — если толь­ко он наде­ет­ся одер­жать победу. Если же нет, то я пред­по­чел бы соблюдать осто­рож­ность, и при­том имен­но в той мере, в какой я чув­ст­во­вал бы мораль­ное пре­вос­ход­ство свое и сво­их вои­нов, подоб­но тому, как и в дру­гих слу­ча­ях мы ста­ра­ем­ся сохра­нять в без­опас­но­сти все, что нам наи­бо­лее доро­го.

(27) — А как мож­но, отец, ско­рее все­го одер­жать победу над вра­гом?

—Кля­нусь Зев­сом, мой маль­чик, отнюдь не о про­стом или незна­чи­тель­ном деле ты спра­ши­ва­ешь. Одна­ко знай, что тот, кто наме­рен добить­ся победы, дол­жен стать ковар­ным, скрыт­ным, хит­рым, лука­вым, вором и гра­би­те­лем, а так­же пре­вос­хо­дить про­тив­ни­ка в воен­ных хит­ро­стях.

Тогда Кир, рас­сме­яв­шись, ска­зал:

—Кля­нусь Герак­лом, хоро­шее же буду­щее ты мне пред­ре­ка­ешь, отец!

—Ты будешь, мой маль­чик, самым спра­вед­ли­вым и наи­бо­лее точ­но соблюдаю­щим зако­ны чело­ве­ком.

с.33 (28) — Но поче­му же вы учи­ли нас совер­шен­но дру­го­му, когда мы были детьми, а затем эфе­ба­ми?

—Совер­шен­но вер­но, — ска­зал отец, — и ныне мы про­дол­жа­ем учить вас посту­пать так по отно­ше­нию к дру­зьям и сограж­да­нам. Но раз­ве тебе неиз­вест­но, что вы научи­лись так­же и таким делам, кото­рые дают воз­мож­ность нане­сти ущерб непри­я­те­лю?

—Да нет же, по край­ней мере о себе могу так ска­зать, — отве­чал Кир.

—Тогда ради чего вы учи­лись стре­лять из лука и метать дро­тик? С какой целью постиг­ли вы искус­ство зама­ни­вать в запад­ни диких сви­ней, копая ямы и рас­став­ляя сети? Или охо­тить­ся на оле­ней с помо­щью кап­ка­нов и петель? Поче­му вы всту­па­ли в схват­ку со льва­ми, мед­ведя­ми, лео­пар­да­ми не как рав­ные с рав­ны­ми, но все­гда при­ме­няя раз­лич­но­го рода хит­ро­сти и охот­ни­чьи улов­ки? Раз­ве ты не зна­ешь, что все это — ковар­ные при­е­мы, обес­пе­чи­ваю­щие пре­вос­ход­ство над про­тив­ни­ком?

(29) — Да, разу­ме­ет­ся, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Кир, — но ведь все это было направ­ле­но про­тив зве­рей! А если бы я попы­тал­ся обма­нуть чело­ве­ка, мне доста­лось бы нема­ло уда­ров бичом.

—Мы учи­ли вас пора­жать мише­ни и не раз­ре­ша­ли стре­лять из лука или метать дро­тик в людей с той целью, чтобы вы в насто­я­щее вре­мя не при­чи­ня­ли вреда дру­зьям, но в слу­чае вой­ны мог­ли бы отра­зить вра­гов. И мы учи­ли вас раз­лич­но­го рода улов­кам и хит­ро­стям на охо­те, чтобы вы не при­ме­ня­ли их про­тив сограж­дан, но если слу­чит­ся вой­на, чтобы вы были гото­вы исполь­зо­вать их в борь­бе с вра­гом.

(30) — Одна­ко, отец, если в рав­ной мере необ­хо­ди­мо уметь и нано­сить ущерб и при­но­сить поль­зу, поче­му бы нам не раз­ви­вать в себе эти навы­ки, при­ме­няя полу­чен­ные зна­ния к людям?

(31) — Рас­ска­зы­ва­ют, мой маль­чик, что неко­гда, во вре­ме­на наших пред­ков, жил один учи­тель, кото­рый учил детей спра­вед­ли­во­сти так, как ты сове­ту­ешь. Он учил и лгать, и гово­рить прав­ду, обма­ны­вать и посту­пать спра­вед­ли­во, быть искрен­ни­ми и кле­ве­тать, хит­рить и посту­пать откры­то и пря­мо. При этом он ука­зы­вал, что́ из все­го это­го сле­ду­ет исполь­зо­вать про­тив вра­гов, и что́ долж­но най­ти себе при­ме­не­ние в отно­ше­ни­ях с дру­зья­ми. И еще он учил, что мож­но обма­ны­вать и дру­зей, если это при­не­сет им поль­зу, и воро­вать их иму­ще­ство, если это пой­дет им на бла­го. (32) Обу­чая так детей, он застав­лял их при­ме­нять все это в жиз­ни, подоб­но тому как элли­ны, судя по рас­ска­зам, обу­ча­ют и детей обман­ным при­е­мам в борь­бе. И вот, неко­то­рые моло­дые люди, имев­шие склон­ность к обма­ну и ковар­ству, кото­рые, воз­мож­но, были не прочь и пожи­вить­ся за счет дру­гих, не удер­жа­лись, чтобы не испро­бо­вать полу­чен­ные навы­ки на сво­их сограж­да­нах, пыта­ясь их обма­нуть. (33) Поэто­му и был уста­нов­лен закон⁴⁵, кото­ро­му мы сле­ду­ем и поныне. Соглас­но это­му зако­ну, детей сле­ду­ет учить толь­ко одно­му, как мы тре­бу­ем и от рабов по отно­ше­нию к нам, а имен­но гово­рить все­гда прав­ду, не обма­ны­вать и не хит­рить. Если же они посту­па­ют ина­че, мы их нака­зы­ваем для того, чтобы, вос­пи­ты­ва­ясь в таких пра­ви­лах, они вырос­ли доб­ры­ми граж­да­на­ми. (34) А когда с.34 они достиг­нут тво­е­го воз­рас­та, то, соглас­но при­ня­то­му реше­нию, их мож­но уже совер­шен­но без­опас­но обу­чать улов­кам и при­е­мам, при­ме­ня­е­мым про­тив вра­гов. В этом слу­чае не может воз­ник­нуть опа­се­ния, что вы, уже вос­пи­тан­ные во вза­им­ном ува­же­нии, пре­вра­ти­тесь в жесто­ких и гру­бых сограж­дан. Точ­но так же мы не бесе­ду­ем со слиш­ком юны­ми о том, что каса­ет­ся люб­ви, с целью не раз­ви­вать в них силь­но­го поло­во­го вле­че­ния. В про­тив­ном слу­чае, научив­шись лег­ко его удо­вле­тво­рять, они ста­нут зло­употреб­лять этим.

(35) — Итак, отец, посколь­ку я, кля­нусь Зев­сом, отстал в изу­че­нии всех этих воен­ных хит­ро­стей, то, про­шу тебя, не скры­вай от меня их, чтобы я мог побеж­дать вра­гов.

—Преж­де все­го ста­рай­ся выстро­ить сво­их вои­нов в бое­вой порядок и ата­ко­вать вра­га все­ми сила­ми тогда, когда его ряды рас­стро­е­ны; или же, пол­но­стью воору­жив сво­их вои­нов, так напасть на непри­я­те­ля, чтобы захва­тить его врас­плох; или же, при­ка­зав сво­им вой­скам бодр­ст­во­вать, обру­шить­ся затем на спя­ще­го вра­га; или неза­мет­но под­красть­ся к нему; или, когда враг зай­мет невы­год­ные для него пози­ции, само­му занять хоро­шо укреп­лен­ные.

(36) — Но каким обра­зом, отец, мож­но улу­чить момент, когда враг совер­ша­ет подоб­ные ошиб­ки?

—Мно­гие из них, мой маль­чик, вынуж­де­ны совер­шать и вы, и они. Ведь отправ­лять­ся за про­до­воль­ст­ви­ем при­хо­дит­ся и вам, и вашим вра­гам; укла­ды­вать­ся на отдых долж­ны и вы, и они; с утра почти все одно­вре­мен­но покида­ют лагерь для отправ­ле­ния есте­ствен­ных надоб­но­стей. И поль­зо­вать­ся одни­ми и теми же доро­га­ми при­хо­дит­ся и вам, и про­тив­ни­ку, какие бы они ни были. Учи­ты­вая все это, ты дол­жен будешь при­ни­мать осо­бые меры пре­до­сто­рож­но­сти в отно­ше­нии того, что будет казать­ся тебе самым уяз­ви­мым в тво­ем вой­ске. Вра­гу же ты дол­жен нане­сти удар имен­но там, где обо­ро­на ока­жет­ся наи­бо­лее сла­бой.

(37) — Итак, отец, имен­но при пере­чис­лен­ных обсто­я­тель­ствах сле­ду­ет пытать­ся одер­жать верх над вра­гом или же суще­ст­ву­ют и дру­гие?

—Их мно­го боль­ше, мой маль­чик. Но в упо­мя­ну­тых мною слу­ча­ях пол­ко­вод­цы, знаю­щие свое дело, выста­вят силь­ное охра­не­ние. Затем, тот, кто хочет обма­нуть вра­га, может оста­вить его в покое, а после захва­тить врас­плох; может дать себя пре­сле­до­вать, чтобы враг рас­стро­ил свои бое­вые поряд­ки, и, зама­нив непри­я­те­ля в неудоб­ную мест­ность, напасть на него там. (38) Тебе необ­хо­ди­мо изу­чить все эти при­е­мы и при­ме­нять не толь­ко уже извест­ные, но и само­му быть изо­бре­та­тель­ным в раз­лич­ных воен­ных хит­ро­стях, при­ме­ня­е­мых про­тив вра­га, подоб­но тому, как музы­кан­ты испол­ня­ют не толь­ко такие про­из­веде­ния, кото­рые они уже зна­ют, но стре­мят­ся создать и что-то новое. Как в музы­ке наи­боль­шей сла­вой поль­зу­ет­ся все то, что ново и све­жо, так и в воен­ном искус­стве тем боль­шее вни­ма­ние при­вле­ка­ют вся­кие нов­ше­ства. С их помо­щью мож­но ско­рее все­го вве­сти в заблуж­де­ние про­тив­ни­ка. (39) И если ты, мой маль­чик, ста­нешь при­ме­нять про­тив людей даже те улов­ки, с помо­щью кото­рых ты охо­тил­ся на самых малень­ких живот­ных, то раз­ве тебе не при­дет в голо­ву мысль, с.35 что тем самым ты совер­ша­ешь дей­ст­вия, очень близ­кие к воен­ным хит­ро­стям? Ведь, отправ­ля­ясь охо­тить­ся на птиц, ты в самую суро­вую сту­жу вста­ешь ночью, и не успе­ют пти­цы под­нять­ся в воздух, как у тебя уже при­готов­ле­ны сил­ки для них, а тра­ву и кусты, при­мя­тые тобой, ты тща­тель­но мас­ки­ру­ешь, как буд­то там никто не побы­вал. Ты исполь­зу­ешь дрес­си­ро­ван­ных птиц, кото­рые ока­зы­ва­ют тебе суще­ст­вен­ную помощь, при­ма­ни­вая сво­их диких соро­ди­чей. Сам же ты ста­ра­ешь­ся при­та­ить­ся так, чтобы ты мог их видеть, а они тебя не мог­ли. Ты уме­ешь захлоп­нуть запад­ню преж­де, чем из нее выле­тит пти­ца. (40) Охотясь на зай­цев, кото­рые кор­мят­ся в сумер­ках, а днем убе­га­ют, ты пус­ка­ешь в дело собак, кото­рые чутьем отыс­ки­ва­ют их; если высле­жен­ный заяц убе­жит, ты выпус­ка­ешь дру­гих собак, кото­рые натас­ка­ны пре­сле­до­вать его по пятам. А если и эти соба­ки не дого­нят его, ты, отыс­кав лазей­ки, где скры­ва­ют­ся зай­цы, неза­мет­но рас­киды­ва­ешь там сети, чтобы стрем­глав несу­щий­ся заяц, попав туда, запу­тал­ся. А чтобы он не вырвал­ся, ты рас­став­ля­ешь вбли­зи еге­рей, и они тот­час же при­бе­га­ют. А чтобы лег­че было его схва­тить, ты сам, стоя поза­ди и гром­ко кри­ча, дово­дишь зай­ца до пол­но­го смя­те­ния, одно­вре­мен­но при­ка­зав сидя­щим в заса­де при­та­ить­ся⁴⁶. (41) Так что если ты захо­чешь при­ме­нять все эти при­е­мы и про­тив людей, как уже гово­рил об этом выше, то, по-мое­му, ты не усту­пишь вра­гу в при­ме­не­нии воен­ных хит­ро­стей.

Если же воз­никнет необ­хо­ди­мость откры­то, в пол­ном бое­вом сна­ря­же­нии, сра­зить­ся с вра­гом на рав­нине, тогда, мой маль­чик, боль­шое зна­че­ние име­ют те каче­ства вой­ска, кото­рые были при­об­ре­те­ны до это­го на про­тя­же­нии про­дол­жи­тель­но­го вре­ме­ни. Сре­ди них я назо­ву сле­дую­щие: это — отлич­ная закал­ка, высо­кий мораль­ный дух вой­ска, пре­крас­ная воин­ская выуч­ка. (42) Надо учи­ты­вать, что все вои­ны, от кото­рых ты ждешь выпол­не­ния сво­их при­ка­зов, сами ожи­да­ют от тебя заботы о них самих. Нико­гда об этом не забы­вай и ночью думай о том, что будут делать твои вои­ны днем, а когда настанет день, заботь­ся, чтобы к ночи все было в поряд­ке. (43) Отно­си­тель­но же того, как надо стро­ить вой­ска в бое­вой порядок, гото­вясь к бит­ве, как вести вой­ска днем или ночью — по узким или широ­ким доро­гам, по гор­ным или рав­нин­ным, — как раз­би­вать лагерь, как выстав­лять бое­вое охра­не­ние, днев­ное или ноч­ное, как вести наступ­ле­ние или отсту­пать, как штур­мо­вать укреп­лен­ный вра­же­ский лагерь, как брать кре­по­сти или отсту­пать от них, как пере­хо­дить лес­ные уще­лья и реки, как защи­щать­ся от напа­де­ния кон­ни­цы, мета­те­лей дро­ти­ков и луч­ни­ков, как про­ти­во­сто­ять непри­я­те­лю, когда ведешь свое вой­ско длин­ной колон­ной и столк­нешь­ся с ним, как сле­ду­ет посту­пать, если враг пока­жет­ся не с фрон­та, а с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны, когда ты насту­па­ешь; как мож­но раз­ведать пла­ны вра­га, а свои сохра­нить в тайне — надо ли мне рас­ска­зы­вать обо всем этом? То, что извест­но мне, ты слы­шал неод­но­крат­но. А если тебе каза­лось, что и дру­гие зна­ют об этом что-либо полез­ное, ты, будучи любо­зна­тель­ным юно­шей, и их не остав­лял без вни­ма­ния. И вооб­ще вся­кий раз, я пола­гаю, сле­ду­ет дей­ст­во­вать так, как пред­став­ля­ет­ся наи­бо­лее целе­со­об­раз­ным в дан­ный момент.

с.36 (44) Теперь, мой маль­чик, я хочу сооб­щить тебе самое глав­ное. Если жерт­вы и гада­ния по пти­цам ока­за­лись небла­го­при­ят­ны­ми, не под­вер­гай опас­но­сти ни себя, ни свое вой­ско. Ты дол­жен созна­вать, что люди руко­вод­ст­ву­ют­ся в сво­их поступ­ках лишь догад­ка­ми, не зная точ­но, что имен­но при­не­сет им бла­го. (45) Ты можешь убедить­ся в этом на опы­те. Мно­гие люди, и при­том счи­тав­ши­е­ся весь­ма муд­ры­ми, убеж­да­ли свои государ­ства начать вой­ну про­тив тех, от руки кото­рых под­дав­ши­е­ся уго­во­рам сограж­дане потом поги­ба­ли. Иные, содей­ст­во­вав­шие про­цве­та­нию и отдель­ных лиц, и целых государств, пре­тер­пе­ва­ли поз­же от них вели­чай­шие бед­ст­вия. Неко­то­рые име­ли воз­мож­ность при­об­ре­сти дру­зей, спо­соб­ных при­не­сти им вели­кую поль­зу, ока­зы­вая услу­ги вза­мен; но они поже­ла­ли пре­вра­тить их ско­рее в рабов, чем в дру­зей, и за это попла­ти­лись. Дру­гих не удо­вле­тво­ря­ли достав­ши­е­ся им на долю бла­га, и они поже­ла­ли стать гос­по­да­ми над все­ми; но поз­же они лиши­лись и того, чем обла­да­ли преж­де. Были и такие, кото­рые, добив­шись вожде­лен­но­го богат­ства, из-за него поги­ба­ли. (46) Так муд­рость чело­ве­ка не в боль­шей сте­пе­ни спо­соб­на опре­де­лить, что при­не­сет ему бла­го, как если бы он решал, что ему сле­ду­ет делать, кидая жре­бий. Но веч­но сущие боги, мой маль­чик, зна­ют все, и то, что было, и то, что есть, и то, что долж­но про­изой­ти с каж­дым. Тем из при­шед­ших к ним за сове­том, к кото­рым они бла­го­склон­ны, они ука­зы­ва­ют, что они долж­ны делать и чего не долж­ны. И если они не всем хотят помо­гать сво­и­ми ука­за­ни­я­ми, то в этом нет ниче­го уди­ви­тель­но­го: у них нет ника­кой необ­хо­ди­мо­сти забо­тить­ся о тех, о ком они забо­тить­ся не хотят.