Анналы

Книга XIII

[События 54—58 гг. н. э.]

1. (1) Пер­вым, кто при новом прин­ци­па­те, но без ведо­ма Неро­на, пал жерт­вой ковар­ства Агрип­пи­ны, был про­кон­сул про­вин­ции Азии Юний Силан, и не пото­му, что он навлек на себя гибель рез­ким харак­те­ром, — напро­тив, его вялость вызы­ва­ла столь пре­не­бре­жи­тель­ное отно­ше­ние к нему со сто­ро­ны преды­ду­щих вла­сти­те­лей, что Гай Цезарь назы­вал его золо­тою овеч­кой, — (2) а пото­му, что, погу­бив его бра­та Луция Сила­на, Агрип­пи­на стра­ши­лась воз­мездия, ибо в наро­де шли упор­ные тол­ки, что едва вышед­ше­му из дет­ско­го воз­рас­та и пре­ступ­но овла­дев­ше­му вер­хов­ною вла­стью Неро­ну сле­ду­ет пред­по­честь мужа в зре­лых годах, ничем не запят­нан­но­го, знат­но­го и из потом­ков Цеза­рей, что тогда почи­та­лось пре­вы­ше все­го: ведь и Силан так­же был пра­пра­внук боже­ст­вен­но­го Авгу­ста¹. (3) Тако­ва была при­чи­на его умерщ­вле­ния. Испол­ни­те­ля­ми были рим­ский всад­ник Пуб­лий Целер и воль­ноот­пу­щен­ник Гелий, ведав­шие лич­ным иму­ще­ст­вом прин­цеп­са в про­вин­ции Азии. Они отра­ви­ли про­кон­су­ла сре­ди пира, и при­том так откры­то, что это ни для кого не оста­лось тай­ною. (4) С такой же поспеш­но­стью истреб­ля­ет­ся и Нар­цисс, воль­ноот­пу­щен­ник Клав­дия, о столк­но­ве­нии кото­ро­го с Агрип­пи­ною я уже гово­рил; бро­шен­но­го в тем­ни­цу, его, про­тив воли прин­цеп­са, чьи еще не про­явив­ши­е­ся в ту пору поро­ки были столь род­ст­вен­ны алч­но­сти и вме­сте с тем рас­то­чи­тель­но­сти Нар­цис­са, жесто­ким обра­ще­ни­ем и лише­ни­я­ми дове­ли до смер­ти.

2. (1) И убий­ства подоб­но­го рода пошли бы одно за дру­гим, если бы это­му не вос­пре­пят­ст­во­ва­ли Афра­ний Бурр и Анней Сене­ка. (2) Руко­во­ди­те­ли и настав­ни­ки юно­го импе­ра­то­ра, пре­бы­вав­шие (ред­кость у деля­щих власть) в доб­ром согла­сии, они в рав­ной мере, но раз­лич­ны­ми путя­ми при­об­ре­ли силу, Бурр — забота­ми о вой­ске и стро­го­стью нра­вов, Сене­ка — настав­ле­ни­я­ми в крас­но­ре­чии и сво­бод­ной от подо­бо­стра­стия обхо­ди­тель­но­стью. Они сов­мест­но пек­лись о том, чтобы, пре­до­ста­вив прин­цеп­су, если он пре­не­бре­жет доб­ро­де­те­лью, доз­во­лен­ные наслаж­де­ния, тем лег­че убе­речь его от соблаз­нов опас­но­го воз­рас­та. (3) И тот и дру­гой боро­лись лишь с необуздан­ным высо­ко­ме­ри­ем Агрип­пи­ны, одер­жи­мой все­ми стра­стя­ми жесто­ко­го вла­сто­лю­бия и под­дер­жи­вае­мой Пал­лан­том, по нау­ще­нию кото­ро­го Клав­дий кро­во­сме­си­тель­ным бра­ком и роко­вым усы­нов­ле­ни­ем сам себя обрек гибе­ли. (4) Но харак­тер Неро­на был не таков, чтобы поко­рять­ся рабам, и Пал­лант наг­лой занос­чи­во­стью, перей­дя гра­ни­цы допу­сти­мо­го для воль­ноот­пу­щен­ни­ка, навлек на себя его непри­язнь. (5) Внешне, одна­ко, Агрип­пине ока­зы­ва­лись все­воз­мож­ные поче­сти, и когда три­бун по заведен­но­му в вой­ске поряд­ку спро­сил у Неро­на, каков будет пароль, тот отве­тил: «Пре­вос­ход­ная мать». (6) Да и сенат поста­но­вил дать ей дво­их лик­то­ров и назна­чил ее жри­цей Клав­дия, одно­вре­мен­но опре­де­лив ему цен­зор­ские похо­ро­ны и вслед за тем обо­жест­вле­ние.

3. (1) В день похо­рон похваль­ное сло­во ему было про­из­не­се­но прин­цеп­сом: пока речь шла о древ­но­сти его рода и пере­чис­ля­лись кон­суль­ства и три­ум­фы всех его пред­ков, Нерон гово­рил с подъ­емом, и его вни­ма­тель­но слу­ша­ли; упо­ми­на­ние о науч­ных заня­ти­ях Клав­дия² и о том, что в его прав­ле­ние Рим­ское государ­ство не пре­тер­пе­ло ника­ких непри­ят­но­стей от ино­зем­цев, было так­же выслу­ша­но с сочув­ст­ви­ем; (2) но когда он пере­шел к пред­у­смот­ри­тель­но­сти и муд­ро­сти Клав­дия, никто не мог побо­роть усмеш­ку, хотя речь Неро­на была состав­ле­на и тща­тель­но отде­ла­на Сене­кой, а у это­го мужа было изящ­ное, вполне соот­вет­ст­во­вав­шее вку­сам его вре­ме­ни даро­ва­ние. (3) Ста­ри­ки, у кото­рых доволь­но досу­га для сопо­став­ле­ния про­шло­го с насто­я­щим, не пре­ми­ну­ли отме­тить, что из всех достиг­ших вер­хов­ной вла­сти Нерон был пер­вым, кто нуж­дал­ся в чужом крас­но­ре­чии. (4) Дик­та­тор Цезарь являл­ся достой­ным сопер­ни­ком луч­ших ора­то­ров. Август гово­рил лег­ко и сво­бод­но, как и подо­ба­ет прин­цеп­су. (5) Тибе­рий вла­дел искус­ст­вом взве­ши­вать каж­дое сло­во и вкла­ды­вал в свои выступ­ле­ния бога­тое содер­жа­ние, если наме­рен­но не при­да­вал им дву­смыс­лен­но­сти. (6) Даже рас­стро­ен­ный разум Гая Цеза­ря не лишал его речь силы. Да и у Клав­дия, когда он гово­рил обду­ман­но, не было недо­стат­ка в выра­зи­тель­но­сти. (7) А Нерон с ран­не­го дет­ства устре­мил живость сво­ей души на дру­гое: зани­мал­ся чекан­ной работою, рисо­ва­ни­ем, пени­ем, учил­ся пра­вить лошадь­ми на риста­ли­ще; но порою, сла­гая сти­хи, и он обна­ру­жи­вал, что им усво­е­ны начат­ки уче­но­сти.

4. (1) По выпол­не­нии обрядов, созда­вав­ших види­мость скор­би, Нерон явил­ся в сенат и, начав с сенат­ско­го поста­нов­ле­ния отно­си­тель­но вру­че­ния ему вла­сти и согла­сия с этим вой­ска, ска­зал о том, что рас­по­ла­га­ет при­ме­ра­ми и сове­та­ми, как наи­луч­шим обра­зом управ­лять государ­ст­вом, что его юно­сти не дове­лось сопри­кос­нуть­ся с меж­до­усоб­ны­ми вой­на­ми и семей­ны­ми раздо­ра­ми и что поэто­му он не при­но­сит с собою ни нена­ви­сти, ни обид, ни жаж­ды отмще­ния. (2) Затем он наме­тил буду­щий образ прав­ле­ния, отме­же­вы­ва­ясь глав­ным обра­зом от того, что вызы­ва­ло еще не заглох­шее озлоб­ле­ние: он не станет еди­но­лич­ным судьей во всех судеб­ных делах, дабы, запе­рев в сво­ем доме обви­ни­те­лей и под­суди­мых, пота­кать таким обра­зом про­из­во­лу немно­гих могу­ще­ст­вен­ных; он не потер­пит под сво­ей кров­лей ника­кой про­даж­но­сти, не допу­стит ника­ко­го иска­тель­ства; его дом и государ­ство будут реши­тель­но отде­ле­ны друг от дру­га. (3) Пусть сенат отправ­ля­ет свои издрев­ле уста­нов­лен­ные обя­зан­но­сти, пусть Ита­лия и про­вин­ции рим­ско­го наро­да обра­ща­ют­ся по сво­им делам в три­бу­на­лы кон­су­лов; пусть кон­су­лы пере­да­ют их в сенат; он же будет ведать лишь теми про­вин­ци­я­ми, кото­рые управ­ля­ют­ся воен­ною вла­стью.

5. (1) Он не нару­шил сво­его обе­ща­ния, и сенат дей­ст­ви­тель­но бес­пре­пят­ст­вен­но вынес по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию нема­ло реше­ний: так, он поста­но­вил, что нико­му не доз­во­ля­ет­ся брать на себя защи­ту в суде за какое бы то ни было воз­на­граж­де­ние, будь то день­ги или подар­ки, а так­же, что кве­сто­ры, избран­ные на сле­дую­щий срок, не обя­за­ны давать за свой счет гла­ди­а­тор­ские бои. (2) И хотя Агрип­пи­на про­ти­ви­лась этим реше­ни­ям, посколь­ку ими отме­ня­лись ука­зы Клав­дия, сена­то­ры все-таки доби­лись сво­его: для обсуж­де­ния этих вопро­сов их вызва­ли во дво­рец, дабы, при­та­ив­шись за недав­но про­би­ты­ми поза­ди их сиде­ний дверь­ми, Агрип­пи­на, скры­тая от их взо­ров зана­ве­сом, мог­ла слы­шать все, что они гово­ри­ли. (3) Боль­ше того, как-то раз, когда Нерон при­ни­мал армян­ских послов, отста­и­вав­ших перед ним дело сво­его наро­да, она возы­ме­ла наме­ре­ние под­нять­ся на воз­вы­ше­ние, на кото­ром он нахо­дил­ся, и сесть рядом с ним, что и слу­чи­лось бы, если бы Сене­ка, когда все оце­пе­не­ли, пора­жен­ные неожи­дан­но­стью, не пред­ло­жил прин­цеп­су пой­ти навстре­чу под­хо­див­шей к воз­вы­ше­нию мате­ри. Так под видом сынов­ней почти­тель­но­сти уда­лось избег­нуть бес­че­стья.

6. (1) В кон­це года рас­про­стра­ни­лись тре­вож­ные слу­хи, что пар­фяне сно­ва рину­лись на Арме­нию и захва­ти­ли ее, про­гнав Рада­ми­ста, кото­рый не раз завла­де­вал этим цар­ст­вом и бежал из него и теперь так­же не ока­зал непри­я­те­лю сопро­тив­ле­ния. (2) И в Риме, пад­ком на все­воз­мож­ные тол­ки, при­ня­лись гово­рить о том, смо­жет ли прин­цепс, едва достиг­нув сем­на­дца­ти лет, воз­ло­жить на себя столь тяже­лое бре­мя и спра­вить­ся с ним, годит­ся ли на что-нибудь тот, кем рас­по­ря­жа­ет­ся жен­щи­на, по силам ли каким-то учи­те­лям³ руко­во­дить сра­же­ни­я­ми, оса­да­ми горо­дов и всем тем, что несет с собою вой­на. (3) Дру­гие, воз­ра­жая им, утвер­жда­ли, что, напро­тив, все обсто­ит мно­го луч­ше, чем если бы бес­по­мощ­ный по ста­ро­сти и мало­ду­шию Клав­дий был при­зван к воен­ным трудам и сле­до­вал ука­за­ни­ям воль­ноот­пу­щен­ни­ков. (4) А Бурр и Сене­ка извест­ны как мужи, опыт­ные во мно­гом; и так ли импе­ра­тор незрел года­ми, если Гней Пом­пей на восем­на­дца­том году отро­ду, а Окта­виан Август на девят­на­дца­том вели граж­дан­ские вой­ны? (5) Дела выс­ших вла­сти­те­лей вер­шат­ся более их ауспи­ци­я­ми⁴ и замыс­ла­ми, чем ору­жи­ем и рука­ми. (6) Конеч­но, сам прин­цепс пока­жет, чест­ные или бес­чест­ные у него при­бли­жен­ные, оста­но­вив свой выбор, вопре­ки коз­ням завист­ни­ков, ско­рее на пол­ко­вод­це выдаю­щих­ся даро­ва­ний, чем на каком-нибудь бога­че, добыв­шем себе за день­ги вли­я­тель­ную под­держ­ку.

7. (1) Пока велись подоб­ные раз­го­во­ры, Нерон при­ка­зы­ва­ет набрать в бли­жай­ших про­вин­ци­ях моло­дежь и отпра­вить ее для попол­не­ния восточ­ных леги­о­нов, самые же леги­о­ны раз­ме­стить бли­же к Арме­нии; дав­ним нашим союз­ни­кам — царям Агрип­пе и Антио­ху — под­гото­вить вой­ска и с ними вторг­нуть­ся в пре­де­лы пар­фян; наве­сти мосты на реке Евфра­те. (2) Малую Арме­нию он отда­ет во вла­де­ние Ари­сто­бу­лу, область Софе­ны — Сохе­му и жалу­ет их цар­ским досто­ин­ст­вом. Тогда же весь­ма кста­ти для нас у Воло­ге­за объ­явил­ся сопер­ник — его сын Вар­дан; и пар­фяне ушли из Арме­нии, как бы откла­ды­вая воен­ные дей­ст­вия.

8. (1) В сена­те зна­че­ние этих собы­тий было силь­но пре­уве­ли­че­но теми, кто пред­ла­гал назна­чить бла­годар­ст­вен­ные молеб­ст­вия и чтобы в дни этих молеб­ст­вий прин­цепс носил оде­я­ние три­ум­фа­то­ра, чтобы он всту­пил в Рим с малым три­ум­фом, чтобы в хра­ме Мар­са Мсти­те­ля ему была уста­нов­ле­на ста­туя таких же раз­ме­ров, как ста­туя само­го Мар­са, — и во всем этом была не толь­ко при­выч­ная лесть: всех радо­ва­ло, что во гла­ве вой­ска, пред­на­зна­чен­но­го для удер­жа­ния за нами Арме­нии, Нерон поста­вил Доми­ция Кор­бу­ло­на, и каза­лось, что отныне для ода­рен­ных людей откры­ва­ет­ся широ­кое попри­ще. (2) Воору­жен­ные силы Восто­ка рас­пре­де­ля­ют­ся таким обра­зом, чтобы часть вспо­мо­га­тель­ных войск и два леги­о­на оста­ва­лись в Сирии вме­сте с ее лега­том Уммиди­ем Квад­ра­том, тогда как рав­ное чис­ло рим­ских граж­дан и союз­ни­ков с добав­ле­ни­ем зимо­вав­ших в Кап­па­до­кии когорт и кон­ных под­разде­ле­ний было пере­да­но Кор­бу­ло­ну. (3) Союз­ные цари полу­чи­ли при­ка­за­ние пови­но­вать­ся, в зави­си­мо­сти от хода вой­ны, либо одно­му, либо дру­го­му, но сами они скло­ня­лись к тому, чтобы нахо­дить­ся в под­чи­не­нии у Кор­бу­ло­на. (4) Тот, спеш­но отпра­вив­шись на Восток, чтобы поско­рее снис­кать себе доб­рую сла­ву — столь зна­чи­тель­ную силу в новых пред­при­я­ти­ях, и про­де­лав путь, встре­ча­ет­ся в горо­де кили­кий­цев Эгах с Квад­ра­том, кото­рый при­был туда ради того, чтобы Кор­бу­лон — стат­ный, крас­но­ре­чи­вый и, поми­мо опыт­но­сти и про­ни­ца­тель­но­сти, наде­лен­ный так­же спо­соб­но­стью пора­жать сво­им внеш­ним блес­ком, — если явит­ся в Сирию при­ни­мать свое вой­ско, не овла­дел все­об­щим вни­ма­ни­ем.

9. (1) Меж­ду тем и тот и дру­гой посла­ли к Воло­ге­зу сво­их людей с уве­ща­ни­я­ми пред­по­честь мир войне и, выдав залож­ни­ков, ока­зы­вать рим­ско­му наро­ду, по при­ме­ру преды­ду­щих царей, подо­баю­щее ему ува­же­ние. (2) И Воло­гез, то ли чтобы бес­пре­пят­ст­вен­но вести под­готов­ку к войне, то ли чтобы уда­лить тех, в ком он подо­зре­вал воз­мож­ных сопер­ни­ков, отда­ет в залож­ни­ки вид­ней­ших из Арса­кидов. (3) При­нял их послан­ный Уммиди­ем цен­ту­ри­он Инстей, кото­ро­му дове­лось пер­вым при­быть к царю по это­му делу. Узнав об этом, Кор­бу­лон при­ка­зы­ва­ет пре­фек­ту Аррию Вару неза­мед­ли­тель­но отпра­вить­ся в путь и ото­брать у Инстея залож­ни­ков. (4) По этой при­чине у пре­фек­та с цен­ту­ри­о­ном воз­ник­ли жар­кие пре­пи­ра­тель­ства, и, чтобы не затя­ги­вать их на поте­ху чуже­зем­цам, они пре­до­став­ля­ют реше­ние это­го дела самим залож­ни­кам и сопро­вож­дав­шим их цар­ским послам, (5) и те отда­ли пред­по­чте­ние ове­ян­но­му еще све­жей сла­вою и чем-то при­вле­кав­ше­му к себе даже вра­гов Кор­бу­ло­ну. (6) Отсюда — раз­лад меж­ду обо­и­ми пол­ко­во­д­ца­ми: Уммидий жало­вал­ся, что у него отня­ты пло­ды его ста­ра­ний, тогда как Кор­бу­лон, воз­ра­жая ему, утвер­ждал, что царь согла­сил­ся выдать залож­ни­ков лишь после того, как он, Кор­бу­лон, был постав­лен во гла­ве вой­ска, что и сме­ни­ло его само­уве­рен­ность на страх. Нерон, чтобы успо­ко­ить враж­дую­щих, пове­лел обна­ро­до­вать, (7) что в озна­ме­но­ва­ние одер­жан­ных Квад­ра­том и Кор­бу­ло­ном успе­хов к импе­ра­тор­ским фас­ци­ям добав­ля­ет­ся лав­ро­вая ветвь. Впро­чем, я рас­ска­зал здесь и о том, что завер­ши­лось уже при дру­гих кон­су­лах⁵.

10. (1) В том же году Цезарь испро­сил у сена­та ста­тую сво­е­му отцу Гнею Доми­цию и кон­суль­ские зна­ки отли­чия Аско­нию Лабео­ну, кото­рый был в свое вре­мя его опе­ку­ном; но он откло­нил пред­ло­же­ния уста­но­вить ему само­му ста­тую из чисто­го золота или сереб­ра. (2) И хотя сена­то­ры выска­за­лись за то, чтобы счи­тать нача­лом года декабрь, так как в этом меся­це родил­ся Нерон, он сохра­нил древ­ний обы­чай начи­нать год с январ­ских календ. (3) Не были пре­да­ны суду ни сена­тор Карри­нат Целер, обви­нен­ный сво­им рабом, ни всад­ник Юлий Денс, кото­ро­му вме­ня­лась в вину при­вер­жен­ность к Бри­тан­ни­ку.

11. (1) Когда в кон­суль­ство Клав­дия Неро­на и Луция Анти­стия⁶ выс­шие маги­ст­ра­ты при­ся­га­ли на вер­ность рас­по­ря­же­ни­ям прин­цеп­сов, Нерон не поз­во­лил сво­е­му кол­ле­ге Анти­стию при­сяг­нуть на вер­ность его пове­ле­ни­ям, за что сена­то­ры пре­воз­нес­ли его вос­хва­ле­ни­я­ми, дабы юная душа, поощ­рен­ная сла­вой столь малых дел, влек­лась к свер­ше­нию бо́льших. (2) Вслед за этим он про­явил снис­хо­ди­тель­ность к Плав­тию Лате­ра­ну, кото­рый был исклю­чен из сена­тор­ско­го сосло­вия за пре­лю­бо­дей­ную связь с Мес­са­ли­ною и кото­ро­го он воз­вра­тил сена­ту; о сво­ем стрем­ле­нии к мило­сер­дию он часто упо­ми­нал и в речах, под­готов­ляв­ших­ся для него Сене­кой с наме­ре­ни­ем пока­зать, сколь бла­го­род­ные пра­ви­ла он ему вну­ша­ет, или чтобы блес­нуть сво­им писа­тель­ским даро­ва­ни­ем.

12. (1) Меж­ду тем влю­бив­шись в воль­ноот­пу­щен­ни­цу по име­ни Акте и избрав сво­и­ми наперс­ни­ка­ми бле­стя­щих моло­дых людей Мар­ка Ото­на и Клав­дия Сене­ци­о­на, — Отон при­над­ле­жал к семье кон­су­ла, отец Сене­ци­о­на был воль­ноот­пу­щен­ник Цеза­ря⁷, — Нерон стал поне­мно­гу выхо­дить из-под опе­ки мате­ри. (2) Та спер­ва не зна­ла о его стра­сти, потом нача­ла тщет­но бороть­ся с нею, а Акте тем вре­ме­нем рос­ко­шью пир­шеств и пол­ны­ми соблаз­на тай­ны­ми встре­ча­ми успе­ла окон­ча­тель­но пле­нить прин­цеп­са, при­чем и стар­шие воз­рас­том из его при­бли­жен­ных ниче­го не име­ли про­тив того, чтобы эта гете­ра теши­ла, нико­му не при­чи­няя вреда, его любо­стра­стие, тем более что к жене Окта­вии, при всей ее знат­но­сти и без­уко­риз­нен­ной супру­же­ской вер­но­сти, он испы­ты­вал неодо­ли­мое отвра­ще­ние, то ли по воле рока, или, может быть, пото­му, что все запрет­ное сла­ще, и они опа­са­лись, как бы Нерон, если ему вос­пре­пят­ст­во­вать в этом его увле­че­нии, не обра­тил­ся к пре­лю­бо­дей­ным свя­зям с жен­щи­на­ми име­ни­тых родов.

13. (1) Но Агрип­пи­на с жен­ским неистов­ст­вом накиды­ва­ет­ся на сына, гово­ря, что его оспа­ри­ва­ет у нее какая-то воль­ноот­пу­щен­ни­ца, что вче­раш­няя рабы­ня — ее невест­ка и мно­го дру­го­го в том же роде; и чем ярост­нее она осы­па­ла его упре­ка­ми, не желая выждать, когда он оду­ма­ет­ся или пре­сы­тит­ся, тем силь­нее рас­па­ля­ла в нем страсть, пока он не вышел из пови­но­ве­ния мате­ри и не дове­рил­ся руко­вод­ству Сене­ки, один из дру­зей кото­ро­го, Анней Серен, изо­бра­зив влюб­лен­ность в ту же воль­ноот­пу­щен­ни­цу и пре­до­ста­вив свое имя, чтобы мож­но было откры­то ода­рять эту гете­ру тем, что, таясь ото всех, под­но­сил ей прин­цепс, пер­вое вре­мя при­кры­вал таким обра­зом любов­ные уте­хи юно­ши. (2) Тогда Агрип­пи­на, изме­нив обра­ще­ние с сыном, ста­ла окру­жать его лас­кой, пред­ла­гать ему вос­поль­зо­вать­ся ее спаль­ным поко­ем и содей­ст­ви­ем с тем, чтобы сохра­нить в тайне те наслаж­де­ния, кото­рых он доби­вал­ся со всей неудер­жи­мо­стью пер­вой моло­до­сти и к тому же наде­лен­ный вер­хов­ною вла­стью. (3) Боль­ше того, она при­зна­ва­лась, что была к нему излишне суро­вой, и пре­до­став­ля­ла в его пол­ное рас­по­ря­же­ние свое состо­я­ние, лишь немно­гим усту­пав­шее импе­ра­тор­ско­му, и если ранее не зна­ла меры в обузда­нии сына, то теперь была столь же неуме­рен­но снис­хо­ди­тель­ной. (4) Эта пере­ме­на, одна­ко, не обма­ну­ла Неро­на, да и бли­жай­шие дру­зья пре­до­сте­ре­га­ли его про­тив коз­ней этой неиз­мен­но жесто­кой, а тогда, сверх того, и лице­мер­ной жен­щи­ны. (5) Слу­чи­лось, что в эти самые дни, осмот­рев убо­ры, кото­ры­ми бли­ста­ли жены и мате­ри прин­цеп­сов. Цезарь ото­брал пла­тья и дра­го­цен­но­сти и ото­слал их в дар мате­ри, про­явив отмен­ную щед­рость, ибо по соб­ст­вен­но­му почи­ну, преж­де чем она попро­си­ла об этом, отпра­вил ей дей­ст­ви­тель­но самое луч­шее, то, что боль­ше все­го вос­хи­ща­ло жен­щин. (6) Но Агрип­пи­на тем не менее заяв­ля­ет, что этим подар­ком сын не толь­ко не при­умно­жил ее нарядов и укра­ше­ний, но, напро­тив, отнял у нее все осталь­ное, ибо выде­лил ей лишь долю того, чем вла­де­ет и что добы­то ее ста­ра­ни­я­ми.

14. (1) Нашлись такие, кото­рые поспе­ши­ли пере­дать ее сло­ва прин­цеп­су, не пре­ми­нув доба­вить к ним яду, и Нерон, обру­шив свой гнев на тех, кто под­дер­жи­вал в его мате­ри высо­ко­ме­рие, отстра­нил от заве­до­ва­ния финан­со­вы­ми дела­ми Пал­лан­та, кото­рый, будучи при­став­лен к ним Клав­ди­ем, рас­по­ря­жал­ся ими как пол­но­власт­ный хозя­ин; и рас­ска­зы­ва­ли, что, когда Пал­лант покидал дво­рец в сопро­вож­де­нии целой тол­пы при­бли­жен­ных, Цезарь не без ост­ро­умия заме­тил, что он ухо­дит, дабы все­на­род­но при­не­сти клят­ву⁸. (2) Дело в том, что Пал­лант зара­нее добил­ся от прин­цеп­са обе­ща­ния, что ничто из его про­шлой дея­тель­но­сти нико­гда не будет ему вме­не­но в вину и что его сче­ты с государ­ст­вом при­зна­ют­ся закон­чен­ны­ми. (3) После это­го Агрип­пи­на, вне себя от яро­сти, пере­шла к угро­зам, не стес­ня­ясь в при­сут­ст­вии прин­цеп­са заяв­лять, что Бри­тан­ник уже под­рос, что он кров­ный сын Клав­дия и досто­ин того, чтобы уна­сле­до­вать отцов­скую власть, кото­рою поль­зу­ет­ся, чтобы оби­жать мать, усы­нов­лен­ный отпрыск чужо­го рода. (4) Она не воз­ра­жа­ет про­тив того, чтобы люди узна­ли прав­ду обо всех бед­ст­ви­ях несчаст­ной семьи и преж­де все­го — о ее кро­во­сме­си­тель­ном бра­ке и об отрав­ле­нии ею Клав­дия. Но попе­че­ни­ем богов и ее пред­у­смот­ри­тель­но­стью жив и невредим ее пасы­нок. (5) Она отпра­вит­ся вме­сте с ним в пре­то­ри­ан­ский лагерь, и пусть там выслу­ша­ют, с одной сто­ро­ны, дочь Гер­ма­ни­ка, а с дру­гой — кале­ку Бур­ра и изгнан­ни­ка Сене­ку, кото­рые тщат­ся увеч­ной рукою и ритор­ским язы­ком управ­лять родом люд­ским. (6) Она про­сти­ра­ла руки, поно­ся Неро­на и выдви­гая про­тив него одно обви­не­ние за дру­гим, взы­ва­ла к обо­жест­влен­но­му Клав­дию, к пре­бы­вав­шим в под­зем­ном цар­стве теням Сила­нов, вспо­ми­на­ла о столь­ких напрас­но свер­шен­ных ею зло­де­я­ни­ях.

15. (1) Встре­во­жен­ный этим и тем, что бли­зил­ся день, когда Бри­тан­ни­ку испол­нит­ся четыр­на­дцать лет⁹, Нерон раз­мыш­лял о неукро­ти­мом нра­ве мате­ри и о сво­ем свод­ном бра­те, чей харак­тер недав­но рас­крыл­ся при одном самом по себе незна­чи­тель­ном про­ис­ше­ст­вии, кото­рым тот, одна­ко, при­влек к себе все­об­щее рас­по­ло­же­ние. (2) В дни празд­ни­ка Сатур­на­лий¹⁰ сре­ди про­чих забав со сверст­ни­ка­ми они зате­я­ли игру, участ­ни­ки кото­рой тяну­ли жре­бий, кому из них быть царем, и он выпал Неро­ну. (3) Всем про­чим Цезарь отдал раз­лич­ные при­ка­за­ния, кото­рые мож­но было лег­ко и безо вся­ко­го стес­не­ния выпол­нить; но когда он пове­лел Бри­тан­ни­ку под­нять­ся со сво­его места и, вый­дя на середи­ну, затя­нуть по сво­е­му выбо­ру пес­ню, рас­счи­ты­вая, что маль­чик, не при­вык­ший даже к трез­во­му обще­ству, не гово­ря уже о хмель­ном сбо­ри­ще, сме­ша­ет­ся и будет все­ми под­нят на смех, — тот твер­дым голо­сом начал песнь, пол­ную ино­ска­за­тель­ных жалоб на то, что его лиши­ли роди­тель­ско­го наследия и вер­хов­ной вла­сти. (4) Эти сето­ва­ния Бри­тан­ни­ка воз­буди­ли к нему сочув­ст­вие, тем более откро­вен­ное, что позд­ний ноч­ной час и празд­нич­ное весе­лье осво­бо­ди­ли при­сут­ст­ву­ю­щих от необ­хо­ди­мо­сти ута­и­вать свои чув­ства. И Нерон, поняв, что к нему отно­сят­ся непри­яз­нен­но, еще силь­нее воз­не­на­видел Бри­тан­ни­ка. Пре­сле­ду­е­мый угро­за­ми Агрип­пи­ны и не реша­ясь взва­лить на бра­та обви­не­ние в каком-нибудь пре­ступ­ном дея­нии или откры­то рас­по­рядить­ся об его умерщ­вле­нии, он замыш­ля­ет устра­нить его тай­ны­ми коз­ня­ми и велит изгото­вить для него яд, пору­чив это дело три­бу­ну пре­то­ри­ан­ской когор­ты Юлию Пол­ли­о­ну, под над­зо­ром кото­ро­го содер­жа­лась осуж­ден­ная за мно­гие пре­ступ­ле­ния про­слав­лен­ная отра­ви­тель­ни­ца по име­ни Локу­ста. (5) А о том, чтобы сре­ди при­бли­жен­ных Бри­тан­ни­ка не было нико­го, кто ста­вил бы во что-нибудь чест­ность и совесть, поза­бо­ти­лись ранее. (6) Итак, сна­ча­ла он полу­чил отра­ву из рук сво­их вос­пи­та­те­лей, но яд вызвал понос и не возы­мел губи­тель­но­го дей­ст­вия, а может быть, его и изгото­ви­ли с тем рас­че­том, чтобы он подей­ст­во­вал не сра­зу. (7) Но Неро­ну не тер­пе­лось увидеть это зло­де­я­ние совер­шен­ным. Он стал угро­жать три­бу­ну и тре­бо­вать каз­ни отра­ви­тель­ни­цы, гово­ря, что они, осте­ре­га­ясь мол­вы и гото­вя себе лазей­ки для оправ­да­ния, мед­лят с обес­пе­че­ни­ем его без­опас­но­сти. (8) И вот, пообе­щав ему, что Бри­тан­ник умрет столь же мгно­вен­но, как если бы его пора­зи­ли мечом, они варят в поме­ще­нии рядом со спаль­ным поко­ем Цеза­ря быст­ро­дей­ст­ву­ю­щую отра­ву, состав­лен­ную из уже преж­де испы­тан­ных смер­то­нос­ных зелий.

16. (1) Дети прин­цеп­сов, в соот­вет­ст­вии с дав­ним обы­ча­ем, обеда­ли вме­сте со сво­и­ми сверст­ни­ка­ми из знат­ных семейств, сидя за отдель­ным и менее обиль­ным сто­лом на виду у роди­те­лей. (2) Обедал за таким сто­лом и Бри­тан­ник, но так как его куша­нья и напит­ки отведы­вал выде­лен­ный для это­го раб, то, чтобы не был нару­шен уста­нов­лен­ный порядок или смерть их обо­их не раз­об­ла­чи­ла зло­дей­ско­го умыс­ла, была при­ду­ма­на сле­дую­щая улов­ка. (3) Еще без­вред­ное, но недо­ста­точ­но осту­жен­ное и уже отведан­ное рабом питье пере­да­ет­ся Бри­тан­ни­ку; отверг­ну­тое им как чрез­мер­но горя­чее, оно раз­бав­ля­ет­ся холод­ной водой с раз­веден­ным в ней ядом, кото­рый мгно­вен­но про­ник во все его чле­ны, так что у него разом пре­сек­лись голос и дыха­ние. (4) Сидев­ших вокруг него охва­ты­ва­ет страх, и те, кто ни о чем не дога­ды­вал­ся, в смя­те­нии раз­бе­га­ют­ся, тогда как более про­ни­ца­тель­ные зами­ра­ют, слов­но при­гвож­ден­ные каж­дый на сво­ем месте, и впе­ря­ют взо­ры в Неро­на. (5) А он, не изме­нив поло­же­ния тела, все так же полу­ле­жа и с таким видом, как если бы ни о чем не был осве­дом­лен, гово­рит, что это дело обыч­ное, так как Бри­тан­ник с ран­не­го дет­ства под­вер­жен паду­чей и что поне­мно­гу к нему воз­вра­тит­ся зре­ние и он при­дет в чув­ство. (6) Но в чер­тах Агрип­пи­ны мельк­ну­ли такой испуг и такое душев­ное потря­се­ние, несмот­ря на ее ста­ра­ние спра­вить­ся с ними, что было оче­вид­но, что для нее, как и для сест­ры Бри­тан­ни­ка Окта­вии, слу­чив­ше­е­ся было пол­ною неожи­дан­но­стью; ведь Агрип­пи­на отчет­ли­во пони­ма­ла, что лиша­ет­ся послед­ней опо­ры и что это бра­то­убий­ство — про­об­раз ожи­даю­щей ее уча­сти. (7) Окта­вия так­же, невзи­рая на свои юные годы, научи­лась таить про себя и скорбь, и любовь, и все свои чув­ства. Итак, после недол­го­го мол­ча­ния воз­об­но­ви­лось застоль­ное ожив­ле­ние.

17. (1) Одна и та же ночь виде­ла умерщ­вле­ние и погре­баль­ный костер Бри­тан­ни­ка, ибо все необ­хо­ди­мое для его скром­но обстав­лен­ных похо­рон было пред­у­смот­ре­но и при­па­се­но зара­нее. (2) Впро­чем, его погреб­ли все-таки на Мар­со­вом поле при столь бур­ном ливне, что народ увидел в нем про­яв­ле­ние гне­ва богов, воз­му­щен­ных пре­ступ­ле­ни­ем прин­цеп­са, тогда как мно­гие, при­ни­мая во вни­ма­ние извест­ные в про­шлом раздо­ры и усо­би­цы меж­ду бра­тья­ми¹¹ и то, что вер­хов­ная власть неде­ли­ма, отнес­лись к нему снис­хо­ди­тель­но. (3) Писа­те­ли той поры сооб­ща­ют, что в тече­ние несколь­ких дней перед умерщ­вле­ни­ем бра­та Нерон неод­но­крат­но под­вер­гал над­ру­га­тель­ствам отро­че­ское тело Бри­тан­ни­ка, делая это ради того, чтобы смерть послед­не­го, в ком стру­и­лась кровь Клав­ди­ев, осквер­нен­но­го похо­тью ранее, неже­ли ядом, не мог­ла пока­зать­ся преж­девре­мен­ною и чрез­мер­но жесто­кою, хотя она и пора­зи­ла его в нару­ше­ние свя­щен­ных пра­вил госте­при­им­ства за пир­ше­ст­вен­ным сто­лом, на гла­зах вра­га и с такою стре­ми­тель­но­стью, что ему даже не было дано вре­ме­ни на про­ща­ние с сест­ра­ми¹². (4) В осо­бом ука­зе Цезарь объ­яс­нял при­чи­ны поспеш­но­сти, с какой был погре­бен Бри­тан­ник; он ссы­лал­ся на уста­нов­ле­ние пред­ков скры­вать от люд­ских глаз похо­ро­ны безвре­мен­но умер­ших и не затя­ги­вать цере­мо­нии похваль­ны­ми реча­ми и пыш­но отправ­ля­е­мы­ми обряда­ми. (5) Там же Нерон гово­рил и о том, что, поте­ряв в лице бра­та помощ­ни­ка, он отныне может рас­счи­ты­вать толь­ко на содей­ст­вие все­го государ­ства, и поэто­му сена­то­рам и наро­ду тем более над­ле­жит ока­зы­вать вся­че­скую под­держ­ку прин­цеп­су — един­ст­вен­но­му остав­ше­му­ся в живых отпрыс­ку рода, пред­на­зна­чен­но­го для воз­ло­же­ния на него выс­шей вла­сти¹³.

18. (1) Затем Цезарь щед­ро ода­рил вид­ней­ших из сво­их при­бли­жен­ных. Были люди, осуж­дав­шие тех, кто, выстав­ляя себя побор­ни­ка­ми несги­бае­мой доб­ро­де­те­ли, тем не менее разде­ли­ли меж­ду собой, слов­но взя­тую на войне добы­чу, дома и поме­стья. (2) Дру­гие, одна­ко, счи­та­ли, что их вынуди­ла к это­му необ­хо­ди­мость, так как прин­цепс, пони­мая пре­ступ­ность свер­шен­но­го им, наде­ял­ся, что зло­де­я­ние будет ему про­ще­но, если он свя­жет сво­и­ми щед­рота­ми тех, кто наи­бо­лее вли­я­те­лен и могу­ще­ст­вен, (3) но ника­кой щед­ро­стью он не мог успо­ко­ить гнев мате­ри: она рас­то­ча­ла заботы и лас­ку Окта­вии, часто устра­и­ва­ла тай­ные сове­ща­ния со сво­и­ми дру­зья­ми и с жад­но­стью, пре­вос­хо­див­шей ее врож­ден­ную страсть к стя­жа­тель­ству, где толь­ко мог­ла, добы­ва­ла день­ги, как бы пред­видя, что они ей вско­ре пона­до­бят­ся; она обхо­ди­тель­но при­ни­ма­ла три­бу­нов и цен­ту­ри­о­нов, окру­жа­ла поче­том уцелев­ших пред­ста­ви­те­лей ста­рой зна­ти, пре­воз­но­ся их слав­ные име­на и доб­лесть, как если бы при­ис­ки­ва­ла вождя и при­вле­ка­ла при­вер­жен­цев. (4) Это ста­ло извест­но Неро­ну, и он рас­по­рядил­ся уда­лить кара­у­лы, охра­няв­шие ее сна­ча­ла как супру­гу, а впо­след­ст­вии как мать импе­ра­то­ра, и гер­ман­цев, неза­дол­го пред тем при­став­лен­ных к ней в каче­стве тело­хра­ни­те­лей. (5) И чтобы ее не посе­ща­ло мно­же­ство являв­ших­ся с утрен­ни­ми при­вет­ст­ви­я­ми, он уда­ля­ет ее из импе­ра­тор­ско­го двор­ца и посе­ля­ет в том доме, где неко­гда про­жи­ва­ла Анто­ния; сам он при­хо­дил туда не ина­че как окру­жен­ный тол­пою цен­ту­ри­о­нов, и вся­кий раз, наско­ро поце­ло­вав мать, тот­час же уда­лял­ся.

19. (1) Сре­ди дел чело­ве­че­ских нет ниче­го более шат­ко­го и пре­хо­дя­ще­го, чем оба­я­ние не опи­раю­ще­го­ся на соб­ст­вен­ную силу могу­ще­ства. У поро­га Агрип­пи­ны сра­зу ста­ло без­люд­но: никто не являл­ся к ней с уте­ше­ни­я­ми, никто не при­хо­дил про­ведать ее, кро­ме несколь­ких жен­щин, побуж­дае­мых к это­му, быть может, любо­вью, а быть может, и нена­ви­стью. (2) В их чис­ле была и Юния Сила­на, о рас­строй­стве Мес­са­ли­ною бра­ка кото­рой с Гаем Сили­ем я упо­ми­нал выше¹⁴; жен­щи­на выдаю­щей­ся знат­но­сти и кра­соты, извест­ная сво­и­ми мно­го­чис­лен­ны­ми любов­ны­ми свя­зя­ми, она дол­гое вре­мя поль­зо­ва­лась осо­бым рас­по­ло­же­ни­ем Агрип­пи­ны, но впо­след­ст­вии меж­ду ними раз­го­ре­лась глу­хая враж­да, так как Агрип­пи­на отго­во­ри­ла от женить­бы на Силане знат­но­го моло­до­го чело­ве­ка Секс­тия Афри­ка­на, упор­но вну­шая ему, что Сила­на — ста­ре­ю­щая раз­врат­ни­ца, при­чем сде­ла­ла это не для того, чтобы при­бе­речь его для себя, но чтобы, став мужем неспо­соб­ной к дето­рож­де­нию жен­щи­ны, он не уна­сле­до­вал после Сила­ны ее богат­ства. (3) И вот, когда мельк­ну­ла надеж­да на воз­мож­ность отмще­ния. Сила­на выпу­сти­ла про­тив Агрип­пи­ны сво­их кли­ен­тов Иту­рия и Каль­ви­зия, повелев им обви­нить ее не в том, что ста­ло уже при­выч­ным и не раз повто­ря­лось, а имен­но что она скор­бит о смер­ти Бри­тан­ни­ка и раз­гла­ша­ет обиды Окта­вии, но в том, что она заду­ма­ла вовлечь в государ­ст­вен­ный пере­во­рот Рубел­лия Плав­та, по мате­рин­ской линии состо­яв­ше­го в той же сте­пе­ни род­ства с боже­ст­вен­ным Авгу­стом, что и Нерон, дабы, всту­пив с ним в супру­же­ство, воз­вра­тить себе вер­хов­ную власть над Рим­ским государ­ст­вом. (4) Иту­рий и Каль­ви­зий сооб­ща­ют об этом воль­ноот­пу­щен­ни­ку тет­ки Неро­на Доми­ции Ати­ме­ту, а тот, обра­до­ван­ный столь важ­ною ново­стью (надо ска­зать, что меж­ду Агрип­пи­ною и Доми­ци­ей суще­ст­во­ва­ло пол­ное обо­юд­ной непри­яз­ни сопер­ни­че­ство), побудил дру­го­го воль­ноот­пу­щен­ни­ка Доми­ции акте­ра Парида, не меш­кая и сгу­стив крас­ки, доне­сти об этом пре­ступ­ном умыс­ле.

20. (1) Была позд­няя ночь, и у Неро­на все еще пили, когда к нему вхо­дит Парид, обык­но­вен­но ожив­ляв­ший в эти часы уве­се­ле­ния прин­цеп­са, но на этот раз хму­рый, с оза­бо­чен­ным видом; подроб­но изло­жив содер­жа­ние пере­ска­зан­но­го ему доно­са, он так устра­шил Неро­на, что тот воз­на­ме­рил­ся не толь­ко немед­лен­но умерт­вить мать и Плав­та, но и отста­вить Бур­ра от коман­до­ва­ния пре­то­ри­ан­ца­ми, ибо, выдви­нув­шись бла­го­да­ря рас­по­ло­же­нию Агрип­пи­ны, он буд­то бы возда­вал ей за это содей­ст­ви­ем. (2) Фабий Рустик рас­ска­зы­ва­ет, что уже был состав­лен при­каз на имя Цеци­ны Тус­ка, кото­рым ему вру­ча­лось началь­ст­во­ва­ние над пре­то­ри­ан­ски­ми когор­та­ми, и лишь бла­го­да­ря уси­ли­ям Сене­ки этот пост остал­ся за Бурром; (3) Пли­ний и Клу­вий не сооб­ща­ют о каких-либо сомне­ни­ях в пре­дан­но­сти пре­фек­та; впро­чем, Фабий вооб­ще обна­ру­жи­ва­ет склон­ность вос­хва­лять Сене­ку, так как сво­им бла­го­ден­ст­ви­ем был обя­зан его покро­ви­тель­ству. (4) Мы наме­ре­ны сле­до­вать за эти­ми авто­ра­ми, когда их свиде­тель­ства сов­па­да­ют, но, если они меж­ду собою рас­хо­дят­ся, будем пере­да­вать при­во­ди­мые ими сведе­ния под их име­на­ми. (5) Встре­во­жен­но­го и погло­щен­но­го мыс­лью об умерщ­вле­нии мате­ри Цеза­ря уда­лось удер­жать от это­го шага не рань­ше, чем Бурр дал ему обе­ща­ние, что, если под­твер­дит­ся ее винов­ность, он рас­по­рядит­ся пре­дать ее смер­ти; но вся­ко­му, а тем более мате­ри, долж­на быть дана воз­мож­ность пред­ста­вить свои оправ­да­ния; к тому же нет нали­цо обви­ни­те­лей, и до них дошли лишь пока­за­ния одно­го чело­ве­ка, да и то из враж­деб­но­го дома; пусть прин­цепс при­мет во вни­ма­ние и то, что кру­гом непро­гляд­ная тьма, что сам он про­вел ночь в бодр­ст­во­ва­нии за пир­ше­ст­вен­ным сто­лом и что любое дей­ст­вие было бы при таких обсто­я­тель­ствах опро­мет­чи­вым и нера­зум­ным.

21. (1) Так успо­ко­ив страх прин­цеп­са и дождав­шись рас­све­та, Бурр и дру­гие отпра­ви­лись опо­ве­стить Агрип­пи­ну о выдви­ну­тых про­тив нее обви­не­ни­ях, дабы она опро­верг­ла их или понес­ла нака­за­ние. (2) В при­сут­ст­вии Сене­ки и несколь­ких свиде­те­лей из воль­ноот­пу­щен­ни­ков Неро­на Бурр при­сту­пил к выпол­не­нию сво­его пору­че­ния: ука­зав, в каких пре­ступ­ле­ни­ях и кем она обви­ня­ет­ся, он закон­чил свое обра­ще­ние к ней угро­за­ми. (3) Но Агрип­пи­на, не утра­тив свой­ст­вен­ной ей над­мен­но­сти, отве­ти­ла ему сле­дую­щим обра­зом: «Я нисколь­ко не удив­ля­юсь, что нико­гда не рожав­шей Силане неве­до­мы мате­рин­ские чув­ства; ведь мате­ри не меня­ют детей как погряз­шая в рас­пут­стве — любов­ни­ков. (4) И если Иту­рий и Каль­ви­зий, про­мотав свое досто­я­ние, про­да­ют этой ста­ру­хе послед­нее, чем еще могут рас­по­рядить­ся, — свое пособ­ни­че­ство в предъ­яв­ле­нии кле­вет­ни­че­ских обви­не­ний, то это­го недо­ста­точ­но, чтобы опо­зо­рить меня, при­пи­сав мне наме­ре­ние умерт­вить сына, или чтоб обре­ме­нить совесть Цеза­ря умерщ­вле­ни­ем мате­ри. (5) Я возда­ла бы бла­го­дар­ность Доми­ции за враж­деб­ность, если б она сопер­ни­ча­ла со мной в доб­ро­же­ла­тель­стве к мое­му Неро­ну. (6) Но она зани­ма­лась устрой­ст­вом рыб­ных сад­ков в сво­их Бай­ях, пока мои­ми ста­ра­ни­я­ми под­готов­ля­лись Неро­ну усы­нов­ле­ние, даро­ва­ние про­кон­суль­ских прав, кон­суль­ство и все то, что ведет к выс­шей вла­сти, а теперь вку­пе со сво­им любов­ни­ком Ати­ме­том и лицеде­ем Паридом сочи­ня­ет небы­ли­цы по образ­цу пред­став­ля­е­мых на под­мост­ках тра­гедий. (7) Или, быть может, суще­ст­ву­ет такой чело­век, кото­рый мог бы ули­чить меня в попыт­ке воз­му­тить раз­ме­щен­ные в Риме когор­ты, в под­стре­ка­тель­стве про­вин­ций к нару­ше­нию вер­но­сти, нако­нец, в под­ку­пе рабов и воль­ноот­пу­щен­ни­ков с целью побудить их к пре­ступ­ным дея­ни­ям? И раз­ве я мог­ла бы остать­ся в живых, если б Бри­тан­ник овла­дел вер­хов­ною вла­стью? (8) А если бы Плавт или кто дру­гой ока­зал­ся во гла­ве государ­ства и взду­мал свер­шить свой суд надо мною — раз­ве не най­дут­ся обви­ни­те­ли, кото­рые вме­нят мне в вину не вырвав­ши­е­ся неосмот­ри­тель­но сло­ва, порож­дае­мые порою горяч­но­стью мате­рин­ской люб­ви, а такие пре­ступ­ле­ния, оправ­дать в кото­рых меня мог бы лишь сын?» (9) Так как ее ответ про­из­вел на при­сут­ст­во­вав­ших силь­ное впе­чат­ле­ние и они при­ня­лись ее успо­ка­и­вать, Агрип­пи­на потре­бо­ва­ла свида­ния с сыном. В раз­го­во­ре с ним она ни сло­вом не обмол­ви­лась о сво­ей неви­нов­но­сти, чтобы он не поду­мал, что она допус­ка­ет воз­мож­ность недо­ве­рия к ней, рав­но как и о том, что́ она сде­ла­ла для его воз­вы­ше­ния, чтобы он не счел, что она его попре­ка­ет, но доби­лась нака­за­ния сво­их обви­ни­те­лей и назна­че­ния дру­зей на вид­ные долж­но­сти.

22. (1) Фений Руф назна­ча­ет­ся пре­фек­том по снаб­же­нию про­до­воль­ст­ви­ем, Аррун­ций Стел­ла — ведать давае­мы­ми Цеза­рем зре­ли­ща­ми, Тибе­рий Бал­билл — Егип­том; (2) Пуб­лию Антею была пре­до­став­ле­на Сирия, но под раз­лич­ны­ми пред­ло­га­ми его дол­го туда не пус­ка­ли и в кон­це кон­цов удер­жа­ли в Риме. (3) Что до Сила­ны, то ее отпра­ви­ли в изгна­ние; не избе­жа­ли ссыл­ки и Каль­ви­зий с Иту­ри­ем; Ати­мет был каз­нен, а Парид зани­мал слиш­ком важ­ное место в раз­вле­че­ни­ях прин­цеп­са, чтобы быть доступ­ным для нака­за­ния. О Плав­те на вре­мя забы­ли.

23. (1) Вско­ре затем посту­пил донос на Пал­лан­та и Бур­ра с обви­не­ни­ем в заго­во­ре с целью пере­дать вер­хов­ную власть Кор­не­лию Сул­ле, при­над­ле­жав­ше­му к име­ни­то­му роду и состо­яв­ше­му в свой­стве с Клав­ди­ем, кото­ро­му он, всту­пив в брак с Анто­ни­ей, при­хо­дил­ся зятем. (2) Обви­ни­те­лем по это­му делу высту­пил некий Пет, осла­вив­ший себя скуп­кою кон­фис­ко­ван­ных каз­ною земель и на этот раз изоб­ли­чен­ный в заве­до­мой кле­ве­те. (3) Но всех не столь­ко обра­до­ва­ло сня­тие с Пал­лан­та предъ­яв­лен­ных ему обви­не­ний, сколь­ко пора­зи­ла его занос­чи­вость. Ибо после того как были назва­ны име­на его воль­ноот­пу­щен­ни­ков, при­вле­чен­ных им яко­бы к соуча­стию в заго­во­ре, он в опро­вер­же­ние это­го заявил, что нико­гда у себя дома не отда­ет сво­им людям рас­по­ря­же­ний ина­че как кив­ком голо­вы или дви­же­ни­ем рук, а если есть нуж­да в более про­стран­ных ука­за­ни­ях, то при­бе­га­ет к пись­му, дабы не всту­пать в изуст­ные объ­яс­не­ния. (4) Бурр, хотя и чис­лил­ся под­суди­мым, подал свое мне­ние вме­сте с судья­ми. Обви­ни­те­ля при­го­во­ри­ли к изгна­нию, и были сожже­ны реест­ры, из кото­рых он извле­кал сведе­ния о пре­дан­ных забве­нию дол­гах в государ­ст­вен­ную каз­ну.

24. (1) В кон­це года в цир­ке упразд­ня­ет­ся кара­ул, кото­рый в дни пред­став­ле­ний обыч­но выстав­лял­ся пре­то­ри­ан­ской когор­той; это было сде­ла­но для того, чтобы создать види­мость боль­шей сво­бо­ды, огра­дить вои­нов от раз­вра­ще­ния, порож­дае­мо­го их пре­бы­ва­ни­ем сре­ди теат­раль­ной раз­нуздан­но­сти, и про­ве­рить на опы­те, смо­жет ли про­стой народ соблюдать бла­го­при­стой­ность и после уда­ле­ния стра­жи. (2) И так как хра­мов Юпи­те­ра и Минер­вы кос­нул­ся небес­ный огонь, прин­цепс, во испол­не­ние ука­за­нии гаруспи­ков, совер­шил обряд очи­ще­ния Рима¹⁵.

25. (1) В кон­суль­ство Квин­та Волу­зия и Пуб­лия Сци­пи­о­на¹⁶ на гра­ни­цах рим­ско­го государ­ства цари­ли мир и покой, а в самом Риме — отвра­ти­тель­ная раз­нуздан­ность, ибо оде­тый, чтобы не быть узнан­ным, в раб­ское руби­ще, Нерон сло­нял­ся по ули­цам горо­да, лупа­на­рам и все­воз­мож­ным при­то­нам, и его спут­ни­ки рас­хи­ща­ли выстав­лен­ные на про­да­жу това­ры и нано­си­ли раны слу­чай­ным про­хо­жим, до того неосве­дом­лен­ным, кто перед ними, что и само­му Неро­ну порою пере­па­да­ли в пота­сов­ках уда­ры и на его лице вид­не­лись остав­лен­ные ими следы. (2) В даль­ней­шем, когда откры­лось, что бес­чин­ст­ву­ет не кто иной, как сам Цезарь, при­чем наси­лия над име­ни­ты­ми муж­чи­на­ми и жен­щи­на­ми все уча­ща­лись, и неко­то­рые, посколь­ку был явлен при­мер свое­во­лия, под име­нем Неро­на при­ня­лись во гла­ве соб­ст­вен­ных шаек без­на­ка­зан­но тво­рить то же самое, Рим в ноч­ные часы упо­до­бил­ся захва­чен­но­му непри­я­те­лем горо­ду. При­над­ле­жав­ший к сена­тор­ско­му сосло­вию, но еще не зани­мав­ший маги­ст­ра­тур Юлий Мон­тан как-то в ноч­ном мра­ке наткнул­ся на прин­цеп­са и с силою оттолк­нул его, когда тот попы­тал­ся на него бро­сить­ся, но, узнав Неро­на, стал молить о про­ще­нии, что было вос­при­ня­то как скры­тый укор, и Мон­та­на заста­ви­ли лишить себя жиз­ни. (3) Впредь Нерон, одна­ко, стал осто­рож­нее и окру­жил себя вои­на­ми и боль­шим чис­лом гла­ди­а­то­ров, кото­рые оста­ва­лись в сто­роне от завя­зав­шей­ся дра­ки, пока она не отли­ча­лась осо­бой оже­сто­чен­но­стью, но, если под­верг­ши­е­ся напа­де­нию начи­на­ли одоле­вать, бра­лись за ору­жие. (4) Попу­сти­тель­ст­вом и даже пря­мым поощ­ре­ни­ем Нерон пре­вра­тил необуздан­ные выход­ки зри­те­лей и спо­ры меж­ду поклон­ни­ка­ми того или ино­го акте­ра в насто­я­щие бит­вы, на кото­рые взи­рал таясь, а чаще все­го откры­то, пока для пре­се­че­ния раздо­ров в наро­де и из стра­ха перед еще бо́льши­ми бес­по­ряд­ка­ми не было изыс­ка­но целеб­ное сред­ство¹⁷, а имен­но все то же изгна­ние из пре­де­лов Ита­лии вызы­вав­ших рас­при акте­ров и воз­вра­ще­ние в театр воин­ских кара­у­лов.

26. (1) Тогда же в сена­те воз­ник вопрос о поведе­нии воль­ноот­пу­щен­ни­ков и было выдви­ну­то пред­ло­же­ние пре­до­ста­вить патро­ну пра­во отни­мать сво­бо­ду у про­ви­нив­ших­ся. Мно­гие выска­за­лись за то, чтобы немед­лен­но при­сту­пить к его обсуж­де­нию. (2) Но кон­су­лы, не дерз­нув начать столь важ­ное дело без ведо­ма прин­цеп­са, огра­ни­чи­лись тем, что пись­мен­но изве­сти­ли его о поже­ла­ни­ях сена­та. А он, колеб­лясь, дать ли на это согла­сие, собрал немно­го­люд­ное сове­ща­ние, участ­ни­ки кото­ро­го разо­шлись во мне­ни­ях: неко­то­рые с него­до­ва­ни­ем отме­ча­ли, что непо­чти­тель­ность воль­ноот­пу­щен­ни­ков вслед­ст­вие обре­тен­ной ими сво­бо­ды дошла до того, что иные дер­за­ют спра­ши­вать у патро­на, решать ли им воз­ник­шие меж­ду ними спо­ры наси­ли­ем или в суде, и либо без­на­ка­зан­но под­ни­ма­ют на него руку, либо сами сове­ту­ют, какое нака­за­ние ему при­ме­нить по отно­ше­нию к ним¹⁸. (3) А что может доз­во­лить себе постра­дав­ший патрон, кро­ме высыл­ки воль­ноот­пу­щен­ни­ка за сотый мили­а­рий от Рима, куда-нибудь на побе­ре­жье Кам­па­нии?¹⁹ Во всем осталь­ном закон не зна­ет меж­ду ними раз­ли­чия, и они поль­зу­ют­ся оди­на­ко­вы­ми пра­ва­ми: вот поче­му патро­ну необ­хо­ди­мо такое ору­жие, с кото­рым воль­ноот­пу­щен­ни­кам при­дет­ся счи­тать­ся. (4) И для полу­чив­ше­го сво­бо­ду совсем нетруд­но удер­жи­вать ее за собою, соблюдая такое же пови­но­ве­ние, бла­го­да­ря кото­ро­му он добил­ся ее; (5) но совер­шив­ших явные пре­ступ­ле­ния спра­вед­ли­во воз­вра­щать в раб­ское состо­я­ние, и пусть страх обузды­ва­ет тех, кого не изме­ни­ли бла­го­де­я­ния.

27. (1) Были и воз­ра­жав­шие про­тив это­го пред­ло­же­ния: под­ле­жат каре лишь немно­гие про­ви­нив­ши­е­ся, и не подо­ба­ет уре­зы­вать в пра­вах осталь­ных; ведь людей это­го зва­ния мно­же­ство. (2) Из них в боль­шин­стве состо­ят три­бы, деку­рии²⁰, из них наби­ра­ют­ся слу­жа­щие у маги­ст­ра­тов и жре­цов, нако­нец город­ские когор­ты: и нема­ло всад­ни­ков, нема­ло сена­то­ров ведет свою родо­слов­ную не от кого дру­го­го, как от них; если обосо­бить воль­ноот­пу­щен­ни­ков, станет оче­вид­ной мало­чис­лен­ность сво­бод­но­рож­ден­ных. (3) И не напрас­но наши пред­ки, уста­нав­ли­вая раз­лич­ные пре­иму­ще­ства для сосло­вий, сохра­ни­ли за все­ми ними оди­на­ко­вую сво­бо­ду. (4) Да и отпус­кае­мых на волю они разде­ли­ли на два раз­ряда²¹, чтобы тем самым у гос­по­ди­на оста­ва­лась воз­мож­ность сно­ва лишить их сво­бо­ды или закре­пить преды­ду­щее бла­го­де­я­ние новым. Кого гос­по­дин, даруя волю, не кос­нет­ся пре­тор­ским жез­лом, те как бы удер­жи­ва­ют­ся око­ва­ми раб­ства. (5) Пусть каж­дый хоро­шо взве­сит заслу­ги сво­его раба и лишь после это­го дару­ет ему то, что уже не может быть затем отня­то. (6) Это мне­ние воз­об­ла­да­ло, и Цезарь пись­мен­но пове­лел сена­ту рас­смат­ри­вать дела обви­ня­е­мых сво­и­ми патро­на­ми воль­ноот­пу­щен­ни­ков вся­кий раз по отдель­но­сти и не выно­сить обще­го поста­нов­ле­ния. (7) Немно­го спу­стя тет­ка Неро­на²² яко­бы на осно­ва­нии граж­дан­ско­го пра­ва была лише­на патро­на­та над сво­им воль­ноот­пу­щен­ни­ком Паридом, что про­изо­шло не без ума­ле­ния доб­рой сла­вы прин­цеп­са, по при­ка­за­нию кото­ро­го суд при­знал Парида сво­бод­но­рож­ден­ным.

28. (1) Тем не менее все еще сохра­ня­лось некое подо­бие рес­пуб­ли­кан­ско­го строя. Так, меж­ду пре­то­ром Вибул­ли­ем и народ­ным три­бу­ном Анти­сти­ем воз­го­рел­ся спор из-за отдан­но­го три­бу­ном рас­по­ря­же­ния осво­бо­дить из-под стра­жи задер­жан­ных пре­то­ром неуме­рен­но пыл­ких поклон­ни­ков актер­ских талан­тов. (2) Осудив само­управ­ство три­бу­на, сена­то­ры одоб­ри­ли дей­ст­вия пре­то­ра. Тогда же три­бу­нам было вос­пре­ще­но зани­мать­ся раз­би­ра­тель­ст­вом под­суд­ных пре­то­рам и кон­су­лам дел и вызы­вать для суда из дру­гих обла­стей Ита­лии тех, чьи дела мог­ли быть рас­смот­ре­ны в закон­ном поряд­ке на месте. (3) Кро­ме того, по пред­ло­же­нию кон­су­ла на сле­дую­щий год Луция Пизо­на сенат при­со­во­ку­пил к это­му, что за совер­шен­ные у них в доме про­ступ­ки и пре­ступ­ле­ния три­бу­ны не впра­ве нака­зы­вать, поль­зу­ясь сво­ей вла­стью долж­ност­ных лиц, и что под­верг­ну­тых ими денеж­ным штра­фам кве­сто­ры каз­на­чей­ства долж­ны вно­сить в спис­ки государ­ст­вен­ных долж­ни­ков не ранее, как по мино­ва­нии четы­рех меся­цев со дня выне­се­ния при­го­во­ра, с тем чтобы в тече­ние это­го сро­ка он мог быть обжа­ло­ван, при­чем окон­ча­тель­ное реше­ние оста­ва­лось за кон­су­ла­ми. (4) Были сокра­ще­ны и пол­но­мо­чия эди­лов и уста­нов­ле­ны осо­бо для куруль­ных и осо­бо для пле­бей­ских эди­лов наи­выс­шие став­ки взи­мае­мых ими зало­гов и нала­гае­мых штра­фов. (5) А народ­ный три­бун Гель­видий Приск по соб­ст­вен­но­му почи­ну высту­пил про­тив пре­то­ра каз­на­чей­ства Обуль­тро­ния Саби­на, утвер­ждая, что тот бес­по­щад­но рас­прав­ля­ет­ся с бед­ня­ка­ми, слиш­ком широ­ко поль­зу­ясь пра­вом про­да­жи с тор­гов их иму­ще­ства. После это­го прин­цепс осво­бо­дил кве­сто­ров каз­на­чей­ства от веде­ния спис­ка государ­ст­вен­ных долж­ни­ков и взыс­ка­ния с них задол­жен­но­сти и воз­ло­жил эти обя­зан­но­сти на пре­фек­тов^[1].

29. (1) Это дело в раз­ное вре­мя велось по-раз­но­му и пре­тер­пе­ва­ло частые изме­не­ния. Так, выбор пре­фек­тов Август пре­до­ста­вил сена­ту; затем во избе­жа­ние зло­употреб­ле­ний при голо­со­ва­нии их ста­ли изби­рать жре­би­ем из чис­ла пре­то­ров; (2) но и этот порядок удер­жал­ся недол­го, так как жре­бий неред­ко впа­дал в заблуж­де­ние и бла­го­во­лил к людям мало­при­год­ным. Тогда Клав­дий сно­ва воз­ло­жил это дело на кве­сто­ров каз­на­чей­ства и, дабы они из опа­се­ния вызвать чье-либо неудо­воль­ст­вие не отно­си­лись нера­ди­во к сво­им обя­зан­но­стям, пообе­щал им вне­оче­ред­ное выдви­же­ние на почет­ные долж­но­сти; но для полу­че­ния их они были чрез­мер­но моло­ды, ибо это была их пер­вая маги­ст­ра­ту­ра. (3) И Нерон назна­чил для отправ­ле­ния тех же обя­зан­но­стей быв­ших пре­то­ров испы­тан­ной опыт­но­сти.

30. (1) При тех же кон­су­лах был осуж­ден за лихо­им­ство в про­вин­ции Сар­ди­нии Вип­са­ний Ленат. Цестий Про­кул, кото­ро­му кри­тяне предъ­яви­ли обви­не­ние в вымо­га­тель­ствах, был оправ­дан. (2) Пре­фект греб­цов нахо­див­ше­го­ся в Равен­не флота Кло­дий Кви­ри­нал, про­из­во­лом и жесто­ко­стью утес­няв­ший Ита­лию, слов­но послед­нюю из про­вин­ций, и при­вле­чен­ный за это к суду, ядом пред­у­предил неиз­беж­ное осуж­де­ние. (3) Один из круп­ней­ших зако­но­ве­дов и пер­вей­ших бога­чей сво­его вре­ме­ни Кани­ний Ребил, чтобы избе­жать муче­ний томи­тель­ной ста­ро­сти, вскрыл себе вены и истек кро­вью, хотя никто не пред­по­ла­гал, что у него хва­тит муже­ства при­нять доб­ро­воль­ную смерть, ибо о нем шла мол­ва, что он изне­жен и по-жен­ски сла­сто­лю­бив. (4) А вот Луций Волу­зий скон­чал­ся, оста­вив по себе без­упреч­ную память; он про­жил девя­но­сто три года, вла­дел боль­шим, чест­но нажи­тым состо­я­ни­ем и, пере­видав на сво­ем веку столь­ких импе­ра­то­ров, неиз­мен­но поль­зо­вал­ся их бла­го­склон­но­стью.

31. (1) Кон­суль­ство Неро­на (вто­рое) и Луция Пизо­на не изоби­ло­ва­ло собы­ти­я­ми, кото­рые были бы достой­ны упо­ми­на­ния, — раз­ве что най­дут­ся такие, кто захо­чет запол­нить целые кни­ги вос­хва­ле­ни­я­ми воз­двиг­ну­то­го Цеза­рем на Мар­со­вом поле гро­мад­но­го амфи­те­ат­ра, его фун­да­мен­та и употреб­лен­ных на его соору­же­ние бре­вен; но вся­ко­му понят­но, что вели­чию рим­ско­го наро­да при­ли­че­ст­ву­ет, чтобы в анна­лах отме­ча­лись лишь наи­бо­лее зна­чи­тель­ные дея­ния, а все осталь­ное — в «Еже­днев­ных ведо­мо­стях» горо­да Рима²³. (2) Впро­чем, ука­жем, что коло­нии Капуя и Нуце­рия были укреп­ле­ны посе­ле­ни­ем в них вете­ра­нов, что про­сто­му наро­ду было розда­но в дар по четы­ре­ста сестер­ци­ев на чело­ве­ка и что для под­дер­жа­ния дове­рия к пла­те­же­спо­соб­но­сти каз­на­чей­ства Цезарь внес в него из сво­их лич­ных средств четы­ре­ста мил­ли­о­нов сестер­ци­ев. (3) Была так­же упразд­не­на пошли­на, кото­рую пла­тил поку­па­тель раба в раз­ме­ре одной два­дцать пятой его цены; одна­ко ее упразд­не­ние после­до­ва­ло боль­ше по види­мо­сти, чем на деле, ибо, посколь­ку ту же пошли­ну было при­ка­за­но пла­тить про­дав­цам, они соот­вет­ст­вен­но под­ня­ли цены. (4) Еще Цезарь вос­пре­тил маги­ст­ра­там и про­ку­ра­то­рам устра­и­вать в управ­ля­е­мых ими про­вин­ци­ях пред­став­ле­ния гла­ди­а­то­ров, трав­лю диких зве­рей и любые дру­гие зре­ли­ща. (5) Ранее подоб­ною щед­ро­стью они нано­си­ли сво­им под­чи­нен­ным не мень­ший ущерб, чем побо­ра­ми и вымо­га­тель­ст­вом денег, ибо, зару­чив­шись народ­ным рас­по­ло­же­ни­ем, избе­га­ли воз­мездия за пре­ступ­ное стя­жа­тель­ство.

32. (1) Как в кара­тель­ных целях, так и для обес­пе­че­ния без­опас­но­сти был так­же издан сенат­ский указ, соглас­но кото­ро­му в слу­чае умерщ­вле­ния гос­по­ди­на соб­ст­вен­ны­ми раба­ми в чис­ле про­чих его рабов под­ле­жа­ли каз­ни и те, кто, оста­ва­ясь под одним кро­вом с ними, дол­жен был, по его заве­ща­нию, быть отпу­щен на волю. (2) Воз­вра­ща­ет­ся сена­тор­ское досто­ин­ство быв­ше­му кон­су­лу Лурию Вару²⁴, неко­гда осуж­ден­но­му по обви­не­нию в лихо­им­стве. (3) Суд над обви­ня­е­мой в при­вер­жен­но­сти к чуже­зем­но­му суе­ве­рию знат­ною жен­щи­ной Пом­по­ни­ей Гре­ци­ной, женою того само­го Авла Плав­тия, кото­рый, как я сооб­щал, отпразд­но­вал малый три­умф над бри­тан­ца­ми, было пре­до­став­ле­но свер­шить мужу; (4) про­ведя по ста­рин­но­му обы­чаю в при­сут­ст­вии род­ст­вен­ни­ков раз­би­ра­тель­ство это­го дела, гро­зив­ше­го его супру­ге лише­ни­ем жиз­ни и доб­ро­го име­ни, он при­знал ее неви­нов­ною. Дол­гой была жизнь этой Пом­по­нии, и про­жи­ла она ее в непре­рыв­ной скор­би, (5) ибо после умерщ­вле­ния по про­ис­кам Мес­са­ли­ны доче­ри Дру­за Юлии Пом­по­ния сорок лет не носи­ла дру­гих одежд, кро­ме тра­ур­ных, и душа ее не зна­ла дру­го­го чув­ства, кро­ме печа­ли. При вла­ды­че­стве Клав­дия это про­шло для нее без­на­ка­зан­но, а впо­след­ст­вии обер­ну­лось сла­вою.

33. (1) В том же году были при­вле­че­ны к суду и дру­гие, и сре­ди них Пуб­лий Целер, по обви­не­нию, выдви­ну­то­му про­вин­ци­ей Ази­ей, и так как Цезарь не мог наста­и­вать на его оправ­да­нии, то затя­нул след­ст­вие, пока обви­ня­е­мый не умер: (2) дело в том, что Целер, как я упо­ми­нал выше²⁵, умерт­вил про­кон­су­ла Сила­на, и этим столь нуж­ным Цеза­рю зло­де­я­ни­ем огра­дил себя от осуж­де­ния за про­чие пре­ступ­ле­ния. (3) Кили­кий­цы пред­ста­ви­ли жало­бу на Кос­су­ци­а­на Капи­то­на, чело­ве­ка бес­чест­но­го и гряз­но­го, пола­гав­ше­го, что и в про­вин­ции он может вести себя столь же наг­ло, как в Риме; изоб­ли­чен­ный неот­ступ­ным обви­не­ни­ем, он в кон­це кон­цов пере­стал защи­щать­ся и был осуж­ден. (4) Но что каса­ет­ся Эприя Мар­цел­ла, обви­нен­но­го ликий­ца­ми в вымо­га­тель­стве, то дав­ле­ние покро­ви­тель­ст­во­вав­ших ему ока­за­лось настоль­ко могу­ще­ст­вен­ным, что неко­то­рые из его обви­ни­те­лей были нака­за­ны ссыл­кою, как воз­на­ме­рив­ши­е­ся погу­бить ни в чем не повин­но­го.

34. (1) В третье кон­суль­ство Неро­на²⁶ вто­рым кон­су­лом был Вале­рий Мес­са­ла, пра­дед кото­ро­го, ора­тор Кор­вин, о чем пом­ни­ли лишь немно­гие ста­ри­ки, разде­лял ту же маги­ст­ра­ту­ру с боже­ст­вен­ным Авгу­стом, пра­пра­дедом Неро­на. (2) Досто­ин­ство это­го знат­но­го рода было укреп­ле­но пожа­ло­ва­ни­ем Мес­са­ле еже­год­но по пять­сот тысяч сестер­ци­ев, чтобы помочь ему в его чест­ной бед­но­сти. (3) Еже­год­ное вспо­мо­ще­ст­во­ва­ние прин­цепс назна­чил так­же Авре­лию Кот­те и Гате­рию Анто­ни­ну, хотя, рас­то­чив наслед­ст­вен­ные богат­ства, они сами дове­ли себя до нуж­ды.

(4) В нача­ле того же года с боль­шим оже­сто­че­ни­ем раз­го­ре­лась про­те­кав­шая до того вяло и нере­ши­тель­но вой­на рим­лян с пар­фя­на­ми за вла­ды­че­ство над Арме­ни­ей, ибо Воло­гез не мог допу­стить, чтобы его брат Тиридат был лишен пре­до­став­лен­но­го им цар­ства или чтобы он вла­дел им в каче­стве дара дру­го­го вла­сти­те­ля, а Кор­бу­лон счи­тал, что вели­чие рим­ско­го наро­да обя­зы­ва­ет его к отво­е­ва­нию при­об­ре­тен­но­го неко­гда Лукул­лом и Пом­пе­ем²⁷. (5) К тому же армяне, дву­лич­ные и непо­сто­ян­ные, при­зы­ва­ли к себе и то и дру­гое вой­ско; по месту оби­та­ния, по сход­ству в нра­вах, нако­нец из-за мно­го­чис­лен­ных сме­шан­ных бра­ков они были бли­же к пар­фя­нам и, не познав благ сво­бо­ды, скло­ня­лись к тому, чтобы им под­чи­нить­ся.

35. (1) Но Кор­бу­ло­на не столь­ко забо­ти­ло веро­лом­ство вра­гов, сколь­ко небое­спо­соб­ность соб­ст­вен­ных вои­нов; (2) пере­ме­щен­ные из Сирии леги­о­ны, обле­нив­шись за вре­мя дол­го­го мира, с вели­чай­шею неохотою нес­ли лагер­ные обя­зан­но­сти. (3) Хоро­шо извест­но, что в этом вой­ске не были ред­ко­стью вете­ра­ны, ни разу не побы­вав­шие в бое­вом охра­не­нии или ноч­ном дозо­ре, раз­гляды­вав­шие лагер­ные вал и ров как нечто невидан­ное и дико­вин­ное, отслу­жив­шие свой срок в горо­дах, не наде­вая ни шле­мов, ни пан­ци­рей, щеголе­ва­тые и пад­кие до нажи­вы. (4) Итак, уво­лив тех, кто был непри­го­ден по ста­ро­сти или болез­ни, Кор­бу­лон потре­бо­вал попол­не­ний. Были про­веде­ны набо­ры в Гала­тии и Кап­па­до­кии и, сверх того, пере­бро­шен из Гер­ма­нии леги­он²⁸ с при­дан­ной ему вспо­мо­га­тель­ной кон­ни­цей и такой же пехотою. (5) Кор­бу­лон дер­жал все вой­ско в зим­них палат­ках, хотя зима была столь суро­вою, что зем­ля покры­лась ледя­ной кор­кою и, чтобы поста­вить палат­ки, тре­бо­ва­лось раз­би­вать смерз­шу­ю­ся поч­ву. (6) Мно­гие отмо­ро­зи­ли себе руки и ноги, неко­то­рые, нахо­дясь в карау­ле, замер­за­ли насмерть. Рас­ска­зы­ва­ли об одном воине, нес­шем вязан­ку дров; кисти рук у него настоль­ко при­мерз­ли к ноше, что, когда он ее опу­стил, отва­ли­лись от рук, кото­рые оста­лись у него изу­ве­чен­ны­ми. (7) Сам Кор­бу­лон, в лег­кой одеж­де, с непо­кры­той голо­вой, посто­ян­но был на гла­зах у вои­нов, и в похо­де, и на работах, хва­ля усерд­ных, уте­шая немощ­ных и всем пода­вая при­мер. (8) Но так как мно­гие не хоте­ли выно­сить суро­вость зимы и тяготы служ­бы и дезер­ти­ро­ва­ли, ему при­шлось при­ме­нить стро­гость. (9) Он не про­щал, как было при­ня­то в дру­гих арми­ях, пер­вых про­ступ­ков, но вся­кий, поки­нув­ший ряды вой­ска, немед­лен­но пла­тил­ся за это голо­вою. (10) Эта мера оправ­да­ла себя и ока­за­лась цели­тель­ной и более дей­ст­вен­ной, чем снис­хо­ди­тель­ность, и бег­ле­цов из лаге­ря Кор­бу­ло­на было зна­чи­тель­но мень­ше, чем в арми­ях, где про­ви­нив­ши­е­ся мог­ли рас­счи­ты­вать на про­ще­ние.

36. (1) Про­дер­жав леги­о­ны в лаге­ре, пока не уста­но­ви­лась вес­на, Кор­бу­лон рас­по­ло­жил в под­хо­дя­щих местах отряды вспо­мо­га­тель­ных войск, при­ка­зав им не всту­пать пер­вы­ми в бит­ву с про­тив­ни­ком. (2) Началь­ни­ком над эти­ми сто­ро­же­вы­ми поста­ми он поста­вил Пак­ция Орфи­та, имев­ше­го зва­ние цен­ту­ри­о­на пер­во­го мани­пу­ла. И хотя тот напи­сал ему, что вар­ва­ры ведут себя крайне бес­печ­но и пред­став­ля­ет­ся слу­чай для успеш­ных бое­вых дей­ст­вий, пол­ко­во­дец рас­по­рядил­ся не выхо­дить за пре­де­лы сто­ро­же­вых постов и дожи­дать­ся при­бы­тия под­креп­ле­ний. (3) Одна­ко после того как к нему подо­шло несколь­ко кон­ных отрядов, по неопыт­но­сти тре­бо­вав­ших сра­же­ния, Пак­ций, нару­шив при­каз, сра­зил­ся с вра­га­ми и был раз­бит. (4) Дви­гав­ши­е­ся к нему под­креп­ле­ния были устра­ше­ны его раз­гро­мом к обра­ти­лись в бег­ство, — каж­дый отряд в свой лагерь. (5) Изве­стие о слу­чив­шем­ся раз­гне­ва­ло Кор­бу­ло­на: раз­бра­нив Пак­ция, пре­фек­тов и вои­нов, он при­ка­зал им рас­по­ло­жить­ся за лагер­ным валом и неко­то­рое вре­мя дер­жал их там опо­зо­рен­ны­ми столь уни­зи­тель­ным нака­за­ни­ем, пока, сни­зой­дя к прось­бам осталь­но­го вой­ска, не даро­вал им про­ще­ния.

37. (1) Меж­ду тем Тиридат, под­дер­жан­ный не толь­ко кли­ен­та­ми, но и бра­том сво­им, царем Воло­ге­зом, начал тре­во­жить Арме­нию уже не испод­тиш­ка совер­шае­мы­ми набе­га­ми, но откры­той вой­ною, разо­рял тех, в ком видел при­вер­жен­цев рим­лян и, если, про­тив него высы­ла­лись воин­ские отряды, укло­нив­шись от встре­чи с ними, про­из­во­дил то здесь, то там неожи­дан­ные нале­ты, боль­ше сея страх шед­шей о нем мол­вой, чем бое­вы­ми дела­ми. (2) И вот Кор­бу­лон, дол­го и тщет­но искав­ший сра­же­ния и вынуж­ден­ный по при­ме­ру вра­гов рас­сре­дото­чить воен­ные дей­ст­вия, рас­пре­де­ля­ет свои силы меж­ду лега­та­ми и пре­фек­та­ми, с тем чтобы они сра­зу во мно­гих местах вторг­лись в Арме­нию. Вме­сте с тем он скло­нил царя Антио­ха напасть на бли­жай­шие к нему обла­сти. (3) Да и Фарасман, умерт­вив сво­его сына Рада­ми­ста яко­бы за пре­да­тель­ство, ста­рал­ся дока­зать нам свою пре­дан­ность и начал реши­тель­нее дей­ст­во­вать про­тив армян, к кото­рым питал дав­нюю нена­висть. (4) Тогда же впер­вые были вовле­че­ны в союз с нами мос­хи, и этот народ, и поныне явля­ю­щий­ся наи­бо­лее вер­ным союз­ни­ком рим­лян, устре­мил­ся в глухую и труд­но­до­ступ­ную часть Арме­нии. Таким обра­зом, замыс­лы Тирида­та обер­ну­лись про­тив него само­го, и он стал направ­лять к Кор­бу­ло­ну послов, чтобы те от его име­ни и име­ни пар­фян спро­си­ли рим­ско­го пол­ко­во­д­ца, ни каком осно­ва­нии после недав­ней выда­чи Воло­ге­зом залож­ни­ков²⁹ и воз­об­нов­ле­ния дого­во­ра о друж­бе, кото­рый, каза­лось, сулил ему новые наши бла­го­де­я­ния, он изго­ня­ет­ся из Арме­нии, дав­не­го сво­его вла­де­ния. (5) Да и Воло­гез еще ниче­го не пред­при­нял имен­но пото­му, что они пред­по­чи­та­ют раз­ре­шать спо­ры посред­ст­вом пере­го­во­ров, а не силой ору­жия; но, если им навя­жут вой­ну, у Арса­кидов не будет недо­стат­ка ни в доб­ле­сти, ни в воен­ном сча­стье, в чем не раз мог­ли убедить­ся тер­пев­шие от них пора­же­ния рим­ляне. (6) В ответ на это Кор­бу­лон, знав­ший, что Воло­ге­за задер­жи­ва­ет мятеж в Гир­ка­нии, посо­ве­то­вал Тирида­ту обра­тить­ся со сво­ей прось­бой к Цеза­рю: он смо­жет без кро­во­про­лит­ной вой­ны обес­пе­чить себе проч­ную власть, если отка­жет­ся от слиш­ком дале­ко захо­дя­щих и несбы­точ­ных надежд и будет доби­вать­ся того, что дости­жи­мо и чему сле­ду­ет отдать пред­по­чте­ние.

38. (1) Так как разъ­езды послов взад и впе­ред нисколь­ко не про­дви­ну­ли заклю­че­ния мира, было реше­но назна­чить вре­мя и место для непо­сред­ст­вен­ных пере­го­во­ров меж­ду Тирида­том и Кор­бу­ло­ном. (2) Тиридат объ­явил, что возь­мет с собою охра­ну из тыся­чи всад­ни­ков; сколь­ко вои­нов и како­го рода ору­жия может сопро­вож­дать Кор­бу­ло­на, он не ука­зы­ва­ет, лишь бы они в дока­за­тель­ство сво­их мир­ных наме­ре­ний были без шле­мов и пан­ци­рей. (3) Кто угод­но, не гово­ря уже об опыт­ном и про­ни­ца­тель­ном вое­на­чаль­ни­ке, лег­ко раз­га­дал бы улов­ку вар­ва­ров: имен­но пото­му так стро­го опре­де­ля­лась чис­лен­ность вои­нов для одно­го и допус­ка­лась бо́льшая для дру­го­го, что гото­ви­лось веро­лом­ное напа­де­ние; ведь, если искус­ным в стрель­бе из лука всад­ни­кам про­ти­во­сто­ит не защи­щен­ный доспе­ха­ми непри­я­тель, то ему не помо­жет ника­кой чис­лен­ный пере­вес. (4) Одна­ко, не пока­зав, что хит­рость Тирида­та рас­кры­та, Кор­бу­лон отве­тил, что дого­ва­ри­вать­ся о делах государ­ст­вен­ной важ­но­сти было бы пра­виль­нее в при­сут­ст­вии того и дру­го­го вой­ска (5) и выбрал поле, с одной сто­ро­ны кото­ро­го поло­го под­ни­ма­лись при­год­ные для раз­ме­ще­ния пехоты хол­мы, а с дру­гой про­сти­ра­лась рав­ни­на, где мог­ли быть раз­вер­ну­ты кон­ные под­разде­ле­ния. (6) В назна­чен­ный день Кор­бу­лон пер­вым рас­по­ло­жил­ся на мест­но­сти, имея на флан­гах когор­ты союз­ни­ков и вспо­мо­га­тель­ные отряды царей и посе­редине — шестой леги­он, к кото­ро­му доба­вил три тыся­чи вои­нов третье­го, пере­бро­шен­ных ночью из дру­го­го лаге­ря, — всем им он дал одно­го орла, чтобы каза­лось, буд­то это один и тот же един­ст­вен­ный леги­он. (7) При­быв уже под вечер, Тиридат пред­по­чел дер­жать­ся вда­ли от наших, откуда его мож­но было ско­рее видеть, чем слы­шать. Так и не встре­тив­шись с ним, рим­ский пол­ко­во­дец при­ка­зал сво­им воз­вра­тить­ся в лаге­ри, каж­дой части в тот, из кото­ро­го она при­бы­ла.

39. (1) Либо запо­до­зрив обман, так как рим­ское вой­ско одно­вре­мен­но дви­га­лось в раз­ные сто­ро­ны, либо, чтобы вос­пре­пят­ст­во­вать нашим полу­чать про­до­воль­ст­вие, посту­пав­шее к нам по Пон­тий­ско­му морю и из горо­да Тра­пезун­та, царь поспеш­но ухо­дит. (2) Но он не смог лишить нас про­до­воль­ст­вия, ибо в горах, через кото­рые его достав­ля­ли, были рас­став­ле­ны наши отряды, и Кор­бу­лон, дабы не затя­ги­вать бес­плод­ной вой­ны и вме­сте с тем заста­вить армян перей­ти к обо­роне, реша­ет раз­ру­шить кре­по­сти и берет на себя захват наи­бо­лее силь­ной из нахо­див­ших­ся в этом краю и назы­вав­шей­ся Воланд; взя­тие менее зна­чи­тель­ных он пору­ча­ет лега­ту Кор­не­лию Флак­ку и пре­фек­ту лаге­ря Инстею Капи­то­ну. (3) Итак, осмот­рев укреп­ле­ния и уста­но­вив их наи­бо­лее уяз­ви­мые места, Кор­бу­лон обра­ща­ет­ся к вои­нам, при­зы­вая их раз­гро­мить оди­на­ко­во укло­ня­ю­ще­го­ся и от мира, и от бит­вы вра­га, кото­рый, вся­кий раз обра­ща­ясь в бег­ство, сам себя обли­ча­ет в веро­лом­стве и тру­со­сти, и изгнать его из заня­тых им твер­дынь, чтобы покрыть себя сла­вою и овла­деть добы­чей. (4) Разде­лив вой­ско на четы­ре части, одних, сомкнув­ших­ся чере­па­хой, он посы­ла­ет раз­ру­шить вал, под­ры­вая его осно­ва­ние, дру­гим велит при­став­лять к сте­нам лест­ни­цы, мно­гим — забра­сы­вать непри­я­те­ля из осад­ных орудий горя­щи­ми голов­ня­ми и копья­ми. (5) Для пращ­ни­ков и кам­не­ме­та­те­лей было так­же отведе­но место, откуда им над­ле­жа­ло изда­ли осы­пать вра­га сво­и­ми сна­ряда­ми, дабы тес­ни­мый со всех сто­рон он не мог подать помощь ока­зав­шим­ся в затруд­ни­тель­ных обсто­я­тель­ствах. (6) И такой бое­вой пыл охва­тил сорев­но­вав­ших­ся меж­ду собой в доб­ле­сти вои­нов, что потре­бо­ва­лось не более тре­ти дня, чтобы очи­стить от защит­ни­ков кре­пост­ные сте­ны, рас­кидать у ворот заграж­де­ния, захва­тить, взо­брав­шись по лест­ни­цам, кре­пость и пере­бить всех пре­бы­вав­ших в ней взрос­лых муж­чин, при­чем мы не поте­ря­ли ни одно­го вои­на и насчи­ты­ва­ли лишь несколь­ко ране­ных. (7) Неспо­соб­ное носить ору­жие насе­ле­ние было про­да­но в раб­ство, а вся про­чая добы­ча отда­на победи­те­лем. Рав­ный успех сопут­ст­во­вал так­же лега­ту и пре­фек­ту, и после того как в один день были взя­ты три кре­по­сти. По насто­я­нию охва­чен­ных стра­хом жите­лей, не ока­зав сопро­тив­ле­ния, сда­лись и осталь­ные. Это укре­пи­ло реши­мость рим­ско­го пол­ко­во­д­ца дви­нуть­ся на сто­ли­цу Арме­нии Арта­к­са­ту. (8) Одна­ко он повел леги­о­ны не крат­чай­шим путем, ибо в этом слу­чае им при­шлось бы пере­прав­лять­ся по мосту через омы­вав­шую город­ские сте­ны реку Аракс и они неиз­беж­но попа­ли бы под удар непри­я­те­ля; итак, вый­дя к этой реке, вда­ле­ке от горо­да, там, где она раз­ли­ва­ет­ся шире, они пере­шли ее вброд.

40. (1) А Тиридат, в кото­ром про­ис­хо­ди­ла борь­ба меж­ду само­лю­би­ем и осмот­ри­тель­но­стью, ибо, допу­стив оса­ду Арта­к­са­ты, он пока­зал бы свое бес­си­лие, а попы­тав­шись вос­пре­пят­ст­во­вать ей, завяз бы со сво­ей кон­ни­цей в небла­го­при­ят­ной для него мест­но­сти, в кон­це кон­цов при­ни­ма­ет реше­ние пока­зать­ся на гла­за рим­ля­нам и в назна­чен­ный для это­го день либо всту­пить с ними в бит­ву, либо при­твор­ным бег­ст­вом доста­вить себе воз­мож­ность зама­нить их в запад­ню. (2) И вот он вне­зап­но окру­жа­ет нахо­див­ше­е­ся в дви­же­нии рим­ское вой­ско, не застав, одна­ко, врас­плох наше­го пол­ко­во­д­ца, при­дав­ше­го ему такой поход­ный порядок, чтобы оно было гото­во и для веде­ния боя. (3) Спра­ва дви­гал­ся тре­тий леги­он, сле­ва — шестой, посе­редине — отбор­ные вои­ны деся­то­го; меж­ду ряда­ми вой­ска поме­ща­лись обо­зы, а тыл при­кры­ва­ла тыся­ча всад­ни­ков, полу­чив­ших при­ка­за­ние отби­вать непри­я­тель­ский натиск, но не пре­сле­до­вать вра­гов, если они обра­тят­ся в бег­ство. (4) Флан­ги обес­пе­чи­ва­лись пеши­ми луч­ни­ка­ми и всей осталь­ной кон­ни­цей, при­чем дохо­див­ший до гряды хол­мов левый фланг был более рас­тя­нут, чем пра­вый, чтобы в слу­чае нале­та про­тив­ни­ка наши мог­ли уда­рить на него одно­вре­мен­но — и в лоб, и сбо­ку. (5) Тиридат меж­ду тем при­ни­ма­ет­ся в раз­ных местах бес­по­ко­ить рим­лян, впро­чем, осте­ре­га­ясь при­бли­жать­ся к ним на рас­сто­я­ние поле­та стре­лы, и то угро­жа­ет им напа­де­ни­ем, то дела­ет вид, буд­то не осме­ли­ва­ет­ся на него, ста­ра­ясь рас­стро­ить наши ряды и затем пере­бить отде­лив­ших­ся от них вои­нов. (6) Но так как они сохра­ня­ли бла­го­ра­зу­мие и дер­жа­лись все вме­сте и вырвал­ся впе­ред лишь один, не в меру отваж­ный и тот­час же прон­зен­ный стре­ла­ми деку­ри­он кон­ни­цы, сво­им при­ме­ром укре­пив­ший в осталь­ных пови­но­ве­ние при­ка­за­ни­ям, Тиридат, когда ста­ло смер­кать­ся, уда­лил­ся.

41. (1) Кор­бу­лон, рас­по­ло­жив­шись тут же на месте лаге­рем и пола­гая, что Тиридат ушел в Арта­к­са­ту, разду­мы­вал, не отпра­вить­ся ли ему ночью туда же, оста­вив обо­зы, и не обло­жить ли город оса­дою. (2) Но изве­щен­ный раз­вед­чи­ка­ми, что царь дви­нул­ся в даль­ний поход то ли в стра­ну мидян, то ли к аль­ба­нам, рим­ский пол­ко­во­дец, дождав­шись рас­све­та, высы­ла­ет отряды лег­ко­во­ору­жен­ных, чтобы они окру­жи­ли со всех сто­рон кре­пост­ные сте­ны и нача­ли, не схо­дясь вру­ко­паш­ную, бое­вые дей­ст­вия про­тив вра­га. (3) Одна­ко горо­жане, доб­ро­воль­но открыв ворота, отда­ли себя и свое иму­ще­ство на усмот­ре­ние победи­те­лей, и это спас­ло их от истреб­ле­ния; что же каса­ет­ся Арта­к­са­ты, то, подо­жжен­ная нами, она была раз­ру­ше­на до осно­ва­ния и срав­не­на с зем­лей, ибо из-за про­тя­жен­но­сти город­ских укреп­ле­ний удер­жать ее за собою без силь­но­го гар­ни­зо­на мы не мог­ли, а мало­чис­лен­ность наше­го вой­ска не поз­во­ля­ла выде­лить такой гар­ни­зон и вме­сте с тем про­дол­жать вой­ну; поки­нуть же ее целою и невреди­мою безо вся­кой охра­ны озна­ча­ло бы, что мы не суме­ли извлечь для себя из овла­де­ния ею ни поль­зы, ни сла­вы. (4) В этом наме­ре­нии рим­лян укре­пи­ло и как бы нис­по­слан­ное богом чудо; в то вре­мя как за пре­де­ла­ми Арта­к­са­ты все сия­ло, ярко осве­щен­ное сол­неч­ны­ми луча­ми, то, что было опо­я­са­но сте­на­ми, вне­зап­но скры­лось за полы­хав­шей мол­ни­я­ми чер­ною тучей, так что каза­лось, буд­то сами боги враж­деб­ны горо­ду и он обре­ка­ет­ся ими на гибель.

(5) За эти успе­хи Нерон был про­воз­гла­шен вои­на­ми импе­ра­то­ром, а по поста­нов­ле­нию сена­та состо­я­лись молеб­ст­вия, были воз­двиг­ну­ты арка и ста­туи и на несколь­ко лет впе­ред опре­де­ле­ны прин­цеп­су кон­суль­ства; сверх того, было реше­но счи­тать празд­ни­ка­ми и тот день, в кото­рый наше вой­ско одер­жа­ло победу, и тот, в кото­рый изве­стие о ней при­шло в Рим, и тот, в кото­рый о ней было объ­яв­ле­но, а так­же мно­гое про­чее в том же роде, настоль­ко пре­вос­хо­див­шее вся­кую меру, что Гай Кас­сий, согла­сив­ший­ся со все­ми осталь­ны­ми назна­чен­ны­ми Неро­ну поче­стя­ми, заявил, что если за каж­дую бла­го­склон­ность судь­бы при­но­сить бла­го­дар­ность богам, то для молеб­ст­вий не хва­тит и пол­но­го года и поэто­му сле­ду­ет разде­лить дни на празд­нич­ные и буд­ни, так чтобы богам возда­вал­ся долж­ный почет и это не слу­жи­ло поме­хою для чело­ве­че­ских дел.

42. (1) Затем осуж­да­ет­ся обви­ня­е­мый, испы­тав­ший все­воз­мож­ные уда­ры судь­бы и все же навлек­ший на себя спра­вед­ли­вую нена­висть мно­гих, невзи­рая на что его осуж­де­ние воз­буди­ло неко­то­рое недоб­ро­же­ла­тель­ство к Сене­ке. Это был Пуб­лий Суил­лий, в прав­ле­ние Клав­дия вну­шав­ший страх и извест­ный сво­ею про­даж­но­стью обви­ни­тель, кото­рый с пере­ме­ною обсто­я­тельств не был низ­верг­нут в той мере, как хоте­лось бы его недру­гам, но пред­по­чел, чтобы в нем виде­ли ско­рее зло­дея, чем моля­ще­го о про­ще­нии. (2) Счи­та­ли, что имен­но ради того, чтобы мож­но было его пока­рать, были под­твер­жде­ны сенат­ский указ и мера нака­за­ния по зако­ну Цин­ция в отно­ше­нии про­из­но­ся­щих судеб­ные речи за день­ги. (3) Этот Суил­лий не воз­дер­жи­вал­ся от жалоб и поно­ше­ний и не толь­ко вслед­ст­вие необуздан­но­сти сво­его нра­ва, но так­же и пото­му, что, достиг­нув пре­клон­но­го воз­рас­та, не нахо­дил нуж­ным стес­нять­ся в сло­вах и бра­нил Сене­ку за непри­яз­нен­ность к при­бли­жен­ным Клав­дия, при кото­ром он был с пол­ным осно­ва­ни­ем отправ­лен в изгна­ние. (4) Погряз­ший в нуд­ных заня­ти­ях с не иску­шен­ны­ми в жиз­нен­ном опы­те юно­ша­ми, Сене­ка исхо­дит, гово­рил он, от зави­сти к тем, кто исполь­зу­ет живое и неис­пор­чен­ное укра­ша­тель­ст­вом крас­но­ре­чие для судеб­ной защи­ты сограж­дан. Сам Суил­лий был кве­сто­ром у Гер­ма­ни­ка, тогда как Сене­ка — пре­лю­бо­де­ем в его семье³⁰. (5) Или, быть может, более суро­во­му пори­ца­нию под­ле­жит тот, кто по доб­рой воле тяжу­щих­ся полу­ча­ет от них чест­но зара­ботан­ное воз­на­граж­де­ние, неже­ли соблаз­ни­тель, про­ни­каю­щий в спаль­ни жен­щин из дома прин­цеп­сов? (6) Бла­го­да­ря какой муд­ро­сти, каким настав­ле­ни­ям фило­со­фов Сене­ка за какие-нибудь четы­ре года бли­зо­сти к Цеза­рю нажил три­ста мил­ли­о­нов сестер­ци­ев? (7) В Риме он, слов­но ищей­ка, высле­жи­ва­ет заве­ща­ния и без­дет­ных граж­дан, Ита­лию и про­вин­ции оби­ра­ет непо­мер­ною став­кою роста; а у него, Суил­лия, скром­ное, при­об­ре­тен­ное его лич­ным трудом состо­я­ние. (8) Он охот­нее выне­сет обви­не­ние, опас­но­сти, все что угод­но, чем, поза­быв о сво­ем дав­нем и им самим добы­том досто­ин­стве, станет заис­ки­вать перед вне­зап­но раз­бо­га­тев­шим выскоч­кой.

43. (1) Нашлись люди, кото­рые в точ­но­сти или сгу­стив крас­ки пере­ска­за­ли его сло­ва Сене­ке. И вот подыс­кан­ные обви­ни­те­ли донес­ли, что, управ­ляя про­вин­ци­ей Ази­ей³¹, Суил­лий гра­бил союз­ни­ков и рас­хи­щал государ­ст­вен­ную каз­ну. (2) Но так как для рас­сле­до­ва­ния это­го дела они потре­бо­ва­ли годич­но­го сро­ка, пред­ста­ви­лось пред­по­чти­тель­ным начать с пре­ступ­ле­ний, совер­шен­ных Суил­ли­ем в самом Риме, свиде­те­ли кото­рых были нали­цо. (3) Обви­ни­те­ли утвер­жда­ли, что непо­мер­но­стью предъ­яв­лен­но­го им обви­не­ния Суил­лий вынудил Квин­та Пом­по­ния при­мкнуть к под­няв­шим про­ти­во­пра­ви­тель­ст­вен­ный мятеж³², что дочь Дру­за Юлия и Саби­на Поппея были доведе­ны им до смер­ти, что он ого­во­рил Вале­рия Ази­а­ти­ка, Лузия Сатур­ни­на, Кор­не­лия Лупа³³, что по его наве­там была осуж­де­на тьма рим­ских всад­ни­ков, и вооб­ще вину за все жесто­ко­сти Клав­дия воз­ла­га­ли на него одно­го. (4) В защи­ти­тель­ной речи Суил­лий заявил, что ни одно из пере­чис­лен­ных дел не было нача­то им по соб­ст­вен­но­му почи­ну и он лишь выпол­нял при­ка­за­ния прин­цеп­са; в этом месте, одна­ко, Цезарь пре­рвал его, ска­зав, что, судя по запис­кам отца, не было ни одно­го слу­чая, чтобы обви­не­ние про­тив кого-либо было выдви­ну­то по его насто­я­нию. (5) Тогда Суил­лий стал ссы­лать­ся на при­ка­за­ния Мес­са­ли­ны, и тут при­во­ди­мые им в свое оправ­да­ние дово­ды утра­ти­ли убеди­тель­ность: поче­му этой кро­во­жад­ной рас­пут­ни­цей был избран имен­но он, а не кто дру­гой, чтобы слу­жить ей сво­им крас­но­ре­чи­ем? Испол­ни­те­ли зло­де­я­ний, полу­чив­шие пла­ту за свои пре­ступ­ле­ния и ста­раю­щи­е­ся сва­лить эти пре­ступ­ле­ния на дру­гих, под­ле­жат стро­жай­ше­му нака­за­нию. (6) Итак, по изъ­я­тии у Суил­лия части иму­ще­ства (ибо дру­гая часть остав­ля­лась сыну и внуч­ке, рав­но как и то, что было ранее полу­че­но ими по заве­ща­нию мате­ри и баб­ки) его ссы­ла­ют на Бале­ар­ские ост­ро­ва, не слом­лен­но­го духом ни во вре­мя столь опас­но­го для него судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства, ни после выне­се­ния при­го­во­ра; гово­ри­ли, что он скра­ши­вал свое уеди­нен­ное суще­ст­во­ва­ние, живя в неге и рос­ко­ши. (7) И когда обви­ни­те­ли, из нена­ви­сти к отцу, высту­пи­ли про­тив сына его Нерул­ли­на, предъ­явив ему обви­не­ние по зако­ну о вымо­га­тель­ствах, прин­цепс вос­про­ти­вил­ся это­му, сочтя нало­жен­ную на Суил­лия кару доста­точ­ной.

44. (1) Тогда же народ­ный три­бун Окта­вий Сагит­та, охва­чен­ный стра­стью к замуж­ней жен­щине Пон­тии, скло­ня­ет ее доро­ги­ми подар­ка­ми сна­ча­ла к пре­лю­бо­де­я­нию, а затем, пообе­щав женить­ся на ней и взяв с нее сло­во, что она вый­дет за него замуж, и к остав­ле­нию мужа. (2) Но став сво­бод­ною, эта жен­щи­на начи­на­ет вся­че­ски оття­ги­вать свадь­бу, ссы­ла­ясь на несо­гла­сие отца и дру­гие при­чи­ны, а когда у нее появи­лись надеж­ды на брак с более состо­я­тель­ным чело­ве­ком, и вовсе отка­зы­ва­ет­ся от сво­его обе­ща­ния. (3) Окта­вий не мог с этим сми­рить­ся и то горь­ко жало­вал­ся, то угро­жал; при­зы­вая в свиде­те­ли богов, что из-за нее поте­рял доб­рое имя и остал­ся без средств, он отда­вал в ее рас­по­ря­же­ние послед­нее, что у него оста­ва­лось, — жизнь. (4) Но так как она и на это отве­ча­ла пре­не­бре­же­ни­ем, он при­ни­ма­ет­ся умо­лять ее пода­рить ему в уте­ше­ние одну ночь, после чего, уто­лив жела­ние, он пре­кра­тит свои домо­га­тель­ства. (5) Такая ночь назна­ча­ет­ся, и Пон­тия велит посвя­щен­ной в эту тай­ну рабыне оста­вать­ся на стра­же у две­рей ее спаль­ни. Явив­ший­ся со сво­им воль­ноот­пу­щен­ни­ком Окта­вий про­но­сит спря­тан­ный под одеж­дою меч. (6) В даль­ней­шем, как все­гда, когда любовь спле­та­ет­ся с нена­ви­стью, после­до­ва­ли бур­ные ссо­ры, моль­бы, упре­ки, нако­нец при­ми­ре­ние, и часть ночи была отда­на стра­сти. И вот Окта­вий, как бы все еще в любов­ном чаду, прон­за­ет забыв­шую о сво­их опа­се­ни­ях Пон­тию; от бро­сив­шей­ся к нему рабы­ни он избав­ля­ет­ся, нане­ся ей рану, и бес­пре­пят­ст­вен­но выбе­га­ет из спаль­ни. (7) На сле­дую­щий день обна­ру­жи­ва­ют уби­тую; кто пови­нен в убий­стве, ни в ком не вызы­ва­ло сомне­ний, ибо Окта­вий был изоб­ли­чен в том, что про­вел ночь у Пон­тии. Но воль­ноот­пу­щен­ник берет пре­ступ­ле­ние на себя и заяв­ля­ет, что он отмстил за нане­сен­ную его патро­ну обиду; (8) и мно­гих убеди­ло вели­чие его самоот­вер­жен­но­сти; одна­ко очнув­ша­я­ся от бес­па­мят­ства ране­ная рабы­ня откры­ла исти­ну. (9) По исте­че­нии сро­ка сво­его три­бу­на­та Сагит­та по тре­бо­ва­нию отца уби­той пред­стал перед кон­су­ла­ми и при­го­во­ром сена­то­ров был осуж­ден по зако­ну об убий­цах³⁴.

45. (1) В том же году не менее досто­па­мят­ный слу­чай бес­стыд­ства поло­жил нача­ло боль­шим бед­ст­ви­ям Рим­ско­го государ­ства. Про­жи­ва­ла в Риме Саби­на Поппея, дочь Тита Оллия, поза­им­ст­во­вав­шая, одна­ко, имя у сво­его деда со сто­ро­ны мате­ри — про­слав­лен­но­го Поппея Саби­на, удо­сто­ен­но­го кон­суль­ства и три­ум­фаль­ных отли­чий, ибо Оллия, еще не достиг­ше­го выс­ших маги­ст­ра­тур, погу­би­ла друж­ба с Сея­ном. (2) У этой жен­щи­ны было все, кро­ме чест­ной души. Мать ее, почи­тав­ша­я­ся пер­вой кра­са­ви­цей сво­его вре­ме­ни, пере­да­ла ей вме­сте со знат­но­стью и кра­соту; она рас­по­ла­га­ла сред­ства­ми, соот­вет­ст­во­вав­ши­ми досто­ин­ству ее рода; речь ее была любез­ной и обхо­ди­тель­ной, и вооб­ще она не была обой­де­на при­род­ною ода­рен­но­стью. Под личи­ной скром­но­сти она пре­да­ва­лась раз­вра­ту. В обще­ст­вен­ных местах пока­зы­ва­лась ред­ко и все­гда с полу­при­кры­тым лицом, — то ли, чтобы не насы­щать взо­ров, то ли, быть может, пото­му, что это к ней шло. (3) Нико­гда не щади­ла она сво­его доб­ро­го име­ни, оди­на­ко­во не счи­та­ясь ни с сво­и­ми мужья­ми, ни со сво­и­ми любов­ни­ка­ми; нико­гда не под­чи­ня­лась она ни сво­е­му, ни чужо­му чув­ству, но где пред­виде­лась выго­да, туда и нес­ла свое любо­стра­стие. (4) И вот, когда она пре­бы­ва­ла в супру­же­стве с рим­ским всад­ни­ком Руф­ри­ем Кри­спи­ном, от кото­ро­го роди­ла сына, ее пле­нил Отон сво­ей моло­до­стью, блес­ком и еще тем, что слыл бли­жай­шим дру­гом Неро­на; и немно­го спу­стя их пре­лю­бо­дей­ная связь была скреп­ле­на бра­ком.

46. (1) Бывая у прин­цеп­са, Отон вся­кий раз пре­воз­но­сил кра­соту и пре­лесть жены, или неосмот­ри­тель­ный от пыл­кой влюб­лен­но­сти, или с целью раз­жечь его стра­стью к Поппее и, если бы они ста­ли сов­мест­но обла­дать одной жен­щи­ной, исполь­зо­вать эти узы для уси­ле­ния сво­его могу­ще­ства. (2) Неред­ко мож­но было услы­шать, как, под­ни­ма­ясь из-за сто­ла Цеза­ря, он гово­рил, что отправ­ля­ет­ся к ней, что ему доста­лись знат­ность и кра­сота, то, чего все так горя­чо жела­ют и что состав­ля­ет отра­ду счаст­ли­вых. (3) Эти и подоб­ные им пол­ные соблаз­на сло­ва не замед­ли­ли возы­меть дей­ст­вие, и, полу­чив доступ ко двор­цу прин­цеп­са, Поппея пус­ка­ет в ход лесть и свои чары и, при­тво­рив­шись, буд­то поко­ре­на кра­сотою Неро­на и не в силах про­ти­вить­ся нахлы­нув­шей на нее стра­сти, сра­зу увле­ка­ет его; затем, когда любовь захва­ти­ла его, она ста­ла дер­жать себя с ним над­мен­но и власт­но и, если он остав­лял ее у себя свы­ше одной или двух ночей, заяв­ля­ла ему, что она замуж­няя жен­щи­на и не жела­ет рас­торг­нуть брак, пле­нен­ная обра­зом жиз­ни Ото­на, с кото­рым никто не может срав­нить­ся: (4) у него воз­вы­шен­ная душа и непо­д­ра­жае­мое уме­ние дер­жать­ся с досто­ин­ст­вом; в нем она видит все каче­ства при­рож­ден­но­го вла­сти­те­ля; а Нерон, опу­тан­ный налож­ни­цею-рабы­ней и при­выч­кою к Акте, из это­го сожи­тель­ства по обра­зу и подо­бию пре­зрен­ных рабов не извлек ниче­го, кро­ме гря­зи и низо­сти. (5) И вот Отон лиша­ет­ся при­выч­но­го для него обще­ния с прин­цеп­сом, затем пра­ва бывать у него и состо­ять в бли­жай­шем его окру­же­нии и, нако­нец, чтобы в Риме не оста­ва­лось сопер­ни­ка, назна­ча­ет­ся пра­ви­те­лем про­вин­ции Лузи­та­нии, где он и про­был до нача­ла меж­до­усоб­ной вой­ны³⁵. Там он заста­вил забыть о его преж­нем бес­сла­вии, пра­вил с без­упреч­ной чест­но­стью и пока­зал себя столь же уме­рен­ным в поль­зо­ва­нии вла­стью, сколь раз­нуздан­ным был ранее в част­ной жиз­ни.

47. (1) До этой поры Нерон ста­рал­ся скры­вать свои бес­чин­ства и зло­де­я­ния. Недо­вер­чи­вый и подо­зри­тель­ный, он боль­ше все­го опа­сал­ся Кор­не­лия Сул­лы, без­за­бот­ность кото­ро­го каза­лась ему при­твор­ной и в кото­ром он видел ковар­но­го лице­ме­ра. (2) Эти его опа­се­ния усу­гу­бил сле­дую­щим вымыс­лом воль­ноот­пу­щен­ник Цеза­ря Грапт, пона­то­рев­ший в двор­цо­вых про­ис­ках, ибо со вре­ме­ни Тибе­рия он жил и соста­рил­ся при дво­ре. В ту пору Муль­ви­ев мост сла­вил­ся сво­и­ми ноч­ны­ми соблаз­на­ми; неред­ко наведы­вал­ся туда и Нерон, чтобы за чер­той горо­да сво­бод­нее пре­да­вать­ся раз­вра­ту. (3) И так как некие моло­дые люди по рас­про­стра­нен­ной тогда сре­ди моло­де­жи рас­пу­щен­но­сти ради озор­ства и заба­вы нагна­ли стра­ху на воз­вра­щав­ших­ся в город по Фла­ми­ни­е­вой доро­ге тело­хра­ни­те­лей Цеза­ря, Грапт выду­мы­ва­ет, буд­то они наткну­лись на под­стро­ен­ную Неро­ну заса­ду, что он избе­жал ее лишь слу­чай­но, вер­нув­шись дру­гим путем в Сал­лю­сти­е­вы сады и что это веро­лом­ное напа­де­ние было под­готов­ле­но Сул­лой. (4) И хотя в этом столк­но­ве­нии не был опо­знан ни один раб или кли­ент Сул­лы и выдви­ну­тое про­тив него обви­не­ние самым реши­тель­ным обра­зом опро­вер­га­лось его неспо­соб­ным ни на что дерз­но­вен­ное трус­ли­вым харак­те­ром, тем не менее ему было при­ка­за­но, как если бы он и в самом деле был изоб­ли­чен в пре­ступ­ле­нии, поки­нуть пре­де­лы роди­ны и без­вы­езд­но про­жи­вать в сте­нах Мас­си­лии.

48. (1) При тех же кон­су­лах сенат выслу­шал два посоль­ства путе­о­лан­цев, одно из кото­рых было отправ­ле­но деку­ри­о­на­ми³⁶, а дру­гое — про­стым наро­дом Путе­ол: пер­вые жало­ва­лись на чини­мые тол­пою наси­лия, вто­рые — на алч­ность маги­ст­ра­тов и наи­бо­лее вли­я­тель­ных граж­дан. (2) Дабы пре­сечь эти вол­не­ния, сопро­вож­дав­ши­е­ся швы­ря­ни­ем кам­ней и угро­за­ми под­жо­га, и не допу­стить кро­во­про­ли­тия и воору­жен­ной борь­бы, сенат изби­ра­ет Гая Кас­сия. (3) Но так как путе­о­лан­цам не понра­ви­лись при­ня­тые им стро­гие меры, это пору­че­ние по его соб­ст­вен­ной прось­бе воз­ла­га­ет­ся на бра­тьев Скри­бо­ни­ев, и страх перед дан­ною им когор­тою пре­то­ри­ан­цев, а так­же казнь несколь­ких чело­век быст­ро вос­ста­но­ви­ли согла­сие сре­ди горо­жан.

49. (1) Я не стал бы упо­ми­нать о весь­ма мало­важ­ном сенат­ском ука­зе, раз­ре­шав­шем жите­лям Сира­куз давать игры с уча­сти­ем боль­ше­го, чем допус­ка­лось, чис­ла гла­ди­а­то­ров, если бы про­тив него не высту­пил с воз­ра­же­ни­я­ми Тра­зея Пет и не подал тем самым сво­им недоб­ро­же­ла­те­лям пово­да пори­цать его за выска­зан­ное им мне­ние. (2) Если он и вправ­ду счи­та­ет, что государ­ству на поль­зу сво­бод­ные выска­зы­ва­ния сена­то­ров, то к чему зани­мать­ся столь незна­чи­тель­ны­ми вопро­са­ми? Поче­му он не выра­жа­ет сво­его одоб­ре­ния или неодоб­ре­ния, когда речь идет о мире или войне, о пошли­нах и зако­нах, нако­нец обо всем том, на чем дер­жит­ся Рим­ское государ­ство? Ведь сена­то­ры, вся­кий раз, как им пре­до­став­ля­ет­ся пра­во изло­жить свое мне­ние, могут бес­пре­пят­ст­вен­но выска­зать все, что бы ни поже­ла­ли, а так­же потре­бо­вать обсуж­де­ния сво­их пред­ло­же­ний. (3) Или един­ст­вен­ное, что достой­но вни­ма­ния, — это как бы зре­ли­ща в Сира­ку­зах не обстав­ля­лись с чрез­мер­ною пыш­но­стью? А все про­чее в Рим­ской импе­рии так пре­вос­ход­но и без­упреч­но, слов­но пра­вит ею не Нерон, а Тра­зея? (4) Но если умал­чи­ва­ет­ся глав­ней­шее, то не сле­ду­ет ли отсюда, что тем более долж­но воз­дер­жи­вать­ся от сло­во­пре­ний о пустя­ках? (5) На прось­бу дру­зей объ­яс­нить, что побуди­ло его высту­пить про­тив ука­за, Тра­зея отве­тил, что вно­сит поправ­ки к поста­нов­ле­ни­ям подоб­но­го рода не по незна­нию дей­ст­ви­тель­но­го поло­же­ния дел, но для того, чтобы сенат поль­зо­вал­ся подо­баю­щим ему ува­же­ни­ем и вся­ко­му было ясно, что кто не про­хо­дит мимо таких мело­чей, те не пре­ми­нут взять на себя заботу и о суще­ст­вен­ном.

50. (1) В том же году, обес­по­ко­ен­ный настой­чи­вы­ми жало­ба­ми наро­да, обви­няв­ше­го откуп­щи­ков в раз­нуздан­ном про­из­во­ле, Нерон заду­мал­ся, не отдать ли ему при­каз об уни­что­же­нии всех взи­мае­мых пошлин, пре­до­ста­вив этим роду чело­ве­че­ско­му пре­крас­ней­ший дар. (2) Сена­то­ры пре­воз­нес­ли похва­ла­ми вели­ко­ду­шие прин­цеп­са, одна­ко охла­ди­ли его порыв, убедив его в том, что сокра­ще­ние обес­пе­чи­ваю­щих могу­ще­ство государ­ства дохо­дов неиз­беж­но при­ведет к рас­па­ду импе­рии: ведь за упразд­не­ни­ем пошлин после­ду­ет тре­бо­ва­ние и об отмене нало­гов³⁷. (3) Боль­шин­ство пошлин и това­ри­ществ для их взи­ма­ния было введе­но и созда­но кон­су­ла­ми и народ­ны­ми три­бу­на­ми еще в те вре­ме­на, когда рим­ский народ рас­по­ла­гал пол­ной сво­бо­дой и решал дела по сво­е­му усмот­ре­нию; впо­след­ст­вии осталь­ные уста­нав­ли­ва­лись с той целью, чтобы рас­хо­ды не пре­вы­ша­ли дохо­дов и меж­ду ними суще­ст­во­ва­ло необ­хо­ди­мое соот­вет­ст­вие. (4) Что каса­ет­ся алч­но­сти откуп­щи­ков, то ее, разу­ме­ет­ся, сле­ду­ет обуздать, дабы их новые утес­не­ния не воз­буди­ли нена­ви­сти к тому, что без­ро­пот­но пре­тер­пе­ва­лось на про­тя­же­нии столь­ких лет.

51. (1) Итак, прин­цепс рас­по­рядил­ся выста­вить для все­об­ще­го озна­ком­ле­ния неглас­ные ранее пра­ви­ла, кото­ры­ми долж­ны были руко­вод­ст­во­вать­ся откуп­щи­ки при взи­ма­нии того или ино­го государ­ст­вен­но­го нало­га: там же ука­зы­ва­лось, что, не предъ­явив тре­бо­ва­ния об упла­те нало­га в тече­ние года, они лиша­ют­ся пра­ва на его взыс­ка­ние в судеб­ном поряд­ке, что в Риме пре­тор, а в про­вин­ци­ях про­пре­то­ры и про­кон­су­лы обя­за­ны раз­би­рать вне оче­реди воз­буж­ден­ные про­тив откуп­щи­ков дела, что за вои­на­ми сохра­ня­ет­ся осво­бож­де­ние от нало­гов, кро­ме нало­гов на тор­го­вый обо­рот; тут содер­жа­лось и мно­го дру­го­го, спра­вед­ли­во­го и разум­но­го, что соблюда­лось, одна­ко, недол­го, а затем было забы­то. (2) Впро­чем, до наших дней оста­ет­ся в силе отме­на пошли­ны в раз­ме­ре одной соро­ко­вой и одной пяти­де­ся­той³⁸, а так­же про­чих неза­кон­но уста­нов­лен­ных откуп­щи­ка­ми побо­ров. (3) Был так­же облег­чен под­воз в Ита­лию хле­ба из замор­ских про­вин­ций и при­ка­за­но при оцен­ке иму­ще­ства не учи­ты­вать сто­и­мо­сти купе­че­ских кораб­лей и, соот­вет­ст­вен­но, не взи­мать за них уста­нов­лен­но­го нало­га.

52. (1) Цезарь при­знал неви­нов­ны­ми дво­их под­суди­мых — Суль­пи­ция Каме­ри­на и Пом­пея Силь­ва­на, при­вле­чен­ных к суду по воз­вра­ще­нии из про­вин­ции Афри­ки, где они были обле­че­ны про­кон­суль­ской вла­стью; Каме­ри­на обви­ня­ли немно­гие част­ные лица, и при­том боль­ше в жесто­ко­сти, чем в вымо­га­тель­стве; (2) про­тив Силь­ва­на высту­пи­ло мно­же­ство обви­ни­те­лей, про­сив­ших пре­до­ста­вить им срок для вызо­ва свиде­те­лей; под­суди­мый, напро­тив, наста­и­вал, чтобы ему дали воз­мож­ность немед­лен­но пред­ста­вить свои оправ­да­ния и одер­жал верх, (3) так как был богат, без­де­тен и в пре­клон­ных годах, не поме­шав­ших ему пере­жить, одна­ко, тех, бла­го­да­ря заступ­ни­че­ству кото­рых он избе­жал осуж­де­ния.

53. (1) До того вре­ме­ни³⁹ на гер­ман­ской гра­ни­це цари­ло ничем не нару­шае­мое спо­кой­ст­вие, ибо оба пол­ко­во­д­ца наде­я­лись под­дер­жа­ни­ем мира при­об­ре­сти бо́льшую сла­ву, неже­ли та, кото­рую им мог­ли бы доста­вить став­шие столь обы­ден­ною награ­дой три­ум­фаль­ные отли­чия. (2) В ту пору гер­ман­ские вой­ска⁴⁰ воз­глав­ля­лись Пау­ли­ном Пом­пе­ем и Луци­ем Вете­ром. (3) Чтобы не остав­лять вои­нов в празд­но­сти, пер­вый закон­чил стро­и­тель­ство дам­бы для обузда­ния Рей­на, за шесть­де­сят три года пред тем нача­той Дру­зом⁴¹, а Ветер заду­мал соеди­нить Мозел­лу с Ара­ром, про­рыв меж­ду ними канал, бла­го­да­ря кото­ро­му суда с вой­ска­ми и гру­за­ми, про­сле­до­вав по Сре­ди­зем­но­му морю, Рода­ну, Ара­ру, далее по упо­мя­ну­то­му кана­лу и рекою Мозел­лой в Рейн, мог­ли бы затем спус­кать­ся до Оке­а­на; этим устра­ня­лись бы труд­но­сти пере­дви­же­ния по суше и был бы открыт вод­ный путь меж­ду запад­ным и север­ным побе­ре­жьем. (4) Поме­шал это­му пред­при­я­тию легат Бел­ги­ки Элий Гра­цил; он уго­во­рил Вете­ра не вво­дить свои леги­о­ны в непо­д­ве­дом­ст­вен­ную ему про­вин­цию⁴² и сво­и­ми забота­ми не при­вле­кать к себе рас­по­ло­же­ния Гал­лии, утвер­ждая, что это неми­ну­е­мо воз­будит подо­зре­ния импе­ра­то­ра, — довод, не раз пре­пят­ст­во­вав­ший осу­щест­вле­нию чест­ных наме­ре­ний.

54. (1) Но из-за дли­тель­но­го без­дей­ст­вия наших войск рас­про­стра­нил­ся слух, что лега­там запре­ще­но вести их на вра­га. (2) И вслед­ст­вие это­го фри­зы по нау­ще­нию пра­вив­ших ими, насколь­ко мож­но пра­вить гер­ман­ца­ми, Верри­та и Мало­ри­га про­дви­ну­лись к бере­гу Рей­на — бое­спо­соб­ные, прой­дя леса­ми и топя­ми, про­чие, при­плыв по озе­рам⁴³, — и осе­ли на отведен­ных для нужд наших вои­нов и тогда никем не заня­тых зем­лях. (3) И они успе­ли постро­ить себе жили­ща и уже засе­ва­ли паш­ни, как если бы возде­лы­ва­ли уна­сле­до­ван­ные от пред­ков поля, когда при­няв­ший про­вин­цию после Пау­ли­на Дубий Авит, угро­жая при­ме­нить силу, если фри­зы не воз­вра­тят­ся на ста­рые места посе­ле­ний или не добьют­ся от Цеза­ря новых, при­нудил Верри­та и Мало­ри­га обра­тить­ся к нему с хода­тай­ст­вом. (4) При­быв в Рим и дожи­да­ясь, пока их при­мет заня­тый дру­ги­ми дела­ми Нерон, они попа­ли, осмат­ри­вая все то, что пока­зы­ва­ют вар­ва­рам, и в театр Пом­пея, куда их при­ве­ли, чтобы они увиде­ли соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, как богат и могу­ще­ст­вен рим­ский народ. (5) Там, не зная, чем себя занять (ибо по сво­ей дико­сти не мог­ли оце­нить пред­став­ле­ния), они при­ни­ма­ют­ся спра­ши­вать, кем запол­не­ны ряды амфи­те­ат­ра, как раз­ме­ща­ют­ся в нем сосло­вия, где всад­ни­ки, где сена­то­ры, и заме­ча­ют на сена­тор­ских ска­мьях неко­то­рых, в ком по одеж­де узна­ют чуже­стран­цев; осве­до­мив­шись, кто это, и услы­шав в ответ, что такая честь дару­ет­ся послам тех наро­дов, кото­рые отли­ча­ют­ся доб­ле­стью и дру­же­ст­вен­ным рас­по­ло­же­ни­ем к рим­ля­нам, они вос­кли­ца­ют, что нико­му из смерт­ных не пре­взой­ти гер­ман­цев ни на поле сра­же­ния, ни в пре­дан­но­сти, спус­ка­ют­ся вниз и уса­жи­ва­ют­ся сре­ди сена­то­ров⁴⁴. (6) Зри­те­ли бла­го­склон­но отнес­лись к их поступ­ку, усмот­рев в нем ста­рин­ную непо­сред­ст­вен­ность и похваль­ное сорев­но­ва­ние. Нерон пожа­ло­вал их обо­их рим­ским граж­дан­ст­вом, но тем не менее пове­лел фри­зам уда­лить­ся с заня­тых ими земель. (7) И так как они пре­не­брег­ли его пове­ле­ни­ем, вне­зап­но бро­шен­ная на них союз­ная кон­ни­ца заста­ви­ла их поко­рить­ся необ­хо­ди­мо­сти, захва­тив в плен или изру­бив всех упор­но сопро­тив­ляв­ших­ся.

55. (1) Немно­го спу­стя те же зем­ли заня­ли амп­си­ва­рии, пле­мя, спра­вить­ся с кото­рым было труд­нее не толь­ко из-за его чис­лен­но­сти, но и вслед­ст­вие сочув­ст­вия к нему окрест­ных наро­дов, ибо, согнан­ные со сво­их земель хав­ка­ми и не имея мест оби­та­ния, они моли­ли о пре­до­став­ле­нии им надеж­но­го при­ста­ни­ща на чуж­бине. (2) От их име­ни гово­рил широ­ко извест­ный сре­ди этих пле­мен и вме­сте с тем издав­на пре­дан­ный нам амп­си­ва­рий по име­ни Бой­о­кал, заявив­ший, что во вре­мя вос­ста­ния херус­ков⁴⁵ его по при­ка­за­нию Арми­ния дер­жа­ли в око­вах, что потом он слу­жил в нашем вой­ске под началь­ст­вом Тибе­рия и Гер­ма­ни­ка и теперь в добав­ле­ние к пяти­де­ся­ти­лет­ней вер­но­сти отда­ет в нашу власть свое пле­мя. (3) Но к чему остав­лять пусту­ю­щи­ми такие про­стран­ства, куда наши вои­ны лишь кое-когда пере­го­ня­ют сво­их овец и быков? (4) Пусть рим­ляне бере­гут для сво­их стад запо­вед­ные паст­би­ща, когда людей муча­ет голод, но не луч­ше ли видеть близ себя дру­же­ст­вен­ные наро­ды, чем забро­шен­ность и запу­сте­ние. (5) Эти­ми паш­ня­ми неко­гда вла­де­ли хама­вы, затем тубан­ты, после них — узи­пы. Как богам отда­но небо, так роду смерт­ных — зем­ля; и та, что лежит невозде­лан­ной, — общее досто­я­ние. (6) После чего, под­няв взо­ры, он обра­тил­ся к солн­цу и про­чим све­ти­лам, как если бы они были рядом, вопро­шая их, поже­ла­ют ли они и даль­ше взи­рать на забро­шен­ные поля и не обру­шат ли ско­рее хля­би мор­ские на рас­хи­щаю­щих зем­ли.

56. (1) Эти сло­ва тро­ну­ли Ави­та: нуж­но поко­рять­ся воле более силь­ных; богам, к кото­рым они взы­ва­ют, более угод­но, чтобы реше­ние, что жало­вать, а что отни­мать, оста­ва­лось за рим­ля­на­ми и они не тер­пе­ли над собой иных судей, кро­ме самих себя. (2) Так он отве­тил пле­ме­ни амп­си­ва­ри­ев о целом, тогда как само­го Бой­о­ка­ла, в память его дав­ней пре­дан­но­сти, пообе­щал наде­лить луга­ми и паш­ня­ми. (3) Отверг­нув это как пла­ту за пре­да­тель­ство, тот доба­вил: «У нас может не быть зем­ли, чтобы жить, но не для того, чтобы сра­зить­ся и уме­реть». На этом они рас­ста­лись, уно­ся с собой враж­деб­ность друг к дру­гу. (4) Амп­си­ва­рии ста­ли при­зы­вать брук­те­ров, тенк­те­ров и даже более отда­лен­ные пле­ме­на при­нять уча­стие в войне про­тив рим­лян, а Авит, напи­сав лега­ту Верх­ней про­вин­ции Кур­ти­лию Ман­ции, чтобы, пере­пра­вив­шись через Рейн, он пока­зал наше ору­жие в тылу непри­я­те­ля, ввел свои леги­о­ны в пре­де­лы тенк­те­ров, угро­жая им истреб­ле­ни­ем, если они не порвут с амп­си­ва­ри­я­ми. (5) И после того как те от них отсту­пи­лись, той же угро­зой были устра­ше­ны и брук­те­ры; вслед за ними, не желая разде­лять чужие опас­но­сти, поки­ну­ли амп­си­ва­ри­ев и дру­гие, и, остав­шись в оди­но­че­стве, это пле­мя ото­шло назад к узи­пам и тубан­там. (6) Изгнан­ные из их вла­де­ний, они пыта­лись про­бить­ся сна­ча­ла на зем­ли хат­тов, потом херус­ков и в этих дол­гих блуж­да­ни­ях, встре­чае­мые порою как гости, порою как бес­при­ют­ные нищие, порою как вра­ги, поте­ря­ли уби­ты­ми в чужих кра­ях всех, спо­соб­ных носить ору­жие, тогда как ста­ри­ки, жен­щи­ны и дети ста­ли добы­чею раз­лич­ных пле­мен.

57. (1) Тем же летом меж­ду гер­мун­ду­ра­ми и хат­та­ми про­изо­шла оже­сто­чен­ная бит­ва, ибо и те и дру­гие хоте­ли завла­деть при­но­сив­шей в изоби­лии соль погра­нич­ной меж­ду ними рекою⁴⁶, и сра­зи­лись они не толь­ко из стра­сти решать спо­ры ору­жи­ем, но и вслед­ст­вие уко­ре­нив­ше­го­ся в них суе­ве­рия, буд­то эти места бли­же все­го к небу и нигде молит­вы смерт­ных не дохо­дят ско­рее к богам. (2) Вот поче­му по мило­сти все­силь­ных божеств в этой реке и этих лесах зарож­да­ет­ся соль, и при­том не так, как у про­чих наро­дов, т. е. не из высох­шей после раз­ли­ва моря воды, но воз­ни­кая от столк­но­ве­ния про­ти­во­по­лож­ных друг дру­гу начал — воды и огня, — ибо добы­ва­ют ее, поли­вая реч­ною водой пылаю­щую гру­ду дере­вьев. (3) Вой­на для гер­мун­ду­ров была удач­ной, для хат­тов — гибель­ною, так как обе сто­ро­ны зара­нее посвя­ти­ли, если они победят. Мар­су и Мер­ку­рию⁴⁷ вой­ско про­тив­ни­ка, а по это­му обе­ту под­ле­жат истреб­ле­нию у побеж­ден­ных кони, люди и все живое В этом слу­чае ярость наших вра­гов обра­ти­лась на них самих. (4) Но союз­ное нам пле­мя уби­ев постиг­ло неожи­дан­ное несча­стье. (5) Ибо вырвав­ши­е­ся из-под зем­ли огни повсюду истреб­ля­ли поме­стья, паш­ни, дерев­ни и уже под­сту­па­ли даже к сте­нам недав­но осно­ван­ной нами коло­нии⁴⁸. (6) И их не гаси­ли ни выпа­дав­шие дожди, ни реч­ная вода, ни какая-либо иная вла­га, пока какие-то дере­вен­ские жите­ли, не видя дру­гих средств и в отча­я­нии от это­го бед­ст­вия, не при­ня­лись изда­ли швы­рять в них кам­ня­ми, и так как огни несколь­ко стих­ли, подой­дя бли­же, устра­шать их, слов­но диких зве­рей, нано­ся им побои дуби­на­ми и колотя по ним чем при­дет­ся; (7) нако­нец, они набра­сы­ва­ют на них, сорвав с себя, свои одеж­ды из шкур, и чем более изно­шен­ны­ми и загряз­нен­ны­ми они были, тем ско­рее и лег­че ими подав­лял­ся огонь⁴⁹.

58. (1) В том же году у дре­ва боги­ни Руми­ны на фору­ме, за восемь­сот трид­цать лет перед тем при­кры­вав­ше­го сво­ей тенью мла­ден­цев Рема и Рому­ла, ста­ли отми­рать вет­ви и сох­нуть ствол, что было сочте­но дур­ным пред­зна­ме­но­ва­ни­ем, но дере­во ожи­ло и пусти­ло моло­дые побе­ги.