Последние достижения греческой керамической эпиграфики на Западе
с.371 Изучение греческих амфор всегда было одним из ярких достижений русской археологии. Между тем, начиная с середины XX века, это направление также активно стало развиваться на Западе, а именно в США и Франции. На определенном этапе тесные отношения научной дружбы, вопреки политическим и лингвистическим границам, установились между секцией de l’Académie des Sciences и исследовательским центром Саратовского Университета1.
Именно этим объясняется сегодня, после нескольких десятилетий тесного сотрудничества, мое участие в этом сборнике, где я постараюсь, главным образом с западной точки зрения и обращаясь большей частью к примерам, полученным в ходе собственной работы над материалами Северной Эгеиды и побережья Черного моря, подвести суммарный итог последним достижениям в области изучения греческих керамических клейм2. Ниже я попытаюсь осветить: I) краткую историографию вопроса; II) состояние дисциплины к 1980 г.; III) разработку методики ее изучения на протяжении последней четверти прошлого века; IV) гипотезы, касающиеся конечной исторической цели клеймения; V) те идеи, которые в настоящее время можно извлечь после новой интерпретации клейм Аканфа.
I) Краткая историография вопроса
Коллекционирование, пока еще случайное, греческих амфорных клейм началось в первой половине XIX века по инициативе путешественников или местных антикваров, особенно интересовавшихся древними надписями любого вида, особенно там (как, к примеру, на берегах Черного моря), где редко встречались более престижные крупные лапидарные памятники.
с.372 Таким образом, к середине XIX столетия были поставлены или решены, правда, несколько беспорядочно, некоторые существенные вопросы: идентификация оттисков отдельных крупных центров клеймения (Родос, Фасос, Книд); дано описание различных элементов, фигурирующих в клеймах; сформулированы первые гипотезы о цели амфорного клеймения и т. д. Многие из предшественников амфорной эпиграфики пользовались, впрочем, в мире гуманитариев некоторой известностью: как, например, Л. Стефани, П. Беккер и
Но настоящие создатели греческой амфорологии, превратившие ее в специальный раздел источниковедения, стали работать только немногим ранее середины XX века: я имею в виду прежде всего советского исследователя Бориса Николаевича Гракова и американку Вирджинию Грейс.
Глубокому и аналитическому уму первого мы обязаны локализацией клейм некоторых крупных производственных центров (Синопы и Гераклеи Понтийской3), систематизацией исследовательских методов, воспитанием многочисленных и активных учеников (что проходило в идеологической обстановке, благоприятной для развития «археологии артефактов»), а также замечательным корпусом (который остался в рукописной форме) Inscriptiones orae septentrionalis Ponti Euxini (IOSPE) III, содержащим около тридцати двух тысяч клейм (частично иллюстрированных), собранных на территории Советского Союза до 1955 г.
Вторая из корифеев — Вирджиния Грейс — занималась на Западе тем же, чем и
Несмотря на наши дружеские связи, В. Грейс, между тем, чуть было не заставила меня отказаться от занятий амфорологией по обстоятельствам, о которых я собираюсь упомянуть, поскольку они мне кажутся поучительными. В 1965 г. Жорж До, директор Французской школы, попросил меня составить список около 1250 клейм, недавно обнаруженных на Фасосе. Что я и сделал, но не собирался далее с.373 следовать в этом направлении, поскольку исследовательская методика Вирджинии Грейс произвела на меня обескураживающее впечатление. Затем судьба подхватила меня и снова привела к амфорам, но несколько анекдотическим способом. В 1977 году о Фасосе мне вновь напомнил покойный Пьер Амандри, преемник Жоржа До по руководству Французской школой в Афинах, который предложил заняться переделкой и пополнением корпуса фасосских амфорных клейм, опубликованного в 1957 г. Антуаном и Анной-Марией Бон в сотрудничестве с Вирджинией Грейс. Это произошло в то время, когда, как я заметил, изучение фасосских клейм еще имело некоторый шанс в сторону прогресса, который при привлечении новых методов датировки и анализа позволял выйти на новые исторические перспективы: иными словами, речь шла не о том, чтобы сделать «лучше» или «больше», чем это осуществила В. Грейс, но делать «иначе». Таким образом, заинтригованный «необычным» набором клейм в составе партии из приблизительно двадцати экземпляров, найденных Франсуа Сальвиа на южном берегу острова десятилетием ранее, я оказался там в 1977 г. и стал исследовать со следующего года свалку керамики, относящуюся к амфорной мастерской Кукоса. Мой интерес, или моя страсть, к амфорам (как фасосским, так и остальным) больше не прерывались.
Это, впрочем, относится больше к 1980-м гг., к периоду смены поколений, когда греческая амфорология почти везде переживала невероятный подъем. Молодые исследователи расширили относительную самостоятельность своей дисциплины и разделили ее на некоторые микро-специальности, что предоставило широкие возможности для изучения как амфор, так и амфорных клейм. Умножились публикации, рассеянные в журналах и в сборниках различных жанров, даже тогда, когда, главным образом во Франции, принимались некоторые меры для устранения корреляционных рисков распада и изоляции: начаты пятилетние историографические обзоры работ по амфорологии в Revue des Études Grecques (1987, 1992, 1997, 2002 и 2007); а также выпуск с 1993 г. под эгидой Международного Академического Союза Corpus International des Timbres Amphoriques, grecs et latins, который на сегодняшний день насчитывает десяток толстенных томов4; проведение международных конгрессов, организованных французами в Афинах в 1984 г., в Стамбуле в 1994 г., а также датчанами в Афинах в 2002 г. и т. д.
II) Состояние дисциплины к 1980 г.
Давайте приступим теперь к животрепещущему сюжету, который появился накануне этой маленькой революции конца XX века.
К тому времени было установлено, что в определенный период (прежде всего между IV и I вв. до н. э.) в некоторых греческих полисах (примерно в тридцати) клеймили часть амфор, очевидно весьма различную в зависимости от места и времени. Оттиски выполнялись главным образом на одной из ручек или на обеих, иногда на горле, в исключительных случаях на тулове или ножке. Штамп (без сомнения с.374 из обожженной глины) должен был быть разбит в конце употребления, поскольку уже был использован.
Клейма, выполненные этими штампами, крайне разнообразны. Они в основном большие — от 2 до 5 см, прямоугольной или круглой формы, а также овальные, треугольные, или разнообразные «фигурные». Они чаще рельефные, хотя встречаются и вдавленные (в последнем случае их называют «энглифическими»). С одной стороны надписи в клеймах содержат имя в номинативе или генетиве, а также этникон (выполненные иногда в сокращенной форме), отдельные буквы, монограммы, названия месяцев, даты различных календарей, или, крайне редко, как мы это увидим в конце статьи, указание стоимости. С другой стороны — в клеймах встречаются различные изображения, которые мы условно называем «эмблемами» (в основном они банальные и чаще всего более или менее близкие к культуре виноделия). Позволю себе особо отметить, что все эти составляющие клейм встречаются отдельно или скомбинированы более или менее комплексно.
Фундаментальная задача специалистов, начиная с середины XIX века, состояла в том, чтобы составить, образно говоря, «удостоверение личности» этих памятников, используя некоторые традиционные методы:
1) Прежде всего, необходимо было установить происхождение клейм. В легенде некоторых из них мог, как мы только что отмечали, присутствовать этникон или полисная эмблема («цветок» на Родосе, орел на дельфине в Синопе). Место происхождения других можно было установить более или менее гипотетично, учитывая их зону распространения. Так, Родос с приблизительно
2) Во вторую очередь, удалось уточнить значение главных элементов, содержащихся в клеймах. Наиболее простыми для интерпретации оказались надписи, которые были обычно наиболее полными и наименее лаконичными: а именно те, где упоминались помимо этникона имена (с отчествами или без них), иногда сопровождаемые указанием названия магистратуры, которая в принципе была ежегодной (жрецы Гелиоса на Родосе, астиномы и даже агораномы в Синопе и Херсонесе Таврическом, «демиурги», «фрурархи» или «андроны» на Книде). Эти клейма также могли содержать и имена «фабрикантов», чье социо-профессиональное занятие редко упоминалось в клеймах (керамевсы, с.375 керамархи или эргастериархи, то есть «гончары», «главные гончары» или «владельцы мастерских»), в любом случае названия относились к изготовителям и владельцам глиняной посуды, но никак ни к каким-либо коммерсантам. Однако задача в понимании содержания клейм становилась значительно более трудной, когда эти подробности в оттисках отсутствовали, то есть для большинства тех клейм, где мы имели дело только с единственным именем, более или менее сокращенным или сокращенным до состояния монограммы: тогда надо было найти косвенные аргументы, чтобы уточнить (с большей или меньшей вероятностью) — шла ли речь о магистратах или о владельцах мастерских или даже (на маленьких дополнительных клеймах, оттискивавшихся в течение некоторого времени на Родосе) о мастерах или «контрактниках», скорее, чем о простых рабочих-гончарах. Это же касается и эмблем, одной или нескольких, которые зачастую сопровождали эти надписи. Даже если они иногда легко идентифицировались как «значимые», то они не определялись как «смысловые»: только меньшая часть исследователей поняла, что эти эмблемы важны не своей эстетической, анекдотической или рекламной ценностью, но своей принадлежностью к одной или нескольким системам, административный характер которых оставалось выяснить.
3) Учитывая широкое распространение амфорных клейм, их датирование столь же необходимо и ценно, как и определение места их происхождения. Только тогда они могут быть использованы как надежный материал для интерпретации раскопок и для анализа распределения клейм во времени. Датировка опиралась на использование некоторых традиционных методов, основанных на внешних критериях, связанных с условиями находки клейм (главным образом, стратиграфических), или на внутренних критериях, таких как сочетание в клеймах имен магистратов и фабрикантов. В наиболее благоприятных случаях (Родос, Книд, Фасос, Синопа) в результате стало возможным получить хронологические «вилки» всего в десяток лет и, таким образом, определить более узкие датировки, чем те, что предоставляют монеты или парадная керамика.
Таким образом, со времени
III) Современное состояние методов исследования
Первым и наиболее важным из этих новых методов было исследование амфорных мастерских: целью было не только выяснить их конструктивные особенности, но и изучить их обширные производственные свалки, достаточно достоверно отражающие выпускавшуюся мастерскими продукцию. Случайно открытый в Херсонесе Таврическом в начале
Исследования в этих регионах, прежде всего, привели к ощутимому увеличению числа известных центров, производивших свою амфорную продукцию, клейменую или неклейменую. Складывается двойственное впечатление:
1) Большая часть греческих населенных пунктов были способны произвести керамическую тару, в которой они нуждались, порождая почти бесконечное разнообразие форм и амфорных модулей, количество которых превышает любую возможность запоминания, начиная от среднего потребителя и заканчивая самым опытным контролером.
2) Число известных греческих населенных пунктов, в которых осуществлялось клеймение керамической тары, значительно выросло по сравнению с тем, что предполагалось ранее (сейчас их определено более пятидесяти, хотя, несомненно, их было намного больше, принимая в расчет те серии оттисков, которые удалось выделить, но происхождение которых остается неопределенным). Списки клейм некоторых крупных центров, производивших керамическую тару, так же иногда были существенно пополнены, как, например, произошло с Мендой, к клеймам которой недавно отнесены оттиски так называемой группы «Пармениска», которую ранее относили к Пелле6. Напротив, списки клейм других центров несколько сократились: так, например, среди серии клейм Коринфа выделены оттиски Керкиры; Фасос лишился клейм, принадлежащих Аканфу, Менде и Айносу.
Амфорный материал, содержащийся в этих производственных свалках мастерских может, очевидно, датироваться и традиционно по его стратиграфическому расположению (горизонтальному, а также вертикальному) и контексту находок (монетам и парадной керамике). Между тем, когда речь идет о клеймах, то появляются и другие возможности датирования, которые часто являются более точными и исключительно надежными.
В результате, в наиболее благоприятных случаях нам предоставляется возможность пополнить «пакеты эпонимов», связанных с различными фабрикантами, а также лучше расположить их в относительном порядке, что позволяет по совпадению данных разработать все более и более тонкие классификации. Так, раскопки мастерской Калонеро позволили определить в составе около шестидесяти «ранних» фасосских магистратов (первые две трети IV в.), фундаментальное различие между клеймами чиновников, которые были современниками фабриканта Аристагора, и теми, которые были с.377 современниками сыновей Демалка (имена которых известны по официальным списках фасосских магистратов, архонтов и феоров того же времени). Речь идет об уникальном примере, так как чаще положение осложняется из-за множества фабрикантов, клейма которых засвидетельствованы в одной и той же свалке. Объяснить это можно двояко: либо «оборот» фабрикантов был очень быстр, либо у владельцев нескольких рядом расположенных мастерских появилась злополучная идея сделать общую производственную свалку.
Когда клейма содержат только упоминание ежегодных магистратов, по крайней мере появляется возможность получить результаты, аналогичные предшествующим, сравнивая периоды существования более или менее одновременных мастерских: именно это было сделано при изучении поздних клейм Фасоса (примерно между 330 г. и концом III в. до н. э.) благодаря данным, предоставленным мастерскими Хиони, Калонеро, Керамиди, Кукоса, Кунофиа, Молоса и Вамвури Аммудиа7.
В результате для такого центра, как Фасос, где было обнаружено по крайней мере около пятнадцати амфорных мастерских и частично раскопано семь из них, датирование клейм наглядно прогрессировало на протяжении двух последних десятилетий. Этому способствовало и накопление в этот период традиционной информации о фасосских клеймах, предоставленной поселенческими слоями, погребальными комплексами (главным образом из курганов Северного Причерноморья, своевременно проанализированных
С другой стороны, свалки амфорных мастерских способны предоставить и другую важную информацию об организации производства амфор и их клеймении. Наилучшая иллюстрация этому имеется на Фасосе, где удалось таким образом доказать, почти бесспорно, что единственное имя собственное, фигурирующее на «поздних» клеймах, принадлежит не «фабрикантам», как об этом думали раньше, но ежегодным магистратам. По крайней мере, только этим можно объяснить тот факт, что в мастерской Кукоса, которая функционировала, как мы это знаем, более полувека, обнаружены клейма, содержащие около шестидесяти имен.
Фабриканты же в клеймах были в этот период представлены только косвенно (личными эмблемами), которые им ежегодно диктовались с.378 государственной властью, как это показывает пример мастерских Кукоса, Калонеро и Молоса, которые, в год эпонима Дейнопа содержали соответственно эмблемы полумесяц, мышь и женскую маску (табл. 1, рис. 1 b, c).
Аналогичное заключение можно сделать по материалам, обнаруженным в мастерской Керамидариа на Самофракии, и таким же образом полагать, что имена, фигурирующие на двух группах клейм, недавно отнесенных к Книду: группы «с носом корабля» и «группы A Зенона», принадлежали ежегодным магистратам, а не фабрикантам. Мы с нетерпением ожидаем также публикацию нескольких тысяч книдских клейм, собранных в мастерских Resadiye, что, несомненно, позволит определить последовательность работавших там фабрикантов и порядок передачи эмблем на протяжении нескольких поколений9.
Таким образом, раскопки амфорных мастерских действительно открыли новый этап в изучении греческих амфор и амфорных клейм, особенно после того, как к этому были добавлены методы анализа глины, скорее химические, чем физические. Первые предоставляют необходимые справочные группы, в то время как вторые дают возможность для случайного обнаружения инородных включений в свалках или скорее в местах распределения материала между различными мастерскими данного центра. Несмотря ни на что остается надеяться, что большинство местных археологов незамедлительно займутся поисками амфорных мастерских, чтобы спасти то, что еще сохранилось и чему угрожает опасность в наши дни, в основном из-за равнодушия, а также развития берегового и пригородного градостроительства.
Эти исследования на местности и в лабораториях способствовали появлению более конкретных знаний об амфорных клеймах, которые ранее оттачивались только в кабинетах (начиная с «протирок» и фотографий, ныне цифровых и легко поддающихся необходимой обработке).
Таким образом, появилась необходимость идентифицировать со всей тщательностью эмблемы: кончилось то время (по крайней мере, в теории), когда этот вопрос обсуждали с бесцеремонностью, без достаточных оснований и при отсутствии надежных иллюстраций. Поскольку то, что мы сейчас знаем об основных системах клеймения, подтверждает тот факт, что каждая из систем содержит набор определенных отличительных признаков легенд в оттисках.
Сумма наших знаний об основных системах клеймения теперь позволяет довольно убедительно анализировать важнейшие отличительные признаки легенд. Необходимо проводить систематизацию клейм по характерным признакам построчного разбиения легенды и особенностям начертания букв, что позволяет объединить их в отдельные стилистические группы (табл. I, рис. 2 a—c). При этом необходимо в дополнение ко всем более или менее видимым особенностям иметь качественное воспроизведение легенды.
с.379 Кроме того, необходимо также учитывать деятельность отдельных «граверов»: эти последние являются ключевыми персонажами в изготовлении амфорных клейм, занимая промежуточное положение между магистратом и фабрикантом. Основываясь на том факте, что граверы иногда выбирались первыми, или — наиболее часто — вторыми, можно установить таким образом вертикальные связи между эпонимами или, помимо того, горизонтальные связи между фабрикантами, как это хорошо показал покойный Николаэ Коновичи по материалам клейм Синопы10.
Учет деятельности отдельных граверов иногда способствует пониманию целой системы клеймения: таким образом обстоит дело с клеймами Гераклеи11. В настоящее время общепризнано, что наряду с большой группой энглифических оттисков, содержащих два имени, одновременно сосуществовали клейма с именем ежегодного магистрата в родительном падеже и те, где ему предшествовал предлог ἐπί (табл. 1, рис. 3 a, b). Первоначально бытовало представление, что речь идет о разных одноименных магистратах, а то, что их оказалось избыточное количество, объяснялось по-разному: разделением функции контроля между несколькими членами этой коллегии, или в постепенном распространении формы с ἐπί (которая сама по себе — вполне банальная) как демонстрацией укрепления государственного контроля в Гераклее (достигшего кульминации с захватом власти тираном Клеархом в 363/362 г.). Но не проще ли допустить, что в Гераклее, как и в других центрах амфорного клеймения (в Синопе, например), такие формальные изменения не имеют никакого административного или политического значения и зависели только от стилистических особенностей штампов отдельных граверов, выбранных фабрикантами. Так же обстояло дело в Гераклее с фигурными клеймами, а также с оттисками, содержащими имена магистратов в сильно сокращенной форме12, таких как Ἰα(ροκλής), Μό(λοσσος), Πα(υσανίας I) и т. д. (табл. 1, рис. 4 a, b).
Отдельные случайные, и, тем не менее, крайне ценные уточнения дают возможность выявить «аномалии» гравировки, которые могут быть обнаружены в ходе тщательных наблюдений: переделка первоначальных штампов в форме «вариантов» или «надгравировок» с добавлениями в поле маленьких дополнительных эмблем (см. пример: на Фасосе штамп с именем Демалка и эмблемой амфора в дальнейшем был дополнен последовательно гроздью и воспроизведен в новой форме (табл. 2, рис. 5 a—c); или пример «перегравировки», когда новый элемент наносился после очищения поля штампа от уже с.380 существовавших имен эпонимов (табл. 2, рис. 6 a, b), фабрикантов (табл. 2, рис. 6 c) или даже эмблем (табл. 2, рис. 7 a, b) и т. д.).
Такие манипуляции с матрицами должны быть тщательно проанализированы, хотя они являются не более чем поучительными исключениями из правил. Они позволяют нам установить подлинную роль рабочих-гончаров, «тайных героев» амфорологии (по очень удачному определению П. Видаль-Наке по поводу мелких предприятий платоновского определения города13), т. е., граверов штампов.
IV) Историческое значение амфорного клеймения
Каким бы пьянящим ни являлось с интеллектуальной точки зрения изучение амфор и еще более — амфорных клейм, оно, между тем, не может быть самоцелью. Оно очевидно может представлять подлинный интерес только в том случае, если способствует лучшему освещению жизни того или иного греческого полиса.
Для этого вначале необходимо, чтобы связи амфорологии с другими классическими дисциплинами стали более тесными, или скорее — снова наладились, по тому образцу, который существовал во второй половине
- с нумизматикой, которая является очень близкой к амфорологии по многим параметрам;
Лишенные статистики «универсальные» историки древней Греции, занимавшиеся изучением международной торговли, конечно, весьма благосклонно восприняли зашифрованные результаты, предоставленные амфорологами в виде большого числа диаграмм. Но они слишком часто забывали принимать меры предосторожности и вводить поправки, необходимые для корректировки статистических миражей. Они, например, не брали в расчет существование относительно большого количества неклейменых амфор; изменчивость коэффициентов клеймения и объемов сосудов. Порой забывалось, что существуют искажения, связанные с объемом полевых исследований и спецификой памятников, а также с качеством публикаций. Игнорировалась некоторая асинхронность античных памятников, а также недостоверность политических или чисто экономических факторов, которыми пытаются объяснить изменения в объемах торговли и т. д.
с.381 Для обсуждения других сюжетов социально-экономической жизни греческих полисов, таких как семейные отношения между хозяевами-гончарами, керамическая эпиграфика также может стать новым информационным источником. Так, например, обстоит дело с Синопой.
Наконец, амфорология может или скорее должна выйти на еще более широкие исторические перспективы, когда будет решен коренной вопрос, поставленный еще на заре керамической эпиграфики: какова была конечная цель греческого амфорного клеймения? Именно на него я и попытаюсь коротко ответить. При этом не интуитивно или выборочно аргументировано, но стараясь постоянно придерживаться всех доступных фактов. «Факты», конечно, чаще всего не дают никакого положительного ответа, но они много запрещают, позволяя, таким образом, продвигаться к истине, как это рекомендовал Карл Поппер — то есть, отрицая, методом исключения, «пятясь». Вот те главные выводы, которые я могу предложить читателям:
1) амфорное клеймение не было делом индивидуальной фантазии, так как оно становится понятным только в том случае, если предполагать его зависимость от неких систем, которые его структурируют; таким образом, оно выполняло скорее официальную, чем личную или «корпоративную» функцию и являлось средством контроля;
2) оно предусматривало фиксацию не отдельных магистратов, фабрикантов или граверов штампов, но их сотрудничество: ответственные магистраты вкупе с фабрикантами должны были быть минимальным образом зафиксированы в штампах, причем системы эти были крайне переменчивыми в различных полисах и в различные эпохи; и граверы штампов могли внести затем некоторые вариации в применение этих инструкций, очевидно, не изменяя существенно их содержание;
3) клеймение касалось керамической тары, а не ее содержимого: поскольку при случае те же штампы оттискивались на пифосах, черепице или на подставках для амфор;
4) оно не имело ничего общего с экспортом амфор, так как последние, независимо от того, клеймились они, или нет, встречаются в тех же пропорциях в местах производства и местах экспорта;
5) клейма оттискивались, как правило, весьма небрежно и, будучи плохо читаемыми, с самого начала не могли заинтересовать никого, кроме местных опытных чиновников, поднаторевших в их дешифровке (Табл. 2, рис. 8 a, b).
Эти элементарные констатации (особенно последняя) являются вполне очевидными для тех, у кого есть прямое, а не только книжное знание материала. Поэтому они уже давно заставили меня отказаться от тех квази-совокупных гипотез, которые были более или менее наивно привнесены в объяснение практики амфорного клеймения. Исключением можно признать только идею о налоговом контроле, которая имеет привилегию быть совместимой со всеми фактами, которые я только что резюмировал.
с.382
V) Новые вопросы, поднятые дешифровкой клейм Аканфа
Между тем, углубляясь в эту отрасль знания, которой я занимаюсь, я был вынужден отодвигать ответ на эти вопросы из-за необходимости «прочтения» замечательных «колесовидных» клейм.
Эти клейма, встречаемые главным образом на севере Эгеиды и в Причерноморье (где обнаружено более половины всех известных оттисков) и отныне признанные как бесспорно происходящие из Аканфа и датируемые последней третью IV в. до н. э.14, представляют собой кружки от 15 до 30 мм в диаметре, которые могут сохранять свободное поле, но в основном оно разделено на некоторое число секторов (4, реже 3 и еще реже 5 или 8). Каждый из этих секторов содержит букву, в исключительных случаях — две буквы, и даже различно расположенные монограммы. Эти клейма еще в начале нашего века оставались такими же необъяснимыми, какими были египетские иероглифы до начала XIX столетия. Исследователи без всякой уверенности довольствовались теми предположениями, что мы имеем дело либо с именами фабрикантов или магистратов, либо с цифрами.
Между тем, если придерживаться порядка размещения букв, то сравнение имеющихся легенд позволяет прийти к следующим заключениям:
1) В клеймах, которые являются наиболее типичными, с тремя или четырьмя секторами, одни буквы часто следуют за другими в таком порядке (каким бы он ни был), что они не могут принадлежать одному слову: например Σ/Κ//Π/Ε ретроградные (табл. 3, рис. 9 a) Α/Ρ//Τ/Χ (табл. 3, рис. 11 a) Ε/Ν//Π/Χ (табл. 3, рис. 11 d), Ε/Μ//Π/Μ (табл. 3, рис. 12 c), и т. д., тем более что среди них достаточно часто встречаются монограммы {ΠΧ} (табл. 3, рис. 9 c; 11c, d; 12 b)! Если предположить, что вся эта система клеймения в целом повинуется одному и тому же правилу, надо допустить, таким образом, что легенда «колесовидного» клейма никогда не должна была быть предметом непрерывного чтения: даже, когда существует соблазнительная возможность, как в случаях с Α/Κ//Α/Ν (табл. 3, рис. 9 b) и Α/Μ//Φ/Ι, признать этниконы Аканфа и Амфиполиса.
2) Каждая из этих легенд, в свою очередь, может быть разделена на два небольших сегмента, каждый из которых обычно состоит из двух, иногда из одной, и даже из трех букв.
3) В зависимости от их содержания, эти сегменты должны классифицироваться по двум категориям, которые всегда фигурируют в каждом клейме (см. табл. 1, рис. 4). Легче всего выделить, по крайней мере, в первом приближении, тот сегмент, который включает монограмму {ΠΧ}, а также все буквы или сочетания букв, которые, кажется, могут играть ту же роль: не только Π/Χ и Χ/Π, но также ΑΓ, ΑΜ, ΑΝ (табл. 3, рис. 9 b), ΑΧ, ΙΜ, ΚΜ, ΛΟ (табл. 3, рис. 12 d), Μ (табл. 3, с.383 рис. 9 c; 10 a—c) Μ/Ε (табл. 3, рис. 10 d), редко в виде монограммы {ΜΕ}, Μ/Η, Π/Μ (табл. 3, рис. 12 c), Μ{ΠΧ}, Π/Ε (табл. 3, рис. 11 b), Τ/Ρ, Τ/Χ (табл. 3, рис. 11 a). Большая часть этих сочетаний букв не может относиться к имени собственному или титулатуре и, таким образом, все они, кажется, имеют ценность, которую я определяю при первом подходе как «техническая». Они также не относятся к другой категории сегментов, которые скорее составлены из сокращений имен собственных, которые могли принадлежать, как мне кажется, ежегодным магистратам: Α/Θ, Α/Κ (табл. 3, рис. 9 b), Α/Π, Α/Ρ (табл. 3, рис. 11 a), Δ (табл. 3, рис. 10 a—c), Δ/Ε (табл. 3, рис. 10 d), Δ/Ι, Ε/Μ (один раз в виде монограммы {ΕΜ} отличной от монограммы {ΜΕ} (см. табл. 3, рис. 9 c и 12 c); Ε/Ν (табл. 3, рис. 11 d), Ζ/Ω, Η/Ι (табл. 3, рис. 9 d), Θ/Η, Θ/Ο (табл. 3, рис. 11 b), Λ/Α, Ν/Ι (табл. 3, рис. 12 b), Ξ/Ε, Π/Ε, Π/Ο, Ρ/Ο (табл. 3, рис. 11 c), Σ/Η, Σ/Κ (табл. 3, рис. 9 a), Φ/Ι (табл. 3, рис. 12 d).
4) Соединение информационных сегментов, принадлежащих каждой из этих двух категорий, составляет большое число возможных типов, которые иногда засвидетельствованы только в единственном штампе, но они встречаются чаще всего в нескольких вариантах (табл. 3, рис. 10), число которых колеблется, насколько мне известно, от двух до семи.
Рассматривая легенды, давайте проведем более углубленный анализ серий, которые их составляют, начиная с той, которая содержит «технический» аспект.
Ключ, как мне кажется, предоставляет монограмма {ΠΧ} (табл. 3, рис. 9 c; 11 c, d; 12 b) с последовательностью Π и Χ (табл. 3, рис. 9 d) или Χ и Π, которые могут указывать на число 5000, но которые могут также, как это часто видно по граффити на амфорах, относиться к их емкости: указание на количество хоев (хой в классических Афинах приближался к 3.25 л), который был единицей, лучше всего приспособленной к цифре пять в акрофонической системе Π(έντε). Это вполне соответствует средней емкости амфор около пятнадцати литров, которые были в обиходе в повседневной жизни (πενταχόες). Отталкиваясь от этого, я попытаюсь выделить несколько других указаний емкости следующим образом:
- Τ/Ρ, иногда Τ/ΡΙ, могут означать только τρ(εῖ χόες) или τρί(χους), судя по емкости одной из двух целых амфор, найденных в Причерноморье15;
— окружность с четырьмя секторами и с прямыми буквами; 
— окружность с тремя секторами и наклонными буквами; 
— окружность с четырьмя секторами и наклонными буквами; 
— простая окружность; 
— квадрат; 
— прямоугольник.
