Изд-во Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.
с.219
ПЕРУЗИНСКАЯ ВОЙНА
Перед Октавианом по возвращении его в Италию стояла трудная задача: нужно было разрешить вопрос о наделении землей солдат. Наделение не было доведено до конца при Юлии Цезаре, происходило оно и по закону Луция Антония летом 44 г. Вопрос о земле стоял перед сенатом накануне и после Мутинской битвы. Об этом говорили во время проскрипций, при подготовке к битве при Филиппах. Теперь пришло время выполнить обещания, данные раньше. Аграрный вопрос, всегда актуальный в римской истории, вступал в новую фазу: разрешение его зависело не от сената и не от народного собрания. Все решал военный вождь, опиравшийся на солдатскую массу.
Мы мало знаем о том, какова была судьба земельных владений, конфискованных у проскрибированных. По-видимому, значительная часть этих земель пошла не под раздел между ветеранами, а поступила в продажу отдельными участками. Скупали их главным образом привилегированные слои армии (οἱ λογιμώτεροι) по удешевленным ценам1. Но все же крупному сенаторскому землевладению был нанесен существенный удар. Проскрипции привели прежде всего к дроблению обширных земельных владений, к образованию участков средних размеров и к переходу их в руки привилегированных слоев цезарианской армии.
Еще при заключении второго триумвирата было решено, что масса солдат и ветеранов должна была получить землю на территории италийских муниципиев. Первоначально для этого предназначались земли 18 италийских городов, впоследствии два города (Регий и Вибон) были освобождены, и ветераны расселялись по 16 италийским городам2. Чтобы с.220 удовлетворить требовательных ветеранов, нужно было выселить жителей городов с насиженных мест, да еще в условиях хозяйственной разрухи.
В предназначенные для разделов италийские города выводились колонии и назначались те, кто должен заниматься распределением земель. Последние принадлежали, очевидно, к друзьям триумвиров и лицам, занимавшим высшие должности в армии. Из биографии Вергилия нам известно, например, что в Мантуе эту миссию выполнял вначале Азиний Поллион, а затем Алфен Вар3. Нечего и говорить, что распределение земли происходило далеко не в мирной обстановке. Ветераны получали обработанную землю вместе с возделывавшими ее рабами, со скотом и мертвым инвентарем. Ветераны выбирали лучшие участки, захватывали сверх того, что им полагалось, и сразу же вступали во враждебные отношения со своими соседями4. Не отставали от своих подчиненных и их начальники. Алфен Вар, бывший мантуанским владельцем, был недоволен этим городом за то, что незадолго до этого времени, когда на Мантую был наложен tributum и когда Вар, по-видимому, отсутствовал, в залог был взят его скот, который содержался в городе без корма и погиб. Факт этот любопытен сам по себе: он указывает, какими способами собирался налог с италийских городов. Для мантуанцев гибель скота, принадлежавшего Вару, имела печальные последствия. Когда Вара назначили выводить колонии в Кремону, он оттягал в пользу ветеранов значительную часть мантуанский земли5. Каково было настроение ветеранов, показывает эпизод с Вергилием. Когда Октавиан, по просьбе его друзей, вернул Вергилию его участок, один из ветеранов, примипиларий Милиен Торон, едва не убил его6. С италийскими городами обращались так же, как с городами в Азии и Сирии. Азиний Поллион, например, потребовал, чтобы жители Патавия сносили оружие и деньги. Он обещал свободу рабам, которые выдадут господ, скрывавших имущество, но не нашлось рабов, которых привлекло бы это обещание7. Рабовладельческие отношения в североиталийских городах оказались прочнее, чем в столице.
Распределение муниципальных земель знаменовало собой торжество (правда, кратковременное) мелкой земельной собственности. Мы не имеем точных данных о размерах владений ветеранов, но насколько мелки были отводимые участки, видно с.221 хотя бы из того, что имение Вергилия поделили между 60 ветеранами8. Сам Вергилий, говоря о скромных размерах своего имения, называет его «именьицем» — agellus: aduena nostri… possessor agelli9. Так происходил раздел. Он должен был удовлетворить ветеранов, жаждавших земли, но кроме того, он преследовал и иную политическую цель: разделом земель наносился удар италийской муниципальной аристократии. Мы встречаем, например, в числе муниципиев, на территорию которых выводилась колония, город Фирм в Пицене, но это как раз тот самый городок, граждане которого, по словам Цицерона, первыми стали собирать деньги на борьбу с Антонием10.
Однако жители обреченных городов отнюдь не безропотно переносили свою судьбу. Они требовали, чтобы колонии выводились во все города и чтобы за отобранную землю давалось денежное вознаграждение. Люди различного возраста и положения стекались в Рим, появлялись на Форуме и в храмах, жаловались на свое положение. Они указывали, что их, италийских уроженцев, выселяют как жителей чужой страны, лишают земель и очагов11. Не забудем, что лишение очага считалось одним из самых серьезных наказаний. Оно означало прекращение почитания семейных божеств, а религиозные верования средних италийских жителей в это время были сравнительно мало затронуты восточными мистическими культами и атеистическими идеями некоторых эллинистических философских систем. Октавиан, который фактически управлял Италией, оправдывался перед городами необходимостью осуществления всех этих мер12. В спорах между сенаторами и солдатами, а также между ветеранами и теми, кому приходилось покидать землю, Октавиан хотел показать свое беспристрастие. Ему приходилось выступать в качестве то сторонника гражданского населения (ὡς φιλόδημος), то покровителя солдат (ὡς φιλοστρατιώτης)13. Упреки Октавиана не останавливали солдат, не могли сделать этого и многочисленные подарки, ради которых Октавиану пришлось даже воспользоваться храмовым имуществом»14. Покровительство гражданскому населению было видимостью. Октавиан ограничился тем, что изъял из разделов имущество сенаторов, земли, полученные женщинами в приданое, и участки, не превышающие солдатских наделов15.
с.222 Не было благоприятно для триумвиров, точнее — для Октавиана, и положение в Риме. У горожан, недовольных нерегулярным поступлением продовольствия, жалобы сгоняемых с родных мест италиков находили живой отклик. Улучшить дело с продовольствием мешал Секст Помпей, который не пропускал морские транспорты, направлявшиеся из Африки и с Востока. К тому же земли во многих местах Италии пустовали. Все, что получалось, шло прежде всего на солдат, гражданское же население терпело во всем недостаток. Элементарный порядок не был обеспечен не только в Италии, но и в самом Риме. По ночам происходили повальные грабежи, причем ими безнаказанно занимались толпы (πολλο) бандитов, распространялись же слухи, что это делали солдаты16.
Гражданское население относилось к солдатам враждебно. Однажды в театре солдат прошел на место всадников. Октавиан сделал вид, что не заметил этого, но народ настоял на том, чтобы солдат был удален, что в свою очередь вызвало возмущение других легионеров17. В Риме происходили постоянные столкновения населения с солдатами. Если солдаты прибегали к оружию, то толпа, пользуясь численным превосходством, оказывала им сопротивление. По-видимому, для того чтобы поднять свой авторитет среди бедноты, правительство сложило квартирную плату в первую очередь с тех, кто пострадал от пожаров и кто платил в год до 2 тыс. сестерциев. Кровавые столкновения происходили и в других городах, где пришлось сложить четверть всей квартирной платы за год18. К сожалению, об этой борьбе мы имеем лишь общие упоминания у Диона Кассия и лишены возможности ознакомиться с этим вопросом детально. Однако и этих данных достаточно для того, чтобы судить о напряженном положении в Италии.
В таких условиях против Октавиана стали вести агитацию родственники Марка Антония — его брат Луций, бывший в 44 г. народным трибуном, а в 41 г. занимавший должность консула, а также Фульвия, жена Марка Антония.
Имеющиеся у нас источники рисуют нам в достаточной степени отчетливо образ Фульвии. Идеализированное ее изображение на монетах19 дает нам портрет женщины надменной и властной, энергичной и коварной. Фульвия представлена с гордо поднятой головой, плотно сжатыми губами, заостренным, выдвинутым вперед подбородком, прямым и острым носом, низким лбом, на который падают искусно завитые волосы. с.223 Фульвия принадлежала к тому типу римских женщин, которые жили всякого рода политическими интригами и употребляли все средства, чтобы упрочить влияние тех или иных фамилий или же политической котерии. Этот тип особенно характерен для середины I в. до н. э. Произведения Цицерона дают нам целую галерею таких женщин. Личная судьба ее связана с теми стихийными движениями, которыми руководили демагоги, выходившие из рядов римской знати. Она была последовательно женой Клодия, Куриона и Марка Антония. На последнего она оказывала исключительное влияние. Как жена Клодия она была ненавистна Цицерону, и он рассказывает, что Фульвия была причастна к злоупотреблениям властью, в которых повинен был Антоний. Мы уже упоминали, что за большие деньги, взятые от Дейотара, Фульвия добилась от Антония утверждения за ним владений. Во время проскрипций Фульвия прославилась своим корыстолюбием и жестокостью. Аппиан указывает, что в 41 г. Фульвия вначале была против разрыва с Октавианом, но Маний уговорил ее, указав, что только гражданская война может отвлечь Антония от Клеопатры и вернуть его в Италию20. В какой степени верна эта версия, мы не знаем. Справедливо только одно, что в действиях Фульвии почти всегда политика была перемешана с личными мотивами, далеко не принципиального свойства. Вопреки римским обычаям Фульвия появлялась среди римской толпы. Опоясанная мечом, она выступала среди ветеранов и вместе с Луцием собирала всех, кто был недоволен Октавианом21.
Особенно влияла агитация на тех италийских жителей, которые сгонялись со своих земель. «Земледельцев, — говорит Аппиан, — у которых были отняты земли и которые искали защиты у влиятельных людей, Луций один принимал и обещал им помочь, причем они в свою очередь обещали ему помогать во всем, что бы он ни приказывал»22. Аппиан называет Луция Антония человеком, настроенным демократически, противником власти триумвиров23. Но, пожалуй, большим реализмом отличается объяснение Диона Кассия. Он указывает, что спор между Октавианом и Луцием Антонием, действовавшим в союзе с Фульвией, возник из-за того, кто должен распределять землю между ветеранами24. Распределение земли было связано с ростом влияния среди поселенных, тем более что тот, от лица которого выводилась колония, становился ее патроном, Октавиан не хотел уступать привилегии распределения земель с.224 как среди своих солдат, так и солдат Антония. Когда это выяснилось, Луций выступил в защиту лишенных земли, и те кто до этого боялся Октавиана, приобрели мужество и надежду на заступничество Марка Антония25. Так подготовлялась новая гражданская война. Луций Антоний агитировал против триумвирата, уверяя, что во всем происходящем в Италии виновен Октавиан, его же брат по возвращении с Востока сложит чрезвычайные полномочия и восстановит республику. Он рекламировал свою преданность брату и в качестве cognomen присоединил к своему имени слово pietas. Это отвлеченное понятие становится с этого времени лозунгом борьбы против триумвиров и против солдатчины. Мы можем лишь гипотетически определить, какое значение имело понятие pietas в различные эпохи26. Несомненно, что оно восходит к древнейшим временам. Понятие «pietas» обозначало охрану и почитание семейных святынь. Оно было выражением развитого анимизма, составлявшего главное содержание римской религии. Это понятие было непосредственно связано с религиозным единством, которое представляли собой семья, а затем и соседская группа, составляющая pagus27.
Позднее понятию «pietas» было придано значение этической нормы. Это долг, вытекающий из родственных и семейных отношений, это религиозная обязанность, поскольку семейные связи были освящены религией. В этом смысле можно переводить слово «pietas» как «благочестие». С развитием политической жизни pietas стало выражать определенное отношение члена общества к государству и к своим согражданам.
Говоря о различных доблестях и основах гражданской жизни, Цицерон на первое место ставит pietas28. Это было качество, которое ценилось представителями различных групп и различных партий. Юлий Цезарь в момент гражданских войн и по окончании их чеканил монеты с изображением Pietas29. Антоний называет Лепида homo piissimus30. Октавиан, заботясь о соблюдении заветов Цезаря и о его почитании, подчеркивал тем самым свою pietas. Секст Помпей чеканит монеты с изображением Pietas, а потом принимает cognomen Pius в знак уважения к своему отцу.
с.225 В качестве понятия, противоположного «pius», употребляется слово «impius». Так характеризовал Цицерон деятельность Цезаря в трактате «De officiis», изданном после смерти диктатора. Термин impii снова встречается в четвертой филиппике. Обращаясь к народу, Цицерон говорит: «Следует ли, квириты, считать нечестивыми (impii) тех, кто собрал войско против консула, или же считать врагом того, против кого законно поднять оружие?»31. Итак, impius может быть тот, кто поднимает оружие междоусобной войны, восстает против лица, который имеет imperium (с этим понятием связывалось не только представление о гражданской и военной власти, оно имело и определенный сакральный смысл). Может быть, Цицерон, чуткий к общественному мнению, использовал в отношении деятельности Цезаря слово «pietas» в том значении, какое оно приобрело у населения, недовольного гражданской войной. Годы проскрипций дали самые невероятные примеры нарушения pietas и fides — этих двух моральных основ римского рабовладельческого общества. Среди имущих классов актуальным лозунгом становится теперь не libertas, a pietas, т. е. почитание и охрана прочных семейных и гражданских связей. Тот, кто является их нарушителем, кто ведет гражданскую войну, кто сеет вражду между гражданами (discordia civis), тот impius.
Отсюда мы можем понять, какое значение имел cognomen Pietas у Луция Антония. Дион Кассий говорит о нем: «Вследствие почитания брата (διά… τὴν πρὸς τὸν ἀδελφὸν εὐσέβειαν) он принял прозвище Pietas»32. Марк Антоний чеканил на Востоке монеты, на лицевой стороне которых было его изображение, а на реверсе — изображение брата (табл. II, 8). Луций же выпустил в Галлии монету, на лицевой стороне которой было изображение Антония и легенда: «Ant. aug. imp. III v. r. p. c.». На обороте было написано: «Pietas cos» и богиня Pietas изображена была в виде женщины, держащей в одной руке руль, а в другой — рог изобилия, на котором сидят два голубя. Перед Pietas — посвященный ей аист, символ семейного постоянства и благополучия (табл. II, 7)33. Pietas Луция Антония означала не только «почитание брата». Это был лозунг, который как нельзя более соответствовал желаниям и надеждам италийских жителей, и популярность Луция Антония возрастала.
Однако одной популярности среди гражданского населения было недостаточно, нужны были войска, и поэтому повторяется с.226 то, что было три года назад: политические противники борются за войско.
Эта борьба осложнялась тем, что дисциплина в войсках падала, росли требования солдат и усиливалась зависимость полководца от своих легионов. Ряд красноречивых примеров дает Аппиан. Однажды, рассказывает он, для очередного наделения землей солдаты были собраны на Марсовом поле. Они пришли еще ночью и были недовольны тем, что Октавиан медлит и долго не приходит. Центурион Ноний порицал их, говоря, что Октавиана задерживает болезнь. Солдаты сначала осыпали его насмешками, затем стали кидать в него камнями, а когда он бросился бежать и прыгнул в реку, вытащили оттуда и убили. Труп его бросили на ту дорогу, по которой должен был пойти Октавиан. Друзья последнего советовали ему не приходить в этот день на сходку, но он все же отправился из опасения, что его отсутствие вызовет новые эксцессы. Увидев труп Нония, он отошел в сторону и стал упрекать солдат, как будто это сделали немногие и по неосторожности, затем произошел раздел земель и были розданы награды, превышавшие ожидания солдат. Толпа раскаялась в своем отношении к Октавиану, хотела выдать зачинщиков, но Октавиан заявил, что с него достаточно, если те осознают свою вину и если их будут осуждать товарищи. Дело закончилось восхвалениями юного Цезаря34.
Но уступки не всегда приводили к желательным результатам. Возмущение солдат вызвало распоряжение Октавиана об охране сенаторских поместий от разделов между ветеранами. Дело дошло до избиения защищавших Октавиана центурионов и даже его друзей. Угрожала опасность и самому Октавиану. Пришлось пойти на новую уступку: родители и дети тех, кто пал в битвах против цезарианцев, должны были оставить землю, и она поступала под раздел35.
О том, как выполнялись распоряжения начальства, показывает поведение солдат, посланных Октавианом в Испанию. Около Плаценции они подняли восстание и отправились в дальнейший путь лишь тогда, когда между ними разделили деньги, собранные с местных жителей36.
Раздоры между Октавианом и Луцием Антонием вызывали недовольство и солдат и пользовавшихся их доверием центурионов. Со стороны легионов были предприняты попытки примирить враждующие стороны, что свидетельствует о всесилии солдат.
с.227 Аппиан говорит, что решающую роль играли начальники войска (οἱ ἡγεμόνες τοῦ στρατοῦ). Командиры из войска Октавиана и Антония собрались в Теане и вынесли решение, по которому триумвиры не должны препятствовать консулам управлять по обычаям отцов (τὰ πάτρια). Это должно было удовлетворить Луция Антония и его сторонников. На этом же совещании были приняты решения в интересах солдат; не мог получать землю тот, кто не воевал при Филиппах; все деньги, которые были выручены от продажи имущества проскрибированных, должны были быть разделены между солдатами. Другие войска Антония должны участвовать во всем этом на равных условиях, никто из триумвиров не должен был набирать в Италии новых войск. Октавиан для борьбы с Секстом Помпеем в помощь к своим войскам должен был получить еще два легиона из войск Антония37.
Луций с Фульвией заперлись в Пренесте, Октавиан же стал действовать исключительно в интересах солдат. Вместо 24 легионов, сражавшихся с ним при Филиппах, он стал раздавать земли 34 легионам, имущество проскрибированных он дарил солдатам и наделял их деньгами, взятыми в храмах.
Несмотря на все эти меры, были солдаты, не желавшие войны между Октавианом и Луцием (например, два легиона, которые сражались раньше под командой Цезаря, а потом участвовали в походах Антония)38. Это были отслужившие срок ветераны39. Последние толпами приходили в Рим и старались примирить Луция и Октавиана. Так как оба они обвиняли друг друга, дело, по настоянию солдат и офицеров, было передано для специального разбора. Этот своеобразный суд должен был происходить в Габиях; там устроены были даже две кафедры, как в обычных судах. Луций не явился40, и было вынесено решение в пользу Октавиана41.
Вскоре началась гражданская война, известная в истории под названием Перузинской.
Агитация Луция и Фульвии среди обезземеленных италийских жителей имела успех, и те, кто покинул свои участки, и те, кто должен был сделать это в ближайшее время, были на их стороне. «Сочувствие италиков было на стороне Луция как воюющего за них против поселенцев»42. За Луция стояли не только жители тех городов, которые были отведены ветеранам, но с.228 и другие италики. По словам Аппиана, опасаясь разделов земель, восстала почти вся Италия.
В лагерь Луция Антония стекались сенаторы и всадники. «Особенно же большинство знатных, — по словам Аппиана, — показало тогда недовольство властью триумвиров и перешло поэтому к Луцию»43. Дион Кассий говорит, что сенаторы и всадники составили свиту Фульвии, которая давала солдатам пароли и часто выступала перед ними с речами44. Были сочувствующие Луцию и в Риме. На короткое время он появился в столице и сумел провести через народное собрание разрешение вести войну с Цезарем. Аппиан рассказывает, что все собравшиеся радовались концу власти триумвиров, ибо Луций говорил о наказании Лепида и Октавиана и о том, что брат его сложит с себя чрезвычайную власть и заменит ее консульской45. Однако активной помощи Луцию Антонию население Рима не оказало. Когда Октавиан двинул свои войска на Рим, Луций поспешно отступил и Октавиан без труда занял город. Жители Рима были далеки от того, чтобы оказывать ему сопротивление. В этой войне большинство римского населения желало оставаться нейтральным.
Наши сведения о начале войны недостаточно отчетливы и определенны. Мы можем сказать, что война началась с восстания в некоторых среднеиталийских городах. Известно о восстании в Сентии и Нурсии. Первый из этих городов после осады был взят полководцем Октавиана Сальвидиеном Руфом, разграблен и сожжен46. Жители Нурсии сдались, выговорив себе прощение и сохранение жизни всем восставшим, но все же на них наложен был такой штраф, что они предпочли вообще покинуть Италию47.
Восстания происходили и в других местах Италии, но Октавиану или, вернее, приближенному его М. Випсанию Агриппе, который играл большую роль в этой войне, удалось локализовать военные действия в Перузии, где был осажден Луций Антоний. Силы последнего, вначале как будто равные силам Октавиана48, оказались, в конечном итоге, меньшими и уступали по качеству. Кроме отдельных легионов, на стороне Луция были ветераны, которые, по словам Веллея Патеркула, были убеждены им в виновности Октавиана49. Им были привлечены с.229 на службу ветераны из тех италийских городов, которые считались колониями Антония50. Наиболее надежную часть войска, по-видимому, составляли гладиаторы51. Главная же масса состояла из италийских жителей, потерявших свои земли. Это были люди, впервые участвовавшие в военных действиях и поэтому во многом уступавшие войскам Октавиана52. Расчеты Луция на помощь полководцев, стоявших на стороне Антония и командовавших легионами в соседних провинциях (главным образом в Галлии), не оправдались. Азиний Поллион, Вентидий Басс и Мунаций Планк перешли в Италию, но воздерживались от решительных действий53.
Л. Антоний не мог дать отпор Октавиану и вынужден был долгое время сидеть в Перузии, отрезанный от Италии и лишенный возможности получать провиант и пополнение войска. В городе начался голод. Первыми пострадали рабы, которым запрещено было давать продовольствие, но вместе с тем приказано было следить за ними, чтобы они не бежали из города и не сообщили противникам о затруднительном положении. Толпами рабы бродили по городу и около городской стены, питались травой и листьями, и многие из них умирали54.
Защитники Перузии вынуждены были сдаться. Октавиан простил Л. Антония и разрешил ему отправиться к брату, но он отказался от этого и предпочел отправиться в Испанию, управление которой было номинально поручено ему Октавианом55. Фульвия бежала в Брундизий, а оттуда переправилась в Грецию. Мать Антония нашла защиту у Секста Помпея, который отослал ее в Афины56.
Сцена, разыгравшаяся при переходе войск на сторону победителя, вновь свидетельствует о роли войск и зависимости полководца от солдат. Когда войска приблизились к лагерю Октавиана, он приказал стать отдельно новобранцам и колонистам (κληροῦχοι), как называет их Аппиан, т. е. ветеранам, получившим наделы. По словам того же автора, Октавиан хотел обратиться к ним с упреками и застращать их. Но солдаты Октавиана не допустили этого: они приветствовали солдат Луция, сражавшихся когда-то вместе с ними, просили за них у Октавиана и не давали последнему говорить до тех пор, пока он не обещал полного и безусловного прощения57.
с.230 Солдатам Луция нужны были зимние квартиры и продовольствие. Все это они получили за счет италийских городов, куда их устраивали особо назначенные люди58.
По-другому Октавиан поступил с перузинцами из числа гражданского населения. Члены муниципального совета были взяты под стражу и казнены, за исключением некоего Луция Эмилия, который в бытность свою в Риме голосовал за осуждение убийц Цезаря59. Остальным жителям была объявлена пощада. Но город был отдан на разграбление солдатам60.
Веллей Патеркул указывает, что скорее гнев солдат, чем желания вождя, был причиной той жестокости, которую испытали жители Перузии61. Слова Веллея Патеркула не противоречат тому, что говорит Аппиан. Автор стремится смягчить виновность Октавиана в гибели Перузии, и сказанное им еще раз свидетельствует о всесилии солдат. Правда, добыча в Перузии была невелика. Один из перузинцев по прозвищу Македонянин, человек не вполне нормальный, поджег свой дом и бросился в огонь62. Это послужило причиной пожара, который уничтожил всю Перузию.
Еще до того, как жители Перузии просили о милости, к Октавиану явились римские сенаторы и всадники, страшно напуганные и по виду своему достойные сожаления63. Аппиан говорит, что Октавиан разместил их между своими друзьями и центурионами; те оказывали им должный почет, но стерегли их. Сенека, Светоний и Дион Кассий утверждают, что 300 человек были заколоты в мартовские иды у жертвенника божественного Юлия наподобие животных64.
Официально Октавиан действовал под покровительством Марса Мстителя. Эти действия оправдывались священной обязанностью не оставлять кровь божественного Юлия неотомщенной. Недаром на ядрах для пращей, найденных в районе Перузии, встречаем надписи: «Mars Ultor» и «Diuus Iulius»65. с.231 Память о старшем Цезаре была жива среди солдат, и Октавиан не забывал напоминать, что он выступает как почтительный и послушный сын, борясь с врагами своего отца. Но, по-видимому, эта официальная версия не всех удовлетворяла. Суть взаимоотношений между Луцием Антонием и Октавианом для солдат не была ясна. В то же время лозунг возврата к республиканскому устройству был опасен для Октавиана. От него исходит другая версия оправдания войны: во всем виноваты Луций Антоний и Фульвия. На ядрах Л. Антоний назван плешивым: «L. Antoni Calve peristi C. Caesaris victoria»66. Призыв к гибели Антония сочетается здесь в духе солдатского остроумия с обидным прозвищем «лысый». В другой надписи имя Фульвии соединено с непристойным выражением67. Осажденные не оставались в долгу и отвечали неприличной бранью по адресу Октавиана68. Эта увековеченная брань не случайна. Это тоже своего рода пропаганда, рассчитанная на солдат. Брань должна была прикрыть истинные цели борьбы. Луций Антоний защищал pietas и установления отцов, а Октавиан, призывая Марса Мстителя, хотел наказать убийц божественного Юлия.
Вместе с тем каждый из противников не желал признавать, что соперник его руководствуется какими-то идеальными мотивами. И тот и другой стремились доказать, что противная сторона борется из-за личной вражды. В лагере Октавиана обвиняли прежде всего Фульвию, говорили, что это она затеяла борьбу из-за ревности, из-за желания вернуть своего мужа в Италию, без меры увлекавшегося на Востоке властными женщинами. В этом была доля истины: недаром Маний, уговаривавший Фульвию начать войну, был впоследствии казнен Антонием69. Но в лагере Октавиана хотели видеть в поведении Фульвии главную причину войны. Нет ничего удивительного в том, что нецензурное по сюжету и выражениям стихотворение о Фульвии, которое Марциал приписывает Октавиану, относится ко времени Перузинской войны, а может быть, даже и действительно принадлежит самому Октавиану. В нем рассказывается фантастическая история о том, как Фульвия в отместку Антонию за сожительство его с Глафирой под угрозой войны принуждала юного Цезаря к сожительству. Но тот предпочел воевать, чем согласиться на это70.
Перузия была наиболее опасным для Октавиана участком борьбы. Переделами земель недовольна была почти вся с.232 Италия, но главным образом выражали недовольство города Умбрии, Этрурии и область сабинов. Сайм делает вывод, что в этом проявилась старая борьба италиков за независимость71.
Однако у нас нет никаких данных, чтобы говорить о войне италиков за независимость. За Луция Антония стояли, во-первых, те элементы, которые два года назад были на стороне сенаторской партии. Но это была, как мы видели, муниципальная аристократия. Ее поддерживали теперь те представители средних городских слоев, у которых были отняты земли или которым грозило изгнание. Это была борьба против военного деспотизма легионов и за сохранение прежних имущественных отношений. Лозунг восстановления pietas, консульской власти и старых республиканских учреждений более всего соответствовал желаниям восставших. Но города были бессильны вести борьбу с Октавианом. Сражаться могло только обученное профессиональное войско, т. е. те же легионеры Цезаря. Октавиану пришлось испытать особые затруднения лишь при осаде Перузии, где находились регулярные войска. Восстания в отдельных городах, как, например, в Сентии, были подавлены без особого труда. Города действовали изолированно, у них не было ни людей, ни материальных средств, чтобы вести длительную войну.
Не всегда борьба против Октавиана и легионов концентрировалась около городов, и не всегда решающую роль в этом играла муниципальная аристократия. Рабовладение находилось в том же положении, в каком оно оказалось в результате проскрипций; бегство рабов стало обычным и даже угрожающим явлением.
Естественно, что борющиеся группы могли использовать рабов для вооруженной борьбы. Светоний рассказывает, что Тиберий Клавдий Нерон, отец будущего императора Тиберия, примкнул к Луцию Антонию и находился с ним в Перузии, когда же прочие сдались Октавиану, он бежал сначала в Пренесте, потом в Неаполь, где пытался призвать рабов к свободе72. Веллей Патеркул передает этот эпизод несколько иначе: по его словам, Тиб. Клавдий Нерон пытался вести борьбу в Кампании, опираясь на обезземеленных жителей73. Мы считаем возможным объединить данные обоих источников и признать, что Тиберий Клавдий Нерон, пытаясь самостоятельно продолжать войну, собрал вокруг себя обезземеленных и призвал к свободе рабов. Отметим, что, обращаясь к обезземеленным, Нерон обещал им с.233 свое покровительство: «professus eorum, qui perdiderant agros, patrocinium»74.
Перузинская война чрезвычайно неблагоприятно сказывалась на положении римского населения. Римский плебс открыто проклинал и войну и победу, в поисках хлеба люди врывались в частные дома и похищали все, что находили75. Поэтому окончание Перузинской войны в Риме считали началом мирных времен. Октавиан получил право войти в Рим в триумфальной одежде, ему был присужден лавровый венок76.
Но события ближайших дней разрушили эту иллюзию. Против Октавиана готовилась коалиция в составе Марка Антония, Домиция Агенобарба, перешедшего к Антонию вместе с республиканским флотом, и Секста Помпея. Антоний и Домиций пристали к италийским берегам. Противные стороны рассылали посольства к жителям городов и к ветеранам с призывом вступать в армию. Все это, по словам Диона Кассия, привело в волнение Рим и Италию. Некоторые сразу объявляли себя сторонниками той или другой стороны, другие же выжидали77. Ветеранов и солдат можно было легко вооружать против Секста Помпея, но не так просто было повести их против Антония. Когда Агриппа хотел повести вновь набранных колонистов (κληροῦχοι) под видом борьбы против Секста Помпея на армию Антония, те, узнав, куда их направляют, тотчас же повернули обратно. Через некоторое время Агриппе удалось завербовать колонистов-ветеранов, но они пошли за ним, надеясь примирить Октавиана с Антонием78.
Решительные действия должны были произойти около Брундизия. Город стоял за Октавиана и запер перед Антонием ворота. Антоний расположился под городом и начал осаду; войска Октавиана не могли проникнуть в Брундизий и расположились против укреплений Антония. Преторианцы Антония подходили к лагерной ограде Октавиана и обменивались с его солдатами взаимными упреками. Солдаты Антония указывали своим противникам на то, что ворота Брундизия заперты и некоторые отряды Октавиана захвачены. Солдаты Октавиана в свою очередь упрекали его в примирении с исконными врагами Цезаря: Секстом Помпеем и Домицием Агенобарбом. Очевидно, эта перебранка была мирной.
Известие о смерти Фульвии послужило для Антония поводом для начала переговоров. Как и в 43 г., солдаты настояли на примирении полководцев. Это была главная причина с.234 Брундизийского соглашения 40 г. По этому соглашению произошло перераспределение провинций. Антоний получил восточные провинции, взамен которых он отдал Октавиану все западные провинции. Лепиду по-прежнему была оставлена провинция Африка. Это соглашение было завершено династическим браком, Антоний женился на сестре Октавиана Октавии, которая незадолго до того овдовела. Примирение двух триумвиров, очевидно, произвело большое впечатление на италийских жителей.
ПРИМЕЧАНИЯ
