Помпей на Кавказе: Колхида, Иберия, Албания.
Перевод Ю. Г. Виноградова.
OCR Halgar Fenrirsson
После своей быстрой победы над пиратами Гней Помпей Великий в начале 66 г. до н. э. получил верховное командование в войне с Митридатом1. Вдобавок к полномочиям Лукулла, которого он сменил на этом посту, ему были выделены провинции Вифиния и Киликия. Согласно Плутарху, он прежде всего собрал в своем лагере зависимых от Рима князей и царей2. Поскольку прочие источники ничего об этом не сообщают, а Помпей, видимо, очень торопился выступить против Митридата, в своей заметке Плутарх, по всей вероятности, предвосхищает события в Амисе, где Помпей двумя годами позже завершил свою деятельность в этом регионе в присутствии князей и царей; Плутарх сообщает о втором событии почти теми же словами3.
Помпей повел свое войско против Митридата, который ожидал его, как сообщает Аппиан4, на границе своей страны, т. е. в остававшемся у него до того момента Понте. После нескольких сражений, из которых Помпей вышел в итоге победителем5, Митридат бежал с немногочисленными остатками своего войска сначала в Армению. Но когда армянский царь Тигран обошелся с ним враждебно6, он повернул в Колхиду7. Не совсем просто установить, какое политическое устройство и ориентацию имела Колхида в то время. Если Плутарх в своем перечислении «провинций»8, которые были подчинены Помпею не в период борьбы с пиратами, но лишь с получением им верховного командования в войне с Митридатом, упоминает также «Верхнюю Колхиду», то тем самым создается впечатление, будто бы эта область уже входила в римские владения. Однако это было не так. Прежде всего существование «Верхней Колхиды» более нигде не засвидетельствовано, а потому уже показание Плутарха проблематично; прочие источники, как и сам Плутарх, во всех других упоминаниях этой страны знают только единую Колхиду как политико-географическую целостность9. Согласно Страбону, она уже долгое время была поделена на «скептухии», которые все вместе были подчинены одному царю (βασιλεύς)10. Когда Митридат Евпатор расширил свою власть, он стал, по свидетельству Страбона, и владетелем Колхиды, над которой он поставил наместника, выбиравшегося им из своего непосредственного окружения (из φιλοι); одним из таких был отдаленный родственник Страбона11. После утраты своего потестарного положения Митридат потерял и все свои владения: они были поделены между многими другими правителями12. Это свидетельство Страбона о новом членении территорий следует, конечно, понимать как предпринятое Помпеем переустройство всего региона — в значительной мере оно окончательно произошло двумя годами позже в Амисе, но в некоторых областях, к примеру в Армении, было введено уже в ходе боевых действий. С Колхидой у Помпея, когда туда бежал Митридат, не было еще никаких контактов, так что позволительно предположить, что она все еще находилась под властью поставленного Митридатом наместника. Последний мог податься вместе с понтийским царем в Диоскуриаду13. Там размещался понтийский гарнизон, чем объяснялась бы, что Митридат чувствовал себя в этом городе настолько в безопасности, что провел там зиму 66/65 года14. Можно сомневаться в том, что реальная власть наместника простиралась в глубинные районы страны как ввиду сильного влияния местной аристократии, так и по причине скоро случившегося восстания против понтийского царя (App. Mithr. 64), а также в силу того, что самую основную выгоду от этой страны Митридат должен был усматривать в комплектовании своего флота моряками, само собой из мужского населения побережья15. После решительных поражений царя от Помпея опора его власти должна была стать еще у́же, поскольку когда-то размещенные им в Колхиде войска были, без сомнения, отозваны на поля сражений. Таким образом, местные колхидские князья прежде всего должны были почувствовать себя суверенными, и, очевидно, заботились о том, чтобы не подвергнуть риску свое положение из-за решительной бескомпромиссной поддержки ими одной из сражающихся сторон. Они, скорее, заняли нейтральную позицию и точно так же позволили бежавшему из Армении Митридату беспрепятственно проследовать через их территорию, как они не пытались год спустя препятствовать проходу Помпея с его войском из Иберии (см. ниже).
Современные исследователи не могут предложить удовлетворительного объяснения тому факту, что Помпей преследовал Митридата через Колхиду не тотчас же, но занялся сначала урегулированием отношений в Армении16. Ничто не может свидетельствовать в пользу той точки зрения17, что Помпей якобы просто не был осведомлен о маршруте отступления царя и его месте пребывания. Римский полководец должен был по меньшей мере узнать о пути бегства Митридата с территории Армении самое позднее от старшего Тиграна, который переслал ему послов Митридата и сам отдался под его власть18, равно как и от его одноименного сына, который находился при Помпее и лояльно относился к своему покровителю вплоть до готовности отложиться от отца. Поэтому в действительности он смог бы наступать ему на пятки при помощи преследователей, которые гнали бы его до переправы через Фасис, так что в пребывании царя в Колхиде не может оставаться никакого сомнения19. Более того, было ясно, что Митридат после отказа ему в приюте армянским царем не мог бы найти ни одного союзника южнее Кавказского хребта, чтобы там удержаться. До Боспорского царства — его последней надежды, после того как иберы выказали ему враждебное отношение20, он мог бы добраться только через Колхиду. Таким образом, Помпей, если только он имел подобное намерение, стал бы тотчас преследовать своего противника. Причина того, что он этого не сделал, заключалась, согласно другой версии, в том, что у него не оставалось теперь никаких поводов опасаться побежденного и прогнанного Митридата21. Хотя и следует согласиться с тем, что Митридат при сложившихся обстоятельствах более не представлял серьезного противника, все же едва ли следует усматривать в этом достаточное основание для подобного поведения Помпея, поскольку так или иначе экспедиция последнего ставила себе целью целиком и полностью выключить из игры давнего противника Рима, т. е. либо убить его, либо взять в плен. От этой цели Помпей также вовсе не отказался, ибо в следующем году он отправился в погоню за Митридатом до колхидского побережья. Почти что столь же важным, как и элиминация главного врага, было для Помпея — как следует из его соответствующих мероприятий — переустройство всего региона в римских интересах. Вместо задачи преследования Митридата он отдал предпочтение урегулированию неясных к этому моменту отношений в Армении. При этом Помпей наряду с политическим бесспорно обдумывал и стратегический аспект: обеспечение безопасности тыла накануне вторжения в Колхиду. Видимо, по тем же самым причинам — обеспечения военной безопасности и установления римского господства — он и вступил в следующем году в конфронтацию с албанами и иберами. К этому безусловно следует присовокупить и желание будущего триумфатора увенчать себя славой покорителя столь дальних народов22. Тем меньше было у Помпея оснований торопиться, когда он твердо знал, что Митридат оказался в Колхиде в своего рода западне. Морской путь на Боспор был перекрыт царю римским флотом, который Помпей сразу же по прибытии на театр сражений разместил везде вплоть до Боспора23, где во время отсутствия Митридата правил его дружественно расположенный к Риму сын Махар24. Путь бегства по суше, которым тогда действительно отправился Митридат вдоль побережья25, ему так или иначе не сумели бы преградить. Однако весьма и весьма проблематично, рассматривалось ли с римской стороны вообще перспективным овладение сухопутным путем26. То, что Помпей отложил, таким образом, преследование Митридата на следующий год, должно было в конечном итоге иметь простое основание в том, что его армия была истощена, к тому же приближалась зима. После того, как взаимоотношения с Арменией были улажены, и Тигран выдал римскому войску из своей казны27, мы ни из одного источника не слышим более о какой-либо военной акции до зимней передышки 66/65 г. до н. э28. В случае, если у Помпея уже к тому моменту родился план заставить насильственными мерами албан и иберов стать лояльными, он не рискнул бы предпринять подобные действия в совершенно незнакомой ему и гористой стране до зимы.
Во всяком случае, одно только указание на устройство им зимнего лагеря можно было бы понять в том смысле, что он собирался по меньшей мере подвергнуть албан испытанию, если не подготовить на них даже прямое нападение29. Однако надежнейшие наши источники изображают боевые действия следующего года как агрессию со стороны албан, причем некоторые современные исследователи следуют им в этом30. Из тех же источников можно, по крайней мере, заключить, что римские поползновения в действительности могут быть расценены как простая провокация. Даже если правдиво свидетельство Плутарха, согласно которому Помпей договорился с царем Албании Оройсом о свободном проходе через его царство, то и в таком случае не приемлем дальнейший вывод о том, что римляне в своем продвижении якобы были вынуждены перезимовать на албанской территории из-за разразившейся зимы31. С одной стороны, Помпей не мог серьезно принимать в расчет пересечение албанской территории ввиду этого времени года32, с другой — он расположился лагерем еще южнее реки Кира, а именно скорее еще на албанской территории вблизи армянской границы, для пересечения которой тогда не имелось абсолютно никакой необходимости33. То, что римляне вели с собой взятого в то время в плен младшего Тиграна, связанного узами дружбы с Оройсом, тем более должно было привести последнего к мысли о нападении34. Наряду с мотивом освобождения Тиграна кажутся, таким образом, совершенно оправданными со стороны Оройса опасения римского вторжения35. Помпея же ничто и никоим образом не заставляло отправиться на борьбу с Митридатом через Албанию и Иберию36; гораздо скорее он вернулся бы тем же путем, которым он пришел, проложив из Хорсены маршрут по направлению бегства Митридата в Колхиду и не вступая при этом ни на албанскую, ни на иберийскую территорию37. Однако, по всей вероятности, он составил план подчинить оба царства римской власти и тем самым расширить область своего влияния вдоль Кавказа до Каспийского моря38. Устройство трех зимних лагерей нельзя, таким образом, рассматривать как создание оборонительной линии, которая должна была защищать Армению от албанов39. Ни Оройс не мог угрожать Армянскому царству, в случае если бы Помпей тут же депортировал Тиграна Младшего из этой страны, ни размещение римских войск не могло быть продолжительным — Оройс мог бы спокойно ожидать их увода. Если он предпочел переправиться вместе с войском через Кир, что было рискованно ввиду вероятности возможного отступления40, и напасть на римские лагеря, то он совершенно правильно оценил опасность. Поэтому его нападение следует расценить как превентивную меру гораздо скорее, чем вслед за тем последовавшее вторжение Помпея в Иберию (см. ниже). То что Оройс был обращен вспять, поскольку римляне ожидали нападения, гораздо менее связано с тем, что они благодаря хорошо налаженной системе информации узнали о намерениях царя41, чем с тем, что Помпей в принципе рассчитывал на это нападение противника. Ибо и в стратегическом плане для него было несоизмеримо выгоднее завлечь все вражеское войско целиком в занятое и защищаемое им место, чем в стоивших больших трудов и времени усилиях пересечь Албанию и вынудить царя принять сражение42. Видимо, для того чтобы упредить римлян, Оройс, как кажется, совершил нападение с известной поспешностью, так как соседние кочевнические племена, привлеченные им на свою сторону позже (см. ниже), тогда еще не принимали в его акции участия43. При этом могли играть известную роль зимние условия или также то обстоятельство, что царь был не совсем в курсе боевой силы римских войск.
Столь же мало причин, как и у номадов, принять участие в этой акции было и у иберов44. Диону Кассию, соответственно его источнику, благожелательно настроенному по отношению к Помпею, не следовало было, впрочем, оправдывать относящиеся к весне 65 г. действия против этого народа как превентивное нападение45. Согласно Диону, иберы вынудили Помпея против его воли вступить в войну следующим образом: их царь Арток из страха перед римским вторжением послал к Помпею послов, которые для видимости должны были вести переговоры о заключении союза, в то время как он сам готовил нападение46. Однако после действий Помпея в отношении Албанки опасения Артока римского вторжения в его страну были целиком оправданы. Он осознавал так же, что его территория лежала между Помпеем и Митридатом, и Помпей при продвижении в Колхиду мог бы избрать путь через Иберию, намереваясь при этом по крайней мере обеспечить себе тыл. Из сообщения Диона нельзя заключить, послал ли Арток своих послов, когда римляне располагались еще на зимних квартирах или тогда, когда они уже находились на марше в направлении Иберии47. Что касается приготовлений царя к войне, которыми Дион хочет доказать его агрессивные намерения, то перед лицом приближающегося или даже уже вторгшегося войска было бы само собой разумеющимся в случае провала предложенных переговоров одновременно предпринять усилия по укреплению обороны. Объяснение Диона дискредитировано вдобавок тем, что Арток, как оказывают дальнейшие события, в действительности не предпринял никаких достойных упоминания военных приготовлений48, но многократно отступал перед римлянами и только далеко в глубине страны, по ту сторону реки Палора, решился на сражение, которое им тут же было проиграно49. Таким образом, это было опять же желание Помпея обеспечить себе победу в войне; именно поэтому он отклонил, видимо всерьез принимавшиеся Артоком предложения о переговорах и преследовал его далеко в глубь страны, дабы принудить его к сражению. Мотивы римского полководца были теми же, что и по отношению к Оройсу, но поскольку тогда в Иберии, непосредственно граничившей с Колхидой, он придавал гораздо больше значения обеспечению безопасности своего тыла, то искал там немедленного военного исхода50, который был скреплен тем, что Арток был обязан дать своих детей в заложники51. Точно так же, как сообщение Диона Кассия, под влиянием дружелюбно настроенных к Помпею источников, прежде всего Теофана, находится и свидетельство Плутарха52. Согласно Плутарху, иберы выступили против Помпея, так как они чувствовали себя обязанными Митридату и хотели стать ему благодарными (χαρίζεσθαι). Иберия уже раньше, продолжает дальше Плутарх, была независимой от мидийцев, персов, и македонян (от Александра Великого). Хотя Митридат и не назван, можно все же перенести это указание на традиционную автономию Иберии, т. е. что и Митридат сохранил этой стране ее самостоятельность, за что иберы были ему обязаны. Но вне зависимости от того, что Митридат, вероятно, никогда не пытался подчинить себе Иберию (в отличие от Колхиды, см. выше)53, иберам должно было быть абсолютно ясно, что понтийский царь проиграл свою игру южнее Кавказа, и что теперь они вынуждены как-то приладиться к своим римским покорителям.
То, что Помпей оттянул момент окончательного подчинения иберов вплоть до лета54, показывает, насколько важно было для него обрести гарантию спокойствия на этой территории (только для разукрашивания своего последующего триумфа или просто для обеспечения безопасного прохода хватило бы гораздо меньших издержек!), особенно потому что он не мог быть в полной уверенности, как колхи будут реагировать на его вторжение. И если Дион Кассий представляет дальнейшее преследование Митридата вдоль Фасиса как спонтанное решение императора, якобы только тут узнавшего об этом наикратчайшем пути55, то тем самым он приходит в явное противоречие с Плутархом56, приписывающим подобное намерение Помпею сразу после устройства армянских дел, с чем, как было показано, наилучшим образом согласуются действительные мероприятия римлянина.
Колхи не оказали, однако, сопротивления Помпею, хотя они скорее всего могли подобно албанам и иберам чувствовать себя в долгу у Митридата, а тот, по всей видимости, еще пребывал на колхской земле. Причина этого могла лежать отчасти в том, что Колхида в данный момент более не представляла собою высокоорганизованного царства, но распалась на отдельные владения (см. выше). На это намекает и показание Диона, что Помпей замирил колхов отчасти методом убеждения, отчасти угрозами57. Отдельные династы были как раз то больше, то меньше обязаны Митридату, однако как ввиду его слабости, так и своей собственной силы усматривали для себя наилучший выход в занятии нейтральной позиции. На реке Фасис Помпей снова встретил свой флот, который он оставил на Черном море под командованием Сервилия58. Войско и флот могли встретиться прежде всего при устье Фасиса в одноименном городе59, но вероятно и то, что корабли проплыли какой-то отрезок вверх по реке, так как Фасис в своем нижнем течении судоходен60. Митридат тем временем бежал из Колхиды, но в какой именно момент 65 г., из наших источников не вытекает61. Согласно Диону62, он уже достиг Боспорского царства или по крайней мере был на пути туда, когда Помпей еще находился в Иберии. Если это действительно было так, то очень маловероятно, что Помпей уже знал о его бегстве: иначе он едва ли со всем своим войском потащился бы через всю Колхиду, на которую он в данный момент явно не имел никаких политических видов.
О преследовании Митридата через Кавказ на север ввиду известных и неизведанных опасностей ни в какое время не могло быть и речи, пусть даже Дион Кассий приписывает Помпею подобное исконное намерение, которое тот якобы оставил только по прибытии в Колхиду63. Гораздо скорее Помпей сделал ставку на то, что и Митридат побоится двигаться по суше64, и его можно будет захватить еще в Диоскуриаде; бегству его на корабле препятствовал господствовавший на море римский флот.
В качестве причин кардинального решения Помпея не преследовать далее Митридата источники выдвигают лишь кажущиеся непреодолимыми трудности, которые будто бы при этом возникли65: путь по суше находился под угрозой воинственных народностей66, морское плавание по той же причине, а также из-за отсутствия гаваней вдоль этого побережья было почти что еще более опасным67. Однако наряду с этим для Помпея могло играть определенную роль и то соображение, что Митридат, опираясь лишь на боспорские владения, не смог бы более стать опасным для римлян68. И вообще не было никакой гарантии, что он достигнет Боспора и сможет снова отобрать власть над ним у своего сына-романофила (см. выше), равно как и его преклонный возраст69 позволял надеяться на то, что он уже не способен ни на какие великие деяния. То, что Помпей действительно больше не видел в нем опасного противника, доказывает реорганизация им в Амисе в следующем году вновь приобретенных земель, несмотря на то что Митридат еще правил в Боспорском царстве70. Наконец, не последним был тот большой интерес, который Помпей проявлял к этой реорганизации Востока и который уже однажды остановил его от преследования врага (см. выше); это-то и произошло снова, что удерживало его от окончательного подавления царя и одновременно от ухода из важных для него областей. Широкомасштабные операции привели его в итоге в Аравию. Традиция, очевидно, потому оставляет без внимания наипервейшую заинтересованность Помпея во всеобъемлющем и глобальном переустройстве Востока как мотиве его ухода из Колхиды, что это в данный момент не соответствовало его однозначной задаче довести до конца войну с Митридатом, но удержало полководца от окончательной ликвидации противника.
Известия об отложении албан, получение которых, согласно Плутарху, повлияло на отход Помпея71, могут в этом более широком контексте рассматриваться лишь как побочное обстоятельство. В чем состояло это отложение, Плутарх не говорит (позволительно думать во всяком случае о нападениях на армянскую территорию72), так что вполне можно себе представить, что и это оправдание нового нападения на Албанию обязано только благоволящей Помпею традиции. Дион не упоминает никакого враждебного поведения албан, но изображает Помпея нападающим на них по собственному решению, что согласуется с его предшествующим повествованием, согласно которому Помпей собственно хотел опустошить эту страну уже после первого столкновения, но от этого намерения поначалу отказался73. Названный Дионом мотив мести следует явно заменить на намерение Помпея вынудить Албанию точно так же, как Иберию, признать после решающего сражения римское господство74. Возможно, выбор маршрута обратного похода, пролегавшего южнее Кира через армянскую территорию, имел не только тактическую подоплеку обезопасить себя от албан75, но и ту причину, чтобы дальше обойти стороной уже завоеванную Иберию, не провоцируя ее на новое сопротивление, соответственно на поддержку албан.
Бросим теперь перед нашим заключительным рассмотрением мероприятий в Амисе взгляд еще раз назад на Колхиду, которая также была исходным пунктом излагаемых здесь соображений. Бросается в глаза, что Помпей при своем пересечении колхской территории в противоположность своим мероприятиям в Иберии и Албании не предпринял либо вовсе никаких, либо по крайней мере весьма незначительные и потому не отраженные источниками военные или политические акции76. Кажется, ему просто выпала удача совершить беспрепятственный проход77. Но, конечно, и область Колхида едва ли могла быть полководцу менее безразличной: она ведь лежала ближе, чем обе других страны, к римским провинциям и благодаря своему прибрежному расположению должна была представлять для римских интересов на Черном море более важное по сравнению с теми значение. Итак, если Помпей прежде всего своему собственному попечению вверил Колхиду, хотя незадолго до того она находилась под властью Митридата, в таком случае он должен был быть убежден в том, что даже после его ухода из этой страны ему отсюда не смогла бы грозить никакая опасность. Ручательством тому могли стать в значительной степени три фактора. Во-первых, на этой территории не располагалось более никаких существенных воинских контингентов Митридата: даже если большая часть размещавшихся там частей уже ранее не была отозвана для борьбы) с Помпеем (см. выше), то они должны были бежать вместе с Митридатом; в особенности это касается его сопровождения в Диоскуриаде, где он провел зиму. Во-вторых, колхи не составляли больше — самое позднее после поражения Митридата — единую политическую структуру (см. выше), которая была в состоянии выставить боеспособную армию. Наконец, в-третьих, Помпей пришел в Колхиду как победитель предшествующего властителя страны, а посему запросто мог выглядеть в глазах скептухов его преемником и быть ими признан таковым.
Из Колхиды, в которой он не оставил никакого наместника, Помпей со своим войском, как уже сказано, отправился в Албанию и после тотального подчинения этой страны заключил с ее царем Оройсом мирный договор, который распространялся, согласно Диону Кассию78, и на другие племена, обитавшие между Албанией и Каспийским морем. Какая-то часть их могла, хотя источники об этом умалчивают79, сражаться на стороне Оройса.
Напротив, Плутарх сообщает о личном желании Помпея дойти до Каспийского моря, от которого он находился на удалении якобы всего трех дневных переходов80. История о ядовитых змеях, будто бы преградивших дальнейший путь, могла быть предлогом, который довольно легко было раскусить уже в античности. Но в еще меньшей степени Помпея вынудили к осуществлению этой явно захватившей его идеи другие обстоятельства81. Скорее он просто достиг своей цели заставить обитавшие на южных отрогах Кавказа от Черного до Каспийского моря народы признать римское превосходство и верховную власть82. Тем самым, с одной стороны, были ликвидированы те опасности, которые исходили от этих в то время очень воинственных народов, прежде всего из Армении, с другой же стороны, создан своего рода защитный вал против мощи Митридата, которая в будущем снова смогла бы окрепнуть на территориях к северу от Кавказа. Однако все это было лишь этапной целью римского императора и хотя обеспечило бы еще более сильную защиту благодаря демонстрации военного присутствия у прочих кавказских племен, но подобные издержки больше не оправдывала83.
Поэтому Помпей пошел из Албании назад в Армению. После некоторых дипломатических и военных мероприятий и прежде чем сконцентрировать свое внимание на Сирии, Иудее и Аравии, он придал созданным им до сих пор отношениям официальную форму, позаботился тем самым об их долговременной законной силе и несколько помпезным способом преподношений добился для них всеобщей известности и уважения в соответствующих областях. А именно еще зимой 65/64 г. он созвал многочисленных князей и царей в Амис и раздал им, насколько они в его глазах того заслужили, дары и почести84. Прежде всего были определены политические компетенции. Важнейшим мероприятием явилось без сомнения образование римской провинции Понт85. Наряду с этим речь шла о преобразованиях в Вифинии, а также о потестарных отношениях и сферах власти в вассальных государствах86. Для Колхиды, Иберии и Албании, которые, в данной связи, нас только и интересуют, мы вправе констатировать, соответственно, предполагать следующее. Оба покоренных царя Иберии и Албании — Арток и Оройс без труда могут быть причислены к двенадцати названным Плутархом басилеям, присутствовавшим в Амисе87. Поскольку с ними были заключены мирные договора, гарантированные — по крайней мере в случае с Иберией — взятием заложников, Помпей должен был утвердить обоих в их доменах. Для изменения территориальных границ не существовало никаких причин. Сложнее оценить ситуацию в Колхиде. Здесь мы узнаем благодаря Аппиану и Евтропию о том, что эта страна была передана неизвестному нам из других источников Аристарху88. К сожалению, содержащаяся в Аппиановом сообщении хронология не поддается дальнейшим уточнениям, поскольку автор в одном едином перечислении суммирует все вместе преобразования властных отношений, которые были предприняты Помпеем в течение 64 и 63 годов. Предположение о том, что Помпей еще во время своего прохода через Колхиду посадил Аристарха на здешний трон89, уже потому маловероятно, что пассаж из Аппиана перечисляет хотя и некоторые поздние мероприятия90, но ни одного, которое датировалось бы до Амиса. Кроме того, источники, из которых мы черпаем подробные сведения о Колхидском походе, ничего не сообщают о подобной интронизации. С другой стороны, трудно было бы себе представить, что Помпей мог покинуть северный район операций без того, чтобы урегулировать отношения в Колхиде в собственном духе. Встреча в Амисе могла быть поэтому именно тем моментом, в который Аристарх получил свою верительную грамоту; эта связь служит, кажется, отправной точкой и Евтропию91. До той поры, как предположено выше, страной с момента крушения Митридата владели местные династы. Нельзя сказать, происходил ли Аристарх из их числа; во всяком случае в Амисе могли присутствовать и колхские династы, так как для Помпея должно было иметь большое значение привести их к присяге на верность новому царю. Дабы обеспечить их лояльность, новый правитель едва ли должен был занять очень сильные позиции, но в большинстве дел вынужден был считаться с ними. Помпей рассматривал царя скорее как поверенного в римских интересах и будущего политического собеседника, чем то, что этот шаг был важен для проведения его внутренней политики в стране. И все же в последующее время Аристарх сумел пустить в обращение монеты с легендой ΑΡΙΣΤΑΡΧΟΝ ΤΟΝ ΕΠΙ ΚΟΛΧΙΔΟΣ92.
Три исследованные здесь кавказские страны были и оставались окраинными государствами римской сферы влияния93. Сделав их зависимыми от Рима, Помпей намеревался избежать дальнейшего вторжения в их внутреннюю структуру. Лишь колхам, долгое время не знавшим никакой верховной царской власти до их подчинения Митридату, Помпей снова вернул интронизацией Аристарха централизованное политическое управление. Для внешней власти было проще иметь дело с единым государством, чем с разрозненными отдельными владениями. Таким образом, Колхида управлялась централизованно как под Митридатовым, так и под римским господством. Однако в то время, как Митридат инкорпорировал эту страну в свою державу и посылал туда наместника из своего окружения, Помпей удовольствовался возведением на трон одного, безусловно лояльного, местного царя. Правящим над иберами и албанами царям он сохранил их статус, зная, очевидно, что крупные перестановки никогда не окупают тех затрат, которые расходуются на обеспечение их надежности. Тем, что он принудил обоих царей подчиниться власти Рима, он создал в трех отныне зависимых государствах — Колхиде, Иберии и Албании сплошной пояс от Черного до Каспийского моря, посредством которого он в первую очередь хотел привести сами эти страны к спокойствию и элиминировать исходящую от них опасность для римских провинций и зон влияния. Наряду с этим они сами должны были без сомнения приостановить угрозу, исходившую от племен, обитавших далее на севере Кавказа либо по ту сторону Кавказа. При всем том Помпей, кажется, думал и о защите торговых путей, особенно о том, который вел из Индии к Черному морю.
Этим намерениям, как я пытался показать в данной статье, Помпей следовал целиком по плану и прежде всего активно, по собственной инициативе претворил в жизнь. Естественно, его проникновение вплоть до Диоскуриады на Черном море в конечном счете было вызвано бегством Митридата. Однако большинство из того, что Помпей предпринял в 66 и 65 годах, было продиктовано не преследованием своего противника, даже воздерживало его от этого, но было обязано в гораздо большей мере заинтересованности в кардинальном переустройстве, которую он с самого начала пытался осуществить на практике. В особенности римские военные акции против Албании и Иберии не могут рассматриваться, как это хотят внушить некоторые античные источники, в качестве мер оборонительных или превентивных с точки зрения угрожающей ситуации. Это был гораздо скорее Помпей сам, который последовательно диктовал закон действия и систематически подчинял римскому влиянию весь регион к югу от Кавказа целиком.
Здесь не место исследовать, как в дальнейшем сказались последствия мероприятий Помпея в отношении Албании, Иберии и Колхиды. Они должны были обрести различный, порой и долговременный срок действия. До тех пор, пока кавказские народы не восставали против римского владычества, Рим не имел во всяком случае более повода прямо вторгаться в эти области94, так что угроза автономии кавказцев исходила скорее с другой стороны95.
Критическому просмотру рукописи статьи я обязан др. Н. Эрхардту и проф. В. Шуллеру.
ПРИМЕЧАНИЯ