Павел Варнефрид как историк и этнограф (к вопросу о влиянии позднеримской культуры на мировоззрение писателя)

с.31 Твор­че­ство лан­го­бард­ско­го писа­те­ля Пав­ла Вар­неф­рида (Пав­ла Диа­ко­на) изу­ча­ет­ся в исто­рии позд­не­ла­тин­ской лите­ра­ту­ры око­ло сто­ле­тия. По немно­гим извест­ным нау­ке фак­там рекон­струи­ро­ва­на био­гра­фия уче­но­го, изда­ны и про­ком­мен­ти­ро­ва­ны его труды, в отдель­ных част­ных иссле­до­ва­ни­ях выяв­ле­ны эпи­че­ский эле­мент и источ­ни­ки исто­ри­че­ских сочи­не­ний¹. Резуль­та­том источ­ни­ко­вед­че­ской кри­ти­ки яви­лась весь­ма про­ти­во­ре­чи­вая оцен­ка Пав­ла Диа­ко­на как исто­ри­ка. С одной сто­ро­ны, его сочи­не­ния слу­жат основ­ным мате­ри­а­лом к изу­че­нию поли­ти­че­ских собы­тий в Ита­лии V—VIII в., вос­пол­няя про­бе­лы визан­тий­ской исто­рио­гра­фии. С дру­гой сто­ро­ны, исто­ри­ки отме­ча­ют неосве­дом­лен­ность авто­ра, с.32 неопре­де­лен­ность и даже оши­боч­ность неко­то­рых суж­де­ний², невни­ма­ние к отдель­ным сто­ро­нам обще­ст­вен­ной жиз­ни³, в целом сомни­тель­ную интер­пре­та­цию собы­тий⁴. В про­цес­се источ­ни­ко­вед­че­ской работы над про­из­веде­ни­я­ми Пав­ла Диа­ко­на обна­ру­жи­лась необ­хо­ди­мость вни­ма­тель­но­го рас­смот­ре­ния миро­воз­зре­ния исто­ри­ка с точ­ки зре­ния его отно­ше­ния к антич­ной исто­рио­гра­фии. Спе­ци­аль­ных иссле­до­ва­ний тако­го направ­ле­ния пока нет. Со вре­мен Ф. Дана утвер­ди­лось мне­ние о Пав­ле Диа­коне как исто­ри­ке-пат­рио­те, пря­мо­душ­ном быто­пи­са­те­ле сво­его наро­да, глу­бо­ко пере­жи­вав­шем его тра­гедию и сохра­нив­шем пре­дан­ность лан­го­бард­ской ста­рине⁵. с.33 Прав­да, еще Т. Момм­зен отме­чал в исто­ри­че­ском повест­во­ва­нии Пав­ла Диа­ко­на рав­но­прав­ное сопо­став­ле­ние рим­ской и гер­ман­ской тра­ди­ций, стрем­ле­ние вклю­чить лан­го­бард­скую исто­рию в обще­ита­лий­скую и даже все­об­щую⁶.

Совре­мен­ная италь­ян­ская исто­рио­гра­фия выде­ля­ет в лич­но­сти Пав­ла Диа­ко­на два момен­та: глу­бо­кое рели­ги­оз­ное чув­ство и «поли­ти­че­ски-нацио­наль­ную чув­ст­ви­тель­ность», то есть «лан­го­бард­ский пат­рио­тизм»⁷. При раз­бо­ре «His­to­ria Ro­ma­na» Э. Сестан видит в Пав­ле Диа­коне, как исто­ри­ке, не мыс­ли­те­ля и тео­ло­га в отли­чие от его совре­мен­ни­ков, а преж­де все­го лите­ра­то­ра, худож­ни­ка, изла­гав­ше­го дра­ма­ти­че­ские фак­ты, инте­рес­ные эпи­зо­ды и курьез­ные анек­доты⁸. Подоб­ная трак­тов­ка лич­но­сти Пав­ла Диа­ко­на в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обед­ня­ет его интел­лект, игно­ри­ру­ет пре­ем­ст­вен­ность куль­тур­но-исто­ри­че­ских тра­ди­ций, уна­сле­до­ван­ных от антич­ной исто­рио­гра­фии, и твор­че­ское их вос­при­я­тие в новой поли­ти­че­ской обста­нов­ке.

Твор­че­ство это­го бле­стя­ще­го пред­ста­ви­те­ля каро­линг­ско­го Воз­рож­де­ния отра­зи­ло интен­сив­ный про­цесс фор­ми­ро­ва­ния этни­че­ско­го и поли­ти­че­ско­го само­со­зна­ния его наро­да под непо­сред­ст­вен­ным вли­я­ни­ем веду­щих направ­ле­ний куль­тур­но-исто­ри­че­ской жиз­ни эпо­хи⁹. Антич­ная и позд­не­рим­ская тра­ди­ции в его миро­воз­зре­нии орга­ни­че­ски соеди­ни­лись с хри­сти­ан­ско-бого­слов­ски­ми кон­цеп­ци­я­ми, испы­тав зна­чи­тель­ное воздей­ст­вие визан­тий­ской исто­ри­ко-поли­ти­че­ской мыс­ли.

В этом плане рас­смот­ре­ние глав­но­го исто­ри­че­ско­го про­из­веде­ния Пав­ла Диа­ко­на, его «Исто­рии лан­го­бар­дов» дает с.34 чрез­вы­чай­но мно­го инте­рес­но­го. «His­to­ria Lan­go­bar­do­rum»¹⁰ при­над­ле­жит целой серии «Исто­рий», посвя­щен­ных наро­дам вар­вар­ско­го про­ис­хож­де­ния, напи­сан­ных в VI—VIII вв. под непо­сред­ст­вен­ным вли­я­ни­ем позд­не­ан­тич­ной исто­рио­гра­фии. Труды Абла­вия и Иор­да­на, Иси­до­ра Севиль­ско­го, Гри­го­рия Тур­ско­го, Беды, Секун­да — исто­ри­че­ские повест­во­ва­ния о вели­ких подви­гах наро­да в про­шлом и не менее зна­чи­тель­ных дея­ни­ях в насто­я­щем долж­ны были пока­зать поли­ти­че­скую актив­ность наро­да-заво­е­ва­те­ля и дока­зать его пра­во быть достой­ным пре­ем­ни­ком Рим­ской импе­рии. Созда­ние таких «Исто­рий» соот­вет­ст­во­ва­ло нача­лу фор­ми­ро­ва­ния поли­ти­че­ской идео­ло­гии в среде вар­ва­ров, лег­ко вос­при­ни­мав­ших поли­ти­че­ские идеи импе­ра­тор­ско­го Рима.

Не всту­пая в дис­кус­сию по пово­ду спор­ных момен­тов био­гра­фии Пав­ла Диа­ко­на, отме­тим наи­бо­лее суще­ст­вен­ные эта­пы жиз­нен­но­го пути, повли­яв­шие на фор­ми­ро­ва­ние миро­воз­зре­ния исто­ри­ка и его интел­лек­ту­аль­ной куль­ту­ры. Павел Диа­кон вырос в семье знат­но­го фри­уль­ско­го лан­го­бар­да (родил­ся в 20-е гг. VIII в.) и полу­чил клас­си­че­ское по тому вре­ме­ни обра­зо­ва­ние у извест­но­го грам­ма­ти­ка Фла­ви­а­на. Павел Диа­кон изу­чал гре­че­ский язык, а это было ред­ко­стью даже в кру­гу дея­те­лей каро­линг­ско­го Воз­рож­де­ния. Изу­че­ние гре­че­ско­го язы­ка облег­чи­ло Пав­лу Диа­ко­ну зна­ком­ство с визан­тий­ской лите­ра­ту­рой¹¹. Антич­ную клас­си­че­скую лите­ра­ту­ру он знал доволь­но широ­ко, об осно­ва­тель­ной фило­ло­ги­че­ской под­готов­ке писа­те­ля свиде­тель­ст­ву­ют цита­ты не толь­ко из Гоме­ра, Пла­то­на, Цице­ро­на, Вер­ги­лия, Гора­ция, но и из Энния, Паку­вия. Латин­ские рито­ры и поэты VI в., почи­тае­мые в сред­ние века (до XI и зано­во с XVI в.) как клас­си­ки, заслу­жи­ли высо­кую похва­лу Пав­ла Диа­ко­на. Он посе­тил моги­лу Венан­ция Фор­ту­на­та и посвя­тил ему вос­тор­жен­ную эпи­та­фию. С боль­шим ува­же­ни­ем отзы­вал­ся о грам­ма­ти­ке Фелик­се из Павии (Pau­li Hist. Lang. VI. 7), Бенедик­те Кри­спе из Мила­на, настав­ни­ке в изу­че­нии семи сво­бод­ных искусств, авто­ре меди­цин­ской поэ­мы, состав­лен­ной по образ­цу Сере­на с.35 и Пли­ния, о поэте и рито­ре Сте­фане из Павии, писав­шем по зака­зу Кунинк­пер­та с извле­че­ни­я­ми из Вер­ги­лия¹². На осно­ве изу­че­ния клас­си­че­ской лите­ра­ту­ры Павел Диа­кон напи­сал поэ­му, в кото­рой упо­мя­нул осо­бо почи­тае­мых в его вре­мя антич­ных поэтов (сре­ди них Лукан, Каль­пур­ний, Вер­ги­лий, Овидий, Нама­ци­ан). Знал и охот­но цити­ро­вал Павел Диа­кон и хри­сти­ан­ских поэтов Седу­лия, Фор­ту­на­та, Ювен­ка, Ара­то­ра¹³.

Дол­гое вре­мя Павел слу­жил при дво­ре лан­го­бард­ских коро­лей в долж­но­сти нота­рия и государ­ст­вен­но­го сек­ре­та­ря, был учи­те­лем и настав­ни­ком Адель­пер­ги, доче­ри Дезиде­рия, кото­рая впо­след­ст­вии ста­ла женой бене­вент­ско­го гер­цо­га Ари­хи­са¹⁴. Веро­ят­но, Адель­пер­га была близ­ка с уче­ным миром королев­ско­го дво­ра, и ее духов­ное раз­ви­тие шло в рам­ках фор­ми­ро­ва­ния новой идео­ло­гии. В над­пи­си на ее моги­ле Павел Диа­кон уве­ко­ве­чил память о высо­кой обра­зо­ван­но­сти, отли­чав­шей дочь Дезиде­рия сре­ди дру­гих чле­нов королев­ской фами­лии: «Quod lo­gos et Phi­sis mo­de­ransque quod et­hi­ca pan­git, om­nia con­di­de­rat men­tis in ar­ce suae»¹⁵. Пер­вый свой исто­ри­че­ский труд «His­to­ria Ro­ma­na» Павел Диа­кон посвя­тил Адель­пер­ге, и вряд ли толь­ко дидак­ти­че­ские зада­чи толк­ну­ли его к напи­са­нию «Рим­ской исто­рии», как пола­га­ет Э. Сестан¹⁶. Адаль­пер­ге был изве­стен весь­ма зани­ма­тель­ный «Бре­виа­рий рим­ской исто­рии» Евтро­пия, обще­при­ня­тый учеб­ник еще в эпо­ху позд­ней импе­рии, и для обу­че­ния и про­сто­го с.36 удо­вле­тво­ре­ния воз­ник­ше­го инте­ре­са мож­но было им огра­ни­чить­ся. Одна­ко в посвя­ще­нии к «Рим­ской исто­рии» Павел Диа­кон объ­яс­ня­ет, что Адаль­пер­ге, отли­чав­шей­ся осо­бой утон­чен­но­стью в заня­ти­ях нау­ка­ми, не нра­ви­лась чрез­мер­ная крат­кость Евтро­пия. Он же, будучи не про­сто учи­те­лем, но посто­ян­ным покро­ви­те­лем ее штудий¹⁷, соста­вил «Рим­скую исто­рию» зано­во, рас­ши­рив и про­дол­жив повест­во­ва­ние вплоть до середи­ны VI в.¹⁸ Выбор Евтро­пия, как основ­но­го источ­ни­ка пер­вых деся­ти книг, не был слу­чай­ным, этот автор являл­ся идео­ло­гом при­двор­ных импе­ра­тор­ских кру­гов в IV в. Веро­ят­но, глу­бо­кие духов­ные свя­зи соеди­ня­ли замы­сел Пав­ла Диа­ко­на с поли­ти­че­ски­ми инте­ре­са­ми и запро­са­ми гос­под­ст­ву­ю­щей при­двор­ной вер­хуш­ки лан­го­бард­ско­го обще­ства вто­рой поло­ви­ны VIII в. Совре­мен­ни­ки счи­та­ли Пав­ла Диа­ко­на не толь­ко уче­ным и мыс­ли­те­лем, достиг­шим вер­шин муд­ро­сти¹⁹, но и реаль­ным поли­ти­ком, идей­но и поли­ти­че­ски свя­зан­ным с пра­вя­щей вер­хуш­кой²⁰. «Рим­ская исто­рия» была напи­са­на нака­нуне франк­ско­го заво­е­ва­ния Ита­лии в обста­нов­ке оже­сто­чен­ной соци­аль­но-поли­ти­че­ской борь­бы в Лан­го­бард­ском королев­стве. Натиск фран­ков, рас­ту­щее могу­ще­ство импе­рии Кар­ла Вели­ко­го и внут­рен­ние рас­при, ослаб­ляв­шие сопро­тив­ле­ние лан­го­бар­дов, — все это застав­ля­ло при­сталь­но вгляды­вать­ся в судь­бы Рим­ской импе­рии и сущ­ность визан­тий­ской поли­ти­ки на Запа­де. «Рим­ская исто­рия» доведе­на до середи­ны VI в., и в ней уже была выска­за­на мысль о после­дую­щем про­дол­же­нии ее вплоть до совре­мен­ных исто­ри­ку собы­тий. Допол­не­ния, сде­лан­ные к Евтро­пию²¹, после­до­ва­тель­ное изло­же­ние исто­рии V и пер­вой с.37
поло­ви­ны VI сто­ле­тия, потре­бо­вав­шее обшир­ных зна­ний запад­ных и визан­тий­ских источ­ни­ков, наме­ре­ние дать логи­че­ское завер­ше­ние нача­то­го труда, свиде­тель­ст­ву­ют об огром­ной эруди­ции исто­ри­ка, опре­де­лен­ном лите­ра­тур­ном талан­те и, без­услов­но, о скла­ды­ваю­щей­ся в про­цес­се работы исто­ри­ко-поли­ти­че­ской кон­цеп­ции. Если в «Рим­ской исто­рии» она не может быть выяв­ле­на даже в самых общих чер­тах, хотя исто­рик нахо­дил в реаль­ной рас­ста­нов­ке борю­щих­ся поли­ти­че­ских сил в Ита­лии в VI в. резуль­та­ты заво­е­ва­тель­ной поли­ти­ки Визан­тии, то в «Исто­рии лан­го­бар­дов» поли­ти­че­ская мысль авто­ра выра­же­на более отчет­ли­во. Идею рим­ско­го един­ства, свой­ст­вен­ную позд­не­ан­тич­ной исто­рио­гра­фии, Павел Диа­кон пере­но­сит на пони­ма­ние путей раз­ви­тия вар­вар­ско­го обще­ства. Он сосре­дото­чил вни­ма­ние на раз­об­ла­че­нии про­ис­ков Визан­тии в борь­бе за Ита­лию, заин­те­ре­со­вал­ся вопро­са­ми этни­че­ской общ­но­сти гер­ман­ских пле­мен, раз­ви­тия вар­вар­ской государ­ст­вен­но­сти и под­вел чита­те­ля к пони­ма­нию пре­вос­ход­ства государ­ст­вен­но­го нача­ла над цен­тро­беж­ны­ми сила­ми ран­не­вар­вар­ско­го обще­ства. По мне­нию боль­шин­ства уче­ных, Павел Диа­кон писал «Исто­рию лан­го­бар­дов» после паде­ния Лан­го­бард­ско­го королев­ства во вре­мя пре­бы­ва­ния в мона­сты­ре, будучи «ссыль­ным, бес­по­мощ­ным и без­за­щит­ным»²². Про­тив одно­сто­рон­не­го под­хо­да к рас­смот­ре­нию моти­вов, побудив­ших Пав­ла Диа­ко­на взять­ся за сочи­не­ние исто­рии лан­го­бар­дов²³, могут быть выдви­ну­ты неко­то­рые воз­ра­же­ния. Затвор­ни­че­ство в мона­сты­ре вряд ли было вынуж­ден­ным. В биб­лио­те­ке мона­сты­ря исто­рик нахо­дил нуж­ные руко­пи­си, допол­няя полу­чен­ные сведе­ния лич­ной инфор­ма­ци­ей: он мно­го путе­ше­ст­во­вал по Ита­лии, в 782 г. пред­при­нял поезд­ку во Франк­ское государ­ство. Та сво­бо­да и точ­ность, с кото­ры­ми он опи­сы­ва­ет боль­шие горо­да Север­ной Ита­лии, Рим, Бене­вент, поз­во­ля­ют дога­ды­вать­ся о тща­тель­ной пред­ва­ри­тель­ной с.38 под­готов­ке к напи­са­нию «Исто­рии лан­го­бар­дов». Богат­ство собран­но­го по уст­ным и лите­ра­тур­ным источ­ни­кам мате­ри­а­ла свиде­тель­ст­ву­ет о том, что замы­сел воз­ник еще в пред­ше­ст­ву­ю­щие годы, а поли­ти­че­ские собы­тия послед­них деся­ти­ле­тий суще­ст­во­ва­ния Лан­го­бард­ско­го королев­ства сде­ла­ли исто­ри­ка поли­ти­че­ски тен­ден­ци­оз­ным писа­те­лем. Отдель­ные части «Исто­рии лан­го­бар­дов» созда­ва­лись в раз­ное вре­мя, об этом мож­но судить по раз­ли­чию сти­ля пер­вых и послед­них книг²⁴, по харак­те­ру гео­гра­фи­че­ских опи­са­ний, сде­лан­ных авто­ром с раз­лич­ных пози­ций сво­его место­пре­бы­ва­ния²⁵, по нали­чию общих мест в объ­яс­не­нии лан­го­бард­ских поня­тий, сде­лан­ных в извле­че­ни­ях из Феста и в «Исто­рии лан­го­бар­дов»²⁶. Про­тив затвор­ни­че­ства в Мон­те Кас­си­но гово­рит и факт обра­ще­ния к Кар­лу Вели­ко­му с прось­бой о поми­ло­ва­нии бра­та, затем путе­ше­ст­вие к фран­кам с явным стрем­ле­ни­ем нала­дить кон­так­ты с новым пра­ви­те­лем Ита­лии. В пись­ме к абба­ту Мон­те Кас­си­но он сооб­ща­ет, что импе­ра­тор бла­го­скло­нен к нему, «пыта­ет­ся удер­жать» око­ло себя²⁷. В стране Павел Диа­кон чув­ст­ву­ет себя сво­бод­но, пишет исто­рию епи­скоп­ства Меца, путе­ше­ст­ву­ет по Мозе­лю. Вполне веро­ят­но, что пре­бы­ва­ние во Франк­ском государ­стве дало ему допол­ни­тель­ный источ­ник в осве­ще­нии фран­ко-лан­го­бард­ских отно­ше­ний в «Исто­рии лан­го­бар­дов».

Для выяс­не­ния поли­ти­че­ских взглядов и миро­воз­зре­ния исто­ри­ка нема­ло­важ­ное зна­че­ние име­ет это шести­лет­нее обще­ние с при­двор­ны­ми кру­га­ми франк­ско­го импе­ра­то­ра (782—788 гг.)²⁸. Доб­ро­же­ла­тель­ность при­е­ма, ока­зан­но­го лан­го­бард­ско­му поэту и уче­но­му, не вызы­ва­ет сомне­ния у иссле­до­ва­те­лей био­гра­фии Пав­ла Диа­ко­на. Об этом же свиде­тель­ст­ву­ет наме­ре­ние Кар­ла отпра­вить его в соста­ве франк­ско­го посоль­ства в Кон­стан­ти­но­поль, пору­че­ние соста­вить сти­хотвор­ные эпи­та­фии на смерть жены, доче­рей и дру­гих чле­нов с.39 королев­ской семьи. Сле­ду­ет учесть вос­хва­ле­ние родо­на­чаль­ни­ка Каро­лин­гов в исто­рии епи­скоп­ства Меца, а так­же обра­ще­ние Кар­ла к Пав­лу Диа­ко­ну по пово­ду напи­са­ния неко­то­рых про­из­веде­ний свет­ско­го и цер­ков­но­го содер­жа­ния и посвя­ще­ния, адре­со­ван­ные авто­ром импе­ра­то­ру²⁹. Опре­де­лен­ные идео­ло­ги­че­ские свя­зи и кон­так­ты долж­ны были иметь место, они свя­зы­ва­ли духов­но пред­ста­ви­те­ля лан­го­бард­ской зна­ти с гос­под­ст­ву­ю­щей вер­хуш­кой франк­ско­го обще­ства. Еще М. Мани­ци­ус отме­тил, что Павел Диа­кон при­бли­зил­ся к осмыс­ле­нию поли­ти­че­ской зна­чи­мо­сти фигу­ры Кар­ла Вели­ко­го, нахо­дя объ­яс­не­ние это­му в пони­ма­нии куль­тур­но-исто­ри­че­ской пре­ем­ст­вен­но­сти франк­ской и антич­ной куль­тур³⁰.

Не исклю­че­но, что окон­ча­тель­ная обра­бот­ка «Исто­рии лан­го­бар­дов» была сде­ла­на в Мон­те Кас­си­но, об этом гово­рит и сам автор (Pau­li Hist. Lang. I. 26; VI. 41). Итак, вре­мя напи­са­ния это­го сочи­не­ния охва­ты­ва­ет дли­тель­ный пери­од, и пре­бы­ва­ние во Франк­ской импе­рии име­ло опре­де­лен­ное зна­че­ние в фор­ми­ро­ва­нии поли­ти­че­ской тен­ден­ци­оз­но­сти авто­ра. Если при­знать, что смерть, после­до­вав­шая в 799 г., поме­ша­ла Пав­лу Диа­ко­ну закон­чить заду­ман­ный труд³¹, то замы­сел оправ­да­ния франк­ско­го заво­е­ва­ния остал­ся неосу­щест­влен­ным. Если же при­знать, что исто­рия лан­го­бар­дов пред­на­ме­рен­но завер­ше­на прав­ле­ни­ем Лиут­пран­да, послед­не­го коро­ля, отме­чен­но­го вели­чи­ем и могу­ще­ст­вом, то тен­ден­ци­оз­ное игно­ри­ро­ва­ние собы­тий послед­них деся­ти­ле­тий суще­ст­во­ва­ния королев­ства может быть объ­яс­не­но стрем­ле­ни­ем уйти от обсуж­де­ния спор­ных поли­ти­че­ски акту­аль­ных про­блем совре­мен­но­сти, чтобы под­ве­сти к пони­ма­нию исто­рии лан­го­бар­дов, как части все­об­щей исто­рии.

«Исто­рия лан­го­бар­дов» Пав­ла Диа­ко­на в соче­та­нии с «Рим­ской исто­ри­ей» рас­кры­ва­ет более ран­ний замы­сел исто­ри­ка — создать широ­кое полот­но по типу все­об­щей исто­рии. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет обе­ща­ние, дан­ное в «Рим­ской исто­рии», про­дол­жить ее до совре­мен­ных авто­ру собы­тий, а так­же углуб­лен­ное изу­че­ние рим­ской исто­рии от осно­ва­ния с.40 Рима, осо­бое вни­ма­ние к рим­ским древ­но­стям, боль­шой круг запад­ных и визан­тий­ских источ­ни­ков, при­вле­кае­мых для опи­са­ния собы­тий V—VIII вв., инте­рес к поли­ти­ке Запа­да и Восто­ка, одно­тип­ное нача­ло обе­их исто­рий³². Послед­нюю, 16-ю кни­гу «Рим­ской исто­рии» завер­ша­ют сло­ва: «…quia ve­ro res­tant ad­huc, quae de Jus­ti­nia­ni Augus­ti fe­li­ci­ta­te di­can­tur, in se­quen­ti… li­bel­lo pro­men­da sunt». Вме­сто этой «сле­дую­щей кни­ги» появи­лись шесть книг лан­го­бард­ской исто­рии. Павел Диа­кон созда­вал свою исто­ри­че­скую кон­цеп­цию на осно­ве при­зна­ния после­до­ва­тель­но­го исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия наро­дов, их вза­и­мо­свя­зей и даль­ней­ше­го про­грес­са. Он глу­бо­ко осо­знал куль­тур­но-этни­че­скую общ­ность гер­ман­ских наро­дов, их роль в исто­ри­че­ском раз­ви­тии. Ува­же­ние к тра­ди­ци­ям рим­ской куль­ту­ры не про­ти­во­ре­чи­ло пони­ма­нию это­го исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия на новом эта­пе созда­ния вар­вар­ско­го государ­ства. В этом плане мож­но рас­смат­ри­вать и обе­ща­ние про­дол­жить «Исто­рию лан­го­бар­дов», весь­ма веро­ят­но, по типу про­дол­же­ния «Рим­ской исто­рии». Э. Сестан счи­та­ет, что толь­ко рим­ская исто­рия вос­при­ни­ма­лась Пав­лом Диа­ко­ном как все­об­щая, а в ее рам­ки вклю­ча­лась исто­рия отдель­ных наро­дов. Во вза­и­мо­дей­ст­вии этих частей еди­ной исто­рии он, яко­бы, не делал боль­шо­го раз­ли­чия меж­ду победи­те­ля­ми и побеж­ден­ны­ми³³. Связь меж­ду «Рим­ской исто­ри­ей» и «Исто­ри­ей лан­го­бар­дов» пред­став­ля­ет­ся Э. Сеста­ну не пря­мой вос­хо­дя­щей лини­ей исто­ри­че­ско­го про­грес­са, а замкну­той внут­ри еди­но­го куль­тур­но-исто­ри­че­ско­го кру­га. Глав­ным дока­за­тель­ст­вом выска­зан­ной гипо­те­зы слу­жат так назы­вае­мые «анти­вар­вар­ские» настро­е­ния Пав­ла Диа­ко­на в «Рим­ской исто­рии». Речь идет об оцен­ке дея­тель­но­сти неко­то­рых вар­вар­ских вождей и поведе­нии вар­вар­ских групп в опре­де­лен­ной поли­ти­че­ской ситу­а­ции. К это­му мож­но доба­вить подоб­ные харак­те­ри­сти­ки в «Исто­рии лан­го­бар­дов» (поведе­ние лан­го­бар­дов в нача­ле заво­е­ва­ния, в пери­од гер­цог­ско­го про­из­во­ла, гер­цог­ские мяте­жи и меж­до­усо­би­цы). Эти «анти­вар­вар­ские настро­е­ния» Пав­ла Диа­ко­на наве­я­ны не толь­ко позд­не­рим­ской и визан­тий­ской оцен­кой дея­тель­но­сти неко­то­рых вар­вар­ских вождей, но и глу­бо­ким убеж­де­ни­ем исто­ри­ка в силе и дей­ст­вен­но­сти креп­ко­го государ­ст­вен­но­го нача­ла и с.41 поли­ти­че­ско­го един­ства. Те поли­ти­че­ские дея­те­ли из среды вар­ва­ров, кото­рые рас­смат­ри­ва­лись позд­не­рим­ской и визан­тий­ской исто­рио­гра­фи­ей как раз­ру­ши­те­ли государ­ст­вен­но­го един­ства импе­рии и пособ­ни­ки вар­вар­ских бес­чинств, отри­ца­тель­но оха­рак­те­ри­зо­ва­ны и Пав­лом Диа­ко­ном³⁴. Такой под­ход к изу­че­нию исто­ри­че­ской кон­цеп­ции Пав­ла Диа­ко­на устра­ня­ет кажу­ще­е­ся про­ти­во­ре­чие меж­ду харак­те­ри­сти­кой вар­вар­ских втор­же­ний в Ита­лию, в том чис­ле и лан­го­бар­дов (кн. 1), и выво­дом о счаст­ли­вом прав­ле­нии послед­них («…pos­tea in Ita­lia fe­li­ci­ter reg­na­vit…»).

Павел Диа­кон был далек от пря­мо­ли­ней­но­го про­слав­ле­ния франк­ско­го заво­е­ва­те­ля и раб­ски уни­жен­ной лести побеж­ден­но­го. Он осмыс­лил поли­ти­че­ский пере­во­рот как поли­тик и исто­рик-фило­соф, нахо­дя в лан­го­бард­ской исто­рии поло­жи­тель­ные аспек­ты, соот­вет­ст­ву­ю­щие его исто­ри­че­ской кон­цеп­ции. Отсюда вос­хва­ле­ние спо­кой­ст­вия, насту­пив­ше­го при Аута­ри, гор­дость победа­ми над фран­ка­ми в пору могу­ще­ства Лан­го­бард­ско­го государ­ства, при­ми­ре­ние с Гри­го­ри­ем Вели­ким и осуж­де­ние его пре­ем­ни­ков, про­ти­во­дей­ст­во­вав­ших государ­ст­вен­но­му един­ству и поли­ти­че­ской само­сто­я­тель­но­сти королев­ства. Для Пав­ла Диа­ко­на эти слав­ные стра­ни­цы про­шло­го — не про­яв­ле­ние «узко­го нацио­на­лиз­ма», как пишет Д. Фазо­ли³⁵, а обос­но­ва­ние кон­цеп­ции о реаль­ной силе государ­ст­вен­но­сти. Поли­ти­че­ская идея созда­ния силь­но­го государ­ства, опи­раю­ще­го­ся на цер­ковь, лежит в осно­ве «Исто­рии лан­го­бар­дов». Если Э. Сестан гово­рит о труд­но­сти пони­ма­ния рома­но-хри­сти­ан­ско-вар­вар­ско­го духов­но­го мира³⁶, то этот тезис вполне при­ло­жим и к пози­ции Пав­ла Диа­ко­на, отра­зив­ше­го целый этап в фор­ми­ро­ва­нии поли­ти­че­ской идео­ло­гии ново­го клас­со­во­го обще­ства каро­линг­ской эпо­хи. Гипо­те­за, выска­зан­ная Д. Фазо­ли, о замыс­ле напи­сать исто­рию лан­го­бар­дов по побуж­де­нию уче­ных дея­те­лей каро­линг­ской при­двор­ной Ака­де­мии и даже само­го Кар­ла Вели­ко­го³⁷ с.42 име­ет вес­кие осно­ва­ния. «Исто­рия лан­го­бар­дов дей­ст­ви­тель­но осве­ща­ет собы­тия на Восто­ке и Запа­де в рам­ках все­об­щей исто­рии, в плане поли­ти­че­ско­го и куль­тур­но­го вза­и­мо­дей­ст­вия наро­дов». Одна­ко узко-нацио­наль­ный аспект этой гипо­те­зы, кото­рый раз­ви­ва­ет Д. Фазо­ли, наве­ян тра­ди­ци­он­ным пред­став­ле­ни­ем о лан­го­бард­ском пат­рио­тиз­ме исто­ри­ка, меч­тав­ше­го, яко­бы, о воз­рож­де­нии лан­го­бард­ско­го государ­ства с помо­щью бене­вент­ско­го гер­цо­га. К про­ти­во­по­лож­но­му выво­ду при­во­дит сопо­став­ле­ние «Исто­рии готов» Иор­да­на и «Исто­рии лан­го­бар­дов» Пав­ла Диа­ко­на, инте­рес­но под­черк­нуть общую поли­ти­че­скую направ­лен­ность этих трудов. Оба авто­ра при­сту­пи­ли к напи­са­нию исто­рии после раз­гро­ма государств, сла­ву кото­рых наме­ре­ва­лись уве­ко­ве­чить. Со вре­мен антич­ной исто­рио­гра­фии утвер­дил­ся рито­ри­че­ский при­ем про­слав­ле­ния про­тив­ни­ка с целью при­умно­же­ния сла­вы победи­те­ля. Про­сла­вив дея­ния сво­их пред­ков, углу­бив­шись в изу­че­ние ста­ри­ны, собрав все, что сохра­ни­ла народ­ная память, леген­ды, пес­ни, рас­ска­зы совре­мен­ни­ков и лите­ра­тур­ные про­из­веде­ния, Иор­дан и Павел Диа­кон мог­ли сво­бод­но, не вызы­вая упре­ков в при­страст­но­сти, выпол­нить и соци­аль­но-поли­ти­че­ский заказ сво­их покро­ви­те­лей — в пер­вом слу­чае визан­тий­ско­го импе­ра­то­ра, во вто­ром — франк­ско­го. Исто­ри­ки выхо­ди­ли за узкие рам­ки «нацио­наль­ных исто­рий» и в широ­ких исто­ри­че­ских повест­во­ва­ни­ях соеди­ня­ли в еди­ное целое рим­скую и вар­вар­скую исто­рию. Осве­щая собы­тия, про­ис­хо­див­шие на Запа­де и Восто­ке, они сле­до­ва­ли тра­ди­ции рим­ской исто­рио­гра­фии и под­во­ди­ли к мыс­ли о поли­ти­че­ской пре­ем­ст­вен­но­сти наро­дов, заво­е­вав­ших терри­то­рию Рим­ской импе­рии³⁸. Одна­ко твор­че­ство Иор­да­на и Пав­ла Диа­ко­на разде­ля­ют два сто­ле­тия, а этот пери­од полон зна­чи­тель­ных изме­не­ний в судь­бах наро­дов Евро­пы. Ста­ло оче­вид­ным поли­ти­че­ское утвер­жде­ние гер­ман­ских наро­дов на боль­шей терри­то­рии Запад­ной и Цен­траль­ной Евро­пы. Интен­сив­но шел про­цесс фор­ми­ро­ва­ния терри­то­ри­аль­ной, эко­но­ми­че­ской, куль­тур­но-язы­ко­вой общ­но­сти, асси­ми­ля­ции с остат­ка­ми рим­ско­го и древ­не­вар­вар­ско­го насе­ле­ния. Глу­бо­кие пере­ме­ны с.43 про­ис­хо­ди­ли в обла­сти рели­ги­оз­ной идео­ло­гии. Рим­ская цер­ковь утвер­ди­лась во мно­гих вар­вар­ских государ­ствах, оттес­няя ари­ан­ство, успеш­но в поль­зу рим­ской церк­ви завер­ши­лась схиз­ма на Запа­де³⁹, тща­тель­но раз­ра­ба­ты­ва­лись новые кано­ны и дог­ма­ты като­ли­циз­ма, ока­зы­вав­шие суще­ст­вен­ное воздей­ст­вие на соци­аль­но-поли­ти­че­скую орга­ни­за­цию вар­вар­ско­го обще­ства и укреп­ле­ние ран­не­фе­о­даль­ной государ­ст­вен­но­сти. Неиз­ме­ри­мо воз­рос­ло мате­ри­аль­ное и поли­ти­че­ское могу­ще­ство рим­ской церк­ви, кото­рая актив­но участ­во­ва­ла в меж­ду­на­род­ной поли­ти­ке. Цер­ковь заво­е­вы­ва­ла веду­щие пози­ции в поли­ти­че­ской и идео­ло­ги­че­ской жиз­ни обще­ства. Этот фак­тор наряду с вли­я­ни­ем антич­ной, позд­не­рим­ской и визан­тий­ской куль­ту­ры сыг­рал решаю­щую роль в фор­ми­ро­ва­нии миро­воз­зре­ния Пав­ла Диа­ко­на.

Изу­че­ние идей­ных исто­ков фор­ми­ро­ва­ния лич­но­сти Пав­ла Диа­ко­на как исто­ри­ка логи­че­ски свя­за­но с харак­те­ром исполь­зо­ва­ния им источ­ни­ков для напи­са­ния «Исто­рии лан­го­бар­дов», глав­но­го и послед­не­го труда, под­во­див­ше­го итог всем раз­мыш­ле­ни­ям авто­ра.

Полу­чив клас­си­че­ское по сво­е­му вре­ме­ни обра­зо­ва­ние, Павел Диа­кон навсе­гда остал­ся искрен­ним почи­та­те­лем антич­ной уче­но­сти⁴⁰. Начи­тан­ность его в антич­ной лите­ра­ту­ре доволь­но широ­ка. В «Исто­рии лан­го­бар­дов» он объ­яс­ня­ет зна­че­ние неко­то­рых гре­че­ских слов⁴¹, сооб­ща­ет отдель­ные фак­ты из исто­рии Егип­та и Рима⁴², дает эти­мо­ло­гию гео­гра­фи­че­ских назва­ний, ссы­ла­ясь на древ­них исто­рио­гра­фов⁴³. В каче­стве источ­ни­ков назы­ва­ет труды рим­ских исто­ри­ков, анна­лы Ист­рии, сочи­не­ния Авре­лия Вик­то­ра, Пли­ния с.44 Стар­ше­го⁴⁴, цити­ру­ет Вер­ги­лия (Pau­li Hist. Lang. I. 6). Зна­ет Павел Диа­кон рим­ских авто­ров, писав­ших о Гер­ма­нии и отож­дествляв­ших ста­ро­гер­ман­ско­го Вота­на с Мер­ку­ри­ем (Pau­li Hist. Lang. I. 9). Есте­ствен­но­на­уч­ные позна­ния Пав­ла Диа­ко­на соот­вет­ст­ву­ют уров­ню антич­ной нау­ки⁴⁵. Зна­ком­ство с гре­че­ской мифо­ло­ги­ей обна­ру­жи­ва­ет­ся в рас­ска­зе о кино­ке­фа­лах, с помо­щью кото­рых буд­то бы лан­го­бар­ды победи­ли сво­их вра­гов (Pau­li Hist. Lang. I. 11), в саге о Ламис­сио, в кото­рую вклю­чен эле­мент мифа об ама­зон­ках (Pau­li Hist. Lang. I. 15). Упо­ми­ная о сыне Арнуль­фа мажор­до­ме Анхи­зе, отме­ча­ет, что тот был назван по име­ни тро­ян­ца Анхи­за (Pau­li Hist. Lang. VI. 23).

Позд­не­рим­ская лите­ра­ту­ра ока­за­ла вли­я­ние на отно­ше­ние Пав­ла Диа­ко­на к вар­вар­ско­му миру. Идею нрав­ст­вен­ной дегра­да­ции, вызван­ной изне­жен­но­стью пред­ста­ви­те­лей рим­ско­го обще­ства, он поло­жил в осно­ву рас­суж­де­ний о зна­че­нии пере­се­ле­ний в ран­ней исто­рии лан­го­бар­дов⁴⁶. Исто­рик гово­рит, что лан­го­бар­ды, изне­жен­ные без­мя­теж­ной жиз­нью на Эль­бе («без­мя­теж­ность — мать поро­ков и несет гибель»), где они пре­бы­ва­ли в тече­ние дли­тель­но­го пери­о­да, были раз­би­ты бул­га­ра­ми (Pau­li Hist. Lang. I. 16). В опре­де­ле­нии харак­те­ра дей­ст­вий вар­ва­ров по отно­ше­нию к рим­ля­нам пози­ция Пав­ла Диа­ко­на про­ти­во­ре­чи­ва. С одной сто­ро­ны, сле­дуя про­вар­вар­ской тра­ди­ции, он пыта­ет­ся объ­яс­нить жесто­кость вар­ва­ров не менее жесто­кой поли­ти­кой рим­лян, кото­рые тол­па­ми обра­ща­ли вар­вар­ских плен­ни­ков в рабов. С дру­гой сто­ро­ны, Павел Диа­кон нахо­дит­ся под вли­я­ни­ем тех рим­ских писа­те­лей, для кото­рых опла­ки­ва­ние несчаст­ной Ита­лии, стра­дав­шей от наше­ст­вий вар­ва­ров, сти­хий­ных бед­ст­вий, с.45 внут­рен­них рас­прей и бес­ко­неч­ных войн, ста­ло при­зна­ком пат­рио­ти­че­ских чувств и как бы лите­ра­тур­ным при­е­мом. Этим при­е­мом поль­зу­ет­ся исто­рик в харак­те­ри­сти­ке поло­же­ния позд­ней Рим­ской импе­рии: вар­ва­ры в тече­ние дли­тель­но­го вре­ме­ни раз­ру­ша­ли горо­да Илли­рии, Гал­лии и «несчаст­ной Ита­лии», кото­рая более дру­гих испы­та­ла их жесто­кость (Pau­li Hist. Lang. I. 1). Источ­ни­ком сведе­ний, без­услов­но, была рим­ская тра­ди­ция и на нее ука­зы­ва­ет Павел Диа­кон, употреб­ляя харак­тер­ный обо­рот — «рас­ска­зы­ва­ют».

Склон­ность Пав­ла Диа­ко­на к дра­ма­ти­че­ским опи­са­ни­ям и пре­уве­ли­че­ни­ям бед­ст­вий воен­но­го вре­ме­ни тоже наве­я­на зна­ком­ст­вом с антич­ной исто­рио­гра­фи­ей. В опи­са­ни­ях воен­ных дей­ст­вий про­тив Рима пре­об­ла­да­ет став­шая сте­рео­тип­ной фра­за «vas­tan­ti­bus om­nia per cir­cui­tum Lan­go­bar­dis» (Hist. Lang. III. 11). Сра­же­ние с фран­ка­ми закон­чи­лось таким раз­гро­мом, како­го дав­но не пом­ни­ли: мно­гие фран­ки были уби­ты, дру­гие взя­ты в плен, осталь­ные в стра­хе бежа­ли⁴⁷. Бит­ва лан­го­бар­дов с геру­ла­ми закон­чи­лась, по его сло­вам, уни­что­же­ни­ем геру­лов⁴⁸. В столк­но­ве­нии лан­го­бар­дов с гота­ми Тоти­лы «они (лан­го­бар­ды) истре­би­ли их до пол­но­го уни­что­же­ния…» (Pau­li Hist. Lang. II. 1). Поэ­ти­че­ской про­зой мож­но назвать опи­са­ния сти­хий­ных бед­ст­вий⁴⁹, пол­ны тра­гиз­ма сло­ва, завер­шаю­щие опи­са­ния набе­гов вар­ва­ров, воен­ных похо­дов — вой­ско уни­что­же­но, насе­ле­ние истреб­ле­но, горо­да и села раз­граб­ле­ны, сожже­ны, раз­ру­ше­ны, про­вин­ция опу­сто­ше­на⁵⁰.

Павел Диа­кон обна­ру­жи­ва­ет широ­кое зна­ком­ство с лите­ра­ту­рой позд­не­рим­ско­го и ран­не­сред­не­ве­ко­во­го пери­о­да. с.46 Упо­ми­на­ет Кас­си­о­до­ра, зная, что тот сла­вил­ся в Риме сво­ей уче­но­стью и оста­вил мно­го трудов (Hist. Lang. I. 25), назы­ва­ет рим­ских цер­ков­ных поэтов Мар­ка Дио­ни­сия и Ара­то­ра, ано­ним­но­го писа­те­ля из Равен­ны, соста­ви­те­ля вар­вар­ской гео­гра­фии, Иси­до­ра, Севе­ри­на, епи­ско­па Нори­ка (Hist. Lang. I. 18). Высо­ко ценил лите­ра­тур­ный талант Евгип­пия, Гри­го­рия I, Иор­да­на, Про­ко­пия, Гри­го­рия Тур­ско­го и Беды⁵¹. Осо­бен­но мно­го извле­че­ний из Гри­го­рия Тур­ско­го име­ет­ся в III кни­ге «Исто­рии лан­го­бар­дов», при­чем автор при­зна­ет­ся, что опи­са­ние победы Аута­ри над фран­ка­ми сде­ла­но «ip­sis pae­ne ver­bis» (Hist. Lang. III. 29)⁵². В изло­же­нии леген­ды о Гун­трамне осо­бо ого­ва­ри­ва­ет­ся, что оно взя­то не из «исто­рии фран­ков» (Pau­li Hist. Lang. III. 34). Э. Сестан убеди­тель­но дока­зал, что сооб­ще­ние Гри­го­рия Тур­ско­го о лан­го­бар­дах Павел Диа­кон пере­нес в «Исто­рию лан­го­бар­дов»⁵³.

Пря­мые заим­ст­во­ва­ния из лите­ра­ту­ры в то вре­мя не счи­та­лись при­зна­ком недоб­ро­со­вест­но­сти авто­ров или лег­ко­вес­но­сти их сти­ля. Наобо­рот, они слу­жи­ли про­яв­ле­ни­ем выс­шей почти­тель­но­сти к авто­ри­те­ту уче­ных и свиде­тель­ст­вом соб­ст­вен­ной уче­но­сти.

Источ­ни­ки визан­тий­ско­го про­ис­хож­де­ния зани­ма­ют осо­бое место в про­из­веде­ни­ях Пав­ла Диа­ко­на. Как в «Рим­ской исто­рии», так и в «Исто­рии лан­го­бар­дов» отно­ше­ния Запа­да и Восто­ка, поли­ти­ка Визан­тии в Ита­лии нахо­дят­ся в цен­тре вни­ма­ния. Павел Диа­кон собрал огром­ный фак­ти­че­ский мате­ри­ал, пере­осмыс­лил его с точ­ки зре­ния поли­ти­че­ских инте­ре­сов Лан­го­бард­ско­го королев­ства настоль­ко, чтобы в ито­ге ска­зать: «визан­тий­ская поли­ти­ка — неслы­хан­ное бед­ст­вие, не остав­ля­ю­щее и надеж­ды на жизнь» (Hist. Lang. V. 11).

Тем не менее офи­ци­аль­ная визан­тий­ская исто­рио­гра­фия сыг­ра­ла опре­де­лен­ную роль в рас­про­стра­не­нии Пав­лом Диа­ко­ном вер­сии о мас­со­вых убий­ствах и пора­бо­ще­нии рим­лян во вре­мя лан­го­бард­ско­го заво­е­ва­ния⁵⁴. Мно­гие собы­тия визан­тий­ской исто­рии Павел Диа­кон осве­щал по источ­ни­кам с.47 визан­тий­ско­го про­ис­хож­де­ния⁵⁵. Сведе­ния о пан­нон­ском пери­о­де исто­рии лан­го­бар­дов он чер­пал глав­ным обра­зом у визан­тий­ских авто­ров. В соот­вет­ст­вии с кон­цеп­ци­ей офи­ци­аль­ной визан­тий­ской исто­рио­гра­фии, пред­став­лен­ной Про­ко­пи­ем в «Исто­рии войн с гота­ми», лан­го­бар­ды пан­нон­ско­го пери­о­да — феде­ра­ты Восточ­ной импе­рии, ее союз­ни­ки в войне с гота­ми, их при­ход в Ита­лию — след­ст­вие при­гла­ше­ния Нар­зе­са. Одна­ко интер­пре­та­ция этих фак­тов дана Пав­лом Диа­ко­ном с анти­ви­зан­тий­ских пози­ций. При­гла­ше­ние Нар­зе­са сопро­вож­да­лось дур­ным пред­зна­ме­но­ва­ни­ем⁵⁶, таким обра­зом, Павел Диа­кон как бы пере­кла­ды­ва­ет всю ответ­ст­вен­ность за послед­ст­вия на визан­тий­цев. В «Рим­ской исто­рии» вни­ма­ние авто­ра сосре­дото­че­но на враж­деб­ных дей­ст­ви­ях визан­тий­ской армии про­тив Рима⁵⁷, отме­че­ны про­ис­ки кон­стан­ти­но­поль­ской дипло­ма­тии про­тив лан­го­бар­дов в стрем­ле­нии уста­но­вить союз с фран­ка­ми⁵⁸.

Трак­тов­ка поли­ти­че­ских собы­тий в «Исто­рии лан­го­бар­дов» при­об­ре­та­ет анти­ви­зан­тий­скую направ­лен­ность. Она про­яв­ля­ет­ся уже при осве­ще­нии пан­нон­ско­го пери­о­да, где Павел Диа­кон рас­хо­дит­ся с Про­ко­пи­ем в изло­же­нии и оцен­ке вза­и­моот­но­ше­ний лан­го­бар­дов с гепида­ми. Если Про­ко­пий акцен­ти­ру­ет вни­ма­ние на сою­зе лан­го­бар­дов с визан­тий­ским импе­ра­то­ром (мало­чис­лен­ность лан­го­бар­дов заста­ви­ла их обра­тить­ся за воен­ной помо­щью к Юсти­ни­а­ну), то Павел Диа­кон пока­зы­ва­ет борь­бу с гепида­ми как кров­ное дело самих лан­го­бар­дов. Враж­да была вызва­на бег­ст­вом к гепидам Иль­ди­ги­са, сына Тато и сопер­ни­ка Баки (I. 21). Павел Диа­кон под­чер­ки­ва­ет, что вой­на под­готов­ля­лась теми и дру­ги­ми (I. 23). Нару­ше­ние пере­ми­рия с гепида­ми Про­ко­пий объ­яс­ня­ет вер­но­стью лан­го­бар­дов в испол­не­нии союз­ни­че­ских обя­за­тельств по отно­ше­нию к Визан­тии⁵⁹. Моти­ви­ров­ка Пав­ла с.48 Диа­ко­на цели­ком осно­ва­на на народ­ном пре­да­нии⁶⁰. Про­ко­пий дела­ет акцент на дли­тель­но­сти и проч­но­сти воен­но-поли­ти­че­ско­го сою­за лан­го­бар­дов с Визан­ти­ей⁶¹ и пыта­ет­ся убедить, что фран­ки были злей­ши­ми вра­га­ми лан­го­бар­дов еще в то вре­мя⁶². Харак­те­ри­сти­ка пан­нон­ско­го пери­о­да исто­рии лан­го­бар­дов у Про­ко­пия соот­вет­ст­ву­ет офи­ци­аль­ной трак­тов­ке поли­ти­че­ских собы­тий во вре­мя оже­сто­чен­ной борь­бы за Ита­лию со сто­ро­ны визан­тий­ской дипло­ма­тии. Наста­и­вая на глу­бо­ких кор­нях сою­за лан­го­бар­дов с Визан­ти­ей⁶³, визан­тий­ская исто­рио­гра­фия рас­це­ни­ва­ла захват ими Ита­лии как узур­па­цию прав визан­тий­ско­го импе­ра­то­ра и оправ­ды­ва­ла свою актив­ную поли­ти­ку в Ита­лии. Павел Диа­кон созна­тель­но опус­ка­ет такие момен­ты в исто­рии лан­го­бар­дов, кото­рые про­ти­во­ре­чат их запад­ной ори­ен­та­ции. Он умол­чал о сою­зе лан­го­бард­ско­го коро­ля Ваки с визан­тий­ским импе­ра­то­ром⁶⁴, о пре­до­став­ле­нии им земель в Пан­но­нии для посе­ле­ния лан­го­бар­дов⁶⁵, о сою­зе лан­го­бар­дов с визан­тий­ца­ми в борь­бе с гепида­ми⁶⁶. В про­ти­во­вес это­му Павел Диа­кон под­чер­ки­ва­ет с.49 фак­ты уста­нов­ле­ния дру­же­ст­вен­ных кон­так­тов с фран­ка­ми, ори­ен­та­цию Аль­бо­и­на на вене­то-лигу­рий­ское духо­вен­ство, враж­деб­ное Визан­тии. Визан­тий­ской вер­сии о при­гла­ше­нии лан­го­бар­дов в Ита­лию Нар­зе­сом про­ти­во­по­став­ля­ет род­ство Аль­бо­и­на с родом Ама­лов⁶⁷, под­во­дит к мыс­ли о поли­ти­че­ском зна­че­нии убийств лан­го­бард­ских коро­лей Аль­бо­и­на и Кле­фа вслед­ст­вие интриг визан­тий­цев.

Идея фран­ко-лан­го­бард­ско­го сою­за про­тив Визан­тии выдви­ну­та Пав­лом Диа­ко­ном как основ­ное направ­ле­ние лан­го­бард­ской поли­ти­ки, она не име­ет доста­точ­но­го обос­но­ва­ния фак­та­ми поли­ти­че­ской исто­рии VI в., но хоро­шо пока­зы­ва­ет про­ти­во­по­лож­ность офи­ци­аль­но-исто­рио­гра­фи­че­ских постро­е­ний Запа­да и Восто­ка. Не отвер­гая в основ­ном досто­вер­ность собы­тий, опи­сы­вае­мых Про­ко­пи­ем и Пав­лом Диа­ко­ном, отме­тим наро­чи­тость в под­чер­ки­ва­нии их харак­те­ра, поли­ти­че­ско­го зна­че­ния, поли­ти­че­скую тен­ден­ци­оз­ность обо­их авто­ров и при­страст­ную обра­бот­ку Пав­лом Диа­ко­ном сво­их визан­тий­ских источ­ни­ков, при­чем харак­тер обра­бот­ки свиде­тель­ст­ву­ет о про­вар­вар­ских, даже профранк­ских сим­па­ти­ях Пав­ла Диа­ко­на.

Эти сим­па­тии при­бли­зи­ли Пав­ла Диа­ко­на к вос­при­я­тию неко­то­рых идей гото-рим­ской исто­рио­гра­фии⁶⁸. Полу­чен­ные у Иор­да­на сведе­ния поз­во­ли­ли Пав­лу Диа­ко­ну испра­вить лан­го­бард­ский источ­ник⁶⁹. Род­ство гот­ской и лан­го­бард­ской леген­ды о про­ис­хож­де­нии наро­да из Скан­ди­на­вии обна­ру­жи­ва­ет более глу­бо­кую идео­ло­ги­че­скую связь, чем про­стое заим­ст­во­ва­ние. Лан­го­бар­ды, всту­пив в Ита­лию, ста­ли поли­ти­че­ски­ми пре­ем­ни­ка­ми гер­ман­ских пле­мен, гос­под­ст­во­вав­ших в стране, и преж­де все­го готов, уже выра­ботав­ших свои опре­де­лен­ные поли­ти­че­ские идеи. Свою исто­рию лан­го­бар­ды долж­ны были пере­осмыс­лить в новых усло­ви­ях, испы­тав с.50 воздей­ст­вие гот­ской тра­ди­ции и офи­ци­аль­ной гото-визан­тий­ской исто­рио­гра­фии. Павел Диа­кон выпол­нил эту зада­чу, пред­ста­вив про­ис­хож­де­ние лан­го­бар­дов от обще­гер­ман­ско­го скан­ди­нав­ско­го кор­ня⁷⁰, а королев­ский род Аль­бо­и­на свя­зав род­ст­вом с Ама­ла­ми, пра­вив­ши­ми в Ита­лии до лан­го­бар­дов. Мож­но пред­по­ло­жить, что Павел Диа­кон, сле­дуя уст­ной тра­ди­ции в вопро­се о про­ис­хож­де­нии лан­го­бар­дов, наме­рен­но углуб­ля­ет древ­ность сво­его наро­да и пере­но­сит на лан­го­бар­дов все, что было извест­но о гер­ман­ских пле­ме­нах. Веро­ят­но, у Иор­да­на и Пав­ла Диа­ко­на был общий источ­ник — гер­ман­ские саги, сведе­ния о Скан­ди­на­вии как пра­ро­дине гер­ман­цев име­ют­ся и у Про­ко­пия⁷¹. Италь­ян­ская исто­рио­гра­фия про­шло­го и насто­я­ще­го вре­ме­ни свя­зы­ва­ет вопрос о скан­ди­нав­ском про­ис­хож­де­нии лан­го­бар­дов с пря­мым заим­ст­во­ва­ни­ем из гот­ской тра­ди­ции⁷². Но лан­го­бар­ды были близ­ки мно­гим гер­ман­ским пле­ме­нам, в уст­ной тра­ди­ции кото­рых про­ис­хож­де­ние наро­да из Скан­ди­на­вии ста­ло началь­ным пунк­том легенд и ска­за­ний⁷³.

с.51 Слож­ный про­цесс фор­ми­ро­ва­ния, этни­че­ско­го само­со­зна­ния не укла­ды­ва­ет­ся в узкие рам­ки кон­цеп­ции инфиль­тра­ции тра­ди­ций. Лите­ра­тур­ная обра­бот­ка худо­же­ст­вен­ной фан­та­зии с исполь­зо­ва­ни­ем гото­вых лите­ра­тур­ных образ­цов, тен­ден­ци­оз­ная интер­пре­та­ция исто­ри­че­ских фак­тов и мифо­ло­ги­че­ско­го мате­ри­а­ла с акцен­том на древ­нее и слав­ное про­шлое про­ис­хо­ди­ли в пери­од фор­ми­ро­ва­ния этни­че­ской и терри­то­ри­аль­ной общ­но­сти, когда уст­ная тра­ди­ция наро­дов, сопри­ка­са­ясь, выкри­стал­ли­зо­вы­ва­ет­ся в еди­ную осно­ву народ­но­го эпо­са. У Пав­ла Диа­ко­на не про­сле­жи­ва­ет­ся пря­мая связь с Иор­да­ном в харак­те­ре осмыс­ле­ния древ­ней исто­рии наро­да⁷⁴. Тот и дру­гой исхо­ди­ли из осо­бен­но­стей обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской харак­те­ри­сти­ки сво­его наро­да в пери­од пере­се­ле­ний. Воз­мож­но, идея скан­ди­нав­ско­го про­ис­хож­де­ния лан­го­бар­дов появи­лась как позд­няя часть уст­ной тра­ди­ции вслед­ст­вие тес­ных поли­ти­че­ских и хозяй­ст­вен­ных кон­так­тов не толь­ко с гота­ми, но и с дру­ги­ми вар­ва­ра­ми, жив­ши­ми в Ита­лии или при­шед­ши­ми туда с лан­го­бар­да­ми⁷⁵. Воз­ни­кав­шая этни­че­ская общ­ность спо­соб­ст­во­ва­ла пере­не­се­нию идеи тес­но­го един­ства в отда­лен­ное про­шлое, она вопло­ща­лась в тра­ди­цию об общем про­ис­хож­де­нии наро­дов и нахо­ди­ла под­твер­жде­ние в лите­ра­ту­ре⁷⁶. Была ли заим­ст­во­ва­на идея скан­ди­нав­ско­го про­ис­хож­де­ния лан­го­бар­дов у Иор­да­на или в уст­ной тра­ди­ции — не столь важ­но. Бес­спор­но одно — она про­шла через само­со­зна­ние наро­да, и Павел Диа­кон дал ей закон­чен­ную фор­му в соот­вет­ст­вии с новы­ми зада­ча­ми раз­ви­тия вар­вар­ской государ­ст­вен­но­сти и воз­ник­но­ве­ния поли­ти­че­ской идео­ло­гии.

Осо­бо­го вни­ма­ния заслу­жи­ва­ет стрем­ле­ние Пав­ла Диа­ко­на сле­до­вать при­е­мам рим­ской и визан­тий­ской исто­рио­гра­фии в веде­нии исто­ри­че­ско­го повест­во­ва­ния. с.52 Зани­ма­тель­ность рас­ска­за, хро­но­ло­ги­че­ское изло­же­ние собы­тий, подроб­ное осве­ще­ние извест­ных исто­ри­ку фак­тов, исполь­зо­ва­ние доку­мен­таль­ных источ­ни­ков⁷⁷, досто­вер­ность⁷⁸, исто­рич­ность в широ­ком зна­че­нии это­го поня­тия⁷⁹ при­бли­жа­ют «Исто­рию лан­го­бар­дов» к про­из­веде­ни­ям антич­ной исто­рио­гра­фии.

Павел Диа­кон рас­по­ла­гал тре­мя лан­го­бард­ски­ми источ­ни­ка­ми: «Исто­ри­ей дея­ний лан­го­бар­дов» абба­та Секун­да, «Хро­ни­кой лан­го­бар­дов», пред­по­слан­ной Эдик­ту Рота­ри, и уст­ной тра­ди­ци­ей, послед­няя зани­ма­ет боль­шое место в повест­во­ва­нии. Уче­ный пред­ста­вил пло­ды дол­говре­мен­но­го изу­че­ния и соби­ра­ния легенд, песен, рас­ска­зов, отно­ся­щих­ся как к началь­ной, так и к после­дую­щей исто­рии лан­го­бар­дов. Обра­ще­ние к уст­но­му народ­но­му сло­ву было харак­тер­ной чер­той антич­ной исто­рио­гра­фии, вос­при­ня­той ран­не­сред­не­ве­ко­вы­ми авто­ра­ми. Мно­гие пред­ста­ви­те­ли рим­ской и визан­тий­ской куль­ту­ры спе­ци­аль­но зани­ма­лись розыс­ком почти исчез­нув­ших пре­да­ний. Уст­ная тра­ди­ция зафик­си­ро­ва­на у Пав­ла Диа­ко­на осо­бы­ми обо­рота­ми «fa­ma est» (III. 32), «fer­tur» (I. 1, 8, 12, 15; V. 19), «si­cut a majo­ri­bus tra­di­tur» (I. 14), «nar­ra­tur» (I. 27; II. 8), введе­ни­ем пря­мой и кос­вен­ной речи (V. 2, 3), ссыл­ка­ми на геро­и­че­ские пес­ни лан­го­бар­дов, сак­сов, бава­ров (I. 27). Древ­ность этой тра­ди­ции под­твер­жда­ют рим­ские авто­ры I—II вв., отме­тив­шие мало­чис­лен­ность лан­го­бар­дов и их отваж­ный, воин­ст­вен­ный нрав, свой­ст­вен­ный, впро­чем, и дру­гим гер­ман­ским пле­ме­нам⁸⁰.

Павел Диа­кон широ­ко поль­зу­ет­ся народ­ны­ми ска­за­ни­я­ми о пере­се­ле­ни­ях пле­ме­ни лан­го­бар­дов (сага о Гам­ба­ре, о пер­вых гер­цо­гах Айо и Ибо­ре, о коро­ле Ламис­сио), о вой­нах с ван­да­ла­ми, бул­га­ра­ми, гун­на­ми, об этни­че­ской кон­со­лида­ции (саги о воз­ник­но­ве­нии назва­ния пле­ме­ни и о похо­де с.53 Аль­бо­и­на в Ита­лию). Древ­няя тра­ди­ция дает инте­рес­ный мате­ри­ал для изу­че­ния само­со­зна­ния наро­да, его обще­ст­вен­ной орга­ни­за­ции и быта в эпо­ху воен­ной демо­кра­тии. Не менее важ­ной для изу­че­ния явля­ет­ся ее поли­ти­че­ская интер­пре­та­ция в пери­од запи­си, кото­рая сопро­вож­да­ет­ся тен­ден­ци­оз­ной обра­бот­кой. Тща­тель­но под­би­ра­ет Павел Диа­кон леген­ды, отно­ся­щи­е­ся к воз­вы­ше­нию королев­ско­го авто­ри­те­та: сага о Ламис­сио, леген­да о сва­тов­стве Аута­ри и свида­нии с Тео­де­лин­дой (III. 30), о топо­ре коро­ля Аута­ри, о королев­ской горе и бизо­ньей шку­ре (II. 8), о королев­ском ору­жии и чаше Аль­бо­и­на (II. 28). Эти леген­ды в изло­же­нии исто­ри­ка слу­жи­ли под­твер­жде­ни­ем силы и мощи гла­вы королев­ства, королев­ско­го досто­ин­ства, осмыс­лен­но­го с пози­ций чело­ве­ка, вышед­ше­го за рам­ки пер­во­быт­но-общин­ных пред­став­ле­ний.

Следы тен­ден­ци­оз­ной обра­бот­ки народ­ной тра­ди­ции мож­но видеть в рас­ска­зе о столк­но­ве­нии лан­го­бар­дов с геру­ла­ми. Про­ко­пий, тоже поль­зо­вав­ший­ся народ­ны­ми пре­да­ни­я­ми, опре­де­лен­но ска­зал, что геру­лы «…под­чи­ни­ли себе лан­го­бар­дов и заста­ви­ли их пла­тить дань…»⁸¹. Павел Диа­кон умол­чал об этом фак­те, хотя тра­ди­ция зна­ла о нем, и Про­ко­пий вклю­чил в свое повест­во­ва­ние леген­ду о пред­зна­ме­но­ва­нии, опре­де­лив­шем победу в бит­ве. Мол­ча­ние Пав­ла Диа­ко­на может быть истол­ко­ва­но как свиде­тель­ство пред­на­ме­рен­но­го отбо­ра фольк­лор­но­го источ­ни­ка.

В пере­да­че уст­ной тра­ди­ции Пав­лом Диа­ко­ном еще про­сле­жи­ва­ют­ся ее язы­че­ские кор­ни. В родо­вом пре­да­нии о воз­вра­ще­нии пра­деда из авар­ско­го пле­на волк высту­па­ет в роли про­вод­ни­ка, так как в гер­ман­ской мифо­ло­гии силь­ные лес­ные зве­ри (волк, мед­ведь) все­гда при­но­си­ли успех или победу⁸², их сила и устра­шаю­щая мощь сим­во­ли­зи­ро­ва­ли покро­ви­тель­ство и защи­ту. В этой саге отра­зил­ся и дру­гой эле­мент народ­ных веро­ва­ний — культ лес­ных дере­вьев. Внут­ри забро­шен­но­го дома, в кото­рый вер­нул­ся изгнан­ник, вырос ясень, сим­вол с.54 кре­по­сти рода, про­дол­жи­тель­но­сти его муж­ско­го нача­ла⁸³. В саге о чаше Аль­бо­и­на, сде­лан­ной из голо­вы гепид­ско­го коро­ля Гуни­мун­да, тоже отра­зи­лись чер­ты древ­не­го язы­че­ско­го куль­та⁸⁴. Народ­ный харак­тер носят саги о Тео­де­лин­де, Ромиль­де, Гри­мо­аль­де и дру­гие, в кото­рых про­слав­ле­но цело­муд­рие жен­щи­ны и воин­ская отва­га.

Источ­ни­ком уст­ной тра­ди­ции, пред­став­лен­ной в «Исто­рии лан­го­бар­дов», часто была лич­ная инфор­ма­ция Пав­ла Диа­ко­на. При опи­са­нии Скан­ди­на­вии исто­рик ссы­ла­ет­ся не толь­ко на Пли­ния, но и на рас­ска­зы тех, кто видел ее бере­га (I. 2). Неко­то­рые пре­да­ния сооб­ща­ет со слов тех, кто видел «сво­и­ми гла­за­ми» (IV. 47), дру­гие поведал ста­рик, в прав­ди­во­сти слов кото­ро­го нель­зя сомне­вать­ся (II. 8). Пере­да­вая рас­ска­зы и леген­ды о борь­бе фри­уль­цев с ава­ра­ми, Павел Диа­кон ссы­ла­ет­ся на ста­рей­ших мужей, кото­рые участ­во­ва­ли в вой­нах (IV. 37; V. 19). В ряде слу­ча­ев Павел Диа­кон апел­ли­ру­ет к соб­ст­вен­ной осве­дом­лен­но­сти (II. 26, 28; V. 17), обна­ру­жи­вая инте­рес и зна­ние исто­рии сво­его наро­да.

В фор­ми­ро­ва­нии исто­ри­ко-фило­соф­ской кон­цеп­ции Пав­ла Диа­ко­на боль­шое зна­че­ние име­ла хри­сти­ан­ская духов­ная куль­ту­ра. Посвя­щен­ный в кли­ри­ки Павел по сво­е­му обще­ст­вен­но­му поло­же­нию и по обра­зо­ва­нию не мог не впи­тать в себя идеи като­ли­циз­ма, пустив­шие глу­бо­кие кор­ни в куль­ту­ру ран­не­го сред­не­ве­ко­вья. Италь­ян­ские мона­сты­ри име­ли боль­шое коли­че­ство руко­пи­сей хри­сти­ан­ских писа­те­лей и рас­про­стра­ня­ли их на обшир­ной терри­то­рии, вовле­кае­мой в сфе­ру вли­я­ния рим­ской церк­ви⁸⁵.

с.55 Начи­тан­ность Пав­ла Диа­ко­на в бого­слов­ской лите­ра­ту­ре вели­ка: в «Исто­рии лан­го­бар­дов» он назы­ва­ет труды Гри­го­рия I, напи­сан­ные для «поль­зы рим­ской церк­ви» (IV. 5), его диа­ло­ги (I. 26), жития свя­тых, при­во­дит тек­сты неко­то­рых писем папы, упо­ми­на­ет собра­ние псал­мов Кас­си­о­до­ра (I. 25), пас­халь­ное сочи­не­ние Дио­ни­сия из Рима, поэ­ти­че­ское опи­са­ние дея­ний апо­сто­лов Ара­то­ра (I. 25), поэ­зию Мар­ка (I. 26), сочи­не­ние о божьем суде архи­епи­ско­па Тео­до­ра (V. 30), труды Бенедик­та, осно­ва­те­ля Мон­те-Кас­син­ско­го мона­сты­ря (IV. 17). Зна­ет исто­рик труды хри­сти­ан­ских рито­ров и писа­те­лей: ему изве­стен ритор Приск из Кон­стан­ти­но­по­ля (I. 25), Кас­си­о­дор, Венан­ций Фор­ту­нат, Гри­го­рий Тур­ский, Севе­рин из Нори­ка, Иси­дор, Оро­зий, Евсе­вий и мно­гие дру­гие. В гла­зах Пав­ла Диа­ко­на их авто­ри­тет осо­бен­но высок. Неод­но­крат­но он воз­вра­ща­ет­ся к дея­ни­ям папы Гри­го­рия I, не упус­кая слу­чая ска­зать об их вели­чии (III. 24, 25; V. 31). Дея­ния и жизнь св. Бенедик­та, осно­ва­те­ля мона­сты­ря в Мон­те Кас­си­но, счи­та­ет достой­ны­ми апо­столь­ских доб­ле­стей (I. 26). Заслу­жи­ва­ет, по его мне­нию, глу­бо­ко­го почи­та­ния милан­ский архи­епи­скоп Бенедикт, «выдаю­щий­ся бла­го­че­сти­ем» (VI. 29), епи­скоп Нори­ка Севе­рин, кото­рый «спо­соб­ст­во­вал хри­сти­а­ни­за­ции ругов» (I. 19). В крат­ких сведе­ни­ях о Кас­си­о­до­ре, вид­ном уче­ном и поли­ти­че­ском дея­те­ле, под­черк­нул послед­ний пери­од жиз­ни — в мона­ше­стве. Хри­сти­ан­ская лите­ра­ту­ра ока­за­ла вли­я­ние на трак­тов­ку основ­ных момен­тов лан­го­бард­ской исто­рии, в част­но­сти, на опи­са­ние обсто­я­тельств заво­е­ва­ния Ита­лии, на стиль исто­ри­ка⁸⁶. Хри­сти­ан­скую обра­бот­ку полу­чи­ли неко­то­рые гер­ман­ские пре­да­ния: лан­го­бард­ские и франк­ские. Сага о вступ­ле­нии Аль­бо­и­на в Павию повест­ву­ет о том, что конь лан­го­бард­ско­го коро­ля упал в самых воротах горо­да и его не мог­ли под­нять, пока Аль­бо­ин не согла­сил­ся поща­дить жите­лей, при этом один из лан­го­бар­дов ска­зал: «а ведь народ этот — хри­сти­ан­ский» (II. 27). Сагу об убий­стве Аль­бо­и­на Павел Диа­кон закан­чи­ва­ет хри­сти­ан­ской сен­тен­ци­ей по пово­ду тра­ги­че­ской смер­ти заго­вор­щи­ков: «судом все­мо­гу­ще­го бога под­лые убий­цы погиб­ли в один миг» (II. 29). Франк­ская с.56 леген­да о коро­ле Гун­трамне в изло­же­нии Пав­ла Диа­ко­на утвер­жда­ла идею бла­го­че­сти­вых даров церк­ви (III. 34)⁸⁷. В сагу о пере­се­ле­нии лан­го­бар­дов в Гер­ма­нию впле­те­на ран­не­хри­сти­ан­ская леген­да о семи хри­сти­а­нах, погру­жен­ных в сон, кото­рые будут про­сы­пать­ся по мере обра­ще­ния гер­ман­цев в хри­сти­ан­ство⁸⁸. Язы­че­ской саге о Годане, дав­шем победу над ван­да­ла­ми вин­нил­ам, исто­рик при­да­ет зна­че­ние шут­ли­вой бас­ни, заклю­чая, что победа не во вла­сти и воле людей, но дару­ет­ся богом. Язы­че­ские пред­став­ле­ния о том, что победы мож­но добить­ся чело­ве­че­ской лов­ко­стью и обра­ще­ни­ем к покро­ви­тель­ству язы­че­ских богов, в пони­ма­нии Пав­ла Диа­ко­на достой­ны сме­ха (I. 8). Эле­мент кри­ти­ки саги име­ет место не с исто­ри­че­ских пози­ций, а в соот­вет­ст­вии с хри­сти­ан­ско-бого­слов­ским миро­воз­зре­ни­ем исто­ри­ка.

Исто­ри­ко-фило­соф­ская кон­цеп­ция Пав­ла Диа­ко­на пред­став­ля­ет­ся свое­об­раз­ным пре­лом­ле­ни­ем идеи пред­опре­де­ле­ния в све­те еще язы­че­ских пред­став­ле­ний о вме­ша­тель­стве богов и духов в дела людей, в исто­ри­че­ские судь­бы наро­да. При­чи­ны пора­же­ния геру­лов Павел Диа­кон объ­яс­ня­ет суж­де­ни­ем, соеди­няв­шим нрав­ст­вен­ную кате­го­рию родо­вых обы­ча­ев с хри­сти­ан­ским дог­ма­том: «не угод­на богу победа, одер­жан­ная над гостем» (I. 24). Боже­ст­вен­ный про­мы­сел, «вну­ше­ние все­мо­гу­ще­го бога» он видит в том, что Ари­перт слу­чай­но сохра­нил жизнь мало­лет­не­му Лиут­пран­ду, уни­что­жив весь его род (VI. 22), что пра­деду во сне явил­ся чело­век, ука­зав­ший путь на роди­ну, в Ита­лию (IV. 37), что Перк­та­ри­та какой-то голос изве­стил о кон­чине Гри­мо­аль­да: «то была божья весть» (V. 23, 33). Хри­сти­ан­ская идея воз­мездия за гре­хов­ность чело­ве­че­ства зву­чит в рас­ска­зах о сти­хий­ных бед­ст­ви­ях: в Кон­стан­ти­но­по­ле мно­го гро­зо­вых стрел упа­ло в гущу наро­да, что было зна­ком уни­что­же­ния нечи­стой ере­си (VI. 4); в Павии во вре­мя эпиде­мии по горо­ду ходи­ли доб­рый и злой анге­лы, пора­жав­шие из лука дом, жите­ли кото­ро­го на дру­гой день поги­ба­ли. Мор пре­кра­тил­ся толь­ко тогда, когда в город при­вез­ли свя­тые мощи (VI. 5).

Опре­де­ля­ю­щее зна­че­ние боже­ст­вен­но­го про­мыс­ла в объ­яс­не­нии исто­ри­че­ских собы­тий соче­та­ет­ся у Пав­ла Диа­ко­на с.57 с язы­че­ским пони­ма­ни­ем соот­вет­ст­вия зем­ных и небес­ных явле­ний⁸⁹, с верой в при­ме­ты народ­но-язы­че­ско­го про­ис­хож­де­ния⁹⁰. Пере­пле­те­ние хри­сти­ан­ских идей с язы­че­ским вос­при­я­ти­ем поли­ти­че­ских собы­тий рас­кры­ва­ет­ся в леген­де о заго­во­ре Кунинк­пер­та про­тив сво­их поли­ти­че­ских вра­гов. Когда король раз­мыш­лял, как бы ему рас­пра­вить­ся с Гиль­до­ном и Гра­у­зо­ном, в окно вле­те­ла муха, король пытал­ся убить ее, но толь­ко ото­рвал лап­ку. Вско­ре ста­ло извест­но, что какой-то хро­мой пред­у­предил Гиль­до­на и Гра­у­зо­на, и они нашли убе­жи­ще в церк­ви. Король понял, что муха была злым духом, рас­крыв­шим его замы­сел (VI. 6). Для Пав­ла Диа­ко­на наме­ре­ние Кунинк­пер­та, дру­же­ст­вен­но отно­сив­ше­го­ся к хри­сти­ан­ской церк­ви, — доб­рый замы­сел, и его не сму­ща­ет, что он объ­явил бег­ство под защи­ту этой церк­ви делом зло­го духа.

В осно­ве фило­соф­ско-исто­ри­че­ско­го мыш­ле­ния Пав­ла Диа­ко­на лежит хри­сти­ан­ская кон­цеп­ция боже­ст­вен­но­го пред­на­чер­та­ния исто­ри­че­ских собы­тий. Бог мыс­лит­ся им как защит­ник всех хри­сти­ан, в том чис­ле и лан­го­бар­дов, после их обра­ще­ния к хри­сти­ан­ско-като­ли­че­ской вере, он дару­ет им победу (IV. 21; V. 41), но за гре­хи лан­го­бард­ских коро­лей, боров­ших­ся с рим­ской цер­ко­вью, он кара­ет народ. В этом отно­ше­нии харак­тер­на леген­да, пред­ве­щав­шая судь­бу лан­го­бард­ско­го гос­под­ства в Ита­лии. В хри­сти­ан­ско-рим­ской вер­сии, дан­ной в «Рим­ской исто­рии», свя­щен­ник ска­зал визан­тий­ско­му импе­ра­то­ру Кон­стан­цию: пле­мя лан­го­бар­дов нель­зя сокру­шить, с.58 так как короле­ва воз­двиг­ла цер­ковь св. Иоан­на, заступ­ни­ка лан­го­бар­дов, но при­дет вре­мя, когда она будет осквер­не­на, и тогда народ погибнет⁹¹. В «Исто­рии лан­го­бар­дов» Павел Диа­кон при­да­ет поли­ти­че­скую окра­шен­ность тези­су о почи­та­нии церк­ви св. Иоан­на: «почи­та­ние долж­но быть бес­ко­рыст­ным, но не за гре­хи пороч­ной жиз­ни» (V. 6). Может быть автор наме­кал на пороч­ность мир­ской жиз­ни вооб­ще, может быть имел в виду забве­ние прин­ци­пов хри­сти­ан­ской мора­ли в государ­ст­вен­ной поли­ти­ке, направ­лен­ной про­тив рим­ской церк­ви. Таким обра­зом, в раз­ви­тии идея Пав­ла Диа­ко­на, сло­жив­ша­я­ся под вли­я­ни­ем рим­ско-хри­сти­ан­ской док­три­ны, объ­яс­ня­ет паде­ние Лан­го­бард­ско­го королев­ства поли­ти­кой его пра­ви­те­лей, кото­рые в стрем­ле­нии к воз­вы­ше­нию цар­ства столк­ну­лись с инте­ре­са­ми рим­ской церк­ви. Логи­че­ский вывод бого­слов­ской кон­цеп­ции про­ти­во­ре­чил праг­ма­ти­че­ско­му замыс­лу куль­тур­но-исто­ри­че­ско­го повест­во­ва­ния: пока­зать вели­чие лан­го­бард­ско­го наро­да и уве­ко­ве­чить его сла­ву. Раз­лад меж­ду бого­слов­ско-фило­соф­ской трак­тов­кой исто­рии и соци­аль­но-пат­рио­ти­че­ским чув­ст­вом не поз­во­лил исто­ри­ку завер­шить свой труд.

По срав­не­нию с дру­ги­ми хри­сти­ан­ски­ми исто­ри­ка­ми ран­не­го сред­не­ве­ко­вья у Пав­ла Диа­ко­на нет осо­бо­го акцен­та на хри­сти­ан­ский пес­си­мизм: он не сету­ет на зем­ную сует­ность, на ужа­сы вой­ны, а в оцен­ке войн исхо­дит из поли­ти­че­ских резуль­та­тов. Тем не менее рим­ско-като­ли­че­ская идео­ло­гия ока­за­ла решаю­щее воздей­ст­вие на трак­тов­ку основ­ных вопро­сов исто­рии лан­го­бар­дов в Ита­лии⁹². При­сталь­ное вни­ма­ние к делам рим­ской церк­ви, к успе­хам хри­сти­а­ни­за­ции вар­вар­ских наро­дов (IV. 36; V. 30; VI. 58), к цер­ков­ной поли­ти­ке лан­го­бард­ских коро­лей отра­жа­ет в идео­ло­гии про­цесс ста­нов­ле­ния ран­не­фе­о­даль­ной государ­ст­вен­но­сти, опи­рав­шей­ся на под­держ­ку цер­ков­ной орга­ни­за­ции.

Миро­воз­зре­ние Пав­ла Диа­ко­на скла­ды­ва­лось в эпо­ху Каро­линг­ско­го воз­рож­де­ния. Поли­ти­че­ские иде­а­лы этой эпо­хи были свя­за­ны с пони­ма­ни­ем исто­ри­че­ской роли таких инсти­ту­тов фео­даль­ной государ­ст­вен­но­сти, как монар­хия и цер­ковь. Харак­тер их сущ­но­сти и вли­я­ния на обще­ст­вен­но-поли­ти­че­скую жизнь, на вза­и­моот­но­ше­ния государ­ства и церк­ви, с.59 зна­че­ние пап­ско­го авто­ри­те­та ста­но­вят­ся суще­ст­вен­ны­ми вопро­са­ми фило­соф­ско-исто­ри­че­ской мыс­ли⁹³. Будучи бли­зок ко дво­ру Кар­ла Вели­ко­го, Павел Диа­кон имел непо­сред­ст­вен­ное отно­ше­ние к выра­бот­ке и вос­при­я­тию основ­ных идей того вре­ме­ни, скла­ды­вав­ших­ся под вли­я­ни­ем рим­ско-хри­сти­ан­ской док­три­ны Авгу­сти­на. «Исто­рия лан­го­бар­дов», воз­мож­но, была заду­ма­на для обос­но­ва­ния и воз­вы­ше­ния авто­ри­те­та королев­ской вла­сти, вер­ши­ной кото­рой счи­та­лась сла­ва победи­те­ля. В пред­став­ле­нии исто­ри­ка пле­мя лан­го­бар­дов — древ­нее и про­слав­лен­ное, но реаль­ная воен­ная сила и пре­иму­ще­ства франк­ско­го импе­ра­то­ра сде­ла­ли его пре­ем­ни­ком вла­сти лан­го­бард­ских коро­лей. Такой под­текст пат­рио­ти­че­ской исто­рии Пав­ла Диа­ко­на поз­во­ля­ет выдви­нуть гипо­те­зу о профранк­ской поли­ти­че­ской тен­ден­ции авто­ра. Без­услов­но, эту глав­ную поли­ти­че­скую линию нель­зя отож­дествлять с анти­лан­го­бард­ской направ­лен­но­стью труда: поис­ки исто­ри­че­ских основ сбли­же­ния лан­го­бар­дов с фран­ка­ми в пан­нон­ский пери­од пере­рас­та­ют в идею хри­сти­ан­ско­го един­ства гер­ман­ских пле­мен, кото­рое воз­ни­ка­ет и раз­ви­ва­ет­ся в рам­ках сна­ча­ла лан­го­бард­ской, а затем и франк­ской государ­ст­вен­но­сти⁹⁴.

Исхо­дя из антич­ных поли­ти­че­ских идей, Павел Диа­кон счи­та­ет кри­те­ри­ем закон­но­сти королев­ской вла­сти прав­ле­ние сооб­раз­но с обще­ст­вен­ной поль­зой. Таким прин­ци­пом, по его мне­нию, руко­вод­ст­во­ва­лись совет­ни­ки Тео­де­лин­ды, раз­ре­шив­шие ей выбрать мужем «…ta­lem sci­li­cet qui reg­num re­ge­re uti­li­ter pos­sit…» (III. 35). Государ­ст­вен­ное прав­ле­ние с при­вле­че­ни­ем муд­рей­ших мужей («con­si­lium cum pru­den­ti­bus ha­bens» — III. 35) кажет­ся Пав­лу Диа­ко­ну иде­аль­ным и вполне реаль­ным в силу спе­ци­фи­че­ских черт ран­не­фе­о­даль­но­го государ­ства, опи­рав­ше­го­ся на обще­ст­вен­ное мне­ние воз­вы­шаю­щей­ся зна­ти. С точ­ки зре­ния закон­но­сти и целе­со­об­раз­но­сти суще­ст­ву­ю­щей вла­сти Павел Диа­кон осуж­дал меж­до­усо­би­цы, с.60 раздо­ры, сопер­ни­че­ство вое­на­чаль­ни­ков⁹⁵. Иде­аль­ный пра­ви­тель в изо­бра­же­нии писа­те­ля — доб­ро­де­тель­ный като­лик (V. 33), государ­ст­вен­ный муж (VI. 26), чело­век, осу­ществля­ю­щий пра­во­судие во имя обще­го бла­га⁹⁶ («vir be­nin­gus et po­pu­lum sua­vi­ter re­gens» — V. 23).

Поли­ти­че­ская кон­цеп­ция Пав­ла Диа­ко­на осно­ва­на на двух иде­ях: на идее поли­ти­че­ско­го един­ства гер­ман­ских наро­дов, вопло­щен­ной в обра­зо­ва­нии сна­ча­ла лан­го­бард­ско­го, а затем франк­ско­го государ­ства, и на идее сою­за королев­ской вла­сти с като­ли­че­ской цер­ко­вью. Нару­ше­ние сою­за, забве­ние инте­ре­сов церк­ви неиз­беж­но ведет к воз­мездию⁹⁷, в соот­вет­ст­вии с этой кон­цеп­ци­ей исто­рик мог вос­при­ни­мать франк­ское заво­е­ва­ние, оста­вив нена­пи­сан­ной послед­нюю стра­ни­цу лан­го­бард­ской исто­рии. В постро­е­нии и обос­но­ва­нии этой поли­ти­че­ской кон­цеп­ции Павел Диа­кон чер­пал мате­ри­ал из рим­ской исто­рии и про­из­веде­ний фило­соф­ско-поли­ти­че­ской мыс­ли древ­но­сти.

Неко­то­рые нрав­ст­вен­ные иде­а­лы и кри­те­рии в оцен­ке поведе­ния и дея­тель­но­сти чело­ве­ка были вос­пи­та­ны антич­ны­ми фило­соф­ско-эти­че­ски­ми прин­ци­па­ми. Павел Диа­кон убеж­ден, что толь­ко сво­и­ми при­род­ны­ми каче­ства­ми воз­вы­ша­ет­ся чело­век к сла­ве обще­ст­вен­ной (VI. 26), что источ­ни­ком бла­го­род­ства явля­ет­ся лич­ное муже­ство, пре­дан­ность сво­е­му дол­гу⁹⁸.

с.61 Талант­ли­вый и трудо­лю­би­вый исто­рик, собрав­ший бога­тый лан­го­бард­ский фольк­лор, был вни­ма­тель­ным быто­пи­са­те­лем, кото­ро­го инте­ре­со­вал духов­ный мир наро­да, его нра­вы и обы­чаи. Исто­рик рас­кры­ва­ет содер­жа­ние нрав­ст­вен­ных оце­нок, кото­ры­ми руко­вод­ст­во­ва­лось лан­го­бард­ское обще­ство: вер­ность дан­ной клят­ве⁹⁹, обы­чай госте­при­им­ства, ува­же­ние к памя­ти погиб­ших вои­нов (V. 34). В муж­чине цени­ли отва­гу¹⁰⁰, в жен­щине — доб­роту, скром­ность, цело­муд­рие¹⁰¹. Тща­тель­ность в под­бо­ре этно­гра­фи­че­ско­го мате­ри­а­ла сбли­жа­ет сочи­не­ние Пав­ла Диа­ко­на с луч­ши­ми этно­гра­фи­че­ски­ми опи­са­ни­я­ми антич­ных авто­ров.

Мно­гие вопро­сы миро­воз­зре­ния Пав­ла Диа­ко­на еще ждут сво­его иссле­до­ва­ния, тем не менее скла­ды­ва­ет­ся убеж­де­ние в том, что поли­ти­че­ские взгляды писа­те­ля име­ют непо­сред­ст­вен­ную связь с антич­ной поли­ти­че­ской мыс­лью и воз­ник­но­ве­ни­ем поли­ти­че­ской идео­ло­гии IX в. Обос­но­ва­ние монар­хи­че­ских начал в орга­ни­за­ции вар­вар­ско­го королев­ства, при­сталь­ное вни­ма­ние к про­бле­ме вза­и­моот­но­ше­ний церк­ви и королев­ской вла­сти, поста­нов­ка вопро­са о соот­но­ше­нии авто­ри­те­та коро­ля и пра­во­судия — эти эле­мен­ты поли­ти­че­ской тео­рии ран­не­го сред­не­ве­ко­вья мож­но най­ти в «Исто­рии лан­го­бар­дов». Павел Диа­кон как исто­рик и поли­тик сто­ит на рубе­же антич­ной, визан­тий­ской и ран­не­сред­не­ве­ко­вой науч­ной мыс­ли.

Изу­чая твор­че­ство Пав­ла Диа­ко­на, при­хо­дим к выво­ду о глу­бо­кой свя­зи исто­ри­ка с рим­ско-хри­сти­ан­ской духов­ной куль­ту­рой. Эта связь про­яв­ля­ет­ся не толь­ко в зна­ком­стве со мно­ги­ми ее пред­ста­ви­те­ля­ми, но и в твор­че­ском вос­при­я­тии идей­но­го наследия позд­ней антич­ной исто­рио­гра­фии. с.62 В исто­ри­че­ских сочи­не­ни­ях рим­ских авто­ров и в хри­сти­ан­ской апо­ло­ге­ти­че­ской лите­ра­ту­ре он нахо­дил обос­но­ва­ние идеи пре­вос­ход­ства государ­ст­вен­ных начал над пле­мен­ной раз­дроб­лен­но­стью вар­вар­ско­го мира, чер­пал убеж­де­ние в высо­ком авто­ри­те­те цер­ков­ной орга­ни­за­ции и необ­хо­ди­мо­сти сою­за государ­ства с цер­ко­вью. Идеи пра­во­судия и обще­ст­вен­ной поль­зы лег­ли в осно­ву его трак­тов­ки закон­но­сти королев­ской вла­сти. Павел Диа­кон вос­при­ни­мал эти идеи в соот­вет­ст­вии с реаль­ной исто­ри­че­ской дей­ст­ви­тель­но­стью сво­его вре­ме­ни. Идея рим­ско­го един­ства у него пере­рас­та­ет в идею един­ства рим­ско­го и вар­вар­ско­го поли­ти­че­ско­го наследия на Запа­де в про­ти­во­вес Визан­тии.

Павел Диа­кон про­дол­жил луч­шие тра­ди­ции антич­ной исто­рио­гра­фии. Ее вли­я­ние ска­за­лось на мето­де исто­ри­че­ско­го твор­че­ства писа­те­ля. В «Исто­рии лан­го­бар­дов» заду­ма­на и отча­сти осу­щест­вле­на схе­ма постро­е­ния во все­об­ще-исто­ри­че­ском плане, дано хро­но­ло­ги­че­ски после­до­ва­тель­ное исто­ри­че­ское повест­во­ва­ние о собы­ти­ях в Запад­ном и Восточ­ном мире. По при­ме­ру сво­их рим­ских пред­ше­ст­вен­ни­ков он широ­ко поль­зу­ет­ся раз­но­об­раз­ны­ми типа­ми источ­ни­ков: пись­мен­ны­ми, доку­мен­таль­ны­ми, уст­ной леген­дой, при­ме­няя метод кри­ти­че­ской оцен­ки и отбо­ра. Исто­рио­гра­фия импе­ра­тор­ской эпо­хи ока­за­ла вли­я­ние на спо­соб систе­ма­ти­за­ции мате­ри­а­ла по внут­рен­ней исто­рии лан­го­бар­дов. Она изла­га­ет­ся в основ­ном как исто­рия прав­ле­ния отдель­ных коро­лей с тра­ди­ци­он­ным деле­ни­ем на собы­тия при­двор­ной жиз­ни и внеш­ней поли­ти­ки.

Зани­ма­тель­ность рас­ска­за, тща­тель­ная сти­ли­сти­че­ская обра­бот­ка, дра­ма­ти­за­ция мно­гих собы­тий дела­ют «Исто­рию лан­го­бар­дов» близ­кой к про­из­веде­ни­ям антич­ной исто­рио­гра­фии. Павел Диа­кон как исто­рик при­над­ле­жит к тем луч­шим пред­ста­ви­те­лям ран­не­сред­не­ве­ко­вой исто­рио­гра­фии, кото­рые сво­и­ми труда­ми спо­соб­ст­во­ва­ли раз­ви­тию евро­пей­ской куль­ту­ры на базе антич­но­го наследия.