Рецензия на:
М. ТУЛЛИЙ ЦИЦЕРОН. ПИСЬМА К АТТИКУ, БЛИЗКИМ, БРАТУ КВИНТУ, МАРКУ БРУТУ, II том.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна. АН СССР, М.—Л., 1950,
502 стр., тираж 5 000 экз., цена 20 р. 75 к.

с.89 Вто­рой том писем Цице­ро­на вышел в свет срав­ни­тель­но ско­ро после пер­во­го (июнь 1949 — март 1950). Надо наде­ять­ся, что и послед­ний, III том писем не заста­вит слиш­ком дол­го ожи­дать себя. Толь­ко после выхо­да в свет все­го это­го поис­ти­не огром­но­го труда мож­но будет еще раз про­ду­мать и охва­тить все содер­жа­ние этой работы в целом и пол­но­стью оце­нить то зна­че­ние, кото­рое она при­об­ре­та­ет в нашей исто­ри­че­ской лите­ра­ту­ре, а так­же ее лите­ра­тур­ные досто­ин­ства и недо­стат­ки и то ее науч­ное оформ­ле­ние, кото­рое не толь­ко облег­ча­ет пони­ма­ние ее, но от качеств кото­ро­го под­час зави­сит сама воз­мож­ность это­го пони­ма­ния.

Во вто­ром томе науч­ный аппа­рат зна­чи­тель­но мень­ше, чем в пер­вом. Этот том заклю­ча­ет в себе пере­вод тек­ста писем (от № 205 до 474, стр. 7—404), при­ме­ча­ния (стр. 407—487) и ука­за­тель к пись­мам как по местам их отправ­ле­ния (стр. 488—495), так и в соот­но­ше­нии с тра­ди­ци­он­ным рас­пре­де­ле­ни­ем писем — к Атти­ку, к близ­ким, к Бру­ту (стр. 495—501). Прав­да, во вто­ром томе име­ет­ся очень цен­ное при­ло­же­ние, а имен­но — 2 кар­ты («Восточ­ные про­вин­ции Рима» и «Ита­лия в эпо­ху рес­пуб­ли­ки»). Для чте­ния писем дан­но­го тома, вклю­чаю­ще­го в себя исто­рию граж­дан­ской вой­ны, кар­ты крайне необ­хо­ди­мы; одна­ко была бы очень полез­на и кар­та север­ной Гре­ции, где разыг­рал­ся послед­ний акт борь­бы меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем.

Ввиду того, что в насто­я­щее вре­мя послед­ний, III том писем Цице­ро­на еще под­готов­ля­ет­ся к печа­ти и в него могут быть вне­се­ны допол­не­ния, мы счи­та­ем необ­хо­ди­мым повто­рить сле­дую­щие насто­я­тель­ные поже­ла­ния:

1) так как крат­кие исто­ри­че­ские очер­ки перед каж­дым разде­лом писем (рас­пре­де­лен­ных по пери­о­дам дея­тель­но­сти Цице­ро­на) вклю­чить уже невоз­мож­но, то сле­ду­ет в заклю­че­нии дать подроб­ную син­хро­ни­сти­че­скую таб­ли­цу, в кото­рой были бы ука­за­ны: а) исто­ри­че­ские собы­тия; б) собы­тия лич­ной жиз­ни Цице­ро­на и в) назва­ния его про­из­веде­ний и нуме­ра­ция писем соот­вет­ст­вен­но дан­но­му изда­нию;

2) при­ло­жить подроб­ный имен­ной ука­за­тель, с основ­ны­ми сведе­ни­я­ми о каж­дом при­веден­ном лице;

3) дать крат­кий очерк государ­ст­вен­но­го устрой­ства Рим­ской рес­пуб­ли­ки (порядок про­хож­де­ния маги­ст­ра­тур, про­веде­ния выбо­ров и т. п.).

Все эти поже­ла­ния отнюдь нель­зя счи­тать отно­ся­щи­ми­ся к внеш­не­му оформ­ле­нию кни­ги, они пре­сле­ду­ют цель сде­лать ее более полез­ной, инте­рес­ной и доступ­ной чита­те­лю неспе­ци­а­ли­сту.

Вто­рой том писем охва­ты­ва­ет пери­од от 51 до 46 гг. до н. э., т. е. вре­мя, осо­бен­но важ­ное для исто­рии Рима. В тот пери­од, к кото­ро­му отно­си­лись пись­ма пер­во­го тома, эти важ­ней­шие собы­тия толь­ко назре­ва­ли. Уже в пер­вом разде­ле вто­ро­го тома, в пись­мах 51—50 гг. (вре­ме­ни про­кон­суль­ства Цице­ро­на в Кили­кии), не менее инте­рес­ны­ми, чем пись­ма само­го Цице­ро­на, явля­ют­ся живые и ост­ро­ум­ные пись­ма его с.90 рим­ско­го корре­спон­ден­та, Целия Руфа, кото­рый дер­жал Цице­ро­на в кур­се рим­ских собы­тий и спле­тен. В пери­од же откры­той граж­дан­ской вой­ны исклю­чи­тель­ный инте­рес при­об­ре­та­ют пись­ма само­го Цице­ро­на. Конеч­но, инте­рес­ны не столь­ко лич­ные коле­ба­ния Цице­ро­на и его сето­ва­ния на неуда­чи и уда­ры по само­лю­бию, сколь­ко те бег­лые зари­сов­ки, в кото­рых ярко отра­же­ны сна­ча­ла пани­ка в Риме, пол­ная рас­те­рян­ность и без­во­лие сена­та, затем нарас­таю­щее озлоб­ле­ние гиб­ну­щей кон­сер­ва­тив­но-рес­пуб­ли­кан­ской пар­тии и мел­кие скло­ки сре­ди отпрыс­ков ари­сто­кра­ти­че­ских семей, ухва­тив­ших­ся за Пом­пея, как един­ст­вен­но­го пол­ко­во­д­ца, но пре­зи­рав­ших его, как нерав­но­го себе по знат­но­сти, и, нако­нец, то пол­ное разо­ча­ро­ва­ние в сво­их целях, с кото­рым послед­ние облом­ки рес­пуб­ли­кан­ской пар­тии скло­ни­ли голо­вы перед Цеза­рем. Все ста­дии это­го про­цес­са ярко отра­зи­лись в рецен­зи­ру­е­мых пись­мах.

При пер­вом изве­стии о при­бли­же­нии Цеза­ря Цице­рон воз­ла­га­ет все надеж­ды на Пом­пея; он назы­ва­ет его: «храб­рый, опыт­ный и чрез­вы­чай­но силь­ный авто­ри­те­том муж» (стр. 176, ad Att., VII, 8) (vi­rum for­tem et pe­ri­tum et plu­ri­mum auc­to­ri­ta­te va­len­tem), Цеза­ря он счи­та­ет сво­им «поли­ти­че­ским про­тив­ни­ком» (αν­τι­πολι­τευομέωοω) и, оче­вид­но, сам при­мы­ка­ет к мне­нию тех, кто пола­га­ет, что «нам более все­го сле­ду­ет боять­ся его кон­суль­ства» (стр. 178, ad Att., VII, 9). Это — пись­ма от декаб­ря 50 г.

Про­хо­дит все­го два меся­ца, и мне­ние Цице­ро­на о Пом­пее рез­ко меня­ет­ся. «Наш Пом­пей ниче­го не сде­лал разум­но, ниче­го храб­ро¹, ниче­го, добав­лю я, что не было про­тив­ным мое­му сове­ту и авто­ри­те­ту» (стр. 221, ad Att., VIII, 3). «Что отвра­ти­тель­нее, что бес­по­рядоч­нее, чем это уда­ле­ние из Рима или, луч­ше, позор­ней­шее бег­ство?» (quid foe­dius, quid per­tur­ba­tius hoc ab ur­be dis­ces­su si­ve po­tius tur­pis­si­ma fu­ga?). И, нако­нец, уже срав­ни­тель­но бла­го­по­луч­но выпу­тав­шись из сво­ей аван­тю­ры, Цице­рон в 46 г. откры­то рас­ка­и­ва­ет­ся в поезд­ке в Дирра­хий к Пом­пею и дает жесто­кую харак­те­ри­сти­ку пом­пе­ян­цев, вполне сов­па­даю­щую с пре­зри­тель­ны­ми отзы­ва­ми о них само­го Цеза­ря (de bell. civ., кн. III, гл. 82, 83). «Во-пер­вых — ни мно­го­чис­лен­ных, ни бое­спо­соб­ных сил; во-вто­рых, поми­мо пол­ко­вод­цев и немно­гих поми­мо него осталь­ные, во-пер­вых, во вре­мя самих воен­ных дей­ст­вий про­яви­ли хищ­ность, во-вто­рых, в выска­зы­ва­ни­ях были так жесто­ки, что я при­хо­дил в ужас от самой победы; но глав­ное — это дол­ги людей, самых высо­ких по поло­же­нию. Что еще нуж­но?» (стр. 387, ad fam., VII, 3). Пом­пей, по мне­нию Цице­ро­на, «имея неис­пы­тан­ное и сбор­ное вой­ско, завя­зал бой с силь­ней­ши­ми леги­о­на­ми и, побеж­ден­ный, постыд­ней­шим обра­зом, поте­ряв даже лагерь, бежал один» (стр. 388).

Даже по этим отры­воч­ным при­ме­рам вид­но, как мно­го живо­го, цен­но­го исто­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла могут дать пись­ма Цице­ро­на. Ни в рус­ской, ни в зару­беж­ной лите­ра­ту­ре этот мате­ри­ал не исполь­зо­ван доста­точ­но. Кни­га Арда­ше­ва «Пере­пис­ка Цице­ро­на, как источ­ник для исто­рии Юлия Цеза­ря» явля­ет­ся толь­ко пер­вым шагом в этом направ­ле­нии, сде­лан­ным при­том с уста­рев­ших пози­ций. В дис­сер­та­ции С. Л. Утчен­ко име­ют­ся лишь неко­то­рые, прав­да инте­рес­ней­шие, наброс­ки поли­ти­че­ских уста­но­вок и тер­ми­но­ло­гии Цице­ро­на.

При­е­мы пере­во­да, при­ме­ня­е­мые В. О. Горен­штей­ном во вто­ром томе, в общем оста­лись теми же, каки­ми были и рань­ше, что, конеч­но, совер­шен­но есте­ствен­но, так как работа его про­из­во­ди­лась и долж­на была про­из­во­дить­ся, так ска­зать, в одном плане. Наи­бо­лее уда­чен пере­вод всех тех писем, в кото­рых име­ют­ся эле­мен­ты живой речи, а так как в этом томе очень мно­го писем Цице­ро­на, кото­рые, вслед­ст­вие ост­ро­ты собы­тий и его лич­ной заин­те­ре­со­ван­но­сти, напи­са­ны под непо­сред­ст­вен­ным впе­чат­ле­ни­ем, то они чита­ют­ся с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем. Очень хоро­шо пере­да­ны те пись­ма, где Цице­рон спо­рит с Атти­ком, при­во­дя спер­ва его мне­ние, а потом воз­ра­жая про­тив него: него­дуя на без­дей­ст­вие Пом­пея, он пишет: «Толь­ко одно оста­ет­ся наше­му дру­гу (Пом­пею) для пол­но­го позо­ра — не прий­ти на помощь к Доми­цию. “Но никто не сомне­ва­ет­ся в том, что он при­дет для под­держ­ки”. — Я не думаю. — “Так он покинет тако­го граж­да­ни­на…, осо­бен­но когда у него само­го трид­цать когорт?”. Если я не оши­ба­юсь во всем, покинет. Он неве­ро­ят­но испу­гал­ся, скло­нен к одно­му толь­ко бег­ству» с.91 и т. д. (стр. 227, ad Att., VIII, 7). При­ме­ров тако­го рода мож­но при­ве­сти мно­го (напри­мер, пись­мо Целия, стр. 328; пись­ма к Атти­ку, стр. 337—38; к Варро­ну, стр. 376, 382 и 393; к Г. Доми­цию Аге­но­бар­бу, стр. 389 и др.). Несмот­ря на боль­шие труд­но­сти при пере­да­че чисто рим­ских шуток, наме­ков и гаст­ро­но­ми­че­ских рас­суж­де­ний, удач­но пере­веде­ны пись­ма к Пету (стр. 396—403), вполне пере­даю­щие то озлоб­ле­ние, разо­ча­ро­ва­ние и насмеш­ли­вое отно­ше­ние к себе и к сво­им новым «дру­зьям», кото­ры­ми пол­ны эти пись­ма Цице­ро­на, дати­ро­ван­ные пер­вы­ми меся­ца­ми пол­ной дик­та­ту­ры Цеза­ря.

Одна­ко одно пись­мо тако­го харак­те­ра пере­вод­чи­ку не уда­лось (стр. 187 сл., ad Att., VII, 11). Непо­нят­но уже нача­ло: «Про­шу, что это такое?… Каким кажет­ся тебе реше­ние Пом­пея? Спра­ши­ваю имен­но о том, что он оста­вил Рим. Ведь я недо­уме­ваю. Тогда нет ниче­го более неле­по­го… Нако­нец, бег­ство Пом­пея уди­ви­тель­но вол­ну­ет людей. Что еще нуж­но? Дру­гое дело нача­то». Отры­ви­стая мане­ра это­го пись­ма в ори­ги­на­ле не пре­пят­ст­ву­ет его пони­ма­нию, по-рус­ски же логи­че­ская связь разо­рва­на.

От тех двух основ­ных недо­стат­ков пере­во­да, в кото­рых мож­но было упрек­нуть пере­вод­чи­ка при чте­нии пер­во­го тома, ему не уда­лось осво­бо­дить­ся и во вто­ром томе, а имен­но: он неред­ко при­бе­га­ет к тако­му пере­во­ду, в кото­ром отдель­ные сло­ва пере­веде­ны даже как буд­то пра­виль­но, но взя­ты не в том зна­че­нии или не с тем оттен­ком зна­че­ния, кото­рый они име­ют в дан­ном кон­тек­сте. Из это­го пер­во­го недо­стат­ка выте­ка­ет и вто­рой — рус­ская фра­за ста­но­вит­ся непо­нят­ной для того чита­те­ля, кото­рый не име­ет воз­мож­но­сти при­бег­нуть к ори­ги­на­лу, чтобы уста­но­вить с пол­ной ясно­стью, что имен­но хочет ска­зать автор. При­ведем несколь­ко при­ме­ров: в шуточ­ной запис­ке к Кор­ни­фи­цию (стр. 375, ad fam., XII, 20), в кото­рой Цице­рон упре­ка­ет Кор­ни­фи­ция, что тот не заехал в его кро­хот­ную усадь­бу (vil­la pu­sil­la) в Сину­ес­се, и про­сит заехать «в кум­скую или пом­пей­скую», чита­ем: «Так ты, сле­до­ва­тель­но, и сде­ла­ешь, и будешь любить меня и раз­драз­нишь каким-нибудь писа­ни­ем: ведь я лег­че могу отве­тить, чем вызвать (что?). Если ты по сво­е­му обык­но­ве­нию про­мед­лишь, то я раз­драз­ню (кого? чем?) и твоя леность не при­не­сет празд­но­сти даже мне». В тек­сте «Sic igi­tur fa­cies me­que ama­bis et scrip­to ali­quo la­ces­ses; ego enim res­pon­de­re fa­ci­lius pos­sum quam pro­vo­ca­re. Quod si, ut es, ces­sa­bis, la­ces­sam, nee tua ig­na­via etiam mi­hi iner­tiam af­fe­ret». Текст, конеч­но, очень труден для пере­во­да, и его сле­до­ва­ло пере­дать как-либо опи­са­тель­но; бук­валь­ный же пере­вод la­ces­se­re через «раз­драз­нить» (луч­ше было бы «под­драз­нить, под­шу­тить») дела­ет весь отры­вок совер­шен­но непо­нят­ным; так­же и слиш­ком близ­кая к тек­сту пере­да­ча фра­зы «nec… ig­na­via… iner­tiam af­fe­ret».

Вслед­ст­вие тако­го же пере­во­да слов, а не обще­го смыс­ла фра­зы, теря­ет­ся тот несколь­ко несвой­ст­вен­ный Цице­ро­ну рез­кий тон, кото­рым напи­са­но пись­мо к Т. Фадию Гал­лу (стр. 403, ad fam., VII, 27). «Ты гово­ришь, я не осме­ли­ва­юсь выска­зать свое мне­ние. Буд­то бы я отве­тил тебе недо­ста­точ­но сме­ло, когда ты без­за­стен­чи­во про­сил меня (о чем?). Пишу это тебе, чтобы ты понял, что в том самом роде, в кото­ром ты хочешь что-то зна­чить, ты — ничто». Весь отры­вок непо­ня­тен: как на прось­бу мож­но отве­тить «недо­ста­точ­но сме­ло»? И в каком «роде», в кото­ром Галл хочет «что-то зна­чить», он — ничто? В тек­сте же ясно: Ne­gas me aude­re, quod sen­tiam, di­ce­re; qua­si ti­bi, cum im­pu­den­ter me ro­ga­res, pa­rum for­ti­ter res­pon­de­rim. Haec ti­bi scrip­si, ut is­to ip­so in ge­ne­re, in quo ali­quid pos­se vis, te ni­hil es­se cog­nos­ce­res». Оче­вид­но, Галл уже вто­рич­но задел Цице­ро­на упре­ком в измене преж­ним убеж­де­ни­ям; в пер­вый раз Цице­рон отве­тил ему более сдер­жан­но, хотя сам счи­та­ет, что и это было доста­точ­но «for­ti­ter»; теперь же он хочет пока­зать, что уме­ет отве­чать в таком же рез­ком тоне, как Галл, и что Гал­лу даже в этом за ним не угнать­ся; это и озна­ча­ют сло­ва «in is­to ip­so ge­ne­re». Что смысл пись­ма имен­но таков, на это ука­зы­ва­ет и пер­вая фра­за: «Mi­ror, cur me ac­cu­ses, cum ti­bi id non fa­ce­re li­ceat», и фра­за, сле­дую­щая за при­веден­ной выше: «Quod si hu­ma­ni­ter me­cum ques­tus es­ses, li­ben­ter ti­bi me et fa­ci­le pur­gas­sem»; т. е. если бы Галл любез­но, а не гру­бо (hu­ma­ni­ter, а не im­pu­den­der) обра­тил­ся к нему, они бы дого­во­ри­лись.

с.92 Сле­дую­щий пере­вод: «Он (Квинт Цице­рон Млад­ший) посто­ян­но гово­рит, что я напа­даю на него перед лицом Цеза­ря» (стр. 343, ad Att., XI, 8), вызы­ва­ет невер­ное пред­став­ле­ние, что Цице­рон в это вре­мя нахо­дит­ся при Цеза­ре; меж­ду тем это пись­мо напи­са­но из Брун­ди­зия, в 48 г., когда Цице­рон еще не полу­чил раз­ре­ше­ния вер­нуть­ся в Рим и не видел­ся с Цеза­рем. Текст «dic­ti­tat sea­mea­pud Cae­sa­rem op­pug­na­ri» не дает осно­ва­ний для тако­го пере­во­да.

Стра­нен пере­вод на стр. 173 — «я не хочу при­ез­жать в аль­бан­скую усадь­бу, чтобы мой при­езд не стес­нил рабов» (ad Att., VII, 7) — «ne mo­les­tus sim fa­mi­liae»; так как дело идет о празд­нич­ном дне, то Цице­рон, оче­вид­но, не хочет достав­лять излиш­них хло­пот с его при­е­мом в празд­ник, выра­же­ние же «стес­нять рабов» не соот­вет­ст­ву­ет отно­ше­ни­ям меж­ду гос­по­ди­ном и раба­ми. Неудач­но обра­ще­ние к жене и доче­ри (стр. 190, ad fam., XIV, 18) «мои души» (ani­mae meae), а так­же воз­глас «о жалость!» (стр. 178), не соот­вет­ст­ву­ю­щий латин­ско­му «o rem mi­se­ram!»

Пере­вод­чик верен во вто­ром томе сво­ей тен­ден­ции сохра­нять ука­за­тель­ные место­име­ния «этот, тот» (пере­вод il­le, is­te, is) вме­сто лич­ных; надо ска­зать, что это еще силь­нее затруд­ня­ет чте­ние мно­гих писем, чем в I томе. Про­ис­хо­дит это пото­му, что Цице­рон часто нароч­но избе­га­ет назы­вать по име­ни и Цеза­ря и Пом­пея; совер­шен­но есте­ствен­но, что адре­са­ты его писем все­гда сра­зу уга­ды­ва­ли, о ком идет речь. Для нас же это не все­гда понят­но. Напри­мер, на стр. 177 (ad Att., VII, 9) еще мож­но понять, что в фра­зе «либо сле­ду­ет удер­жать Рим, либо, оста­вив его, отре­зать того от под­во­за и осталь­ных сил», речь идет о Цеза­ре, так как во всем преды­ду­щем рас­ска­зе гово­ри­лось толь­ко о нём; но далее в том же пись­ме (стр. 178) совер­шен­но неожи­дан­но во фра­зе «Усту­пить ему (т. е. Цеза­рю) в том, чего он, как гово­рит тот же, тре­бу­ет бес­со­вест­ней­шим обра­зом» под сло­вом «тот же» под­ра­зу­ме­ва­ет­ся Пом­пей, имя кото­ро­го упо­ми­на­лось мно­го рань­ше, толь­ко один раз, и при­том в кос­вен­ном паде­же («в его кон­суль­ство Пом­пею, несо­мнен­но, быть в Испа­нии»). Пере­вод­чик сам ясно созна­ет эту труд­ность и каж­дый раз дела­ет ссыл­ки на при­ме­ча­ния, где ука­за­но, кто под­ра­зу­ме­ва­ет­ся в дан­ном слу­чае; при этом часто в одном и том же пись­ме ему при­хо­дит­ся делать это по 2—3 раза (напри­мер, см. стр. 462, пись­мо 380; стр. 455, пись­мо 363; стр. 435, пись­мо 283). Если пере­вод­чик хотел непре­мен­но сохра­нить латин­ский стиль с мно­ги­ми ука­за­тель­ны­ми место­име­ни­я­ми и не повто­рять слиш­ком часто соб­ст­вен­ные име­на, то все же было бы про­ще ста­вить эти име­на в квад­рат­ных скоб­ках в тек­сте, а не застав­лять чита­те­ля искать соот­вет­ст­ву­ю­щее при­ме­ча­ние (что, кста­ти, при нуме­ра­ции писем, напи­сан­ной рим­ски­ми циф­ра­ми, уже дохо­дя­щи­ми до 483, дела­ет­ся вовсе не так ско­ро) толь­ко для того, чтобы про­честь имя Цеза­ря или Пом­пея.

Впро­чем, пере­вод­чи­ку мож­но, пожа­луй, поста­вить в вину опять-таки толь­ко его при­вер­жен­ность к бук­валь­ной пере­да­че слов, а осталь­ное отне­сти на счет редак­то­ра кни­ги.

Име­ют­ся, одна­ко, и слу­чаи употреб­ле­ния место­име­ния, явно затем­ня­ю­щие смысл; напри­мер, на стр. 368 (ad Att., XI, 21) «О день­гах и она напи­са­ла так, как я тебе ранее» — неиз­вест­но, о ком идет речь, в тек­сте ни одно­го жен­ско­го име­ни упо­мя­ну­то не было, а лишь в при­ме­ча­нии к преды­ду­щей фра­зе ука­за­но, что о заве­ща­нии Аттик писал Терен­ции. Еще непо­нят­нее фра­за на стр. 369, где речь идет о кле­вет­ни­че­ских пись­мах Квин­та Цице­ро­на, кото­рые Цезарь яко­бы нароч­но рас­про­стра­нял: «Даже Цезарь, по-види­мо­му, посы­лал этим… для того, чтобы мои несча­стья ста­ли более извест­ны» (ad Att., XI, 22). В ори­ги­на­ле мож­но понять, что речь идет о Баль­бе и каких-то сто­рон­ни­ках Цеза­ря (ad is­tos mi­sis­se vi­de­tur), в рус­ском же тек­сте сло­во «этим» ни к кому отне­сти нель­зя.

Извест­ная небреж­ность в обра­ще­нии с рус­ским лите­ра­тур­ным язы­ком, заме­чав­ша­я­ся рань­ше, име­ет­ся и во вто­ром томе. Напри­мер, на стр. 178 «если он сни­зой­дет на это», на стр. 173 — «что каса­ет­ся моих поче­стей», на стр. 369 — «сол­да­ты отка­зы­ва­ют­ся дви­нуть­ся, если не полу­чат» (чего?), на стр. 371 — «отдал­ся друж­бе со мной».

Отме­чая ука­зан­ные недо­стат­ки и недо­смот­ры, нель­зя не при­нять во вни­ма­ние, что пере­вод­чик писем Цице­ро­на, так ска­зать, пашет по целине, что этот пере­вод — с.93 пер­вый пере­вод писем на рус­ский язык, и нель­зя не выра­зить глу­бо­кой бла­го­дар­но­сти сме­ло­му и усерд­но­му пере­вод­чи­ку, взяв­ше­му на себя такую труд­ную и такую полез­ную зада­чу.