Манифест Птолемея Киренского

с.391 Сре­ди эпи­гра­фи­че­ских доку­мен­тов, опуб­ли­ко­ван­ных в 1932 г., пер­вое место бес­спор­но при­над­ле­жит пре­крас­но сохра­нив­шей­ся гре­че­ской над­пи­си, най­ден­ной при италь­ян­ских рас­коп­ках в Кирене. Она не толь­ко сооб­ща­ет новые фак­ты из исто­рии Кире­ны, но, при сопо­став­ле­нии этих фак­тов с неко­то­ры­ми отрыв­ка­ми из исто­рии Поли­бия, вно­сит новые штри­хи для харак­те­ри­сти­ки импе­ри­а­ли­сти­че­ской поли­ти­ки Рима в пер­вой поло­вине II в. до н. э. Вот пере­вод над­пи­си¹:

«В 15-й год, месяц Лоий. В доб­рый час! Ниже­сле­дую­щее заве­щал царь Пто­ле­мей, сын царя Пто­ле­мея и цари­цы Клео­пат­ры, богов явлен­ных, Млад­ший, при­чем копия это­го (заве­ща­ния) отправ­ле­на в Рим. О, если бы мне уда­лось, с бла­го­во­ле­ния богов, рас­пра­вить­ся досто­долж­ным обра­зом с соста­вив­ши­ми про­тив меня пре­ступ­ный заго­вор и посяг­нув­шим лишить меня не толь­ко цар­ства, но и жиз­ни!

Если (со мною) слу­чит­ся то, что быва­ет с чело­ве­ком², преж­де чем остав­лю наслед­ни­ков цар­ства, я остав­ляю под­ле­жа­щее мне цар­ство рим­ля­нам, с кото­ры­ми я изна­ча­ла друж­бу и союз бла­го­род­но соблюдал, и им же дове­ряю, упо­вая на всех богов и на при­су­щую рим­ля­нам доб­рую сла­ву, соблюдать (суще­ст­ву­ю­щий в цар­стве) режим, а если кто пой­дет (вой­ною) с.392 на горо­да или на стра­ну, ока­зы­вать изо всех сил помощь, соглас­но заклю­чен­ным меж­ду нами вза­им­но друж­бе и сою­зу и соглас­но спра­вед­ли­во­сти. Свиде­те­ля­ми все­го это­го я делаю Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го, Вели­ких богов³, Гелиоса и архе­ге­та Апол­ло­на⁴, у кото­ро­го освя­ще­на и гра­мота обо всем этом. В доб­рый час!»

Преж­де чем гово­рить о харак­те­ре и зна­че­нии ново­го доку­мен­та, необ­хо­ди­мо вкрат­це при­пом­нить то, что извест­но было рань­ше⁵. Упо­ми­нае­мый в нем Пто­ле­мей — млад­ший сын Пто­ле­мея V Эпи­фа­на и Клео­пат­ры, доче­ри сирий­ско­го царя Антио­ха III. Стар­ший сын их носил имя Пто­ле­мея (VI) и имел про­зви­ще Фило­ме­тор, млад­ший так­же Пто­ле­мей (VII) имел, после того как он воца­рил­ся в Егип­те, офи­ци­аль­ное про­зви­ще Евер­гет (неофи­ци­аль­ная клич­ка его была Какур­гет или, еще чаще, Фис­кон-Тол­сто­пу­зый). В даль­ней­шем мы будем назы­вать для крат­ко­сти стар­ше­го бра­та про­сто Фило­ме­то­ром, млад­ше­го — Евер­ге­том.

После смер­ти Пто­ле­мея V в 180 г. оба бра­та (стар­ше­му было лет 6—8) были про­воз­гла­ше­ны сопра­ви­те­ля­ми под регент­ст­вом Клео­пат­ры. Ко вре­ме­ни ее смер­ти, око­ло 173 г., стар­ший, как совер­шен­но­лет­ний, всту­пил в управ­ле­ние государ­ст­вом. Тогда Еги­пет был в войне с Антиохом Эпи­фа­ном сирий­ским, дета­ли кото­рой нас не каса­ют­ся. Отме­тим толь­ко, что, когда Антиох занял Мем­фис, он объ­явил себя сопра­ви­те­лем Фило­ме­то­ра. В Алек­сан­дрии это вызва­ло рево­лю­цию, и там отка­за­лись при­зна­вать Фило­ме­то­ра царем, а поста­ви­ли им Евер­ге­та. Обра­зо­ва­лось два пра­ви­тель­ства: одно в Мем­фи­се, дру­гое — в Алек­сан­дрии. Оба бра­та, люди моло­дые и неопыт­ные, попа­ли в руки вре­мен­щи­ков — явле­ние обыч­ное в то вре­мя в Егип­те, — у каж­до­го обра­зо­ва­лась своя пар­тия. Это не сули­ло ниче­го хоро­ше­го для уста­нов­ле­ния доб­рых отно­ше­ний меж­ду бра­тья­ми, отли­чав­ши­ми­ся к тому же несход­ством харак­те­ров; если и тому и дру­го­му нель­зя отка­зать в настой­чи­во­сти при дости­же­нии сво­их целей, то нуж­но ска­зать, что Фило­ме­тор шел к это­му при помо­щи мяг­ких мер (сочув­ст­вен­ную харак­те­ри­сти­ку Фило­ме­то­ра дает Поли­бий, XXXIX, 7), тогда как Евер­гет, при его недо­вер­чи­вом отно­ше­нии к людям, был чело­ве­ком жесто­ким⁶; это — с.393 самая мрач­ная фигу­ра сре­ди всех Пто­ле­ме­ев (Jou­guet, L’im­pé­ria­lis­me ma­cé­do­nien, 295). И несход­ство харак­те­ров бра­тьев и создав­ше­е­ся двое­вла­стие, подо­гре­вае­мое при­двор­ны­ми интри­га­ми, пове­ли к тому, что меж­ду ними шли посто­ян­ные раздо­ры, вызвав­шие в 164—163 г. вме­ша­тель­ство рим­ско­го пра­ви­тель­ства, кото­рое дума­ло при­ми­рить бра­тьев тем, что, по насто­я­нию рим­ских послов, при­быв­ших в Еги­пет, при­над­ле­жав­шие бра­тьям вла­де­ния были поде­ле­ны так: Фило­ме­тор полу­чил Еги­пет и Кипр, Евер­гет — Кире­на­и­ку.

Евер­ге­та этот раздел не удо­вле­тво­рил. Он счи­тал себя обой­ден­ным и уже в 162 г. отпра­вил­ся в Рим хло­потать об анну­ли­ро­ва­нии про­из­веден­но­го рим­ски­ми посла­ми деле­жа. Тогда же отпра­вил в Рим сво­их послов и Фило­ме­тор. Поли­бий, про­жи­вав­ший в ту пору в Риме и, сле­до­ва­тель­но, хоро­шо инфор­ми­ро­ван­ный о всем, что там про­ис­хо­ди­ло, опи­сы­ва­ет заседа­ние сена­та, где обсуж­да­лось дело бра­тьев. Евер­гет ука­зы­вал, что он согла­сил­ся на раздел не по доб­рой воле, а вынуж­ден­ный к это­му, оче­вид­но, рим­ски­ми посла­ми; что при­шед­ша­я­ся ему доля гораздо мень­ше доли, полу­чен­ной Фило­ме­то­ром, и про­сил сенат оста­вить за послед­ним толь­ко Еги­пет, Кипр же при­со­еди­нить к пре­до­став­лен­ной ему Кире­на­и­ке⁷. Менилл, гла­ва посоль­ства, явив­ше­го­ся от Фило­ме­то­ра, гово­рил, что и Кире­на­и­ка-то доста­лась Евер­ге­ту лишь по насто­я­нию рим­ских послов, про­из­во­див­ших раздел; про­стой народ был настро­ен так враж­деб­но про­тив Евер­ге­та, что угро­жал даже его жиз­ни, если бы его не спас­ло вме­ша­тель­ство рим­ских послов. Послед­ние во всем под­твер­ди­ли пра­виль­ность пока­за­ний Менил­ла, но Евер­гет про­дол­жал наста­и­вать на сво­ем и опро­вер­гал эти пока­за­ния. Тогда, гово­рит Поли­бий, сенат, видя что, по вине его, раздел не достиг цели, т. е. не при­ми­рил бра­тьев⁸, он решил про­из­ве­сти раздел πραγ­μα­τικῶς, счи­та­ясь преж­де все­го с инте­ре­са­ми рим­ско­го государ­ства (ἐπὶ τῷ σφε­τέρῳ συμ­φέ­ρον­τι), и согла­сил­ся с дово­да­ми Евер­ге­та. Назна­че­ны были послы Т. Ман­лий Торк­ват и Гн. Кор­не­лий Меру­ла; им дано было пору­че­ние при­ми­рить бра­тьев и млад­ше­го из них водво­рить на Кип­ре, но, при­бав­ля­ет Поли­бий, не допус­кая меж­ду бра­тья­ми воен­ных дей­ст­вий, χωρὶς πο­λέ­μου (Po­lyb. XXXI, 10 Büttner-Wobst, ср. XXXI, 17, 4).

с.394 Это ого­вор­ка χωρὶς πο­λέ­μου полу­ча­ет разъ­яс­не­ние бла­го­да­ря ново­му доку­мен­ту. В ней два­жды упо­ми­на­ет­ся о сою­зе Евер­ге­та с рим­ля­на­ми. Виль­кен пра­виль­но раз­гра­ни­чи­ва­ет оба эта упо­ми­на­ния. В пер­вом из них име­ет­ся в виду тот тра­ди­ци­он­ный (ἀπ᾿ ἀρχῆς) союз Пто­ле­ме­ев с Римом, кото­рый, ведя нача­ло еще с 273 г., был заклю­чен Пто­ле­ме­ем II Фила­дель­фом и, оче­вид­но, меха­ни­че­ски воз­об­нов­лял­ся при вступ­ле­нии на пре­стол каж­до­го ново­го Пто­ле­мея; сле­до­ва­тель­но, он был воз­об­нов­лен и при воца­ре­нии Фило­ме­то­ра и Евер­ге­та в 170 г. Этот союз Евер­гет, как он сам гово­рит, соблюдал γνη­σίως, закон­но, по-насто­я­ще­му. Ведь и в «Кипр­ском вопро­се» он не при­бег­нул к реше­нию его само­лич­но, а обра­тил­ся к сво­е­му союз­ни­ку в лице Рима, чем, конеч­но, сра­зу же рас­по­ло­жил сенат в свою поль­зу. Вто­рое упо­ми­на­ние о сою­зе име­ет в виду, несо­мнен­но, сепа­рат­ный союз, заклю­чен­ный Евер­ге­том с Римом. Это ясно сфор­му­ли­ро­ва­но и в над­пи­си: Κα­τὰ τὴν φι­λίαν καὶ συμ­μα­χίαν τὴν πρὸς ἀλλή­λυς ἡμῖν γε­νομέ­νην, где под ἡμῖν долж­но разу­меть Евер­ге­та. Виль­кен отно­сит заклю­че­ние это­го сепа­рат­но­го сою­за к тому же 162 г., но при­уро­чи­ва­ет его к дру­гой обста­нов­ке, о чем речь впе­ре­ди. Мне дума­ет­ся, сепа­рат­ный союз был заклю­чен во вре­мя пер­во­го же при­езда Евер­ге­та в Рим, когда он нашел со сто­ро­ны сена­та такую могу­чую под­держ­ку, не пре­кра­щав­шу­ю­ся, как увидим, и поз­же. Каких-либо реаль­ных выгод этот союз рим­ля­нам достав­лять не мог, так как мате­ри­аль­ные силы обе­их дого­ва­ри­ваю­щих­ся сто­рон были слиш­ком нерав­ны, но для той поли­ти­ки, какую вел сенат, он был важен — об этом так­же при­дет­ся еще гово­рить. Под­дер­жав Евер­ге­та в его при­тя­за­ни­ях на Кипр, сенат, оче­вид­но, пред­видел, что, с одной сто­ро­ны, и Фило­ме­тор не так-то лег­ко отка­жет­ся от Кип­ра, а с дру­гой — и Евер­гет станет доби­вать­ся овла­де­ния ост­ро­вом воору­жен­ной силой; что, одним сло­вом, меж­ду бра­тья­ми воз­ни­ка­ет кон­фликт, при­чем Евер­гет, опи­ра­ясь на свой сепа­рат­ный союз с Римом, может в кон­фликт втя­нуть и рим­лян и, чего доб­ро­го, потре­бу­ет от них воен­ной под­держ­ки, что вовсе не вхо­ди­ло в их пла­ны при реше­нии «Кипр­ско­го вопро­са». Вот поче­му сенат и хочет решить его путем дипло­ма­ти­че­ско­го вме­ша­тель­ства, но обя­за­тель­но χωρὶς πο­λέ­μου, без при­ме­не­ния воен­ной силы. Под­дер­жи­вая при­тя­за­ние Евер­ге­та, сенат вме­сте с тем не жела­ет, оче­вид­но, ссо­рить­ся с Фило­ме­то­ром.

Тако­во было настро­е­ние сена­та. Но Евер­гет, оче­вид­но, созна­вал, что «дипло­ма­тия» не ока­жет долж­но­го воздей­ст­вия на Фило­ме­то­ра. Вот поче­му Евер­гет на обрат­ном пути из Рима в Кире­ну наби­ра­ет в Гре­ции боль­шое наем­ное вой­ско. При­быв в Перею (часть Карии, при­над­ле­жав­шую родос­цам), Евер­гет пред­по­ла­гал идти на Кипр. Но тут вме­ша­лись рим­ские послы, с.395 сопро­вож­дав­шие его, и, пом­ня наказ сена­та не допус­кать вой­ны, убеди­ли Евер­ге­та рас­пу­стить наем­ное вой­ско и отка­зать­ся от напа­де­ния на Кипр. Один из послов, Торк­ват, отпра­вил­ся в Алек­сан­дрию, Евер­гет же, в сопро­вож­де­нии дру­го­го посла, Меру­лы, отплыл на Крит, набрал там все-таки тыся­чу наем­ни­ков, и, пере­пра­вив­шись в Ливию, выса­дил­ся в Апи­се, погра­нич­ном с Егип­том бере­го­вом горо­де, ожи­дая, чем окон­чат­ся дипло­ма­ти­че­ские пере­го­во­ры Торк­ва­та с Фило­ме­то­ром. Как и нуж­но было ожи­дать, они успе­ха не име­ли (Po­lyb. XXXI, 17): Фило­ме­тор не согла­шал­ся усту­пить Кипр и умыш­лен­но тянул пере­го­во­ры. Евер­гет, томясь в бес­плод­ном ожи­да­нии в Апи­се, отпра­вил Меру­лу в Алек­сан­дрию, чтобы скло­нить Торк­ва­та поки­нуть ее и пере­ехать в Апис. Но Меру­ла задер­жал­ся в Алек­сан­дрии. По сло­вам Поли­бия, теперь Фило­ме­тор всех рим­ских послов скло­нил на свою сто­ро­ну и вся­че­ски удер­жи­вал их у себя. Тем вре­ме­нем в Кире­на­и­ке про­изо­шло вос­ста­ние про­тив Евер­ге­та; в нем при­нял уча­стие егип­тя­нин Пто­ле­мей Сим­не­те­сис, кото­ро­му царь, на вре­мя сво­его отсут­ст­вия, пору­чил управ­ле­ние Кире­ною. Надо думать, что это вос­ста­ние про­изо­шло не без уча­стия, за шир­ма­ми его, Фило­ме­то­ра. Оно при­ня­ло зна­чи­тель­ные раз­ме­ры, и Евер­гет спеш­но дол­жен был напра­вить­ся со сво­и­ми наем­ни­ка­ми к Кирене. Не дохо­дя до нее, он потер­пел в бит­ве с повстан­ца­ми пора­же­ние; кирен­цы, гово­рит Поли­бий, зная по опы­ту, что за чело­век Евер­гет, по его поведе­нию еще в Алек­сан­дрии, и нахо­дя в его прав­ле­нии, как и во всем обра­зе дей­ст­вий, чер­ты не царя, а тиран­на, не мог­ли, по доб­рой воле, отдать себя в его власть, но гото­вы были все испы­тать в надеж­де полу­чить сво­бо­ду (Po­lyb. XXXI, 19).

В отрыв­ках Поли­бия не сохра­ни­лось изве­стий, чем кон­чи­лось вос­ста­ние про­тив Евер­ге­та. Из даль­ней­ше­го хода собы­тий, одна­ко, сле­ду­ет, что оно было подав­ле­но, и Евер­гет ско­ро уже вер­нул себе Кире­ну (в 161 г. он нахо­дил­ся там, Po­lyb. XXXI, 20, 4). Но он не покидал, конеч­но, мыс­ли о Кип­ре. Когда Меру­ла вер­нул­ся к нему из Алек­сан­дрии с изве­сти­ем, что Фило­ме­тор не согла­сен ни на какие уступ­ки и тре­бу­ет сохра­не­ния в силе пер­во­на­чаль­но­го деле­жа, Евер­гет тот­час же отпра­вил сво­их двух послов вме­сте с Меру­лой в Рим, чтобы поста­вить сенат в извест­ность о занос­чи­во­сти Фило­ме­то­ра (Po­lyb. XXXI, 19). В 161 г. при­бы­ли в Рим сно­ва посоль­ства обо­их бра­тьев, при­чем во гла­ве посоль­ства Фило­ме­то­ра сто­ял тот же Менилл. На этот раз сенат более реши­тель­но встал на сто­ро­ну Евер­ге­та, кото­ро­го теперь защи­ща­ют и рим­ские послы Торк­ват и Меру­ла, ездив­шие при­ми­рить бра­тьев. Сенат поста­но­вил разо­рвать союз (тра­ди­ци­он­ный, о чем гово­ре­но было выше) с Фило­ме­то­ром, обя­зать послов с.396 его в тече­ние 5 дней оста­вить Рим, к Евер­ге­ту же отпра­вить спе­ци­аль­ное посоль­ство с уве­дом­ле­ни­ем о состо­яв­шем­ся поста­нов­ле­нии сена­та. Руки у Евер­ге­та теперь были раз­вя­за­ны, и он, видя, что сенат все­це­ло стал на его сто­ро­ну, начал наби­рать вой­ско, чтобы идти отво­е­вы­вать себе Кипр (Po­lyb. XXXI, 20; Diod. XXXI, 23). Состо­ял­ся ли этот поход, или нет, и если состо­ял­ся, чем окон­чил­ся, мы не зна­ем: соот­вет­ст­ву­ю­щих отрыв­ков из Поли­бия не дошло, отры­вок же из Дио­до­ра (XXXI, 33), рас­ска­зы­ваю­щий о собы­ти­ях на Кип­ре и отне­сен­ный Низе (o. c. 211) к 158 г., теперь отно­сят к 154 г. (подроб­но­сти у Wil­cken, 333 сл.).

Тому, что рас­ска­зы­ва­ет­ся в этом отрыв­ке у Дио­до­ра, оче­вид­но пред­ше­ст­ву­ет то, о чем сохра­ни­лось изве­стие у Поли­бия под 154 г. (Po­lyb. XXXIII, 11), где чита­ем сле­дую­щее: «В то вре­мя, когда сенат отпра­вил (кон­су­ла) Опи­мия на вой­ну с окси­би­я­ми (пле­мя в Транс­аль­пий­ской Лигу­рии), в Рим явил­ся Пто­ле­мей Млад­ший. Высту­пив в сена­те, он обви­нял сво­его бра­та, воз­ла­гая на него вину за заго­вор про­тив него. Тут же он пока­зал руб­цы от полу­чен­ных ран и сво­им рас­ска­зом о про­чих коз­недей­ствах бра­та ста­рал­ся раз­жа­ло­бить сена­то­ров. Яви­лись послы и от Пто­ле­мея Стар­ше­го… для защи­ты его от предъ­яв­лен­ных к нему его бра­том обви­не­ний. Сенат, зара­нее пред­убеж­ден­ный обви­не­ни­я­ми, выстав­лен­ны­ми млад­шим бра­том, не поже­лал даже выслу­шать оправ­да­ний стар­ше­го. Он при­ка­зал его послам немед­лен­но оста­вить Рим, в послы же к млад­ше­му Пто­ле­мею назна­чил пяте­рых лиц… дал каж­до­му из них пен­те­ру и пору­чил им водво­рить Пто­ле­мея на Кип­ре, (рим­ским же) союз­ни­кам в Гре­ции и в Малой Азии послал пись­мен­ное раз­ре­ше­ние содей­ст­во­вать Пто­ле­мею во всем, свя­зан­ном с его водво­ре­ни­ем на Кип­ре».

В пер­вых же стро­ках при­веден­но­го отрыв­ка Евер­гет упо­ми­на­ет о заго­во­ре (ἐπι­βου­λή), состав­лен­ном про­тив него и сопро­вож­дав­шем­ся поку­ше­ни­ем на его жизнь. В нача­ле ново­го доку­мен­та Евер­гет так­же гово­рит о заго­во­ре (ἐπι­βου­λή), направ­лен­ном не толь­ко на то, чтобы лишить его цар­ства, но и убить его. Ясно, что и Поли­бий и доку­мент гово­рят об одном и том же. Так как сооб­ще­ние Поли­бия отно­сит­ся к 154 г. (мы не зна­ем точ­но, когда кон­сул Опи­мий всту­пил в долж­ность: лишь со 153 г. вступ­ле­ние кон­су­лов в долж­ность было при­уро­че­но к 1 янва­ря; до того же вре­ме­ни срок этот коле­бал­ся и, по-види­мо­му, вступ­ле­ние кон­су­лов в долж­ность име­ло место 15 мар­та), доку­мент же дати­ро­ван мар­том 155 г., то меж­ду его опуб­ли­ко­ва­ни­ем и при­ездом Евер­ге­та в Рим про­шло, во вся­ком слу­чае, не менее года. Что этот при­езд вызван был обсто­я­тель­ства­ми, сто­яв­ши­ми в свя­зи с заго­во­ром, ясно из Поли­бия. В сооб­ще­нии послед­не­го винов­ни­ком с.397 заго­во­ра опре­де­лен­но выстав­ля­ет­ся Фило­ме­тор; в доку­мен­те имя его не фигу­ри­ру­ет и гово­рит­ся толь­ко о лицах, «соста­вив­ших пре­ступ­ный заго­вор», но что под ними разу­ме­ет­ся и Фило­ме­тор, в этом едва ли мож­но сомне­вать­ся, судя по тем отно­ше­ни­ям, какие уста­но­ви­лись меж­ду бра­тья­ми. Оче­вид­но, у Фило­ме­то­ра в Кирене были свои сто­рон­ни­ки, хотя, впро­чем, кирен­цы вооб­ще хоте­ли изба­вить­ся от Евер­ге­та, пра­вив­ше­го, по заме­ча­нию Поли­бия, как тиранн, и воз­будив­ше­го про­тив себя все насе­ле­ние горо­да. Заго­вор не удал­ся, но Евер­гет не пре­ми­нул вос­поль­зо­вать­ся им, как новым пово­дом еще более очер­нить в гла­зах сена­та Фило­ме­то­ра и вме­сте с тем побудить сенат более энер­гич­но вме­шать­ся в реше­ние «Кипр­ско­го вопро­са». Этим, глав­ным обра­зом, и вызва­на была его поезд­ка в Рим. С дру­гой сто­ро­ны, сенат, и без того выведен­ный из тер­пе­ния непо­слу­ша­ни­ем Фило­ме­то­ра, на этот раз при­нял дей­ст­ви­тель­но более энер­гич­ные меры: он разо­рвал союз с Фило­ме­то­ром и дал Евер­ге­ту car­te blan­che в его дей­ст­ви­ях про­тив Кип­ра, при­чем реко­мен­до­вал сво­им союз­ни­кам в Гре­ции и Малой Азии ока­зы­вать содей­ст­вие Евер­ге­ту, что реаль­но долж­но было най­ти свое выра­же­ние в раз­ре­ше­нии вер­бо­вать сре­ди этих союз­ни­ков наем­ную армию. Со сто­ро­ны Евер­ге­та сенат был под­куп­лен не толь­ко его заис­ки­ваю­щею покор­но­стью, не толь­ко тем, что Евер­гет и Рим состо­я­ли с 162 г. в сепа­рат­ном сою­зе, но и тем «жестом» Евер­ге­та, о кото­ром сохра­нил сведе­ния новый доку­мент, при­зна­вае­мый все­ми за «заве­ща­ние».

Если рас­смат­ри­вать дело по суще­ству, доку­мент, одна­ко, не может быть назван заве­ща­ни­ем с юриди­че­ской точ­ки зре­ния, хотя с фор­маль­ной сто­ро­ны он редак­ти­ро­ван дей­ст­ви­тель­но так, как при­ня­то было редак­ти­ро­вать в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху заве­ща­ния: дата, наиме­но­ва­ние заве­ща­те­ля, всту­пи­тель­ная фор­му­ла, содер­жа­ние заве­ща­ния, свиде­те­ли, место хра­не­ния заве­ща­ния. Под­лин­ник заве­ща­ния, как это выяс­не­но Виль­ке­ном, напи­сан был на папи­ру­се и поме­щен заве­ща­те­лем на хра­не­ние в кирен­ский храм Апол­ло­на: παρ᾿ ὧι καὶ τὰ περὶ τού­των ἀνιέρω­ται γράμ­μα­τα. В под­лин­ни­ке заве­ща­ния, как заме­ча­ет Бикер­ман, нель­зя было огра­ни­чить­ся в дати­ров­ке ука­за­ни­ем на месяц толь­ко; нуж­но было ука­зать и чис­ло меся­ца. Сто­я­щее после дати­ров­ки ἀγα­θῆι τύ­χηι, разу­ме­ет­ся, мог­ло сто­ять и в под­лин­ни­ке, как пока­зы­ва­ют при­ме­ры заве­ща­ний, при­веден­ные в хре­сто­ма­тии Виль­ке­на-Мит­тей­са (II, 304, 305). Фор­му­ла, соот­вет­ст­ву­ю­щая преж­не­му наше­му «нахо­дясь в здра­вом уме и в твер­дой памя­ти», при­бав­ля­е­мая к име­ни заве­ща­те­ля в сло­вах νοῶν καὶ φρο­νῶν (ино­гда с при­бав­кой еще ὑγιαίνων) в над­пи­си отсут­ст­ву­ет, и была ли она в под­лин­ни­ке заве­ща­ния, я ска­зать не берусь. Зато сло­ва «Копия это­го заве­ща­ния отправ­ле­на с.398 (ἐξα­πέσ­ταλται) в Рим», несо­мнен­но, в под­лин­ни­ке отсут­ст­во­ва­ли и в над­пи­си при­бав­ле­ны ad hoc; если бы Евер­гет и поже­лал вклю­чить эти сло­ва в под­лин­ник заве­ща­ния, он ско­рее дол­жен был бы ска­зать ἐξα­ποσ­τέλ­λε­ται. Ad hoc сочи­не­ны так­же сло­ва: «О, если бы мне уда­лось» и пр. до кон­ца фра­зы. Эти сло­ва ими­ти­ру­ют сакра­мен­таль­ную всту­пи­тель­ную фор­му­лу (с незна­чи­тель­ны­ми сти­ли­сти­че­ски­ми вари­ан­та­ми) обыч­ных заве­ща­ний, в кото­рой заве­ща­тель выра­жа­ет поже­ла­ние при жиз­ни само­му поль­зо­вать­ся и рас­по­ря­жать­ся заве­щае­мым иму­ще­ст­вом, напр., в заве­ща­нии Эпи­к­те­ты (Cauer-Schwy­zer, 227); εἴη μέν μοι ὑγιαινού­σαι καὶ σωιζο­μέναι τὰ ἴδια διοικέν). В под­лин­ни­ке заве­ща­ния Евер­ге­та, осо­бен­но если при­нять во вни­ма­ние, что его копия была отправ­ле­на в Рим, поже­ла­ние, кото­рое Евер­гет выра­жа­ет, а имен­но, рас­пра­вить­ся досто­долж­ным обра­зом с участ­ни­ка­ми состав­лен­но­го про­тив него заго­во­ра, зву­ча­ло бы бес­смыс­лен­но. Зато выра­жае­мое эти­ми сло­ва­ми поже­ла­ние в доку­мен­те сра­зу же вскры­ва­ет те моти­вы, кото­ры­ми руко­вод­ст­во­вал­ся Евер­гет при состав­ле­нии и опуб­ли­ко­ва­нии его. Он был напу­ган про­ис­шед­шим заго­во­ром, может быть, и не пер­вым, на его цар­ство и жизнь. На этот раз заго­вор не удал­ся, Евер­гет избе­жал гро­зив­шей его жиз­ни опас­но­сти; но, кто зна­ет, после­дую­щий заго­вор может и удать­ся, и тогда, что́ ожи­да­ет цар­ство Евер­ге­та, у кото­ро­го пока нет закон­ных наслед­ни­ков. Ответ напра­ши­ва­ет­ся сам собою: Кире­на­и­ка перей­дет в руки его стар­ше­го бра­та, его закля­то­го вра­га, но в то же вре­мя и закон­но­го наслед­ни­ка. Чтобы пред­от­вра­тить это, нуж­но забла­говре­мен­но поза­бо­тить­ся о судь­бе Кирен­ско­го цар­ства в слу­чае смер­ти Евер­ге­та; нуж­но, за отсут­ст­ви­ем у него потом­ства, назна­чить себе пре­ем­ни­ка, лишь бы не допу­стить стать этим пре­ем­ни­ком Фило­ме­то­ра.

И Евер­гет заве­ща­ет свое цар­ство рим­ля­нам, сво­им союз­ни­кам и покро­ви­те­лям, в «Кипр­ском вопро­се» неиз­мен­но отста­и­вав­шим его инте­ре­сы. Под «под­ле­жа­щем ему цар­ст­вом» (κα­θήκου­σά μοι βα­σιλεία) Евер­гет, разу­ме­ет­ся, пони­ма­ет не толь­ко Кире­на­и­ку, но и Кипр, пра­ва на кото­рый обес­пе­че­ны за ним рим­ским к нему бла­го­во­ле­ни­ем. Самое содер­жа­ние заве­ща­ния, как оно выра­же­но в над­пи­си, и при­том в пол­ном соот­вет­ст­вии, с фор­маль­ной сто­ро­ны, с обыч­ным типом извест­ных нам элли­ни­сти­че­ских заве­ща­ний, взя­то, несо­мнен­но, из под­лин­но­го заве­ща­ния Евер­ге­та, в кото­ром, надо пола­гать, он не пре­ми­нул упо­мя­нуть, так­же ad hoc, и о сво­ей вер­но­сти дого­во­ру с Римом как тра­ди­ци­он­но­му, так и сепа­рат­но­му.

Мно­го рас­суж­де­ний вызвал сто­я­щий в заве­ща­нии тер­мин πα­ρακα­τατί­θεσ­θαι. После справ­ки о зна­че­нии это­го тер­ми­на в элли­ни­сти­че­ском дело­вом с.399 язы­ке, дан­ной Шубар­том, вопрос, на мой взгляд, реша­ет­ся про­сто и опре­де­лен­но. Πα­ρακα­τατί­θεσ­θαι зна­чит «дове­рять, пору­чать кому-либо какую-либо вещь (или лицо)», и с этим свя­зы­ва­ет­ся поня­тие «сохра­нять, обе­ре­гать» (συν­τη­ρεῖν, φυ­λάσ­σειν) эту вещь; часто, но не все­гда, при πα­ρακα­τατί­θεσ­θαι име­ет­ся в виду опре­де­лен­ная юриди­че­ская сдел­ка, соот­вет­ст­ву­ю­щая лат. de­po­si­tum. Что же, заве­щая рим­ля­нам «под­ле­жа­щее» Евер­ге­ту цар­ство, дове­ря­ет или пору­ча­ет им царь? Συν­τη­ρεῖν τὰ πράγ­μα­τα сохра­нять, как пояс­ня­ет Бикер­ман, суще­ст­ву­ю­щую ко вре­ме­ни состав­ле­ния заве­ща­ния орга­ни­за­цию государ­ства (Staatsform, Staat­sordnung, Staatsla­ge), его, как мы ска­за­ли бы теперь, режим. Ясно, какой кон­крет­ный смысл вла­га­ет Евер­гет в эту крат­кую фор­му­лу: во-пер­вых, Кире­на­и­ка (и Кипр) не может быть обра­ще­на в рим­скую про­вин­цию; во-вто­рых, она не может быть объ­еди­не­на с Егип­том, как то было рань­ше. Пер­вое, конеч­но, было все­це­ло во вла­сти рим­лян, если бы они того поже­ла­ли, и Евер­гет, созна­вая свое бес­си­лие вос­пре­пят­ст­во­вать это­му, может рас­счи­ты­вать толь­ко на пре­кло­не­ние рим­лян пред волею заве­ща­те­ля, нару­ше­ние кото­рой шло бы враз­рез с ius di­vi­num.

Но еще более того Евер­гет упо­ва­ет на рим­скую «доб­рую сла­ву», εὐδο­ξία, т. е. на тот мораль­ный пре­стиж, кото­рым поль­зу­ют­ся рим­ляне в гла­зах совре­мен­ни­ков. Разу­ме­ет­ся, во всех этих упо­ва­ни­ях Евер­ге­та, рас­счи­тан­ных на то, что его цар­ство не вой­дет в состав рим­ской дер­жа­вы, выра­жа­ет­ся лишь его pium de­si­de­rium, осу­щест­вле­ние кото­ро­го на прак­ти­ке, повто­ряю, зави­се­ло все­це­ло от воли рим­лян. Гораздо суще­ст­вен­нее было то, чтобы цар­ство Евер­ге­та, в слу­чае его смер­ти, не было при­со­еди­не­но к Егип­ту, т. е., в конеч­ном сче­те, не доста­лось Фило­ме­то­ру. Это же мог­ло бы про­изой­ти или в том слу­чае, если бы под­дан­ные Евер­ге­та сами поже­ла­ли сли­я­ния Кире­на­и­ки с Егип­том, или в том слу­чае, если бы Фило­ме­тор захо­тел насиль­ст­вен­ным обра­зом при­со­еди­нить Кире­на­и­ку к Егип­ту. Пер­вое менее веро­ят­но, так как и во вре­мя вос­ста­ния под руко­вод­ст­вом Пто­ле­мея Сим­не­те­си­са в 162 г., кирен­цы гото­вы были драть­ся до послед­ней воз­мож­но­сти, окры­ля­е­мые, как гово­рит Поли­бий (XXXI, 18, 15), надеж­дою полу­чить сво­бо­ду, т. е. не толь­ко осво­бо­дить­ся от нена­вист­но­го им прав­ле­ния Евер­ге­та, но и вооб­ще стать авто­ном­ны­ми. Зато угро­за со сто­ро­ны Фило­ме­то­ра отво­е­вать себе Кире­на­и­ку была вполне реаль­ною, и Евер­гет ока­зал­ся даль­но­вид­ным, когда он эту угро­зу пред­у­смат­ри­вал в сво­ем заве­ща­нии. В слу­чае враж­деб­ных дей­ст­вий кого-либо (в доку­мен­те ска­за­но про­сто τι­νές) про­тив отдель­ных горо­дов Кире­на­и­ки или терри­то­рии ее вооб­ще, рим­ляне долж­ны все­мер­но помо­гать ей, соглас­но состо­яв­ше­му­ся с.400 меж­ду Римом и Евер­ге­том дру­же­ст­вен­но­му союз­но­му дого­во­ру и соглас­но спра­вед­ли­во­сти (τὸ δί­καιον). Оче­вид­но, в чис­ле пунк­тов это­го дого­во­ра был пункт, пред­у­смат­ри­ваю­щий обя­за­тель­ство рим­лян охра­нять целост­ность и неза­ви­си­мость цар­ства Евер­ге­та про­тив поку­ше­ний на него с чьей бы то ни было сто­ро­ны, преж­де все­го, конеч­но, со сто­ро­ны Фило­ме­то­ра. Что каса­ет­ся при­бав­ки κα­τὰ τὸ δί­καιον, то Виль­кен зада­ет­ся вопро­сом: име­ет­ся ли здесь в виду «правота» дела Евер­ге­та, или же «пра­во» рим­лян высту­пить на защи­ту Кире­на­и­ки, полу­чае­мое ими в резуль­та­те заве­ща­ния Евер­ге­та. Мне дума­ет­ся, в τὸ δί­καιον объ­еди­ня­ют­ся оба эти пред­став­ле­ния: с одной сто­ро­ны, Евер­гет, конеч­но, счи­тал свое дело обла­да­ния под­ле­жа­щим ему цар­ст­вом делом пра­вым; с дру­гой сто­ро­ны, таким же пра­вым счи­та­ли это пра­во и рим­ляне, после того как они откры­то ста­ли на сто­ро­ну Евер­ге­та и уже вслед­ст­вие это­го они име­ли пра­во высту­пить защит­ни­ка­ми пра­во­го, в их гла­зах, дела и даже обя­за­ны были это сде­лать не толь­ко по усло­ви­ям дого­во­ра с Евер­ге­том, но теперь и соглас­но бук­ве его заве­ща­ния.

Доку­мент окан­чи­ва­ет­ся, как это при­ня­то в заве­ща­ни­ях, при­веде­ни­ем имен свиде­те­лей. Ими высту­па­ют, одна­ко, не обык­но­вен­ные смерт­ные, а целая пен­та­да богов, с Юпи­те­ром Капи­то­лий­ским во гла­ве. Фигу­ри­ро­ва­ли ли они так­же и в ори­ги­на­ле заве­ща­ния Евер­ге­та, поло­жен­ном им на хра­не­ние в храм Апол­ло­на, или же в этом под­лин­ном экзем­пля­ре заве­ща­ния место богов зани­ма­ли про­стые смерт­ные? Бикер­ман заме­ча­ет, что свиде­те­ли, высту­паю­щие в заве­ща­ни­ях, долж­ны были при­ла­гать к ним свои печа­ти, «у богов же обык­но­вен­но печа­ти нет». Совер­шен­но вер­но; но нуж­но счи­тать­ся и с тем, что в деле с заве­ща­ни­ем Евер­ге­та заве­ща­те­лем высту­па­ет не обык­но­вен­ный смерт­ный, а сам царь, да и самое заве­ща­ние каса­ет­ся не его лич­но­го иму­ще­ства, а при­над­ле­жа­ще­го ему цар­ства со всем его, и живым и мерт­вым, инвен­та­рем. Поэто­му, мне кажет­ся, не исклю­че­на воз­мож­ность того, что и конеч­ный абзац доку­мен­та фигу­ри­ро­вал в ори­ги­на­ле заве­ща­ния Евер­ге­та, кото­рый, в каче­стве свиде­те­лей испол­не­ния сво­ей воли, выстав­ля­ет богов: Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го, как боже­ст­вен­но­го пред­ста­ви­те­ля рим­ско­го государ­ства и бога клят­вы у рим­лян, на пер­вом месте, чету Дио­с­ку­ров, культ кото­рых был в Кирене искон­ным, так как его при­нес­ли с собою из Феры пер­вые коло­ни­сты (Be­the, RE, V, 1103), Гелиоса, ὅς παντ᾿ ἐφορᾷ καὶ πάντ᾿ ἐπα­κούει и, как тако­вой, так­же посто­ян­но при­зы­ва­ет­ся в клят­вах, и, last but not least, Апол­ло­на, как родо­на­чаль­ни­ка Кире­ны, при­вед­ше­го неко­гда фер­ских коло­ни­стов в нее. Любо­пыт­но, что всех этих богов Евер­гет не при­зы­ва­ет свиде­те­ля­ми испол­не­ния сво­ей воли; он дела­ет их свиде­те­ля­ми μάρ­τυ­ρας δὲ τού­τον с.401 ποιοῦμαι), дру­ги­ми сло­ва­ми, смот­рит на богов как на реаль­ных свиде­те­лей заве­ща­ния, и пото­му, повто­ряю, воз­мож­но, они фигу­ри­ро­ва­ли и в под­лин­ном заве­ща­нии. Но это, в кон­це кон­цов, дело вто­ро­сте­пен­ное⁹.

Гораздо суще­ст­вен­нее то, что в элли­ни­сти­че­ское вре­мя, как ука­зы­ва­ет Виль­кен, обще­при­ня­тым пра­ви­лом было запе­ча­ты­вать состав­ля­е­мые заве­ща­ния и вскры­вать их толь­ко после смер­ти заве­ща­те­ля; дела­лось это с целью избе­жать могу­щей быть под­дел­ки заве­ща­ния, а так­же ино­гда в инте­ре­сах само­го заве­ща­те­ля оста­вить в тайне, пока он жив, содер­жа­ние заве­ща­ния. Так, заве­ща­ние пер­гам­ско­го царя Атта­ла III, по кото­ро­му он остав­лял свое цар­ство рим­ля­нам, было обна­ро­до­ва­но лишь после его смер­ти в 133 г., заве­ща­ние Пто­ле­мея Авле­та (Caes., b. civ., III, 108) было запе­ча­та­но. Поэто­му Виль­кен счи­та­ет более чем веро­ят­ным, что и заве­ща­ние Евер­ге­та, поло­жен­ное им на хра­не­ние в хра­ме Апол­ло­на, было так­же запе­ча­та­но. «Кто свое заве­ща­ние запе­ча­тал, не мог его одно­вре­мен­но с этим и опуб­ли­ко­вы­вать на сте­ле» во все­об­щее сведе­ние. К тому же, рас­суж­да­ет Виль­кен, Евер­гет имел все осно­ва­ния дер­жать свое заве­ща­ние в тайне от наро­да: после имев­ших место в Кирене народ­ных воз­му­ще­ний, он дол­жен был опа­сать­ся, как бы содер­жа­ние его заве­ща­ния не мог­ло подать пово­да к новым бес­по­ряд­кам. Это при­во­дит Виль­ке­на к заклю­че­нию, что над­пись постав­ле­на не заве­ща­те­лем, что она не одно­вре­мен­на с состав­ле­ни­ем заве­ща­ния в 155 г. Но тогда воз­ни­ка­ет вопрос: когда же и кем над­пись постав­ле­на. Это мог­ло быть, по мне­нию Виль­ке­на, сде­ла­но сыном Евер­ге­та, Пто­ле­ме­ем Апи­о­ном, когда он, в силу ново­го заве­ща­ния сво­его отца, стал в 116 г. царем Кире­на­и­ки; этим Апи­он хотел пока­зать, что, бла­го­да­ря пред­у­смот­ри­тель­но­сти Евер­ге­та, он стал его пре­ем­ни­ком (διάδο­χος) и что таким обра­зом Кире­на­и­ка сохра­ни­ла свою само­сто­я­тель­ность. Но еще гораздо более при­ем­ле­мой пред­став­ля­ет­ся Виль­ке­ну та мысль, что над­пись опуб­ли­ко­ва­ли сами рим­ляне, после того как они, по заве­ща­нию Апи­о­на в 96 г., сде­ла­лись наслед­ни­ка­ми и обла­да­те­ля­ми Кире­на­и­ки, при­чем целью рим­лян при этом мог­ло быть жела­ние их дать кирен­ско­му наро­ду юриди­че­ское обос­но­ва­ние их пре­тен­зий на Кире­на­и­ку ука­за­ни­ем на то, что уже отец Апи­о­на, с извест­ны­ми ого­вор­ка­ми, прав­да, заве­щал рим­ля­нам обла­да­ние Кире­на­и­кой¹⁰.

с.402 Виль­кен сде­лал так мно­го для тол­ко­ва­ния кирен­ской над­пи­си, что я счи­тал себя обя­зан­ным подроб­но изло­жить его мне­ние о ее воз­ник­но­ве­нии. Согла­сить­ся с этим мне­ни­ем, я, одна­ко, не могу, хотя оно и встре­ти­ло авто­ри­тет­ную под­держ­ку со сто­ро­ны Вен­ге­ра, кото­рый пола­га­ет, что сооб­ра­же­ния Виль­ке­на могут быть под­креп­ле­ны с исто­ри­ко-юриди­че­ской точ­ки зре­ния¹¹. Сомни­тель­ным мне пред­став­ля­ет­ся, чтобы рим­ляне, всту­пая в 96 г. в обла­да­ние Кире­на­и­кою не захват­ни­че­ским, а закон­ным путем, на осно­ва­нии заве­ща­ния Апи­о­на, сочли нуж­ным под­креп­лять свои закон­ные пра­ва ссыл­кою на заве­ща­ние Евер­ге­та, остав­ше­е­ся, в кон­це кон­цов, мерт­вой бук­вой, но все же нала­гав­шее на них обя­за­тель­ство сохра­нять в Кире­на­и­ке суще­ст­во­вав­ший в ней режим при Евер­ге­те, т. е., как ука­за­но было выше, не обра­щать ее в рим­скую про­вин­цию, чего они, прав­да, в 96 г. и не сде­ла­ли, но что сде­ла­ли два­дца­тью дву­мя года­ми позд­нее. Но не столь­ко это сооб­ра­же­ние, сколь­ко самое содер­жа­ние и строй над­пи­си гово­рят, мне дума­ет­ся, про­тив мне­ния Виль­ке­на. 60 лет отде­ля­ют заве­ща­ние Евер­ге­та и заве­ща­ние Апи­о­на. За этот дол­гий срок пом­нить о том вре­ме­ни, когда Евер­гет был кирен­ским царем, мог­ли в Кирене лишь глу­бо­кие ста­ри­ки; и неуже­ли ради них рим­ляне поже­ла­ли вос­кре­сить дале­кое, и к тому же без­воз­врат­но ото­шед­шее в область пре­да­ния, как не имев­шее ника­ко­го прак­ти­че­ско­го резуль­та­та, про­шлое. Меж­ду тем над­пись редак­ти­ро­ва­на так, что, если согла­сить­ся с мне­ни­ем Виль­ке­на, при­шлось бы пред­по­ла­гать, что ори­ги­нал ее, по кото­ро­му над­пись и была выре­за­на, был состав­лен в 155 г., поче­му-то не опуб­ли­ко­ван и сдан на хра­не­ние в кирен­ский архив. Какой смысл име­ло в 96 г. упо­ми­нать о том, что копия заве­ща­ния Евер­ге­та была отправ­ле­на в Рим, коль ско­ро, по заве­ща­нию Апи­о­на, рим­ляне полу­ча­ли Кире­на­и­ку по пра­ву насле­до­ва­ния? Какой смысл мог­ла иметь ссыл­ка на то, что ори­ги­нал не осу­ще­ст­вив­ше­го­ся заве­ща­ния Евер­ге­та хра­нит­ся в хра­ме Апол­ло­на? И раз­ве не ока­зал­ся анну­ли­ро­ван­ным суще­ст­вен­ный пункт заве­ща­ния Евер­ге­та, по кото­ро­му он пере­да­вал Кире­на­и­ку рим­ля­нам лишь в том слу­чае, если у него не ока­жет­ся с.403 наслед­ни­ка, после того, как наслед­ник этот явил­ся в лице его стар­ше­го сына, кото­рый и насле­до­вал его пре­стол и пра­вил под име­нем Пто­ле­мея (VIII) Лафи­ра¹².

Τά­δε διέθε­το, ниже­сле­дую­щее заве­щал, — пер­вые сло­ва над­пи­си, сле­дую­щие за ее дати­ров­кой, есте­ствен­но долж­ны были под­ска­зать и дан­ное ей обо­зна­че­ние: заве­ща­ние Евер­ге­та. Тако­вым над­пись и счи­та­ют Оли­ве­рио, Де Санк­тис, Шубарт, Виль­кен. Для Оли­ве­рио и Де Санк­ти­са над­пись пред­став­ля­ет собою копию заве­ща­ния Евер­ге­та, состав­лен­но­го в 155 г. Шубарт, счи­таю­щий текст над­пи­си заве­ща­ни­ем, дол­жен, одна­ко, заме­тить, что, по сво­е­му содер­жа­нию, это ско­рее государ­ст­вен­ный дого­вор, чем заве­ща­ние в стро­гом смыс­ле. Виль­кен ока­зал­ся вынуж­ден­ным при­ду­мать для объ­яс­не­ния опуб­ли­ко­ва­ния над­пи­си осо­бые моти­вы. Рат­ги (так­же Ros­tovtzeff) под­во­дит содер­жа­ние над­пи­си под тип так наз. do­na­tio mor­tis cau­sa. Бли­же к истине подо­шел, на мой взгляд, Бикер­ман (с ним согла­ша­ет­ся и Рус­сель), по мыс­ли кото­ро­го над­пись явля­ет­ся сде­лан­ным ad hoc извле­че­ни­ем из состав­лен­но­го ранее, до мар­та 155 г., заве­ща­ния Евер­ге­та. Дей­ст­ви­тель­но, над­пись, начи­ная со слов «если со мною слу­чит­ся то, что быва­ет с чело­ве­ком» и пр. и окан­чи­вая сло­ва­ми «архе­ге­та Апол­ло­на», и по содер­жа­нию и по фор­ме, — типич­ное заве­ща­ние и, несо­мнен­но, пред­став­ля­ет собою выдерж­ку из под­лин­но­го заве­ща­ния Евер­ге­та. Но, как сло­ва в нача­ле «копия отправ­ле­на в Рим» и в кон­це «у кото­ро­го освя­ще­на и гра­мота обо всем этом», так и вся фра­за, напо­ми­наю­щая всту­пи­тель­ную фор­му­лу в заве­ща­ни­ях о том, что заве­ща­тель нахо­дит­ся в здра­вом уме и твер­дой памя­ти, но в дан­ном слу­чае содер­жа­щая угро­зу по адре­су про­тив­ни­ков Евер­ге­та, несо­мнен­но, взя­ты не из под­лин­но­го его заве­ща­ния, но состав­ле­ны ad hoc. Таким обра­зом, я при­хо­жу к мыс­ли, что дошед­ший до нас доку­мент может быть харак­те­ри­зо­ван, как заве­ща­ние, лишь отно­си­тель­но. Назвать же его было бы пра­виль­нее все­го мани­фе­стом, т. е. все­на­род­ным объ­яв­ле­ни­ем, обра­щен­ным от вер­хов­ной вла­сти к под­дан­ным о важ­ном собы­тии. Что собы­тие, изла­гае­мое в доку­мен­те, посколь­ку в нем с.404 дает­ся выдерж­ка из заве­ща­ния Кирен­ско­го царя, собы­тие важ­ное для его под­дан­ных, об этом нече­го и гово­рить. Но Евер­гет не сумел, а ско­рее наме­рен­но не поже­лал скрыть и, напро­тив, под­черк­нул те моти­вы, кото­рые побуди­ли его пред­при­нять столь важ­ный шаг, как состав­ле­ние заве­ща­ния, касаю­ще­го­ся судь­бы его цар­ства. Эти моти­вы опре­де­лен­но выра­же­ны во всту­пи­тель­ной фор­му­ле, пред­ше­ст­ву­ю­щей выдерж­ке из под­лин­но­го заве­ща­ния, и о них доста­точ­но было ска­за­но ранее. Нуж­но лишь доба­вить, что мысль (Оли­ве­рио, Шубарт), буд­то Евер­гет дела­ет свои рас­по­ря­же­ния, имея в виду пред­сто­я­щую поезд­ку в Рим и пред­по­ла­гае­мый затем поход на Кипр, вряд ли состо­я­тель­на. Боясь коз­ней Фило­ме­то­ра, напу­ган­ный вос­ста­ни­ем Пто­ле­мея Сим­пе­те­си­са, заго­во­ром, непо­сред­ст­вен­но пред­ше­ст­во­вав­шим состав­ле­нию заве­ща­ния, Евер­гет все­на­род­но объ­яв­ля­ет и сво­им под­дан­ным в Кире­на­и­ке и сво­им быв­шим под­дан­ным в Егип­те: знай­те, если я умру, не оста­вив наслед­ни­ка, не Фило­ме­тор станет моим пре­ем­ни­ком, а мое цар­ство, по заве­ща­нию, перей­дет к Риму, и режим в нем оста­нет­ся такой же, какой был преж­де; знай­те, что если кто-либо — будь это Еги­пет или мои про­тив­ни­ки в Кире­на­и­ке — пой­дет вой­ною на мое цар­ство, его будет защи­щать Рим. Это все было взя­то в мани­фе­сте из заве­ща­ния Евер­ге­та. Но всту­пи­тель­ные сло­ва к нему: о, если бы и пр., содер­жа­щее угро­зу по адре­су заго­вор­щи­ков, кото­рых Евер­гет еще наде­ет­ся досто­долж­ным обра­зом пока­рать, не мог­ли содер­жать­ся в ори­ги­на­ле заве­ща­ния и в его отправ­лен­ной в Рим копии; и в том, и в дру­гом экзем­пля­ре заве­ща­ния эти всту­пи­тель­ные сло­ва были фор­му­ли­ро­ва­ны, надо пола­гать, по обыч­но­му для заве­ща­ний типу. И те сло­ва, кото­ры­ми они заме­не­ны в мани­фе­сте, долж­ны были лиш­ний раз под­кре­пить сло­жив­ше­е­ся и ранее у кирен­цев убеж­де­ние в том, что Евер­гет, по нату­ре сво­ей, не царь, а тиранн.

И рим­ский сенат вел друж­бу с этим тиран­ном, заклю­чал с ним сепа­рат­ный дого­вор, неуклон­но под­дер­жи­вал его при­тя­за­ния на рас­ши­ре­ние сво­их вла­де­ний, нако­нец, при­нял его заве­ща­ние, сулив­шее рим­ля­нам полу­чить Кире­на­и­ку лишь в том слу­чае, если после смер­ти Евер­ге­та у него не ока­жет­ся наслед­ни­ка, зато воз­ла­гав­шее на рим­лян обя­за­тель­ство не толь­ко сохра­нять суще­ст­ву­ю­щий в Кирен­ском цар­стве режим, но еще защи­щать это цар­ство в слу­чае, если ему будет гро­зить опас­ность от вра­гов, внут­рен­них и внеш­них, — что же побуж­да­ло рим­ский сенат делать все это? Поли­ти­че­ский рас­чет. Это пре­крас­но под­черк­нул уже Поли­бий. В рас­ска­зе о пер­вом посе­ще­нии Евер­ге­том Рима в 162 г., когда сенат анну­ли­ро­вал про­из­веден­ный рим­ски­ми же посла­ми раздел вла­де­ний Фило­ме­то­ра и с.405 Евер­ге­та, Поли­бий (XXXI, 10, 7—8) сопро­вож­да­ет свое изло­же­ние таким заме­ча­ни­ем: «Часто рим­ляне при­ни­ма­ют такие реше­ния, кото­рые ведут к тому, что они, поль­зу­ясь недаль­но­вид­но­стью дру­гих, дипло­ма­ти­че­ски (πραγ­μα­τικῶς) уве­ли­чи­ва­ют и рас­ши­ря­ют свою соб­ст­вен­ную власть, вме­сте с тем делая при­ят­ное, и, каза­лось бы, бла­го­де­тель­ст­вуя тем, кто сто­ит на оши­боч­ном пути. Рим­ляне, созна­вая раз­ме­ры могу­ще­ства Егип­та, опа­са­лись, как бы он, полу­чив под­держ­ку в лице их, не воз­нес­ся свы­ше долж­но­го». Ины­ми сло­ва­ми: сенат, беря под свою защи­ту инте­ре­сы Евер­ге­та, при­со­еди­няя к его кирен­ским вла­де­ни­ям Кипр, тем самым имел в виду осла­бить Еги­пет, с кото­рым он счи­тал­ся, конеч­но, в гораздо боль­шей сте­пе­ни, чем счи­тал­ся с Кире­на­и­кою, надо пола­гать, быв­шей quan­ti­té nég­li­geab­le в гла­зах сена­та. Что же каса­ет­ся воз­ла­гае­мых на рим­лян обя­за­тельств при­ня­ти­ем ими заве­ща­ния Евер­ге­та ока­зы­вать в нуж­ное вре­мя Кирен­ско­му цар­ству «все­мер­ную» помощь, то они с эти­ми обя­за­тель­ства­ми и не дума­ли счи­тать­ся. А слу­чай к это­му пред­ста­вил­ся уже в 154 г., когда Евер­гет зате­ял вой­ну с Фило­ме­то­ром на Кип­ре, при­суж­ден­ном рим­ля­на­ми млад­ше­му бра­ту. Во вре­мя этой вой­ны поло­же­ние Евер­ге­та было очень кри­ти­че­ское (Diod., XXXI, 33), но рим­ляне, отвле­чен­ные в ту пору усми­ре­ни­ем вос­ста­ния в Лузи­та­нии и сре­ди кельт­ибе­ров, и паль­цем не поше­вель­ну­ли, чтобы помочь Евер­ге­ту; Кипр так и остал­ся во вла­сти Фило­ме­то­ра до его смер­ти в 145 г., когда и Еги­пет и Кире­на­и­ка и Кипр ста­ли при­над­ле­жать Евер­ге­ту и когда тем самым «Кипр­ский» вопрос окон­чил­ся, на этот раз, дей­ст­ви­тель­но, χωρὶς πο­λέ­μου.

В заклю­че­ние вер­нем­ся на мину­ту к при­веден­но­му выше заме­ча­нию Поли­бия. Сто­я­щие у него сло­ва: рим­ский сенат сво­и­ми реше­ни­я­ми «уве­ли­чи­ва­ет и рас­ши­ря­ет» рим­скую дер­жа­ву, ска­зан­ные как раз в при­ме­не­нии к делу Евер­ге­та, не ука­зы­ва­ют ли на то, что Поли­бию, нахо­див­ше­му­ся тогда в Риме и быв­ше­му в кур­се рим­ской поли­ти­ки и дипло­ма­тии, было извест­но о состо­яв­шем­ся заве­ща­нии Евер­ге­та, по кото­ро­му он пере­да­вал свое цар­ство Риму? Тогда полу­чил бы вполне опре­де­лен­ное реше­ние затро­ну­тый Виль­ке­ном вопрос о том, была ли копия заве­ща­ния, отправ­лен­ная в Рим, запе­ча­та­на или нет. Выхо­ди­ло бы, что содер­жа­ние заве­ща­ния, оче­вид­но, вскры­то­го по его полу­че­нии, ста­ло извест­но в Риме. О содер­жа­нии же заве­ща­ния и в Кире­на­и­ке и в Егип­те и на Кип­ре ста­ло извест­но еще ранее, бла­го­да­ря опуб­ли­ко­ван­но­му Евер­ге­том мани­фе­сту, кото­рый вос­кре­си­ли для нас кирен­ские рас­коп­ки.

14 апре­ля 1933 г.