Всадники-тарентинцы в эллинистических армиях

с.109 В пери­од элли­низ­ма рас­про­стра­нил­ся новый вид кон­ни­цы, полу­чив­ший тогда же наиме­но­ва­ние «тарен­тин­цы» (Τα­ραν­τῖ­νοι). Исто­рия это­го вида лег­кой кон­ни­цы не при­вле­ка­ла при­сталь­но­го вни­ма­ния иссле­до­ва­те­лей, поэто­му небес­по­лез­но будет обра­тить­ся к дан­но­му сюже­ту. Соглас­но антич­ным «Так­ти­кам», «тарен­тин­ца­ми» в широ­ком смыс­ле сло­ва име­но­ва­лись кон­ные вои­ны с мета­тель­ны­ми копья­ми, а узком смыс­ле — мета­те­ли, не пере­хо­дя­щие к бою вру­ко­паш­ную (Asclep. Tact. 1. 3; Ael. Tact. 2. 13; Arr. Tact. 4. 5—6). Само назва­ние «тарен­тин­цы» ука­зы­ва­ет на про­ис­хож­де­ние дан­но­го вида кон­ни­цы из Тарен­та — спар­тан­ской коло­нии на бере­гу совре­мен­но­го зали­ва Таран­то, осно­ван­ной в кон­це VIII в. до н. э. Посколь­ку коло­нии обыч­но копи­ро­ва­ли инсти­ту­ты мет­ро­по­лии, то мож­но было бы пред­по­ло­жить, что и дан­ный вид кон­ни­цы имел спар­тан­ское про­ис­хож­де­ние. Одна­ко спар­тан­цы нико­гда не сла­ви­лись сво­ей кон­ни­цей, поэто­му подо­зре­вать дорий­ское про­ис­хож­де­ние дан­но­го не сто­ит. Всад­ни­ки появи­лись в Спар­те в 424 г. до н. э. (Thuc. IV. 55. 2). Наиме­но­ва­ние же отряда из 300 отбор­ных спар­тан­цев — ἱπ­πεῖς — гово­рит о том, что они неко­гда были всад­ни­ка­ми или, по край­ней мере, вер­хо­вы­ми гопли­та­ми, у кото­рых в ходе исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия лоша­ди исчез­ли (Stra­bo. X. 4. 18)¹. Совер­шен­но оче­вид­но, что про­ис­хож­де­ние кон­ни­цы тарен­тин­цев име­ло мест­ные ита­лий­ские исто­ки.

Стра­бон (VI. 3. 4), опи­сы­вая древ­нее могу­ще­ство Тарен­та при демо­кра­ти­че­ской систе­ме прав­ле­ния (IV в. до н. э.), ука­зы­вал, что горо­жане «выстав­ля­ли пеших трид­цать тысяч, всад­ни­ков же три тыся­чи, а гип­пар­хов — тыся­чу». Про­пор­ция соот­но­ше­ния кон­ни­цы и пехоты 1 : 10 выглядит вполне обыч­ной для гре­ков. Вспом­ним, что кон­тин­гент, пре­до­став­лен­ный тарен­тин­ца­ми спар­тан­цу Клео­ни­му в 303 г. до н. э., имел такое же соот­но­ше­ние: 20000 пехоты и 2000 всад­ни­ков (Diod. XX. 104. 2). Одна­ко это­го же нель­зя ска­зать о коли­че­стве кон­ных началь­ни­ков-гип­пар­хов, каж­дый из кото­рых, полу­ча­ет­ся, коман­до­вал тре­мя всад­ни­ка­ми, — слиш­ком малень­ким чис­лом для так­ти­че­ско­го и даже для адми­ни­ст­ра­тив­но­го под­разде­ле­ния! А. Аль­фель­ди, ука­зы­вая, что гип­пар­хов была тыся­ча — тра­ди­ци­он­ное для гре­ков коли­че­ство пра­вя­щих оли­гар­хов — пола­гал, что речь идет о всад­ни­ках, набран­ных из выс­шей зна­ти, откуда и про­изо­шло их назва­ние². П. Вие­мье счи­тал, что ключ к пони­ма­нию ста­ту­са этих гип­пар­хов лежит в пояс­не­нии Геси­хия: «Тарен­тин­цы: так назы­ва­ют­ся неко­то­рые всад­ни­ки. А дру­гие [авто­ры так назы­ва­ют] копье­ме­та­те­лей или лег­ких всад­ни­ков, как и с.110 гип­парх» (Τα­ραν­τῖ­νοι ἱπ­πεῖς τι­νες ὀνο­μάζον­ται. οἱ δὲ τοὺς ἀκον­τιστάς, ἢ τοὺς ψι­λοὺς ἱπ­πεῖς, ὡς καὶ Ἵπ­παρ­χος — He­sych. s. v. Τα­ραν­τῖ­νοι).

Соглас­но коррек­ту­ре тек­ста А. Мей­ни­ке, в дан­ном пас­са­же пред­ла­га­ет­ся исправ­ле­ние: «кото­рые и гип­пар­хи». Это поз­во­ля­ет фран­цуз­ско­му иссле­до­ва­те­лю гово­рить о том, что речь у Геси­хия шла о двух видах тарен­тин­цев, упо­мя­ну­тых в «Так­ти­ках»: соб­ст­вен­но дро­ти­ко­ме­та­те­лях и ἐλαφ­ροί, кото­рые пере­хо­дят к бою вру­ко­паш­ную³. При­чем послед­ние, соглас­но Аскле­пи­о­до­ту (Tact. 1. 3), мог­ли исполь­зо­вать воору­же­ние как лег­ко-, так и тяже­ло­во­ору­жен­ных всад­ни­ков. Есте­ствен­но, пол­ное сна­ря­же­ние кажет­ся более обыч­ным для кон­ной зна­ти⁴.

С дру­гой сто­ро­ны, сло­ва «как и Гип­парх» вполне мож­но понять и без какой-либо коррек­ту­ры: Геси­хий ссы­ла­ет­ся тут на мне­ние како­го-то авто­ри­тет­но­го в антич­но­сти авто­ра. Из зна­ме­ни­тых пер­сон, носив­ших дан­ное имя, кото­рые оста­ви­ли извест­ные в древ­но­сти сочи­не­ния, где мог­ли упо­ми­нать­ся по како­му-то пово­ду тарен­тин­цы, это мог быть автор древ­не­ат­ти­че­ской комедии (V в. до н. э.), уче­ник и душе­при­каз­чик Ари­сто­те­ля или же зна­ме­ни­тый аст­ро­ном и гео­граф из Никеи (II в. до н. э. — Su­da, s. v. Ἵπ­παρ­χος. 1—3). Есте­ствен­но, более веро­ят­но, что дан­ное упо­ми­на­ние, как по вре­ме­ни жиз­ни, так и по сюже­ту мог­ло при­сут­ст­во­вать у послед­не­го Гип­пар­ха.

Изо­бра­же­ние всад­ни­ка ста­ло попу­ляр­ным сюже­том на моне­тах Тарен­та с середи­ны V в. до н. э. В послед­ней чет­вер­ти V — пер­вой чет­вер­ти III в. до н. э. на них встре­ча­ет­ся обна­жен­ный всад­ник-атлет с неболь­шим круг­лым щитом и одним-дву­мя дро­ти­ка­ми в левой руке, кото­рый спры­ги­ва­ет нале­во с коня⁵. Воль­ти­жи­ров­ка обна­жен­но­го юно­ши на коне, спры­ги­ва­ние его с живот­но­го — сюжет весь­ма попу­ляр­ный в ита­лий­ском искус­стве, что, види­мо, свиде­тель­ст­ву­ет о рас­про­стра­не­нии тако­го рода упраж­не­ний⁶.

В середине IV — пер­вой чет­вер­ти III в. до н. э. на моне­тах пока­зан дру­гой тип обна­жен­но­го всад­ни­ка ино­гда в атти­че­ском (?) шле­ме с сул­та­ном, воору­жен­но­го более круп­ным круг­лым щитом и тре­мя копья­ми, два из кото­рых воин дер­жит в левой руке, а одно — в пра­вой⁷. В самом деле, соглас­но Арри­а­ну (Tact. 4. 6) и Эли­а­ну (Tact. 2. 9), у тарен­тин­цев было, по край­ней мере, два дора­ти­о­на, а для ближ­не­го боя — длин­ный всад­ни­че­ский меч-спа­та. На дру­гих моне­тах послед­ней тре­ти IV — пер­вой чет­вер­ти III в. до н. э. мож­но увидеть всад­ни­ка в шле­ме с греб­нем, ска­чу­ще­го вле­во, при­кры­ваю­ще­го­ся гоплит­ским щитом, на кото­ром изо­бра­жен дель­фин или звезда; этот всад­ник несет два с.111 копья⁸. На моне­тах послед­ней тре­ти II в. до н. э. име­ет­ся изо­бра­же­ние кон­ни­ка в мускуль­ном пан­ци­ре, но без щита и шле­ма, кото­рый, ска­ча на гало­пи­ру­ю­щем коне, бро­са­ет корот­кий дро­тик⁹.

Если обра­тить­ся к рас­смот­ре­нию ору­жия тарен­тин­ских всад­ни­ков на моне­тах, то вид­но, что оно состо­я­ло из корот­ко­го дро­ти­ка или более длин­но­го копья и щита. Даже если всад­ник пока­зан обна­жен­ным во вре­мя спор­тив­ной воль­ти­жи­ров­ки, то обыч­но спор­тив­ное сна­ря­же­ние и часто само упраж­не­ние было ана­ло­гич­ным бое­во­му. Аскле­пи­о­дот про­сто име­ну­ет ору­жие тарен­тин­цев видо­вым наиме­но­ва­ни­ем «дро­тик» (οἱ δὲ ἀκον­τίος μά­χον­ται — Tact. 1. 3), Эли­ан и Арри­ан более кон­крет­но назы­ва­ют это ору­жие «дора­ти­о­ном» (δο­ράτιον — Asclep. Tact. 1. 3; Ael. Tact. 2. 8—9; Arr. Tact. 4. 5—6). «Суда» так объ­яс­ня­ет зна­че­ние это­го сло­ва: «дора­ти­он — это малень­кое копье» (s. v. δο­ράτιον; ср.: He­sych. s. v. h. 1). Сле­до­ва­тель­но, это ору­жие было длин­нее обыч­но­го дро­ти­ка, но коро­че копья, кото­рое и исполь­зо­ва­ли тарен­тин­цы.

Хотя в «Так­ти­ках» щит счи­та­ет­ся ору­жи­ем толь­ко кон­ных копье­нос­цев-неме­та­те­лей (Asclep. Tact. 1. 3; Ael. Tact. 2. 12; Arr. Tact. 4. 4), но ноше­ние щита всад­ни­ка­ми было ита­лий­ской осо­бен­но­стью, кото­рую, види­мо, не учи­ты­ва­ли соста­ви­те­ли трак­та­тов в сво­их тео­ре­ти­че­ских схе­мах разде­ле­ния кон­ни­цы. Воз­мож­но так­же, что элли­ни­сти­че­ские (неита­лий­ские) тарен­тин­цы пере­ста­ли исполь­зо­вать щит. Круг­лый щит на моне­тах Тарен­та пока­зан двух видов: неболь­шой и круп­ный гоплит­ско­го типа¹⁰. Пер­вый вид щита всад­ни­ки исполь­зо­ва­ли вме­сте с одним или дву­мя дро­ти­ка­ми. Кон­ник с таким воору­же­ни­ем, кажет­ся, пред­став­лял собой бой­ца, сра­жав­ше­го­ся изда­ли, тогда как всад­ник с боль­шим щитом и тре­мя копья­ми, ско­рее все­го, являл­ся в древ­них «Так­ти­ках» «лег­ким всад­ни­ком», кото­рый мог сра­жать­ся как изда­ли, так и вбли­зи. Т. Эвер­сан даже пред­по­ло­жил, что брон­зо­вый щит македон­ско­го типа диа­мет­ром 33.8 см, най­ден­ный в Олим­пии¹¹, мог исполь­зо­вать­ся тарен­тин­ца­ми или крит­ски­ми луч­ни­ка­ми. Одна­ко это ору­жие дати­ру­ет­ся рубе­жом V—IV вв. до н. э. и вряд ли мог­ло быть исполь­зо­ва­но кон­ны­ми мета­те­ля­ми, появив­ши­ми­ся у бал­кан­ских гре­ков позд­нее¹². Дан­ное пред­по­ло­же­ние логич­нее было бы отне­сти к македон­ско­му щиту из Веро­ги диа­мет­ром 37.6 см (конец IV — нача­ло III в. до н. э.)¹³. Слож­нее атри­бу­ти­ро­вать изо­бра­жен­ных на моне­тах наезд­ни­ков в шле­ме с гоплит­ским щитом, воору­жен­ных дву­мя копья­ми. Они мог­ли быть про­сто щито­нос­ной кон­ни­цей, одна­ко она в Ита­лии обыч­но име­ла одно копье. Воз­мож­но, они так­же были «лег­ки­ми всад­ни­ка­ми», упо­ми­нае­мы­ми в «Так­ти­ках». Эти «лег­кие всад­ни­ки», пере­хо­дя­щие к с.112 бою вру­ко­паш­ную, судя по моне­там, появи­лись позд­нее мета­те­лей, воз­мож­но, пред­став­ляя даль­ней­шее раз­ви­тие кон­ни­цы¹⁴.

Фран­цуз­ский анти­ко­вед Б. Хел­ли, рас­смат­ри­вая рефор­мы Ясо­на Фер­ско­го и уве­ли­че­ние чис­лен­но­сти его армии, счи­та­ет, что тарен­тин­цы появи­лись в Фес­са­лии уже в пер­вой поло­вине IV в. до н. э.¹⁵ Хотя Ясон при­вле­кал к себе для служ­бы наем­ни­ков, но, по боль­шей части, это были пехо­тин­цы-гопли­ты, в каче­стве кото­рых Фес­са­лия усту­па­ла дру­гим гре­че­ским государ­ствам, тогда как наем­ны­ми всад­ни­ка­ми Ясо­на, ско­рее все­го, не были ита­лий­ские гре­ки (Xen. Hell. VI. 1. 5—6; 4. 28). Ведь подроб­ное опи­са­ние Ксе­но­фон­том (Hell. VII. 1. 20—21) обра­за дей­ст­вия вер­хо­вых мета­те­лей сира­куз­ско­го тира­на Дио­ни­сия I в 369 г. до н. э. свиде­тель­ст­ву­ет об их необыч­но­сти для гре­ков. А ведь сам Ксе­но­фонт непло­хо знал фес­са­лий­скую кон­ни­цу и встре­чал­ся с ней на поле боя, будучи в армии Аге­си­лая (Xen. Ages. 2. 2—5).

Впер­вые в пись­мен­ных источ­ни­ках мы встре­ча­ем весь­ма зна­чи­тель­ное коли­че­ство тарен­тин­цев — 2300 всад­ни­ков — в армии Анти­го­на I Одно­гла­зо­го в бит­ве при Паре­та­кене в 317 г. до н. э. (Diod. XIX. 29. 2). Позд­нее, в кон­це IV — II вв. до н. э. они регу­ляр­но упо­ми­на­ют­ся в арми­ях Анти­го­на I и Демет­рия I (Diod. XIX. 29. 5; 39. 2; 42. 2; 82. 2; Po­lyaen. III. 7. 1), Антио­ха III (Po­lyb. XVI. 18. 7; Liv. XXXVII. 40. 13); в ахей­ских, спар­тан­ских (Po­lyb. XI. 12. 6; 13. 1; Liv. XXXV. 28. 8), элей­ских (Po­lyb. IV. 77. 7), афин­ских (IG. II², 958, ll. vv. 56—57; 960, l. v. 33; 961, ll. vv. 34—35; 2975), бео­тий­ских (IG. VII. 2466) и фес­са­лий­ских (IG. IX. 2. 509, ll. vv. 5—6) вой­сках.

Как уже отме­ча­лось, само назва­ние кон­ни­цы ука­зы­ва­ет на ее про­ис­хож­де­ние из Тарен­та. Дио­дор не слу­чай­но пишет о «тарен­тин­цах, при­шед­ших с ним [Анти­го­ном Одно­гла­зым] от моря» в Азию (XIX. 29. 2). Хотя Г. Гриф­фит пред­по­ла­га­ет, что они при­шли к Анти­го­ну в Азию, будучи набран­ны­ми на мало­ази­ат­ском побе­ре­жье¹⁶, одна­ко, ско­рее все­го, это не так. Посколь­ку в армии Алек­сандра не было это­го вида кон­ни­цы, а его вер­хо­вые дро­ти­ко­ме­та­те­ли, появив­ши­е­ся в Гир­ка­нии, явно были не тарен­тин­ца­ми, а иран­ца­ми (Arr. Anab. III. 24. 1)¹⁷, то тарен­тин­цы, оче­вид­но, появи­лись в Восточ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье уже после окон­ча­ния экс­пе­ди­ции Алек­сандра. К 317 г. до н. э. дан­ный тип кон­ни­цы вряд ли был уже настоль­ко рас­про­стра­нен, чтобы выста­вить 22300 всад­ни­ков. Воз­мож­но, Дио­дор в дан­ном пас­са­же гово­рил о «тарен­тин­цах» имен­но как о жите­лях Тарен­та, а не о типе лег­кой кон­ни­цы. Ско­рее все­го, это были наем­ни­ки из Тарен­та, а посколь­ку для поли­са такое чис­ло всад­ни­ков покры­ва­ет боль­шую часть имев­шей­ся у него кон­ни­цы, то, воз­мож­но, уже сре­ди них были не толь­ко соб­ст­вен­но тарен­тин­цы, но и вои­ны из дру­гих южно­и­та­лий­ских мест­но­стей. Вспом­ним, что позд­нее в бит­ве при Ауску­ле (279 г. до н. э.) Пирр с.113 поста­вил на сво­ем пра­вом флан­ге наем­ную кон­ни­цу тарен­тин­цев, тогда как на левом — соб­ст­вен­но тарен­тин­скую (Dion. Hal. Ant. Rom. XX. 1. 3), что гово­рит об их иден­тич­но­сти.

В тече­ние III—II вв. до н. э. тарен­тин­цы ста­но­вят­ся весь­ма рас­про­стра­нен­ным видом кон­ни­цы. Веро­ят­но, вна­ча­ле они дей­ст­ви­тель­но были наем­ны­ми вои­на­ми-про­фес­сио­на­ла­ми (ср.: Po­lyb. XI. 13. 3), а уже затем ста­ли наби­рать­ся из мест­но­го насе­ле­ния. Бес­спор­но, рим­ское заво­е­ва­ние, разору­же­ние и поста­нов­ка Тарен­та под рим­ский кон­троль после Пирро­вой вой­ны, а затем окон­ча­тель­ная поте­ря им сво­бо­ды во вре­мя вой­ны с Ган­ни­ба­лом (Stra­bo. VI. 3. 4) не мог­ли не спо­соб­ст­во­вать пре­кра­ще­нию пото­ка наем­ни­ков из само­го Тарен­та¹⁸. Наиме­но­ва­ние «тарен­тин­цы» ста­но­вит­ся псев­до­эт­но­ни­мом безот­но­си­тель­но места набо­ра вои­нов. Как пола­га­ют на осно­ва­нии тек­ста Поли­бия (IV. 77. 7), в Элиде тарен­тин­цы наби­ра­лись из граж­дан­ско­го насе­ле­ния уже в 218 г. до н. э.¹⁹ То же самое было и в Афи­нах в середине — вто­рой поло­вине II в. до н. э. (IG. II², 958, ll. vv. 56—59) и, види­мо, в Фес­са­лии, где тарен­ти­нарх родом из Лари­сы, упо­ми­на­ет­ся в одной из над­пи­сей (IG. IX. 2. 509, ll. vv. 5—6).

Об орга­ни­за­ции отрядов тарен­тин­цев у нас прак­ти­че­ски нет дан­ных. В «Так­ти­ках» мы обна­ру­жи­ва­ем стан­дарт­ное под­разде­ле­ние для кон­ни­цы — «тарен­ти­нар­хию». Она насчи­ты­ва­ла 256 кон­ни­ков и состо­я­ла из двух эпи­лар­хий, каж­дая из кото­рых состо­я­ла из пары ил по 64 всад­ни­ка. В свою оче­редь, две тарен­ти­нар­хии состав­ля­ли гип­пар­хию из 512 вер­хо­вых (Asclep. Tact. 7. 11; Ael. Tact. 20. 2; Arr. Tact. 18. 2—3; Su­da. s. v. ἐφίπ­πων ὀνό­ματα). Посколь­ку назва­ние дан­но­го под­разде­ле­ния попа­ло в тео­ре­ти­че­ские «Так­ти­ки», то, оче­вид­но, такое коли­че­ство всад­ни­ков в под­разде­ле­нии, как и его наиме­но­ва­ние, было доста­точ­но рас­про­стра­нен­ным. Счи­та­ет­ся, что тарен­тин­цы дей­ст­ви­тель­но пер­во­на­чаль­но были орга­ни­зо­ва­ны в отряды по 256 всад­ни­ков и сра­жа­лись в таких под­разде­ле­ни­ях уже во вре­мя ита­лий­ской кам­па­нии Алек­сандра Эпир­ско­го в 334—330 гг. до н. э.²⁰ Одна­ко, если обра­тить­ся к исто­ри­че­ским источ­ни­кам, гово­ря­щим о чис­лен­но­сти отрядов тарен­тин­цев, мы обна­ру­жим сле­дую­щую кар­ти­ну. В бит­ве при Паре­та­кене край­ни­ми на пра­вом флан­ге армии Анти­го­на Одно­гла­зо­го сто­я­ли 100 тарен­тин­цев, основ­ная мас­са же, 22200 всад­ни­ков, нахо­ди­лись на левом флан­ге (Diod. XIX. 29. 2; 5). Посколь­ку рядом с тарен­тин­ца­ми нахо­ди­лись илы «пажей» по 50 чело­век в каж­дой, то мож­но пола­гать, что отряд из сот­ни всад­ни­ков так­же являл­ся базо­вым под­разде­ле­ни­ем тарен­тин­цев. Позд­нее Анти­гон послал для захва­та пасу­щих­ся сло­нов Эвме­на 200 тарен­тин­цев и еще мидий­ских всад­ни­ков с лег­кой пехотой (Diod. XIX. 39. 2). Оче­вид­но, речь шла о двух под­разде­ле­ни­ях тарен­тин­цев по 100 всад­ни­ков в каж­дом. В бит­ве при Газе (312 г. до н. э.) сын Анти­го­на Демет­рий вне кры­ла поста­вил три илы тарен­тин­цев, что с.114 соста­ви­ло 100 всад­ни­ков (Diod. XIX. 82. 2). Сле­до­ва­тель­но, в одной иле было при­мер­но по 30 всад­ни­ков, что по чис­лен­но­сти напо­ми­на­ет ита­лий­скую тур­му, кото­рую, кста­ти, Поли­бий име­ну­ет «илой» (VI. 25. 1). Мож­но пред­по­ло­жить, что, как и рим­ская тур­ма, отряд при­мер­но из 30 всад­ни­ков был так­ти­че­ской еди­ни­цей тарен­тин­цев. Три таких отряда объ­еди­ня­лись в под­разде­ле­ния из 100 всад­ни­ков, а два таких отряда состав­ля­ли дру­гой отряд в 200 кон­ни­ков. Было бы заман­чи­во посчи­тать, что на левом флан­ге армии Анти­го­на при Паре­та­кене сто­я­ло 11 отрядов по 100 всад­ни­ков. Позд­нее, когда тарен­тин­цы ста­ли регу­ляр­ной кон­ни­цей гре­че­ских государств и элли­ни­сти­че­ских монар­хов, орга­ни­за­ция отрядов мог­ла изме­нить­ся. Тогда и появил­ся отряд из 256 всад­ни­ков.

Тарен­ти­нарх, если сле­до­вать логи­ке «Так­тик», даю­щих назва­ние началь­ни­ку по наиме­но­ва­нию под­разде­ле­ния, кото­рым он коман­ду­ет, дол­жен быть коман­ди­ром лишь тарен­ти­нар­хии (Ael. Tact. 20. 2; Arr. Tact. 18. 3). Одна­ко в реаль­но­сти дело обсто­я­ло не так. В Фес­са­лий­ском сою­зе и в Фес­пи­ях (Бео­тия) он был коман­ди­ром всех тарен­тин­цев, тогда как в Афи­нах было два тарен­ти­нар­ха²¹.

О спо­со­бе дей­ст­вий тарен­тин­цев на поле боя нас инфор­ми­ру­ют «Так­ти­ки» Арри­а­на и Эли­а­на. Сооб­ще­ние пер­во­го более подроб­но (Arr. Tact. 4. 6): «Тарен­тин­ца­ми назы­ва­ют­ся те, кото­рые ведут даль­нюю пере­стрел­ку дро­ти­ка­ми (δο­ρατίοις). Неко­то­рые из этих тарен­тин­цев исполь­зу­ют дро­тик для пере­стрел­ки либо толь­ко нахо­дясь поодаль, либо разъ­ез­жая на конях по кру­гу. Имен­но они и есть насто­я­щие (εἰλικ­ρι­νεῖς) тарен­тин­цы. Дру­гие же, спер­ва мет­нув дро­тик, всту­па­ют затем с вра­гом в руко­паш­ный бой. Или даже остав­ля­ют копье (δό­ρυ), кото­рое у них было, или исполь­зу­ют спа­ту (σπάθῃ): такие назы­ва­ют­ся “лег­ки­ми [всад­ни­ка­ми]” (ἐλαφ­ροί)».

Рас­сказ Эли­а­на лишь немно­го отли­ча­ет­ся в дета­лях (Tact. 2. 13): «Дро­ти­ка­ми (δο­ρατίοις) поль­зу­ют­ся те, кото­рые назы­ва­ют­ся “тарен­тин­ца­ми”. Есть два вида (διαφο­ραί) тарен­тин­цев. Одни, те, кто бро­са­ют изда­ле­ка, назы­ва­ют­ся “кон­ны­ми дро­ти­ко­ме­та­те­ля­ми” (ἱπ­πα­κον­τισταί), кото­рые, соб­ст­вен­но гово­ря, и зовут­ся “тарен­тин­ца­ми”. А дру­гие тарен­тин­цы исполь­зу­ют лег­кие дро­ти­ки (ἐλαφ­ροῖς δο­ρατίοις χρῶν­ται); они, раз или два пред­ва­ри­тель­но мет­нув копье, вслед за этим всту­па­ют с вра­гом в руко­паш­ный бой. Они сра­жа­ют­ся вбли­зи почти так же как выше­на­зван­ные копье­нос­цы (δο­ρατο­φόροις). Такие назы­ва­ют­ся “лег­ки­ми [всад­ни­ка­ми]” (ἐλαφ­ροί)».

Итак, соб­ст­вен­но «тарен­тин­цы» дей­ст­ву­ют типич­но для вер­хо­вых мета­те­лей. Они про­из­во­дят обстрел вра­га, нахо­дясь на без­опас­ном рас­сто­я­нии, или же подъ­ез­жа­ют к непри­я­тель­ско­му строю и исполь­зу­ют мета­тель­ное ору­жие, пово­ра­чи­вая коня назад, по суще­ству, дей­ст­ви­тель­но ска­ча «по кру­гу». Отъ­е­хав на без­опас­ное рас­сто­я­ние, они мог­ли попол­нить бое­за­пас, прий­ти в себя и опять пой­ти в ата­ку, делая еще с.115 один круг. Тарен­тин­цы-«лег­кие всад­ни­ки» дей­ст­во­ва­ли, соглас­но «Так­ти­кам», по-дру­го­му: сна­ча­ла в ходе сра­же­ния они мета­ли одно или даже два копья, после чего пере­хо­ди­ли вру­ко­паш­ную с вра­гом, исполь­зуя остав­ше­е­ся копье или меч. Так, в 208 г. до н. э. в бит­ве при Ман­ти­нее меж­ду спар­тан­ской и ахей­ской арми­я­ми тарен­тин­цы и лег­ко­во­ору­жен­ные сра­жа­лись то в мас­со­вом бою, то один на один (Po­lyb. XI. 13. 2). Воз­мож­но, в дан­ном слу­чае под­ра­зу­ме­ва­ет­ся как раз этот послед­ний вид тарен­тин­цев.

О стра­те­ги­че­ском и так­ти­че­ском исполь­зо­ва­нии тарен­тин­цев свиде­тель­ст­ву­ют упо­ми­на­ния об их рас­по­ло­же­нии на поле боя. Тарен­тин­цы ста­вят­ся вне флан­га для при­кры­тия сла­бо­го лево­го кры­ла тяже­лой кон­ни­цы (Diod. XIX. 82. 2), перед цен­тром бое­во­го поряд­ка наряду со сло­на­ми, сопро­вож­дае­мые лег­кой пехотой, для завяз­ки боя (Po­lyb. XVI. 18. 7). Фило­пе­мен посы­ла­ет их напасть на ката­пуль­ты, выстав­лен­ные перед фрон­том армии спар­тан­ско­го тира­на Маха­нида, так­же выслав­ше­го сво­их тарен­тин­цев, кото­рые начи­на­ют сра­жать­ся друг с дру­гом. При­чем по мере боя к всад­ни­кам при­со­еди­ня­лись и пешие дро­ти­ко­ме­та­те­ли (Po­lyb. XI. 12. 4—13. 3; Plut. Phi­lop. 10. 4). Анти­гон Одно­гла­зый посы­ла­ет тарен­тин­цев вме­сте с мидий­ски­ми всад­ни­ка­ми в обход вра­же­ско­го флан­га для захва­та обо­за Эвме­на, рас­по­ло­жен­но­го в тылу послед­не­го (Diod. XIX. 42. 2—3); они охра­ня­ют вме­сте с крит­ски­ми луч­ни­ка­ми вой­ско при раз­бив­ке лаге­ря (Liv. XXXV. 28. 8—9), а так­же водо­но­сов (XXXV. 29. 1); пре­сле­ду­ют убе­гаю­щих (Po­lyaen. III. 7. 1); их посы­ла­ют вме­сте с крит­ски­ми луч­ни­ка­ми про­тив кон­ни­цы вра­га, поте­ряв­шей строй (Plut. Agis et Cleom. 27. 4); они весь­ма искус­ны в заса­дах (Diod. XIX. 29. 2). В целом, перед нами типич­ная лег­кая кон­ни­ца, основ­ная зада­ча кото­рой — защи­щать и при­кры­вать всю армию или менее мобиль­ные под­разде­ле­ния. Как заме­тил фран­цуз­ский гене­рал лег­кой кава­ле­рии Ф. де Брак, лег­кие всад­ни­ки окру­жа­ют вра­же­скую армию бди­тель­ной «сетью», утом­ля­ют непри­я­те­ля, нано­ся ему уда­ры²².

Ливий сооб­ща­ет, что у тарен­тин­цев было по два коня. В част­но­сти он гово­рит: «како­вых назы­ва­ли тарен­тин­ца­ми, всад­ни­ка­ми, веду­щи­ми с собой двух коней» (XXXV. 28. 8). Хотя дан­ный пас­саж под­час рас­смат­ри­ва­ют как невер­ное пони­ма­ние Ливи­ем сво­его источ­ни­ка, Поли­бия²³, но, кажет­ся, нет весо­мых осно­ва­ний так счи­тать. Ливий спе­ци­аль­но пояс­ня­ет, что тарен­тин­ца­ми «назы­ва­ли» всад­ни­ков с дву­мя коня­ми, то есть источ­ник ука­зы­ва­ет на их осо­бен­ность (по срав­не­нию с обыч­ны­ми всад­ни­ка­ми) исполь­зо­вать завод­но­го коня. Ита­лия, в целом, была бога­че коня­ми, неже­ли Гре­ция, и два коня у всад­ни­ка тут не такая уж ред­кость. Вспом­ним хотя бы рим­ских арха­и­че­ских всад­ни­ков с дву­мя коня­ми (Gran. Li­cin. p. 5; Fest. с.116 221 M). Одним из аргу­мен­тов в опре­де­ле­нии ошиб­ки Ливия о дву­кон­ных тарен­тин­цах может счи­тать­ся то, что они чис­лят­ся в «Так­ти­ке» Арри­а­на сре­ди обыч­ных всад­ни­ков, а не сре­ди амфи­п­пов — кон­ни­ков с дву­мя коня­ми. Впро­чем, это может гово­рить, с одной сто­ро­ны, о нерас­про­стра­не­нии обы­чая скач­ки о дву­конь в гре­че­ской ойку­мене, а с дру­гой, — хотя это и менее веро­ят­но, — о том, что тарен­тин­цы не пере­ска­ки­ва­ли на ходу с одно­го коня на дру­го­го, как амфи­п­пы, а пере­са­жи­ва­лись путем спе­ши­ва­ния. На моне­тах Тарен­та пер­вой поло­ви­ны IV в. до н. э. мож­но увидеть еду­ще­го на двух конях всад­ни­ка-три­ум­фа­то­ра, над кото­рым летит Ника, дер­жа­щая венок²⁴.

Итак, тарен­тин­цы как тип кон­ных мета­те­лей широ­ко рас­про­стра­ни­лись у гре­ков в III—II вв. до н. э. В Фес­пи­ях в середине III в. до н. э. на четы­рех илар­хов, коман­ди­ров обыч­ной кон­ни­цы, при­хо­дил­ся один тарен­ти­нарх²⁵, то есть мож­но опре­де­лить, что око­ло пятой части всей кон­ни­цы при­хо­ди­лось на тарен­тин­цев. Суще­ст­ву­ет даже пред­по­ло­же­ние, что в Афи­нах с середи­ны II в. до н. э. вся кон­ни­ца состо­я­ла из тарен­тин­цев²⁶. Подоб­ное рас­про­стра­не­ние мож­но объ­яс­нить тем, что, во-пер­вых, изме­ни­лась систе­ма набо­ра и тарен­тин­цы ста­ли ком­плек­то­вать­ся не из жите­лей Тарен­та, а из мест­но­го насе­ле­ния и/или наем­ни­ков. Само же воору­же­ние гре­че­ских всад­ни­ков в тече­ние III в. до н. э. при­бли­зи­лось к воору­же­нию тарен­тин­цев-«лег­ких» всад­ни­ков, ведь эллин­ские кон­ни­ки полу­чи­ли щит и при этом про­дол­жа­ли сра­жать­ся, исполь­зуя мета­тель­ное ору­жие, ино­гда при необ­хо­ди­мо­сти пере­хо­дя к бою вру­ко­паш­ную, то есть они по сво­им так­ти­че­ским зада­чам ста­ли напо­ми­нать «лег­ких всад­ни­ков». Одна­ко нали­чие боль­шо­го кава­ле­рий­ско­го щита рез­ко выде­ля­ло обыч­ных всад­ни­ков от «лег­ких». С исчез­но­ве­ни­ем неза­ви­си­мых гре­че­ских государств и упад­ком их воен­ной систе­мы, исче­за­ет и кон­ни­ца тарен­тин­цев, как отдель­ный род войск.

Ale­xan­der K. Ne­fed­kin (St. Pe­ters­burg).
Ta­ren­ti­nes’ ca­val­ry in the Hel­le­nis­tic ar­mies

The Ta­ren­ti­nes’ ca­val­ry had Ita­lian ori­gins sin­ce the mid-V B. C. They were ar­med with jave­lins and shields. In theo­re­ti­cal Tac­ti­cae of Aelian and Ar­rian the Ta­ren­ti­nes were light ca­val­ry employing long-dis­tan­ce fighting. Du­ring the cam­paign, the Ta­ren­ti­nes played the ro­le of a real light ca­val­ry. For first ti­me, in his­to­ri­cal sour­ces the Ta­ren­ti­nes с.117 ap­pea­red in An­ti­go­nus Mo­noph­tal­mus’ ar­my in 317 B. C. (Diod. XIX. 29. 2). Du­ring the end of the IV—II B. C. the Ta­ren­ti­nes were qui­te com­mon in the Hel­le­nis­tic world. The bo­dy of the Ta­ren­ti­nes was di­vi­ded in­to the de­tach­ments of 100 ca­val­ry­men and the lat­ter in­to three de­tach­ments, each of them had about 30 hor­ses. A Ta­ren­ti­ne might ha­ve two hor­ses (Liv. XXXV. 28. 8).