Осно­вы­ва­ясь на пло­хо сохра­нив­шем­ся экзем­пля­ре, извест­ном ему, Аль­фёль­ди опи­сал реверс это­го кон­тор­ни­а­та как сце­ну про­ща­ния Гек­то­ра и Анд­ро­ма­хи, опи­сан­ную в шестой кни­ге «Или­а­ды» Гоме­ра. Такая атри­бу­ция сомни­тель­на по трем при­чи­нам. Во-пер­вых, гоме­ров­ское опи­са­ние про­ща­ния Гек­то­ра и Анд­ро­ма­хи испол­не­но вели­кой печа­ли и состра­да­ния, что совер­шен­но неумест­но во вре­мя празд­ни­ка или победы на играх, для кото­рых были пред­на­зна­че­ны эти кон­тор­ни­а­ты. Во-вто­рых, пло­хая сохран­ность экзем­пля­ра из Рим­ско­го Нацио­наль­но­го музея (един­ст­вен­но­го экзем­пля­ра, извест­но­го Аль­фёль­ди) мог­ла послу­жить истол­ко­ва­нию одеж­ды на муж­чине как воен­ной. Одна­ко на нашем экзем­пля­ре ясно вид­но, что голов­ной убор муж­чи­ны — это фри­гий­ский кол­пак и что муж­чи­на одет для поезд­ки, а не для сра­же­ния. Нако­нец, Асти­а­накт, мла­де­нец Гек­то­ра и Анд­ро­ма­хи, кото­рый был в цен­тре эпи­зо­да и дол­жен где-то быть в этой сцене — поче­му-то отсут­ст­ву­ет.

Более веро­ят­ная интер­пре­та­ция — что фигу­ры изо­бра­жа­ют Еле­ну и Пари­са. Эта сце­на — один из счаст­ли­вых момен­тов бли­зо­сти меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной, и хотя похи­ще­ние Еле­ны Пари­сом при­ве­ло к Тро­ян­ской войне и име­ло пагуб­ный резуль­тат для тро­ян­цев, эта сце­на все же соот­вет­ст­ву­ет празд­нич­ной обста­нов­ке кон­тор­ни­а­та. Эки­пи­ров­ка муж­чи­ны соот­вет­ст­во­ва­ла бы дру­гим извест­ным изо­бра­же­ни­ям Пари­са (срав­ни: