| Пиндар | ||
|
Оды в переводах русских поэтов XVIII—XX вв. |
||
ОЛИМПИЙСКАЯ ВТОРАЯ (Аноним)
ОЛИМПИЧЕСКАЯ ПЕРВАЯ ПЕСНЬ (Г. Р. Державин)
ТРЕТЬЯ ОЛИМПИЙСКАЯ ОДА (В. И. Водовозов)
ПЕРВАЯ ПИФИЙСКАЯ ОДА (В. И. Иванов)
ПЕРВАЯ ИСТМИЙСКАЯ ОДА (М. Е. Грабарь-Пассек)
Аноним (вторая половина XVIII в.) ОЛИМПИЙСКАЯ ВТОРАЯ1 Ферону Агригентянину, одержавшему в дроме колесницею Свидетели в свещенье лире Вы, песни, ими же светим, Какому днесь ирою в мире, Какому богу возгласим; Заступник Пизы Дий державный; Начатками победы славной В ней игры учредил Алкид; Но победитель колесницей Ферон прославлен зде сторицей И предков честь и град хранит. По многим подвигам явленью Родоначальницы его, Седоша на реце священной, Красе владычества сего, И быша славное селенье Земли сиканской удобренье, И мзда им счастье и любовь, Вси доблести мужей святые, Богатства, почести благие, Иройскую блюдущи кровь. О Хронов сыне, всех правитель, Олимпа небодержец бог, Ты, игрищ наших всехранитель, Ему же в алтарях чертог На брезех светлого Алфея, Взыми молению, да спея В твоей заступе, поживут На отчине своей безбедны Сыны ироев сих наследны, И славу их себе блюдут. Нам вещь рождающее время Всесильное в нас сотворить, Бессильно нам неправды бремя На правду властно прелагать. Но зол прошедших память в роды Законами на нас природы Веселием потреблена, Егда по скорбям и язвленьям Судами их в призор моленьям Нам радость с выспрь преподана. О сем свидетельствует жребий, Сужденный Кадмовым сынам, Сим играм учрежденным в требы, Постигшим некогда их злам, Но ныне санятся престолы, И матерь Бакхова на долы Перуном горним ниспаде, Но ныне Дием и Палладой И Гроздоносцевой отрадой Честна в Олимпе по беде. Предание о смертной Ине И по сему же нам гласит, И яко в славной той пучине В бессмертны сонмы Нереид Участница их благ включилась. Егда твердь Фивом озарилась, И ясный рано виде день, О бурях к западам не знаем, — Вся жизнь нам, ю же провождаем, Лишь тишь и буря — свет и тень. Се по сему от Имармены Отцам твоим суды, Ферон, Им благ судилися измены, И вкупе нищета и фрон Со дня, в кой в Кифероне Лая Эдип идущий повстречая, Отца в нем своего уби, И тако совершил не знанно Таинственные несказанно Пророческие Дельф судьбы. То зрящи фурия от гроба На род сей язвы все простре; Сыны отцеубийцы оба Друг друга поразиша в пре; Но Полиников сын Адрастов Ферсандр, как ветвь от древних растов, Воздвиг и поздним нам сий дом. Енесидим сей дом пробавил; А сын его Ферон прославил Сему Ферону лирный гром. В Олимпии един венчался; В гиссопном месте славе брат Его ристаяй причащался, Когда двунадесять он крат Вокруг столпа в конец ристаше. Успех веселие нам наше. Ей! доблестью плоды богатств; Да их дарами люди спеют И состязательны умеют Стяжати славу всю изрядств. Богатства с доблестьми от века Соуз лучащих в мир светил И истый свет для человека, Его же свет сей просветил, Грядущих тайны проницает, И ведый их провидец знает. По смерти души темны злых Мучениям вданы всегдашним: Плутоновым судьею страшным Истязан всяк о злах своих. Но праведные тамо скверны И зол изъятые живут; Их души семо благоверны, И тамо их избегнет труд; Там день не вечеряет мраком, И солнце невечерне зраком Дарит их кротким в век лучом; И нуждам удовлят телесным Не прорствуют движеньем песным Ни ралом острым, ни веслом. Обетам верные на роте Беседуют к богам самим; Там радость, сущая нам в льготе, Не добыта трудом лихим; Клятвопреступству же там кары. Но иже душ светильник ярый И в ад и в сени сей земли Трикраты, не гасив, носили И в Диевых путях ходили, Вступают к Хрону разветли. Селенье се богоблаженных, Да внидут в радость и покой! Зефиром с вод невозмущенных Свежится вечною весной. Там крины — цвет златосиянный; Из струй с древес же и с поляны Растут там дивные цветы, И праведные их сплетают, И их венцами прилагают Главам и дланям лепоты. Там Радамант, судья вселенны, При Хроне праотце сидит, И всяк престол там вознесенный Земли престолу подлежит. Там Кадм с Пелеем воцарился, И Ахиллес туда вселился Фетиды теплою мольбой — Сей муж, Гектора в персть вселивший, Мемнона ж черного сразивший, Рожденного на свет Зарей. Мой тул исполнен стрел глашащих, И разум гласу слух сему, Но звон их разумом летящим Не внемлет темный муж ему. Хвала природному пииту — Но слову, худогом излиту, От сердца ль полного хвала? То слово — вранов крик бесчестных, Теснящихся в зыбях небесных Вкруг громовержцева орла. Обаче время дух мой вещий Напречь к стрелянью тетиву, Куда лететь стреле до вещи, Усердием светить молву: Да в Агригенту долетает, Да град хвалою постигает; Сто лет ты, граде, славно спел, Но в сонме сильных и вельможных Ты лучшего в стезях возможных Ферона нашего не зрел. Но видим злобы посяганье И подвиг бешеных мужей, На счастие его восстанье И темных оных полк затей, Воюющих его доброты. Но изочти его щедроты, Сей вольный дар его руки — Бесчисленны бо неисчетны И нескончанны и несметны, Как в море велием пески. | |
| 1 |
Всех элементов вода превосходней, Злато богатств среди пышных, вельможных, Как между всех преизящнее блеском, Пышущу пламени нощью подобно. Хощешь ли, Муза, победы возвысить, — Звезд не ищи, светозарнее тихих Солнца полдневна лучей теплотворных, Кои, пустыню воздушну протекши, Мир освещают вокруг, — и славнейших Ты не ищи же торжеств олимпийских. Душу поэтов они
Пламенем всю напояют, Кронова сына когда, Сидя Хирона в чертогах, Счастьем, богатством цветущих, Звучно возносят, поют. Скиптр правосудья вращает Он в многостадной Тринакре, Доблестей цвет всех сбирая, Блещет, красой озаряясь Песен, согласных с музыкой, Кои мы дружески, часто Сидя с ним вкруг за трапезой, В славу ему восклицаем. |
| 2 | Снемли с стены сей дорийскую цитру, Коль олимпийский конь Победоносный, Ныне на рыцарских играх риставший, Сладостным дух твой пленяет восторгом. О! как он берегом быстро Алфея Без подстрекания, гордо, красиво, Мчал сиракузска царя конелюбна, К цели летя по всему ипподрому, Громкой победой меж всеми блистая, Честь своему приобрел тем владыке. Слава доныне о нем
Седы, града пролетает, Рождшим толь много вождей Лидским Пелопсом селепны; Бог, препоясаный морем Землю, его возлюбил. Мощный Нептун, как изъяла Вреюща светла коноба Клота его, и ему тут Кости слоновой вложила Снега белейшее рамо. Верь, что чудесность бывает: Сплошь, пестро сказок убранство Нравится более правды. |
| 3 | Прелесть поэзьи, волшебная сила, Звуком своим всех пленит, услаждая; Ризою басню почтенной облекши, Ложному часто дает вероятность, Лучший свидетель грядущее время; Смертных всех есть лишь одна принадлежность, Чтоб с умилением в сердце глубоким Провозглашать всем богов благостыню. Если не будет кто винным в чем много, Тот и ответу подвергнется мало. Сыне Танталов! тебя
Ныне воспеть я намерен, Прежде не пета никем, — Твой как отец на трапезу Звал всех богов в свой любимый Град, Сипилию, к себе: Скиптра трезубна державец, Страстью к тебе вспламеняся, Взявши тебя, как добычу, Зевсу всечтиму далече На огнеконном снаряде В светлы взнес неба чертоги; Но для услуги сей самой Был Ганимед там уж прежде. |
| 4 | Бывшу ж тебе от всех смертных сокрыту, Как отыскать и посланцам родившей Было тебя уже больше неможно, — Завистью мрачною, злой, воушенны Тайны соседы всем слух распустили, Будто бы тело твое все на части Было прерублено острой секирой И, во кипящей воде разваренно, Ночью богам в кругу пира носимо; Сладостно ими, как снедно, пожерто. Но возвещать мне о том,
Будто бессмертные алчны, Дерзко, безумно, грешно; — Сильно того я страшуся. Коль богохульников часто Ярый сражает перун! Чтили ль кого земнородных Неба блюстители, боги, — Был то Тантал. Но, увы! он, Чашей блаженств упоенный, Много собою кичася, Гневной свел мщенье десницы: Камень над ним преужасный Зевс, яко гору, повесил. |
| 5 | Вечно с главы его отревает, Вечно бежит от него и спокойство: Жалкий страдалец, меж трех он четвертый Жизнь провождает свою всю в мученьи, Сколь в бесполезном, столь горьком рыданьи, Что у богов, даровавших бессмертье, Тайно священный похитил он нектар. Также унес и амброзию сладку Для угощенья смертных клевретов, О, суета сокрываться от вышних! В кару за тяжкий толь грех
Боги обратно сослали Сына в род смертных его, Столь увядающий скоро. Юность же розоцветуща Черным лишь власом вокруг Щеки его отенила, Сердце прельстилось мгновенно Браком ему обещанным Со Ипподамией милой, Дщерью владельца Олимпий. К пенну он ночью шел морю, Трезубодержца подхолмна Вызвал, и бог лишь явился, — |
| 6 | «Сильный царь вод! — рек он, — ежели дары Благоугодны тебе суть Венеры, Медно копье удержи Аэммона, Скрой в Элизей и меня ты с собою На колеснице твоей быстротечной. Там с ним сразяся, победу обрящу. Тридцать уж им женихов перебито; Дочь же его и поныне в невестах. Так! лишь опасностей те не встречают, Коих вся в нежности жизнь протекает. Мне же коль рок уж судил,
Чтоб умереть неизбежно, Век свой бесславно почто Мрачности в недре скрывая, Дел уклоняться геройских, Жизнь всю влачить со стыдом? Нет! нет! — иду я сражаться! Путь лишь открой мне счастливый». — Тако вещая, — и спешно Душу он бога восхитил, Коя, озаряя в нем сердце, Пролил сиянье на взоры, Дав ему неутомимых Коней златых с колесницей. |
| 7 | От Аэммонова гнева избегши, Деву исторг он со славой ко браку, Седмь воевождей ему породившу; Тщилися чтить все они добродетель. Днесь ему жертвы курятся надгробны, Кои на бреге он злачном Алфея Во благолепии внемля, почиет. Холм его вкруг как могильный обходят, Тож и алтарь его в праздничных играх, Где собирается сонм чужестранцев. Блещет далеко Пелопс
Славой торжеств олимпийских Со ипподромов своих; Сила где, быстрость ног гибких, Мышцы и жилы напрягшись, Рьяно вдруг спорят с собой. Луч от победы награда, Витязей ввек услаждает, Слаще златого сота. Да и кому чем сей вящще Радостью льзя наслаждаться, Как не тому, где вседневно С блеском она вспять струится И утешает нас снова? |
| 8 | Песнью эольской и мне днесь надлежит Витязя игр увенчать бранноносна, Копна ристанья по праву известну. Кто меж гостей здесь есть из иностранных, Иль из живых где суть люди на свете, Царств что в правленьи, наук и художеств Во превосходстве с ним мог бы поспорить? Нет! не дерзнет уж никто, как он только, Быть возвеличен подвижников в лике Благозвучащими песньми достойно. Бог твой покров, о Хирон!
Нежно он бдит над тобою, Коль он не снимет впредь длань, Взыду на красный холм Кронов И в сладкогласнейших кликах Бег колесниц воспою. Муза меня окрыляет, Как быстролетную стрелу: Взнесся тот сим, а сей оным, Ты же над всеми вершина. Шествуй же, в дол не взирая, Сей и всегда высотою: Благо с тобой жить мне, витязь! Грецию песни осветят. |
| 1с | Лиры властители, гимны! Какого нам бога, какого героя, Мужа какого воспеть? Пизу ль, священную Зевсу? Брани добычу назначил Иракл Игр Олимпийских наградой. Мы ж за четверку победных коней Ныне Ферона прославим, Честного гостя, столб Агригента, Предков прославленных цвет, Градоправителя мудрого. |
| 1а | Много душой пострадав, Они на священной реке поселились И стали Сицилии оком. Следом и счастье пришло, Доблестям явным в награду Принесши богатство и честь. Сын Реи, Кронион, властитель Олимпа, Победных наград и потоков Алфея, С улыбкою песнь нашу встретив, даруй И поздним их внукам Отцовским наследством счастливо владеть. |
| 1э | Тому, что свершилось, Законно ли, нет ли, И время, всеобщий отец, Не может другого назначить исхода; Но пусть со счастливой судьбою Приходит забвение бед, И злобное горе, смиряясь, Умрет перед радостью светлой, |
| 2с | Если уж воля богов Высшее благо пошлет. Царственным Кадма пришлось дочерям Много страдать, говорят; Пала однако тяжелая скорбь, Встретившись с лучшим добром. Ныне живет на Олимпе Громом удара сраженная Фивянка длинноволосая. Вечно Палладе любезна она, Зевсу отцу еще больше; ее Любит и юноша, бог плющеносный. |
| 2а | Слышно, что там в глубоких водах, Меж дочерьми морскими Нероя, На вечное время блаженная жизнь Назначена Ино. Смертный конец не угадан никем из людей! Не можем мы знать, Окончим ли солнцем рожденный Спокойно и радостно день В довольстве, ничем не смущенном. Со счастьем иль с горем, Различные льются струи К нам отовсюду. |
| 2э | Подобно и Мойра, хранившая жизнь Фероновых предков, была не всегда Равно благосклонною к ним. Со счастием, даром богов, Порой посылала беду: Сын Лая, роком ведомый, При встрече отца умертвил, И тем исполняется старый оракул Пифона. |
| 3с | Быстрая видит Эринния Зло, и взаимным убийством Губит воинственный род. Пал Полиник, и остался Ферсандр, Цвет Адрастидов и дому опора, В играх и в битвах равно Чтимый средь юношей храбрых. Отрасль из корня того же, Энезидамова сына Песней хвалебной и звуками лиры Ныне прилично прославить. |
| 3а | Принял награду в Олимпии он, В Пифоне, на Истме ему С братом равно знаменитым Те же Хариты доставили славу Двенадцать раз четвернею Арену кругом обскакать. Удача избавит того от печали, Кто силу в борьбе испытует. Избыток, украшенный доблестью, Кстати повсюду поможет, Питая заботу глубокую в сердце. |
| 3э | Он всем светило желанное, Он мужа истинный блеск. Его кто имеет, тот знает грядущее, Что скорая мзда малодушных людей Постигнет за все преступленья, Свершенные в здешней обители Зевса: Есть некто, судящий в подземном жилище Решеньем, нещадным, как рок, |
| 4с | Светит и ночью равно, Светит и днем неизменно Вечное солнце для добрых, Век их проходит легко. В жизни другой уж не нужно Им ни земли, ни пучины морской Силою рук бороздить. Жизнь беспечально ведут В чтимом богами кругу Правду любившие люди; Злые ж несут Взору ужасную муку. |
| 4а | Кто трижды отвагу имел От всякой неправды свою Душу сберечь, тот нашел Путь Зевсов к обители Крона. Остров блаженных Там ветерки океана Кругом обвевают. Там златом пылают цветы, Обильно рождаясь Из вод, из земли, из блестящих деревьев. Ветвями, венками Сплетаясь вокруг. |
| 4э | Так праведен суд Радаманта. Он верный советник у Крона отца, Супруга Реи, всех выше Имеющей трон свой на небе. Пелей и Кадм в их числе; К ним мать привела и Ахилла, Склонивши Зевесово сердце мольбою. |
| 5с | Трои незыблемый столб он низверг, Гектора, грозного в битве; Смерти он предал и Кикна, И сына Эос, Эфиопа. Много в колчане моем Есть быстрых стрел под рукою, Людям разумным звучащих. Толпе пояснения нужны: Мудрый уж многое знает с рожденья; Неуч же праздно болтливый, Как ворон, каркать готов На птицу священную Зевса. |
| 5а | Направь же лук свой на цель. Смело, живее! Куда устремишь Славные стрелы свои, Пустив от души дружелюбной? Направить ли их в Агригент? Я подтверждаю от чистого сердца Клятвенным словом: В столетье еще ни один Город на свет не родил Для друзей благодетеля мужа Щедрей, благородней Ферона. |
| 5э | Но злоба встает на хвалу. Не ведая правды, безумцы Хотят заглушить, иль позором Славное дело покрыть. Но счету песок недоступен — Кто ж мог бы сказать, сколько сделал Ферон добра для других? |
| 1с |
О кифара золотая! Ты, Аполлона и Муз Фиалкокудрых равный удел! Мере струнной Пляска, начало веселий, внемлет, Вторят лики сладкогласные, Когда, сотрясенная звучно, Ты взгремишь, Хороводных гимнов подъемля запев. |
| 5 |
Копья вечного перуна гасишь ты, И огнемощный орел Никнет сонный, Никнет на Зевсовом скиптре, Быстрых роняя чету Крыльев долу, — |
| 1а |
Князь пернатых: облак темный Над изогнутой главой Вещим пеньем ты пролила, Облак темный — Сладкий затвор зеницам зорким, И под влажной дремой гнет хребет Ударами струн побежденный… Сам Арей, Буйный в бранях, прочь отметнув копие, Легковейным услаждает сердце сном. Сильны бессмертных пленять Стрелы, их же Глубоколонные Музы С чадом искусным Лето Мещут звонко! |
| 1э |
Те же, кого невзлюбил Зевс, — Внемля гласу Пиерид, И на земле обуяны страхом, и средь неукротимых пучин; |
| 15 |
И мятется, чья темница — Тартар тьмы, недруг богов, Стоглавый Тифон, возлелеян некогда Славным вертепом той ли страны киликийской, ныне же Тяготеют Кумы приморской нагорья И Сикелия на косматых оных персях, и небесный Столп его грудь бременит — |
| 20 |
Среброверхой Этны устой, Вечной зимы кормилец снежный. |
| 2с |
Чистыми кипя ключами, Там неприступный огонь Бьет из недр. Днем черный клубит Огневые Реки пожар, а во мраке хляби Пышут бурей яропламенной И скалы, вращая, уносят С грохотом — Испровергнуть в Понта глубокий простор. А подземный Змий Ифестовы ручьи, |
| 25 |
Грозные, жерлом струит Вверх. И чудо — Въяве предивное видеть! Диво и повести внять Тех, кто зрели: |
| 2а |
Как под Этны чернолистной Теменем и низиной, На колючем ложе простерт, Опирает Узник об остины хребет язвимый… Дай, Зевс, дай нам быть угодными |
| 30 |
Тебе, что блюдешь над горой сей, Над челом Плодовитых долов! — ее ж освятил Именем однореченный смежный град Хвальный строитель, — и днесь Этну славит Игрищ Пифийских глашатай, Краснопобедный глася Лавр Иерона — |
| 2э |
На колесничном ристаньи! В путь готовым кораблям Радость желанная — ветр попутный: он возврат мореходцам сулит |
| 35 |
И прибыток. Их по слову про свое станем гадать: Благое начало — благое знаменье: Конскою славой городу слыть, и венцами краситься, И греметь молвой на пирах звонкогласных! Ты же, Ликиец, царь Дилийский, ты, Парнасской Касталии Ключ возлюбивший! Блюди |
| 40 |
Сие в сердце памятном, Феб! Добрых людей блюди отчизну. |
| 3с |
От богов вся доблесть в людях, Все нам дары — от богов; Разум мудрых, крепость борца, Речь витии. Я ж, победителя славя, целю Копья песен медножалые: Всех дальше я мечу их ринуть И за грань Мощным махом, звонкие, не прометнуть!.. |
| 45 |
Пусть ему в теченьи долгом смертных дней Те ж изобилья дары С тем же счастьем В лоно плывут неоскудно И претерпенных несут Зол забвенье! |
| 3а |
Он вспомянет войн великих Битвы: как в них устоял, Крепкий духом; как добывал Мышцей божьей Почесть, ее ж ни единый Эллин Не снискал,— стяжанья многого Верховный венец велелепный! — Ныне вновь, Филоктита труд роковой разделив, Ополчился вождь за друга: друга звал Гордый на помощь, смирясь. Так на Лимнос (В былях поется) герои К мучиму язвой стрелку Плыли древле. |
| 3э |
Сына Пианта приводят Полубоги в бранный стан: Он ниспровергнул Приамов город, он Данаев страды повершил, |
| 55 |
Тело в немощи влачащий: суд то был вечных судеб!.. Да встанет же бог-исправитель в дни его Пред Иеропом в час вожделенный, в годину чаянья!.. Муза! лепо нам пред лицом Диномена Четвероконных мзду восславить: отчий дар ему ль не радость? Муза! покорствуй мне: гимн |
| 60 |
Обретем мы Этны царю, Этны царю хвалу по сердцу, |
| 4с |
Сыну град, свободы граду Дал богозданный устав С правдой Илла царь Иерон! Род Памфила И Ираклидов, Тайгета горцы, По дорийскому обычаю, В Эгимия древнем законе Век прожить Правдой дедов гордые внуки хотят. |
| 65 |
С Пинда стремного сошли сыны побед И одержали Амиклы У предела Тиндара чад белоконных, Чьих искони процвела Копий слава. |
| 4а |
Зевс-свершитель! прав да будет Голос молвы, что судил Чести отчей равный удел У Амены Струй Этнейских — царям и воям! Будь помощник,— да водитель — муж, |
| 70 |
Наставник властителя-сына, Свой народ Возвеличив, дружный в нем строй водворит! О Кронион! я молюсь, да низойдет В грады пунийские мир, Да утишит Тусков воинские клики Кумской обиды морской Память злая! |
| 4э |
Как там крушилась их сила Властелином Сиракуз! Он же и цвет их страны в пучину с быстролетных поверг кораблей, |
| 75 |
И с Эллады угнетенной прочь сорвал рабский ярем! Афинам пою Саламин — и взыскан я Граждан приязнью; в Спарте мне петь Киферон: побоища, Где легли костьми крутолукие Персы. У берегов Имеры светлой Диномена чад могучих Доблести гимн я воздам: |
| 80 |
Они гимн стяжали в бою, Вражеских воев мощь осилив! |
| 5с |
Кто хранит в витийстве меру, Кто разумеет вместить В кратком слово многую речь, — Нареканий Меньше тому от людей. Избыток Пресыщает; торопливые Надежды не ждут. Чуждый подвиг, Граждан толк Тайно сердца темную глубь бременит. |
| 85 |
Лучше зависть все ж, чем жалость! Славен будь! Подвиги множь! Правь народ Прав кормилом! Пред наковальнею чести Выкуй нелживый язык, Ковщик правды! |
| 5а |
Легкой искрой слово реет; Но из властительных уст Тяжко ляжет! Многих ты благ Управитель: Много свидетелей зрят управу. Щедрый нрав блюди; и, добрую Молву возлюбив, неустанно Расточай, Корабленачальник искусный, ветрам Смей вверять раздутый парус. Не ищи Выгод обманчивых, друг! Наше имя Переживет нас, и слава Об отошедших прейдет В роды смертных. |
| 5э |
Жизнь их молва перескажет Дееписцам и певцам. Крез человеколюбивый вечно будет памятен сердцу людей; |
| 95 |
В медяном быке сжигатель, недруг всем — царь Фаларид, И нежные струны под кровлей праздничной Имя его сдружить не хотят с песнопеньем отроков. Друг! удача — первое благо; за нею ж Клада нет краше доброй славы; но кто оба дара вкупе Взял от богов,— улучил Вожделенный жребий земли: Жизни приял венец превысший! |
| 1с | Мать моя, труд для тебя, для Фив златощитных Всем я трудам предпочту, и Делос крутой Пусть на меня не гневится, хоть должен был песню Раньше сложить я ему. Что сердцам благородным дороже, чем мать и отец? Ради них отступи, Аполлонова сень! Песни окончу обе я по воле богов. |
| 1а | И длиннокудрого Феба прославлю я в пляске Между приморских селян, где Кеос вода Вкруг обтекает, и будет воспет перешеек Истм, огражденный волной. Шесть венков подарил он на играх Кадмейской стране, Дар прекрасно-победный, для родины честь. Сын был Алкменой здесь рожден; был тверже, чем сталь. |
| 1э | В страхе пред ним У псов Герионовых лютых Шерсть вздымалась. Ныне хвалу Геродоту С его колесницей Четвероконной сложу. Он не доверил узды своей Чужой руке — и за то Я вплету ему похвалу С Иолаем и Кастором В гимн хвалебный. Этих двух героев нам Лакедемон и Фивы родили, Возниц сильнейших. |
| 2с | В играх они достигали наград наивысших, Блеском треножников дом украшен их был, Многими чашами, кубками чистого злата. Много победных венков В дар стяжали. Повсюду сиял их доблести свет, Где в ристаньях тела обнажали мужи, Иль где гоплиты в бег, щитами бряцающий, шли, |
| 2а | Где заостренные копья руками метали, Или где несся далеко каменный диск. В играх не знали пятиединенья, за каждый Бой был особый венец. Часто после, густою листвою свои кудри обвив, Возле Дирки потока являлись они Иль отдыхали там, где воды струил Эврот. |
| 2э | О сын Ификла! Ты по рождению Родной стране Спартанской. О Тиндарид! Обитаешь Ты в Терапне святой Меж мужами ахейской страны. Вам мой привет! А теперь сложу Искусно песнь я тебе, Посейдон! Потом вспомяну Я про Истм святой, Про обрыв Онхеста, Вспомню жребий я Богатого честью Отца Геродота, Асоподора. |
| 3с | Некогда он возвратился к равнине родимой, Он из разнузданных волн и из бедствий кровавых Принят был ею тогда. Ныне же прежней счастливой судьбы благосклонный поток К нам его возвращает. Но, раз потерпев, Будет хранить отныне он осторожность в душе. |
| 3а | Если весь пыл и стремленья направит на доблесть Он, не щадя для нее затрат и трудов, Тем, кто увидит его и в почете и в силе, Следует зависть забыть. Долг приятный и легкий для мудрых мужей — за труд Слово доброе молвить о нем, и себе С ним заодно воздвигнуть памятник славы навек, |
| 3э | Людям различным Разная плата за труд Бывает сладкой. Пастырь овец, землепашец, Тот, кто птиц уловляет, Тот, кого кормят моря, — Думают все об одном: Как голод им утолить. Но для тех, Кто на играх или в бою Добивается славы, тому наградой Высшей будет, если имя его На устах сограждан Своих и чуждых. |
| 4с | Мне подобает земли колебателя ныне, Кронова сына воспеть; сосед наш благой, Он нам помощник в бегах колесничных и конских. Амфитрион, сыновей Я твоих восхвалю и ущелье в Минийских скалах, Славной рощи Деметры приют — Элевсин, Место Эвбейских игр, изогнутый путь беговой. |
| 4а | Протесилай, я созданье могучих ахеян — Храм на Филаке — в мою хвалу заключу. Все перечислить, что в играх Гермес-покровитель Дал Геродота коням, Песня ныне не может моя; ее краток размер. Часто, впрочем, бывает — о чем умолчим, Именно это нам принесет людей похвалу. |
| 4э | Пусть Геродот теперь Вознесен будет ввысь На дивных крыльях Муз Пиерид сладкогласных! Пусть с пифийских он игр, С Олимпийских Алфея брегов Честь принесет семивратным Фивам! Пусть отборной листвой Руку он себе обовьет! Кто ж, тайком богатея, Смеется над щедрым, Тот, в Аид сойдя, Не будет у всех на устах, Но останется ввек бесславен. |
ПРИМЕЧАНИЯ
В этот раздел включены несколько переводов, цель которых — показать историю освоения форм греческой хоровой лирики русской поэзией:
1. Аноним (Пиндар, Ол. 2). Печ. по недавней публикации: И. М. Бадалич. Пять Пиндаровых песен в неизвестных русских переложениях XVIII в. «Известия АН СССР», серия литературы и языка, т. 32, № 1,1973, с. 58—70. Рукопись второй половины XVIII в.; публикатор допускает, что автор этих переводов — Павел Фонвизин, младший брат автора «Недоросля». Перевод сделан обычной для русского XVIII в. одической 10-стишной строфой; необычно для этого времепи обилие архаизмов и славянизмов в языке. [назад]
2. Г. Р. Державин (Пиндар, Ол. 1). Печ. по изд.: «Сочинения Державина, с объяснит. примеч. Я. Грота», т. 2. СПб., 1865, стр. 559. Перевод 1805 г., сделанный с немецкого перевода Ф. Гедике. Размер — вольно сочиненная триада из правильно повторяющихся дактилических строф. [назад]
3. В. И. Водовозов (Пиндар, Ол. 3). Печ. по изд.: «Переводы в стихах и оригинальные стихотворения В. И. Водовозова». СПб., 1888; впервые напечатано в 1858 г. Размер — вольные трехсложники в нетождественных строфах. [назад]
4. В. И. Иванов (Пиндар, Пиф. 1). Печ. по публикации в «Журнале министерства народного просвещения», 1899, № 7—8, отд. классической филологии, с. 48—56. Перевод размером подлинника. В предисловии переводчик так обосновывает свои приемы: «Перевод с греческого “размером подлинника” в строгом смысле, разумеется, невозможен. Арсис древнего стиха и русский ударяемый слог — не одно и то же. Еще важнее, быть может, что неударяемые слоги почти совершенно утрачивают колорит долготы и краткости. Русский спондей — только хорей: правда, и хорей русский, с неударяемым, но не непременно кратким вторым слогом… Но как наш язык не может отказаться от своего великолепного гексаметра, существенно обусловливающего для нас редкую между народами привилегию «слышать умолкнувший звук божественной эллинской речи»,— ни, в частности, от своего несовершенного, но незаменимого спондея, — так и ограничение наших метрических подражаний античной лирике воспроизведением порядка древних арсисов не должно отвращать нас от задачи такого воспроизведения… Ритмические силы нашего языка богаче поэтических форм, получивших в нем право гражданства. Что касается нашего опыта и его соответствия метру подлинника, то, помимо изложенных ограничений общего характера, должно поставить на вид две допущенные нами особенности. Во-первых, в несколько большей, сравнительно с подлинником, мере обособлены отдельные ритмические части, “κωλα”, нам казалось, что это обособление облегчает чтение непривычного нашему уху неожиданностию своих метрических переходов текста. Во-вторых, встречный толчок арсисов, конечного и начального, двух смежных метрических групп, сохраненный нами вообще (ср., например, 3-й стих эподов), — в каждом 2-м стихе (5-й строке) строф и антистроф был устранен как затруднительный при чтении (несмотря на свою вероятную музыкальность в пении), — вставкою одною лишнего краткого слога (вместо «начало торжеств внемлет», мы пишем: «начало веселий внемлет») — вольность, оправдываемая до некоторой степени вероятностию предположения, что в этом и подобных случаях два смежные арсиса разделялись некоторою малою музыкальною паузою. В остальном наш перевод верен древнему размеру; и если принципиальные противники нововведений в господствующем стихосложении найдут, что в той же мере перевод этот перестает быть стихотворным, то мы первые готовы предложить читателям смотреть на него как на опыт ритмической прозы. Элементы церковные и старонародные, допущенные в языке перевода, казались нам согласными с тоном и диалектом подлинника». [назад]
7. М. Е. Грабарь-Пассек (Пиндар, Истм. 1). Печ.по изд.: Я. Ф. Дератани. Хрестоматия по античной литературе, т. 1. М., 1939, с. 112—116. Перевод в той же традиции, но более приближенный к размеру подлинника. [назад]