О при­бли­же­нии бога воз­ве­ща­ют еще два его спут­ни­ка: вак­хан­ка, играю­щая на ким­ва­лах, и обна­жен­ный муж­чи­на. У него на пле­че зве­ри­ная шку­ра, а в воло­сах — камыш; он игра­ет на длин­ной тру­бе. Меж­ду ними еще один инди­ец, повер­нув­ший­ся к при­бли­жаю­ще­му­ся богу, с рука­ми, под­ня­ты­ми к лицу, по-види­мо­му, опла­ки­ва­ет свои несча­стья.

Как и на всех пане­лях, фигу­ры пред­став­ле­ны на про­стом белом фоне. Неко­то­рые сто­ят пря­мо на рам­ке, но боль­шин­ство при­под­ня­ты над нею и сто­ят на соб­ст­вен­ных, похо­жих на тени лини­ях, сим­во­ли­зи­ру­ю­щих зем­лю, — обыч­ная услов­ность рим­ской моза­и­ки.

Кон­цы кро­мок, фор­ми­ру­ю­щих внут­рен­нюю рам­ку пане­ли, пере­се­ка­ют­ся друг с дру­гом и высту­па­ют на углах, так, чтобы напо­ми­нать нало­жен­ные друг на дру­га план­ки дере­вян­ных рамок (как на окс­форд­ской раме). Это обыч­ный при­ем, кото­рый встре­ча­ет­ся повсюду в доме (напри­мер, на пане­ли с пав­ли­ном в ком­на­те 15) и исполь­зо­вал­ся либо для того, чтобы создать впе­чат­ле­ние живо­пис­ной пане­ли, либо пото­му, что моза­и­ка дей­ст­ви­тель­но копи­ро­ва­ла живо­пись на пане­ли.