В дру­гой, повто­ряв­шей образ­цы VII века до н. э. кано­пе крыш­ка сде­ла­на в виде обла­чен­но­го в пан­цирь, воз­вы­шаю­ще­го­ся над туло­вом урны вои­на. Его окру­жа­ют охра­ня­ю­щие прах гри­фо­ны и пла­каль­щи­ки. В сопо­став­ле­нии с их малень­ки­ми фигур­ка­ми геро­изи­ро­ван­ный образ умер­ше­го кажет­ся огром­ным и вели­че­ст­вен­ным, а обыч­ная гли­ня­ная кано­па — мону­мен­таль­ным над­гроб­ным памят­ни­ком (10, с. 36). Вос­про­из­веде­ние лица умер­ше­го исклю­чи­тель­но сдер­жан­ное. Пре­дель­но про­сто, без век, рес­ниц, зрач­ков пока­за­ны широ­ко рас­кры­тые круг­лые гла­за. Лег­ким раз­ре­зом наме­чен рот. Обоб­щен­ность форм спо­соб­ст­ву­ет выра­зи­тель­но­сти, лако­низм уси­ли­ва­ет эмо­цио­наль­ную экс­прес­сив­ность. Осо­бен­но удач­но най­ден жест: умер­ший как бы в стра­хе перед открыв­шей­ся кар­ти­ной под­но­сит руку к губам (ил. 78). Про­стота всех форм, в част­но­сти, кисти руки с едва наме­чен­ны­ми паль­ца­ми, толь­ко уси­ли­ва­ла впе­чат­ле­ние заво­ро­жен­но­сти и ужа­са. В рас­смот­рен­ных выше урнах скуль­п­тор не изо­бра­жал рук и огра­ни­чи­вал­ся сопо­став­ле­ни­ем объ­е­мов голо­вы и туло­ва сосуда; здесь уже боль­шая роль отво­ди­лась жесту.