Воз­мож­но, из мастер­ской Протар­ха вышла и эта камея. Музы­каль­ные повто­ры, слов­но вари­а­ции одной пла­сти­че­ской темы, замет­ны и в этом мини­а­тюр­ном шедев­ре. Мастер «алек­сан­дрий­ско­го роко­ко» пре­вра­ща­ет миф в идил­ли­че­скую, теат­раль­ную сцен­ку: юный герой, как галант­ный кава­лер вре­мен мар­ки­зы де Пом­па­дур, пока­зы­ва­ет сво­ей подру­ге отра­жен­ную в воде страш­ную голо­ву Меду­зы, обра­щав­шую в камень любо­го, кто встре­тит­ся с ее взо­ром. Сце­на про­ис­хо­дит на цве­ту­щей лужай­ке. В цен­тре ее — круг­лый водо­ем. Чтобы уси­лить эффект про­зрач­но­го озер­ка, мастер с двух сто­рон силь­но утон­чил корич­не­вый слой ага­та. Одна­ко живо­пис­ные эффек­ты у рез­чи­ка явст­вен­но усту­па­ют пла­сти­че­ским, скульп­тур­ным.
Эта камея удо­сто­и­лась спе­ци­аль­ных упо­ми­на­ний в лите­ра­тур­ных источ­ни­ках и пись­мах XVIII в. Ею вос­хи­щал­ся Вин­кель­манн, Ека­те­ри­на II спе­ци­аль­но ого­ва­ри­ва­ет ее покуп­ку в соста­ве наследия Менгса, а когда камея при­бы­ва­ет в Петер­бург, удо­вле­тво­рен­но сооб­ща­ет Грим­му: «Камея с Пер­се­ем и Анд­ро­медой поме­ще­на в музее… она в самом деле близ­ка к совер­шен­ству».