Охота на веп­ря.
Сце­на охоты на веп­ря явля­ет­ся глав­ной не толь­ко по сво­е­му цен­траль­но­му рас­по­ло­же­нию, но и пото­му что она зани­ма­ет наи­боль­шую пло­щадь (здесь опи­сы­ва­ет­ся сар­ко­фаг из Кази­но Рос­пи­льо­зи в Риме; ком­по­зи­ция ман­ту­ан­ско­го сар­ко­фа­га несколь­ко иная — И. Ш.). В ней пред­став­ле­ны объ­еди­нен­ны­ми в одно целое раз­но­об­раз­ные момен­ты сюже­та и дей­ст­вия участ­ни­ков: вепрь вне­зап­но бро­са­ет­ся в ата­ку из сво­его лого­ви­ща; Адо­нис ранен в бед­ро и упал; его това­ри­щи с соба­ка­ми пыта­ют­ся убить зве­ря, но уже слиш­ком позд­но. Рана нане­се­на, но Адо­нис еще не побеж­ден. Смер­тель­но ране­ный юный герой изо­бра­жен под­ни­маю­щим­ся с колен и про­тя­ги­ваю­щим руку, буд­то пыта­ясь отра­зить послед­нюю ата­ку про­тив­ни­ка, как это дела­ли мно­гие дру­гие антич­ные вои­ны, напря­гая послед­ние силы, чтобы сра­жать­ся до кон­ца. Несмот­ря на неми­ну­е­мую смерть, к кото­рой при­ве­ла его страсть к охо­те, virtus Адо­ни­са про­яв­ля­ет­ся в его непри­я­тии без­воль­но­го ожи­да­ния судь­бы.
(...)
Цен­траль­ная тема сце­ны охоты — про­ти­во­сто­я­ние чело­ве­ка и зве­ря. Взгляд на охоту как на мета­фо­ру бит­вы име­ет дол­гую и заслу­жен­ную исто­рию. Охота, как выра­зил­ся Ксе­но­фон в IV в. до н. э., явля­лась "пре­вос­ход­ным упра­же­ни­ем в искус­стве вой­ны". В те вре­ме­на, когда появи­лись рез­ные сар­ко­фа­ги, охота на веп­ря зани­ма­ла важ­ное место в ико­но­гра­фии Импе­рии, начи­ная с репер­ту­а­ра три­ум­фов Адри­а­на. Изо­бра­же­ния этой охоты мож­но видеть дале­ко не толь­ко на мону­мен­таль­ных тон­до, ныне укра­шаю­щих арку Кон­стан­ти­на; по рас­по­ря­же­нию Адри­а­на были так­же созда­ны брон­зо­вые меда­льо­ны с подоб­ной ико­но­гра­фи­ей. То, что охота име­ла боль­шое зна­че­ние в сим­во­ли­ке гроб­ниц, вид­но по мно­го­чис­лен­ным сар­ко­фа­гам со сце­на­ми пре­сле­до­ва­ния раз­ных диких зве­рей, таких как львы, а так­же с мифа­ми об охот­ни­ках на веп­ря — Меле­а­г­ре и Адо­ни­се. Мотив охоты извле­кал­ся из мифо­ло­ги­че­ско­го повест­во­ва­ния и исполь­зо­вал­ся отдель­но от послед­не­го. В этом смыс­ле уби­тый вепрь мог даже исполь­зо­вать­ся в каче­стве устой­чи­вой мета­фо­ры virtus на могиль­ном камне, наме­кая на то, что покой­ный являл­ся "вто­рым Меле­а­гром" (alter Meleager). Во всех этих слу­ча­ях охота пред­став­ля­лась образ­цо­вым заня­ти­ем, явля­ясь одно­вре­мен­но сим­во­лом virtu и моде­лью для под­ра­жа­ния. Судя по настой­чи­вой демон­стра­ции пуб­ли­ке этих обра­зов, они пред­ла­га­лись ей в каче­стве пара­диг­мы.