Фронтальная панель саркофага с мифом об Афродите и Адонисе. Смерть Адониса (деталь).
Мантуя, Палаццо Дукале (герцогский дворец Гонзага).
На этой сцене представлен Адонис, умирающий в руках Афродиты (имеется в виду саркофаг из Casino d’Aurora палаццо Паллавичини-Роспильози в Риме — И.Ш.). Оба действующих лица изображены в одном масштабе, и печаль разлуки у них уступила место выражению любви. Они сидят, обнявшись, их фигуры занимают зеркальное положение по отношению друг к другу, образуя непрерывный контур (на мантуанском саркофаге фигуры развернуты в одном направлении — И.Ш.). Богиня с любовью кладет руку на грудь умирающего юноши; на других саркофагах она бережно придерживает рукой его подбородок или гладит его по щеке. Сцена сохранилась в разных вариантах. На трех рельефах отсутствует симметрия, характерная для образца из палаццо Роспильози, а драма происходит на природе, что лучше соответствует тексту Метаморфоз Овидия (X, 717). На некоторых рельефах, например, из Blera, Афродита пытается перевязать рану Адониса, а у ног ее лежит чаша для омовения. На других этим занимаются эроты (в тексте дана ссылка на саркофаг из Мантуи — И.Ш.).
Все эти образы вызывают в памяти печальный настрой Оплакивания Адониса Биона, где богиня молит умирающего героя о последнем поцелуе. Во всех случаях он умирает на руках своей возлюбленной, которая не в состоянии предотвратить его судьбу. Таким образом, зрителю драматически преподносится череда неудач: Адониса не удается отговорить от охоты, ему не удается убить вепря, а Афродита не может спасти его от смерти. И все же Адонис остается примером доблести (exemplum virtutis), поскольку он бросает вызов неотвратимой Судьбе. Миф со всей определенностью напоминает о том, что даже желания богов бессильны против судьбы. Отважный поступок героя, принимающего смертельный вызов, стоит особняком от его роли в мифологическом повествовании, и отражает его характер. В контексте погребальной скульптуры череда явных неудач воспринимается как образец героического символизма. Героизируя смерть, сцены на саркофагах тем самым перестраивают отношение к жизни человека. Ибо даже Геракл умер; умирают все. Образы на саркофагах утверждают, что в памяти остается именно ценность прожитой жизни — то, как человек жил, и как умер, — и только она (ценность) сохраняется в воспоминаниях и заслуживает увековечивания.
Объятия пары на рельефе саркофага являются единственным намеком на мощный eros, связавший богиню со смертным. Образ их соприкасающихся тел — несмотря на различия в обстановке, позах, и, главное, в деталях повествования, — сообщает этой сцене эмоциональную насыщенность, напоминающую Овидия. Поэт рассказывает о том, как Афродита приглашает Адониса лечь с ней, и как «...к нему прижимаясь. / и, прислонившись к нему, на груди головою покоясь», «перемежая слова поцелуями», говорит с ним о Гиппомене, а в конце предостерегает об опасностях охоты (X, 555-705). Мотив финальной сцены смерти Адониса в руках Афродиты, часто встречаемый на саркофагах, имеет сильное сходство со сценами их любви в других произведениях античного искусства. На вазах, фресках и в скульптуре любовники часто изображаются в объятьях, известных как symplegmata. (…) Сходную сцену, вполне возможно, отражающую последние мгновения жизни Адониса, можно видеть на помпейской фреске. В этой позе Афродита встречается не только в сюжетах с Адонисом; она (поза) является стандартной для изображений и прочих любовных встреч Афродиты, равно как и других богинь. Поэтому, хотя в последнем объятьи заключены и смерть Адониса и горе Афродиты, оно одновременно вызывает в памяти великую любовь, которую они однажды обрели, а теперь потеряли.
Авторы композиции саркофага явно рассматривали эту третью, финальную сцену цикла как первую в последовательности. На многих дошедших до нас саркофагах первая и третья сцены фланкируют ту, на которой показана гибель юного героя. Обе они происходят в интерьерах, на что указывают занавесы (parapetasma) образующие задний план. На каждой из них главные действующие лица изображены в более крупном масштабе, чем в сцене охоты. Это «изобретение» для финальной сцены новой обстановки с подвесным орнаментом можно рассматривать как один из примеров проявлений римского вкуса, поскольку, как отмечалось выше, в литературных источниках Адонис умирает на том месте, где он был ранен кабаном. Формальная роль, которую играет parapetasma, наиболее ясно видна на ватиканском фрагменте рельефа, где занавес оказывается подвешенным не только позади фигур, но также и за деревом, обозначающим пейзажную обстановку сцены.
Визуальная комплементарность первой и третьей сцен порождает соответствующую комплиментарность их смыслов и вынуждает нас вернуться к сцене отправления Адониса на охоту. В каждой из этих сцен подчеркивается непредотвратимость судьбы Адониса. Афродита не смогла воспрепятствовать уходу Адониса на охоту, и оказалась в равной степени бессильной предотвратить его уход из жизни. В последней сцене сбываются предчувствия, заложенные в первой. (…) Как в сцене убытия на охоту, так и в сцене смерти героя совокупность образов создает ощущение трагической реальности, в которой умирают даже герои, а любовь богов не способна спасти их.
Информация: музейные информационные материалы.
Текст: M.Koortbojian. Myth, Meaning and Memory on Roman Sarcophagi. Berkeley: University of California Press. 1995.