Картибул.

Неиз­вест­но. Соглас­но леген­де, это т. н. тра­пез­ный стол папы Гри­го­рия I.

Сло­во cartibulum встре­ча­ет­ся толь­ко у Вар­ро­на и в Глос­са­ри­ях, кото­рые Вар­ро­на спи­сы­ва­ют. По мне­нию одно­го линг­ви­ста, cartibulum воз­ник­ло из carto-tabulum; в carto корень тот же, что в cortina — «котел»; cartibulum, сле­до­ва­тель­но, «стол для кот­лов». (См.: I. Collart. Varron de lingua latina. Paris, 1954. С. 226). Кар­ти­бул нахо­дил­ся в атрии око­ло ком­плю­вия — стол «с камен­ной четы­рех­уголь­ной про­дол­го­ва­той дос­кой на одной колон­ке», по опи­са­нию Вар­ро­на (1. 1. V. 125); он пом­нил, что маль­чи­ком еще видел его во мно­гих домах. Судя по Пом­пе­ям, кар­ти­бул про­дол­жал оста­вать­ся в атрии еще дол­гое вре­мя спу­стя (может быть, обы­чай этот сох­ра­нял­ся толь­ко в про­вин­ци­аль­ных — в нашем смыс­ле это­го сло­ва — горо­дах Ита­лии). На кар­ти­бу­ле и вокруг него, по сло­вам того же Вар­ро­на, сто­я­ла брон­зо­вая посуда. Эти тяже­ло­вес­ные пред­ме­ты нуж­да­лись в под­став­ке проч­ной, и память об этом прак­ти­че­ском назна­че­нии кар­ти­бу­ла дик­то­ва­ла и выбор мате­ри­а­ла для это­го сто­ла, и его устрой­ство: дос­ка на нем может быть и дере­вян­ная, но для ножек выби­ра­ют мате­ри­ал более надеж­ный — камень. В доме Обе­лия Фир­ма в Пом­пе­ях камен­ная четы­рех­уголь­ная пли­та утвер­жде­на на четы­рех нож­ках, окан­чи­ваю­щих­ся льви­ны­ми лапа­ми, — такие нож­ки часто встре­ча­ют­ся у сто­лов элли­ни­сти­че­ско­го вре­ме­ни. Нов­ше­ст­вом, кото­рое внес­ли ита­лий­ские масте­ра, была заме­на ножек сплош­ной мра­мор­ной пли­той; отдел­кой ее и занял­ся ита­лий­ский каме­но­тес. Овер­бек вер­но заме­тил, что антич­ные масте­ра обна­ру­жи­ли боль­ше пони­ма­ния, чем худож­ни­ки Воз­рож­де­ния, ста­рав­ши­е­ся укра­шать дос­ку сто­ла, кото­рая, если стол слу­жит сво­е­му пря­мо­му назна­че­нию, скры­та под пред­ме­та­ми, на него постав­лен­ны­ми; ита­лий­ские мебель­щи­ки обра­ти­ли свое вни­ма­ние на нож­ки — ту часть сто­ла, кото­рую ничто не зак­ры­ва­ет и кото­рая сра­зу при­вле­ка­ет вни­ма­ние вхо­дя­ще­го. Четы­рем нож­кам кар­ти­бу­ла они ста­ра­лись при­дать неко­то­рую мону­мен­таль­ность, высе­кая их в виде пиляст­ров или колонн с кане­ли­ров­кой и фри­зом; когда в рас­по­ря­же­нии масте­ра ока­за­лась сво­бод­ная плос­кость широ­кой пли­ты, то тут в ее орна­мен­ти­ров­ке он дает про­стор сво­ей фан­та­зии. Неиз­мен­но, прав­да, от кар­ти­бу­ла к кар­ти­бу­лу повто­ря­ет­ся один мотив: пли­та обя­за­тель­но закан­чи­ва­ет­ся кры­ла­тым чудо­ви­щем с мощ­ны­ми льви­ны­ми лапа­ми; напря­жен­ность этих лап с ясно высту­паю­щи­ми вздув­ши­ми­ся муску­ла­ми под­чер­ки­ва­ет и тяжесть ноши, и силу несу­ще­го. Голо­ва же и кры­лья этих чудо­вищ трак­ту­ют­ся по-раз­но­му: гри­фо­ны с кар­ти­бу­ла, хра­ня­ще­го­ся в Вати­кане, кото­рые спо­кой­но сидят, слов­но отды­хая и еще не успев сло­жить кры­льев с. 85 после поле­та, рез­ко кон­тра­сти­ру­ют с гри­фо­на­ми на кар­ти­бу­ле Кор­не­лия Руфа, до отка­за напря­гаю­щи­ми свои силы под бре­ме­нем лежа­щей на них ноши. И про­стран­ство меж­ду эти­ми фигу­ра­ми мастер запол­ня­ет обыч­но тра­ди­ци­он­ным рас­ти­тель­ным орна­мен­том, но выби­ра­ет его эле­мен­ты и рас­по­ла­га­ет их по сво­е­му вку­су и усмот­ре­нию. На вати­кан­ском кар­ти­бу­ле вино­град­ная лоза вьет­ся по верх­не­му краю пли­ты над гри­фо­на­ми; в середине ее на высо­кой под­став­ке сто­ит кра­тер, и двое обна­жен­ных юно­шей изо всех сил тянут вниз огром­ную вино­град­ную кисть; кар­ти­бул из Дома Меле­а­г­ра (Пом­пеи) был укра­шен рогом изоби­лия; на кар­ти­бу­ле Кор­не­лия Руфа изва­я­ны листья акан­фа, цве­ты и стеб­ли, пере­пле­таю­щи­е­ся меж­ду собой в слож­ном узо­ре. С боль­шим вку­сом отде­ла­на пли­та кар­ти­бу­ла, хра­ня­ще­го­ся в Нью-Йорк­ском музее: мастер не загро­моздил ее орна­мен­том, а сво­бод­но рас­ки­нул на широ­ком поле побе­ги мяг­ко­го акан­фа с листья­ми и цве­та­ми.

Надо при­знать, что рим­ляне, кото­рых обыч­но корят за отсут­ст­вие вку­са, обна­ру­жи­ли боль­шой худо­же­ст­вен­ный такт, поме­стив в цен­тре атрия на самом осве­щен­ном месте такой стол, как кар­ти­бул. Этот тяже­ло­вес­ный гро­мозд­кий стол с гроз­ны­ми оска­лен­ны­ми фигу­ра­ми под­хо­дил к огром­но­му, тем­но­ва­то­му, почти пусто­му залу; он созда­вал еди­ное общее впе­чат­ле­ние, основ­ной общий тон, кото­рый осталь­ная мебель, более лег­кая и весе­лая, мог­ла несколь­ко смяг­чить, но уже не в силах была нару­шить.

(Сер­ге­ен­ко М. Е. Жизнь древ­не­го Рима. СПб, 2000, с. 84—85)

© 2012 г. Фото: И. А. Шурыгин.