В отли­чие от ран­них, внеш­них, офи­ци­аль­ных порт­ре­тов Адри­а­на его позд­ние изо­бра­же­ния боль­ше гово­рят о его внут­рен­ней жиз­ни. В извест­ной мере они отра­жа­ют глу­бо­кое разду­мье, печаль, разо­ча­ро­ва­ние, овла­дев­шие им в послед­ние годы жиз­ни. В бюсте Вати­кан­ско­го музея, про­ис­хо­дя­щем из мав­зо­лея Адри­а­на, он изо­бра­жен уже в пре­клон­ном воз­расте, болез­нен­ным и уста­лым. Порт­рет отно­сит­ся, по всей веро­ят­но­сти, ко [с.58] вре­ме­ни построй­ки мав­зо­лея, нача­той в послед­ние годы жиз­ни Адри­а­на. Пес­си­мизм, недо­ве­рие к людям ска­зы­ва­ют­ся в бес­по­кой­ном взгляде глаз, веки кото­рых кажут­ся при­пух­ши­ми. Эти настро­е­ния, харак­тер­ные для послед­них дней жиз­ни Адри­а­на, хоро­шо выра­же­ны в сти­хах, напи­сан­ных им перед смер­тью:

«Душа моя, ски­та­ли­ца
И тела гостья, спут­ни­ца,
В покой теперь ухо­дишь ты
Уны­лый, мрач­ный, голый край,
Забыв весе­лость преж­нюю».
(Элий Спар­ти­ан, Жиз­не­опи­са­ние Адри­а­на, XXV, 9)

В порт­ре­те из мав­зо­лея испол­не­ние лица Адри­а­на с впа­лы­ми щека­ми, запав­ши­ми губа­ми и дру­ги­ми чер­та­ми ста­ро­сти так же обоб­щен­но-иде­а­ли­зи­ро­ван­но, как и на более ран­них его изо­бра­же­ни­ях.