Соглас­но тра­ди­ции, этот бюст счи­тал­ся порт­ре­том Окта­ви­а­на, буду­ще­го импе­ра­то­ра Авгу­ста. Ори­ги­нал в таком слу­чае дати­ро­вал­ся бы 42—37 гг. до н. э., а боро­да мог­ла бы быть зна­ком тра­у­ра по Юлию Цеза­рю, при­ем­но­му отцу Авгу­ста. Соглас­но совре­мен­ным иссле­до­ва­те­лям (Pollini 1987), более веро­ят­но, что мра­мор­ный порт­рет изо­бра­жа­ет Гая Цеза­ря (20 г. до н. э. — 4 г. н. э.), стар­ше­го сына Агрип­пы и Юлии, вну­ка и назна­чен­но­го наслед­ни­ка Авгу­ста. Он ско­ро­по­стиж­но скон­чал­ся в 4 г. н. э. в 24-лет­нем воз­расте. В этом слу­чае обра­зец дати­ро­вал­ся бы 1—3 гг. н. э. Боро­да мог­ла бы ука­зы­вать на тра­ур по его бра­ту Луцию (17 г. до н. э. — 2 г. н. э.) или наме­кать на образ бога вой­ны Мар­са (Pollini 1987). Тацит сооб­ща­ет о судь­бе Гая Цеза­ря: «Сво­их пасын­ков Тибе­рия Неро­на и Клав­дия Дру­за он [Август] наде­лил импе­ра­тор­ским титу­лом, хотя все его дети были тогда еще живы. Ведь он при­нял в род Цеза­рей сыно­вей Агрип­пы, Гая и Луция, и страст­но желал, чтобы они, еще не сняв­шие отро­че­скую пре­тек­сту, были про­воз­гла­ше­ны гла­ва­ми моло­де­жи и напе­ред избра­ны кон­су­ла­ми, хотя по види­мо­сти и про­ти­вил­ся это­му. После того как Агрип­пы не ста­ло, Луция Цеза­ря, направ­ляв­ше­го­ся к испан­ским вой­скам, и Гая, воз­вра­щав­ше­го­ся из Арме­нии с изну­ри­тель­ной раною, унес­ла смерть…» (Tac. Ann. I, 3, пер. А. С. Бобо­ви­ча).