Пьяная старуха
Мрамор.
Римская копия I—II в. н. э. эллинистического оригинала конца III в. до н. э. (голова современной работы).
Выс. 94 см.
Инв. № S 299.Рим, Капитолийские музеи, Новый дворец, Галерея Фото: И. А. Шурыгин

Пьяная старуха.

Мрамор.
Римская копия I—II в. н. э. эллинистического оригинала конца III в. до н. э. (голова современной работы).
Выс. 94 см.
Инв. № S 299.

Рим, Капитолийские музеи, Новый дворец, Галерея.

Происхождение:
Из Рима. Про­ис­хож­де­ние ста­туи неиз­вест­но, одна­ко сох­ра­ни­лись два ее рисун­ка фло­рен­тий­ской или болон­ской шко­лы, дати­ру­е­мых 1550—1565 гг. Пред­по­ло­жи­тель­но, она вхо­ди­ла в некую кол­лек­цию антич­ной скульп­ту­ры, из кото­рой посту­пи­ла в рас­по­ря­же­ние кар­ди­на­ла Фели­че Пере­т­ти (буду­ще­го папы Сикс­та V). С кон­ца XVI в. нахо­ди­лась на вил­ле Сикс­та V (вил­ла Мон­таль­то/Пере­т­ти близ терм Дио­кле­ти­а­на), что под­твер­жда­ет­ся нали­чи­ем ее изо­бра­же­ния в аль­бо­ме, посвя­щен­ном скульп­ту­ре этой вил­лы, — сна­ча­ла в садах, а затем, с 1655 г., на вто­ром эта­же палац­цо Пере­т­ти. В инвен­тар­ной кни­ге вил­лы она была опи­са­на как «Ста­туя ста­ру­хи, сидя­щей на зем­ле с кув­ши­ном вина, раз­ме­ра­ми боль­ше нату­раль­ных». В кон­це XVII в. она была пере­ве­зе­на в палац­цо Пере­т­ти близ церк­ви Сан-Лорен­цо-ин-Лучи­на в Риме, а затем через цепоч­ку вла­дель­цев (Пере­т­ти, Савел­ли, Пам­фи­ли, Веро­спи) в 1690 г. посту­пи­ла в собра­ние Мар­ко Отто­бо­ни, прин­ца Фиа­но, в паре со вто­рым экзем­пля­ром этой ста­туи, кото­рый ныне нахо­дит­ся в Мюн­хене. Отсут­ст­во­вав­шая у ста­туи голо­ва была вос­со­зда­на по вто­ро­му экзем­пля­ру. Обе ста­туи были про­да­ны в нача­ле XVIII в. вла­дель­цем, кар­ди­на­лом Отто­бо­ни. Вто­рой (мюн­хен­ский) экзем­пляр при­об­рел в 1714 г. Иоганн Виль­гельм фон дер Пфальц, а пер­вый, пред­став­лен­ный на сним­ках, несколь­ко позд­нее был про­дан Капи­то­лий­ским музе­ям.

Описание:
Судя по чис­лу повто­ре­ний, опи­сан­ный тип был очень попу­ля­рен в древ­но­сти, и так как упо­мя­ну­тые фигур­ные вазы, най­ден­ные в Тана­г­ре и на ост­ро­ве Ски­ро­се, при­над­ле­жат к мало­азий­ским изде­ли­ям, то неволь­но долж­но было быть обра­ще­но вни­ма­ние на опи­сан­ную Пли­ни­ем ста­тую в Смирне, изо­бра­жав­шую тот же сюжет: Myronis illius, qui in aere laudator, anus ebria est Zmyrnae in primis incluta. Связь меж­ду мону­мен­таль­ной и пись­мен­ной тра­ди­ци­ей была отме­че­на уже пер­вы­ми иссле­до­ва­те­ля­ми, зани­мав­ши­ми­ся дан­ным вопро­сом, но уже тогда воз­ник вопрос, воз­мож­но ли ото­же­ст­вить ста­тую, изо­бра­жаю­щую подоб­ный сюжет, с фигу­рой, при­над­ле­жав­шей Миро­ну. Этот вопрос был решен в отри­ца­тель­ном смыс­ле все­ми, за иск­лю­че­ни­ем E. Sellers-Strong, кото­рая ука­зы­ва­ет на неко­то­рые нату­ра­ли­сти­че­ские чер­ты в скульп­ту­рах запад­но­го фрон­то­на олим­пий­ско­го хра­ма Зев­са и на осно­ва­нии этих фигур счи­та­ет воз­мож­ным, что Пли­ний невер­но истол­ко­вал или пере­вел гре­че­ское сло­во, пере­дан­ное им сло­вом ebria. Во вся­ком слу­чае, зак­лю­ча­ет она, тип, пред­став­лен­ный мюн­хен­ским и рим­ским экзем­пля­ра­ми, не дол­жен быть опре­де­лен­но отне­сен к упо­мя­ну­той Пли­ни­ем ста­туе. E. Sellers-Strong при­пи­сы­ва­ет, таким обра­зом, ори­ги­нал это­го типа так­же элли­ни­сти­че­ско­му вре­ме­ни. После Брун­на, вклю­чив­ше­го эту ста­тую в про­из­веде­ния Миро­на, высту­пил с воз­ра­же­ни­я­ми Шёне, кото­рый пола­га­ет, что Пли­ний невер­но про­чел сло­во Myronis вме­сто соб­ст­вен­но­го име­ни в име­ни­тель­ном паде­же Maronis. Имя Maronis встре­ча­ет­ся в эпи­грам­мах в свя­зи с фигу­ра­ми, похо­жи­ми на дан­ный ста­ту­ар­ный тип. Дру­гой иссле­до­ва­тель, Wustman, уст­ра­ня­ет имя Миро­на и свя­зы­ва­ет опи­са­ние ста­туи с преды­ду­щим пред­ло­же­ни­ем у Пли­ния, в кото­ром идет речь о худож­ни­ке Сок­ра­те. Овер­бек иск­лю­чил, осно­вы­ва­ясь на пред­по­ло­же­нии Шёне, ста­тую anus ebria из спис­ка про­из­веде­ний Миро­на.

Все труд­но­сти, по-види­мо­му, были раз­ре­ше­ны наход­кой в Олим­пии и в Пер­га­ме над­пи­сей, свиде­тель­ст­ву­ю­щих о суще­ст­во­ва­нии, по край­ней мере, одно­го млад­ше­го худож­ни­ка Миро­на, если не двух, работав­ших в III или II вв. до Р. Х.; тако­му элли­ни­сти­че­ско­му Миро­ну ока­за­лось воз­мож­ным при­пи­сать ори­ги­нал обе­их реплик типа пья­ной ста­ру­хи. Пли­ний, сле­до­ва­тель­но, не толь­ко сме­ши­вал млад­ше­го Миро­на со стар­шим, но дал пря­мо невер­ные ука­за­ния, ибо сло­ва illius Myronis дока­зы­ва­ют, что он знал о суще­ст­во­ва­нии несколь­ких масте­ров того же име­ни. К тако­му мне­нию при­со­еди­ни­лось боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей.

О. Ф. Вальд­гау­ер

Ста­рая пья­ни­ца

Сведе­ния о шедев­ре элли­ни­сти­че­ско­го реа­лиз­ма, создан­ном в Азии в эпо­ху алек­сан­дрий­ско­го вли­я­ния, ока­за­лись жерт­вой ошиб­ки, вкрав­шей­ся в антич­ные источ­ни­ки, кото­рая затруд­ни­ла уста­нов­ле­ние име­ни пер­со­на­жа и лег­ла в осно­ву лож­ной атри­бу­та­ции. Пли­ний при­пи­сал автор­ство ста­туи «Пья­ная ста­ру­ха», нахо­див­шей­ся в то вре­мя в Малой Азии, Миро­ну (Nat. Hist., XXXVI, 32), при­зна­вая, одна­ко, при этом отли­чие тех­ни­ки ее испол­не­ния от той, кото­рая была харак­тер­на для скуль­п­то­ра: «Myronis illius qui in aere laudatur anus ebria est Zmyrnae in primus inclita» («К чис­лу луч­ших про­из­веде­ний зна­ме­ни­то­го Миро­на, кото­рый про­сла­вил­ся сво­и­ми работа­ми в брон­зе, отно­сит­ся (ста­туя) пья­ной ста­ру­хи из Смир­ны»). Дан­ный скульп­тур­ный тип изве­стен по рим­ским копи­ям, из кото­рых одна нахо­дит­ся в Бава­рии, а дру­гая, с голо­вой совре­мен­ной работы, в Капи­то­лий­ском музее; еще одна, умень­шен­ных раз­ме­ров, недав­но была обна­ру­же­на близ Кор­до­бы; извест­ны так­же мно­же­ст­вен­ные тер­ра­ко­то­вые копии. Вре­ме­нем ее созда­ния невоз­мож­но при­знать V в. до н. э., посколь­ку метал­ли­че­ские пле­чи­ки явля­лись пред­ме­том алек­сан­дрий­ской моды, пла­ток на голо­ве напо­ми­на­ет о пер­со­на­же Commedia Nuova, а нахо­дя­щий­ся в цен­тре ком­по­зи­ции сосуд — lagynos — изве­стен с III в. н. э. Эти про­ти­во­ре­чия объ­яс­ня­ли тем, что Пли­ний пере­пу­тал извест­но­го сво­и­ми работа­ми в брон­зе скуль­п­то­ра с его более позд­ним тез­кой; нам, одна­ко, труд­но судить, какое отно­ше­ние над­пись из Пер­га­ма, в кото­рой упо­ми­на­ет­ся Мирон из Теба­на, име­ет к скуль­п­то­ру эпо­хи элли­низ­ма; похо­же, что под­пись на брон­зо­вой клас­си­ке из королев­ской кол­лек­ции с упо­ми­на­ни­ем граж­дан­ства отно­сит­ся к Элев­син­ско­му масте­ру.

Сло­ва Пли­ния мож­но объ­яс­нить, обра­тив­шись к тра­ди­ци­он­ной трак­тов­ке «Пья­ной ста­ру­хи» в теат­ре Ари­сто­фа­на (Nub., 555) и срав­нив мону­мен­таль­ную вер­сию с лите­ра­тур­ной.

Вспом­ним леген­дар­ную Маро­ниду: это имя-сим­вол про­ис­хо­дит от име­ни Маро­на, ода­рив­ше­го Одис­сея вином, кото­рым тот опо­ил Цик­ло­па. Маро­не­ей назы­вал­ся город во Фра­кии, сто­яв­ший на месте гоме­ров­ско­го Йсма­ра. Бла­го­да­ря Архи­ло­ху, «Маро­нида» ста­ла нари­ца­тель­ным име­нем для жен­щи­ны, при­стра­стив­шей­ся к «йсма­рий­ско­му вину». Лео­нид Тарент­ский (Anth. Gr., VII, 455), со снис­хо­ди­тель­ным одоб­ре­ни­ем отно­сясь к весе­лью пре­ста­ре­лых пья­ниц, око­ло 255 года до н. э. писал о Маро­ниде:

Прах Маро­ниды здесь, любив­шей выпи­вать
Ста­ру­хи был зарыт. И на гро­бу ее
Лежит зна­ко­мый всем бокал атти­че­ский;
Тос­ку­ет и в зем­ле ста­ру­ха; ей не жаль
Ни мужа, ни детей в нуж­де остав­лен­ных,
А груст­но отто­го, что вин­ный кубок пуст.
(Пер. Л. Блу­ме­нау)

Ему вто­рит Анти­патр Сидон­ский:

Это над­гро­бье седой Маро­ниды, и сам ты, конеч­но,
Видишь из кам­ня сосуд здесь на моги­ле ее.
Ведь под­ру­ге вина и бол­ту­нье и деток не жал­ко;
Дела ей нет до отца оси­ро­тев­ших детей.
Даже в моги­ле рыда­ет она о люби­мом сосуде —
Нет в нем ни кап­ли вина; пуст он на сте­ле сто­ит.
(Пер. Ю. Шульц)

Скульп­тур­ный пер­со­наж обна­ру­жи­ва­ет мно­го обще­го с Маро­нидой: это ста­ру­ха, и ее при­стра­стие к пьян­ству оче­вид­но; о ее болт­ли­во­сти мож­но судить по откры­то­му рту; она пьет нераз­бав­лен­ное вино, зачер­пы­вая его из боль­шо­го сосуда, пред­на­зна­чен­но­го для хра­не­ния напит­ка, а не для сме­ши­ва­ния его с водой.

Иден­ти­фи­ка­ция Пли­ния вызы­ва­ет сомне­ния. У Вар­ро­на автор нашел пере­чень мра­мор­ной скульп­ту­ры, в кото­ром, пред­по­ло­жи­тель­но, долж­но было быть ука­за­но наз­ва­ние и место­на­хож­де­ние Маро­ниды, дано ее общее опи­са­ние и сде­ла­но зак­лю­че­ние: «Maronis anus ebria Zmyrnae in primus inclita» («Маро­нида, ста­рая пья­ни­ца, из Смир­ны, одна из луч­ших (работ)»). Посколь­ку имя «Маро­нида» отно­си­лось к чис­лу ред­ких, а имя «Мирон» часто встре­ча­лось в исто­ри­ко-искус­ст­во­вед­че­ском трак­та­те, логич­но пред­по­ло­жить, что текст, лежав­ший перед гла­за­ми Пли­ния, содер­жал ошиб­ку, допу­щен­ную пере­пис­чи­ком, кото­рый пере­пу­тал одну-един­ст­вен­ную бук­ву: номи­на­тив Maronis он заме­нил гени­ти­вом Myronis. Так «Маро­нида, ста­рая пья­ни­ца» пре­вра­ти­лась в «Миро­но­ву ста­рую пья­ни­цу». Пред­ше­ст­во­вав­шее это­му, как мы теперь пони­ма­ем, оши­боч­но­му утвер­жде­нию ука­за­ние удив­лен­но­го Пли­ния на то, что работа в мра­мо­ре не харак­тер­на для Миро­на, ста­но­вит­ся понят­ным: в сво­ей кни­ге о метал­лах Пли­ний писал, что вели­кий Мирон работал иск­лю­чи­тель­но с брон­зой.

Из дру­гих лите­ра­тур­ных источ­ни­ков сле­ду­ет, что дан­ная фигу­ра вхо­ди­ла в скульп­тур­ную груп­пу (Anth. Gr., XI, 298): «Смот­ри, как сын, изне­мо­гаю­щий от жаж­ды, про­тя­ги­ва­ет руку к мате­ри. Но эта жен­щи­на, вся во вла­сти вина, отх­ле­бы­ва­ет из вазы и, глядя в сто­ро­ну, отве­ча­ет: “Чем я могу поде­лить­ся с тобой из это­го кро­хот­но­го сосуда, сын мой? Ведь в нем все­го трид­цать секс­тин”. — “О мать, кото­рая ведет себя, слов­но маче­ха, дай же мне глот­нуть этих слез слад­чай­шей жиз­ни! О жесто­кая мать с черст­вой душой, если ты любишь сво­его сына, доз­воль ему отпить хотя бы кап­лю!”» Неод­но­крат­но упо­ми­нае­мый сосуд (lagynos) в точ­но­сти сов­па­да­ет с типом скульп­тур­но­го сосуда. Судя по его раз­ме­рам, в рас­по­ря­же­нии без­воль­ной пьян­чу­ги было око­ло трид­ца­ти лит­ров вина. Осев­шая на зем­лю пья­ни­ца при­жи­ма­ет к животу дра­го­цен­ный груз, слов­но ребен­ка (Anth. Gr., XI, 297): «Как можешь ты, о мать, любить вино боль­ше сына? Дай же мне отпить его, как когда-то дава­ла мне свое моло­ко!» Одна­ко выбор мате­ри сде­лан в поль­зу бога, как у геро­и­ни Мар­ка Арген­та­рия, любя­щей Дио­ни­са боль­ше, чем соб­ст­вен­ную кор­ми­ли­цу (Anth. Gr., VII, 384). Маро­нида почти вхо­дит в круг свя­щен­ных опья­нен­ных, пре­воз­но­сив­ших свой мисти­че­ский выбор. В объ­я­ти­ях бога, под воздей­ст­ви­ем вина она забы­ла о сво­ем зем­ном про­ис­хож­де­нии. Бутыль уви­та плю­щом, как Дио­нис, кото­ро­го баю­ка­ет Силен (Лисипп). Раз­во­ротом голо­вы она напо­ми­на­ет Мена­ду. На губах игра­ет экс­та­ти­че­ская улыб­ка, радость изли­ва­ет­ся нару­жу. При­зна­ки воз­рас­та гово­рят о близ­ком кон­це. Экс­таз ведет ее к эвта­на­зии, при­ят­ной смер­ти, обе­щан­ной вер­ным после­до­ва­те­лям Дио­ни­са. Моги­ла Маро­ниды будет укра­ше­на боже­ст­вен­ной чашей.

Bibl.:
H. von Steuben, in Helbig, ii, pp. 104—105, n. 1253;
Ν. Himmelmann, Uber Hirten-Genre in der antiken Kunst, in Abhandlungen der Rheinisch- Westfälischen Akademie der Wissenschaften, XLV, 1980, p. 90;
J. W. Salomonson, Der Trunkenbold und die Trunkene Alte, in BABesch, LV, 1980, pp. 65—106;
J. André, R. Bloch, A. Rouveret, Pline l’Ancien, Histoire naturelle, Livre XXXVI, Parigi 1981, pp. 59, 156;
H. P. Laubscher, Fischer und Landleute, Magonza 1982, pp. 118—121;
L. Giuliani, Die seligen Krüppel, in AA, 1987, pp. 701—721;
D. E. L. Haynes, L’idea di libertà nell’arte greca, Roma 1988, pp. 145—146, fig. 84;
P. Zanker, Die Trunkene Alte, Monaco 1989;
B. Sismondo Ridgway, Hellenistic Sculpture, I, Bristol 1990, pp. 337—338, tav. clxxiv;
H. Wrede, Matronen im Kult des Dionysos, in RM, XCVIII, 1991, pp. 163—188, in part. pp. 168—176;
W. Fuchs, Scultura greca, Milano 1993, pp. 279—280, fig. 310;
P. Moreno, Scultura ellenistica, I, Roma 1994, pp. 227—234, figg. 294—299 (identificazione con Maronide). — Scultura di Cordova, collezione privata: E. Serrano Ramos, L. Baena del Alcázar, Sobre una escultura femenina aparecida en Santaella (Cordoba), in Baetica, V, 1982, pp. 145—147, tavv. I—II. — Terrecotte: C. Greco, Una terracotta da Montagna di Marzo e il tema della vecchia ubriaca, in Alessandria e il mondo ellenistico. Studi in onore di A. Adriani, iii, Roma 1984, pp. 686—694;
M. Barbera, Il tema della caricatura in alcune forme vascolari di età imperiale, in BABesch, LXVII, 1992, pp. 169—172, in part. p. 170.

P. Moreno

Литература:
Federico Rausa. L’album Montalto e la collezione di sculture antiche di villa Peretti Montalto. Pegasus
Berliner Beiträge zum Nachleben der Antike. Heft 7 · 2005. P. 107—108.

Источники:
© 2015 г. Фото: И. А. Шурыгин.
Информация: музейная аннотация.
Описание: 1) О. Ф. Вальдгауер. Этюды по истории античного портрета. Часть I. Петербург, 1921. С. 71—72.
2) © 1997 г. P. Moreno. Vecchia ubriaca // Enciclopedia dell’Arte Antica.
© 2015, 2019 г. Перевод с итал.: И. А. Шурыгин.
Ключевые слова: скульптура скульптурный sculptura римский римская римские копия статуя статуи statua statuae мрамор виноград виноградная гроздь винограда uva botrys botrus мирон myron маронида марониды maronis пьяная пьяной старуха старухи старая женщина вино сосуд лагинос лагин lagynos инв № s 299