Несколь­ко более инди­виду­аль­на голо­ва, най­ден­ная в Остии. Судя по голо­му чере­пу, это изо­бра­же­ние жре­ца — один из наи­бо­лее ран­них образ­цов серии порт­ре­тов жре­цов, луч­шие из кото­рых отно­сят­ся к I веку н. э. Голо­ва из Остии сти­ли­сти­че­ски более дале­ка от элли­ни­зи­ру­ю­щих порт­ре­тов, чем преды­ду­щие, — в ней силь­нее эле­мен­ты гра­фи­че­ской чет­ко­сти линий, под­чер­ки­ваю­щие сухость и холод­ность, какую-то отчуж­ден­ность это­го чело­ве­ка и удач­но соеди­ня­ю­щи­е­ся с пла­сти­че­ской леп­кой фор­мы. В то же вре­мя это бле­стя­щий по пере­да­че инди­виду­аль­ных осо­бен­но­стей вери­сти­че­ский порт­рет, один из луч­ших образ­цов рим­ско­го рес­пуб­ли­кан­ско­го искус­ства это­го направ­ле­ния.

В этих про­из­веде­ни­ях уже зало­же­ны все пред­по­сыл­ки созда­ния под­лин­но­го порт­рет­но­го искус­ства, соче­таю­ще­го с прав­ди­вым, жиз­нен­но вер­ным изо­бра­же­ни­ем внеш­не­го обли­ка чело­ве­ка пере­да­чу его харак­те­ра. Такие порт­ре­ты воз­ни­ка­ют в Риме в середине I века до н. э. на осно­ве толь­ко что рас­смот­рен­ной груп­пы памят­ни­ков, в кото­рых элли­ни­сти­че­ское мастер­ство соеди­ня­ет­ся с рим­ской трез­во­стью в пере­да­че дета­лей. К сожа­ле­нию, нам извест­но лишь неболь­шое чис­ло таких порт­ре­тов; боль­шая часть их, счи­тав­ша­я­ся луч­ши­ми образ­ца­ми рес­пуб­ли­кан­ско­го порт­ре­та, теперь при­зна­на позд­ней­ши­ми под­дел­ка­ми.