NÓBILES, NOBÍLITAS (НОБИЛИ, НОБИЛИТЕТ). В ранний период патриции, в противоположность плебеям, были знатью. Патриции обладали высшей политической властью и тем почетом, который давала власть. Ливий, писавший в эпоху Августа и не очень точный в использовании терминов, часто называет патрициев термином «нобили», «знатные» (VI. 42); и все же слово «нобиль» в его точном историческом смысле имеет другое значение.
В 366 г. до н. э. плебеи получили право занимать должность консула и в конце концов добились доступа ко всем курульным магистратурам. Таким образом, оба класса были поставлены в равное положение в плане политических возможностей. Поэтому плебеи, достигшие курульной магистратуры, возвышались над собственным сословием, и личное достоинство отца придавало достоинство его потомкам. Аристократическим учреждениям свойственно погибать, если они исключительны; но они продлевают свою жизнь, давая плебеям возможность войти в их узкие ряды. Принятые в сословие знатных польщены своим отделением от прежних сотоварищей и по крайней мере столь же аристократичны в своих взглядах, как и изначальные члены того класса, к которому они присоединились.
Такова была история нобилитета в Риме. Потомки плебеев, занимавших курульные магистратуры, составляли класс под названием «нобили» или «известные люди», которые обозначались так в отличие от «незнатных» или неизвестных людей. У нобилей не было законных привилегий как таковых; но они были связаны общим достоинством, проистекавшим из законного титула, и общим интересом; а этот общий интерес состоял в стремлении ограничить избрание на все высшие должности членами их сословия, нобилитета. Таким образом, потомки плебеев, добившихся достоинства, объединились, чтобы не допустить других плебеев к достоинству, полученному ими от предков.
Внешним отличием нобилей было право изображений (Jus Imaginum), привилегия, основанная, по-видимому, только на обычае, а не на каких-либо определенных постановлениях. Эти изображения (Imagines) представляли собой фигуры с раскрашенными восковыми масками, изготовленные так, чтобы напоминать представляемого ими человека (Plin. H. N. XXXV. 2 expressi cera vultus); их размещали в атрии дома, очевидно, в деревянных сундучках или киотах в форме храмов (ξύλινα ναΐδια, Polybius VI. 53). Изображения сопровождали подписи (tituli) или перечисления достигнутых покойными почестей; эти подписи каким-то образом были связаны линиями или ветвями, так, чтобы представлять родословное древо (stemma) семьи (ср. фрагменты, цитируемые у Беккера, с. 222, прим. 53). Обычно изображения хранились в киотах, но в праздничные дни и во время больших церемоний их открывали и увенчивали лавром (laureatae); они также являлись частью торжественной процессии. Наиболее полный рассказ об изображениях содержится в указанном фрагменте Полибия, но они часто упоминаются и у римских авторов.
Это были внешние знаки или символы знатной семьи (Nobilis Familia), по сути, своего рода геральдические различия. Происхождение такого использования изображений (от которого неотделимо понятие римского нобилитета) неясно. Как уже было отмечено, Ливий применял термин «нобилитет» в отношении того с.799 периода римской истории, когда плебеи еще не получили доступа к консульству; возможно, патриции уже тогда употребляли изображения, а плебеи восприняли этот обычай, когда для них открылись курульные магистратуры. Патриции прослеживали свои родословные (stemmata) до самых отдаленных периодов истории и даже за их пределы (Tac. Ann. IV. 9). Представляется вероятным, что римский нобилитет, в точном смысле слова, и право изображений ведут начало от допуска плебеев к консульству в 366 г. до н. э. Обычай хранить изображения, как уже сказано, мог существовать и, наверное, действительно существовал прежде, чем возникло понятие «право изображений» (Jus Imaginum). Действительно, поскольку цель патрициев (которые все пользовались равноправием в отношении своего класса) должна была состоять в том, чтобы привязать к себе плебеев, избранных на курульные магистратуры, то с этим положением дел согласуется данное семьям таких плебеев разрешение или приглашение принять существующие знаки отличия, которые отделили бы их от того сословия, к которому они, собственно, принадлежали. Вскоре обычай узаконил эту практику; таким образом, право изображений было учреждено, подобно многим римским институтам, в силу некоего общего убеждения в его полезности или на основе некоего преобладающего мнения и увековечено традицией.
Плебей, впервые достигший курульной должности, являлся основателем знатности своей семьи (princeps nobilitatis; auctor generis). Такой человек не мог иметь изображений своих предков или своих собственных изображений, ибо изображения человека изготавливались только после его смерти (Polyb. VI. 53). Поэтому такой человек не был нобилем в полном смысле слова, но не был и незнатным. Римляне называли его «novus homo» или «новый человек», а его статус или состояние определялись как Novitas (Sall. Jug. 85; речь, вложенная в уста Гая Мария). Термин «новый человек» никогда не употреблялся по отношению к патрицию. Первым новым человеком в Риме был первый плебейский консул Л. Секстий; а два наиболее выдающихся новых человека — это Г. Марий и М. Туллий Цицерон, уроженцы италийского муниципия.
Конечно, патриции должны были ревниво относиться к новой знати, но, однажды сложившись, эта новая знать легко могла объединиться со старой римской аристократией, чтобы удерживать власть в своих руках и не позволять больше новым людям осквернять этот привилегированный класс. (Sall. Jug. 63). Уже в период Второй Пунической войны этот новый класс, состоявший из патрициев, или изначальных аристократов, и нобилей, или недавно присоединенных аристократов, мог не допускать новых людей к консульству (Liv. XXII. 34). Они сохраняли свою власть до конца республиканского периода, и консульство оставалось в почти исключительном владении нобилитета. Свидетельства Цицерона (который сам был новым человеком) по этому вопросу обильны и четки.
Нетрудно предположить, каким способом нобилитет удерживал контроль над высшими должностями в государстве, и обосновать это предположение свидетельствами, но такое исследование было бы здесь неуместно.
Что касается лиц, включавшихся в родословие знатной семьи (стемму), то представляется, что к ним относились все предки вплоть до того, кто впервые занял курульную должность, и, разумеется, все непосредственные предки, достигшие того же достоинства. Сюда включались и родственники с материнской стороны, так что стемма должна была содержать как агнатов, так и когнатов. Усыновление также увеличивало число лиц, содержащихся в стемме, а если туда входили и свойственники (Affines; а они, по-видимому, входили), то стемма превращалась в огромное родословие.
Слово «оптиматы», как объясняет Цицерон (pro Sest. 45) противопоставляется «популярам»: он описывает оптиматов как всех тех, «кто не преступен, кто от природы не склонен ни к бесчестности, ни к необузданности, кто не обременен расстроенным состоянием» («qui neque nocentes sunt nec natura improbi nec furiosi nec malis domesticis impediti»). Это не политическое определение; это не более чем название, такое же, как «консерваторы» или тому подобные имена. Использование этого слова у Ливия (III. 39) показывает, как он его понимал; но Ливий заслуживает упрека за употребление этого термина в отношении столь раннего периода. Веллей (II. 3) описывает оптиматов как сенат, большую и лучшую часть всаднического сословия и ту часть плебса, которая не испорчена гибельными идеями: все они объединились в атаке на Гая Гракха. Это открывает нам глаза на реальное значение слова «оптиматы»: это был нобилитет и основная часть всадников, богатый средний класс, а также все прочие, чьей поддержкой могли располагать нобили и всадники; фактически, все те, кто сопротивлялся переменам, способным повредить власти нобилитета и интересам его союзников. Оптиматы в этом смысле противостоят плебсу, народной массе, и «оптиматы» — более широкое понятие, чем «нобилитет», поскольку оно включает нобилитет и всех, кто к нему примкнул.
Термин «популяры» неясен. Он мог использоваться для обозначения противников нобилитета, независимо от того, были ли мотивы этих противников чисты и честны или же состояли в стремлении к власти через одобрение народа. О Цезаре, искавшем народной поддержки, было верно сказано, что он не столько давал народу, сделавшему его грозным, сколько ожидал получить от него взамен. Популяр мог принадлежать, и очень часто принадлежал, к классу нобилитета. Он мог даже быть патрицием, подобно Цезарю; он мог ставить своей целью унижение знати, или содействие интересам народа, или содействие своим собственным интересам, или же, как Цезарь, мог преследовать все эти цели.
Нобилитет рассмотрен у Беккера, Handbuch der Römischen Alterthümer, II. 1ste Abh.; к сказанному им мало что можно добавить, и мало в чем можно его исправить. Несколько замечаний о римском нобилитете сделал Захария, Sulla (I. 5). Он пишет о Сулле, что, хотя его семья была патрицианской, но вряд ли он мог считаться принадлежащим к нобилитету в строгом смысле слова, ибо термин «нобилитет» предполагает, что кто-либо из предков данного человека занимал курульную магистратуру; также он предполагает и владение богатством. Но это ошибочное мнение. Предки Суллы занимали курульные магистратуры, и, хотя его семья и была бедна, она все же была знатной. Нобиль, пусть и бедный, подобно Сулле, оставался нобилем. Нехватка средств могла лишить человека влияния, но не права изображений. Если бы существовал патриций, предки которого никогда не занимали курульных должностей, то он не был бы нобилем в строгом смысле слова. Но когда нобилитет превратился в могущественное сословие, что произошло задолго до реформ Гракхов, патрицианское с.800 достоинство приобрело второстепенное значение. Представляется маловероятным, что в 133 г. до н. э., или даже намного раньше, мог существовать патрицианский род, семьи которого не приобретали бы многократно высшие государственные почести. Если исключения и были, то лишь немногочисленные.
При чтении греческих авторов, описывающих римскую историю, полезно обращать внимание на значение политических терминов, которые они используют. Δυνατοί и πλούσιοι у Плутарха (Tib. Gracch. 13, 20) — это нобилитет и его приверженцы, или, как назвал бы их Цицерон после своего консульства, оптиматы. В таких отрывках, как XXXVIII, 2 Диона Кассия, значение слова «δυνατοί» можно установить из контекста.