ЭПИГРА́ММА

Epig­ram­ma, ἐπίγραμμα, в бук­валь­ном смыс­ле, и по про­ис­хож­де­нию сво­е­му — поэ­ти­че­ская над­пись на подар­ке, гроб­ни­це, худо­же­ст­вен­ном про­из­веде­нии, кото­рая пояс­ня­ла внут­рен­ний, духов­ный смысл дан­но­го пред­ме­та ука­за­ни­ем на того, кто этот пред­мет посвя­ща­ет, под­но­сит, или того, кто его при­гото­вил, про­из­вел, а так­же обо­зна­че­ни­ем цели пред­ме­та. Глав­ное досто­ин­ство малень­ко­го сти­хотво­ре­ния это­го рода заклю­ча­лось в воз­мож­ной его про­сто­те, безыс­ку­ст­вен­но­сти, соеди­нен­ной с ост­ро­уми­ем и закон­чен­но­стью мыс­ли и выра­же­ния. Уже древ­ней­шие поэты — Архи­лох, Сафо и др. зани­ма­лись сочи­не­ни­ем эпи­грамм; но дей­ст­ви­тель­ным родо­на­чаль­ни­ком эпи­грам­ма­ти­че­ской поэ­зии был Симо­нид кеос­ский. Его эпи­грам­мы, боль­шая часть кото­рых напи­са­на для памят­ни­ков в честь бой­цов пер­сид­ских войн, пред­став­ля­ют вполне закон­чен­ные образ­цы поэ­ти­че­ско­го твор­че­ства и отли­ча­ют­ся ост­ро­уми­ем и высо­ко­худо­же­ст­вен­ной про­стотой. Но эпи­грам­ма слу­жи­ла не толь­ко дей­ст­ви­тель­ной над­пи­сью, но состав­ля­лась и фик­тив­но в фор­ме тако­вой, напр., для над­гроб­ных памят­ни­ков поэтам, фило­со­фам и на извест­ные про­из­веде­ния искус­ства; бра­ли так­же более или менее харак­тер­ное про­ис­ше­ст­вие из внеш­ней жиз­ни и силой твор­че­ско­го обоб­ще­ния воз­во­ди­ли внут­рен­ний его смысл до общей сен­тен­ции или дела­ли из него малень­кую худо­же­ст­вен­ную кар­тин­ку. Таким обра­зом, сло­во эпи­грам­ма полу­чи­ло тот смысл, кото­рый мы при­да­ем ему теперь. Более все­го этот род эпи­грам­мы раз­вил­ся у алек­сан­дрий­ских поэтов, т. е., в то вре­мя, когда гре­че­ская поэ­зия уже не в силах была созда­вать более круп­ные про­из­веде­ния. Но в этих малень­ких про­из­веде­ни­ях гре­че­ское твор­че­ство обна­ру­жи­ва­ло все еще боль­шую пре­лесть и изя­ще­ство, мно­го­сто­рон­ность и уме­лость. Сюжет брал­ся обык­но­вен­но из обла­сти лите­ра­ту­ры и искус­ства, а так­же из част­ной жиз­ни. Эпи­грам­ма­ти­че­ское сти­хотвор­ство, быв­шее в таком ходу у алек­сан­дрий­цев, про­дол­жа­лось потом до вре­мен рим­ской и визан­тий­ской импе­рии, хотя часто дале­ко уже не с таким талан­том, но все же еще с неко­то­рым мастер­ст­вом. Об отдель­ных гре­че­ских эпи­грам­ма­ти­стах ср. An­tho­lo­gia Grae­ca.

У рим­лян эпи­грам­ма нашла такое же раз­но­об­раз­ное при­ло­же­ние, как и у гре­ков. Начи­ная с Енния, нам изве­стен целый ряд эпи­грам­ма­ти­стов, и чис­ло их рас­тет в VII сто­ле­тии рес­пуб­ли­ки и в Авгу­стов век. При Доми­ци­ане высту­па­ет Мар­ци­а­лий, потом Авзо­ний. О сбор­ни­ках ср. An­tho­lo­gia la­ti­na.

Наи­бо­лее встре­чаю­щий­ся сти­хотвор­ный раз­мер эпи­грам­мы — дистих; но употреб­ля­лись ино­гда и дру­гие раз­ме­ры. Диа­лект гре­че­ских эпи­грамм обык­но­вен­но ионий­ский, но, смот­ря по мест­но­сти, дела­лись и отступ­ле­ния от него.