КАЛИГУЛА (37 — 41)

Гай (Гай Юлий Цезарь Германик) (37—41 гг.), третий сын Германика и Агриппины Старшей, родился в 12 г. в Анции. Он жил с родителями близ германской границы (в возрасте от двух до четырех лет), и там ему подарили маленькие солдатские походные сапожки, от названия которых — калиги — произошло его прозвище “Калигула”.

Когда ему исполнилось восемнадцать или девятнадцать лет, его мать и обоих старших братьев арестовали, и вскоре они умерли. Сам же Гай в 31 г. получил должность жреца, а в 33 г. — квестора; император Тиберий, с которым он жил на Капри с 32 г., объявил его и Тиберия Гемелла (сына Друза Младшего) равноправными наследниками и указал, что сменить его на троне должен Гай. Однако Гая не обучали административному управлению. Когда в 37 г. Тиберий умер, появились слухи, что именно Гай то ли задушил, то ли утопил, то ли отравил его, но оснований верить этим историям нет, поскольку естественная смерть Тиберия была уже близка.

Опираясь на поддержку префекта преторианцев Макрона, Гай незамедлительно получил от сената признание своего титула принцепса. Более того, сразу по его возвращении в Рим сенаторы предложили ассамблее также проголосовать за него, тем самым объединив всю высшую власть Империи в одних руках. Завещание Тиберия было отменено, и Гай получил всю полноту власти, а Гемелл утратил права на свою долю наследства. В этих событиях важную роль сыграла армия, симпатизировавшая дому Германика, из которого происходил Калигула; к тому же солдатам понравилось, что он воздал честь памяти своих родственников, которым выпала судьба столь печально окончить свои дни. Что же до Тиберия, повинного в этих трагедиях, то Гай подобающим образом организовал его погребение. Однако, поскольку мало кто в открытую скорбел о смерти покойного императора, Гай не только оставил без ответа вопрос о признании Тиберия римским божеством, но и принялся поносить его бранными словами, впрочем, они составляли существенную часть его обиходной речи.

Антония Младшая, вдова Нерона Друза, которая приходилась молодому императору бабушкой и умела обуздывать его буйный нрав, умерла 1 мая. В октябре Гай тяжело заболел. Как писал иудейский философ Филон, относившийся к Калигуле достаточно беспристрастно, симпатии к императору по всей стране были так велики, что известие о его недуге посеяло искреннее горе и тревогу в народе. Он выздоровел, но, по-видимому, Филон был прав, утверждая, что Гай после болезни стал другим человеком. В 38 г. он казнил своего главного приверженца, префекта императорской гвардии Макрона. Та же участь постигла Тиберия Гемелла, потенциального претендента на трон. Кроме того, вынужден был покончить с собой Марк Юлий Силан^[1], отец первой из четырех жен Гая. Эти события всполошили сенат, и тогда в январе 39 г. Калигула объявил им о своем намерении возобновить следствие по обвинениям в измене, о которых после смерти Тиберия сохранились самые тягостные воспоминания; память же о последнем получила официальную реабилитацию.

Вскоре ушей императора достигли слухи о подготовке покушения на него, и тотчас обвиненному в этих грехах наместнику Паннонии было велено совершить самоубийство. Гай задумывал возобновить захватнические походы за Рейн, начатые его отцом, Германиком, но еще до выступления узнал, что очень влиятельный полководец Гней Корнелий Лентул Гетулик собирается убить его по прибытии в Могонциак. Тем не менее в сентябре 39 г. император неожиданно отправился на север. Его сопровождал сильный отряд преторианцев, младшие сестры Юлия Агриппина (Агриппина Младшая) и Юлия Ливилла, а также Марк Эмилий Лепид (вдовец третьей сестры императора, Юлии Друзиллы, который считался его вероятным преемником). Однако вскоре по прибытии в Германию Гай казнил Лепида и Гетулика, отправил в изгнание Агриппину Младшую и Юлию Ливиллу, а их имущество присвоил.

Следующую зиму Гай провел в прирейнских лагерях и в Галлии. Ни его германская кампания, ни задуманное им вторжение в Британию (сохранившую независимость после двух походов Юлия Цезаря) так и не были осуществлены. Рассказывали байки, будто император приказал войскам собирать ракушки на берегу пролива. Нет сомнения лишь в том, что Гай не горел желанием возвращаться в Рим: ему стало известно, что в сенате возникло угрожающее недовольство. Еще до приезда в Италию он начал забрасывать сенаторов посланиями, предписывающими провести судебные расследования в связи с заговором Гетулика. Появившись в столице лишь летом, он постарался проявить к сенаторам всю возможную учтивость. В свою очередь, сенат устроил ему чествования и овацию под предлогом его мнимой победы и заявил, что отныне ему позволено приходить на заседания сената в сопровождении вооруженной охраны и восседать на высокой недосягаемой площадке.

В течение короткого времени произошло по крайней мере три покушения на жизнь императора. Соответствующие меры были приняты по отношению к группе римлян, измену которых объяснили их приверженностью взглядам философской школы стоиков. Более серьезным было подозрение в подготовке покушения, павшее на главного префекта преторианцев Марка Аррецина Клемента и его неизвестного сослуживца. Опасаясь раскрытия этих замыслов, Клемент — возможно, при поддержке одного из военачальников — вовлек часть возмущенных и перепуганных сенаторов в серьезный заговор. Их сообщником, избранным для осуществления плана, стал один из старших офицеров императорской гвардии Кассий Херея, которого Гай высмеивал за женоподобность. 24 января 41 г. в темном нижнем переходе дворца на Палатинском холме он с двумя единомышленниками напал на императора. Несколько германских солдат личной охраны Гая бросились на нападавших, но было слишком поздно. Впоследствии один солдат-преторианец заколол четвертую жену Гая, Цезонию, а другой размозжил голову их дочери ударом о стену.

Концепция управления Империей Гая полностью отличалась от тщательно замаскированной автократии обоих его предшественников. Возможно, по примеру своих восточных друзей, особенно иудейского царя Ирода Агриппы, он не терпел никаких уловок и желал править, не скрывая деспотичности, подобно властителям эллинского мира. Многочисленные монеты, отчеканенные в период его царствования, были посвящены его сестрам Агриппине Младшей, Юлии Друзилле и Юлии Ливилле, изображения которых сопровождались атрибутами божеств, подобно причисленным к лику богов царицам Птолемеев. Первую и последнюю из этого списка впоследствии развенчали, а Юлию Друзиллу, которую Гай особенно любил, после смерти в 38 г. в установленном порядке официально объявили римской богиней. Она стала первой римлянкой, удостоившейся такой чести.

Когда Гай похвалялся своей сдержанностью, это должно было удивлять его слушателей, видевших его импульсивность и знавших горячность его нрава. На самом деле на уме у него была твердая решимость снести псевдореспубликанский фасад Империи. В эффектных представлениях, призванных продемонстрировать величие новой концепции устройства государства, Гай использовал составленный из кораблей мост (длиной две-три мили) через Неаполитанский залив, в чем содержался намек на равенство его Нептуну, которому была покорна водная стихия. В Риме он еще при жизни почти добился признания себя божеством, хотя в чеканке монет это не нашло отражения.

Та же проблема, связанная с обожествлением императоров, породила серьезный кризис на Востоке, среди евреев. В 38 г. в Александрии члены многочисленной еврейской общины оказались вовлеченными в широкую ожесточенную борьбу с греческим большинством города, отвергавшим желание евреев стать равноправными гражданами. Этот конфликт привел к первому известному в истории погрому, в ходе которого отряды язычников, сея смерть, врывались в синагоги с целью установить там статуи императора. В 40 г. обе стороны направили в Рим делегации, чтобы отстаивать свои интересы перед лицом Гая. Возглавлявший иудейскую миссию Филон оставил подробное описание этого события. Евреи старались объяснить императору, что хотя религиозные убеждения не позволяют им совершать жертвоприношения, они всегда рады делать пожертвования в его казну, что постоянно делали и прежде. В ответ Гай заметил, что недостаточное признание его божественности кажется ему не большим преступлением, чем лунатизм. Но вскоре в столицу пришли известия о беспорядках в самой Иудее, в городе Яффа со смешанным греко-еврейским населением. Евреи разрушили алтарь, воздвигнутый греками в честь императора, и это побудило Гая издать указ, в соответствии с которым все храмы этой страны надлежало обратить в святилища культа богов Империи. Публию Петронию, наместнику Сирии, было направлено распоряжение изваять статую Гая в обличии Юпитера (Зевса) и установить ее в Иерусалимском храме. Понимая, что это всколыхнет недовольство населения и вызовет массовые выступления, Петроний начал стягивать легионы для осуществления приказа императора. Тем временем Юлий Агриппа все-таки убедил Гая отменить приказ, а вскоре императора убили.

По утверждению биографа Светония, Гай был очень высоким и крайне бледным человеком с некрасивым телом, тонкой шеей и тощими ногами. У него были впалые глаза и виски, широкий мрачный лоб, редкие волосы не покрывали макушку, хотя все тело было густо покрыто волосами. Говорили, из-за своей плешивости и волосатости он объявил, что посчитает оскорблением, заслуживающим смертную казнь, если кто-то с усмешкой посмотрит на него на улице или в каком-либо контексте употребит в его присутствии слово “козел”. Более того, он старался сделать свою от природы непривлекательную внешность еще более отталкивающей, отрабатывая перед зеркалом ужасные гримасы. Он страстно любил цирк и театр (с особым удовольствием наблюдая сцены буйного разгула), ради которых пренебрегал государственными делами, что наносило им огромный ущерб. Слухи о его сексуальной жизни приписывали ему пугающее разнообразие привычек, включая садизм, гомосексуализм и кровосмесительные отношения с сестрами. Светоний сделал вывод о физических и психических недугах императора. Он отмечал, что император сильно страдал от бессонницы, периодически терял контроль над движением конечностей и мыслями, и что душа его разрывалась между внешним пристрастием к шумным толпам и скрытым стремлением к полному одиночеству. Его мог внезапно охватить приступ безудержного гнева. Филон считал, что эти недуги возникли после тяжелой болезни, которую он перенес в самом начале своего царствования, и развились вследствие чрезмерных излишеств и злоупотреблений. Его характеризовали как эпилептика, шизофреника и хронического алкоголика, а окончательно его организм был разрушен безмерным сладострастием, которым его одарила последняя жена Цезония. Однако нет никаких доказательств, неопровержимо подтверждающих какой-либо из этих диагнозов.

Несмотря на неуравновешенный характер, Гай на самом деле обладал замечательными талантами. Его неистовая энергия не была подкреплена старанием или упорством, но, например, его ораторские способности оказались поистине впечатляющими. Многочисленные эпиграммы Калигулы свидетельствовали о едком и скептическом реализме и ясном разуме, а его литературная критика приводила в смущение: Гомер, Вергилий и Ливий стали жертвами его язвительного языка. Поэтому философ Сенека Младший, охарактеризованный Гаем как “не более, чем песок бесплодный”, после смерти императора отплатил ему, изобразив его в самом худшем свете.

(текст по изданию: М. Грант. Римские императоры / пер. с англ. М. Гитт — М.; ТЕРРА - Книжный клуб, 1998)

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ САЙТА

^[1] В оригинале “Marcus Junius Silanus” — «Марк Юний Силан».