Кодификация Феодосия II и ее предпосылки

Кодекс Фео­до­сия был состав­лен меж­ду 429 (CTh. I, 1, 5—26 мар­та 429) и 438 (Nov. Theod. I, — 15 фев­ра­ля 438) гг. Боль­шин­ст­вом совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей счи­та­ет­ся, что в Восточ­ной Рим­ской импе­рии он вошел в силу 15 фев­ра­ля 438 г., а в Запад­ной — 1 янва­ря 439 г. Одна­ко Б. Сиркс под­вер­га­ет сомне­нию факт утвер­жде­ния Кодек­са Фео­до­сия для запад­ной импе­рии¹. По его мне­нию, 15 фев­ра­ля 438 г. Фео­до­сий утвер­дил Кодекс для Восточ­ной импе­рии начи­ная с 1 янва­ря 439 г. Обыч­но утвер­жде­ние Кодек­са Фео­до­сия на запа­де видят в Ges­ta Se­na­tus ur­bis Ro­mae, назы­вае­мой с лег­кой руки Т. Момм­зе­на Ges­ta Se­na­tus Ro­ma­ni de Theo­do­sia­no pub­li­can­do². Ges­ta посвя­ще­на заседа­нию рим­ско­го сена­та 25 декаб­ря 438 г., на кото­ром пре­фект пре­то­рия Ита­лии Ахи­лий Глаб­ри­он Фауст пред­ста­вил Кодекс Сена­ту Рима. С это­го вре­ме­ни он исполь­зо­вал­ся и в запад­ной импе­рии как офи­ци­аль­ный Кодекс. Б. Сиркс счи­та­ет, что при­зна­ние его авто­ри­те­та про­изо­шло таким же обра­зом, как и для Кодек­сов Гре­го­ри­а­на и Гер­мо­ге­ни­а­на, дол­гое вре­мя быв­ших част­ны­ми, неофи­ци­аль­ны­ми собра­ни­я­ми импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ций³. По его мне­нию, толь­ко в 443 г. издан­ная Вален­ти­ни­а­ном III кон­сти­ту­ция Quan­tum con­su­len­te под­твер­ди­ла сена­тус­кон­сульт 25 декаб­ря 438 г. Но она про­сто пре­до­став­ля­ла долж­ност­ным лицам con­sti­tu­tio­na­rii исклю­чи­тель­ное пра­во изда­вать копии Кодек­са на запа­де⁴.

Кодекс содер­жит более 2,5 тысяч импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний (по под­сче­ту Т. Оно­ре — 2529) за пери­од от Кон­стан­ти­на I до Фео­до­сия II⁵. Самая ран­няя из вошед­ших в него кон­сти­ту­ций дати­ру­ет­ся 1 июня 311 г. (CTh. XIII, 10, 2), а самая позд­няя — 16 мар­та 437 г. (CTh. VI, 23, 4). Пер­вые деся­ти­ле­тия V в., по-види­мо­му, были важ­ным рубе­жом в раз­ви­тии импер­ско­го обще­ства. В совре­мен­ной лите­ра­ту­ре это обсто­я­тель­ство не полу­чи­ло еще чет­ко­го осмыс­ле­ния, как впро­чем и пери­о­ди­за­ция раз­ви­тия позд­не­ан­тич­но­го обще­ства в целом. Тем не менее сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на тот при­ме­ча­тель­ный факт, что преды­ду­щая коди­фи­ка­ция импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний была осу­щест­вле­на при импе­ра­то­ре Дио­кле­ти­ане. Его прав­ле­ние с 284 по 305 гг. было озна­ме­но­ва­но целым ком­плек­сом реформ, потреб­ность в кото­рых была вызва­на выхо­дом импер­ско­го обще­ства из кри­зи­са III века. Прав­ле­ние Дио­кле­ти­а­на, завер­шив­ше­го вос­ста­нов­ле­ние Импе­рии, по еди­но­душ­но­му мне­нию совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей, ста­ло поли­ти­че­ским нача­лом новой эпо­хи в рим­ской исто­рии. В лите­ра­ту­ре эта эпо­ха полу­чи­ла назва­ние Доми­на­та от латин­ско­го сло­ва do­mi­nus — гос­по­дин, хозя­ин. Такой титул офи­ци­аль­но при­об­рел рим­ский импе­ра­тор ко вре­ме­ни Дио­кле­ти­а­на.

Пре­вра­ще­ние рим­ско­го импе­ра­то­ра в гос­по­ди­на все­го рим­ско­го наро­да пере­да­ва­ло в его руки новые кон­сти­ту­ци­он­ные пол­но­мо­чия. С пози­ций рим­ских пра­во­вых воз­зре­ний он при­об­рел do­mi­ni po­tes­tas, юриди­че­ски про­из­вод­ную от вла­сти вла­ды­ки рим­ской фами­лии (pat­ria po­tes­tas)⁶. Такое поло­же­ние ста­ло логи­че­ским резуль­та­том дли­тель­ной эво­лю­ции ста­ту­са импе­ра­тор­ской вла­сти в рим­ском государ­стве. Уже в нача­ле III в. импе­ра­тор рас­смат­ри­вал­ся в каче­стве выс­ше­го юриди­че­ско­го авто­ри­те­та. Соглас­но сохра­нив­ше­му­ся в Диге­стах Юсти­ни­а­на фраг­мен­ту из Инсти­ту­ций Уль­пи­а­на: «То, что угод­но прин­цеп­су, име­ет силу зако­на. А имен­но с тех пор как цар­ским зако­ном, кото­рый был дан в отно­ше­нии его импе­рия, народ пре­до­ста­вил свой импе­рий и власть ему и все­му в нем»⁷. Эти сло­ва ука­зы­ва­ют, что власть импе­ра­то­ра не была абстракт­ной и ото­рван­ной от «наро­да» авто­кра­ти­ей. Импе­ра­тор мыс­лил­ся сим­во­лом, пер­со­ни­фи­ка­ци­ей объ­еди­не­ния рим­ско­го граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва. Послед­ний посте­пен­но пере­да­вал ему свои искон­ные атри­бу­ты и пол­но­мо­чия. Импе­ра­тор вме­сте с рим­ским наро­дом счи­тал­ся соб­ст­вен­ни­ком всей зем­ли в про­вин­ци­ях, то есть на терри­то­ри­ях, заво­е­ван­ных за пре­де­ла­ми Ита­лии⁸. Рим­ский народ пере­да­вал импе­ра­то­ру при­над­ле­жав­шее толь­ко ему пра­во изда­ния зако­нов (le­ges). Есте­ствен­но, что после реформ Дио­кле­ти­а­на зако­но­да­тель­ная власть сосре­дото­чи­лась исклю­чи­тель­но в руках импе­ра­то­ра, а един­ст­вен­ной фор­мой зако­но­да­тель­ства ста­но­вят­ся импе­ра­тор­ские кон­сти­ту­ции, при­об­ре­тав­шие зна­че­ние зако­нов. Преж­нее утвер­жде­ние сена­том импе­ра­тор­ских пред­став­ле­ние (ora­tio­nes) пре­вра­ти­лось в про­стое сооб­ще­ние сена­ту о при­ня­тых ука­зах.

В ско­ром вре­ме­ни были уни­фи­ци­ро­ва­ны фор­мы импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ций. Соглас­но зако­ну 315 г., сохра­нив­ше­му­ся в Кодек­се Юсти­ни­а­на (I, 2, 2), импе­ра­тор­ские ман­даты выво­ди­лись из употреб­ле­ния, а декре­ты и рескрип­ты сохра­ня­ли силу толь­ко для част­ных слу­ча­ев, по пово­ду кото­рых они изда­ва­лись (con­sti­tu­tio­nes per­so­na­les). Един­ст­вен­ной фор­мой обще­го импе­ра­тор­ско­го ука­за (con­sti­tu­tio ge­ne­ra­lis) стал эдикт. По опре­де­ле­нию кон­сти­ту­ции 426 г., le­ges ge­ne­ra­les были а) ora­tio­nes prin­ci­pis in se­na­tu, б) все кон­сти­ту­ции, в кото­рых было употреб­ле­но сло­во edic­tum (le­ges edic­ta­les), в) все кон­сти­ту­ции, кото­рые руко­во­ди­те­ли про­вин­ций были обя­за­ны пуб­ли­ко­вать посред­ст­вом эдик­тов (prog­ram­ma), г) все импе­ра­тор­ские реше­ния част­ных слу­ча­ев, исполь­зо­ва­ние кото­рых пред­у­смат­ри­ва­лось в дру­гих подоб­ных слу­ча­ях, д) кон­сти­ту­ции, пре­до­став­ляв­шие общую силу и при­ме­не­ние опи­сан­но­му в них пра­ви­лу⁹. В слу­ча­ях, когда импе­ра­тор­ский указ имел сво­им содер­жа­ни­ем даро­ва­ние каких-либо при­ви­ле­гий лицу или кор­по­ра­ции, он носил назва­ние праг­ма­ти­че­ской санк­ции (sanctio prag­ma­ti­ca). Все преж­нее пра­во в про­ти­во­вес импе­ра­тор­ским кон­сти­ту­ци­ям, имев­шим ста­тус зако­нов (le­ges), ста­ло назы­вать­ся ius ve­tus или ius an­ti­quum. Раз­ра­бот­кой тек­стов импе­ра­тор­ских ука­зов зани­мал­ся спе­ци­аль­ный кве­стор двор­цо­во­го ведом­ства — quaes­tor sac­ri pa­la­tii, долж­ность кото­ро­го счи­та­ет­ся совре­мен­ны­ми спе­ци­а­ли­ста­ми очень важ­ной, рав­но­знач­ной мини­ст­ру юсти­ции. Воз­мож­но, ее зани­ма­ли круп­ные для сво­его вре­ме­ни юри­сты. Одна­ко, посколь­ку кон­сти­ту­ции изда­ва­лись от име­ни импе­ра­то­ра, боль­шая часть их раз­ра­бот­чи­ков оста­лась неиз­вест­ной. Сохра­ни­лись име­на лишь несколь­ких кве­сто­ров IV—V вв., быв­ших одно­вре­мен­но и зна­чи­тель­ны­ми юри­ста­ми¹⁰. Прав­да, сте­пень вли­я­ния кве­сто­ра на содер­жа­ние ука­за не совсем ясна. Состав­лен­ный им текст обсуж­дал­ся и при­ни­мал­ся кон­си­сто­ри­ем, а затем под­ле­жал утвер­жде­нию и под­пи­си импе­ра­то­ра. Неко­то­рые импе­ра­то­ры, как, напри­мер, Вален­ти­ни­ан I, актив­но лич­но вме­ши­ва­лись в дело состав­ле­ния ука­зов¹¹.

По оцен­кам совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей рефор­мы Дио­кле­ти­а­на име­ли вос­ста­но­ви­тель­ный харак­тер. Воз­рож­дав­ша­я­ся Импе­рия мыс­ли­лась в фор­мах граж­дан­ско­го обще­ст­вен­но­го устрой­ства пред­ше­ст­ву­ю­щей кри­зи­су III века эпо­хи. Слож­ность при­да­ния этих форм позд­не­ан­тич­но­му обще­ству состо­я­ла в том, что еще в 212 г. пра­во рим­ско­го граж­дан­ства было рас­про­стра­не­но почти на все насе­ле­ние Импе­рии, насчи­ты­вав­шее 50—60 мил­ли­о­нов чело­век. Рим­ские граж­дан­ские инсти­ту­ты, воз­ник­шие в граж­дан­ской общине горо­да Рима в эпо­ху рес­пуб­ли­ки, несмот­ря на ее после­до­ва­тель­ное рас­ши­ре­ние с I в. до н. э., были недо­ста­точ­но при­спо­соб­ле­ны к функ­ци­о­ни­ро­ва­нию в таких мас­шта­бах. Оче­вид­но, то чрез­вы­чай­ное зна­че­ние, кото­рое при­об­ре­ло рим­ское пра­во, инте­гри­ро­вав­шее раз­но­шерст­ное насе­ле­ние про­вин­ций в еди­ные обще­ст­вен­но-юриди­че­ские фор­мы. Уже во вре­ме­на Мар­ка Авре­лия (161—180 гг.), замыш­ляв­ше­го рас­про­стра­нить рим­ское граж­дан­ство на всех жите­лей Импе­рии, некий Папи­рий Юст собрал импе­ра­тор­ские кон­сти­ту­ции в 20 книг (lib­ri con­sti­tu­tio­num), а при Севе­рах зна­ме­ни­тый юрист Павел соста­вил сбор­ник импе­ра­тор­ских декре­тов (lib­ri dec­re­to­rum). Поэто­му не было слу­чай­но­стью созда­ние Кодек­са и в прав­ле­ние Дио­кле­ти­а­на. Это сде­лал неиз­вест­ный Гре­го­рий (или Гре­го­ри­ан) око­ло 292/3 г., поэто­му он носит назва­ние Co­dex Gre­go­ria­nus. Извест­но, что этот Кодекс содер­жал в себе кон­сти­ту­ции со 196 по 292 гг., рас­по­ло­жен­ные в опре­де­лен­ном поряд­ке. Он делил­ся на 19 (по дру­гим дан­ным, на 14 или 16) книг, кни­ги на титу­лы, внут­ри кото­рых кон­сти­ту­ции при­во­ди­лись в хро­но­ло­ги­че­ской после­до­ва­тель­но­сти. Пред­по­ла­га­ют, что он вклю­чал в себя и более ран­ние кон­сти­ту­ции, начи­ная с Адри­а­на (117—138 гг.). Через неко­то­рое вре­мя к Кодек­су Гре­го­ри­а­на было состав­ле­но допол­не­ние в виде отдель­ной кни­ги, разде­лен­ной на титу­лы и содер­жав­шей кон­сти­ту­ции эпо­хи Дио­кле­ти­а­на. По име­ни соста­ви­те­ля — то ли юри­ста Гер­мо­ге­ни­а­на, то ли неко­го Гер­мо­ге­на — это допол­не­ние полу­чи­ло назва­ние Co­dex Her­mo­ge­nia­nus. Точ­ная дата его состав­ле­ния и содер­жа­ние явля­ют­ся пред­ме­том дис­кус­сий. Выска­зы­ва­ют­ся пред­по­ло­же­ния, что пер­во­на­чаль­но он содер­жал в себе кон­сти­ту­ции Дио­кле­ти­а­на 293—294 гг. и был состав­лен око­ло 295 г., а опуб­ли­ко­ван око­ло 314 г. Оба Кодек­са допол­ня­лись и впо­след­ст­вии кон­сти­ту­ци­я­ми Дио­кле­ти­а­на 295—305 гг., Кон­стан­ти­на и Лици­ния по край­ней мере 314 г. и даже Вален­ти­ни­а­на I и Вален­та 364—365 гг. От обо­их Кодек­сов сохра­ни­лись лишь неболь­шие фраг­мен­ты. Одна­ко Кодекс Гре­го­ри­а­на частич­но вос­ста­нов­лен на осно­ве эпи­том, содер­жа­щих­ся в Бре­виа­ри­ях ост­гот­ско­го и бур­гунд­ско­го коро­лей кон­ца V — нача­ла VI вв. и дру­гих одно­вре­мен­ных им сбор­ни­ках юриди­че­ских тек­стов, состав­лен­ных по мате­ри­а­лам рим­ских коди­фи­ка­ций¹².

В свое вре­мя зна­че­ние изда­ния этих Кодек­сов выхо­ди­ло за рам­ки прак­ти­че­ско­го руко­вод­ства и ком­пен­ди­у­ма импе­ра­тор­ских ука­зов. Гре­го­ри­ев и Гер­мо­ге­ни­а­нов Кодек­сы обо­зна­ча­ли рубеж в раз­ви­тии рим­ско­го пра­ва, кото­рый был оче­виден для совре­мен­ни­ков. Прав­ле­ни­ем Дио­кле­ти­а­на закан­чи­вал­ся один, а прав­ле­ни­ем Кон­стан­ти­на начи­нал­ся дру­гой этап в раз­ви­тии позд­не­ан­тич­но­го обще­ства. Для эпо­хи Дио­кле­ти­а­на тра­ди­ци­он­ное рим­ское пра­во, давав­ше­е­ся в интер­пре­та­ци­ях юрис­кон­суль­тов, было еще живым, раз­ви­вав­шим­ся пра­вом. Чрез­вы­чай­но пока­за­тель­ны сло­ва это­го импе­ра­то­ра в одной из кон­сти­ту­ций 302 г.: «Отступ­ле­ние от того, что было уста­нов­ле­но и опре­де­ле­но древни­ми, отно­сит­ся к вели­чай­шим пре­ступ­ле­ни­ям» (Col­la­tio le­gum, 15, 3, 2). При Кон­стан­тине интер­пре­та­ции, трак­та­ты и кон­суль­та­ции юри­стов клас­си­че­ской поры (I—III вв.) окон­ча­тель­но ста­ли ius ve­tus, при­ме­не­ние кото­ро­го сле­до­ва­ло упо­рядо­чить, дабы юри­стам-прак­ти­кам было лег­че разо­брать­ся в мас­се клас­си­че­ской лите­ра­ту­ры по юрис­пруден­ции. В Кодек­се Фео­до­сия сохра­ни­лись два пока­за­тель­ных зако­на Кон­стан­ти­на¹³. Пер­вый из них, дати­ро­ван­ный 321 г., пред­пи­сы­вал судьям не обра­щать вни­ма­ние на кри­ти­че­ские заме­ча­ния Пав­ла и Уль­пи­а­на к сочи­не­ни­ям Папи­ни­а­на, так как, по мне­нию импе­ра­то­ра, оба эти юри­ста, заботясь о соб­ст­вен­ной сла­ве, жела­ли не столь­ко испра­вить, сколь­ко опо­ро­чить Папи­ни­а­на. Вто­рой закон 327 г. пред­ла­гал судьям руко­вод­ст­во­вать­ся при реше­нии дел «Сен­тен­ци­я­ми Пав­ла». Текст послед­них, состав­лен­ный жив­шим в нача­ле III в. одним из круп­ней­ших рим­ских юри­стов Пав­лом, по мне­нию совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей, был суще­ст­вен­но отредак­ти­ро­ван око­ло 300 г. По-види­мо­му, уже в нача­ле IV в. скла­ды­ва­лась основ­ная груп­па наи­бо­лее чти­мых юри­стов клас­си­че­ско­го пери­о­да, сочи­не­ния кото­рых и впо­след­ст­вии ста­нут осно­вой для ори­ен­та­ции в импе­ра­тор­ских зако­нах при коди­фи­ка­ции Фео­до­сия II и Юсти­ни­а­на. В совре­мен­ной лите­ра­ту­ре эта «кано­ни­за­ция клас­си­че­ско­го наслед­ства» рас­смат­ри­ва­ет­ся в каче­стве одно­го из свиде­тельств рас­хож­де­ния пра­во­вых систем запад­ной и восточ­ной поло­вин импе­рии¹⁴. На запа­де, одно­вре­мен­но с раз­ру­ше­ни­ем преж­ней тра­ди­ции пра­во­вой куль­ту­ры и обра­зо­ва­ния, ран­нее обра­зо­ва­ние кано­на вело к вво­див­ше­му­ся уже при Адри­ане нор­ма­тив­но­му регу­ли­ро­ва­нию исполь­зо­вав­ших­ся в судеб­ной прак­ти­ке реше­ний юри­стов из раз­лич­ных частей импе­рии. На восто­ке, напро­тив, отсут­ст­вие ниве­ли­ру­ю­ще­го вли­я­ния кано­ни­за­ции на пра­во­вую прак­ти­ку ком­пен­си­ро­ва­лось сохра­не­ни­ем науч­ной юриди­че­ской тра­ди­ции, про­дол­жав­шей раз­ви­вать­ся в древ­них цен­трах обра­зо­ван­но­сти восточ­ных про­вин­ций. Поэто­му пред­по­сыл­ки и усло­вия пра­во­вой поли­ти­ки импе­ра­то­ров запа­да и восто­ка уже в III—IV вв. раз­ви­ва­лись в рас­хо­див­ших­ся направ­ле­ни­ях. При­ме­ча­тель­но, что боль­шин­ство из этих юри­стов жили в пер­вой поло­вине III в. при Севе­рах, рас­про­стра­нив­ших рим­ское граж­дан­ство по всей Импе­рии, то есть у исто­ков позд­не­ан­тич­ной эпо­хи. Таким обра­зом, нача­ло Кодек­са Фео­до­сия с кон­сти­ту­ций эпо­хи Кон­стан­ти­на име­ло глу­бо­кое внут­рен­нее зна­че­ние. В то же вре­мя оно объ­еди­ня­ло Кодек­сы Гре­го­рия и Гер­мо­ге­ни­а­на в еди­ное целое с Кодек­сом Фео­до­сия.

Позд­не­ан­тич­ное обще­ство, оформ­лен­ное рестав­ра­тор­ски­ми меро­при­я­ти­я­ми Дио­кле­ти­а­на, очень ско­ро обна­ру­жи­ло свое каче­ст­вен­ное отли­чие от обще­ства Ран­ней импе­рии¹⁵. С нача­ла IV в. рим­ские пра­во­вые нор­мы ста­ли реаль­но при­ме­нять­ся по отно­ше­нию к жите­лям про­вин­ций не как к пере­гри­нам, а как к граж­да­нам, боль­шая часть кото­рых, хотя и полу­чи­ла рим­ское граж­дан­ство в 212 г., но в тече­ние III в. дале­ко не все­гда мог­ла исполь­зо­вать сто­яв­шие за ним пра­ва и воз­мож­но­сти. Созда­ва­лись усло­вия для опре­де­лен­ных соци­аль­но-пра­во­вых изме­не­ний. Преж­де все­го, для отступ­ле­ния от клас­си­че­ских образ­цов само­го рим­ско­го пра­ва, то есть для его вуль­га­ри­за­ции. При­ме­не­ние рим­ско­го пра­ва в среде наро­дов с ины­ми пра­во­вы­ми тра­ди­ци­я­ми, даже при том, что послед­ние пол­но­стью игно­ри­ро­ва­лись рим­ля­на­ми, не мог­ло не ока­зать вли­я­ния если не на фор­му, оста­вав­шу­ю­ся рим­ской, то на суще­ство пра­во­вых отно­ше­ний. Осо­бен­но силь­ным это воздей­ст­вие было в обла­стях преж­не­го элли­ни­сти­че­ско­го мира (Бал­ка­ны, Малая Азия, Сирия, Еги­пет). Элли­ни­сти­че­ские пра­во­вые тра­ди­ции, вырос­шие на антич­ной осно­ве гре­че­ско­го пра­ва, были стар­ше и проч­нее рим­ских. Но что осо­бен­но важ­но, имея ту же антич­ную граж­дан­скую осно­ву, они были одно­тип­ны рим­ским. Поэто­му восточ­ные про­вин­ции Импе­рии не толь­ко лег­ко вос­при­ни­ма­ли рим­ское пра­во, зача­стую про­сто не нуж­да­ясь в нем для регу­ли­ро­ва­ния отно­ше­ний на мест­ном уровне, но даже пре­тен­до­ва­ли на пер­вен­ство в его раз­ра­бот­ке в позд­не­ан­тич­ных усло­ви­ях. Не слу­чай­но, что в IV в. боль­шая часть круп­ных юриди­че­ских школ нахо­ди­лась в горо­дах Восто­ка — Кон­стан­ти­но­по­ле, Алек­сан­дрии, Антио­хии, Бей­ру­те, Кеса­рии (толь­ко две на Запа­де — в Риме и Авгу­сто­дуне), мно­гие круп­ные юри­сты были свя­за­ны про­ис­хож­де­ни­ем или дея­тель­но­стью с Восто­ком (Гай, Уль­пи­ан, Павел и дру­гие), все коди­фи­ка­ции Гре­го­рия, Гер­мо­ге­ни­а­на, Фео­до­сия и Юсти­ни­а­на про­во­ди­лись на Восто­ке¹⁶. После урав­не­ния Кара­кал­лой в пра­вах всех жите­лей Импе­рии Восток стал проч­но выдви­гать­ся на роль лиди­ру­ю­ще­го цен­тра Импе­рии. Поли­ти­че­ское гос­под­ство Ита­лии и Запа­да, под­пи­ты­вав­ше­е­ся преж­де огра­ни­чен­ным чис­лом и при­ви­ле­ги­ро­ван­ным поло­же­ни­ем рим­ских граж­дан, утра­ти­ло в III в. свою соци­аль­ную осно­ву. Дио­кле­ти­ан уза­ко­нил это равен­ство соци­аль­но­го поля Импе­рии, в усло­ви­ях кото­ро­го более куль­тур­но­му и имев­ше­му более глу­бо­кие антич­ные кор­ни Восто­ку ока­за­лось нако­нец под силу при­нять на себя роль лиде­ра. Пере­нос акцен­та с запад­но­го на восточ­ный центр Импе­рии, как извест­но, начал­ся с Кон­стан­ти­на, пере­ме­стив­ше­го сто­ли­цу в Кон­стан­ти­но­поль. Но в тече­ние IV в. оба цен­тра Импе­рии еще вели борь­бу за лидер­ство. Эта борь­ба силь­но ослож­ня­лась раз­рас­тав­ши­ми­ся соци­аль­ны­ми про­бле­ма­ми. Позд­не­ан­тич­ное обще­ство при­об­ре­та­ло каче­ст­вен­но новые чер­ты, кото­рые долж­ны были оформ­лять­ся все тем же рим­ским пра­вом. Это так­же спо­соб­ст­во­ва­ло его вуль­га­ри­за­ции. При этом совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли часто отме­ча­ют, что в IV в., несмот­ря на замет­ные пере­ме­ны, рим­ское обще­ство еще сохра­ня­ло связь с исход­ной антич­ной обще­ст­вен­ной осно­вой пред­ше­ст­ву­ю­щей поры. И толь­ко V—VI вв. внес­ли суще­ст­вен­ные коррек­ти­вы в его позд­не­ан­тич­ный харак­тер. Поэто­му и пра­во IV в. в гораздо боль­шей сте­пе­ни, чем после­дую­щее, сохра­ня­ло связь с инсти­ту­та­ми рим­ско­го граж­дан­ско­го обще­ства. В таком слу­чае Кодекс Фео­до­сия был дале­ко не слу­чай­ным явле­ни­ем для сво­ей эпо­хи¹⁷. По-види­мо­му, в нем под­во­ди­лись ито­ги раз­ви­тия обще­ства и пра­ва на про­тя­же­нии IV в. Сле­до­ва­тель­но, коди­фи­ка­ция Фео­до­сия II зна­ме­но­ва­ла собой тот момент, когда начал сме­щать­ся акцент в раз­ви­тии рим­ско­го пра­ва с его ори­ен­ти­ро­ван­но­сти на граж­дан­ское обще­ство на ори­ен­та­цию на обще­ство с жест­ки­ми сослов­но-юриди­че­ски­ми пере­го­род­ка­ми. К кон­цу IV — нача­лу V вв. рим­ское обще­ство уже доста­точ­но чет­ко дели­лось на сосло­вия, основ­ны­ми из кото­рых были сена­то­ры, кури­а­лы, пле­беи, коло­ны и рабы. Они име­ли не толь­ко раз­ное поло­же­ние в обще­стве, но и раз­ный объ­ем прав. Одна­ко дей­ст­во­вав­шее в IV в. пра­во еще про­дол­жа­ло ори­ен­ти­ро­вать­ся на юриди­че­ские образ­цы II—III вв., когда сослов­ные гра­да­ции еще толь­ко были наме­че­ны. Поэто­му и потре­бо­ва­лась коди­фи­ка­ция, кото­рая долж­на была при­ве­сти в соот­вет­ст­вие юриди­че­ские нор­мы и обще­ст­вен­ные отно­ше­ния. При этом, одна­ко, импе­ра­тор­ские юри­сты нача­ла V в., имев­шие за спи­ной мно­го­ве­ко­вую тра­ди­цию раз­ви­тия юрис­пруден­ции в рим­ских фор­мах, не мог­ли отме­нять или устра­нять казав­ши­е­ся уста­рев­ши­ми нор­мы. Пра­во­вые инсти­ту­ты соб­ст­вен­но­сти, лич­ных, вещ­ных прав и т. п. сохра­ня­ли преж­нюю рим­скую фор­му. Основ­ные их чер­ты, быв­шие частью рим­ской пра­во­вой систе­мы, не мог­ли быть поко­леб­ле­ны и сохра­ня­лись при коди­фи­ка­ции. Тем более, что само про­веде­ние коди­фи­ка­ции спо­соб­ст­ву­ет повы­ше­нию вни­ма­ния к пра­во­вой тра­ди­ции и тем самым как бы сти­му­ли­ру­ет ее реге­не­ра­цию в ущерб потреб­но­стям прак­ти­ки. Поэто­му рим­ское пра­во Кодек­са Фео­до­сия в сво­их фор­мах немно­гим отсту­па­ло от тра­ди­ций клас­си­че­ской эпо­хи. Хотя в совре­мен­ной лите­ра­ту­ре мно­го пишет­ся о мест­ном вли­я­нии на рим­ское пра­во и даже заме­ще­нии его про­вин­ци­аль­ным, в осо­бен­но­сти элли­ни­сти­че­ски­ми нор­ма­ми, это мало замет­но в офи­ци­аль­ных юриди­че­ских доку­мен­тах. Мест­ные пра­во­вые систе­мы или их остат­ки дей­ст­ви­тель­но про­дол­жа­ли дей­ст­во­вать парал­лель­но с государ­ст­вен­ным рим­ским пра­вом, но их вза­и­мо­дей­ст­вие было не про­стым. Изме­не­ния в пост­клас­си­че­ском рим­ском пра­ве в боль­шей сте­пе­ни про­ис­хо­ди­ли под вли­я­ни­ем новых черт в самом граж­дан­ском обще­стве, раз­рос­шем­ся до гра­ниц Импе­рии. Иные, чем преж­де, мас­шта­бы при­ме­не­ния пра­ва вызы­ва­ли каче­ст­вен­ные пере­ме­ны в нем самом. Про­бле­ма вза­и­моот­но­ше­ний рим­ско­го и мест­но­го пра­ва тес­но свя­за­на с постав­лен­ной А. Сегрэ и Э. Шен­ба­у­е­ром про­бле­мой двой­но­го граж­дан­ства в Рим­ской импе­рии¹⁸. Рим­ское граж­дан­ское пра­во пред­по­ла­га­ло, что каж­дый граж­да­нин поми­мо обще­им­пер­ско­го граж­дан­ства обла­дал еще и граж­дан­ст­вом в кон­крет­ной город­ской общине, где была его роди­на (ori­go). Под­ра­зу­ме­ва­лось, что и не имев­шие рим­ских граж­дан­ских прав пере­гри­ны так­же обла­да­ли граж­дан­ст­вом в каких-либо общи­нах. После изда­ния эдик­та Кара­кал­лы все жите­ли Импе­рии фор­маль­но долж­ны были иметь двой­ное граж­дан­ство. Поэто­му прак­ти­че­ское при­ме­не­ние рим­ско­го пра­ва име­ло как бы два уров­ня: обще­им­пер­ский, на кото­ром изда­ва­лись импе­ра­тор­ские эдик­ты, и мест­ный, обла­дав­ший отно­си­тель­ной авто­но­ми­ей в при­ме­не­нии пра­ва. Рим­ская импе­рия пред­став­ля­ла собой не цель­ный обще­ст­вен­ный орга­низм, объ­еди­нен­ный сетью государ­ст­вен­ных адми­ни­ст­ра­тив­ных учреж­де­ний, а сово­куп­ность полу­ав­то­ном­ных граж­дан­ских обра­зо­ва­ний. На мест­ном уровне как раз и про­дол­жа­ло исполь­зо­вать­ся мест­ное пра­во. Горо­да име­ли свои муни­ци­паль­ные зако­ны. В повсе­днев­ной прак­ти­ке рим­ской адми­ни­ст­ра­ции при­хо­ди­лось счи­тать­ся с мест­ны­ми осо­бен­но­стя­ми. Вид­ные юри­сты изда­ва­ли руко­вод­ства de of­fi­cio pro­con­su­lis, где дава­ли соот­вет­ст­ву­ю­щие ука­за­ния. В неко­то­рых слу­ча­ях они пря­мо пред­пи­сы­ва­ли счи­тать­ся с муни­ци­паль­ны­ми зако­на­ми (Dig. 43, 24, 3, 4). Хотя для всех было оче­вид­но, что поста­нов­ле­ния прин­цеп­сов выше этих зако­нов. Уль­пи­ан, в част­но­сти, ука­зы­вал, что уста­нов­лен­ное импе­ра­то­ром име­ло силу повсюду и отме­ня­ло мест­ные зако­ны (Dig. 47, 12, 3, 5). Но это, види­мо, име­ло место в слу­чае пря­мо­го столк­но­ве­ния норм мест­но­го и импе­ра­тор­ско­го пра­ва. Прак­ти­че­ски же рим­ляне ста­ра­лись исполь­зо­вать мест­ные обы­чаи. Тот же Уль­пи­ан ука­зы­вал, что если нет уста­но­вив­ше­го­ся обы­чая, пусть реше­ние при­ни­ма­ет пре­зид про­вин­ции (Dig. 48, 3, 4). В про­вин­ци­ях, где гос­под­ст­ву­ю­щим язы­ком был гре­че­ский, нель­зя было тре­бо­вать от ново­ис­пе­чен­ных рим­ских граж­дан, чтобы они вла­де­ли латин­ским язы­ком, и при­хо­ди­лось вести судо­про­из­вод­ство на гре­че­ском (Dig. 36, 1, 74). В резуль­та­те это­го зача­стую мест­ное пра­во коопе­ри­ро­ва­лось с рим­ским. Про­дук­том тако­го сим­би­о­за были имев­шие част­ный харак­тер позд­не­ан­тич­ные сбор­ни­ки пра­ва типа Сирий­ско-рим­ско­го закон­ни­ка V в.¹⁹

Обще­им­пер­ский уро­вень фор­маль­но про­дол­жал оста­вать­ся рим­ским. Одна­ко под покро­вом рим­ских пра­во­вых форм втор­гав­ша­я­ся про­вин­ци­аль­ная дей­ст­ви­тель­ность и каче­ст­вен­ные пере­ме­ны в обще­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях в целом при­во­ди­ли к посте­пен­но­му отступ­ле­нию от клас­си­че­ских образ­цов. Поста­нов­ле­ния импе­ра­то­ров созда­ва­ли юриди­че­ские пре­цеден­ты при­сут­ст­вия в обще­стве новых обще­ст­вен­ных групп (напри­мер, при­креп­лен­ных к месту житель­ства коло­нов-ори­ги­на­ри­ев). Осно­вы­ва­ясь на них, мож­но было по-ново­му смот­реть на обще­ство. Но этот новый взгляд суще­ст­вен­но коррек­ти­ро­вал­ся имев­шей­ся в нали­чии пра­во­вой тра­ди­ци­ей. Поста­нов­ле­ния импе­ра­то­ров, несмот­ря на пере­до­ве­рен­ную им рим­ским наро­дом пол­ноту вла­сти и правотвор­че­ства, нико­гда не име­ли про­из­воль­но­го по отно­ше­нию к тра­ди­ции харак­те­ра. Оформ­ляв­шие их юри­сты согла­со­вы­ва­ли текст со сло­жив­шей­ся систе­мой и фор­ма­ми пра­ва. Поэто­му кажу­ще­е­ся совре­мен­ным исто­ри­кам нов­ше­ст­вом в пра­ве IV в. при­креп­ле­ние коло­нов и кури­а­лов к месту житель­ства по сути дела было про­дол­же­ни­ем раз­ви­тия в новых соци­аль­ных усло­ви­ях инсти­ту­та мест­но­го граж­дан­ства²⁰. Оно осно­вы­ва­лось на рим­ской пра­во­вой тра­ди­ции, пред­по­ла­гав­шей закреп­ле­ние за каж­дым граж­да­ни­ном опре­де­лен­ных прав и обя­зан­но­стей, кото­рые он осу­ществлял в сво­ей граж­дан­ской ori­go²¹. В каче­стве ori­go граж­да­ни­на рас­смат­ри­ва­лась опре­де­лен­ная город­ская общи­на, с кото­рой он был свя­зан про­ис­хож­де­ни­ем, род­ст­вен­ны­ми свя­зя­ми, нали­чи­ем соб­ст­вен­но­сти и прав-обя­зан­но­стей. Мас­со­вое рас­про­стра­не­ние рим­ских граж­дан­ских прав на широ­кие слои про­вин­ци­а­лов при­ве­ло обще­ство к опре­де­лен­ным труд­но­стям с осу­щест­вле­ни­ем граж­дан­ских прав-обя­зан­но­стей, поро­див­шим в свою оче­редь зако­но­да­тель­ство, имев­шее целью упо­рядо­чить поль­зо­ва­ние ими про­вин­ци­а­лов. Отсут­ст­вие у граж­да­ни­на свя­зи с опре­де­лен­ной город­ской общи­ной фак­ти­че­ски при­рав­ни­ва­ло его к лишен­ным граж­дан­ских прав деди­ти­ци­ям, кото­рые по мно­гим пока­за­те­лям лич­но­го ста­ту­са были подоб­ны рабам. Пра­во­вые нор­мы про­дол­жа­ли оста­вать­ся преж­ни­ми, но их напол­не­ние в тече­ние IV в. суще­ст­вен­но изме­ни­ло свое содер­жа­ние.

Дру­гим при­ме­ром может слу­жить эво­лю­ция в тече­ние IV в. издан­но­го еще в 52 г. Клав­ди­е­ва сена­тус­кон­суль­та, кото­рый при­го­ва­ри­вал к обра­ще­нию в раб­ство сво­бод­ную жен­щи­ну, всту­пив­шую в брач­ную связь с чужим рабом без раз­ре­ше­ния его хозя­и­на. Коли­че­ст­вен­ный рост таких свя­зей, осо­бен­но в среде импе­ра­тор­ских рабов и сре­ди сель­ских жите­лей, для кото­рых суще­ст­вен­нее было реаль­ное поло­же­ние мужа, неже­ли его ста­тус, вызвал потреб­ность в отмене сена­тус­кон­суль­та. Одна­ко рим­ские юри­сты ни в IV в., ни в 438 г. не пошли на это, хотя Клав­ди­е­ву сена­тус­кон­суль­ту неод­но­крат­но посвя­ща­лись поста­нов­ле­ния раз­ных импе­ра­то­ров в тече­ние все­го IV в. (см. CTh. IV, 12, 1—7). В резуль­та­те офор­мил­ся харак­тер­ный для позд­не­ан­тич­ной юриди­че­ской прак­ти­ки спо­соб избе­жать дей­ст­вия сена­тус­кон­суль­та, не изме­няя фор­маль­но его силы. К 398 г. он стал при­ме­нять­ся толь­ко в том слу­чае, если жен­щине, сожи­тель­ст­во­вав­шей с чужим рабом, пред­ва­ри­тель­но дела­лось три пред­у­преж­де­ния с соблюде­ни­ем юриди­че­ской фор­мы. Если же пред­у­преж­де­ний не после­до­ва­ло (или даже их было мень­ше трех), то сво­бод­ная жен­щи­на мог­ла сколь­ко угод­но сожи­тель­ст­во­вать с рабом, и их дети не обра­ща­лись в раб­ство (посколь­ку брак меж­ду сво­бод­ны­ми и раба­ми не мог быть закон­ным, то дети насле­до­ва­ли ста­тус мате­ри)²². Про­сто отме­нить сена­тус­кон­сульт юри­сты IV в. не мог­ли, так как это фор­маль­но нару­ша­ло бы пра­во­вую систе­му, стро­ив­шу­ю­ся на антич­ном прин­ци­пе пра­во­вой отде­лен­но­сти сво­бод­но­го от раба. Толь­ко при Юсти­ни­ане, юри­сты кото­ро­го пере­смот­ре­ли всю систе­му пра­во­вых отно­ше­ний, Клав­ди­ев сена­тус­кон­сульт был отме­нен²³. Так при сохра­не­нии преж­ней пра­во­вой фор­мы, под ее покро­вом раз­ви­ва­лись новые обще­ст­вен­ные отно­ше­ния. Извест­ная гиб­кость позд­не­ан­тич­но­го пра­ва дости­га­лась отно­си­тель­ной сво­бо­дой язы­ка и сти­ля импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ций.

Мно­гие рома­ни­сты под­чер­ки­ва­ют, что язык Кодек­сов отли­чен от язы­ка юри­стов клас­си­че­ской эпо­хи. В импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ци­ях ред­ко исполь­зу­ют­ся спе­ци­аль­ные тер­ми­ны, они как бы избе­га­ли тех­ни­че­ских обо­зна­че­ний. Зато стиль импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний изоби­лу­ет попу­ляр­ны­ми разъ­яс­не­ни­я­ми и рито­ри­че­ски­ми обо­рота­ми. Ино­гда исполь­зу­е­мые тер­ми­ны наде­ля­лись смыс­лом, уда­лен­ным от стро­го юриди­че­ско­го зна­че­ния, но близ­ким к быто­во­му язы­ку. Гото­вив­шие поста­нов­ле­ния кве­сто­ры, сами имея раз­ную под­готов­ку и спо­соб­но­сти, долж­ны были учи­ты­вать и уро­вень юриди­че­ской под­готов­ки ауди­то­рии, к кото­рой обра­ща­лась кон­сти­ту­ция. Спе­ци­аль­но зани­мав­ший­ся этим вопро­сом Т. Оно­ре, осно­вы­ва­ясь на дан­ных жив­ше­го в VI в. Кас­си­о­до­ра, выде­лил три типа сти­лей, кото­ры­ми поль­зо­ва­лись юри­сты, состав­ляв­шие юриди­че­скую осно­ву для импе­ра­тор­ских ука­зов. Низ­ший стиль (ge­nus hu­mi­le) был адре­со­ван про­сто­му наро­ду, сред­ний (me­dium) — зна­чи­тель­ным долж­ност­ным лицам, высо­кий (sum­mum) — пра­ви­те­лям обла­стей и монар­хам. В IV в. зна­чи­тель­ное чис­ло кон­сти­ту­ций было ори­ен­ти­ро­ва­но на широ­кие слои про­вин­ци­а­лов, толь­ко после Дио­кле­ти­а­на, вклю­чав­ших­ся в орби­ту рим­ской граж­дан­ско-пра­во­вой жиз­ни. Без­услов­но, стиль таких обра­ще­ний был сни­жен (ge­nus hu­mi­le), имел зача­стую про­па­ган­дист­ский харак­тер, изоби­ло­вал рито­ри­кой. Бук­валь­ное вос­при­я­тие подоб­ных тек­стов нару­ша­ет усто­яв­шу­ю­ся в клас­си­че­ском пра­ве систе­му юриди­че­ских свя­зей, созда­ет впе­чат­ле­ние каче­ст­вен­ных изме­не­ний в самой систе­ме пра­ва. Поэто­му совре­мен­ные рома­ни­сты, и преж­де все­го Э. Леви и М. Казер, опре­де­ля­ют позд­не­рим­ское пра­во как дегра­ди­ро­вав­шее клас­си­че­ское, как вуль­гар­ное пра­во²⁴. Дру­гие, подоб­но Ф. Вие­а­ке­ру, пред­по­чи­та­ют гово­рить об отли­чии позд­не­го вуль­гар­но­го сти­ля от клас­си­че­ско­го²⁵. Счи­та­ет­ся, что язык зако­но­да­тель­ства стал изме­нять­ся начи­ная с прав­ле­ния Кон­стан­ти­на, хотя по совре­мен­ным дан­ным и не столь суще­ст­вен­но, как пер­во­на­чаль­но пола­га­ли. И в IV в. были кве­сто­ры, поста­нов­ле­ния кото­рых близ­ки по сти­лю клас­си­че­ско­му пра­ву. Воз­мож­но, изме­не­ние выра­же­ний само по себе не озна­ча­ло изме­не­ния сущ­но­сти пра­ва. В неко­то­рых совре­мен­ных работах под­вер­га­ет­ся сомне­нию тезис Э. Леви о вуль­га­ри­за­ции позд­не­ан­тич­но­го пра­ва. Напри­мер, иссле­до­ва­ние В. Фос­са кон­сти­ту­ций, посвя­щен­ных про­да­же и пере­да­че соб­ст­вен­но­сти, пока­зы­ва­ет, что эти зако­ны не изме­ня­ли содер­жа­ния сло­жив­ше­го­ся еще в эпо­ху Ран­ней импе­рии пра­ва соб­ст­вен­но­сти²⁶. Одна­ко дли­тель­ное на про­тя­же­нии несколь­ких поко­ле­ний употреб­ле­ние новых обо­зна­че­ний, таких, напри­мер, как дер­жа­ние по ius per­pe­tuum, не толь­ко пре­вра­ща­ло их в при­выч­ные тех­ни­че­ские тер­ми­ны, но и фор­ми­ро­ва­ло новое пра­во­вое отно­ше­ние. Посте­пен­но скла­ды­ва­лась двой­ст­вен­ная ситу­а­ция: сохра­няв­шая авто­ри­тет преж­няя пра­во­вая систе­ма под­ра­зу­ме­ва­ла юриди­че­скую недей­ст­ви­тель­ность таких обо­зна­че­ний, но фак­ти­че­ские отно­ше­ния, офор­мив­ши­е­ся в новую пра­во­вую тра­ди­цию, тре­бо­ва­ли их уза­ко­не­ния. Так появи­лась потреб­ность в при­веде­нии в соот­вет­ст­вие систе­мы пра­ва и нару­шав­ших ее нов­шеств. Такие рефор­мы были осу­щест­вле­ны толь­ко в VI в. при Юсти­ни­ане. Коди­фи­ка­ция Фео­до­сия II была про­ме­жу­точ­ным эта­пом в нарас­та­нии эле­мен­тов вуль­га­ри­за­ции, кото­рые в это вре­мя боль­ше про­яв­ля­лись не в изме­не­нии отдель­ных норм, а в рас­ша­ты­ва­нии целост­но­сти самой пра­во­вой систе­мы. Но этот про­ме­жу­точ­ный рубеж важ­ное зна­че­ние. Он зна­ме­но­вал собой сме­ну акцен­тов в про­ти­во­сто­я­нии клас­си­че­ской систе­мы и уси­ли­вав­ших­ся вуль­га­риз­мов.

Обсто­я­тель­ства коди­фи­ка­ции извест­ны недо­ста­точ­но пол­но²⁷. В 429 г. Фео­до­сий назна­чил комис­сию из девя­ти чело­век, кото­рая долж­на была, во-пер­вых, собрать все импе­ра­тор­ские кон­сти­ту­ции со вре­ме­ни Кон­стан­ти­на, вклю­чая и уста­рев­шие, а во-вто­рых, для прак­ти­че­ско­го употреб­ле­ния соста­вить сбор­ник дей­ст­ву­ю­щих кон­сти­ту­ций²⁸. Пер­вая часть вме­сте с Гре­го­ри­е­вым и Гер­мо­ге­ни­а­но­вым Кодек­са­ми долж­на была слу­жить для обу­че­ния юри­стов, кото­рым нуж­но знать и про­шлое пра­во. Сбор­ник дей­ст­ву­ю­щих кон­сти­ту­ций дол­жен был попол­нить­ся выдерж­ка­ми из отве­тов (res­pon­sa) и трак­та­тов юри­стов, чтобы таким обра­зом объ­еди­нить в одном сво­де как le­ges, так и ius ve­tus. Одна­ко о резуль­та­тах работы этой комис­сии ниче­го не извест­но. В 435 г. была обра­зо­ва­на новая комис­сия из шест­на­дца­ти чело­век, во гла­ве кото­рой был постав­лен кве­стор двор­цо­во­го ведом­ства Антиох. Эта комис­сия полу­чи­ла, как счи­та­ет­ся, более скром­ную зада­чу собрать и несколь­ко отредак­ти­ро­вать импе­ра­тор­ские кон­сти­ту­ции²⁹. Она спра­ви­лась с ней за два года. В резуль­та­те полу­чи­лось 16 книг, разде­лен­ных на титу­лы, не все из кото­рых сохра­ни­лись в пол­ном объ­е­ме. Уте­ря­на зна­чи­тель­ная часть пер­вых шести книг. Коли­че­ство кон­сти­ту­ций, посвя­щен­ных про­бле­мам ius pub­li­cum, суще­ст­вен­но пре­вос­хо­дит коли­че­ство поста­нов­ле­ний, отно­ся­щих­ся к част­но­му пра­ву. Пер­вая кни­га Кодек­са посвя­ще­на источ­ни­кам пра­ва и ком­пе­тен­ции импер­ских долж­ност­ных лиц. Кни­ги со вто­рой по пятую отно­сят­ся к част­но­му пра­ву, они стро­ят­ся в соот­вет­ст­вии с поряд­ком, при­ня­тым в диге­стах клас­си­че­ских юри­стов. Шестая и седь­мая кни­ги рас­смат­ри­ва­ют иерар­хию импер­ских долж­ност­ных лиц выс­ше­го ран­га, их при­ви­ле­гии, осо­бые пра­ва вои­нов. Вось­мая кни­га объ­еди­ня­ет мно­гие зако­ны отно­си­тель­но низ­ших граж­дан­ских долж­ност­ных лиц и неко­то­рые вопро­сы част­но­го пра­ва. Девя­тая кни­га посвя­ще­на уго­лов­но­му пра­ву, деся­тая и один­на­дца­тая — финан­со­во­му. Кни­ги с две­на­дца­той по пят­на­дца­тую несут в себе нор­мы город­ской граж­дан­ской орга­ни­за­ции и раз­лич­ных кор­по­ра­ций. Шест­на­дца­тая кни­га осве­ща­ет орга­ни­за­ци­он­ные вопро­сы, свя­зан­ные с цер­ко­вью и цер­ков­ное пра­во. С нача­ла 439 г. Кодекс при­об­рел офи­ци­аль­ный ста­тус во всей Импе­рии вме­сте с Кодек­са­ми Гре­го­рия и Гер­мо­ге­ни­а­на, кото­рые до это­го име­ли неофи­ци­аль­ный харак­тер.

Работа комис­сии Антио­ха состо­я­ла преж­де все­го в сбо­ре импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний, в тече­ние века рас­сы­лав­ших­ся во все кон­цы Импе­рии. Тек­сты полу­ча­ли из раз­ных мест: из архи­вов цен­траль­ных ведомств, пре­фек­тур, юриди­че­ских школ, част­ных кол­лек­ций и писем. Не все­гда уда­ва­лось обна­ру­жить аутен­тич­ный текст. Ино­гда в мест­ных кан­це­ля­ри­ях за него выда­ва­лись интер­пре­та­ции импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний мест­ны­ми вла­стя­ми и даже про­сто фаль­си­фи­ка­ции. В импе­ра­тор­ские эдик­ты, види­мо, ино­гда интер­по­ли­ро­ва­ли те поло­же­ния, кото­рые устра­и­ва­ли мест­ные вла­сти. Выс­шие долж­ност­ные лица (напри­мер, пре­фект пре­то­рия), кото­рым направ­ля­лись кон­сти­ту­ции, содер­жав­шие общие поло­же­ния, име­ли пра­во изда­вать соб­ст­вен­ные, имев­шие мест­ное хож­де­ние, трак­тов­ки импе­ра­тор­ских зако­нов. Юри­сты Фео­до­сия, види­мо, потра­ти­ли нема­ло сил на их про­вер­ку и исправ­ле­ние. Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли исхо­дят из кажу­ще­го­ся само собой разу­ме­ю­щим­ся пред­став­ле­ния о том, что основ­ной зада­чей комис­сии Антио­ха был сбор всех le­ges ge­ne­ra­les и edic­ta­les, имев­ших хож­де­ние с 312 г. безот­но­си­тель­но к терри­то­ри­аль­ным огра­ни­че­ни­ям их дей­ст­вия³⁰. Все кон­сти­ту­ции, после очист­ки их от in­terpre­ta­tio­nes и non ad vim sanctio­nes per­ti­nen­tia, были опуб­ли­ко­ва­ны в Кодек­се. Целью такой работы было поло­жить конец сумя­ти­це в судах и адво­кат­ских кон­то­рах, про­ис­хо­див­шей вслед­ст­вие неяс­но­сти в отно­ше­нии объ­е­ма дей­ст­вия импе­ра­тор­ских кон­сти­ту­ций и сомне­ний в тек­сту­аль­ной досто­вер­но­сти нахо­див­ших­ся в обра­ще­нии эдик­тов. Эта цель была заяв­ле­на в Nov. Theod. I. При этом акцен­ти­ру­ет­ся вни­ма­ние на каче­ст­вен­ном отли­чии Кодек­са Фео­до­сия, быв­ше­го ско­рее про­стым сбор­ни­ком кон­сти­ту­ций, от совре­мен­ных кодек­сов пра­ва³¹. Это мне­ние обос­но­вы­ва­ет­ся тем, что созда­те­ли Кодек­са Фео­до­сия не стре­ми­лись решать юриди­че­ских кон­тро­верз, не обо­зна­чи­ли основ­ных прин­ци­пов раз­ви­тия пра­ва, не орга­ни­зо­ва­ли собран­ный мате­ри­ал в систе­му, не сум­ми­ро­ва­ли наи­бо­лее важ­ные юриди­че­ские источ­ни­ки в еди­ный доку­мент, кото­рый полу­чил бы выс­ший авто­ри­тет клю­че­во­го разде­ла пра­ва. Но кажет­ся, что при этом упус­ка­ет­ся из виду то обсто­я­тель­ство, что Кодекс Фео­до­сия был состав­ной частью систе­мы, в кото­рую кро­ме него и двух Кодек­сов эпо­хи Дио­кле­ти­а­на вхо­ди­ли имев­шие повсе­мест­ное рас­про­стра­не­ние сочи­не­ния юри­стов клас­си­че­ской эпо­хи. В каче­стве сбор­ни­ка зако­нов Кодекс высту­пал допол­ня­ю­щим завер­ше­ни­ем той систе­мы клас­си­че­ско­го пра­ва, кото­рая про­дол­жа­ла исполь­зо­вать­ся на прак­ти­ке. Воз­мож­но, поэто­му импе­ра­то­ры V в. назы­ва­ли про­дукт дея­тель­но­сти Фео­до­сия II — Theo­do­sia­num cor­pus (INov., Theod. 16; 22; Nov. Val. 32; 35) и Theo­do­sia­ni co­di­cis cor­pus (INov. Maior. 7).

Во вклю­чен­ной в Кодекс извест­ной кон­сти­ту­ции 426 г., полу­чив­шей в совре­мен­ной нау­ке назва­ние «Зако­на о цити­ро­ва­нии», был под­твер­жден авто­ри­тет пра­ва II—III вв., раз­ви­вав­ше­го­ся в ком­мен­та­ри­ях юри­стов³². Было выде­ле­но пять юри­стов — Папи­ни­ан, Павел, Уль­пи­ан, Моде­стин и Гай — мне­ние кото­рых полу­чи­ло при­о­ри­тет перед дру­ги­ми. Не слу­чай­но, види­мо, что за исклю­че­ни­ем Гая, попав­ше­го в этот спи­сок, веро­ят­но, за пло­до­ви­тость и доступ­ность изло­же­ния, рас­цвет дея­тель­но­сти чет­ве­рых осталь­ных при­хо­дил­ся на нача­ло III в., когда не без их уча­стия был издан эдикт Кара­кал­лы, имев­ший опре­де­ля­ю­щее зна­че­ние для раз­ви­тия позд­не­ан­тич­но­го обще­ства и пра­ва. В кон­це кон­сти­ту­ции 426 г. пер­во­на­чаль­но издан­ной на Запа­де Вален­ти­ни­а­ном III, а затем вклю­чен­ной в Кодекс комис­си­ей Фео­до­сия, было спе­ци­аль­но ого­во­ре­но (веро­ят­но, при вклю­че­нии в Кодекс), что все­гда име­ют силу «Сен­тен­ции Пав­ла», хотя Павел в чис­ле наи­бо­лее авто­ри­тет­ных юри­стов уже упо­ми­нал­ся. Види­мо, отредак­ти­ро­ван­ные в нача­ле IV в. «Сен­тен­ции» сто­я­ли особ­ня­ком по отно­ше­нию к дру­гим сочи­не­ни­ям Пав­ла. Ж. Годемэ выра­зил широ­ко рас­про­стра­нен­ное мне­ние, соглас­но кото­ро­му вклю­че­ние «зако­на о цити­ро­ва­нии» в Кодекс Фео­до­сия сде­ла­ло этот закон дей­ст­ву­ю­щим во всей импе­рии³³. Одна­ко не все иссле­до­ва­те­ли соглас­ны с этим поло­же­ни­ем³⁴. Б. Сиркс рас­смат­ри­ва­ет кон­сти­ту­цию Вален­ти­ни­а­на 426 г. в каче­стве запад­ной аль­тер­на­ти­вы Кодек­су Фео­до­сия для опре­де­ле­ния le­ges ge­ne­ra­les³⁵. По его мне­нию, она при­да­ла ста­тус le­ges ge­ne­ra­les толь­ко запад­ным кон­сти­ту­ци­ям и рескрип­там (CJ. I, 14, 2; 3; I, 19, 7; I, 22, 5). А ее вклю­че­ние в Кодекс Фео­до­сия было необ­хо­ди­мо, чтобы сохра­нить этот ста­тус за все­ми вошед­ши­ми в него запад­ны­ми поста­нов­ле­ни­я­ми. Восточ­ные кон­сти­ту­ции при­об­ре­ли такую же силу толь­ко после изда­ния CTh. I, 1, 6 и Nov. Theod. 1, утвер­див­ших Кодекс.

Титу­лы, на кото­рые под­разде­ля­ют­ся кни­ги Кодек­са Фео­до­сия, име­ют оглав­ле­ние, кото­рое кон­цен­три­ро­ва­ло собран­ные в них кон­сти­ту­ции как по зло­бо­днев­ным для IV в. вопро­сам (напри­мер, о дефен­со­рах город­ских общин), так и в соот­вет­ст­вии с тра­ди­ци­он­ны­ми фор­ма­ми клас­си­че­ско­го пра­ва (напри­мер, Un­de vi, Ut­ru­bi, Quod ius­su). Кон­сти­ту­ции в титу­ле рас­по­ла­га­ют­ся в хро­но­ло­ги­че­ской после­до­ва­тель­но­сти. Титул обыч­но начи­на­ет­ся зако­на­ми Кон­стан­ти­на и закан­чи­ва­ет­ся зако­на­ми Фео­до­сия II и Вален­ти­ни­а­на III. Оче­вид­ная редак­тор­ская прав­ка, кото­рой под­верг­лись попав­шие в титу­лы кон­сти­ту­ции, и нали­чие в Кодек­се Юсти­ни­а­на мно­гих кон­сти­ту­ций IV в., не вошед­ших в Кодекс Фео­до­сия, застав­ля­ют счи­тать, что работа комис­сии Антио­ха не огра­ни­чи­ва­лась одним толь­ко сбо­ром кон­сти­ту­ций. Импе­ра­тор­ские кон­сти­ту­ции при­во­дят­ся в Кодек­се чаще все­го не цели­ком, а в усе­чен­ном, либо рас­чле­нен­ном виде. Неко­то­рые зако­ны были разде­ле­ны так, что их части попа­ли в раз­ные титу­лы. Дру­гие были объ­еди­не­ны с зако­на­ми или их частя­ми того же года изда­ния, когда они попа­да­ли в один титул. Мож­но ска­зать, что импе­ра­тор­ские кон­сти­ту­ции исполь­зо­ва­лись коди­фи­ка­то­ра­ми как сво­его рода стро­и­тель­ный мате­ри­ал, при помо­щи кото­ро­го они мог­ли наи­бо­лее выра­зи­тель­но для сво­его вре­ме­ни пред­ста­вить состо­я­ние того или ино­го юриди­че­ско­го инсти­ту­та. Поэто­му часть собран­но­го мате­ри­а­ла, види­мо, про­сто не вошла в Кодекс по при­чине дуб­ли­ро­ва­ния, либо сомне­ний в его надеж­но­сти, либо невы­ра­зи­тель­но­сти или про­сто ненуж­но­сти для целей соста­ви­те­лей Кодек­са. По этой при­чине мно­гие кон­сти­ту­ции сокра­ще­ны в Кодек­се: из них выбра­но лишь то, что мог­ло оха­рак­те­ри­зо­вать тот раздел пра­ва, в титул кото­ро­го поме­щал­ся дан­ный отры­вок. Все же сле­ду­ет отме­тить, что Антиох и его сотруд­ни­ки отно­си­лись к исход­но­му тек­сту кон­сти­ту­ций с боль­шим ува­же­ни­ем и щепе­тиль­но­стью, чем Три­бо­ни­ан, руко­во­див­ший коди­фи­ка­ци­ей Юсти­ни­а­на. Часто они сами ука­зы­ва­ли на непол­ноту кон­сти­ту­ции сло­ва­ми «после про­че­го» (post alia) перед тек­стом, «и про­чее» (et ce­te­ra) после тек­ста. Это как буд­то пока­зы­ва­ет, что чаще все­го опус­ка­лись уста­рев­шие к момен­ту коди­фи­ка­ции кон­крет­ные обра­ще­ния и рито­ри­че­ские отступ­ле­ния нача­ла и кон­ца кон­сти­ту­ций. В этом слу­чае основ­ная часть поста­нов­ле­ния долж­на была оста­вать­ся нетро­ну­той. Одна­ко зача­стую крат­кость цити­ру­е­мых отрыв­ков ука­зы­ва­ет на то, что и основ­ное содер­жа­ние под­верг­лось по край­ней мере суще­ст­вен­но­му умень­ше­нию. А даже про­стое сокра­ще­ние поста­нов­ле­ний мог­ло изме­нить акцен­ты в их содер­жа­нии. Совре­мен­ный чита­тель сохра­нен­ных Кодек­сом тек­стов, тем более спе­ци­а­лист, вычле­ня­ю­щий поста­нов­ле­ние для соб­ст­вен­ных нужд и часто забы­ваю­щий, что оно было частью про­ду­ман­ной систе­мы, может увидеть в нем совсем не тот смысл, кото­рый при­сут­ст­во­вал изна­чаль­но. Фак­ти­че­ски кон­сти­ту­ции Кодек­са могут иметь по мень­шей мере три уров­ня в сво­ем содер­жа­нии: 1) пер­во­на­чаль­ный смысл, 2) смысл, вло­жен­ный в инте­ре­сах коди­фи­ка­ции, 3) смысл, обна­ру­жи­вае­мый совре­мен­ным чита­те­лем. Не все­гда эти три уров­ня сов­па­да­ют. Одна­ко, кро­ме того, совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли подо­зре­ва­ют, что по край­ней мере неко­то­рые кон­сти­ту­ции под­вер­га­лись интер­по­ля­ци­ям соста­ви­те­лей Кодек­са, кото­рые в инте­ре­сах сво­его дела под­прав­ля­ли, коррек­ти­ро­ва­ли исполь­зу­е­мые тек­сты³⁶. В этом слу­чае содер­жа­ние кон­сти­ту­ций более соот­вет­ст­во­ва­ло пред­став­ле­ни­ям 20—30-х гг. V в., неже­ли вре­ме­ни ее изда­ния. Поэто­му при исполь­зо­ва­нии тек­стов импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний из Кодек­са все­гда сле­ду­ет быть насто­ро­же. Кон­сти­ту­ции, при­ня­тые его соста­ви­те­ля­ми за ори­ги­наль­ные, могут и не быть тако­вы­ми. Это мог­ли быть пере­ска­зы, сде­лан­ные в сво­их целях чинов­ни­ком, судьей или учи­те­лем пра­ва. Делать интер­по­ля­ции к кон­сти­ту­ци­ям ста­ли, как счи­та­ет­ся, со вре­ме­ни Кон­стан­ти­на. Пред­по­ла­га­ют, что чаще они встре­ча­ют­ся в кон­сти­ту­ци­ях более ран­не­го пери­о­да. Толь­ко со вре­ме­ни Фео­до­сия I (379—395 гг.) комис­сия мог­ла работать с насто­я­щи­ми архи­ва­ми пре­фек­тур и импе­ра­тор­ских кан­це­ля­рий.

К тому же отнюдь не все кон­сти­ту­ции Кодек­са дошли в его руко­пи­сях. Часть их сохра­ни­лась в состав­лен­ном по мате­ри­а­лам Кодек­са Фео­до­сия в 506 г. Бре­виа­рии вест­гот­ско­го коро­ля Ала­ри­ха³⁷. По рас­по­ря­же­нию послед­не­го его юрист Гой­а­рий (Goia­rius) ото­брал акту­аль­ные для заво­е­ван­ных вест­гота­ми к нача­лу VI в. земель Испа­нии, Гал­лии, Ита­лии импе­ра­тор­ские поста­нов­ле­ния. Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли ино­гда счи­та­ют, что он часто исполь­зо­вал не сами кон­сти­ту­ции, а их резю­ме. Оче­вид­но, он опус­кал зако­ны, кото­рые уста­ре­ли к его вре­ме­ни. Вклю­чен­ные же в Бре­виа­рий поста­нов­ле­ния часто коро­че ори­ги­на­ла, а ино­гда и сохра­нив­ше­го­ся тек­ста в Кодек­се Фео­до­сия. Не все­гда ясно, насколь­ко суще­ст­вен­но был изме­нен пер­во­на­чаль­ный текст в вест­гот­ской редак­ции. Каким прин­ци­пом руко­вод­ст­во­ва­лись при сокра­ще­нии? Или текст про­сто пере­ска­зан? Послед­нее вряд ли веро­ят­но. В нача­ле века П. Крю­гер, срав­нив вер­сии зако­нов из седь­мой и шест­на­дца­той книг Кодек­са Фео­до­сия и соот­вет­ст­ву­ю­щие им тек­сты из Бре­виа­рия Ала­ри­ха, при­шел к выво­ду о доста­точ­но точ­ном сле­до­ва­нии вест­гота­ми ори­ги­наль­но­му тек­сту³⁸. Ведь от это­го зави­се­ло соблюде­ние прав соб­ст­вен­но­сти. Кро­ме того, веро­ят­ность пере­ска­за исклю­ча­ет­ся нали­чи­ем интер­пре­та­ций, сде­лан­ных Гой­а­ри­ем ко мно­гим из кон­сти­ту­ций, текст кото­рых при­во­дит­ся здесь же. Интер­пре­та­ции коро­че ори­ги­наль­ных тек­стов. Они пере­да­ют общий смысл кон­сти­ту­ции, часто упро­щая и огруб­ляя его. При этом опус­ка­лись нюан­сы, кото­рые свя­зы­ва­ли текст из Кодек­са Фео­до­сия с систе­мой рим­ских пра­во­вых воз­зре­ний. Поэто­му рим­ское пра­во в интер­пре­та­ци­ях Бре­виа­рия Ала­ри­ха суще­ст­вен­но вуль­га­ри­зи­ро­ва­но по срав­не­нию с Кодек­сом Фео­до­сия. Счи­та­ет­ся, что неко­то­рые интер­пре­та­ции отно­си­лись к более пол­но­му тек­сту, чем мы име­ем в рас­по­ря­же­нии, и дают допол­ни­тель­ную инфор­ма­цию. Ф. Вие­а­кер выде­лил два типа сти­лей в интер­пре­та­ци­ях Бре­виа­рия: рито­ри­че­ский, близ­ко пере­даю­щий смысл тек­ста, и про­стой, более рез­ко укло­ня­ю­щий­ся от него. Впро­чем, ино­гда оба сти­ля пере­се­ка­ют­ся друг с дру­гом. Таким обра­зом, неко­то­рые из дошед­ших до нас кон­сти­ту­ций Кодек­са под­вер­га­лись редак­ции по край­ней мере два­жды: при вклю­че­нии их в Кодекс Фео­до­сия и во вре­мя состав­ле­ния Бре­виа­рия Ала­ри­ха. В то же вре­мя суще­ст­ву­ет мне­ние, что делать интер­пре­та­ции к импе­ра­тор­ским кон­сти­ту­ци­ям нача­ли не с Ала­ри­ха, а уже при Кон­стан­тине³⁹.

В Кодек­се встре­ча­ют­ся зако­ны, вза­и­мо­ис­клю­чаю­щие друг дру­га. Так, напри­мер, кон­сти­ту­ция Вален­ти­ни­а­на II (XVI, 1, 4—386) пре­до­став­ля­ет сво­бо­ду собра­ний ари­а­нам, а рядом в той же кни­ге, но дру­гом титу­ле (XVI, 5, 6—381; 11—383; 12—383) поме­ще­ны зако­ны, запре­щав­шие такие собра­ния. В этом слу­чае, види­мо, дей­ст­во­вал сфор­му­ли­ро­ван­ный Моде­сти­ном прин­цип, в соот­вет­ст­вии с кото­рым более ран­ний закон отме­нял­ся издан­ным позд­нее (Dig. 1, 4, 4). Исполь­зуя этот прин­цип, чита­те­ли Кодек­са мог­ли опре­де­лить для себя совре­мен­ное состо­я­ние пра­ва. В то же вре­мя не дей­ст­во­вав­шая по одно­му вопро­су, но тем не менее поме­щен­ная в Кодекс кон­сти­ту­ция сохра­ня­ла зна­че­ние по дру­го­му, обо­зна­чен­но­му в титу­ле, для харак­те­ри­сти­ки кото­ро­го она и зани­ма­ла в нем опре­де­лен­ное место. При бег­лом чте­нии часто созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что мно­гие кон­сти­ту­ции повто­ря­ют друг дру­га, даже бук­валь­но мус­си­ру­ют одно и то же поло­же­ние. Одна­ко при более вни­ма­тель­ном взгляде ока­зы­ва­ет­ся, что каж­дая кон­сти­ту­ция нес­ла в себе пусть малую, но части­цу ново­го, иной акцент, нюанс, штрих, допол­не­ние. Для совре­мен­но­го чита­те­ля было бы при­выч­нее, чтобы это было выра­же­но более кон­цен­три­ро­ван­но, без лиш­ней рито­ри­ки и повто­ров, более тео­ре­тич­но и рацио­наль­но. Такой стиль мы встре­ча­ем в сочи­не­ни­ях юри­стов клас­си­че­ско­го пери­о­да. Поэто­му пол­ное заме­ще­ние раз­ра­ба­ты­вав­ше­го­ся юри­ста­ми пра­ва импе­ра­тор­ски­ми кон­сти­ту­ци­я­ми созда­ет впе­чат­ле­ние упро­ще­ния и дегра­да­ции пост­клас­си­че­ско­го пра­ва. Но, быть может, дело здесь в том, что пра­во­вой текст импе­ра­тор­ских поста­нов­ле­ний имел иную при­ро­ду, неже­ли сочи­не­ния юри­стов. Ува­же­ние, хотя бы и фор­маль­ное, к изре­чен­но­му сло­ву было про­дол­же­ни­ем ува­же­ния к его носи­те­лю импе­ра­то­ру, оли­це­тво­ряв­ше­му собой граж­дан­ский кол­лек­тив. Кро­ме того, сле­ду­ет учи­ты­вать и еще одно обсто­я­тель­ство, выпав­шее из поля зре­ния совре­мен­ной нау­ки. Прак­ти­че­ски зако­ном в позд­не­ан­тич­ном Кодек­се являл­ся не отдель­ная кон­сти­ту­ция, утра­тив­шая при вклю­че­нии в него боль­шую часть сво­его тек­ста, а весь титул в целом. Обыч­но он объ­еди­нял в себе несколь­ко раз­новре­мен­ных поста­нов­ле­ний, отрыв­ки из кото­рых так ком­по­но­ва­лись рука­ми коди­фи­ка­то­ров, что состав­ля­ли цель­ную систе­му.

Эво­лю­ция общих прин­ци­пов пост­клас­си­че­ско­го пра­ва про­ис­хо­ди­ла в кон­крет­ной исто­ри­че­ской обста­нов­ке про­ти­во­сто­я­ния двух цен­тров рим­ской циви­ли­за­ции, пред­став­лен­ных Римом и Кон­стан­ти­но­по­лем. Совре­мен­ные спе­ци­а­ли­сты часто экс­тра­по­ли­ру­ют это про­ти­во­сто­я­ние на содер­жа­ние Кодек­сов, разде­ляя кон­сти­ту­ции, адре­со­ван­ные в запад­ные и восточ­ные про­вин­ции Импе­рии. В осно­ве тако­го под­хо­да лежит пред­по­ло­же­ние Ж. Годемэ, соглас­но кото­ро­му фор­маль­ное разде­ле­ние импе­рии на две поло­ви­ны после смер­ти Фео­до­сия Вели­ко­го ока­за­лось воз­мож­ным пото­му, что к это­му вре­ме­ни Восток и Запад уже пред­став­ля­ли обособ­лен­ные друг от дру­га эко­но­ми­че­ские, куль­тур­ные и поли­ти­че­ские един­ства⁴⁰. По мне­нию Б. Сирк­са, адми­ни­ст­ра­ция и зако­но­да­тель­ство были еди­ны­ми толь­ко до разде­ла импе­рии в 364 г. меж­ду Вален­ти­ни­а­ном и Вален­том, исклю­чая неяс­ный пери­од сов­мест­но­го прав­ле­ния Кон­стан­ти­на и Лици­ния в 313—324 гг. С 364 до 535 гг. деле­ние импе­рии на восток и запад сохра­ня­лось на всех уров­нях орга­ни­за­ции, даже в пери­од крат­ковре­мен­но­го еди­но­лич­но­го прав­ле­ния Фео­до­сия I⁴¹. Изда­ние кон­сти­ту­ций от име­ни импе­ра­то­ров обе­их частей импе­рии было не более, чем фор­маль­ной декла­ра­ци­ей, а запад­ная и восточ­ная импе­рии раз­ви­ва­лись каж­дая по сво­е­му соб­ст­вен­но­му пути. При таком под­хо­де ста­но­вит­ся воз­мож­ным гово­рить о раз­ви­тии раз­лич­ных юриди­че­ских систем запа­да и восто­ка. В поль­зу их нали­чия уже в V в. трак­ту­ют обна­ру­жен­ные Э. Вол­террой неко­то­рые раз­ли­чия в пра­вах насле­до­ва­ния мате­ря­ми име­ний их умер­ших детей или пока­зан­ное Ж. Годемэ раз­ное поло­же­ние евре­ев по отно­ше­нию к кури­ям⁴². Одна­ко фор­маль­ное един­ство импе­рии про­дол­жа­ло сохра­нять­ся⁴³. К тому же, она гораздо доль­ше оста­ва­лась еди­ным поли­ти­че­ским и юриди­че­ским целым, чем при­ня­то счи­тать в лите­ра­ту­ре обще­го харак­те­ра. Не толь­ко 395 г., но даже и 476 г. не были конеч­ной датой окон­ча­тель­но­го рас­па­да было­го един­ства⁴⁴. Поэто­му вряд ли сле­ду­ет пре­уве­ли­чи­вать зна­че­ние разде­ла импе­рии в 364 г. Осно­ва раз­ви­вав­ше­го­ся более четы­рех сто­ле­тий пра­ва была общей в обе­их частях импе­рии⁴⁵.

Как бы там ни было, при­веден­ный раз­ви­ти­ем обще­ства и пра­ва к необ­хо­ди­мо­сти коди­фи­ка­ции Фео­до­сий II и создан­ная им комис­сия были вынуж­де­ны руко­вод­ст­во­вать­ся в сво­ей дея­тель­но­сти диа­лек­ти­че­ски про­ти­во­ре­чи­вы­ми обсто­я­тель­ства­ми: раз­ви­вав­шим­ся поли­ти­че­ским про­ти­во­сто­я­ни­ем Восто­ка и Запа­да, с одной сто­ро­ны, и сохра­няв­шим­ся един­ст­вом пра­во­вой и кон­сти­ту­ци­он­ной систе­мы, с дру­гой. Потреб­ность в коррек­ции пра­ва ста­ла ощу­щать­ся уже в середине 60-х гг. IV в. после при­хо­да к вла­сти актив­но­го Вален­ти­ни­а­на I. Ее при­чи­ной был не раздел импе­рии, про­из­веден­ный с целью осво­бо­дить­ся из-под кон­тро­ля рим­ской сенат­ской зна­ти, а объ­ек­тив­но раз­ви­вав­ший­ся про­цесс при­ме­не­ния рим­ских пра­во­вых норм на вне­му­ни­ци­паль­ных терри­то­ри­ях. Рас­ши­ре­ние сфе­ры экзи­ми­ро­ван­ной соб­ст­вен­но­сти после Кон­стан­ти­на поста­ви­ло импер­ское обще­ство в состо­я­ние кон­флик­та меж­ду горо­да­ми и вне­го­род­ски­ми терри­то­ри­я­ми. За ними сто­я­ли инте­ре­сы доста­точ­но широ­ких обще­ст­вен­ных сло­ев. Поли­ти­ка Кон­стан­ция, направ­лен­ная на укреп­ле­ние восточ­но­го цен­тра управ­ле­ния импе­ри­ей, была ори­ен­ти­ро­ва­на пре­иму­ще­ст­вен­но на верх­ние слои импер­ско­го обще­ства, преж­де все­го восточ­ной его поло­ви­ны. Это, по-види­мо­му, вызва­ло силь­ную оппо­зи­цию сре­ди рядо­во­го город­ско­го насе­ле­ния, кото­рое в рели­ги­оз­ной обла­сти нашло под­держ­ку у сель­ско­го насе­ле­ния запа­да. При Юли­ане этим про­ти­во­сто­я­ни­ем смог­ла вос­поль­зо­вать­ся ущем­лен­ная Кон­стан­ти­ном и Кон­стан­ци­ем запад­ная знать. Вален­ти­ни­ан I сумел най­ти адек­ват­ные фор­мы уре­гу­ли­ро­ва­ния соци­аль­ных про­блем, обост­рив­ших­ся при Юли­ане Отступ­ни­ке. Одна­ко най­ден­ный им вре­мен­ный ком­про­мисс меж­ду город­ской и экзи­ми­ро­ван­ной соб­ст­вен­но­стью с тече­ни­ем вре­ме­ни спо­соб­ст­во­вал укреп­ле­нию пре­тен­зий послед­ней на роль при­знан­ной пра­вом струк­тур­ной еди­ни­цы рим­ской государ­ст­вен­ной систе­мы. Это очень ско­ро обна­ру­жи­ло раз­ли­чия в обще­ст­вен­ном строе запад­ной и восточ­ной поло­вин Импе­рии. Под­чи­не­ние город­ских общин круп­ны­ми соб­ст­вен­ни­ка­ми на Запа­де, по обще­му мне­нию, про­ис­хо­ди­ло быст­рее и уже в нача­ле V в. достиг­ло необ­ра­ти­мых раз­ме­ров. В обще­стве скла­ды­ва­лись пред­по­сыл­ки для раз­но­го пути раз­ви­тия Восто­ка и Запа­да, но сами обще­ст­вен­ные фор­мы еще про­дол­жа­ли оста­вать­ся не толь­ко еди­ны­ми, но и общи­ми. Эту общ­ность мед­лен­но, но неуклон­но под­ры­ва­ла борь­ба за поли­ти­че­ское лидер­ство меж­ду Кон­стан­ти­но­по­лем и Римом. За Римом сто­я­ла веко­вая тра­ди­ция поли­ти­че­ско­го гос­под­ства в Импе­рии, за Кон­стан­ти­но­по­лем — еще более глу­бо­кая тра­ди­ция лидер­ства в куль­ти­ви­ро­ва­нии антич­ной (гре­че­ской и элли­ни­сти­че­ской) граж­дан­ской обще­ст­вен­ной жиз­ни.

Когда в 423 г. умер запад­ный импе­ра­тор Гоно­рий, восточ­ное пра­ви­тель­ство реши­ло вос­ста­но­вить юриди­че­ское и поли­ти­че­ское един­ство Импе­рии⁴⁶. Пер­во­на­чаль­ный план пред­по­ла­гал сде­лать Фео­до­сия II един­ст­вен­ным импе­ра­то­ром. Но пре­тен­зии Восто­ка на пер­вен­ство, хотя и под­дер­жан­ные в Испа­нии, не были при­ня­ты в Риме и Равен­не. Через четы­ре меся­ца после смер­ти Гоно­рия импе­ра­то­ром в Риме стал Иоанн, зани­мав­ший долж­ность pri­mi­ce­rius no­ta­rio­rum. Воз­мож­но, он был избран пото­му, что план Фео­до­сия содер­жал в себе угро­зу поло­же­нию запад­ной ари­сто­кра­тии. В 425 г. Иоанн был каз­нен в Равен­не и импе­ра­то­ром Запа­да с помо­щью Кон­стан­ти­но­по­ля стал мало­лет­ний Вален­ти­ни­ан III. Роль реген­та при нем выпол­ня­ла его мать Гал­ла Пла­ци­дия, тет­ка Фео­до­сия II. Вален­ти­ни­ан ока­зал­ся под­чи­нен Кон­стан­ти­но­по­лю пусть не юриди­че­ски, но фак­ти­че­ски. Един­ство Импе­рии в пра­во­вой обла­сти было вос­ста­нов­ле­но. Зако­но­да­тель­ство запад­ной и восточ­ной поло­вин Импе­рии, как и преж­де, ста­ло в рав­ной сте­пе­ни обя­за­тель­ным и для дру­гой части. Еще в нача­ле века О. Зеек выявил, что в Кодек­се Фео­до­сия запад­ных кон­сти­ту­ций боль­ше, чем восточ­ных⁴⁷. В то же вре­мя созда­ние Кодек­са было чисто восточ­ным пред­при­я­ти­ем, к кото­ро­му Фео­до­сий никак не при­вле­кал пра­ви­тель­ство Вален­ти­ни­а­на. Несмот­ря на это, Кодекс созда­вал­ся для всей импе­рии в целом, посколь­ку Фео­до­сий рас­смат­ри­вал запад­ную поло­ви­ну в каче­стве нахо­дя­щей­ся под его патро­на­том. Пра­во­вая осно­ва импе­ра­тор­ской вла­сти пред­по­ла­га­ла, что каж­дый август изда­вал зако­ны не толь­ко от сво­его име­ни, но и от име­ни сво­его кол­ле­ги (так же и цеза­ри, и пре­фек­ты пре­то­рия). Поэто­му импе­ра­тор­ское зако­но­да­тель­ство, како­вы бы ни были его исто­ки, при­ни­ма­лось и для запа­да, и для восто­ка, если спе­ци­аль­но не ого­ва­ри­ва­лись част­ные пре­де­лы его рас­про­стра­не­ния. С этой точ­ки зре­ния не было запад­ных или восточ­ных зако­нов, но толь­ко зако­ны обще­го или мест­но­го при­ме­не­ния⁴⁸. Дру­гое дело, что импе­ра­то­ры запа­да и восто­ка адре­со­ва­ли свои кон­сти­ту­ции толь­ко в пре­фек­ту­ры, дио­це­зы и про­вин­ции под­ве­дом­ст­вен­ной им терри­то­рии. Для исполь­зо­ва­ния их con­sti­tu­tio­nes ge­ne­ra­les в дру­гой части импе­рии тре­бо­ва­лось не утвер­жде­ние их дру­гим импе­ра­то­ром, как счи­та­ет­ся иссле­до­ва­те­ля­ми, а пере­ад­ре­сов­ка их под­ве­дом­ст­вен­ным ему долж­ност­ным лицам. Но точ­но так­же исполь­зо­ва­ние, к при­ме­ру, адре­со­ван­ной в один дио­цез кон­сти­ту­ции адми­ни­ст­ра­ци­ей дру­го­го дио­це­за той же поло­ви­ны импе­рии тре­бо­ва­ло пере­ад­ре­са­ции ее туда. Поэто­му дей­ст­во­вав­шее пра­во оста­ва­лось еди­ным для всей импе­рии, раз­ли­ча­ясь толь­ко общим или част­ным при­ме­не­ни­ем⁴⁹. На прак­ти­ке, конеч­но, соби­рая кон­сти­ту­ции, часто было труд­но решить, какой закон имел общее зна­че­ние в гео­гра­фи­че­ском смыс­ле, а какой — в кон­цеп­ту­аль­ном⁵⁰. Вклю­чен­ные в Кодекс зако­ны даже огра­ни­чен­но­го, мест­но­го при­ме­не­ния ста­но­ви­лись общи­ми зако­на­ми — le­ges ge­ne­ra­les et edic­ta­les⁵¹. А соглас­но при­ня­тым нор­мам, общие зако­ны при­ме­ня­лись во всей Импе­рии. Поэто­му для юри­стов-прак­ти­ков V в. не име­ли зна­че­ния ни про­ис­хож­де­ние кон­сти­ту­ций, ни факт коди­фи­ка­ции на Восто­ке. Все кон­сти­ту­ции Кодек­са при­об­ре­та­ли силу для всех частей импе­рии⁵².

Будучи опуб­ли­ко­ван­ным, Кодекс при­об­рел ста­тус про­шло­го зако­на (ius ve­tus). Не вошед­шие в него кон­сти­ту­ции IV — нача­ла V в. фор­маль­но поте­ря­ли силу и офи­ци­аль­но не мог­ли быть исполь­зо­ва­ны для обос­но­ва­ния судеб­ных реше­ний⁵³. Одна­ко они про­дол­жа­ли хра­нить­ся в судеб­ных архи­вах и част­ных кол­лек­ци­ях и, быть может, на прак­ти­ке про­дол­жа­ли исполь­зо­вать­ся⁵⁴. По край­ней мере, когда в 529—534 гг. Юсти­ни­ан про­во­дил свою коди­фи­ка­цию, в его Кодекс было вклю­че­но нема­ло кон­сти­ту­ций, кото­рые не были при­ня­ты комис­си­ей Фео­до­сия⁵⁵. Б. Сиркс счи­та­ет, что объ­яв­ле­ние Фео­до­си­ем II недей­ст­ви­тель­ны­ми не вклю­чен­ных в Кодекс кон­сти­ту­ций каса­лось толь­ко восточ­ной импе­рии⁵⁶. Соглас­но Новел­ле Фео­до­сия (1, 8): edic­tis prop(osi­tis) in om­nium po­pu­lo­rum, in om­nium pro­vin­cia­rum no­ti­tiam sci­ta maies­ta­tis augus­tae nostrae fa­ciat pro­ve­ni­re. Но рати­фи­ка­ция Кодек­са на запа­де с 1 янва­ря 439 г. долж­на была озна­чать, что свя­зан­ные с ним нор­мы рас­про­стра­ня­лись по всей импе­рии.

Иное дело зако­ны, появив­ши­е­ся после изда­ния Кодек­са Фео­до­сия. Они при­об­ре­та­ли силу в дру­гой части Импе­рии толь­ко если офи­ци­аль­но пере­да­ва­лись туда и пуб­ли­ко­ва­лись там в фор­ме эдик­та⁵⁷. Став цен­тром офи­ци­аль­ной коди­фи­ка­ции пра­ва (до 438 г. Кодек­сы Гре­го­рия и Гер­мо­ге­ни­а­на име­ли харак­тер част­ных собра­ний), Кон­стан­ти­но­поль окон­ча­тель­но офор­мил свой при­о­ри­тет пра­во­во­го цен­тра Импе­рии. Теперь восточ­ное пра­ви­тель­ство пре­тен­до­ва­ло на то, чтобы запад­ное полу­ча­ло от него и пуб­ли­ко­ва­ло восточ­ные кон­сти­ту­ции, а не наобо­рот, как было одно вре­мя при Сти­ли­хоне. Судя по Новел­лам к Кодек­су Фео­до­сия, отно­ся­щим­ся к 440—468 гг., и кон­сти­ту­ци­ям V в., вошед­шим в Кодекс Юсти­ни­а­на, после коди­фи­ка­ции Фео­до­сия восточ­ные кон­сти­ту­ции пере­да­ва­лись на Запад и исполь­зо­ва­лись там, тогда как запад­ные кон­сти­ту­ции почти не при­ни­ма­лись на Восто­ке.

Издан­ные после 438 г. кон­сти­ту­ции Фео­до­сия II не вошли в его Кодекс⁵⁸. Они сохра­ни­лись в каче­стве Новелл Фео­до­сия (no­vel­lae con­sti­tu­tio­nes). Они соби­ра­лись и исполь­зо­ва­лись в судо­про­из­вод­стве Запад­ной и Восточ­ной импе­рий еще в пери­од сов­мест­но­го прав­ле­ния Фео­до­сия II и Вален­ти­ни­а­на III до 450 г. Сохра­ни­лась кон­сти­ту­ция 1 октяб­ря 447 г. «О рати­фи­ка­ции новых зако­нов боже­ст­вен­но­го Фео­до­сия». После смер­ти Фео­до­сия II эту прак­ти­ку про­дол­жил его пре­ем­ник на Восто­ке импе­ра­тор Мар­ци­ан (450—457 гг.). При нем, види­мо, про­дол­жал­ся интен­сив­ный обмен кон­сти­ту­ци­я­ми с пра­ви­тель­ст­вом Вален­ти­ни­а­на III. Пра­вив­ший на Запа­де в 457—461 гг. Май­о­ри­ан, с име­нем кото­ро­го совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли свя­зы­ва­ют послед­нюю попыт­ку позд­не­ан­тич­ной рестав­ра­ции Запад­ной импе­рии, собрал имев­шие хож­де­ние в сво­ей части Импе­рии зако­ны Новелл Фео­до­сия II, Вален­ти­ни­а­на III и свои соб­ст­вен­ные в еди­ный Кор­пус. Воз­мож­но, в осно­ве его собра­ния лежал уже создан­ный к 460—461 гг. сбор­ник новелл Фео­до­сия II⁵⁹. Новел­лы Мар­ци­а­на не были вклю­че­ны в него. Воз­мож­но, они состав­ля­ли само­сто­я­тель­ный сбор­ник, оттал­ки­ва­ясь от кото­ро­го, Май­о­ри­ан пред­по­ла­гал вер­нуть пра­во­вой центр Импе­рии на Запад. При этом пра­во­вые уста­нов­ки обо­их были доста­точ­но близ­ки. Вме­сте с собран­ны­ми Май­о­ри­а­ном кон­сти­ту­ци­я­ми Новел­лы Мар­ци­а­на были исполь­зо­ва­ны в Бре­виа­рии Ала­ри­ха II. Сюда же были вклю­че­ны несколь­ко кон­сти­ту­ций запад­ных импе­ра­то­ров Либия Севе­ра (461—465 гг.) и Анте­мия (467—472 гг.). Изда­вав­ши­е­ся в то же вре­мя на Восто­ке кон­сти­ту­ции импе­ра­то­ра Льва (457—474 гг.), а затем Зено­на (474—491 гг.) уже не при­влек­ли вни­ма­ния вест­гот­ско­го юри­ста. Посте­пен­но они обра­зо­ва­ли само­сто­я­тель­ное пра­во­вое тече­ние, при­вед­шее к коди­фи­ка­ции Юсти­ни­а­на. Небезын­те­рес­но, что имен­но с это­го вре­ме­ни (послед­няя треть V в.) нача­лось рас­хож­де­ние коло­нат­ной тер­ми­но­ло­гии Запа­да и Восто­ка: начи­ная с прав­ле­ния Льва появ­ля­ют­ся тер­ми­ны «адскрип­ти­ции» и «сво­бод­ные коло­ны», не исполь­зо­вав­ши­е­ся на Запа­де⁶⁰.

Таким обра­зом, в Новел­лы к Кодек­су Фео­до­сия вошли поста­нов­ле­ния пра­вив­ших на Восто­ке Фео­до­сия II и Мар­ци­а­на и на Запа­де Вален­ти­ни­а­на III, Май­о­ри­а­на, Либия Севе­ра и Анте­мия. Эти поста­нов­ле­ния, посколь­ку они не были отредак­ти­ро­ва­ны коди­фи­ка­ци­он­ной комис­си­ей для сво­их целей, суще­ст­вен­но отли­ча­ют­ся от боль­шин­ства кон­сти­ту­ций Кодек­са сво­им объ­е­мом. Фак­ти­че­ски имен­но Новел­лы дают при­мер того, что собой пред­став­лял импе­ра­тор­ский эдикт IV—V вв.

В восточ­ной части импе­рии дей­ст­вие Кодек­са Фео­до­сия пре­кра­ти­лось после опуб­ли­ко­ва­ния Кодек­са Юсти­ни­а­на в 534 г. На Запа­де его актив­но рецеп­ти­ро­ва­ли юри­сты вар­вар­ских коро­лей, обра­зо­вав­ших королев­ства на терри­то­рии Рим­ской импе­рии. В кон­це V — нача­ле VI в. на осно­ве Кодек­са Фео­до­сия были созда­ны вест­гот­ские Кодекс Эри­ка и Бре­виа­рий Ала­ри­ха II, бур­гунд­ский Рим­ский Закон Гун­до­ба­да и ост­ро­гот­ский Эдикт Тео­до­ри­ха. Лик­вида­ция поли­ти­че­ско­го един­ства запад­ных рим­ских про­вин­ций тем не менее не озна­ча­ла быст­ро­го исчез­но­ве­ния там позд­не­ан­тич­но­го обще­ства. Вар­вар­ские пере­се­лен­цы состав­ля­ли мень­шин­ство насе­ле­ния рядом с рим­ля­на­ми кельт­ско­го, ибе­рий­ско­го и ино­го про­ис­хож­де­ния. Рим­ские пра­во­вые нор­мы в посто­ян­но пере­ра­ба­ты­вав­шем­ся виде про­дол­жа­ли исполь­зо­вать­ся до XII в.