Третий Патрэйский клад

с.89 Монет­ные наход­ки явля­ют­ся одним из важ­ней­ших источ­ни­ков при изу­че­нии государств, горо­дов и посе­ле­ний Север­но­го При­чер­но­мо­рья антич­ной эпо­хи, о кото­рых нет или очень мало свиде­тельств антич­ных авто­ров. К чис­лу таких горо­дов или посе­ле­ний отно­сит­ся и Патр­эй.

Руи­ны это­го посе­ле­ния нахо­дят­ся в севе­ро-запад­ной части Таман­ско­го полу­ост­ро­ва¹ и, со зна­чи­тель­ной долей веро­ят­но­сти, свя­зы­ва­ют­ся с горо­ди­щем, рас­по­ло­жен­ным на запад­ном краю север­но­го бере­га Таман­ско­го зали­ва, у совре­мен­но­го посел­ка Гар­ку­ши (рис. 1).

Горо­ди­ще это обшир­но. В восточ­ной его части рас­по­ла­га­ет­ся холм, напо­ло­ви­ну раз­ру­шен­ный вода­ми зали­ва, пред­став­ля­ю­щий остат­ки укреп­ле­ния, обне­сен­но­го сыр­цо­во-кир­пич­ны­ми сте­на­ми. Неукреп­лен­ная, мно­го бо́льшая по терри­то­рии часть горо­ди­ща иссле­до­ва­лась очень мало. Напро­тив, с.90 воз­вы­шен­ная, неболь­шая часть, холм-укреп­ле­ние, под­верг­лась зна­чи­тель­ным рас­коп­кам, хотя их резуль­та­ты ока­за­лись в раз­лич­ные годы дале­ко не рав­но­цен­ны­ми.

Рис. 1. Место­по­ло­же­ние Патр­эя. Фан­та­лов­ский полу­ост­ров.

Не каса­ясь исто­рии этих ран­них рас­ко­пок, отме­тим, что зна­чи­тель­ные новые мате­ри­а­лы и уточ­нен­ную стра­ти­гра­фию при­нес­ли работы Таман­ской экс­пе­ди­ции Инсти­ту­та архео­ло­гии АН СССР, про­во­див­ши­е­ся в основ­ном сила­ми патр­эй­ско­го отряда, состав­лен­но­го из науч­ных сотруд­ни­ков и студен­тов Сара­тов­ско­го госу­ни­вер­си­те­та в годы 1964—1970.

Глав­ные уси­лия были сосре­дото­че­ны на иссле­до­ва­нии хол­ма-укреп­ле­ния, в нед­рах кото­ро­го обна­ру­же­ны ранее най­ден­ные² и иссле­ду­е­мый — тре­тий — кла­ды монет. Вме­сте с ком­плек­сом соору­же­ний и нахо­док эти кла­ды под­чер­ки­ва­ют зна­чи­мость все­го горо­ди­ща и, в част­но­сти, непо­сред­ст­вен­но иссле­ду­е­мо­го объ­ек­та — укреп­ле­ния. Тре­тий клад монет, обна­ру­жен­ный в 1969 г., по сво­е­му соста­ву наи­бо­лее инте­ре­сен с точ­ки зре­ния нумиз­ма­ти­че­ской и, соот­вет­ст­вен­но, име­ет с.91 боль­шое исто­ри­че­ское зна­че­ние. Монет­ные кла­ды в боль­шей сте­пе­ни, чем наход­ки отдель­ных монет, спо­соб­ст­ву­ют изу­че­нию исто­рии горо­да в ее раз­лич­ных аспек­тах, но преж­де все­го помо­га­ют более опре­де­лен­но выявить важ­ней­шие эта­пы исто­рии горо­да, уточ­нить хро­но­ло­гию архео­ло­ги­че­ских мате­ри­а­лов.

Рис. 2. Рас­по­ло­же­ние рас­ко­па 1968—1970 гг. в гра­ни­цах руин кре­по­сти

С дру­гой сто­ро­ны, объ­яс­не­ние про­ис­хож­де­ния и зна­че­ния кла­да невоз­мож­но без харак­те­ри­сти­ки архео­ло­ги­че­ской ситу­а­ции. Мето­ди­че­ски такое двух­сто­рон­нее, ком­плекс­ное рас­смот­ре­ние кла­да совер­шен­но необ­хо­ди­мо. Забе­гая впе­ред, ска­жем, что клад отно­сит­ся к III в. н. э., поэто­му важ­но выде­лить те объ­ек­ты и наход­ки, кото­рые отно­сят­ся к тому же пери­о­ду.

с.92 Архео­ло­ги­че­ская ситу­а­ция была иссле­до­ва­на в два при­е­ма. Клад был най­ден в 1969 г., в кон­це сезо­на, когда рас­коп­ки участ­ка не были завер­ше­ны, а архео­ло­ги­че­ская стра­ти­гра­фия недо­сле­до­ва­на. Эти зада­чи были довер­ше­ны в 1970 г.³

Уча­сток, на кото­ром най­ден клад, пло­ща­дью 345 кв. мет­ров, рас­по­ло­жен на запад­ном краю хол­ма-укреп­ле­ния (рис. 2). Работы на нем (рис. 3) про­из­во­ди­лись в тече­ние трех лет (1968—1970 гг.). В резуль­та­те рас­ко­пок здесь выяв­ле­на наи­бо­лее пол­ная и точ­нее зафик­си­ро­ван­ная шка­ла напла­сто­ва­ний с сопро­вож­даю­щи­ми их стро­и­тель­ны­ми остат­ка­ми. Эта шка­ла вклю­ча­ет семь основ­ных сло­ев, обни­маю­щих пери­од от II—I вв. до н. э. до ран­не­го сред­не­ве­ко­вья и ука­зы­ваю­щих, с одной сто­ро­ны, на про­дол­жи­тель­ность жиз­ни укреп­лен­но­го посе­ле­ния, с дру­гой — на опре­де­лен­ные и нерав­но­цен­ные эта­пы его исто­рии⁴.

Рис. 3. Вид восточ­ной части рас­ко­па 1969—1970 гг. Остат­ки фун­да­мен­тов II—III вв. н. э.

с.93 Выяс­не­но, что кре­пость с сыр­цо­во-кир­пич­ны­ми сте­на­ми не явля­лась изна­чаль­ным «акро­по­лем-крем­лем» Патр­эя⁵, а постро­е­на в пери­од кон­ца I в. до н. э. — нача­ла I в. н. э. на руи­нах позд­не­эл­ли­ни­сти­че­ских стро­е­ний (слой 1). В пер­вый пери­од суще­ст­во­ва­ния укреп­ле­ния (слой 2) в нем суще­ст­во­ва­ла плот­ная застрой­ка из поме­ще­ний, создан­ных по еди­но­му пла­ну, под­чи­нен­но­му направ­ле­нию обо­ро­ни­тель­ных стен. В нача­ле II в. н. э. кре­пость пере­жи­ла ката­стро­фу, свя­зан­ную с пожа­ром и воен­ным раз­гро­мом. Эта ката­стро­фа одно­вре­мен­на той, кото­рую пере­жи­ли ряд дру­гих укреп­ле­ний севе­ро-запад­ной части Таман­ско­го полу­ост­ро­ва⁶. Резуль­та­том этих собы­тий была сме­на застрой­ки внут­ри укреп­ле­ния (слой 3). Новая стро­и­тель­ная пла­ни­ров­ка почти повто­ря­ла план застрой­ки преды­ду­ще­го пери­о­да. Это хоро­шо иллю­ст­ри­ру­ет­ся тем, что неши­ро­кая ули­ца (или пере­улок), откры­тая в пре­де­лах рас­ко­па, про­хо­див­шая с севе­ро-запа­да на юго-восток и разде­ляв­шая бло­ки поме­ще­ний, сохра­ня­лась без изме­не­ния в тече­ние ука­зан­ных двух пери­о­дов; толь­ко само замо­ще­ние улоч­ки под­нов­ле­но фраг­мен­та­ми кера­ми­ки, сре­ди кото­рой нет более позд­них, чем II в. н. э.

При­мер­но на гра­ни II—III вв. н. э. про­ис­хо­дит новая, пол­ная пере­строй­ка домов и поме­ще­ний (слой 4), при кото­рой соблюда­лась толь­ко преж­няя ори­ен­та­ция стро­е­ний, дик­то­вав­ша­я­ся кон­фи­гу­ра­ци­ей кре­пост­ных стен, но сами фун­да­мен­ты новых стро­е­ний не повто­ря­ли место­по­ло­же­ние ниже­ле­жа­щих фун­да­мен­тов преды­ду­ще­го пери­о­да. В част­но­сти, упо­ми­нав­ший­ся ранее пере­улок уже не суще­ст­во­вал, он был засы­пан грун­том, поверх кото­ро­го лежа­ли фун­да­мен­ты новых стро­е­ний. Это застав­ля­ет думать, что пере­строй­ка не была посте­пен­ной есте­ствен­ной сме­ной обвет­шав­ших стро­е­ний, а свя­за­на с неиз­вест­ны­ми нам важ­ны­ми собы­ти­я­ми, хотя на иссле­до­ван­ном участ­ке иных, доста­точ­но ярких, сле­дов ката­стро­фы, подоб­ной ката­стро­фе нача­ла II в., не отме­че­но. Не лише­но осно­ва­ний пред­по­ло­же­ние о том, что эта пере­строй­ка име­ла место в пери­од прав­ле­ния бос­пор­ско­го царя Сав­ро­ма­та II (174—210 гг. н. э.), при кото­ром на Бос­по­ре име­ли место с.94 серь­ез­ные воен­но-поли­ти­че­ские собы­тия⁷. Одним из гроз­ных про­тив­ни­ков Сав­ро­ма­та II, дей­ст­во­вав­ших со сто­ро­ны при­азов­ских сте­пей, как пока­зы­ва­ет над­пись 193 г. из Танаи­са, были сар­ма­ты-сира­ки⁸, объ­еди­нив­ши­е­ся в этот пери­од с ала­на­ми. Серь­ез­ные воен­ные столк­но­ве­ния при­шлось вести и двум бли­жай­шим наслед­ни­кам Сав­ро­ма­та II.

Архео­ло­ги­че­ские мате­ри­а­лы дают воз­мож­ность судить о том, что этот чет­вер­тый пери­од жиз­ни участ­ка, как, види­мо, и все­го укреп­ле­ния, длил­ся не очень дол­го, все­го несколь­ко деся­ти­ле­тий, посколь­ку еще в пре­де­лах III в. н. э. про­ис­хо­дит новая пере­строй­ка. В свя­зи с исто­ри­ей кла­да монет эта пере­строй­ка (слой 5) вызы­ва­ет осо­бый инте­рес. Новые стро­и­тель­ные работы были про­из­веде­ны уже без како­го-либо уче­та пла­на преды­ду­щих стро­е­ний, фун­да­мен­ты кото­рых были засы­па­ны грун­том. Новое стро­и­тель­ство велось не одно­вре­мен­но, а посте­пен­но. Посе­ле­ние не сра­зу опра­ви­лось от потря­се­ния. Клад монет при­над­ле­жит 4-му слою, т. е. про­ме­жут­ку меж­ду дву­мя упо­мя­ну­ты­ми пере­строй­ка­ми, из кото­рых послед­няя, т. е. слой 5 ука­зы­ва­ет на серь­ез­ные изме­не­ния в жиз­ни горо­да.

Архео­ло­ги­че­ское выде­ле­ние это­го (4-го) слоя потре­бо­ва­ло осо­бо­го вни­ма­ния пото­му, что остат­ки более ран­них и более позд­них стро­е­ний сохра­ни­лись не пол­но­стью, и при этом лежат они близ­ко друг к дру­гу по высо­те, а неред­ко, вслед­ст­вие заглуб­ле­ния фун­да­мен­тов и дефор­ма­ции поч­вы вбли­зи бере­го­во­го обры­ва, даже на одном гори­зон­те. Тем не менее тща­тель­ное изу­че­ние стра­ти­гра­фии грун­тов и соот­но­ше­ния стро­и­тель­ных объ­ек­тов поз­во­ля­ет выде­лить ком­плекс остат­ков III в. н. э., т. е. остат­ков, кото­рые были свя­за­ны с кла­дом и явля­лись совре­мен­ны­ми моне­там, заклю­чав­ши­ми­ся в кла­де.

Застрой­ка 4-го слоя (конец II или нача­ло III вв. н. э.) про­из­во­ди­лась после пла­ни­ров­ки участ­ка грун­том, в основ­ном про­ис­хо­див­шим от раз­ру­шен­ных сыр­цо­во-кир­пич­ных стен преды­ду­ще­го пери­о­да. Соглас­но поле­вой оче­ред­ной нуме­ра­ции, к слою отно­сят­ся части фун­да­мен­тов № 52, 53, 55, 59, 69, вымо­сток № 61, 62, 64, 67, пифо­са № 78 и ямы № 65. Все пере­чис­лен­ные объ­ек­ты состав­ля­ли части одно­го или двух стро­и­тель­ных бло­ков из несколь­ких поме­ще­ний (рис. 4). В с.95 север­ной части участ­ка обры­вок фун­да­мен­та № 69 и вко­пан­ный око­ло него пифос № 78, несо­мнен­но, отно­сят­ся к одно­вре­мен­но­му, но отда­лен­но­му узким про­ул­ком дому. Пифос был пустым. Про­улок шири­ной 1.30 м был замо­щен кам­нем (мосто­вая № 67).

Рис. 4. Остат­ки дома III в. н. э. и место­по­ло­же­ние кла­да

С южной сто­ро­ны про­ул­ка рас­по­ла­гал­ся стро­и­тель­ный ком­плекс, судя по остат­кам дефор­ми­ро­ван­ных фун­да­мен­тов, состо­яв­ший не менее чем из четы­рех поме­ще­ний, обо­зна­чае­мых нами циф­ра­ми I—IV. Рекон­струк­ция пла­на поме­ще­ний II—IV в зна­чи­тель­ной мере гипо­те­тич­на, но их суще­ст­во­ва­ние несо­мнен­но. Поме­ще­ние же I в сво­их основ­ных эле­мен­тах вполне ясно, и это тем более важ­но, что клад монет обна­ру­жен имен­но в нем. Сте­ны его шири­ною 0.60 м (т. е. 2 фута) были сло­же­ны из сыр­цо­вых кир­пи­чей, поко­ив­ших­ся на невы­со­ких фун­да­мен­тах из упло­щен­ных необ­ра­ботан­ных кам­ней с.96 (извест­ня­ков и плит­ня­ков). От сыр­цо­во-кир­пич­ной клад­ки сохра­ни­лись толь­ко следы. Вход в поме­ще­ние рас­по­ла­гал­ся с север­ной сто­ро­ны; в фун­да­мен­те (№ 53) сохра­ни­лись остат­ки поро­га и двер­но­го про­ема. Пло­щадь внут­рен­не­го про­стран­ства состав­ля­ла при­мер­но 5.3×3.7, т. е. око­ло 20 кв. м. Судя по остат­кам камен­ной вымост­ки (№ 61) вдоль север­ной сте­ны, пол был замо­щен. Отме­тим, что сосед­нее с запад­ной сто­ро­ны поме­ще­ние II име­ло так­же замо­щен­ный, частью кам­нем, частью фраг­мен­та­ми кера­ми­ки, пол; сре­ди этих фраг­мен­тов нет более позд­них, чем облом­ки амфор III в. н. э., осо­бен­но того типа, кото­рые обна­ру­же­ны в остат­ках обжи­га­тель­ной печи, иссле­до­ван­ной в 1965 г. к восто­ку от укреп­лен­ной части горо­ди­ща. Гибель этой печи опре­де­ля­ет­ся III в. н. э.⁹

В запад­ной части поме­ще­ния нахо­ди­лась боль­шая яма, глу­би­ною око­ло 2.20 м, несо­мнен­но, слу­жив­шая зер­но­хра­ни­ли­щем, но остат­ков зер­на в ней не обна­ру­же­но, что воз­мож­но объ­яс­нить ее гибе­лью в лет­нее вре­мя перед сбо­ром уро­жая. Квер­ху яма сужа­лась, а гор­ло­ви­на ее, несо­мнен­но, была обло­же­на кам­нем, частью обна­ру­жен­ным в ее запол­не­нии вме­сте с фраг­мен­та­ми кера­ми­ки II и III вв. н. э.

Если счи­тать, что ком­плекс из четы­рех в кон­струк­тив­ном отно­ше­нии еди­ных поме­ще­ний при­над­ле­жал одно­му вла­дель­цу, то сле­ду­ет при­чис­лить его к хозяй­ству не бед­но­го, а сред­не­го достат­ка. Об этом может гово­рить и клад.

Клад най­ден у запад­ной сте­ны, невда­ле­ке от юго-запад­но­го угла. Рас­чет ука­зы­ва­ет, что он нахо­дил­ся на глу­бине 2 м от совре­мен­ной поверх­но­сти поч­вы и на 0.20 м ниже подош­вы запад­но­го фун­да­мен­та (№ 52). Сле­ду­ет пола­гать, что он поме­щен был в тай­ни­ке, у сте­ны, под пли­та­ми пола, в дере­вян­ном лар­це, как о том свиде­тель­ст­ву­ют остат­ки истлев­шей дре­ве­си­ны и два неболь­ших желез­ных гвозди­ка. Вещи кла­да лежа­ли ком­пакт­но, и в боль­шей части корро­зи­ро­ван­ные, слип­лись меж­ду собой, а отдель­ные груп­пы монет лежа­ли стол­би­ка­ми. Послед­нее ука­зы­ва­ет на то, что в лар­це стол­би­ки монет были обер­ну­ты в кусоч­ки тон­кой тка­ни или ино­го тлен­но­го мате­ри­а­ла. К сожа­ле­нию, моне­ты этих стол­би­ков были разъ­еди­не­ны до их рас­чист­ки и обра­бот­ки¹⁰. В про­тив­ном слу­чае с.97 ана­лиз групп монет мог бы про­лить неко­то­рый свет на отно­ше­ние совре­мен­ни­ка-вла­дель­ца к груп­пи­ров­ке и цен­но­сти отдель­ных видов монет.

Клад вклю­чал в себя 228 монет, два брон­зо­вых коль­ца, две брон­зо­вые пряж­ки, сереб­ря­ный брас­лет, брон­зо­вую фибу­лу, желез­ный пер­стень и пас­то­вую буси­ну. Сле­ду­ет думать, что коль­ца, пряж­ка и буси­на не были поло­же­ны как отдель­ные вещи, подоб­но брас­ле­ту, фибу­ле и перст­ню, а были частью каких-то укра­ше­ний (поя­са, оже­ре­лья и т. п.) из тлен­но­го мате­ри­а­ла.

Одно коль­цо (рис. 5, 1) диа­мет­ром 35 мм, — круг­лое в сече­нии (тол­щи­на 3—4 мм); дру­гое, не совсем пра­виль­ное, диа­мет­ром 30 и 0.32 мм (рис. 5, 2), оваль­ное в сече­нии (тол­щи­на 2—3 мм, шири­на 4—5 мм), име­ет сла­бо выра­жен­ное реб­ро посредине внеш­ней сто­ро­ны.

Рис. 5. Вещи из кла­да

Кова­ные пряж­ки одно­тип­ны, но раз­лич­ны по вели­чине. Боль­шая из них (рис. 5, 3) име­ет раз­ме­ры 24×25 мм, мень­шая (рис. 5, 4) — 16×18 мм. Их кор­пус — обо­док в сече­нии четы­рех­гран­ный, схо­дя­щи­е­ся кон­цы, кото­рые при­кры­ва­ют­ся пет­лей плос­ко­го языч­ка, утон­ще­ны. Один конец языч­ка пет­лею с.98 обви­ва­ет (для вра­ще­ния) утон­щен­ные кон­цы пряж­ки, дру­гой немно­го подо­гнут для луч­ше­го закреп­ле­ния в ремне. У боль­шей по раз­ме­рам пряж­ки язы­чок уте­рян. Пряж­ки про­сты по устрой­ству и тех­ни­ке, по сво­ей фор­ме они очень харак­тер­ны дл III в. н. э.¹¹

Сереб­ря­ный брас­лет (рис. 5, 5) диа­мет­ром 70 мм раз­ло­мил­ся на две части; он плос­ко-оваль­но­го сече­ния (3×6 мм), с утол­щаю­щи­ми­ся кон­ца­ми. Брас­лет глад­кий, про­стой, не име­ю­щий ника­ких допол­ни­тель­ных укра­ше­ний; по тех­ни­ке — кова­ный. Близ­кий по фор­ме брон­зо­вый брас­лет II—III вв. най­ден в одном из погре­бе­ний у дер. Семе­нов­ка на Кер­чен­ском полу­ост­ро­ве¹².

Брон­зо­вая фибу­ла (рис. 5, 6) име­ет кор­пус из согну­то­го еди­но­го стерж­ня. Дуга ее не сим­мет­рич­на; если одна сто­ро­на кру­то изги­ба­ет­ся к пет­ле­об­раз­ной пру­жине, то дру­гая пря­мо­ли­ней­но и поло­го опус­ка­ет­ся к рез­ко­му ост­ро­уголь­но­му пере­ги­бу и посте­пен­но от круг­ло­го сече­ния, упло­ща­ясь, пере­хо­дит в плос­кий гори­зон­таль­ный при­ем­ник с закра­и­ной для удер­жа­ния заост­рен­ной иглы, допол­ни­тель­но удер­жи­вае­мой вер­ти­каль­ной свя­зью с дугой. Фибу­ла вхо­дит в груп­пу широ­ко рас­про­стра­нен­ных в Север­ном При­чер­но­мо­рье II—III вв. н. э. «луч­ко­вых под­вяз­ных» фибул и соот­вет­ст­ву­ет 4-му вари­ан­ту это­го типа, выде­лен­но­го А. К. Амбро­зом¹³. Пуб­ли­ку­е­мая фибу­ла явля­ет­ся одной из точ­но дати­ро­ван­ных. По харак­те­ру самой вещи вряд ли исполь­зо­вав­ша­я­ся более десят­ка лет, совре­мен­ни­ца позд­ней­ших монет кла­да, эта фибу­ла может быть уве­рен­но дати­ро­ва­на пери­о­дом 240—251 гг. н. э.

К фибу­ле при­ки­пел силь­но корро­зи­ро­ван­ный желез­ный пер­стень (рис. 5, 7). В его широ­кой верх­ней части (щиток) име­ет­ся бело­па­с­то­вая оваль­ная тон­кая встав­ка с орна­мен­том, едва раз­ли­чи­мым в насто­я­щее вре­мя. Стек­лян­ная, почти круг­лая буси­на окра­ше­на зеле­но­ва­той оки­сью меди; диа­метр ее — 15 мм; канал широ­кий — диа­мет­ром 6 мм. Бусы подоб­но­го рода глу­хо­го нестой­ко­го стек­ла харак­тер­ны для II—III вв. н. э.

Основ­ной частью кла­да явля­ют­ся 228 монет. Поми­мо одно­го рим­ско­го дена­рия и 8 мед­ных бос­пор­ских монет, он с.99 состо­ит из ста­те­ров царей Бос­по­ра — основ­ной денеж­ной еди­ни­цы Бос­пор­ско­го цар­ства (табл. 1, 2).

Край­ние даты монет кла­да, точ­нее вхо­дя­щих в него ста­те­ров, — 521 (224) — 548 (251) гг. То обсто­я­тель­ство, что неред­кие моне­ты 548 г. коли­че­ст­вен­но усту­па­ют ста­те­рам 547 г. и в кла­де не пред­став­ле­ны мно­го­чис­лен­ные эмис­сии 549 г., не остав­ля­ет сомне­ния в том, что клад был зарыт в 548 (251) г., ско­рее в середине года, чем в его кон­це. Послед­ний вывод

с.100

Таб­ли­ца 1. Моне­ты Третье­го Патр­эй­ско­го кла­да 1. Рим. Тит, дена­рий 80 г., сереб­ро; 2-3. Бос­пор. Сав­ро­мат II, двой­ные дена­рии 186—210 гг., брон­за; Бос­пор. Элек­тро­вые и бил­ло­но­вые ста­те­ры: 4. Риску­по­рид III, 521 г. бос­пор­ской эры (224 г. н. э.); 5. Котис III, 525 (228) г.; 6. Сав­ро­мат III, 527 (230) г.; 7. Котис III, 528 (231) г.

с.101

Таб­ли­ца 2. Моне­ты Третье­го Патр­эй­ско­го кла­да Бос­пор. Элек­тро­вые и бил­ло­но­вые ста­те­ры: 8. Котис III, 530 (233) г.; 9. Риску­по­рид IV, 530 (233) г.; 10. Инин­фи­мей. 531 (234) г.; 11. Инин­фи­мей, 535 (238) г.; 12. Риску­по­рид V, 541 (224) г.; 13. Риску­по­рид V, 547 (250) г.; 14. Риску­по­рид V, 547 (250) г.; 15. Риску­по­рид V, 548 (251) г.

Состав монет изу­чае­мо­го третье­го Патр­эй­ско­го кла­да необы­чен, он силь­но отли­ча­ет­ся от дру­гих кла­дов III в. н. э. Дей­ст­ви­тель­но, все бос­пор­ские кла­ды III в., состав кото­рых нам изве­стен с доста­точ­ной точ­но­стью, прак­ти­че­ски содер­жа­ли толь­ко ста­те­ры Риску­по­рида V (и, реже, его пре­ем­ни­ков), срав­ни­тель­но ред­кие ста­те­ры Инин­фи­мея встре­ча­ют­ся толь­ко в еди­нич­ных экзем­пля­рах, а более ран­ние моне­ты отсут­ст­ву­ют. Ины­ми сло­ва­ми, типич­ный состав кла­да III в. — бил­ло­но­вые моне­ты одно­го пра­ви­те­ля. Патр­эй­ский клад заме­ча­те­лен боль­шим чис­лом ста­те­ров — пред­ше­ст­вен­ни­ков Риску­по­рида V.

В част­но­сти, моне­ты царей от Риску­по­рида III до Инин­фи­мея, прак­ти­че­ски неиз­вест­ные в дру­гих кла­дах III в. до н. э., в третьем Патр­эй­ском кла­де пред­став­ле­ны доста­точ­но обиль­но. Клад отли­ча­ет­ся нали­чи­ем ста­те­ров Сав­ро­ма­та III (9 экз.), Риску­по­рида IV (8 экз.) и отча­сти Инин­фи­мея (26 экз.). Эти ста­те­ры не толь­ко не извест­ны в наход­ках, но, хотя они и не содер­жат неиз­дан­ных экзем­пля­ров, ред­ки, и состав­ля­ют извест­ную кол­лек­ци­он­ную цен­ность. Так, в чрез­вы­чай­но тща­тель­но собран­ной свод­ке А. Л. Бер­тье-Дела­гар­да¹⁵, не поте­ряв­шей зна­че­ния кор­пу­са до сих пор, заре­ги­ст­ри­ро­ва­ны веса: 58 ста­те­ров Сав­ро­ма­та III, 16 — Риску­по­рида IV, 62 — Инин­фи­мея (для при­ме­ра: Риску­по­рид III — 401 экз.)¹⁶.

Очень важ­ный вывод дает срав­не­ние монет Коти­са III и Сав­ро­ма­та III. Ока­зы­ва­ет­ся, на годы прав­ле­ния Коти­са III пада­ет и выпуск ста­те­ров Сав­ро­ма­та III (527/230 и 528/231 гг.) при нали­чии монет Коти­са III, отно­ся­щих­ся к 530 (233) г. Этот факт был уже отме­чен, но в нашем кла­де он высту­па­ет с осо­бой ярко­стью. Объ­яс­не­ние его пока еще неяс­но, но несо­мнен­но, что в нача­ле 230-х годов на Бос­по­ре име­ло место или сов­мест­ное прав­ле­ние двух царей, или пере­рыв в прав­ле­нии Коти­са III. Воз­мож­но, этот факт отра­жа­ет неиз­вест­ные нам круп­ные поли­ти­че­ские собы­тия.

Поми­мо ска­зан­но­го наш клад выде­ля­ет­ся нали­чи­ем мед­ных монет (т. е. монет мел­ко­го раз­мен­но­го номи­на­ла) — с.103 факт вооб­ще неиз­вест­ный для бос­пор­ских кла­дов середи­ны I—III вв., пред­став­лен­ных, как пра­ви­ло, толь­ко ста­те­ра­ми. Медь заслу­жи­ва­ет спе­ци­аль­но­го упо­ми­на­ния, так как клад свиде­тель­ст­ву­ет об очень позд­нем обра­ще­нии срав­ни­тель­но ран­них монет Сав­ро­ма­та II, о чем мож­но было дога­ды­вать­ся толь­ко по над­че­кан­кам, нало­жен­ным при Инин­фи­мее и Риску­по­риде V (есть на моне­тах кла­да) и санк­ци­о­ни­ро­вав­шим, по-види­мо­му, даль­ней­шее обра­ще­ние мед­ных монет преж­них выпус­ков¹⁷. При­сут­ст­ву­ю­щий на всех моне­тах Сав­ро­ма­та II из кла­да один вид над­че­кан­ки (орел) очень редок. По-види­мо­му, эту над­че­кан­ку сле­ду­ет так­же отно­сить ко вре­ме­ни Инин­фи­мея, но вопрос о ней тре­бу­ет спе­ци­аль­но­го изу­че­ния с при­вле­че­ни­ем всех доступ­ных мате­ри­а­лов.

Харак­те­ри­зо­ван­ный состав кла­да не может рас­смат­ри­вать­ся как слу­чай­ный уже пото­му, что ста­те­ры Инин­фи­мея встре­ча­ют­ся вооб­ще неча­сто, а Сав­ро­ма­та III и Риску­по­рида IV пред­став­ля­ют нумиз­ма­ти­че­скую ред­кость. Ста­те­ры Третье­го Патр­эй­ско­го кла­да, чека­нен­ные до Риску­по­рида V, состав­ля­ют более поло­ви­ны все­го кла­да. Одна­ко в 548 (251) г. они навер­ня­ка уже вышли из обра­ще­ния, посколь­ку ста­те­ры Инин­фи­мея, а тем более его пред­ше­ст­вен­ни­ков, содер­жа­ли доста­точ­ное коли­че­ство дра­го­цен­но­го метал­ла¹⁸, и с ними не мог­ли парал­лель­но обра­щать­ся низ­ко­проб­ные ста­те­ры Риску­по­рида V. Харак­тер­но, что в гро­мад­ном Тири­так­ском кла­де 1937 г., зары­том в 276 г. и содер­жав­шем 2068 ста­те­ров, нахо­ди­лось толь­ко 3 моне­ты Инин­фи­мея — самых ран­них ста­те­ров кла­да¹⁹.

К сожа­ле­нию, деталь­ных ана­ли­зов метал­ла ста­те­ров это­го пери­о­да не про­из­во­ди­лось, но, судя по внеш­не­му виду монет, мож­но ска­зать, что самая ран­няя моне­та кла­да — Риску­по­рида III содер­жит еще зна­чи­тель­ную часть золота, мно­гие моне­ты Коти­са III 525 (228) г. наряду с сереб­ром име­ют этот металл, а боль­шин­ство монет 526—528 (229—231) гг. про­из­во­дит впе­чат­ле­ние сереб­ря­ных, неко­то­рые, воз­мож­но, с при­ме­сью золота. В то же вре­мя в спла­ве позд­ней­ших ста­те­ров Риску­по­рида V явно пре­об­ла­да­ет медь. Пред­по­ло­же­ние о с.104 спе­ци­аль­ном отбо­ре для кла­да ран­них монет под­твер­жда­ет и нали­чие в кла­де сереб­ря­но­го рим­ско­го дена­рия и — как это ни пара­док­саль­но — мед­ных монет — явле­ния, кста­ти, несвой­ст­вен­ные дру­гим извест­ным нам кла­дам III в.

Как извест­но, рим­ская моне­та вооб­ще не обра­ща­лась на Бос­по­ре. Если исклю­чить клад анто­ни­ни­а­нов III в. из Кер­чи²⁰, кото­рые, види­мо, явля­ют­ся заве­зен­ной на Бос­пор (из Кол­хиды или М. Азии) добы­чей готов, коли­че­ство рим­ских монет в бос­пор­ских наход­ках ничтож­но. Есте­ствен­но, рим­ская моне­та на Бос­по­ре мог­ла высту­пать в каче­стве пла­теж­но­го сред­ства, но реаль­но она там не обра­ща­лась. Каса­ясь нашей моне­ты, ска­жем, что не толь­ко ее еди­нич­ность в кла­де, но и очень ран­няя дата свиде­тель­ст­ву­ют о слу­чай­ном поме­ще­нии ее в клад, в каче­стве сереб­ря­ной вещи.

Что каса­ет­ся мед­ных бос­пор­ских монет, то их состав так­же весь­ма при­ме­ча­те­лен: в кла­де име­ет­ся толь­ко две моне­ты Риску­по­рида V, в обыч­ных усло­ви­ях, т. е. сре­ди слу­чай­ных нахо­док и при рас­коп­ках горо­дищ, они очень мно­го­чис­лен­ны; но в нем нет весь­ма обыч­ных монет Инин­фи­мея, при­сут­ст­ву­ет срав­ни­тель­но ред­кая моне­та Коти­са III и 5 монет Сав­ро­ма­та II. Послед­ние пред­став­ле­ны толь­ко стар­ши­ми номи­на­ла­ми (дена­рий и двой­ной дена­рий). И здесь мы видим пред­по­чте­ние моне­там ста­рых выпус­ков, отли­чаю­щих­ся от новых бо́льшим весом и, веро­ят­но, боль­шей номи­наль­ной цен­но­стью.

Вме­сте с тем зна­чи­тель­ное коли­че­ство ста­те­ров Риску­по­рида V в Патр­эй­ском кла­де и обыч­ное для дру­гих кла­дов III в. их рас­пре­де­ле­ние по годам чека­на застав­ля­ют думать, что эти моне­ты были взя­ты с денеж­но­го рын­ка непо­сред­ст­вен­но в момент сокры­тия кла­да. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что клад состо­ит из двух основ­ных частей: спе­ци­аль­но ото­бран­ной груп­пы монет ста­рых выпус­ков и ста­те­ров, имев­ших обра­ще­ние в 251 г.

Таким обра­зом, тре­тий Патр­эй­ский клад явля­ет­ся важ­ным источ­ни­ком для исто­рии монет­но­го дела, денеж­но­го обра­ще­ния и эко­но­ми­ки Бос­по­ра в пер­вой поло­вине III в.

Состав кла­да и вре­мя его сокры­тия не облег­ча­ют реше­ния вопро­са о при­чи­нах накоп­ле­ния и зары­тия его. Зары­тый в 251 г., тре­тий Патр­эй­ский клад вхо­дит в груп­пу бос­пор­ских с.105 кла­дов середи­ны — вто­рой поло­ви­ны III в. н. э.²¹ Сокры­тие монет­ных кла­дов в этот пери­од доволь­но обыч­ное явле­ние на Бос­по­ре и чаще все­го свя­зы­ва­ет­ся с так назы­вае­мы­ми «гот­ски­ми похо­да­ми» из рай­о­на Азов­ско­го моря через Бос­пор²² нача­ла вто­рой поло­ви­ны III в. и сооб­щен­ным Зоси­мой свиде­тель­ст­вом об узур­па­ции цар­ской вла­сти на Бос­по­ре²³. Дей­ст­ви­тель­но, неко­то­рые кла­ды III в. н. э. хро­но­ло­ги­че­ски точ­но свя­за­ны с похо­да­ми «готов», а один клад сопо­ста­вим с вре­мен­ным воца­ре­ни­ем Фар­сан­за (судя по име­ни, вар­ва­ра), отстра­нив­ше­го в 253—254 гг. от вла­сти царя Риску­по­рида V²⁴. Одна­ко зары­тие дру­гих кла­дов по состо­я­нию источ­ни­ков труд­но поста­вить в пря­мую связь с каки­ми-либо извест­ны­ми нам фак­та­ми исто­рии Бос­по­ра.

Зары­тие кла­дов нель­зя свя­зы­вать толь­ко с воен­но-поли­ти­че­ски­ми собы­ти­я­ми. Поми­мо обще­эко­но­ми­че­ских, обыч­ных при­чин тезав­ра­ции, т. е. накоп­ле­ния средств, на Бос­по­ре в III в., кро­ме «гот­ских похо­дов», суще­ст­во­ва­ли и иные осо­бые при­чи­ны зары­тия денеж­ных кла­дов; одна из них — стрем­ле­ние вла­дель­цев денег удер­жать в сво­их руках моне­ты преж­них выпус­ков. Это — след­ст­вие ката­стро­фи­че­ско­го обес­це­не­ния бос­пор­ско­го ста­те­ра — еще во II в. — золо­той моне­ты, затем элек­тро­вой, сереб­ря­ной, бил­ло­но­вой и, нако­нец, чисто мед­ной — в кон­це III в.²⁵ Это явле­ние не носи­ло локаль­но­го харак­те­ра, оно было парал­лель­ным обес­це­не­нию рим­ско­го сереб­ря­но­го дена­рия (основ­ной денеж­ной еди­ни­цы Импе­рии) и долж­но рас­смат­ри­вать­ся как одно из внеш­них про­яв­ле­ний обще­го кри­зи­са антич­но­го мира в III в. Имен­но исхо­дя из дан­но­го поло­же­ния мож­но понять необыч­ный состав третье­го Патр­эй­ско­го кла­да, осо­бен­но нали­чие боль­шо­го коли­че­ства ста­те­ров царей III в., пред­ше­ст­во­вав­ших Риску­по­риду V.

Одна­ко ряд сооб­ра­же­ний застав­ля­ет думать о том, что посте­пен­но скап­ли­вае­мые моне­ты в послед­ний момент были спря­та­ны под вли­я­ни­ем каких-то экс­тра­ор­ди­нар­ных собы­тий. с.106 Отме­тим соеди­не­ние в еди­ном кла­де груп­пы ран­них, по-види­мо­му, вышед­ших из обра­ще­ния монет и тех, что были в ходу наряду с неко­то­ры­ми дру­ги­ми цен­ны­ми веща­ми, отно­сив­ши­ми­ся к повсе­днев­но­му употреб­ле­нию. Не может не заста­вить заду­мать­ся и тот факт, что вла­де­лец кла­да, а вер­нее семья, не воз­вра­ти­лись к нему и, веро­ят­но, погиб­ли при неиз­вест­ных нам обсто­я­тель­ствах. Прав­да, клад зарыт ранее извест­ных нам боль­ших вар­вар­ских похо­дов из Азов­ско­го в Чер­ное море через Бос­пор (256—257 гг.) и несколь­ки­ми года­ми ранее внут­рен­них неурядиц, свя­зан­ных с захва­том вла­сти Фар­сан­зом (253—254 гг.). Если же учесть исто­ри­че­скую обста­нов­ку, создав­шу­ю­ся в Север­ном При­чер­но­мо­рье к момен­ту зары­тия кла­да, то мож­но сде­лать заклю­че­ние о том, что Бос­пор уже в тече­ние ряда лет мог пере­жи­вать угро­зу напа­де­ний, а воз­мож­но и сами напа­де­ния, не отра­жен­ные в дошед­ших до нас источ­ни­ках. Дело в том, что в 40-е годы III в. на всем про­тя­же­нии Запад­но­го и Север­но­го При­чер­но­мо­рья от Дуная до Дона вар­вар­ские пле­ме­на готов, бора­нов, геру­лов и др. осу­ществля­ли ряд опу­сто­ши­тель­ных похо­дов и дер­жа­ли в напря­же­нии гре­че­ские горо­да²⁶. Свиде­тель­ст­вом тому явля­ют­ся огром­ный поход готов 248 г. в Ниж­нюю Мезию, и непо­сред­ст­вен­но за ним после­до­вав­шая вой­на Рима про­тив готов и их союз­ни­ков, в кото­рой погиб сам импе­ра­тор Деций. На восто­ке бора­ны в сою­зе с дру­ги­ми пле­ме­на­ми вышли к Азов­ско­му морю; вско­ре после 244 г. был раз­гром­лен Танаис²⁷; вар­ва­ры вторг­лись в Крым. Поэто­му вполне воз­мож­но, что воца­ре­ние Фар­сан­за и боль­шие похо­ды вар­ва­ров 256—257 гг. не были вне­зап­ны­ми, а поли­ти­че­ские неуряди­цы на Бос­по­ре и втор­же­ния вар­ва­ров со сто­ро­ны Азов­ско­го моря и Кры­ма нача­лись несколь­ко ранее. Зары­тие кла­да в 251 г. в Патр­эе, рас­по­ло­жен­ном в непо­сред­ст­вен­ной бли­зо­сти от Кер­чен­ско­го про­ли­ва, являв­ше­го­ся есте­ствен­ным путем гра­би­тель­ских похо­дов, сме­на застрой­ки в укреп­ле­нии дают осно­ва­ние пред­по­ло­жить, что в 250—251 гг. Бос­по­ру при­шлось испы­тать не толь­ко угро­зу, но и само вар­вар­ское наше­ст­вие, не отра­жен­ное в иных источ­ни­ках. Вре­мя зары­тия кла­да и веро­ят­но­го набе­га вар­ва­ров очень близ­ко сов­па­да­ет с вой­ной Деция про­тив готов на Дунае. Успе­хи вар­ва­ров на запа­де мог­ли слу­жить сти­му­лом для дру­гих пле­мен для напа­де­ния на Бос­пор.