Меньшикова Л. Ю.

Герод Аттик и «греческое возрождение».

Текст приводится по изданию: «Античный мир и археология». Вып. 3. Саратов, 1977.

с.30 Во II в. н. э. Рим­ская импе­рия достиг­ла сво­его рас­цве­та. Уста­но­вил­ся дол­го­ждан­ный граж­дан­ский мир. Прав­ле­ние жесто­ких и дес­по­тич­ных импе­ра­то­ров сме­ни­лось «золотым веком» Анто­ни­нов. Об эко­но­ми­че­ском подъ­еме импе­рии свиде­тель­ст­ву­ют дан­ные архео­ло­гии. Даже неболь­шие горо­да укра­ша­лись хра­ма­ми, пор­ти­ка­ми, тер­ма­ми, теат­ра­ми, ста­ди­о­на­ми. Было обна­ру­же­но огром­ное коли­че­ство ста­туй и еще боль­шее коли­че­ство над­пи­сей, отно­ся­щих­ся к это­му вре­ме­ни.

В обла­сти куль­ту­ры Рим при­знал при­о­ри­тет гре­ков. Поэто­му в куль­тур­ной жиз­ни импе­рии боль­шую роль игра­ло «гре­че­ское воз­рож­де­ние». Обра­ще­ние к про­шло­му Гре­ции встре­ча­лось в самых раз­лич­ных обла­стях — лите­ра­ту­ра это­го вре­ме­ни полу­чи­ла назва­ние «вто­рой софи­сти­ки», живо­пись пере­жи­ва­ла фил­эл­лин­скую фазу, в скульп­ту­ре гос­под­ст­во­вал неоат­ти­цизм, вошли в моду гре­че­ские име­на, вос­ста­нав­ли­ва­лись ста­рые назва­ния горо­дов и рай­о­нов, при­ме­ня­лись гре­че­ские меры веса. Одна­ко апо­гей, кото­ро­го достиг Рим в рас­смат­ри­вае­мый пери­од, был нача­лом кон­ца, пер­вые при­зна­ки кото­ро­го про­яви­лись в кри­зи­се III века. Фор­ми­ру­ю­щий­ся бюро­кра­ти­че­ский аппа­рат свел на нет зна­че­ние рес­пуб­ли­кан­ских маги­ст­ра­тур. Суще­ст­ву­ю­щий парал­лель­но с сена­том «совет прин­цеп­са» при­нял на себя реше­ние наи­бо­лее важ­ных вопро­сов в жиз­ни импе­рии. В резуль­та­те уси­ли­лось дав­ле­ние государ­ства на обще­ство, кото­рое в даль­ней­шем спо­соб­ст­во­ва­ло паде­нию Рим­ской импе­рии. В соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской жиз­ни появи­лось новое явле­ние, полу­чив­шее впо­след­ст­вии широ­кое раз­ви­тие, — коло­нат. Про­ис­хо­дил упа­док поли­ти­че­ской актив­но­сти про­вин­ции. Начав­шись с поте­ри само­сто­я­тель­но­сти в реше­нии внеш­ней поли­ти­ки, этот про­цесс завер­шил­ся в III в. отка­зом про­вин­ци­аль­ной ари­сто­кра­тии участ­во­вать в обще­ст­вен­ной жиз­ни горо­дов.

Воз­мож­но, под­ра­жа­тель­ный харак­тер, кото­рый носи­ли искус­ство и лите­ра­ту­ра это­го вре­ме­ни, — так­же свиде­тель­ство начи­наю­ще­го­ся упад­ка. «Гре­че­ское воз­рож­де­ние» в лице отдель­ных пред­ста­ви­те­лей, глав­ным обра­зом гре­ков, мог­ло быть свое­об­раз­ной фор­мой непри­я­тия совре­мен­ной рим­ской дей­ст­ви­тель­но­сти». На при­ме­ре Геро­да Атти­ка, фигу­ры очень яркой и коло­рит­ной для сво­его вре­ме­ни, мож­но про­следить ряд харак­тер­ных явле­ний в жиз­ни рим­ско­го обще­ства. Герод Аттик с.31 был одним из бога­тей­ших людей про­вин­ции Ахайя, на сред­ства кото­ро­го велось гран­ди­оз­ное стро­и­тель­ство по всей Гре­ции, извест­ным поли­ти­че­ским дея­те­лем, сде­лав­шим бле­стя­щую карье­ру сна­ча­ла в Афи­нах, а потом в Риме, нако­нец, он был одним из наи­бо­лее выдаю­щих­ся пред­ста­ви­те­лей «гре­че­ско­го воз­рож­де­ния».

О Геро­де упо­ми­на­ют мно­гие совре­мен­ные ему авто­ры: Луки­ан (Luc., Dem., 24, 33; De mort. Per., 19—20), Пав­са­ний (Paus., I, 19, 6; 11, 17; II, 3, 6; 32, 1; VI, 21, 2; VII, 20, 6; X, 32, 1), Авл Гел­лий (Aul. Gell., Noc­tes At­ti­cae, I, 1, 2; 9, 2; 19, 2; II, 5, 5; X, 32, 1), М. Кор­не­лий Фрон­тон (Fron­to, Epis­tu­lae, ad. M. Caes., I, 5; 11, 8; III, 2—4; IV, 2).

Геро­ду посвя­тил одну из самых боль­ших био­гра­фий Фило­страт в сво­ем сбор­ни­ке «Жиз­ни софи­стов» (Phil., Vi­tae so­phist., II, 1). О нем упо­ми­на­ет Дион Кас­сий (Cass. Dio, LXXI, 35, 1) и авто­ры His­to­ria Augus­ta (Vit., Marc., II, 4). Над­пи­си, отно­ся­щи­е­ся к Геро­ду Атти­ку, столь мно­го­чис­лен­ны, что это дало повод Дит­тен­бер­ге­ру, зани­мав­ше­му­ся исто­ри­ей семьи Геро­да, заме­тить: «Едва ли извест­на вто­рая лич­ность гре­че­ской древ­но­сти, для кото­рой лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства нахо­дят в такой зна­чи­тель­ной сте­пе­ни под­твер­жде­ние в над­пи­сях, как для Геро­да Атти­ка»1. Дан­ная работа ста­вит сво­ей целью рас­смот­реть лишь один из мно­го­чис­лен­ных вопро­сов, свя­зан­ных с лич­но­стью Геро­да, а имен­но его отно­ше­ние к дви­же­нию, полу­чив­ше­му назва­ние «гре­че­ское воз­рож­де­ние».

По мне­нию ряда иссле­до­ва­те­лей, II век был вре­ме­нем само­го широ­ко­го рас­про­стра­не­ния идеи кос­мо­по­ли­тиз­ма. Это­го мне­ния при­дер­жи­ва­ет­ся Г. Бау­эр­сок в кни­ге «Гре­че­ские софи­сты в Рим­ской импе­рии»2: «В этой вели­кой οἰκου­μένη гре­ки и рим­ляне жили вме­сте, участ­вуя в друж­бе и управ­ле­нии без при­не­се­ния в жерт­ву нацио­наль­ной неза­ви­си­мо­сти». В каче­стве при­ме­ра обыч­но фигу­ри­ру­ет лич­ность импе­ра­то­ра Адри­а­на, ино­гда Мар­ка Авре­лия. Имен­но так трак­ту­ет прав­ле­ние Адри­а­на В. Михай­лов­ский в рабо­те «Кос­мо­по­лит на троне Цеза­рей»3. Х. Рут­ледж4 в ста­тье «Герод Вели­кий — граж­да­нин мира» рас­смат­ри­ва­ет всю дея­тель­ность Геро­да — с.32 поли­ти­че­скую, стро­и­тель­ную, пре­по­да­ва­тель­скую — как вопло­ще­ние идеи кос­мо­по­ли­тиз­ма. Он счи­та­ет, что огром­ное вли­я­ние на совсем еще юно­го Геро­да ока­зал пер­вый при­езд Адри­а­на в Афи­ны, и все после­дую­щие годы сво­ей жиз­ни Герод вдох­нов­лял­ся при­ме­ром импе­ра­то­ра-фил­эл­ли­на. Труд­но согла­сить­ся с дан­ной точ­кой зре­ния. Эллин­ские увле­че­ния Адри­а­на и Геро­да, по наше­му мне­нию, раз­лич­ны по харак­те­ру. Адри­ан мно­го сде­лал для Афин, но еще более гран­ди­оз­ное стро­и­тель­ство было пред­при­ня­то им при созда­нии вил­лы в Тиво­ли, где он пытал­ся вос­про­из­ве­сти все чуде­са све­та, виден­ные им во вре­мя мно­го­чис­лен­ных путе­ше­ст­вий. Адри­ан посвя­тил­ся в Элев­син­ские мисте­рии, но с таким же инте­ре­сом он отно­сил­ся к про­ри­ца­ни­ям еги­пет­ско­го ора­ку­ла. Нако­нец, в сво­их лите­ра­тур­ных увле­че­ни­ях Адри­ан обра­тил­ся к рим­ской, а не гре­че­ской ста­рине. Воз­мож­но, сво­им эллин­ским инте­ре­сам он отда­вал пред­по­чте­ние и имен­но бла­го­да­ря это­му полу­чил офи­ци­аль­ное при­зна­ние «гре­че­ский ренес­санс» с его безум­ной жаж­дой стро­и­тель­ства в Афи­нах, изу­че­ни­ем древ­них авто­ров, мно­го­чис­лен­ны­ми тури­ста­ми и студен­та­ми, устре­мив­ши­ми­ся в Гре­цию.

Одна­ко отно­ше­ние Геро­да к гре­че­ской ста­рине было совсем иным. К Геро­ду никак нель­зя отне­сти опре­де­ле­ние, дан­ное в ста­тье Ита­ло Лана: «Кос­мо­по­ли­тизм — это рас­про­стра­не­ние идеи оте­че­ства на весь мир»5. Для Геро­да роди­ной явля­лась толь­ко Гре­ция. Его свя­зы­ва­ли с «веч­ным горо­дом» инте­ре­сы карье­ры, често­лю­бие, пони­ма­ние невоз­мож­но­сти борь­бы с Римом, но никак не «рас­т­во­ре­ние одной нации в дру­гой»6. Герод был бес­ко­неч­но после­до­ва­те­лен в сво­ей люб­ви ко все­му гре­че­ско­му. Его лите­ра­тур­ная и стро­и­тель­ная дея­тель­ность дока­за­ли это в пол­ной мере. Более того, пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ной мысль о том, что увле­че­ния Геро­да — это не про­сто инте­рес к гре­че­ской куль­ту­ре в той ее ста­дии, когда она достиг­ла наи­выс­ше­го раз­ви­тия. Нет, Герод, как наи­бо­лее яркий пред­ста­ви­тель «гре­че­ско­го воз­рож­де­ния», стре­мил­ся, обра­ща­ясь к про­шло­му, забыть о совре­мен­ной рим­ской дей­ст­ви­тель­но­сти. Он сде­лал попыт­ку под­нять пре­стиж совре­мен­ной ему Гре­ции, вос­со­зда­вая ее свя­ти­ли­ща и хра­мы, мак­си­маль­но при­бли­жая ора­тор­ское искус­ство II в. к атти­че­ским образ­цам клас­си­че­ской эпо­хи.

с.33 Важ­ней­шей состав­ной частью «гре­че­ско­го воз­рож­де­ния» явля­лась «вто­рая софи­сти­ка». Изме­нив­ши­е­ся поли­ти­че­ские усло­вия с необ­хо­ди­мо­стью поро­ди­ли новую фор­му ора­тор­ско­го искус­ства. На пер­вый план в «новой софи­сти­ке» выдви­ну­лось эпидейк­ти­че­ское пока­за­тель­ное крас­но­ре­чие: «Новая монар­хия объ­яви­ла сра­зу вой­ну сво­бо­де сло­ва и вско­ре совер­шен­но пода­ви­ла поли­ти­че­скую речь. С той поры еще дер­жа­лась в лите­ра­ту­ре вто­ро­сте­пен­ная отрасль крас­но­ре­чия в виде адво­кат­ских защи­ти­тель­ных речей, но выс­шее ора­тор­ское искус­ство и ора­тор­ская лите­ра­ту­ра, опи­раю­ща­я­ся на поли­ти­че­скую борь­бу, неиз­беж­но и навсе­гда исчез­ли вме­сте с нею»7.

Дру­гой осо­бен­но­стью «новой софи­сти­ки» было обра­ще­ние к про­шло­му, под­ра­жа­ние извест­ным масте­рам клас­си­че­ской эпо­хи. «Под­ра­жа­ние — не кра­жа, — гово­рит автор “Трак­та­та о воз­вы­шен­ном”, — его мож­но срав­нить со слеп­ком, сде­лан­ным с пре­крас­но­го тво­ре­ния чело­ве­че­ских рук или разу­ма»8. По-види­мо­му, это убеж­де­ние разде­ля­ли софи­сты ново­го вре­ме­ни. Под­ра­жа­ние древним про­ни­зы­ва­ет все ора­тор­ское искус­ство Геро­да. Извест­но, что Геро­ду осо­бен­но уда­ва­лись пока­за­тель­ные выступ­ле­ния, когда он трак­то­вал сюже­ты из древ­ней исто­рии. Сорев­ну­ясь с Алек­сан­дром Пело­пла­то­ном, Герод про­из­нес речь об афи­ня­нах после раз­гро­ма сици­лий­ской экс­пе­ди­ции. Когда он опи­сал отча­я­нье афи­нян, осо­знав­ших весь ужас сво­его пора­же­ния, Пело­пла­тон, состя­зав­ший­ся с Геро­дом в крас­но­ре­чии, при­знал себя побеж­ден­ным: «Мы все, дру­гие софи­сты, лишь часть тво­е­го вели­ко­го талан­та, Герод», — ска­зал он9.

Един­ст­вен­ная дошед­шая до наших дней речь Геро­да «О фор­ме прав­ле­ния» так­же отно­сит­ся к собы­ти­ям, ушед­шим в дале­кое про­шлое, к тому же, в отли­чие от пер­вых двух сюже­тов, еще и мало­из­вест­ным. Вопрос об автор­стве поро­дил дис­кус­сию. Дли­тель­ное вре­мя авто­ром речи счи­тал­ся Герод. Одна­ко в 1897 году Ю. Белох под­верг это сомне­нию. Он при­шел к выво­ду, что язык, стиль, содер­жа­ние речи не могут отно­сить­ся ко II в. н. э. По его мне­нию, она была напи­са­на неиз­вест­ным авто­ром на рубе­же V—IV вв. до н. э.10

Боль­шин­ство исто­ри­ков — В. Кон­стан­ци, Э. Мей­ер, Х. Хасс, Э. Дре­руп, Ю. Морри­сон, К. Вейд-Дже­ри счи­та­ли, что с.34 созда­ние речи отно­сит­ся ко вре­ме­ни Пело­пон­нес­ской вой­ны, и поэто­му она может слу­жить цен­ным исто­ри­че­ским источ­ни­ком. В про­ти­во­вес им фило­ло­ги-клас­си­ки утвер­жда­ли, что речь явля­ет­ся декла­ма­ци­ей II в. н. э. и при­над­ле­жит Геро­ду или софи­сту, жив­ше­му в одно с ним вре­мя. Это Э. Роде, В. Шмид, Ю. Вила­мо­виц-Мел­лен­дорф, Ю. Мюн­шер, А. Кнокс, А. Булан­же, а так­же исто­ри­ки Ю. Кел­лер, Ф. Адкок, М. Кэри, П. Грен­дор, Ю. Кар­штад, О. В. Куд­ряв­цев.

Автор дан­ной ста­тьи при­со­еди­ня­ет­ся к тем уче­ным, по мне­нию кото­рых авто­ром речи был Герод11.

Герод трак­ту­ет чрез­вы­чай­но узкий сюжет из фес­са­лий­ской исто­рии. Ора­тор убеж­да­ет лари­сян при­со­еди­нить­ся к войне про­тив Архе­лая на сто­роне Спар­ты. Воз­мож­но, образ­цом, кото­ро­му Герод сле­до­вал при напи­са­нии речи, послу­жи­ла речь Тра­си­ма­ха Хал­кедон­ско­го «За лари­сян».

Луч­шую харак­те­ри­сти­ку сти­ли­сти­че­ских осо­бен­но­стей речи дает Е. Роде: «Тон речи в целом при­глу­шен­ный, эффек­ты ред­кие и не очень силь­ные, выбор слов очень прост, укра­ше­ние фигу­ра­ми уме­рен­ное и нигде не при­ме­ня­ет­ся бес­смыс­лен­но, ора­тор осто­ро­жен в аргу­мен­та­ции — очень тон­кой, есте­ствен­ной, едва ли не сухой»12. По-види­мо­му, глав­ным досто­ин­ст­вом речи явля­ет­ся не стиль, а язык. Он уди­ви­тель­но при­бли­жен к язы­ку клас­си­че­ской эпо­хи и лишь изред­ка встре­чаю­щи­е­ся фор­мы κοινή выда­ют про­из­веде­ние II в. н. э.

Посколь­ку из мно­го­чис­лен­ных про­из­веде­ний Геро­да уце­ле­ла толь­ко речь, несо­мнен­ный инте­рес пред­став­ля­ют над­пи­си, най­ден­ные на поста­мен­тах ста­туй в гроб­ни­цах род­ст­вен­ни­ков или дру­зей софи­ста, кото­рые, по мне­нию боль­шин­ства уче­ных, были состав­ле­ны самим Геро­дом13.

Герод был исклю­чи­тель­но несчаст­лив в лич­ной жиз­ни. Почти все, кого он глу­бо­ко и искрен­но любил, умер­ли преж­девре­мен­но и в моло­дом воз­расте. Тако­вы трое из четы­рех его детей — две доче­ри — Эль­пи­ни­ка и Афи­на­ида и сын Герод Регилл, его люби­мые уче­ни­ки — Ахилл, Мем­нон и Полидевк, воз­мож­но, умер­шие во вре­мя эпиде­мии чумы в Афи­нах, и две с.35 доче­ри воль­ноот­пу­щен­ни­ка Алки­медон­та, погиб­шие от уда­ра мол­нии. Осо­бен­но тяже­ло Герод пере­жи­вал смерть Ахил­ла, Полидев­ка и Мем­но­на, так как, по сло­вам Фило­стра­та, они были «пре­крас­ны, бла­го­род­ны и стре­ми­лись к зна­нию»14. Герод, тоскуя по безвре­мен­но скон­чав­шим­ся любим­цам, поста­вил их мно­го­чис­лен­ные изо­бра­же­ния в сво­их име­ни­ях, по-види­мо­му, в тех местах, кото­рые напо­ми­на­ли ему о днях, когда они были еще вме­сте15. Сооб­ще­ние Фило­стра­та под­твер­жда­ет­ся наход­кой над­пи­сей, на осно­ва­нии кото­рых ста­но­вит­ся извест­но, что здесь Герод купал­ся, охо­тил­ся, при­но­сил жерт­вы богам вме­сте со сво­и­ми люби­мы­ми уче­ни­ка­ми16. (Осо­бен­но часто нахо­дят изо­бра­же­ния Полидев­ка. В раз­ных рай­о­нах Гре­ции архео­ло­ги обна­ру­жи­ли до 150 его герм, что дало иссле­до­ва­те­лям осно­ва­ние срав­ни­вать его с Анти­но­ем Адри­а­на17). Корот­кие над­пи­си на поста­мен­тах сопро­вож­да­ют­ся про­кля­ти­я­ми в адрес того, кто осме­лит­ся сдви­нуть или опро­ки­нуть изо­бра­же­ние18. Эти про­кля­тия, несо­мнен­но, свиде­тель­ст­ву­ют об арха­и­че­ских увле­че­ни­ях Геро­да. По сти­лю и язы­ку они уди­ви­тель­но напо­ми­на­ют ана­ло­гич­ные тек­сты, сохра­нив­ши­е­ся от клас­си­че­ской эпо­хи. Под­пи­си к ста­ту­ям, состав­лен­ные самим Геро­дом, отли­ча­ет лако­низм и исполь­зо­ва­ние ста­рых обо­ротов речи. Одна из них отно­сит­ся к Регил­ле, жене Геро­да: «Анния Регил­ла, жена Геро­да, свет дома, кото­рой при­над­ле­жа­ла эта зем­ля»19. Во вто­рой упо­мя­нут опаль­ный дед Геро­да Гип­парх: «Гип­парх, отец Атти­ка»20. В третьей встре­ча­ет­ся имя Ахил­ла: «Герод — Ахил­лу. Чтобы я мог видеть тебя, я, так же как и вся­кий дру­гой, кото­рый про­хо­дит мимо. Пусть сохра­нит­ся память о друж­бе, кото­рая была меж­ду нами. Я посвя­щаю тебя Гер­ме­су, охра­ня­ю­ще­му пас­ту­хов»21. Послед­няя отно­сит­ся к само­му Геро­ду: «Герод здесь про­гу­ли­вал­ся»22. Эти над­пи­си, воз­мож­но, под­твер­жда­ют дан­ные Фило­стра­та о том, что Герод в каче­стве образ­ца для под­ра­жа­ния избрал стро­го­го и лако­нич­но­го Кри­тия23.

с.36 Био­граф софи­ста отме­ча­ет его мно­го­чис­лен­ные пись­ма и счи­та­ет их отли­чи­тель­ной осо­бен­но­стью пре­уве­ли­чен­ный атти­цизм24. Фило­страт цити­ру­ет ряд писем Геро­да, сре­ди адре­са­тов софи­ста Авидий Кас­сий, Фаво­рин, Вар, Юли­ан, импе­ра­тор Марк Авре­лий. Послед­нее имя застав­ля­ет пред­по­ло­жить, что Фило­страт был зна­ком с пись­ма­ми Геро­да, опуб­ли­ко­ван­ны­ми так же, как пере­пис­ка Мар­ка Авре­лия с Фрон­то­ном.

Любо­пыт­ным с точ­ки зре­ния гре­че­ских увле­че­ний Геро­да явля­ет­ся пись­мо к Юли­а­ну, в кото­ром Герод Аттик опи­сы­ва­ет уди­ви­тель­но­го юно­шу, появив­ше­го­ся в Атти­ке. Этот Геракл Ага­ти­он (так назы­ва­ет его Герод) пита­ет­ся толь­ко моло­ком и пло­да­ми, кото­рые при­но­сит зем­ля. Он зани­ма­ет­ся охотой на каба­нов, вол­ков и сожа­ле­ет, что «Акар­на­ния не кор­мит боль­ше львов», с кото­ры­ми он мог бы сра­зить­ся. Одна­ко боль­ше все­го Герод вос­хи­ща­ет­ся не силой и вынос­ли­во­стью юно­ши, а чистотой его атти­че­ской речи. В пись­ме Герод при­во­дит раз­го­вор с Ага­ти­о­ном, кото­рый отве­ча­ет на рас­спро­сы Геро­да сле­дую­щим обра­зом: «Сель­ская мест­ность в Атти­ке — луч­шая настав­ни­ца тех, кто стре­мит­ся пра­виль­но гово­рить. Учи­те­ля в горо­де, беру­щие пла­ту с моло­де­жи, соби­раю­щей­ся из Пон­та, Фри­гии и из дру­гих вар­вар­ских государств, пор­тят свой язык, неже­ли дела­ют луч­ше их речь. В цен­траль­ных же рай­о­нах Атти­ки, кото­рые сво­бод­ны от вар­ва­ров, сохра­ня­ет­ся чистый атти­че­ский диа­лект»25. В этом отрыв­ке при­ме­ча­те­лен ни на мину­ту не осла­бе­ваю­щий инте­рес Геро­да ко все­му, что свя­за­но с про­бле­ма­ми язы­ка клас­си­че­ской Гре­ции.

Нако­нец, в чис­ле про­из­веде­ний Геро­да Фило­страт назы­ва­ет «Запис­ки», по-види­мо­му, пред­став­ля­ю­щие собой сбор­ни­ки фраг­мен­тов из сочи­не­ний древ­них авто­ров и крат­кие кон­спек­ты про­чи­тан­ной лите­ра­ту­ры. Фило­страт харак­те­ри­зу­ет эти про­из­веде­ния как «муд­рость древ­них, собран­ную в один пре­крас­ный букет»26.

Совре­мен­ни­ки очень высо­ко цени­ли талант Геро­да: они назы­ва­ли его «царем слов»27, «язы­ком Афин»28, срав­ни­ва­ли с Демо­сфе­ном29, при­чис­ля­ли к деся­ти атти­че­ским ора­то­рам30. Несо­мнен­но, не послед­нюю роль в этих вос­тор­жен­ных отзы­вах с.37 игра­ло богат­ство Геро­да. Одна­ко, по-види­мо­му, Герод вызы­вал у сооте­че­ст­вен­ни­ков искрен­нее вос­хи­ще­ние сво­им изу­ми­тель­ным зна­ни­ем древ­ней лите­ра­ту­ры и непо­вто­ри­мым уме­ни­ем под­ра­жать луч­шим ее пред­ста­ви­те­лям. Об этом свиде­тель­ст­ву­ет пре­по­да­ва­тель­ская дея­тель­ность Геро­да. Изу­че­ние древ­них авто­ров и стрем­ле­ние мак­си­маль­но к ним при­бли­зить­ся было глав­ной целью заня­тий в шко­ле Геро­да.

Боль­ше все­го сведе­ний сохра­ни­лось о клеп­сид­рии31. Так назы­вал­ся неболь­шой кру­жок, состав­лен­ный из деся­ти самых люби­мых и талант­ли­вых уче­ни­ков Геро­да (по-види­мо­му, по чис­лу деся­ти атти­че­ских ора­то­ров). Клеп­сид­рия соби­ра­лась на вил­ле Геро­да в Кефи­сии. Ино­гда эти сбо­ри­ща носи­ли настоль­ко неофи­ци­аль­ный харак­тер, что при­ни­ма­ли фор­му неболь­шо­го пир­ше­ства чрез­вы­чай­но интел­ли­гент­но­го свой­ства. Уче­ник Геро­да, опу­сто­шив бокал, про­из­но­сил речь, под­ра­жая кому-либо из древ­них ора­то­ров. Вре­мя, отведен­ное ора­то­ру, изме­ря­лось водя­ны­ми часа­ми, отсюда назва­ние Pri­va­tis­si­mum Геро­да. По-види­мо­му, уме­нье атти­ци­зи­ро­вать сто­я­ло в шко­ле Геро­да на самом высо­ком уровне, если участ­ник клеп­сид­рии Амфикл спра­ши­вал ора­то­ра Филаг­ра после окон­ча­ния речи: «У кого из древ­них ты встре­чал это сло­во?»32. Сло­во, слу­чай­но про­ник­шее в речь Филаг­ра из совре­мен­но­го ему язы­ка, вызы­ва­ло недо­уме­ние у тех, кто состо­ял в круж­ке. Один из уче­ни­ков Геро­да, извест­ный ора­тор Элий Ари­стид, гово­рит в сво­ей «Рито­ри­ке»: «Я не поль­зу­юсь сло­ва­ми, не засвиде­тель­ст­во­ван­ны­ми у древ­них»33. Уче­ни­ки Геро­да без­мер­но вос­хи­ща­лись сво­им учи­те­лем. Эли­ан назы­ва­ет его самым раз­но­об­раз­ным из ора­то­ров34. Гел­лий ценит воз­вы­шен­ность и утон­чен­ность его сти­ля35.

Таким обра­зом, Герод с его вели­ко­леп­ным зна­ни­ем древ­ней исто­рии и лите­ра­ту­ры и мак­си­маль­но точ­ным атти­че­ским сло­во­употреб­ле­ни­ем играл зна­чи­тель­ную роль в ора­тор­ском искус­стве сво­его вре­ме­ни. В. Шмид пола­га­ет, что имен­но бла­го­да­ря Геро­ду в этот пери­од полу­чи­ли такое широ­кое рас­про­стра­не­ние лек­си­ко­ны атти­че­ской речи и атти­цизм одер­жал окон­ча­тель­ную победу над ора­то­ра­ми ази­ан­ско­го направ­ле­ния36.

с.38 Обшир­ный круг уче­ни­ков Геро­да, сре­ди кото­рых были Марк Авре­лий и Люций Вер и такие извест­ные ора­то­ры и писа­те­ли сво­его вре­ме­ни, как Элий Ари­стид и Эли­ан, пока­зы­ва­ет, что атти­цизм Геро­да полу­чил пол­ное при­зна­ние сре­ди совре­мен­ни­ков37.

Одна­ко любовь Геро­да к гре­че­ской куль­ту­ре не огра­ни­чи­ва­лась его ора­тор­ским искус­ст­вом. Гре­ция II в. н. э. была не толь­ко уни­вер­си­те­том — do­mi­ci­lium stu­dio­rum, но и музе­ем, куда при­ез­жа­ли осмат­ри­вать шедев­ры древ­ней архи­тек­ту­ры и скульп­ту­ры. В этом отно­ше­нии цен­траль­ное поло­же­ние зани­ма­ли Афи­ны. К пре­крас­ным ста­рым памят­ни­кам, таким, как Пар­фе­нон и Эрех­тей­он, доба­ви­лись новые соору­же­ния. Осо­бен­но про­сла­вил­ся в деле укра­ше­ния Афин импе­ра­тор Адри­ан. При­мер Адри­а­на вдох­но­вил мно­гих меце­на­тов того вре­ме­ни. Сре­ди них в первую оче­редь сле­ду­ет назвать Геро­да.

В совре­мен­ных Афи­нах одна из самых зеле­ных и кра­си­вых улиц горо­да носит имя Геро­да Атти­ка. Она ведет к ста­ди­о­ну, кото­рый в древ­но­сти был постро­ен на его сред­ства. О том, что софист, увен­чан­ный вен­ком на Вели­ких Пана­фи­не­ях, обе­щал сограж­да­нам укра­сить ста­ди­он белым мра­мо­ром к сле­дую­ще­му празд­ни­ку, сооб­ща­ет Фило­страт38. Пав­са­ний добав­ля­ет, что он израс­хо­до­вал на это соору­же­ние все запа­сы пен­те­ли­кон­ско­го мра­мо­ра и вре­мен­но исто­щил карьер39. Фило­страт счи­тал его наряду с афин­ским одео­ном Геро­да луч­шим из все­го, что было созда­но в Рим­ской импе­рии40.

Вто­рое зна­ме­ни­тое соору­же­ние Геро­да в Афи­нах — оде­он, постро­ен­ный в память о Регил­ле. Зда­ние пред­на­зна­че­но для музы­каль­ных состя­за­ний, но, воз­мож­но, слу­жи­ло так­же для выступ­ле­ний зна­ме­ни­тых ора­то­ров, фило­со­фов и писа­те­лей. Сиде­нья в нем были сде­ла­ны из бело­го мра­мо­ра, а пото­лок из кед­ра — мате­ри­а­ла, кото­рый очень ценил­ся в древ­но­сти даже при изготов­ле­нии ста­туй41. Пав­са­ний счи­тал, что оде­он Геро­да пре­вос­хо­дил кра­сотою театр в Пат­рах, самый пре­крас­ный из всех, по мне­нию совре­мен­ни­ков42. В три­о­пей­ской песне оде­он срав­ни­ва­ет­ся с хра­мом: «Стро­е­ние, подоб­ное хра­му воз­двиг­ли Афи­ны в ее (Регил­лы) честь»43.

с.39 Для жите­лей Корин­фа, отно­си­тель­но кото­ро­го было выска­за­но пред­по­ло­же­ние, что Герод вла­дел там зна­чи­тель­ной земель­ной соб­ст­вен­но­стью, Герод так же, как в Афи­нах, постро­ил театр44. С этим соору­же­ни­ем мож­но свя­зать над­пись Сове­та Корин­фа, в кото­рой Герод назван «сыном Элла­ды»45.

Дея­тель­ность софи­ста не огра­ни­чи­ва­лась соору­же­ни­ем зда­ний прак­ти­че­ско­го назна­че­ния. Он стре­мил­ся вос­ста­но­вить почет­ное поло­же­ние гре­че­ской рели­гии. Герод постро­ил в Афи­нах храм Тюхэ, поста­вив внут­ри изо­бра­же­ние боги­ни, сде­лан­ное из золота и сло­но­вой кости46. В хра­ме Афи­ны он заме­нил ста­рую ста­тую покро­ви­тель­ни­цы горо­да новой47. В Дель­фах Герод посвя­тил Апол­ло­ну ста­ди­он48. В хра­ме в Бео­тии была най­де­на над­пись в честь доче­ри Геро­да, Эль­пи­ни­ки, что, по-види­мо­му, свиде­тель­ст­ву­ет о при­но­ше­ни­ях Геро­да в этот храм49. Герод поста­вил новые мра­мор­ные изо­бра­же­ния Демет­ры и Коры в хра­ме богинь в Олим­пии50, за что бла­го­дар­ные жите­ли избра­ли его жену жри­цей Демет­ры. После смер­ти Регил­лы Герод пожерт­во­вал все дра­го­цен­но­сти жены в Элев­син­ский храм51. Он пре­вра­тил ее име­ние в Ита­лии в свя­щен­ный уча­сток, посвя­тив его Демет­ре52. По-види­мо­му, с Элев­си­ном у Геро­да были осо­бен­но тес­ные свя­зи, бла­го­да­ря его про­ис­хож­де­нию из рода Кери­ков53.

Одним из самых вели­ко­леп­ных пожерт­во­ва­ний Геро­да жите­лям Элла­ды была олим­пий­ская эксед­ра. Даже скеп­ти­цизм Луки­а­на отсту­па­ет перед щед­ро­стью это­го дара. Он рас­ска­зы­ва­ет, как зри­те­ли на олим­пий­ских состя­за­ни­ях чуть не поби­ли Пере­гри­на, когда тот «зло­сло­вил о выдаю­щем­ся по обра­зо­ва­нию и зна­че­нию чело­ве­ке, кото­рый поми­мо дру­гих ока­зан­ных Гре­ции бла­го­де­я­ний про­вел воду в Олим­пии и устра­нил мучи­тель­ный недо­ста­ток воды сре­ди соби­раю­щих­ся на празд­не­ства»54. Герод посвя­тил эксед­ру от име­ни Регил­лы — Зев­су. Рас­коп­ки 1877 г., кото­рые про­из­во­ди­ли немец­кие уче­ные, обна­ру­жи­ли остат­ки это­го мону­мен­таль­но­го соору­же­ния; оно с.40 состо­я­ло из несколь­ких бас­сей­нов и построй­ки, укра­шен­ной огром­ным коли­че­ст­вом ста­туй, изо­бра­жаю­щих чле­нов семьи Геро­да и пред­ста­ви­те­лей пра­вя­ще­го дома, покро­ви­тель­ст­во­вав­ших Геро­ду55.

Несо­мнен­ный инте­рес пред­став­ля­ет скульп­ту­ра, кото­рая укра­ша­ет почти все построй­ки Геро­да. В руи­нах афин­ско­го ста­ди­о­на были обна­ру­же­ны две гер­мы, по-види­мо­му, обо­зна­чав­шие пово­роты на тре­ке. Они явля­ют­ся под­ра­жа­ни­ем гер­мам Алка­ме­на Стар­ше­го, скуль­п­то­ра пер­вой поло­ви­ны V в. до н. э.56 Сре­ди облом­ков одео­на в Афи­нах была най­де­на мра­мор­ная голо­ва Афи­ны или Афро­ди­ты. Поли­ров­кой лица, позо­ло­чен­ны­ми воло­са­ми она напо­ми­на­ла работы вре­мен Фидия57.

Герод очень любил ста­туи, выпол­нен­ные в хри­со­эле­фан­тин­ной тех­ни­ке, кото­рая име­ла широ­кое рас­про­стра­не­ние в клас­си­че­ский пери­од. Тако­во изо­бра­же­ние Тюхэ в ее хра­ме в Афи­нах и мно­го­чис­лен­ные ста­туи, кото­ры­ми Герод напол­нил ист­мий­ское свя­ти­ли­ще58. Пав­са­ний опи­сал скульп­тур­ную груп­пу, кото­рую Герод посвя­тил в храм Посей­до­на на Ист­ме59. Она пред­став­ля­ла собой колес­ни­цу, в кото­рой сто­я­ли Посей­дон и Амфи­т­ри­та, окру­жен­ные дель­фи­на­ми и мор­ски­ми боже­ства­ми. Кони, впря­жен­ные в колес­ни­цу, были сде­ла­ны из золота и сло­но­вой кости. Таким обра­зом, и в скульп­ту­ре, укра­шав­шей построй­ки Геро­да, он так­же стре­мил­ся при­бли­зить­ся к работам древ­них масте­ров.

Инте­рес­но заме­тить, что бла­го­де­я­ния Геро­да в отли­чие от бла­готво­ри­тель­но­сти дру­гих эвер­ге­тов Гре­ции ста­ви­ли сво­ей целью повы­сить пре­стиж совре­мен­ной Геро­ду Элла­ды, а не заслу­жить бла­го­дар­ность сограж­дан. Доста­точ­но вспом­нить в этой свя­зи исто­рию с заве­ща­ни­ем Атти­ка. Герод пред­по­чи­тал созда­вать вели­ко­леп­ные соору­же­ния и делать гран­ди­оз­ные пожерт­во­ва­ния в свя­ти­ли­ща, неже­ли устра­и­вать разда­чи, чтобы снис­кать рас­по­ло­же­ние афин­ско­го плеб­са. Даже белые одеж­ды, кото­рые он пода­рил эфе­бам, пред­на­зна­ча­лись для укра­ше­ния элев­син­ской про­цес­сии, посколь­ку до это­го юно­ши участ­во­ва­ли в про­цес­сии оде­тые в чер­ное. Сколь боль­шое зна­че­ние при­да­вал Герод эллин­ским празд­ни­кам, пока­зы­ва­ют Вели­кие Пана­фи­неи, кото­рые отме­ча­лись на сред­ства софи­ста с.41 с таким вели­ко­ле­пи­ем, что о них вспо­ми­на­ли спу­стя сто­ле­тие во вре­ме­на Фило­стра­та60.

На осно­ва­нии все­го выше­ска­зан­но­го мож­но заклю­чить, что Герод являл­ся одним из наи­бо­лее выдаю­щих­ся пред­ста­ви­те­лей «гре­че­ско­го воз­рож­де­ния». Одна­ко при­ме­ни­тель­но к Геро­ду пред­став­ля­ет­ся невоз­мож­ным рас­смат­ри­вать это дви­же­ние толь­ко как направ­ле­ние в раз­ви­тии куль­ту­ры. Столь широ­кое обра­ще­ние к про­шло­му, про­явив­ше­е­ся в самых раз­лич­ных обла­стях, для самих гре­ков было попыт­кой дока­зать, что «про­шлое все еще суще­ст­ву­ет»61. Это актив­ное увле­че­ние вос­по­ми­на­ни­я­ми было свя­за­но с зави­си­мым и под­чи­нен­ным поло­же­ни­ем Гре­ции. Имен­но отсут­ст­вие поли­ти­че­ской сво­бо­ды застав­ля­ло пред­ста­ви­те­лей гре­че­ской ари­сто­кра­тии ухо­дить от тягост­ной для них дей­ст­ви­тель­но­сти и обра­щать­ся к прой­ден­ным пери­о­дам исто­рии, кото­рые по кон­трасту каза­лись им столь при­вле­ка­тель­ны­ми.

Несмот­ря на вид­ное поло­же­ние, кото­рое зани­мал Герод в Гре­ции, ему посто­ян­но при­хо­ди­лось испы­ты­вать на себе тяже­лую власть Рима. Мно­го­чис­лен­ные судеб­ные про­цес­сы, кото­ры­ми было отрав­ле­но суще­ст­во­ва­ние софи­ста, каж­дый раз сопро­вож­да­лись доно­са­ми в Рим. Пер­вое судеб­ное раз­би­ра­тель­ство в жиз­ни Геро­да про­изо­шло в 138 г. после смер­ти его отца Атти­ка. Отец Геро­да оста­вил уни­каль­ное в сво­ем роде заве­ща­ние: он рас­по­рядил­ся еже­год­но выда­вать каж­до­му афи­ня­ни­ну по одной мине. Герод пони­мал, что систе­ма­ти­че­ские выпла­ты фак­ти­че­ски лиша­ют его наслед­ства. Он нашел доста­точ­но ост­ро­ум­ный выход из создав­ше­го­ся поло­же­ния. Герод пред­ло­жил афи­ня­нам заме­нить еже­год­ные разда­чи еди­новре­мен­ной выпла­той пяти мин. Полу­че­ние столь зна­чи­тель­ной сум­мы было слиш­ком заман­чи­во, чтобы афи­няне нашли в себе силы отка­зать­ся. Когда же они при­шли за обе­щан­ным, то ока­за­лось, что Герод вычел из при­чи­таю­щей­ся им сум­мы их мно­го­чис­лен­ные дол­ги его отцу и деду. В резуль­та­те, не полу­чив пяти мин, афи­няне лиши­лись и еже­год­ных раздач. Их воз­му­ще­нию не было гра­ниц. Нача­лось судеб­ное рас­сле­до­ва­ние62. Дело Геро­да немед­лен­но ста­ло извест­но в Риме, о чем свиде­тель­ст­ву­ет пере­пис­ка Фрон­то­на с Мар­ком Авре­ли­ем. Фрон­тон стре­мит­ся пред­ста­вить дело Геро­да в самом худ­шем виде: «Сле­ду­ет гово­рить о людях сво­бод­ных, жесто­ко изби­тых и с.42 ограб­лен­ных, из кото­рых один был даже убит, сле­ду­ет гово­рить о сыне нече­сти­вом и не пом­ня­щем отцов­ских просьб, сле­ду­ет уко­рять в жесто­ко­сти и жад­но­сти, а Геро­да в этом сле­ду­ет пред­став­лять как неко­е­го пала­ча»63. Воз­мож­но, не послед­нюю роль в этой харак­те­ри­сти­ке сыг­ра­ло чув­ство сопер­ни­че­ства, посколь­ку Фрон­тон, так же как и Герод, был учи­те­лем М. Авре­лия. М. Авре­лий был встре­во­жен кон­флик­том, воз­ник­шим меж­ду дву­мя его быв­ши­ми настав­ни­ка­ми, и пытал­ся удер­жать Фрон­то­на от выпа­дов в адрес Геро­да. Одна­ко Герод дол­го не мог забыть нане­сен­ной ему обиды и при­ми­рил­ся с Фрон­то­ном лишь спу­стя мно­го лет64.

Анти­рим­ские настро­е­ния Геро­да долж­ны были уси­лить­ся после смер­ти его жены Регил­лы. Жена Геро­да про­ис­хо­ди­ла из бога­то­го и знат­но­го рим­ско­го дома. Когда она умер­ла, ее брат Бра­дуя обви­нил Геро­да в убий­стве сво­ей сест­ры. Фило­страт счи­та­ет обви­не­ние лож­ным и пока­зы­ва­ет, с каким раз­дра­же­ни­ем и гне­вом обру­шил­ся Герод на сво­его обид­чи­ка: «Ты име­ешь зна­ки бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния толь­ко на сан­да­ли­ях»65, — кри­чал Герод на суде, ука­зы­вая на полу­ме­ся­цы из сло­но­вой кости, укра­шав­шие сан­да­лии рим­ских пат­ри­ци­ев. По-види­мо­му, воз­му­ще­ние Геро­да было непод­дель­ным, и софист был оправ­дан.

Инте­рес­ные дан­ные по пово­ду отно­ше­ний Геро­да с его рим­ски­ми род­ст­вен­ни­ка­ми полу­ча­ют­ся при сопо­став­ле­нии над­пи­сей, собран­ных в рабо­те Х. Оли­ве­ра66. Ука­за­ния о кон­су­ла­те Геро­да появ­ля­ют­ся толь­ко в тех над­пи­сях, где упо­ми­на­ет­ся Регил­ла или ее род­ст­вен­ни­ки. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что Герод созна­тель­но под­чер­ки­вал свое высо­кое обще­ст­вен­ное поло­же­ние, чтобы не уро­нить досто­ин­ство элли­на в гла­зах рим­лян.

В Афи­нах у Геро­да было нема­ло вра­гов. Фило­страт назы­ва­ет их име­на — Пра­к­са­гор, Мамер­тин, ритор Тео­дот, во гла­ве оппо­зи­ции сто­ял Демо­страт67. Из сочи­не­ния Фило­стра­та извест­но, что в борь­бе за поли­ти­че­ское пре­об­ла­да­ние в горо­де вра­ги Геро­да при­бе­га­ли к помо­щи рим­ских намест­ни­ков Гре­ции. Про­тив­ни­ки Геро­да, при­гла­сив в эккле­сию бра­тьев с.43 Квинк­ти­ли­ев, управ­ляв­ших Элла­дой в 171 г.68, обви­ни­ли Геро­да в тира­нии, про­ся дове­сти это до сведе­ния импе­ра­то­ра. Герод выдви­нул кон­троб­ви­не­ние, заявив, что вра­ги спла­чи­ва­ют и настра­и­ва­ют про­тив него афин­ский народ69.

Демо­страт, Пра­к­са­гор и Мамер­тин не ста­ли ждать резуль­та­тов это­го собра­ния, а тай­но — по-види­мо­му, с целью опе­ре­дить Геро­да — поеха­ли в став­ку М. Авре­лия в Сир­мий, чтобы пред­стать с доно­сом перед импе­ра­то­ром. Обсто­я­тель­ства сра­зу же сло­жи­лись не в поль­зу Геро­да. Его про­тив­ни­кам уда­лось при­влечь на свою сто­ро­ну Фау­сти­ну, кото­рая сыг­ра­ла на люб­ви мужа к малень­кой доче­ри: «Он (Марк Авре­лий) про­яв­лял к ним (вра­гам Геро­да) чело­ве­ко­лю­бие, так как сам скло­нял­ся на их сто­ро­ну и кро­ме того был убеж­ден женой и еще лепе­чу­щей доче­рью. Боль­ше же все­го на него подей­ст­во­ва­ло сле­дую­щее: при­лас­кав­шись к отцу, малыш­ка упа­ла перед ним на коле­ни и умо­ля­ла отца спа­сти афи­нян»70. Вра­ги Горо­да вну­ши­ли импе­ра­то­ру, что Герод был еди­но­мыш­лен­ни­ком Люция Вера. Фило­страт сооб­ща­ет, что Марк Авре­лий рас­про­стра­нил свои подо­зре­ния в отно­ше­нии Люция Вера и на Геро­да, «счи­тая его соучаст­ни­ком сво­его сопра­ви­те­ля»71.

Сто­рон­ни­ки Демо­стра­та тща­тель­но под­гото­ви­лись к про­цес­су. Даже Фило­страт, у кото­ро­го вся био­гра­фия Геро­да выдер­жа­на в пане­ги­ри­че­ских тонах, хва­лит чрез­вы­чай­ное раз­но­об­ра­зие речи, с кото­рой высту­пал на суде Демо­страт72. Воз­мож­но, в ее состав­ле­нии при­ни­мал уча­стие быв­ший уче­ник Геро­да, извест­ный софист Тео­дот, не осме­лив­ший­ся, одна­ко, сам высту­пать на про­цес­се. Герод, напро­тив, при­шел на суд подав­лен­ный слу­чив­шим­ся нака­нуне несча­стьем. В ночь, пред­ше­ст­во­вав­шую про­цес­су, мол­нией были уби­ты доче­ри его воль­ноот­пу­щен­ни­ка Алки­медон­та, к кото­рым он после смер­ти сво­их детей отно­сил­ся как к род­ным доче­рям73.

Потря­сен­ный гибе­лью дево­чек и раз­дра­жен­ный непре­рыв­ны­ми выпа­да­ми сво­их про­тив­ни­ков, Герод не нашел нуж­ным сдер­жи­вать­ся на суде. Он упре­кал импе­ра­то­ра в неспра­вед­ли­во­сти и в недо­стат­ке дове­рия: «Так-то ты пла­тишь мне за госте­при­им­ство Люцию, кото­ро­го ты сам ко мне послал»74.

с.44 Герод не поща­дил в сво­ей речи и близ­ких род­ст­вен­ни­ков Мар­ка Авре­лия, гово­ря: «Ты при­но­сишь меня в жерт­ву жене и трех­лет­ней доче­ри»75. За дер­зость пре­фект пре­то­рия при­гро­зил Геро­ду смер­тью. Герод, бро­сив в ответ: «Смеш­но ста­ри­ку боять­ся», — вышел из суда, даже не исполь­зо­вав вре­ме­ни, отведен­но­го ему для защи­ты76.

По-види­мо­му, этот про­цесс кон­чил­ся для Геро­да небла­го­по­луч­но. Марк Авре­лий нака­зал его воль­ноот­пу­щен­ни­ков, исклю­чив из их чис­ла Алки­медон­та, счи­тая, что с того доста­точ­но слу­чив­ше­го­ся с ним несча­стья. Отно­си­тель­но само­го Геро­да ходи­ли слу­хи, что он был отправ­лен в ссыл­ку в город Орик.

Фило­страт пыта­ет­ся опро­верг­нуть эти дан­ные, гово­ря, что Герод оста­вал­ся в Ори­ке, пото­му что забо­лел, а после выздо­ров­ле­ния его удер­жи­ва­ло жела­ние вос­ста­но­вить город77. Впро­чем, одно не исклю­ча­ет дру­го­го. Вполне воз­мож­но, что пере­не­сен­ное потря­се­ние и сам про­цесс под­ко­си­ли силы софи­ста, и он забо­лел в том горо­де, куда был отправ­лен по при­го­во­ру суда. Бла­готво­ри­тель­ность Геро­да была столь обшир­на, что он даже ссыл­ку исполь­зо­вал для вос­ста­нов­ле­ния горо­да, при­шед­ше­го в упа­док.

Каж­дый шаг Геро­да ста­но­вил­ся извест­ным рим­ским вла­стям, и он, несо­мнен­но, тяго­тил­ся подоб­ным поло­же­ни­ем. Герод неред­ко стал­ки­вал­ся с рим­ски­ми маги­ст­ра­та­ми. Бра­тьев Квинк­ти­ли­ев, осуж­дав­ших его за излиш­нее, по их мне­нию, коли­че­ство ста­туй любим­цев, напол­нив­ших всю Элла­ду, он осы­пал жесто­ки­ми насмеш­ка­ми78. Столк­нув­шись на узкой тро­пе в уще­лье Иды с пра­ви­те­лем Азии М. Анто­ни­ном, буду­щим импе­ра­то­ром, Герод отка­зал­ся усту­пить ему доро­гу79.

В усло­ви­ях Рим­ской импе­рии Герод не мог осу­ще­ст­вить свои мно­го­чис­лен­ные често­лю­би­вые замыс­лы. Фило­страт сооб­ща­ет, что завет­ной меч­той Геро­да было про­рыть канал через Истм, чтобы оста­вить о себе память в буду­щих поко­ле­ни­ях. Одна­ко он не решил­ся это­го сде­лать, боясь обви­не­ния, что берет­ся за дело, кото­рое ока­за­лось не под силу импе­ра­то­ру80. По-види­мо­му, и в Афи­нах Герод не удо­вле­тво­рял­ся той вла­стью, кото­рую пре­до­став­ля­ли рим­ские маги­ст­ра­ты с.45 гре­че­ской ари­сто­кра­тии. Отсюда его столк­но­ве­ния с Квинк­ти­ли­я­ми и обви­не­ние со сто­ро­ны про­тив­ни­ков в стрем­ле­нии к тира­нии81. Воз­мож­но, оппо­зи­ци­он­ные настро­е­ния Геро­да выра­зи­лись в его отно­ше­нии к опаль­но­му деду Гип­пар­ху, кото­рый был каз­нен при Доми­ци­ане и все иму­ще­ство кото­ро­го было кон­фис­ко­ва­но82. Герод поста­вил ста­тую Гип­пар­ха в сво­ем име­нии в Кину­рии. Вполне воз­мож­но, что Герод, делая это, извест­ным обра­зом рис­ко­вал, посколь­ку над­пись на поста­мен­те отли­ча­ет­ся необык­но­вен­ным лако­низ­мом83. Во вто­рой поло­вине сво­ей жиз­ни Герод пре­кра­тил обще­ст­вен­ную дея­тель­ность. После смер­ти Регил­лы он отка­зал­ся от повтор­но пред­ло­жен­но­го кон­су­ла­та84. Затем Герод поки­нул пре­де­лы Афин и посе­лил­ся в Кефи­сии, посвя­тив себя пол­но­стью пре­по­да­ва­тель­ской дея­тель­но­сти85. Авл Гел­лий сооб­ща­ет, что в име­нии Геро­да гово­ри­ли толь­ко по-гре­че­ски, хотя сре­ди уче­ни­ков Геро­да было нема­ло рим­лян, а сам Герод, несо­мнен­но, в совер­шен­стве вла­дел латин­ским язы­ком86. Тем не менее, несмот­ря на оппо­зи­ци­он­ные настро­е­ния, Герод нико­гда не при­ни­мал уча­стия в борь­бе с Римом. По-види­мо­му, он пони­мал бес­смыс­лен­ность этой борь­бы и про­де­лал весь cur­sus ho­no­rum не толь­ко в Афи­нах, но и в Риме, имен­но этим объ­яс­ня­ют­ся его тес­ные кон­так­ты с пра­вя­щим домом — сна­ча­ла в лице Адри­а­на, затем Анто­ни­на Пия и осо­бен­но Мар­ка Авре­лия.

С одной сто­ро­ны, Герод пони­мал труд­ность и преж­девре­мен­ность борь­бы с Римом, а с дру­гой, он не мог при­ми­рить­ся с зави­си­мым поло­же­ни­ем Гре­ции и огра­ни­чен­ны­ми воз­мож­но­стя­ми гре­че­ской ари­сто­кра­тии на поли­ти­че­ском попри­ще в сво­ей стране. Выхо­дом из создав­ше­го­ся поло­же­ния было его обра­ще­ние к про­шло­му.

К Геро­ду как нель­зя луч­ше мож­но отне­сти сло­ва Т. Момм­зе­на, харак­те­ри­зу­ю­ще­го поло­же­ние Гре­ции в рас­смат­ри­вае­мый пери­од: «Для насто­я­ще­го поли­ти­че­ско­го често­лю­бия, стре­мя­ще­го­ся к каким-либо дея­ни­ям, для стра­сти како­го-либо Перик­ла или Алки­ви­а­да в этой Элла­де не было места, за исклю­че­ни­ем, пожа­луй, пись­мен­но­го сто­ла»87.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Dit­ten­ber­ger W. Die Fa­mi­lie des He­ro­des At­ti­cus. Her­mes, 1877, XXIII, S. 57.
  • 2Bower­sock G. W. Greek so­phists in the Ro­man em­pi­re. Ox­ford, 1969, p. 16.
  • 3Михай­лов­ский В. Кос­мо­по­лит на троне Цеза­рей. 1885, с. 179—199.
  • 4Rut­led­ge H. C. He­ro­des the Great: ci­ti­zen of the world. — «The clas­si­cal Jour­nal», 1960, v. 56, no. 3, p. 97—108.
  • 5La­na I. Tra­ce di doctri­ne cos­mo­po­li­ti­che in Gre­cia… — Ri­vis­ta di Fi­lo­lo­gia. To­ri­no, 1951.
  • 6Bower­sock G. W. Op. cit., p. 15.
  • 7Момм­зен Т. Исто­рия Рима, т. 3. М., 1887, с. 547.
  • 8Трак­тат о воз­вы­шен­ном. М.; Л., 1966, XIII, 4.
  • 9Phi­lostra­tus. Vi­tae so­phis­ta­rum. Pa­ris, 1858, II, 58.
  • 10Be­loch J. Grie­chi­sche Ge­schich­te, II, 1897, S. 132.
  • 11Rho­de E. Die Asia­ni­sche Rhe­to­rik und zwei­te So­phis­tik. Rhei­ne­sche Mu­seum, 1886, S. 185; Münscher K. Pau­ly Real-En­cyc­lo­pä­die. Stuttgart, 1913, v. VIII, 951—954; Wila­mowitz-Möl­len­dorff U. v. Der Rhe­tor Aris­tei­des. Sit­zungsbe­rich­te der Pre­uss. Akad. Wis­sensch. XXVIII, phil.-hist. Klas­se, 1925, S. 335.
  • 12Rho­de E. Op. cit., S. 185.
  • 13Oli­ver J. H. The At­he­nian ex­poun­ders of the sac­red and an­cestral law. Bal­ti­mo­re, p. 109.
  • 14Phil., Vi­tae so­phist., II, 1, 24.
  • 15Phil., ibid., II, 1, 24.
  • 16IG, II—III2, 3, 1, 3969—3974.
  • 17Grain­dor P. Un mil­liar­dai­re an­ti­que: He­ro­de At­ti­cus et sa fa­mil­le. Le Cai­re, 1930, p. 38; Ame­ri­can Jour­nal of Ar­chaeo­lo­gy, v. 58, 1954, p. 255.
  • 18IG, II—III2, 3, 2, 13200, 13204—13206.
  • 19Hül­sen S. Zu den Inschrif­ten des He­ro­des At­ti­cus. Rhei­ni­sche Mu­seum, 1890, S. 287.
  • 20Ἀθη­νᾶ, 1906, p. 439.
  • 21Bul­le­tin de Cor­res­pon­dan­ce Hel­lé­ni­que, 38, 1914, p. 357.
  • 22Ibid., 1920, 44, p. 173.
  • 23Phil., Vi­tae so­phist., II, 1, 35.
  • 24Phi­lostra­tus. Ope­ra. Lip­siae, 1871, p. 257.
  • 25Phil., Vi­tae so­phist., II, 1, 13.
  • 26Ibid., II, 1, 36.
  • 27Ibid., II, 17, 2.
  • 28IG, XIV, 1389.
  • 29Phil., op. cit., II, 27, 7.
  • 30Ibid., II, 1, 35.
  • 31Ibid., II, 10, 1—4.
  • 32Ibid., II, 8, 1.
  • 33Ael. Arist., Rhet., II, 6.
  • 34Phil., op. cit., II, 31, 3.
  • 35Aul. Gell., Noct. Att., XIX, 12, 1.
  • 36Schmid W. Op. cit., S. 202; Münscher K. Op. cit., S. 948.
  • 37Cass. Dio, XXI, 35, 1; His­to­ria Augus­ta, Vi­ta Mar­ci, II, 4.
  • 38Phil., op. cit., II, 1, 8.
  • 39Paus., I, 19, 6; X, 32, 1.
  • 40Phil., op. cit., II, 1, 3.
  • 41Ibid., II, 1, 8.
  • 42Paus., VII, 20, 6.
  • 43IG, XIV, 1389.
  • 44Phil., op. cit., II, 1, 8.
  • 45IG, II—III2, 3, 1, 3604.
  • 46Phil., op. cit, II, 1, 8.
  • 47IG, II—III2, 3, 1, 3191.
  • 48Phil., op. cit., II, 1, 9.
  • 49Bul­le­tin de cor­res­pon­dan­ce Hel­lé­ni­que, 16, 1892, p. 464.
  • 50Paus., VI, 31, 2.
  • 51Phil., op. cit., II, 1, 19.
  • 52IG, XIV, 1389—1392.
  • 53Phil., op. cit., II, 1, 1; IG, XIV, 1389.
  • 54Луки­ан. О смер­ти Пере­гри­на, 19.
  • 55Olym­pi­sche Inschrif­ten, 610—628.
  • 56Grain­dor P. Op. cit., p. 183.
  • 57Grain­dor P. Op. cit., p. 223.
  • 58Phil., op. cit., II, 1, 8—9.
  • 59Paus., II, 1, 7.
  • 60Phil., op. cit., II, 1, 7.
  • 61Bowie E. L. Greeks and their past in the se­cond so­phis­tic. — «Past and Pre­sent», 1970, no. 46, p. 36.
  • 62Phil., op. cit., II, 1, 6.
  • 63Fron­to, ad M. Caes., III, 3.
  • 64Bower­sock G. W. Op. cit., p. 99—100.
  • 65Phil., op. cit., II, 1, 18.
  • 66Oli­ver H. The At­he­nian ex­poun­ders of the sac­red and an­central law. Bal­ti­mo­re, 1950, p. 110.
  • 67Grain­dor P. Op. cit., p. 117; Куд­ряв­цев О. В. Эллин­ские про­вин­ции Бал­кан­ско­го п-ова во II в. н. э. М., 1955, с. 188.
  • 68Bower­sock G. W. Op. cit., p. 100.
  • 69Phil., op. cit., II, 1, 25.
  • 70Ibid., II, 1, 27.
  • 71Ibid., II, 1, 26.
  • 72Ibid., II, 1, 32.
  • 73Ibid., II, 1, 27.
  • 74Ibid., II, 1, 28.
  • 75Ibid.
  • 76Ibid.
  • 77Ibid., II, 1, 30.
  • 78Ibid., II, 1, 24—25.
  • 79Ibid., II, 1, 17.
  • 80Ibid., II, 1, 10.
  • 81Ibid., II, 1, 25.
  • 82Ibid, II, 1, 3.
  • 831906, p. 439.
  • 84Phil., op. cit., II, 1, 19.
  • 85Ibid., II, 1, 10.
  • 86Aul. Gell., Noct. Att., II, 1, 2.
  • 87Момм­зен Т. Исто­рия Рима, т. 5. М., 1949, с. 246.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1263488756 1262419377 1262418541 1264195463 1264441724 1264531797