Этапы развития «римского мифа».

О древ­ней­шей рим­ской мифо­ло­гии как целост­ной систе­ме пред­став­ле­ний, объ­яс­ня­ю­щих про­ис­хож­де­ние и устрой­ство миро­зда­ния, извест­но очень мало. Мно­гие иссле­до­ва­те­ли про­шло­го века даже пола­га­ли, что посколь­ку рим­ляне рано ста­ли заим­ст­во­вать эле­мен­ты мифо­ло­гии этрус­ков, гре­ков и дру­гих наро­дов, ни о какой соб­ст­вен­но рим­ской мифо­ло­гии гово­рить не при­хо­дит­ся. Одна­ко поз­же суще­ст­во­ва­ние рим­ской мифо­ло­гии было при­зна­но. Под рим­ской мифо­ло­ги­ей пони­ма­ют­ся не толь­ко релик­ты пер­во­быт­но­го созна­ния, а в боль­шей мере «новые» мифы, рож­ден­ные в усло­ви­ях циви­ли­за­ции. Дина­мич­ность пере­мен в соци­аль­ном устрой­стве, систе­ме управ­ле­ния, рели­ги­оз­ной сфе­ре древ­не­го Рима спо­соб­ст­во­ва­ла скла­ды­ва­нию мно­же­ства мифов этио­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра, кото­рые объ­яс­ня­ли кви­ри­там став­шие непо­нят­ны­ми руди­мен­ты дав­не­го и недав­не­го про­шло­го. Мифы эти каса­лись в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской сфе­ры. В совре­мен­ной фило­со­фии социо­ло­гии сфор­ми­ро­ва­лось пред­став­ле­ние об обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ском мифе как о некой иде­аль­ной реаль­но­сти, содер­жа­ни­ем кото­рой явля­ет­ся вера людей в свое обще­ство и государ­ство, в их иде­а­лы, не толь­ко исхо­дя из обсто­я­тельств реаль­ной жиз­ни, но и поверх их, порой и вопре­ки этим обсто­я­тель­ствам¹. Обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ская мифо­ло­гия, при­су­щая циви­ли­зо­ван­но­му обще­ству на любой ста­дии его раз­ви­тия, спо­соб­ст­ву­ет его ста­би­ли­за­ции в той же сте­пе­ни, в какой «арха­и­че­ская» мифо­ло­гия обес­пе­чи­ва­ет кон­сен­сус в пер­во­быт­ном соци­у­ме. Мож­но согла­сить­ся с Г. С. Кна­бе, что имен­но в антич­но­сти миф ока­зал­ся наи­бо­лее глу­бо­ко уко­ре­нен в исто­ри­че­ской жиз­ни, про­ни­зы­вая все ее сфе­ры². О роли мифа в поли­ти­че­ской исто­рии древ­ней Гре­ции напи­са­но доста­точ­но³. Фено­мен обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской мифо­ло­гии был изве­стен и на Восто­ке, в част­но­сти у древ­них китай­цев и япон­цев⁴.

Обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ская или пара­и­сто­ри­че­ская мифо­ло­гия рим­лян в науч­ной лите­ра­ту­ре полу­чи­ла назва­ние «рим­ский миф». Спе­ци­фи­ка обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской или исто­ри­че­ской мифо­ло­гии заклю­ча­ет­ся в том, что она созда­ет­ся не мас­со­вым созна­ни­ем, а твор­че­ски­ми лич­но­стя­ми из среды и по зака­зу пра­вя­щей эли­ты. Пред­став­ля­ет­ся убеди­тель­ной точ­ка зре­ния Ж. Дюме­зи­лем, под­хва­чен­ная затем М. Гран­том и дру­гим иссле­до­ва­те­ля­ми, соглас­но кото­рой фор­ми­ро­ва­ние обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской мифо­ло­гии у рим­лян нача­лось во вре­мя транс­фор­ма­ции арха­ич­но­го обще­ства в антич­ную общи­ну, т. е. в V—III в. до н. э.⁵. Это было вре­мя не толь­ко серь­ез­ней­ших пере­мен во внут­рен­ней жиз­ни рим­ской ci­vi­tas, но и широ­ко­мас­штаб­ных заво­е­ва­ний, когда под кон­троль Веч­но­го горо­да попа­ла вся Ита­лия, а вско­ре и запад­ное Сре­ди­зем­но­мо­рье. В это вре­мя Рим выдер­жал серь­ез­ней­шие испы­та­ния меж­со­слов­ной борь­бой пат­ри­ци­ев и пле­бе­ев, наше­ст­ви­ем гал­лов и пуний­цев. Впе­чат­ля­ю­щий эко­но­ми­че­ский рост, гран­ди­оз­ные воен­ные успе­хи Рима рож­да­ли у кви­ри­тов уве­рен­ность в пре­вос­ход­стве сво­его обще­ства и государ­ства, в избран­но­сти рим­ско­го наро­да. С эти­ми мыс­ля­ми рим­ляне огляды­ва­лись в свое про­шлое и созда­ва­ли свою исто­рию.

Твор­ца­ми новых пара­и­сто­ри­че­ских мифов пона­ча­лу высту­па­ли жре­цы из пат­ри­ци­ан­ских родов. Име­на этих людей неиз­вест­ны. Затем к про­цес­су пара­и­сто­ри­че­ско­го мифотвор­че­ства под­клю­чи­лись исто­ри­ки — Фабий Пик­тор, Катон-стар­ший, «стар­шие» анна­ли­сты; поэты — родо­на­чаль­ник рим­ско­го эпо­са Квинт Энний и др. Резуль­та­том кол­лек­тив­но­го твор­че­ства авто­ров, выпол­няв­ших заказ пра­вя­щих родов, стал «рим­ский миф» — пред­став­ле­ние о Риме как о избран­ном бога­ми горо­де, самом спра­вед­ли­вом и бого­бо­яз­нен­ном, угото­ван­ном для вели­кой мис­сии. Мифо­об­ра­зу­ю­щи­ми ста­ли пере­лом­ные момен­ты рим­ской исто­рии: воз­ник­но­ве­ние Веч­но­го горо­да, свер­же­ние монар­хии и ста­нов­ле­ние рес­пуб­ли­ки.

Рим­ская исто­ри­че­ская мифо­ло­гия не была роман­ти­че­ской фан­та­зи­ей. Реа­лии и вымы­сел здесь пере­пле­те­ны необык­но­вен­но тес­но. Леген­дар­ная тра­ди­ция о предыс­то­рии и началь­ном эта­пе рим­ской исто­рии (пре­да­ния об Энее, гре­ко-латин­ских кон­так­тах на рубе­же II—I тыс. до н. э., сведе­ния о пер­вых рим­ских царях и т. д.) часто содер­жа­ла кру­пи­цы исто­ри­че­ских реа­лий⁶. В то же вре­мя мифо­ло­ги­за­ция исто­рии заклю­ча­лась в том, что, за исклю­че­ни­ем послед­не­го, рим­ские цари высту­па­ли в каче­стве геро­ев, после­до­ва­тель­но и рацио­наль­но обу­стра­и­ваю­щих соци­аль­но-поли­ти­че­ское, хозяй­ст­вен­ное и духов­ное бытие кви­ри­тов. Созда­те­ли новой пара­и­сто­ри­че­ской мифо­ло­гии созна­тель­но пре­уве­ли­чи­ва­ли роль пред­ста­ви­те­лей опре­де­лен­ных знат­ных семейств. На осно­ве состав­лен­ных жре­ца­ми кален­да­рей — «фаст» и создан­ных пер­вы­ми поко­ле­ни­я­ми исто­ри­ков лето­пи­сей — «анна­лов» вста­вал вели­че­ст­вен­ный образ Рим­ско­го наро­да, созна­тель­но и кро­пот­ли­во пови­ну­ясь веле­ни­ям богов — поко­ле­ние за поко­ле­ни­ем — стро­ив­ше­го государ­ство, осно­ван­ное на сво­бо­де и зако­нах; наро­да, став­ше­го над дру­ги­ми бла­го­да­ря сво­ей несги­бае­мой энер­гии и непо­беди­мой стой­ко­сти.

«Рим­ский миф» был глу­бо­ко мора­ли­сти­чен. Соци­аль­ные и поли­ти­че­ские цели рим­ляне выво­ди­ли из мораль­ных иде­а­лов. Не слу­чай­но под­лин­но­му рим­ля­ни­ну Цице­ро­ну, веро­вав­ше­му в тор­же­ство высо­ких эти­че­ских прин­ци­пов даже в боль­шой поли­ти­ке, при­над­ле­жа­ла сен­тен­ция о том, что «исто­рия — учи­тель­ни­ца жиз­ни». Наи­боль­ший мора­ли­за­тор из авто­ров «рим­ско­го мифа» — Тит Ливий пер­со­ни­фи­ци­ро­вал наи­бо­лее зна­чи­мые в совре­мен­ной ему рим­ской среде эти­че­ские каче­ства — vir­tus (доб­лесть), pie­tas (бла­го­че­сти­вость), fi­des (вер­ность), pu­di­ci­tia (скром­ность), fru­ga­li­tas (уме­рен­ность) — в геро­ях рим­ской ста­ри­ны Сце­во­ле, Ман­лии, Цин­цин­на­те, Бру­те, Камил­ле, Сци­пи­оне Стар­шем и др.⁷. Неотъ­ем­ле­мой частью «рим­ско­го мифа» явля­лись боги — покро­ви­те­ли Горо­да на семи хол­мах: преж­де все­го, Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший, Юно­на и Минер­ва. Глу­бо­кая вера в спра­вед­ли­вость, бла­го­род­ство рим­ско­го государ­ст­вен­но­го и обще­ст­вен­но­го строя были так­же при­су­щи рим­ским государ­ст­вен­ным дея­те­лям, вос­пи­тан­ным на при­ме­рах геро­и­че­ско­го про­шло­го, в той же сте­пе­ни, что и ковар­ство, корыст­ность, без­жа­лост­ность рим­ских поли­ти­ков и вои­нов. Имен­но убеж­ден­ность в мораль­ном пре­вос­ход­стве Рим­ско­го государ­ства, его неукос­ни­тель­ной при­вер­жен­но­сти заклю­чен­ным дого­во­рам и вер­но­сти взя­тым обя­за­тель­ствам пита­ла миф о пре­вен­тив­ном, обо­ро­ни­тель­ном харак­те­ре рим­ских заво­е­ва­ний. Мно­гие из рим­лян были уве­ре­ны, что боль­шин­ство войн, в кото­рых участ­во­вал Веч­ный Город, было спро­во­ци­ро­ва­но про­тив­ни­ка­ми Рима. Отча­сти, конеч­но, так и было, а, кро­ме того, боль­шая по срав­не­нию с дру­гим государ­ства­ми вер­ность Рима взя­тым обя­за­тель­ствам посто­ян­но при­вно­си­ла некий мораль­ный фак­тор в рим­скую внеш­нюю поли­ти­ку. Учи­ты­вая дан­ное обсто­я­тель­ство, попыт­ки ряда иссле­до­ва­те­лей обви­нить Рим в лице­ме­рии и в при­су­щих ему гене­ти­че­ски захват­ни­че­ских устрем­ле­ни­ях пред­став­ля­ют­ся явным модер­ни­за­тор­ст­вом⁸.

В то же вре­мя не вызы­ва­ет сомне­ний, что «рим­ский миф» содер­жал в себе импер­ский потен­ци­ал. Пре­вра­ще­ние «рим­ско­го мифа» в импер­скую идео­ло­гию шло парал­лель­но с пре­вра­ще­ни­ем Веч­но­го Горо­да в миро­вую дер­жа­ву. Не слу­чай­но имен­но в III в. до н. э. наи­бо­лее актив­но буди­ро­вал­ся миф об Энее, о Кибе­ле, тро­ян­ских кор­нях рим­ско­го наро­да.

Суще­ст­вен­ную роль в «рим­ском мифе» игра­ла идея о зави­си­мо­сти осу­щест­вле­ния воз­ло­жен­ной на Веч­ный Город мис­сии пра­вить наро­да­ми и являть им при­мер от сле­до­ва­ния каж­до­го поко­ле­ния кви­ри­тов обы­ча­ям пред­ков — mos maio­rum. М. Грант счи­та­ет, что рим­ля­нам было свой­ст­вен­но осо­бое вос­при­я­тие вре­ме­ни, чув­ство нераз­рыв­ной свя­зи с про­шлым, исклю­чи­тель­но­сти и важ­но­сти каж­до­го момен­та исто­рии, след­ст­ви­ем чего слу­жи­ло осо­бое вни­ма­ние к важ­ней­шим датам нацио­наль­ной исто­рии⁹. В рес­пуб­ли­кан­ский пери­од сре­ди рим­ской эли­ты широ­кую попу­ляр­ность полу­чи­ла свое­об­раз­ная тео­рия цик­ли­че­ско­го раз­ви­тия — Геси­о­до­ва кон­цеп­ция «пяти веков»¹⁰.

Соглас­но этой кон­цеп­ции, «золо­той век» — вре­мя все­об­ще­го бла­го­ден­ст­вия и гар­мо­нии — был создан Кро­но­сом-Сатур­ном. На сме­ну «золо­то­му веку» при­хо­дят «сереб­ря­ный», «мед­ный», «век геро­ев», «желез­ный век», создан­ные Зев­сом-Юпи­те­ром и отме­чен­ные про­грес­си­ру­ю­щим упад­ком. На сме­ну «желез­но­му» дол­жен вновь прий­ти «золо­той век»¹¹.

В «рим­ском мифе» сло­жи­лось поня­тие «государ­ст­вен­но­го века», кото­рый при­мер­но соот­вет­ст­во­вал про­дол­жи­тель­но­сти жиз­ни одно­го поко­ле­ния и насчи­ты­вал 100—110 лет. Отсчет «государ­ст­вен­ных веков» вел­ся от осно­ва­ния Рима. В 509 г. до н. э. рим­ляне в пер­вый раз отпразд­но­ва­ли «веко­вые игры», посвя­щен­ные под­зем­ным богам¹². При­но­си­лись жерт­вы чер­но­го скота, сим­во­ли­зи­ру­ю­щие похо­ро­ны про­шед­ше­го века и жив­ше­го в нем поко­ле­ния. Одно­вре­мен­но «веко­вые» игры долж­ны были вызвать к жиз­ни новый век и новое поко­ле­ние. С наступ­ле­ни­ем ново­го века каж­дый раз свя­зы­ва­лись надеж­ды на воз­вра­ще­ние «золо­то­го» века. До кон­ца рес­пуб­ли­кан­ско­го пери­о­да «веко­вые» игры про­во­ди­лись затем лишь два­жды — в 249 и 149 г. до н. э.

Вто­рая зна­чи­тель­ная вол­на мифотвор­че­ства при­шлась на рубеж I в. до н. э. — I в. н. э., когда про­ис­хо­дил пере­ход от рес­пуб­ли­ки к импе­рии и когда импер­ский харак­тер «рим­ско­го мифа» про­явил­ся в пол­ной мере. Нача­тое Варро­ном, тол­ко­ва­ние рим­ской мифо­ло­ги­че­ской тра­ди­ции было про­дол­же­но Верри­ем Флак­ком, Овиди­ем, Про­пер­ци­ем, Вер­ги­ли­ем, Гора­ци­ем и Титом Ливи­ем.

Марк Терен­ций Варрон (116—27 г. до н. э.) — круп­ней­ший рим­ский уче­ный-энцик­ло­пе­дист, автор свя­зан­ных с рим­ской мифо­ло­ги­че­ской тра­ди­ци­ей мно­го­чис­лен­ных сочи­не­ний, боль­шей частью до нас не дошед­ших: «О жиз­ни рим­ско­го наро­да» (De vi­ta po­pu­li Ro­ma­ni), «Исто­рия алфа­ви­та» (De an­ti­qui­ta­te lit­te­ra­rum), «Кни­га наук» (Dis­cip­li­na­rum lib­ri). Содер­жа­ние вто­рой части трак­та­та «Древ­но­сти чело­ве­че­ские и боже­ст­вен­ные» (An­ti­qui­ta­tes re­rum hu­ma­ni­ta­rum et di­vi­na­rum) извест­но бла­го­да­ря Авгу­сти­ну. Сохра­ни­лось сочи­не­ние «De lin­gua La­ti­na»¹³.

Марк Веррий Флакк — рим­ский грам­ма­тик эпо­хи Авгу­ста, вос­пи­та­тель его вну­ков. Он был авто­ром мно­го­чис­лен­ных сочи­не­ний, ни одно из кото­рых не сохра­ни­лось. Содер­жа­ние глав­но­го трак­та­та Веррия Флак­ка «О зна­че­нии слов» (De ver­bo­rum sig­ni­fi­ca­tu) извест­но в изло­же­нии грам­ма­ти­ка II в. Пом­пея Феста и авто­ра VIII в. Пав­ла Диа­ко­на.

Пуб­лий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 17/18 г. н. э.) — зна­ме­ни­тый рим­ский поэт-лирик. В поэ­мах «Мета­мор­фо­зы» и «Кален­дарь», а так­же в мно­го­чис­лен­ных эле­ги­ях исполь­зо­вал бога­тый мате­ри­ал гре­ко-рим­ской мифо­ло­гии¹⁴. Секст Про­пер­ций (ок. 50 г. до н. э. — меж­ду 2 и 15 г. до н. э.) — извест­ный рим­ский поэт из круж­ка Меце­на­та. В чет­вер­той кни­ге его эле­гий объ­яс­ня­ет­ся про­ис­хож­де­ние мно­гих рим­ских мифов, обы­ча­ев, гео­гра­фи­че­ских назва­ний, памят­ни­ков и т. д.).

Вер­ши­ной мифотвор­че­ства эпо­хи Авгу­ста ста­ло появ­ле­ние «Эне­иды» Вер­ги­лия, третьей кни­ги од Гора­ция и «Исто­рии Рима от осно­ва­ния Горо­да» Тита Ливия. Не вда­ва­ясь в дета­ли доста­точ­но изу­чен­ной в науч­ной лите­ра­ту­ре про­бле­мы раз­ви­тия «рим­ско­го мифа» поэта­ми и исто­ри­ка­ми эпо­хи Авгу­ста, хоте­лось бы отме­тить, что про­па­ган­ди­сты «воз­вра­ще­ния цар­ства Сатур­на» не были в чистом виде при­двор­ны­ми льсте­ца­ми, а вполне искренне выра­жа­ли свои мыс­ли и чув­ства, как, дума­ет­ся, вери­ли в высо­кое назна­че­ние Авгу­ста он сам и его сорат­ни­ки. В импер­ской интер­пре­та­ции о «рим­ском мифе» появи­лись новые акцен­ты. Утвер­жда­лось пред­став­ле­ние о прин­цеп­се как гаран­те «золо­то­го века». Хариз­ма­ти­че­ский прин­цепс Август стал одной из цен­траль­ных фигур в «импер­ском мифе» и иде­а­лом для под­ра­жа­ния после­дую­щих вла­сти­те­лей. В кон­це прин­ци­па­та Авгу­ста акцент с лич­ной гаран­тии пра­ви­те­ля за веч­ность «золо­то­го века» импе­рии пере­но­сит­ся на его дина­стию.

Эпо­хой Авгу­ста про­цесс раз­ви­тия «рим­ско­го мифа» не завер­шил­ся. В пер­вой поло­вине II в. обще­го­судар­ст­вен­ное рас­про­стра­не­ние при­об­рел культ Веч­но­го Рима (Ro­ma Aeter­na). Этот культ являл­ся кон­цен­три­ро­ван­ным выра­же­ни­ем «рим­ско­го мифа». С ним тес­но пере­пле­тал­ся импе­ра­тор­ский культ, выра­жен­ный в почи­та­нии гения и нуме­на живых прин­цеп­сов и в обо­жест­вле­нии с санк­ции сена­та умер­ших вла­сти­те­лей. Пер­со­на­жи мифо­ло­гии, в том чис­ле «рим­ско­го мифа» часто изо­бра­жа­лись на леген­дах монет, выпус­кае­мых Анто­ни­на­ми, осо­бен­но — Анто­ни­ном Пием.

Новые трак­тов­ки появи­лись в III веке, когда не толь­ко Рим­ская импе­рия, но и вся антич­ная циви­ли­за­ция пере­жи­ва­ли ост­рей­ший кри­зис. Уже при Анто­ни­нах в «рим­ский миф» был инте­гри­ро­ван Гер­ку­лес. Бла­го­да­ря неко­то­рым сво­им подви­гам, совер­шен­ным на терри­то­рии Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва, он стал вос­при­ни­мать­ся как часть древ­ней­шей исто­рии Ита­лии и Рима. Сна­ча­ла Гер­ку­лес счи­тал­ся покро­ви­те­лем дина­стии. Послед­ний из Анто­ни­нов Ком­мод про­воз­гла­сил себя Гер­ку­ле­сом, кото­рый через пере­осно­ва­ние Рима открыл новый «золо­той век» рим­ской исто­рии. Затем Гер­ку­лес счи­тал­ся покро­ви­те­лем Сеп­ти­мия Севе­ра, кото­рый так­же через «веко­вые игры» объ­яв­лял о нача­ле «золо­то­го века», а так­же покро­ви­тель­ст­во­вал Дио­кле­ти­а­ну и Мак­си­ми­а­ну Гер­ку­лию. При Севе­рах и в III в. покро­ви­те­ля­ми импе­ра­то­ров — гаран­тов «золо­то­го века» Рима — про­воз­гла­ша­ют­ся заим­ст­во­ван­ные с Восто­ка соляр­ные боже­ства: Мит­ра, Юпи­тер Доли­хен­ский и т. д. В это вре­мя «рим­ский миф» про­явил в пол­ной мере свою сущ­ность как импер­ская уто­пия. В обсто­я­тель­ствах, когда реаль­ность через внут­ри­по­ли­ти­че­ский хаос, бес­ко­неч­ные втор­же­ния вра­гов на терри­то­рию государ­ства, через эко­но­ми­че­ский упа­док и рели­ги­оз­ную сумя­ти­цу опро­вер­га­ла «рим­ский миф», пра­вя­щая эли­та государ­ства и широ­кие мас­сы насе­ле­ния погра­нич­ных про­вин­ций лихо­ра­доч­но демон­стри­ро­ва­ли ему свою при­вер­жен­ность. Монет­ные выпус­ки импе­ра­то­ров III в. отли­ча­ют­ся осо­бым раз­но­об­ра­зи­ем про­грамм лозун­гов, свя­зан­ных с про­па­ган­дой «золо­то­го века» как состав­ной части «рим­ско­го мифа»: SAE­CU­LUM FRU­GI­FE­RUM (пло­до­но­ся­щий век), SAL­VO AUGUS­TO SAE­CU­LUM AURE­UM (Золо­той век спа­си­те­ля-импе­ра­то­ра), SPES FE­LI­CI­TA­TIS OR­BI (Счаст­ли­вая надеж­да Рима), FE­LI­CI­TAS TEM­PO­RUM (Счаст­ли­вый век), ABUN­DAN­TIA TEM­PO­RUM (Щед­рое вре­мя), CLE­MEN­TIA TEM­PO­RUM (Доб­рое вре­мя), AETER­NI­TAS (Веч­ность), UBE­RI­TAS AUGUS­TI (Изоби­лие Авгу­ста)¹⁵. В 249 г., когда бед­ст­вия импе­рии дости­га­ли апо­гея, импе­ра­тор Филипп Араб орга­ни­зо­вал «тыся­че­лет­ние» игры, а Гал­ли­ен через 10 лет — «сто­лет­ние» игры в надеж­де завер­шить, нако­нец, век «желез­ный» и вер­нуть век «золо­той» для Рим­ско­го государ­ства. Ярким свиде­тель­ст­вом импер­ско­го лоя­лиз­ма со сто­ро­ны широ­ких кру­гов насе­ле­ния рейн­ско­го лиме­са яви­лись десят­ки так назы­вае­мых «юпи­те­ро­вых колонн», вер­ши­на кото­рых вен­ча­лась ста­ту­ей всад­ни­ка, топ­чу­ще­го змея, а цоколь укра­ша­ли релье­фы богов — хра­ни­те­лей Рима¹⁶. На Дунае этим вре­ме­нем дати­ру­ют­ся мно­го­чис­лен­ные над­пи­си за здра­вие импе­ра­то­ров на алта­рях, цоко­лях ста­туй, кото­рые были обра­ще­ны к богам — хра­ни­те­лям государ­ства и покро­ви­те­лям прин­цеп­сов¹⁷. Эти над­пи­си так­же демон­стри­ру­ют импер­ский лоя­лизм насе­ле­ния погра­нич­ных терри­то­рий. «Рим­ский миф» помог пре­одо­леть кри­зис III в. и сохра­нить импе­рию.

«Рим­ский миф» ока­зал­ся очень живуч. Вера в Рим как в сакраль­ный центр импе­рии, гарант ее веч­но­сти и непо­беди­мо­сти пита­ла сто­рон­ни­ков воз­рож­де­ния язы­че­ства во гла­ве с импе­ра­то­ром Юли­а­ном, в том чис­ле и послед­не­го вели­ко­го рим­ско­го исто­ри­ка Амми­а­на Мар­цел­ли­на.