Античная мифография и «Библиотека» Аполлодора

с.99 Ничто, кажет­ся, не может быть более дале­ким от нашей эпо­хи, чем наив­ные, ино­гда при­чуд­ли­вые и стран­ные, но все­гда свер­каю­щие все­ми крас­ка­ми фан­та­зии древ­ние эллин­ские мифы, в кото­рых отло­жи­лась тыся­че­лет­няя пер­во­быт­ная муд­рость, где под­лин­ная быль оку­та­лась дым­кой леген­ды, а леген­ды выда­ют­ся за под­лин­ную быль. В дей­ст­ви­тель­но­сти про­изо­шло и про­ис­хо­дит нечто совер­шен­но обрат­ное. С пери­о­дом сво­его дет­ства чело­ве­че­ство дав­но рас­ста­лось, но пре­кра­тив­шие свое суще­ст­во­ва­ние в мире рели­гии олим­пий­ские боги обре­ли под­лин­ное бес­смер­тие в мире искус­ства. Извест­ным пред­став­ле­ни­ем о мифо­ло­гии Древ­ней Гре­ции обла­да­ет каж­дый обра­зо­ван­ный чело­век совре­мен­но­сти¹.

В антич­но­сти зна­ние мифо­ло­гии было столь же есте­ствен­ным и необ­хо­ди­мым для гре­ка или рим­ля­ни­на, как зна­ние Биб­лии для англи­ча­ни­на вре­мен англий­ской бур­жу­аз­ной рево­лю­ции. Зна­ком­ство с мифа­ми начи­на­лось с дет­ских лет и не пре­кра­ща­лось всю жизнь, были ли это гим­ны в честь богов, или древ­ние ска­за­ния и эпи­че­ские пес­ни, счи­тав­ши­е­ся допо­д­лин­ной исто­ри­ей, или же про­из­веде­ния искус­ства худо­же­ст­вен­но­го сло­ва, пла­сти­ки, живо­пи­си или музы­ки. Мно­гие про­из­веде­ния лите­ра­ту­ры и искус­ства антич­ный чело­век мог оце­нить, одно­вре­мен­но уста­нав­ли­вая связь меж­ду ними и опре­де­лен­ным кру­гом ска­за­ний (клас­си­че­ским при­ме­ром явля­ет­ся «Или­а­да», «Одис­сея»). Мифы неза­мет­но пере­хо­ди­ли в повсе­днев­ную жизнь. Каж­дый гре­че­ский город (или посе­ле­ние) мог иметь свою вхо­див­шую в государ­ст­вен­ный быт тра­ди­цию, повест­ву­ю­щую о нача­ле это­го горо­да и жив­ше­го там наро­да, о геро­ях и богах, взяв­ших его под свое покро­ви­тель­ство и защи­ту. Эти герои и боги обла­да­ли бога­то раз­ветв­лен­ной гене­а­ло­ги­ей и состав­ля­ли целый с.100 мир, в кото­ром они жили, боро­лись, побеж­да­ли и даже поги­ба­ли, всту­пая в кон­фликт меж­ду собой, а так­же с раз­лич­ны­ми чудо­ви­ща­ми, создан­ны­ми народ­ной фан­та­зи­ей. В гре­че­ских мифах могу­чие силы жиз­ни, добра и све­та чаще одер­жи­ва­ли победу над тем­ны­ми сила­ми зла и смер­ти.

Извест­ные сло­ва Марк­са о том, что мифо­ло­гия пред­став­ля­ет собой «базис и арсе­нал» антич­но­го искус­ства, нель­зя пони­мать так, буд­то мифы уже суще­ст­во­ва­ли как совер­шен­но гото­вый мате­ри­ал, когда заро­ди­лась гре­че­ская лите­ра­ту­ра как искус­ство худо­же­ст­вен­но­го сло­ва: в допись­мен­ный пери­од мифотвор­че­ство было одно­вре­мен­но и лите­ра­тур­ным про­цес­сом. И даже тогда, когда появи­лась пись­мен­ная лите­ра­ту­ра, она не утра­ти­ла сво­их проч­ных свя­зей с уст­ным народ­ным твор­че­ст­вом, с мифо­ло­ги­ей и народ­ны­ми ска­за­ни­я­ми. Раз воз­ник­нув, мифо­ло­ги­че­ские герои полу­ча­ли вто­рое рож­де­ние в про­из­веде­ни­ях искус­ства, где твор­че­ская фан­та­зия худож­ни­ка под­час наде­ля­ла их совер­шен­но новы­ми чер­та­ми, изме­ня­ла пер­во­на­чаль­ный харак­тер мифо­ло­ги­че­ско­го сюже­та, уж во вся­ком слу­чае вно­си­ла в него новые дета­ли и оттен­ки, по-ново­му осве­щая его роль.

В мифе под­лин­ные исто­ри­че­ские собы­тия и явле­ния окру­жаю­щей чело­ве­ка дей­ст­ви­тель­но­сти полу­ча­ли фан­та­сти­че­скую фор­му; Маркс назвал мифо­ло­гию фор­мой «худо­же­ст­вен­но-рели­ги­оз­но-прак­ти­че­ски-духов­но­го осво­е­ния мира»². Но фор­ма эта была дина­мич­ной и непре­рыв­но изме­ня­лась. В элли­ни­сти­че­ской, а осо­бен­но рим­ской, эпо­хе на пер­вый план выдви­га­ет­ся худо­же­ст­вен­но-эсте­ти­че­ская сто­ро­на. В про­из­веде­ни­ях поэтов это­го вре­ме­ни язык мифов часто ока­зы­ва­ет­ся лишь эле­мен­том фор­мы (прав­да, еще очень важ­ным), спо­со­бом выра­же­ния идей­но-худо­же­ст­вен­но­го замыс­ла твор­ца. Мифо­ло­гия может пред­ста­вить бла­го­дар­ный мате­ри­ал для созда­ния игри­вых (а ино­гда и несколь­ко фри­воль­ных) любов­ных поэм Овидия и даже ока­зать­ся объ­ек­том ост­ро­ум­но­го паро­ди­ро­ва­ния («Диа­ло­ги богов» Луки­а­на).

И все же миф для мно­гих людей антич­но­сти оста­вал­ся исто­ри­ей, ухо­див­шей сво­и­ми глу­бо­чай­ши­ми кор­ня­ми в тот уже исчез­нув­ший мир, когда жили дале­кие пред­ки людей и свер­ша­лись собы­тия, само вели­чие кото­рых застав­ля­ло верить в их истин­ность. Вот поче­му уче­ные соста­ви­те­ли ком­мен­та­ри­ев к Гоме­ру (схо­ли­а­сты), сооб­щая иные вари­ан­ты мифа, все­гда назы­ва­ют их «исто­ри­я­ми» и ука­зы­ва­ют на их источ­ник.

Зачат­ки науч­но­го инте­ре­са к мифам и пер­вые попыт­ки их систе­ма­ти­за­ции отно­сят­ся к очень ран­не­му вре­ме­ни — веро­ят­но, уже к нача­лу VI в. до н. э. Здесь сле­ду­ет назвать преж­де все­го лого­гра­фов — авто­ров пер­вых исто­ри­че­ских сочи­не­ний. Про­из­веде­ния лого­гра­фов до нас не дошли, но писа­тель I в. до н. э. Дио­ни­сий Гали­кар­насский, несо­мнен­но дер­жав­ший их в руках, сооб­ща­ет о них сле­дую­щее в посвя­щен­ном твор­че­ству Фукидида иссле­до­ва­нии: «Соби­ра­ясь начать свое сочи­не­ние, посвя­щен­ное Фукидиду, я хочу ска­зать несколь­ко слов и о дру­гих исто­ри­ках — об исто­ри­ках стар­ше­го поко­ле­ния, и о тех, кото­рые жили в его вре­мя. На их фоне осо­бен­но ясным станет как направ­ле­ние его твор­че­ства, кото­рым с.101 Фукидид отли­ча­ет­ся от сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, так и сила, в нем заклю­чен­ная.

Боль­шое коли­че­ство исто­ри­ков жили в раз­ных частях Элла­ды до Пело­пон­нес­ской вой­ны. К их чис­лу отно­сят­ся Эвге­он с Само­са, Деиох с Про­кон­не­са, Эвдем с Паро­са, Дамокл фиге­ле­ец, Гека­тей миле­тя­нин, Аку­си­лай из Аргоса, Харон из Ламп­са­ка, Меле­са­гор из Хал­кедо­на. Несколь­ко ранее Пело­пон­нес­ской вой­ны и до вре­ме­ни Фукидида жили Гел­ла­ник с ост­ро­ва Лес­боса, Дамаст сиге­ец, Ксе­но­мед хио­сец, Ксанф лиди­ец и боль­шое коли­че­ство дру­гих. Направ­ле­ние их твор­че­ства было сход­ным в выбо­ре и постро­е­нии сюже­та, и в отно­ше­нии каче­ства сочи­не­ний они немно­гим отли­ча­ют­ся друг от дру­га. Одни из них опи­са­ли эллин­ские дела, дру­гие — вар­вар­ские. Эти фак­ты и собы­тия изла­га­лись ими не в тес­ной свя­зи друг с дру­гом, но отдель­но для каж­до­го государ­ства или наро­да. Они пре­сле­до­ва­ли все­гда одну цель: собрать воеди­но все пре­да­ния отдель­но для каж­до­го наро­да или государ­ства, кото­рые сохра­ня­лись у мест­ных жите­лей либо были заклю­че­ны в рели­ги­оз­ных или свет­ских кни­гах, и сде­лать это досто­я­ни­ем все­го обще­ства, ниче­го не добав­ляя к ним и не убав­ляя. В этих сочи­не­ни­ях встре­ча­лись и мифы, дошед­шие от древ­ней­ших вре­мен, и неко­то­рые сце­ни­че­ско­го харак­те­ра пери­пе­тии, кажу­щи­е­ся весь­ма наив­ны­ми нынеш­ним людям. Стиль изло­же­ния был в основ­ном оди­на­ков у всех, кто изби­рал себе один и тот же диа­лект. Важ­ней­ши­ми осо­бен­но­стя­ми их сти­ля были ясность, чистота, сжа­тость, выбор выра­же­ний в соот­вет­ст­вии с избран­ной темой, отсут­ст­вие вся­кой искус­ст­вен­но­сти. Их про­из­веде­ния — одни в боль­шей, дру­гие в мень­шей сте­пе­ни — носят на себе отпе­ча­ток какой-то све­же­сти и пре­ле­сти, что яви­лось при­чи­ной того, что они не исчез­ли и про­дол­жа­ют сохра­нять­ся».

Из чис­ла извест­ных нам лого­гра­фов более все­го отво­ди­ли места мифам в сво­их сочи­не­ни­ях Фере­кид (обыч­но назы­вае­мый афи­ня­ни­ном, так как он про­жил в этом горо­де боль­шую часть жиз­ни) и Аку­си­лай из Аргоса. Оба они жили в V в. до н. э. Их сочи­не­ния носи­ли исто­ри­ко-мифо­ло­ги­че­ский харак­тер. Сохра­нив­ши­е­ся фраг­мен­ты поз­во­ля­ют пред­по­ла­гать, что в про­из­веде­ни­ях этих лого­гра­фов изло­же­ние часто стро­и­лось по гене­а­ло­ги­че­ско­му прин­ци­пу. Ссыл­ки на Фере­кида и Аку­си­лая явля­ют­ся осо­бен­но часты­ми в «Биб­лио­те­ке».

Иной прин­цип изло­же­ния при­ме­нил жив­ший при­бли­зи­тель­но в одно вре­мя с Фере­кидом и Аку­си­ла­ем лого­граф Гел­ла­ник с Лес­боса. Его «Атти­да», «Эоли­ка» и «Пер­си­ка» отно­сят­ся к так назы­вае­мым хоро­гра­фи­че­ским сочи­не­ни­ям: в осно­ву здесь был поло­жен гео­гра­фи­че­ский прин­цип рас­по­ло­же­ния мате­ри­а­ла. Лого­гра­фы изла­га­ли мифы, пере­ска­зы­вая древ­ние эпи­че­ские поэ­мы как допо­д­лин­ную исто­рию; в этих пере­ло­же­ни­ях сохра­ня­лись арха­и­че­ские чер­ты, казав­ши­е­ся наив­ны­ми и неле­пы­ми уже в то вре­мя.

К кон­цу V в. до н. э. ста­ло замет­ным новое отно­ше­ние к мифам и пре­да­ни­ям ста­ри­ны, кото­рые без­ого­во­роч­но при­ни­ма­лись на веру даже чело­ве­ком с таким ана­ли­ти­че­ским и холод­ным умом, каким был вели­кий исто­рик Фукидид. Тяже­лый кри­зис, охва­тив­ший гре­че­ское обще­ство во с.102 вре­мя Пело­пон­нес­ской вой­ны, рас­ша­тал веру в древ­них богов и в те мифы, где рас­ска­зы­ва­лось о их про­ис­хож­де­нии и гене­а­ло­гии геро­ев: следы этой пере­оцен­ки цен­но­стей мы заме­ча­ем в тра­геди­ях Софок­ла и Эври­пида и комеди­ях Ари­сто­фа­на, все­ми сила­ми ста­рав­ше­го­ся защи­тить ста­рин­ные пред­став­ле­ния и нра­вы³. Кри­ти­цизм и неве­рие, нача­ло кото­ро­му поло­жил еще Ксе­но­фан⁴, уси­ли­лись во мно­го раз бла­го­да­ря дея­тель­но­сти софи­стов, рас­цвет кото­рой как раз сов­па­да­ет со вре­ме­нем Пело­пон­нес­ской вой­ны (431—404 гг. до н. э.).

След­ст­ви­ем это­го было сво­бод­ное и ино­гда даже несколь­ко игри­вое отно­ше­ние к попу­ляр­ным мифо­ло­ги­че­ским сюже­там, изло­же­ние кото­рых ста­ви­ло теперь сво­ею целью доста­вить людям при­ят­ное раз­вле­че­ние, сооб­щить пора­жаю­щие вооб­ра­же­ние фак­ты. Вид­ным пред­ста­ви­те­лем тако­го направ­ле­ния в мифо­гра­фии счи­та­ют жив­ше­го во вто­рой поло­вине V в. до н. э. Геро­до­ра из Герак­леи⁵. В напи­сан­ном им сочи­не­нии о Герак­ле он собрал все мифы, свя­зан­ные с име­нем это­го героя, быв­ше­го эпо­ни­мом его род­но­го горо­да. Дру­гое сочи­не­ние Геро­до­ра — «Арго­нав­ти­ка», назы­ва­ют так­же и «Пело­пию»⁶. Источ­ни­ка­ми для этих сочи­не­ний послу­жи­ли древ­ние эпи­че­ские поэ­мы.

Как само­сто­я­тель­ный жанр гре­че­ской лите­ра­ту­ры мифо­гра­фия фор­ми­ру­ет­ся толь­ко после клас­си­че­ской эпо­хи. Нача­ло широ­ко­му и систе­ма­ти­че­ско­му изу­че­нию мифов поло­жил алек­сан­дрий­ский поэт Кал­ли­мах (ок. 310—240 гг. до н. э.). Гро­мад­ная систе­ма­ти­зи­ру­ю­щая дея­тель­ность Кал­ли­ма­ха по состав­ле­нию ката­ло­га зна­ме­ни­той Алек­сан­дрий­ской биб­лио­те­ки не мог­ла не кос­нуть­ся и само­го мате­ри­а­ла этой лите­ра­ту­ры — лежа­щих в ее осно­ве народ­ных ска­за­ний и мифов. «Исто­ри­че­ские досто­при­ме­ча­тель­но­сти» — так мож­но пере­ве­сти загла­вие про­за­и­че­ско­го сочи­не­ния Кал­ли­ма­ха υπομ­νή­ματα ισ­το­ρικα — вклю­ча­ли в себя в каче­стве состав­ных частей, как пред­по­ла­га­ет Вен­дель, очер­ки «О ним­фах», «Засе­ле­ние горо­дов и ост­ро­вов», «Изме­не­ния имен»⁷. По-види­мо­му, эти «Досто­при­ме­ча­тель­но­сти» с.103 (о них точ­нее почти ниче­го не извест­но) были одним из пер­вых мифо­гра­фи­че­ских сочи­не­ний алек­сан­дрий­ской лите­ра­ту­ры: мифы об осно­ва­нии горо­дов и засе­ле­нии ост­ро­вов, леген­ды, свя­зан­ные с объ­яс­не­ни­ем гео­гра­фи­че­ских назва­ний, были Кал­ли­ма­хом не толь­ко собра­ны, но, веро­ят­но, и систе­ма­ти­зи­ро­ва­ны. Это направ­ле­ние в мифо­гра­фии про­дол­жи­ли уче­ни­ки Кал­ли­ма­ха — Истр и Фило­сте­фан, а так­же Лиси­мах из Алек­сан­дрии, о кото­ром извест­но, что он напи­сал какой-то «Свод фиван­ских исто­рий», или «Фиван­ские исто­рии», а так­же «Воз­вра­ще­ния». Огром­ный нако­пив­ший­ся к тому вре­ме­ни мифо­ло­ги­че­ский мате­ри­ал, содер­жав­ший­ся как в про­из­веде­ни­ях лите­ра­ту­ры, так и у мифо­гра­фов, собрать в одном руко­вод­стве было труд­но, поэто­му в алек­сан­дрий­скую эпо­ху про­дол­жа­ют­ся поис­ки прин­ци­пов систе­ма­ти­за­ции мифов, из кото­рых по-преж­не­му наи­боль­шей попу­ляр­но­стью поль­зу­ет­ся гео­гра­фи­че­ский: мифы, свя­зан­ные с одним горо­дом или рай­о­ном, кон­цен­три­ру­ют­ся в еди­ном повест­во­ва­нии. Сле­дуя это­му прин­ци­пу, Динарх напи­сал «Крит­скую мифо­ло­гию», а Менекл из Тео­са, обра­ба­ты­вая те же мифы, соста­вил «Крит­ский кикл». Делос­ские «Мест­ные мифы» были собра­ны Демо­те­ле­сом с ост­ро­ва Анд­ро­са, а Неант из Кизи­ка опи­сал мифы, свя­зан­ные с раз­лич­ны­ми горо­да­ми.

Эти собра­ния удо­вле­тво­ря­ли рас­ту­щим потреб­но­стям раз­ви­ваю­щей­ся алек­сан­дрий­ской куль­ту­ры, ее уче­ной поэ­зии, пред­ста­ви­те­ли кото­рой исполь­зо­ва­ли ред­кие и мало кому извест­ные сюже­ты, ее уче­ных фило­ло­гов, в среде кото­рых достиг высо­ко­го совер­шен­ства жанр лите­ра­тур­но-мифо­ло­ги­че­ско­го ком­мен­та­рия. Но вме­сте с таки­ми про­из­веде­ни­я­ми, чисто науч­ны­ми по сво­е­му харак­те­ру, ко II в. до н. э. ста­но­вят­ся рас­про­стра­нен­ны­ми и науч­но-попу­ляр­ные (если исполь­зо­вать совре­мен­ную тер­ми­но­ло­гию) руко­вод­ства по мифо­ло­гии, сжа­тые мифо­ло­ги­че­ские ком­пен­ди­у­мы, состав­ляв­ши­е­ся как на осно­ве более широ­ких по объ­е­му про­из­веде­ний мифо­гра­фов, так и путем пере­ло­же­ния древ­них эпи­че­ских поэм и дру­гих лите­ра­тур­ных про­из­веде­ний.

Сюжет­ные рам­ки «Биб­лио­те­ки» сов­па­да­ют с так назы­вае­мым «эпи­че­ским кик­лом». Этот тер­мин воз­ник уже в клас­си­че­скую эпо­ху, и Ари­сто­тель исполь­зу­ет его в «Ана­ли­ти­ках» в каче­стве всем извест­но­го поня­тия, иссле­дуя непра­виль­ные фор­мы умо­за­клю­че­ния⁸. Поня­тие это воз­ник­ло, веро­ят­но, в свя­зи с нача­лом науч­но­го иссле­до­ва­ния гоме­ров­ских поэм, в кото­рых затра­ги­ва­лись мно­гие дета­ли тро­ян­ско­го, фиван­ско­го и иных кру­гов ска­за­ний (так, напри­мер, песнь о дере­вян­ном коне, кото­рую испол­ня­ет в VIII кни­ге «Одис­сеи» сле­пой певец Демо­док, долж­на была суще­ст­во­вать до созда­ния поэ­мы, так же как и мно­гие дру­гие мифы)⁹. Фор­мой их суще­ст­во­ва­ния мог­ли быть народ­ные эпи­че­ские пес­ни, лите­ра­тур­ная обра­бот­ка кото­рых про­изо­шла уже после созда­ния «Или­а­ды» и «Одис­сеи»: те, кому при­над­ле­жа­ли эти обра­бот­ки, зна­чи­тель­но усту­па­ли авто­ру «Или­а­ды» или «Одис­сеи» в даро­ва­нии. Отсюда отно­ше­ние с.104 к этим поэ­мам извест­ных алек­сан­дрий­ских кри­ти­ков, при­ме­ром кото­ро­го может слу­жить выска­зы­ва­ние Кал­ли­ма­ха ἐχθαίρο τό ποίημα τό κυκ­λι­κόν (AP XII, 43). Поэ­мы эти, одна­ко, соста­ви­ли тот круг про­из­веде­ний, кото­рые были необ­хо­ди­мы для пони­ма­ния и эксе­ге­ти­ки Гоме­ра. Вождем этой эксе­ге­ти­ки был зна­ме­ни­тый Ари­старх, для кото­ро­го, впро­чем, сло­во «кик­ли­че­ский» было сино­ни­мом сло­ва «пош­лый»¹⁰. О том, что тер­мин «эпи­че­ский кикл» име­ет имен­но такое про­ис­хож­де­ние, свиде­тель­ст­ву­ет заме­ча­ние одно­го древ­не­го схо­ли­а­ста: «Кик­ли­че­ски­ми поэта­ми назы­ва­ют тех, кото­рые опи­са­ли все, что вокруг (κύκ­λον) «Или­а­ды», все, что про­ис­хо­ди­ло до или после опи­сан­ных ею собы­тий»¹¹.

Вна­ча­ле этот тер­мин обо­зна­чал, по-види­мо­му, всю сово­куп­ность поэм, создан­ных на осно­ве мифов, полу­чив­ших отра­же­ние в «Илиа­де» и «Одис­сее», но позд­нее это сло­во ста­ли при­ме­нять для обо­зна­че­ния мифо­ло­ги­че­ских ком­пен­ди­у­мов, где в про­за­и­че­ской фор­ме пере­ска­зы­ва­лись сюже­ты этих поэм, объ­еди­нен­ные в систе­му. Точ­ное содер­жа­ние «эпи­че­ско­го кик­ла» вскрыть, види­мо, невоз­мож­но, хотя В. Крист в пер­вом изда­нии сво­ей «Исто­рии гре­че­ской лите­ра­ту­ры» и дает пере­чень поэм, охва­ты­вае­мых этим поня­ти­ем¹². Есть осно­ва­ния счи­тать, что содер­жа­ние это­го тер­ми­на по-раз­но­му пони­ма­лось раз­лич­ны­ми авто­ри­те­та­ми древ­но­сти и что оно изме­ня­лось исто­ри­че­ски. Одна­ко нам извест­но, что в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху была сде­ла­на попыт­ка (веро­ят­но, одна из мно­гих) соста­вить нечто вро­де учеб­ни­ка по мифо­ло­гии. В пере­чне про­из­веде­ний грам­ма­ти­ка Дио­ни­сия Ски­тобра­хи­о­на, жив­ше­го во вто­рой поло­вине II в. до н. э., мы нахо­дим про­за­и­че­ское сочи­не­ние, оза­глав­лен­ное «Исто­ри­че­ский кикл»¹³. Впро­чем, Зуз­е­миль гово­рит о создан­ном в пери­од от Дио­ни­сия Ски­тобра­хи­о­на и до Дио­до­ра учеб­ни­ке по мифо­ло­гии, при­над­ле­жав­шем неиз­вест­но­му авто­ру¹⁴ и послу­жив­шем глав­ным источ­ни­ком для III и IV книг Дио­до­ра, рас­ска­зов Коно­на и Гиги­на, а так­же для «Биб­лио­те­ки», авто­ра кото­рой он назы­ва­ет Псев­до-Апол­ло­до­ром. Одна­ко боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей все боль­ше скло­ня­ют­ся к тому, чтобы счи­тать авто­ром упо­мя­ну­то­го «Кик­ла» Дио­ни­сия Ски­тобра­хи­о­на, про­зван­но­го по сво­е­му глав­но­му про­из­веде­нию кик­ло­гра­фом. Этот «Кикл» был свое­об­раз­ной мифо­ло­ги­че­ской энцик­ло­пе­ди­ей, создан­ной глав­ным обра­зом на мате­ри­а­ле древ­ней эпи­че­ской поэ­зии¹⁵. Сочи­не­ние Дио­ни­сия, по мне­нию Швар­ца, лег­ло в осно­ву III и IV книг Дио­до­ра¹⁶. Мно­гие вопро­сы, свя­зан­ные с этим «эпи­че­ским кик­лом», оста­ют­ся неяс­ны­ми. Это отно­сит­ся преж­де все­го к пере­ч­ню вклю­чен­ных в него эпи­че­ских поэм и к пред­по­ла­гае­мым с.105 авто­рам; но мож­но допу­стить, что он охва­ты­вал все основ­ные мифы начи­ная с бра­ка Ура­на и Геи и до собы­тий, свя­зан­ных с Одис­се­ем и его кон­чи­ной: он соеди­нял в себе «Тео­го­нию» и геро­и­че­ские саги¹⁷.

Виль­гельм Крист, напи­сав­ший в кон­це XIX в. свою извест­ную исто­рию гре­че­ской лите­ра­ту­ры, был скло­нен вклю­чать в «эпи­че­ский кикл» сюже­ты сле­дую­щих эпи­че­ских поэм: «Тео­го­ния», «Тита­но­ма­хия», «Дана­ида», «Эди­по­дия», «Фива­ида», «Эпи­го­ны», «Киприи», «Или­а­да», «Эфи­о­пида», «Малая Или­а­да», «Раз­ру­ше­ние Или­о­на», «Воз­вра­ще­ния», «Одис­сея» и «Теле­го­ния»¹⁸. Одна­ко худож­ник, создав­ший зна­ме­ни­тые «Или­он­ские таб­ли­цы», начи­нал этот «эпи­че­ский кикл» с «Фива­иды». У Дио­ни­сия Ски­тобра­хи­о­на «Кикл» вклю­чал в себя и дру­гие мифы, как мож­но пред­по­ла­гать на осно­ва­нии сле­дую­ще­го сооб­ще­ния Дио­до­ра (III, 66, 5): «Мы про­следим в основ­ных чер­тах то, что рас­ска­за­но о Ливии у Дио­ни­сия, соста­вив­ше­го свод древ­ней мифо­пеи. Послед­ний ведь сочи­нил кни­ги о Дио­ни­се, ама­зон­ках, арго­нав­тах, о собы­ти­ях, имев­ших место во вре­мя Тро­ян­ской вой­ны, и о мно­гом дру­гом, ссы­ла­ясь на поэ­мы древ­них мифо­ло­гов и поэтов».

Если упо­мя­ну­тый Дио­до­ром Дио­ни­сий дей­ст­ви­тель­но явля­ет­ся извест­ным алек­сан­дрий­ским грам­ма­ти­ком Дио­ни­си­ем Ски­тобра­хи­о­ном, то факт исполь­зо­ва­ния его труда Дио­до­ром под­твер­жда­ет попу­ляр­ность его сочи­не­ния в лите­ра­тур­ных кру­гах. У это­го Дио­ни­сия учил­ся Марк Анто­ний Гни­фон, извест­ный про­фес­сор рито­ри­ки и грам­ма­ти­ки вре­мен Цице­ро­на: послед­ний учил­ся у него в Риме уже после того, как достиг пре­ту­ры¹⁹.

Дошед­шая до нас под име­нем Апол­ло­до­ра, жив­ше­го во II в. до н. э. афин­ско­го грам­ма­ти­ка, «Биб­лио­те­ка»²⁰ долж­на быть отне­се­на к чис­лу мифо­гра­фи­че­ских сочи­не­ний, изла­гав­ших в про­за­и­че­ском пере­ска­зе основ­ные сюже­ты «эпи­че­ско­го кик­ла». Руко­вод­ство по мифо­ло­гии под этим назва­ни­ем дер­жал в сво­их руках извест­ный биб­лио­фил и эрудит, жив­ший в IX в. до н. э. визан­тий­ский пат­ри­арх Фотий, сооб­щаю­щий о «Биб­лио­те­ке» с.106 сле­дую­щее²¹: «В том же самом кодек­се²² мною была про­чи­та­на кни­жеч­ка (βιβ­λι­δάριον) Апол­ло­до­ра. Назы­ва­ет­ся она «Биб­лио­те­ка». Эта кни­жеч­ка изла­га­ла древ­ней­шие ска­за­ния (τά γα­λαιότα­τα) элли­нов, повест­во­ва­ла о геро­ях и богах так, как пред­став­ля­ли их себе элли­ны в те вре­ме­на, рас­ска­зы­ва­ла о про­ис­хож­де­нии назва­ний рек, мест, наро­дов и горо­дов и пр., что вос­хо­дит к древ­но­сти. Изло­же­ние дово­ди­лось до собы­тий Тро­ян­ской вой­ны. Оно каса­лось так­же еди­но­борств, про­ис­хо­див­ших меж­ду неко­то­ры­ми мужа­ми, и их дея­ний, и опи­сы­ва­ло стран­ст­вия тех, кто воз­вра­щал­ся из-под Трои, осо­бен­но же Одис­сея, на кото­ром и закан­чи­ва­лось это повест­во­ва­ние о древ­них вре­ме­нах». Далее Фотий, высо­ко оце­ни­вая полез­ность этой кни­ги и богат­ство содер­жав­ше­го­ся в ней мате­ри­а­ла, цити­ро­вал эпи­грам­му из шести строк, напи­сан­ную в эле­ги­че­ском раз­ме­ре²³. В этой эпи­грам­ме чита­те­лю давал­ся совет позна­вать мифы, не обра­ща­ясь ни к Гоме­ру, ни к авто­рам эле­гий, ни к тра­ги­кам, ни к лири­че­ским поэтам и авто­рам кик­ли­че­ских поэм, ибо в этой кни­ге чита­тель най­дет все, «что содер­жит мир».

Из этой цита­ты Фотия ясно, что он рас­по­ла­гал пол­ным тек­стом «Биб­лио­те­ки» (в то вре­мя как до нас дошли толь­ко пер­вые три кни­ги). Совер­шен­но оче­вид­но, что «Биб­лио­те­ка», кото­рую дер­жал в сво­их руках Фотий, и дошед­шее до нас руко­вод­ство по мифо­ло­гии явля­ют­ся одним и тем же сочи­не­ни­ем²⁴. Нако­нец, мы впра­ве на осно­ва­нии сооб­ще­ния Фотия сде­лать и тот вывод, что «Биб­лио­те­ка» в целом была сочи­не­ни­ем неболь­шо­го объ­е­ма, так как Фотий употреб­ля­ет по отно­ше­нию к ней умень­ши­тель­ный тер­мин.

«Биб­лио­те­ка» пред­став­ля­ет собой един­ст­вен­ное из всех дошед­ших до нас антич­ных сочи­не­ний по мифо­ло­гии, где мифы Древ­ней Гре­ции изла­га­ют­ся в наи­бо­лее пол­ном и систе­ма­ти­зи­ро­ван­ном виде. Соста­ви­тель этой кни­ги не зада­вал­ся целью фило­соф­ско­го осмыс­ле­ния этих мифов и не счи­тал нуж­ным про­явить в какой бы то ни было фор­ме свое отно­ше­ние к ним: они рас­ска­за­ны очень про­сто, сжа­то, ино­гда ско­ро­го­вор­кой (в ущерб содер­жа­нию), доволь­но часто при­во­дят­ся вари­ан­ты со ссыл­ка­ми на источ­ник²⁵. Соста­ви­тель стре­мил­ся к тому, чтобы ни один сколь­ко-нибудь извест­ный мифо­ло­ги­че­ский пер­со­наж не остал­ся без вни­ма­ния в свя­зи с тем или иным мифо­ло­ги­че­ским сюже­том, отсюда его при­стра­стие к длин­ней­шим пере­ч­ням имен геро­ев. В осно­ву изло­же­ния поло­жен гене­а­ло­ги­че­ский прин­цип. Оно начи­на­ет­ся с Тео­го­нии (I, 1—5), с.107 затем изла­га­ет­ся Гиган­то­ма­хия и сле­ду­ет рас­сказ о роде Дев­ка­ли­о­на (I, 8—9); закан­чи­ва­ет­ся I кни­га подроб­ной исто­ри­ей похо­да арго­нав­тов.

II кни­га начи­на­ет­ся с заяв­ле­ния авто­ра о том, что после рас­ска­за о роде Дев­ка­ли­о­на он перей­дет к изло­же­нию исто­рии рода Ина­ха (II, 1—8). С гла­вы 4 автор пере­хо­дит к исто­рии подви­гов Герак­ла, кото­рые завер­ша­ют­ся спис­ком сыно­вей Герак­ла (II, 7). Затем сле­ду­ет повест­во­ва­ние о Герак­лидах, закан­чи­ваю­ще­е­ся опи­са­ни­ем гибе­ли Теме­на и Крес­фон­та.

III кни­га начи­на­ет­ся с исто­рии рода Аге­но­ра и крит­ских мифов. Рас­ска­зав о Глав­ке, сыне Мино­са, автор заяв­ля­ет, что на этом он закан­чи­ва­ет исто­рию потом­ков Евро­пы и пере­хо­дит к исто­рии Кад­ма (III, 4). Подроб­но рас­ска­за­ны фиван­ские мифы об Эди­пе, похо­де семи вождей, об Эпи­го­нах (III, 7). В двух после­дую­щих гла­вах III кни­ги изла­га­ют­ся аркад­ские мифы, исто­рия рода Пелас­га, за кото­рой сле­ду­ет исто­рия рода Атлан­та. Рас­сказ о доче­ри Атлан­та Тай­ге­те поз­во­ля­ет перей­ти к лакон­ским мифам, а об Элек­тре — к тро­ян­ским. Почти без вся­кой свя­зи с преды­ду­щим изло­же­ни­ем автор пере­хо­дит затем к роду Асо­па и Эака (III, 12, 6), и так же вне­зап­но (III, 14) начи­на­ет­ся изло­же­ние мест­ных атти­че­ских мифов, от древ­них мифи­че­ских царей Афин до подви­гов Тесея, на кото­рых изло­же­ние обры­ва­ет­ся. То, что далее сле­до­ва­ло про­дол­же­ние, вид­но хотя бы из ссыл­ки в I кни­ге (3, 4), где гово­рит­ся в свя­зи с рас­ска­зом о Сире­нах, что речь о них пой­дет в той части кни­ги, где опи­са­ны стран­ст­вия Одис­сея. Но весь тро­ян­ский цикл ска­за­ний ока­зал­ся в утра­чен­ной части «Биб­лио­те­ки».

Недо­стаю­щую часть «Биб­лио­те­ки» вос­пол­ня­ют (прав­да, крайне недо­ста­точ­ным обра­зом) две Эпи­то­мы — Вати­кан­ская и Саб­ба­ит­ская. Первую открыл Ваг­нер в 1885 г. в соста­ве одно­го Вати­кан­ско­го кодек­са (Cod. Va­tic. 950), отно­ся­ще­го­ся к XIV в., и издал ее в 1891 г²⁶. В най­ден­ной Ваг­не­ром Эпи­то­ме изла­га­лось содер­жа­ние и той части «Биб­лио­те­ки», кото­рой недо­ста­ет в дошед­ших до нас руко­пи­сях. Как пола­гал Шварц (в этом ему сле­до­вал и Фрэ­зер), авто­ром Эпи­то­мы был Цецес²⁷.

Дву­мя года­ми позд­нее в одном из Иеру­са­лим­ских мона­сты­рей Папа­до­пу­ло-Кера­мевс открыл фраг­мен­ты Эпи­то­мы «Биб­лио­те­ки», назван­ные Саб­ба­ит­ски­ми по име­ни мона­сты­ря, где была обна­ру­же­на руко­пись²⁸.

Вати­кан­скую эпи­то­му и Саб­ба­ит­ские фраг­мен­ты соеди­нил воеди­но Фрэ­зер в изда­нии «Биб­лио­те­ки», вышед­шем в серии «Loeb clas­si­cal Lib­ra­ry» в 1921 г., вста­вив в неко­то­рых местах необ­хо­ди­мые для вос­ста­нов­ле­ния свя­зи тек­сты из сочи­не­ний Цеце­са («Хили­а­ды» и «Схо­лии к Ликофро­ну») и Зено­бия, вос­хо­дя­щие к «Биб­лио­те­ке».

с.108 В этой рекон­струи­ро­ван­ной Фрэ­зе­ром Эпи­то­ме I гла­ва изла­га­ет остав­ши­е­ся от III кни­ги мифы о Тесее, II гла­ва — исто­рию рода Пелоп­са до женить­бы Мене­лая на Елене, III гла­ва заклю­ча­ет в себе мифы тро­ян­ско­го цик­ла, начи­ная с ябло­ка раздо­ра и кон­чая пере­ч­нем союз­ни­ков, при­быв­ших на помощь Трое, IV гла­ва крат­ко сооб­ща­ет о собы­ти­ях, рас­ска­зан­ных в «Илиа­де», V гла­ва оста­нав­ли­ва­ет­ся на собы­ти­ях, имев­ших место после опи­сан­ных в «Илиа­де», начи­ная с убий­ства Ахил­ле­сом цари­цы ама­зо­нок Пен­те­си­леи и до собы­тий, свя­зан­ных с гибе­лью Трои, разде­лом добы­чи и осуж­де­ни­ем Эан­та. VI гла­ва Эпи­то­мы рас­ска­зы­ва­ет о при­клю­че­ни­ях геро­ев, воз­вра­щаю­щих­ся на роди­ну после Тро­ян­ской вой­ны. Эпи­то­ма закан­чи­ва­ет­ся VII гла­вой, где изла­га­ет­ся содер­жа­ние «Одис­сеи» и сооб­ща­ет­ся о судь­бе Одис­сея, его жены Пене­ло­пы и Теле­го­на, его сына от Кир­ки (по-види­мо­му, конец Эпи­то­мы пере­да­ет содер­жа­ние поэ­мы «Теле­го­ния», при­над­ле­жав­шей поэту Эвгам­мо­ну из Кире­ны).

Стиль Эпи­то­мы бли­зок к сти­лю «Биб­лио­те­ки», с тем толь­ко раз­ли­чи­ем (если исклю­чить еще боль­шую сжа­тость и лако­нич­ность), что вари­ан­ты тра­ди­ции при­во­дят­ся реже и столь же ред­ки ссыл­ки на источ­ни­ки. Срав­ни­вая Эпи­то­му с сохра­нив­ши­ми­ся частя­ми «Биб­лио­те­ки», мож­но так­же заме­тить, что недо­стаю­щая часть послед­ней была весь­ма зна­чи­тель­на и вряд ли состав­ля­ла менее поло­ви­ны все­го объ­е­ма. Содер­жа­ние поэм тро­ян­ско­го цик­ла пере­да­ет­ся в Эпи­то­ме настоль­ко крат­ко, что вся «Или­а­да» изло­же­на на двух неболь­ших стра­нич­ках совре­мен­но­го изда­ния, и еще мень­ше места зани­ма­ет пере­сказ «Эфи­о­пиды»: толь­ко «Киприи», содер­жа­ние кото­рых изло­же­но в III гла­ве Эпи­то­мы, зани­ма­ют срав­ни­тель­но боль­ше места. Срав­ни­вая круг мифов, изло­жен­ных в «Биб­лио­те­ке», с «эпи­че­ским кик­лом», как он выри­со­вы­ва­ет­ся в экс­церп­те Прок­ла, и с кик­лом Дио­ни­сия Ски­тобра­хи­о­на, мож­но допу­стить, что «Биб­лио­те­ка» сто­ит бли­же к послед­не­му, отли­чав­ше­му­ся более широ­ким содер­жа­ни­ем.

В рас­ска­зе авто­ра «Биб­лио­те­ки» миф высту­па­ет в каче­стве сюжет­ной схе­мы, в кото­рой ино­гда опус­ка­ют­ся важ­ные дета­ли, что дела­ет изло­же­ние мало­по­нят­ным. В каче­стве при­ме­ра мож­но при­ве­сти миф об Ори­оне и Ойно­пи­оне (I, 4, 3). Здесь труд­но понять, за что Ойно­пи­он осле­пил Ори­о­на; и толь­ко из дру­гих источ­ни­ков мы узна­ем, что Ори­он сва­тал­ся к доче­ри Ойно­пи­о­на, но послед­ний не хотел отдать ее за него и все откла­ды­вал свадь­бу. Тогда Ори­он, напив­шись пья­ным, ворвал­ся в покои его доче­ри и совер­шил над ней наси­лие.

Систе­ма, в кото­рой пере­да­ет­ся содер­жа­ние «Одис­сеи», гово­рит о том, что худо­же­ст­вен­ные осо­бен­но­сти про­из­веде­ния, сюжет кото­ро­го изла­гал­ся в «Биб­лио­те­ке», совер­шен­но не инте­ре­со­ва­ли ее авто­ра: искус­ная ком­по­зи­ция «Одис­сеи», кото­рую еще Ари­сто­тель назы­вал «запу­тан­ной», изме­не­на в Эпи­то­ме так, что о судь­бе Одис­сея рас­ска­зы­ва­ет­ся, начи­ная с отплы­тия из-под Трои и кон­чая сце­ной узна­ва­ния Одис­сея Лаэр­том.

Само изло­же­ние мифов в «Биб­лио­те­ке» содер­жит мно­го­чис­лен­ные про­ти­во­ре­чия. Чер­пая из раз­лич­ных источ­ни­ков, автор назы­ва­ет Сирен то дочерь­ми Мель­по­ме­ны, то Сте­ро­пы; Пер­се­фо­на ока­зы­ва­ет­ся то доче­рью Стикс, то Демет­ры; Гиа­кинт высту­па­ет то в каче­стве сына Пиера и Клио, с.109 то Амик­ла и Дио­меды. Из детей Нио­бы, сооб­ща­ет «Биб­лио­те­ка», спас­лись толь­ко Амфи­он и Хло­рида, но как раз они и не были упо­мя­ну­ты выше, где пере­чис­ля­лись дети Нио­бы (III, 5, 6). Роберт ука­зы­ва­ет, что при­ме­ры подоб­ных несоот­вет­ст­вий весь­ма мно­го­чис­лен­ны²⁹.

Несмот­ря на это, «Биб­лио­те­ка» поль­зо­ва­лась зна­чи­тель­ной попу­ляр­но­стью в среде грам­ма­ти­ков и вооб­ще всех, кто инте­ре­со­вал­ся мифо­ло­ги­ей. Из нее широ­ко чер­па­ли оба бра­та Цеце­сы — Иса­ак и Иоанн; авто­ры схо­лий к Гоме­ру, Пин­да­ру, Софо­клу, Эври­пиду, как уже ука­зы­ва­лось, цити­ру­ют «Биб­лио­те­ку», при­чем эти схо­лии при­над­ле­жат, по мне­нию иссле­до­ва­те­лей, к чис­лу древ­ней­ших.

Есть одно свиде­тель­ство Мар­ци­а­ла, кото­рое обра­ща­ет на себя осо­бое вни­ма­ние, когда речь идет об Апол­ло­до­ре. Это эпи­грам­ма (I, 61), в кото­рой поэт пере­чис­ля­ет самых попу­ляр­ных авто­ров:

Веро­на стих уче­но­го пев­ца любит, Гор­да Маро­ном Ман­туя, Зем­ле Апон­ской сла­ву дал ее Ливий, И Стел­ла, и не мень­ше Флакк, Апол­ло­до­ру дожде­нос­ный Нил пле­щет, Пелигн Назо­ном хва­лит­ся…

(Пер. Ф. А. Пет­ров­ско­го).

Кто этот Апол­ло­дор, имя кото­ро­го свя­зы­ва­ет­ся с Егип­том (как совер­шен­но ясно выте­ка­ет из кон­тек­ста эпи­грам­мы)? По мне­нию извест­но­го изда­те­ля Мар­ци­а­ла Л. Фрид­лен­де­ра, ком­мен­ти­ро­вав­ше­го инте­ре­су­ю­щее нас место, упо­мя­ну­тый здесь Апол­ло­дор явля­ет­ся каким-то алек­сан­дрий­ским писа­те­лем (или поэтом), при­быв­шим в Рим и при­ни­мав­шим уча­стие в пер­вом Agon Ca­pi­to­li­nus (86 г. н. э.)³⁰. Но это­му утвер­жде­нию про­ти­во­ре­чит весь кон­текст эпи­грам­мы, где рядом с Апол­ло­до­ром постав­ле­ны такие извест­ные авто­ры, как Вер­ги­лий, Овидий, Ливий… Поэто­му мы впра­ве пред­по­ло­жить, что здесь име­ет­ся в виду доволь­но извест­ный в рим­ских лите­ра­тур­ных кру­гах писа­тель — и это ско­рее все­го тот самый Апол­ло­дор из Алек­сан­дрии, сочи­не­ние кото­ро­го «О богах» поль­зо­ва­лось боль­шой сла­вой. Авл Гел­лий, жив­ший на несколь­ко деся­ти­ле­тий поз­же Мар­ци­а­ла, назы­ва­ет Апол­ло­до­ра «зна­ме­ни­тей­шим писа­те­лем» (XVII, 4, 4).

У Стра­бо­на (I, 2, 38) мы нахо­дим ссыл­ку на сочи­не­ние Апол­ло­до­ра (кото­рое, к сожа­ле­нию, не назва­но). Из этой ссыл­ки мож­но заклю­чить, что в трудах алек­сан­дрий­ских уче­ных, в кото­рых затра­ги­ва­лись свя­зан­ные с мифо­ло­ги­ей вопро­сы, мне­ние Апол­ло­до­ра учи­ты­ва­лось³¹.

с.110 Дан­ные антич­ной тра­ди­ции о жиз­ни и трудах Апол­ло­до­ра явля­ют­ся весь­ма неопре­де­лен­ны­ми и скуд­ны­ми. Из био­гра­фи­че­ской справ­ки, кото­рая содер­жит­ся в лек­си­коне Суды, мы узна­ем, что грам­ма­тик Апол­ло­дор, сын Аскле­пи­а­да, был по про­ис­хож­де­нию афи­ня­ни­ном и учил­ся у родос­ско­го фило­со­фа Панэтия и грам­ма­ти­ка Ари­стар­ха. Рас­цвет дея­тель­но­сти Апол­ло­до­ра пада­ет на середи­ну II в. до н. э.³² После 146 г. до н. э. Апол­ло­дор покида­ет Алек­сан­дрию. По всей види­мо­сти, его отъ­езд был вызван гоне­ни­ем про­тив уче­ных, кото­рое начал Пто­ле­мей Фис­кон³³.

Апол­ло­дор пере­ехал в Пер­гам, и будучи свя­зан там с дво­ром Атта­ла II, посвя­тил послед­не­му свою «Хро­ни­ку»³⁴. Она была напи­са­на сти­ха­ми, не лишен­ны­ми и поэ­ти­че­ско­го досто­ин­ства, судя по неко­то­рым дан­ным³⁵. Начи­на­лась эта «Хро­ни­ка» с раз­ру­ше­ния Трои и дово­ди­лась до 144 г. до н. э.

Оста­ток сво­ей жиз­ни Апол­ло­дор про­жил в Афи­нах, куда он при­ехал вско­ре после того, как пер­гам­ское цар­ство пре­кра­ти­ло свое суще­ст­во­ва­ние в 133 г. до н. э. и ста­ло рим­ской про­вин­ци­ей Ази­ей³⁶. Поми­мо «Хро­ни­ки», зна­чи­тель­ным трудом Апол­ло­до­ра был при­мы­каю­щий по сво­е­му направ­ле­нию к гоме­ров­ским штуди­ям Ари­стар­ха ком­мен­та­рий к «Ката­ло­гу кораб­лей», состо­яв­ший из 12 книг. Этот утра­чен­ный для нас труд исполь­зо­вал Стра­бон в тех местах, где он каса­ет­ся гоме­ров­ской гео­гра­фии. В одном месте (VII, р. 298) Стра­бон при­во­дит цита­ту из труда Апол­ло­до­ра, где послед­ний гово­рит о сво­их прин­ци­пах иссле­до­ва­ния гоме­ров­ской гео­гра­фии, под­дер­жи­вая точ­ку зре­ния Эра­то­сфе­на, утвер­ждав­ше­го, что Гомер хоро­шо знал все, что име­ло отно­ше­ние к Элла­де, но очень сла­бо пред­став­лял себе терри­то­рии, нахо­див­ши­е­ся за ее пре­де­ла­ми.

Совер­шен­но в духе алек­сан­дрий­цев и по путям, про­ло­жен­ным Кал­ли­ма­хом и затем Ари­сто­фа­ном Визан­тий­ским³⁷ (круп­ней­шим фило­ло­гом Алек­сан­дрии, воз­гла­вив­шим на склоне лет Биб­лио­те­ку), Апол­ло­дор занял­ся лек­си­ко­гра­фи­ей. Он иссле­до­вал эти­мо­ло­гии раз­лич­ных гре­че­ских слов в труде, так и назы­вав­шем­ся «Эти­мо­ло­гии», или «Эти­мо­ло­гу­ме­на»³⁸. В этом и в дру­гих сочи­не­ни­ях Апол­ло­дор уде­лял боль­шое вни­ма­ние сюжет­ной сто­роне, что вызва­ло заме­ча­ние Герак­ли­та в «Гоме­ров­ских алле­го­ри­ях», с.111 назвав­ше­го Апол­ло­до­ра писа­те­лем, «весь­ма искус­ным в отно­ше­нии раз­лич­ных исто­рий»³⁹.

Сре­ди сочи­не­ний Апол­ло­до­ра древ­ние авто­ры упо­ми­на­ют «Периэ­ге­зу» (Опи­са­ние зем­ли); об этом сочи­не­нии есть свиде­тель­ства в лек­си­коне Сте­фа­на Визан­тий­ско­го и у Стра­бо­на (XIV, 995). Сочи­не­ние это было так же, как и «Хро­ни­ка», напи­са­но сти­ха­ми. Назы­ва­ли еще сочи­не­ние Апол­ло­до­ра «Об афин­ских гете­рах» (244 T 17 Jaco­by) и сочи­не­ния о Софроне и Эпи­хар­ме⁴⁰. Как вид­но из назван­ных сочи­не­ний, круг инте­ре­сов Апол­ло­до­ра опре­де­лял­ся ско­рее раз­ви­ти­ем алек­сан­дрий­ской фило­ло­гии, чем стои­че­ской фило­со­фии, как мы мог­ли бы это­го ожи­дать, исхо­дя из того, что он был уче­ни­ком Панэтия. Одна­ко самым зна­чи­тель­ным про­из­веде­ни­ем Апол­ло­до­ра было сочи­не­ние «О богах» в 24 кни­гах, кото­рое широ­ко исполь­зо­ва­ли более позд­ние уче­ные, в част­но­сти Пор­фи­рий, Ямб­лих и Сопатр⁴¹. Об этом сочи­не­нии мы чита­ем у Фотия⁴²: «Были про­чте­ны «Раз­лич­ные выбор­ки» (έκ­λο­γαί διάφο­ροι) в 12 кни­гах софи­ста Сопат­ра… В пер­вой кни­ге рас­смат­ри­ва­ет­ся то, что рас­ска­зы­ва­ют элли­ны в сво­их мифах о богах. Она состав­ле­на из 3-й кни­ги сочи­не­ния Апол­ло­до­ра «О богах». Апол­ло­дор был афи­ня­ни­ном и грам­ма­ти­ком по про­фес­сии. Но сочи­не­ние Сопат­ра состав­ле­но не толь­ко из этой 3-й кни­ги, но и из 4-й, 5-й, 8-й; опять из 1-й, из 12-й, из 15-й, из 16-й и так до 24-й кни­ги⁴³. В этом собра­нии Сопатр изло­жил те пред­став­ле­ния, кото­рые элли­ны соста­ви­ли себе о сво­их богах, а так­же и то, что име­ло отно­ше­ние к исто­рии. Там идет речь об эллин­ских геро­ях, о Дио­с­ку­рах, о том, что в Аиде, и тому подоб­ном…».

Заме­ча­ние Фотия об извле­че­нии, сде­лан­ном Сопа­тром из сочи­не­ния Апол­ло­до­ра «О богах», очень важ­но, так как оно рису­ет нам общий харак­тер это­го про­из­веде­ния Апол­ло­до­ра: такое пред­став­ле­ние труд­но соста­вить себе на осно­ва­нии тех фраг­мен­тов, кото­рые собра­ны у Мюл­ле­ра или Яко­би. Мы впра­ве заклю­чить на осно­ва­нии сооб­ще­ния Фотия, что сочи­не­ние Апол­ло­до­ра содер­жа­ло мифы раз­но­об­раз­но­го харак­те­ра, начи­ная с «Тео­го­нии» и кон­чая геро­и­че­ским эпо­сом. По-види­мо­му, сюжет­ная рам­ка все­го про­из­веде­ния Апол­ло­до­ра опре­де­ля­лась, может быть толь­ко в общих чер­тах, эпи­че­ским кик­лом. Сохра­нив­ши­е­ся фраг­мен­ты из это­го сочи­не­ния Апол­ло­до­ра крайне недо­ста­точ­ны⁴⁴: но все же рас­смот­ре­ние неко­то­рых из них может дать нам допол­ни­тель­ный мате­ри­ал к тому, что гово­рит Фотий.

с.112 Мы узна­ем авто­ра «Эти­мо­ло­гии» в пер­вом же фраг­мен­те (244 F 88 Jaco­by), где гово­рит­ся о том, что Зевс назы­ва­ет­ся Додон­ским пото­му, что он дает (δι­δωσι) людям бла­га, и Пеласги­че­ским, так как он нахо­дит­ся близ­ко (πέ­λας) от зем­ли. Эта плос­кая и при­ми­тив­ная эти­мо­ло­ги­за­ция не может нам вну­шить боль­шо­го ува­же­ния к авто­ру: если это и почерк уче­но­го, то во вся­ком слу­чае неболь­шо­го мас­шта­ба.

В сле­дую­щем фраг­мен­те (244 F 89 Jaco­by) содер­жит­ся этио­ло­ги­че­ский миф, объ­яс­ня­ю­щий, поче­му жен­щи­ны-жри­цы на празд­ни­ке Фесмофо­рий назы­ва­лись «пче­ла­ми»: ока­зы­ва­ет­ся, назва­ние вос­хо­дит к име­ни парос­ско­го царя Мелис­са, у кото­ро­го было 60 доче­рей, посвя­щен­ных в мисте­рии Пер­се­фо­ны. В фраг­мен­те (244 F 90 Jaco­by) имя богинь Харит про­из­во­дит­ся от сло­ва χα­ρα (радость).

Все эти тол­ко­ва­ния осно­ва­ны на эти­мо­ло­ги­зи­ро­ва­нии, при­том не вполне науч­ном даже в те вре­ме­на, когда писал Апол­ло­дор. Попы­та­ем­ся срав­нить эти фраг­мен­ты с тем, что мы нахо­дим в «Биб­лио­те­ке».

В пер­вой же кни­ге «Биб­лио­те­ки» нам бро­са­ет­ся в гла­за стрем­ле­ние авто­ра объ­яс­нить про­ис­хож­де­ние цело­го ряда назва­ний исхо­дя из эти­мо­ло­гии. Так, в кни­ге I (9, 24) про­ис­хож­де­ние назва­ния горо­да Томы объ­яс­ня­ет­ся тем, что здесь были захо­ро­не­ны части (τό­μοι — отрез­ки) тела Апсир­та, уби­то­го Меде­ей. В кни­ге I (9, 26) про­ис­хож­де­ние назва­ния ост­ро­ва Ана­фэ воз­во­дит­ся к гла­го­лу ανα­φανή­ναι. В кни­ге I (7, 2) люди назва­ны λαοι от λάας (камень). Стрем­ле­ние к эти­мо­ло­ги­зи­ро­ва­нию харак­тер­но для всех частей сочи­не­ния Апол­ло­до­ра «О богах», о чем свиде­тель­ст­ву­ют сохра­нив­ши­е­ся фраг­мен­ты (ср. 244 F 102 Jaco­by, где назва­ние реки Ахе­рон­та в Аиде про­из­во­дит­ся от τά άχη — скорбь и т. п.).

Ино­гда мож­но отме­тить тек­сту­аль­ные сов­па­де­ния меж­ду «Биб­лио­те­кой» и сочи­не­ни­ем «О богах». Так, в кни­ге III (10, 3) мы чита­ем о том, как Арси­ноя, с кото­рой сошел­ся бог Апол­лон, роди­ла Аскле­пия: «Но неко­то­рые гово­рят, что Аскле­пий родил­ся не от Арси­нои, доче­ри Лев­кип­па, а от Коро­ниды, доче­ри Фле­гия, в Фес­са­лии… рас­ска­зы­ва­ют, что Апол­лон влю­бил­ся в нее и сра­зу же с ней сошел­ся…».

В фраг­мен­те (244 F 138a Jaco­by) мы так­же чита­ем о том, что Аскле­пий был сыном Арси­нои: «Но иные гово­рят, что он был сыном Коро­ниды, с кото­рой Апол­лон тай­но и про­тив ее воли сошел­ся…».

Нель­зя не отме­тить, одна­ко, что стиль сохра­нив­ших­ся фраг­мен­тов сочи­не­ния Апол­ло­до­ра «О богах» зна­чи­тель­но отли­ча­ет­ся от сти­ля «Биб­лио­те­ки». Для срав­не­ния оста­но­вим­ся на отрыв­ке из 20-й кни­ги «О богах», кото­рый при­веден дослов­но (αύταις λέ­ξεσι) у Пор­фи­рия (см. 244 F 102 Jaco­by): «Ска­зав это по пово­ду Ахе­рон­та, Апол­ло­дор затем гово­рит о Стикс в сле­дую­щих выра­же­ни­ях: Стикс они сде­ла­ли страш­ной, вну­шаю­щей ужас боги­ней, явля­ю­щей­ся зало­гом клятв богов. Они поме­сти­ли ее в Аиде и сочли нуж­ным так ее назвать, ибо люди скор­бят (στιγ­νά­ζειν) от пости­гаю­щих их несча­стий и боят­ся (στι­γεσυαι) все­го того, что свя­за­но с Аидом. Зало­гом же клятв она ста­ла по про­ти­во­по­лож­ной при­чине: ведь Стикс сама по себе име­ет силу, губи­тель­но дей­ст­ву­ю­щую на все живое и сущее, они же обла­да­ют совер­шен­но иным харак­те­ром и пре­сле­ду­ют про­ти­во­по­лож­ные цели…».

с.113 Цити­ро­ван­ный отры­вок вос­хо­дит к той части сочи­не­ния «О богах», где рас­смат­ри­ва­ет­ся «то, что в Аиде». Он содер­жит уже зна­ко­мые нам чер­ты люби­те­ля эти­мо­ло­гии, но отли­ча­ет­ся вме­сте с тем сво­бод­ным и раз­вер­ну­тым сти­лем изло­же­ния. Ряд эпи­те­тов рису­ет нам образ Стикс, про­ис­хож­де­ние ее име­ни, при­чи­ны, по каким она ста­ла зало­гом клятв богов. Если пред­по­ло­жить, что в «Биб­лио­те­ке» эта часть кни­ги «О богах» нашла каким-то обра­зом свое отра­же­ние, то более все­го в этом плане под­хо­дит отры­вок из кни­ги I (2, 5): но там ска­за­но толь­ко то, что боги сде­ла­ли Стикс зало­гом клятв. В уже цити­ро­ван­ном выше отрыв­ке автор далее при­во­дит выдерж­ки из про­из­веде­ний раз­лич­ных поэтов: он ссы­ла­ет­ся на сти­хи Мела­нип­пида из «Пер­се­фо­ны», при­во­дит цита­ты из Ликим­ния и Софок­ла (тра­гедия «Полик­се­на»). В «Биб­лио­те­ке» сти­хотвор­ные цита­ты пол­но­стью отсут­ст­ву­ют, есть толь­ко ссыл­ки на мно­го­чис­лен­ных авто­ров. Отсюда мы впра­ве сде­лать вывод, что «Биб­лио­те­ка» не может счи­тать­ся частью сочи­не­ния Апол­ло­до­ра «О богах», хотя такая точ­ка зре­ния допус­ка­лась уче­ны­ми XIX в.

Поэто­му очень рано было выска­за­но мне­ние, что «Биб­лио­те­ка» пред­став­ля­ет собой кон­спект како­го-то боль­шо­го труда («maio­ris opens com­pen­dium», — как писал Мюл­лер в пер­вом изда­нии сво­их фраг­мен­тов)⁴⁵. Еще Кла­вье, издав­ший «Биб­лио­те­ку» в 1805 г. с обшир­ным ком­мен­та­ри­ем и пере­во­дом, обра­тил вни­ма­ние на то, что «Биб­лио­те­ку» упо­ми­на­ют толь­ко Фотий и схо­ли­а­сты, но не антич­ные авто­ры, знаю­щие все дру­гие сочи­не­ния Апол­ло­до­ра⁴⁶. Осо­бен­но­сти «Биб­лио­те­ки» — крат­кость и сжа­тость ее сло­га, веду­щие к неяс­но­сти того, что сооб­ща­ет­ся, отсут­ст­вие связ­но­сти и сораз­мер­но­сти в ком­по­зи­ции III кни­ги — заста­ви­ли пред­по­ло­жить, что сам Апол­ло­дор нико­гда не писал «Биб­лио­те­ки» и что она пред­став­ля­ет собой свод­ку из несколь­ких его про­из­веде­ний («О богах», «Хро­ни­ка» и др.). Мюл­лер даже пола­гал, что мифо­ло­ги­че­ское сочи­не­ние Апол­ло­до­ра было напи­са­но в сти­хах, как и «Хро­ни­ка», и лишь впо­след­ст­вии эти про­из­веде­ния, состав­ляв­шие еди­ный свод, были пере­ло­же­ны в про­зу и назва­ны «Биб­лио­те­кой».

Спе­ци­аль­но вопро­су о том, может ли Апол­ло­дор счи­тать­ся авто­ром «Биб­лио­те­ки», посвя­ще­на уже цити­ро­вав­ша­я­ся здесь дис­сер­та­ция Робер­та (De Apol­lo­do­ri Bib­lio­the­ca). Отвер­гая воз­мож­ность того, что тра­ди­ция, при­пи­сы­ваю­щая это сочи­не­ние Апол­ло­до­ру, име­ет серь­ез­ные осно­ва­ния, Роберт исхо­дит из цело­го ряда сооб­ра­же­ний. Преж­де все­го это осо­бен­но­сти сти­ля «Биб­лио­те­ки», заклю­чаю­ще­го в себе что-то дет­ское: таким сти­лем вооб­ще не мог писать вели­кий грам­ма­тик, каким был, по мне­нию Робер­та, Апол­ло­дор⁴⁷. Срав­ни­вая фраг­мен­ты сочи­не­ния Апол­ло­до­ра «О богах», в кото­рых Роберт ста­ра­ет­ся открыть следы стои­че­ской фило­со­фии, с «Биб­лио­те­кой», он при­хо­дит к выво­ду, что послед­няя не име­ет ниче­го обще­го со стои­че­ским уче­ни­ем⁴⁸. В «Биб­лио­те­ке» нет и с.114 следа от тех прин­ци­пов кри­ти­ки Гоме­ра, кото­рые выдви­нул Ари­старх и кото­рые дол­жен был бы усво­ить Апол­ло­дор, явля­ю­щий­ся его уче­ни­ком. Наи­бо­лее серь­ез­ным дово­дом Робер­та, реши­тель­но отвер­гаю­ще­го автор­ство Апол­ло­до­ра, явля­ет­ся ука­за­ние, что в «Биб­лио­те­ке» упо­ми­на­ет­ся «Хро­ни­ка» Касто­ра — лите­ра­то­ра, жив­ше­го во вре­ме­на Цице­ро­на, т. е. на целое поко­ле­ние, если не боль­ше, поз­же Апол­ло­до­ра (II, 1, 3).

Этот Кастор был женат на доче­ри галат­ско­го тет­рар­ха Деиота­ра, дру­га рим­ско­го наро­да, под­дер­жи­вав­ше­го рим­ские вой­ска во вре­мя вой­ны с Мит­ри­да­том и позд­нее, в Пар­фян­ской войне. «Хро­ни­ка» Касто­ра дово­ди­лась до 61 г. до н. э⁴⁹. Ясно, что цити­ро­вать это про­из­веде­ние Апол­ло­дор, конец жиз­ни кото­ро­го пада­ет на послед­нюю чет­верть II в. до н. э., никак не мог⁵⁰. Воз­мож­ность интер­по­ля­ции Роберт реши­тель­но отвер­га­ет, хотя дока­за­тель­ство его несколь­ко искус­ст­вен­но⁵¹.

Итак, автор «Биб­лио­те­ки» жил после 61 г. до н. э., заклю­ча­ет Роберт. Вто­рую гра­ни­цу опре­де­лить гораздо труд­нее, ибо тот факт, что «Биб­лио­те­ку» цити­ру­ют схо­ли­а­сты Гоме­ра, Софок­ла, Эври­пида, Пин­да­ра, Пла­то­на, еще ни о чем не гово­рит (мы не зна­ем вре­ме­ни состав­ле­ния этих схо­лий). Исхо­дя из ряда сооб­ра­же­ний обще­го харак­те­ра (в том чис­ле дан­ных язы­ка), Роберт скло­ня­ет­ся к мыс­ли, что автор «Биб­лио­те­ки» соста­вил свой труд в пер­вой поло­вине II в. н. э.⁵² Работа Робер­та ока­за­ла вли­я­ние на всех работав­ших после него иссле­до­ва­те­лей. Начи­ная с это­го вре­ме­ни уче­ные, желая под­черк­нуть несо­сто­я­тель­ность тра­ди­ции об авто­ре «Биб­лио­те­ки», все чаще назы­ва­ют его Псев­до-Апол­ло­до­ром⁵³.

Кри­ти­че­ское направ­ле­ние работы Робер­та раз­ви­вал Шварц. Он назы­вал «Биб­лио­те­ку» «незре­лым трудом начи­наю­ще­го авто­ра, пло­хо ори­ен­ти­ро­ван­но­го в раз­ви­тии мифо­гра­фии», и, сле­дуя Бете, пытал­ся дока­зать, что автор это­го посо­бия по мифо­ло­гии поло­жил в осно­ву сво­его труда какой-то позд­ний ком­пен­ди­ум⁵⁴.

Харак­тер работы соста­ви­те­ля «Биб­лио­те­ки» с источ­ни­ка­ми име­ет нема­лое зна­че­ние для опре­де­ле­ния вре­ме­ни, когда она появи­лась: чем тес­нее ее зави­си­мость от ори­ги­наль­ных про­из­веде­ний древ­ней лите­ра­ту­ры, тем более ран­ним сле­ду­ет счи­тать ее про­ис­хож­де­ние и тем боль­ше с.115 осно­ва­ний для пред­по­ло­же­ния, что она дей­ст­ви­тель­но име­ет какое-то отно­ше­ние к грам­ма­ти­ку, кото­ро­го тра­ди­ция назы­ва­ет ее авто­ром. И наобо­рот, если удаст­ся дока­зать, что источ­ни­ка­ми «Биб­лио­те­ки» явля­ют­ся позд­ние мифо­ло­ги­че­ские ком­пи­ля­ции, не может быть сомне­ния в том, что она появи­лась и сама очень позд­но и отно­сит­ся к кон­цу антич­ной эпо­хи или даже к нача­лу визан­тий­ской. Необ­хо­ди­мо сра­зу же отме­тить, что зада­ча опре­де­ле­ния того, как автор «Биб­лио­те­ки» работал со сво­и­ми источ­ни­ка­ми (кото­рые им назы­ва­ют­ся) — непо­сред­ст­вен­но или из вто­рых или третьих рук, — явля­ет­ся чрез­вы­чай­но слож­ной по той при­чине, что боль­шин­ство сочи­не­ний, на кото­рые он ссы­ла­ет­ся, до нас не дошло. Ука­жем вна­ча­ле на эпи­че­ские поэ­мы, кото­рые упо­ми­на­ют­ся в каче­стве источ­ни­ков в «Биб­лио­те­ке»: это «Алк­мео­нида» (I, 8, 5), «Фива­ида» (I, 8, 4), поэ­мы Гоме­ра (I, 3, 5; II, 2, 1; II, 3, 1; III, 1, 1; III, 5, 6), «Воз­вра­ще­ния» (II, 1, 4), «Нав­пак­ти­ка» (III, 10, 3) и «Малая Или­а­да» (Э V, 14).

Из поэтов цити­ру­ют­ся Геси­од (I, 8, 4; I, 9, 21; II, 1, 1; II, 1, 3; II, 2, 2; II, 3, 1; III, 5, 6; III, 6, 7; III, 8, 1—2; III, 9, 2; III, 14, 4), Асий (III, 8, 2), Кер­коп (II, 1, 35; II, 1, 5), Писандр (I, 8, 5), Пани­а­сид (I, 5, 2; III, 10, 3; III, 14, 4), Апол­ло­ний Родос­ский (I, 9, 21), Сте­си­хор (III, 10, 3), поэтес­са Теле­сил­ла (III, 5, 6), Эври­пид (II, 1, 4; III, 6, 8; III, 7, 7; III, 9, 2). Из про­за­и­ков автор «Биб­лио­те­ки» чаще все­го ссы­ла­ет­ся на Фере­кида (I, 5, 2; I, 8, 5; I, 9, 19; II, 1, 3; II, 4, 8; III, 1, 1; III, 4, 1; III, 4, 2; III, 6, 7; III, 8, 2; III, 12, 6), Аку­си­лая (II, 1, 1; II, 1, 3; II, 2, 2; II, 5, 7; III, 4, 4; III, 8, 1; III, 11, 1; III, 15, 2), Геро­до­ра (I, 9, 19; III, 5, 6), Эвме­ла (III, 8, 2; III, 9, 1; III, 11, 1). Упо­ми­на­ют­ся так­же Аскле­пи­ад (II, 1, 3; III, 1, 2), Дио­ни­сий Ски­тобра­хи­он (I, 9, 19), Дема­рат (I, 9, 19), Меле­са­гор (III, 10, 3), Фило­крат (III, 13, 8) и Кастор (II, 1, 3).

При этом сле­ду­ет учи­ты­вать, что зна­чи­тель­ная часть «Биб­лио­те­ки» утра­че­на, и, сле­до­ва­тель­но, при­веден­ный пере­чень ссы­лок дол­жен быть боль­шим и, может быть, более раз­но­об­раз­ным.

Оце­ни­вая общий харак­тер при­веден­ных выше ссы­лок, мы впра­ве сра­зу же сде­лать вывод, что автор ста­ра­ет­ся опе­реть­ся на более древ­ние источ­ни­ки — эпи­че­ские поэ­мы, про­из­веде­ния Геси­о­да и лого­гра­фов. Но сам факт ссыл­ки еще не гово­рит о том, что автор читал эти сочи­не­ния в ори­ги­на­ле, и Роберт скло­ня­ет­ся к мыс­ли, что эти источ­ни­ки взя­ты не из вто­рых или третьих рук⁵⁵. Даже сочи­не­ние Фере­кида, кото­рое так часто цити­ру­ет­ся в «Биб­лио­те­ке», исполь­зо­ва­но, по мне­нию Швар­ца, не в ори­ги­на­ле⁵⁶. Так как на Фере­кида сде­ла­но очень боль­шое коли­че­ство ссы­лок, целе­со­об­раз­но имен­но на нем попы­тать­ся про­ве­рить харак­тер работы с источ­ни­ка­ми, про­де­лан­ной авто­ром «Биб­лио­те­ки».

В II, 4 подроб­ней­шим обра­зом рас­ска­зан миф о Пер­сее. Это один из тех рас­ска­зов «Биб­лио­те­ки», кото­рый отли­ча­ет­ся пол­нотой осве­ще­ния с.116 сюже­та и носит следы лите­ра­тур­ной редак­ции: в отли­чие от мно­гих дру­гих рас­ска­зан­ных в этом памят­ни­ке мифов он не явля­ет­ся голой сюжет­ной схе­мой. Есте­ствен­но пред­по­ло­жить, что этот рас­сказ име­ет в сво­ей осно­ве лите­ра­тур­ный источ­ник, исполь­зо­ван­ный авто­ром с осо­бой пол­нотой. Хотя в этом месте нет ссыл­ки на источ­ник, мы име­ем воз­мож­ность срав­нить ука­зан­ный рас­сказ «Биб­лио­те­ки» с тек­стом схо­лии к Апол­ло­нию Родос­ско­му, содер­жа­щей этот же миф (IV, 1091, 1515), кото­рый пред­став­ля­ет собой обшир­ную цита­ту из вто­рой кни­ги сочи­не­ния Фере­кида. Срав­не­ние пока­зы­ва­ет, что «Биб­лио­те­ка» цити­ру­ет здесь Фере­кида почти дослов­но. Соеди­нив оба тек­ста и попол­нив недо­стаю­щие части в одном за счет дру­го­го, мы полу­ча­ем воз­мож­ность вос­ста­но­вить искон­ный текст Фере­кида⁵⁷. Мож­но видеть, что оба — и автор схо­лии, и автор «Биб­лио­те­ки» — цити­ро­ва­ли Фере­кида неза­ви­си­мо друг от дру­га: так, в рас­ска­зе «Биб­лио­те­ки» есть деталь, опу­щен­ная авто­ром схо­лии, что дела­ет рас­сказ послед­не­го менее логич­ным, — это мотив о мни­мом сва­тов­стве царя ост­ро­ва Сери­фа Полидек­та к Гип­по­да­мии, доче­ри Ойно­мая. Он поз­во­ля­ет понять, поче­му Полидек­ту вдруг пона­до­би­лись кони.

Разу­ме­ет­ся, из это­го при­ме­ра еще не сле­ду­ет вывод, буд­то автор «Биб­лио­те­ки» всюду неукос­ни­тель­но пере­ла­гал или цити­ро­вал всех писа­те­лей, на кото­рых он ссы­ла­ет­ся. Он мог опи­рать­ся на труды сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, сопо­став­ляв­ших раз­лич­ные вари­ан­ты мифо­ло­ги­че­ской тра­ди­ции. Важ­но то, что в ряде слу­ча­ев мы име­ем воз­мож­ность пока­зать, как автор сле­ду­ет в основ­ном како­му-то одно­му источ­ни­ку, при­дер­жи­ва­ясь его с боль­шим посто­ян­ст­вом: Тео­го­ния изла­га­ет­ся им по Геси­о­ду, миф об арго­нав­тах — по Апол­ло­нию Родос­ско­му⁵⁸ и т. п. Поэто­му мы не име­ем пра­ва назвать его про­стым ком­пи­ля­то­ром, соста­вив­шим свое сочи­не­ние из каких-то позд­них мифо­ло­ги­че­ских ком­пен­ди­у­мов.

«Насколь­ко точ­но сле­до­вал автор «Биб­лио­те­ки» за сво­и­ми источ­ни­ка­ми, — пишет Фрэ­зер, — мож­но увидеть из срав­не­ния его рас­ска­зов с теми ори­ги­наль­ны­ми про­из­веде­ни­я­ми, откуда он их заим­ст­во­вал, таки­ми как «Царь Эдип» Софок­ла, «Алкеста» и «Медея» Эври­пида, «Одис­сея» и преж­де все­го «Арго­нав­ти­ка» Апол­ло­ния Родос­ско­го. Та точ­ность, с кото­рой он вос­про­из­во­дит и крат­ко пере­да­ет содер­жа­ние про­из­веде­ний, кото­рые до нас дошли, застав­ля­ет нас с дове­ри­ем отно­сить­ся к его рас­ска­зу, когда пере­да­ет­ся содер­жа­ние таких про­из­веде­ний, кото­рые до нас не дошли»⁵⁹.

Опре­де­лен­ный эле­мент науч­но­го кри­ти­циз­ма, застав­ля­ю­щий нас вспом­нить о луч­ших тра­ди­ци­ях алек­сан­дрий­ской шко­лы фило­ло­гов, виден в том, как автор «Биб­лио­те­ки» цити­ру­ет древ­ние эпи­че­ские поэ­мы. Он назы­ва­ет их авто­ров ο γρά­ψας την Θη­βαίδα, ο την ‘Αλκμαιωνί­δα γεγ ρα­φώς с.117 (I, 8, 4), ο τους Νόσ­τους, γρά­ψας, ο τα Ναυ­πακ­τι­κα συγ­γρά­ψας (II, 1, 5), τά Ναυ­πακ­τι­κά συγ­γρά­ψας (III, 10, 3), ο την Μικ­ραν γρά­ψας ‘Ιλιάδα (Э V, 14). То, что эти ссыл­ки рас­по­ло­же­ны в раз­лич­ных частях «Биб­лио­те­ки», свиде­тель­ст­ву­ет о един­стве под­хо­да к про­бле­ме⁶⁰.

Роберт был убеж­ден, что эпи­че­ская поэ­ма «Фива­ида» была исполь­зо­ва­на толь­ко в пере­ло­же­нии Фере­кида⁶¹. Одна­ко в рас­ска­зе о похо­де семи вождей есть такие арха­и­че­ские дета­ли (ср., напри­мер, рас­сказ о том, как Тидей рас­ко­лол череп Мела­нип­па и выпил из него мозг — III, 6, 8), кото­рые автор мог почерп­нуть ско­рее все­го из под­лин­ни­ка. Эпи­то­ма, заме­ня­ю­щая недо­стаю­щую часть «Биб­лио­те­ки», пере­да­ет нам содер­жа­ние наряду с дру­ги­ми поэ­ма­ми тро­ян­ско­го цик­ла поэ­мы «Киприи». Сюжет поэ­мы изла­га­ет­ся здесь осо­бен­но подроб­но и, что самое глав­ное, при­во­дят­ся подроб­ные пере­ч­ни имен вождей и ука­зы­ва­ет­ся коли­че­ство кораб­лей как с ахей­ской, так и с тро­ян­ской сто­ро­ны (III, 11—14, 34—35). Это не мог­ло быть взя­то из пере­ло­же­ний поэ­мы, так как эти пере­ло­же­ния стре­ми­лись толь­ко к пере­да­че сюжет­ной линии. Как мы виде­ли выше, педан­тич­ное при­стра­стие к подоб­ным пере­ч­ням харак­тер­но и для дру­гих частей «Биб­лио­те­ки».

Ван дер Валк иссле­до­вал схо­лии к «Илиа­де», срав­ни­вая содер­жа­щи­е­ся там «исто­рии» с тек­стом «Биб­лио­те­ки»⁶². По его мне­нию, гоме­ров­ские схо­лии серии D цити­ру­ют ее доволь­но часто, дают инте­рес­ный мифо­ло­ги­че­ский мате­ри­ал и несо­мнен­но при­над­ле­жат к дови­зан­тий­ско­му пери­о­ду. Необ­хо­ди­мо обра­тить вни­ма­ние на то, что схо­лии, цити­руя «Биб­лио­те­ку», назы­ва­ют и ее авто­ра — Апол­ло­до­ра (ср.: Schol. AD A42, где ука­за­на даже кни­га «Биб­лио­те­ки»; Schol. AD A195, AD B103). Одно­вре­мен­но эти схо­лии назы­ва­ют и такие сочи­не­ния Апол­ло­до­ра, под­лин­ность кото­рых нико­гда не вызы­ва­ла сомне­ний. Ван дер Валк пока­зы­ва­ет, что автор «Биб­лио­те­ки» исполь­зо­вал в ори­ги­на­ле и поэ­му Эвме­ла. Послед­ний три­жды упо­ми­на­ет­ся в «Биб­лио­те­ке» (III, 8, 2; III, 9, 1; III, 11, 1), и все эти ссыл­ки нахо­дят­ся очень близ­ко друг от дру­га. Послед­нее обсто­я­тель­ство мож­но объ­яс­нить тем, что автор взял сви­ток с сочи­не­ни­ем Эвме­ла, сде­лал из него ряд выпи­сок и затем, поло­жив на место, боль­ше к нему не воз­вра­щал­ся⁶³. Об этом же гово­рят почти сло­вес­ные сов­па­де­ния в неко­то­рых местах тек­ста Апол­ло­ния Родос­ско­го с тек­стом «Биб­лио­те­ки». В рас­ска­зе о подви­гах Герак­ла «Биб­лио­те­ка» сле­ду­ет в основ­ном Фере­киду, и этим объ­яс­ня­ют­ся мно­го­чис­лен­ные арха­и­че­ские чер­ты, сверхъ­есте­ствен­ные подроб­но­сти, казав­ши­е­ся наив­ны­ми уже в древ­но­сти: тут и борь­ба Герак­ла с бога­ми (попыт­ка застре­лить из лука бога Гелиоса), и путе­ше­ст­вие Герак­ла в куб­ке бога Гелиоса и т. п. Послед­нее осо­бен­но инте­рес­но, ибо сло­во δέ­πας, употреб­лен­ное с.118 в этом рас­ска­зе «Биб­лио­те­ки», отно­сит­ся к чис­лу древ­ней­ших гре­че­ских слов, встре­чав­ших­ся еще в микен­ском язы­ке, при­том с не вполне ясным зна­че­ни­ем⁶⁴. Это сло­во вос­хо­дит к древ­ней­шей поэ­ти­че­ской лек­си­ке, и таких слов мы нахо­дим доволь­но мно­го: ср. βά­σεις, φεις (I, 9, 21), λάβ­ρον πύρ (I, 9, 28), λάβ­ρον χει­μώνα (I, 9, 24), μυ­χοι τού πόν­του (I, 9, 10). Изла­гая миф об Актеоне (III, 4, 4), соста­ви­тель «Биб­лио­те­ки» заим­ст­во­вал его из како­го-то поэ­ти­че­ско­го источ­ни­ка, к кото­ро­му, воз­мож­но, отно­сят­ся испор­чен­ные сти­хи из поэ­мы об Актеоне, при­веден­ные в этом месте⁶⁵. В этой же кни­ге «Биб­лио­те­ки» (III, 7, 5) упо­ми­на­ют­ся «Эри­нии мате­ре­убий­ства» — гоме­ров­ское выра­же­ние, кото­рое мы нахо­дим в «Одис­сее» (XI, 280).

Гео­гра­фи­че­ские опи­са­ния и дета­ли, встре­чаю­щи­е­ся в «Биб­лио­те­ке», не могут слу­жить доста­точ­ным осно­ва­ни­ем для того, чтобы прий­ти к заклю­че­нию, где была она созда­на, откуда про­ис­хо­дит ее автор. Но сле­ду­ет осо­бо отме­тить пре­крас­ную ори­ен­ти­ро­ван­ность авто­ра в гео­гра­фии Атти­ки, в част­но­сти Элев­си­на; автор зна­ет назва­ние мест­но­го коло­д­ца, ска­лы, у кото­рой при­се­ла Демет­ра (I, 5, 1—3). В кни­ге III (14) при опи­са­нии спо­ра Афи­ны с Посей­до­ном гово­рит­ся об оли­ве, кото­рая, по его сло­вам, и поныне пока­зы­ва­ет­ся в Пан­д­ро­сии, а так­же о явлен­ном Посей­до­ном море, кото­рое ныне назы­ва­ет­ся Эрех­те­идой⁶⁶. То же мож­но ска­зать и об ост­ро­ве Родо­се: автор зна­ет, что, под­няв­шись на гору Ата­би­рий, мож­но увидеть дале­кий Крит (III, 2, 1).

Стрем­ле­ние изло­жить мест­ные атти­че­ские мифы нару­ши­ло гене­а­ло­ги­че­ский прин­цип, лежа­щий в осно­ве «Биб­лио­те­ки», а так­же раз­ви­тие глав­ной сюжет­ной линии, опре­де­ля­е­мой «эпи­че­ским кик­лом». По сути дела атти­че­ские мифы, изла­гаю­щи­е­ся в кон­це III кни­ги, не име­ют ника­кой свя­зи ни с преды­ду­щим, ни с после­дую­щим тек­стом «Биб­лио­те­ки» (мифы о Тесее в «эпи­че­ский кикл» не вхо­ди­ли). Такую искус­ст­вен­ную ком­по­зи­цию мож­но объ­яс­нить сим­па­ти­я­ми авто­ра.

Отме­чен­ные здесь осо­бен­но­сти сти­ля, ком­по­зи­ции, мето­да исполь­зо­ва­ния источ­ни­ков, харак­тер­ные для авто­ра «Биб­лио­те­ки», все же не могут слу­жить осно­вой для кате­го­ри­че­ско­го суж­де­ния о том, когда и кем была напи­са­на эта кни­га. Но мож­но сде­лать неко­то­рые выво­ды, кото­рые в свою оче­редь могут слу­жить осно­ва­ни­ем для наи­бо­лее веро­ят­но­го пред­по­ло­же­ния о вре­ме­ни и авто­ре «Биб­лио­те­ки»:

1. «Биб­лио­те­ка» несо­мнен­но заклю­ча­ет в себе ряд черт, поз­во­ля­ю­щих сбли­зить ее с сочи­не­ни­я­ми Апол­ло­до­ра «О богах», «Эти­мо­ло­ги­я­ми» и др.; есть осно­ва­ния пред­по­ла­гать в ее авто­ре афи­ня­ни­на.

2. Тео­рии ряда иссле­до­ва­те­лей кон­ца XIX — нача­ла XX в., соглас­но кото­рым в осно­ве «Биб­лио­те­ки» лежит позд­ний мифо­ло­ги­че­ский ком­пен­ди­ум с.119 (откуда и взя­ты авто­ром ссыл­ки на источ­ни­ки), не име­ют серь­ез­ных осно­ва­ний.

3. Сочи­не­ние Апол­ло­до­ра «О богах», заклю­чав­шее в себе зна­чи­тель­ный собран­ный авто­ром мате­ри­ал попу­ляр­ней­ших мифов (в основ­ном, по-види­мо­му, сов­па­дав­ший с сюжет­ны­ми рам­ка­ми «эпи­че­ско­го кик­ла»), было чрез­мер­но объ­е­ми­стым, вслед­ст­вие чего из это­го сочи­не­ния ста­ли делать­ся осо­бые выбор­ки. Об одном таком пере­ло­же­нии позд­не­го про­ис­хож­де­ния, при­над­ле­жав­шем софи­сту Сопат­ру, мы узна­ем из Фотия.

4. «Биб­лио­те­ка» в каче­стве сочи­не­ния Апол­ло­до­ра не упо­ми­на­ет­ся антич­ны­ми авто­ра­ми, хотя осталь­ные сочи­не­ния его им извест­ны. Меж­ду тем харак­тер «Биб­лио­те­ки» дол­жен был обу­сло­вить попу­ляр­ность тако­го рода крат­ко­го посо­бия по мифо­ло­гии.

5. Важ­ней­ший аргу­мент Робер­та — ссыл­ка на Касто­ра (II, 1, 3) — дол­жен быть при­нят во вни­ма­ние, ибо все же нет доста­точ­ных осно­ва­ний для того, чтобы счи­тать эту ссыл­ку про­стой интер­по­ля­ци­ей.

6. В «Биб­лио­те­ке» содер­жит­ся ряд несо­гла­со­ван­но­стей и про­ти­во­ре­чий, кото­рые вряд ли мог допу­стить такой зна­ток мифо­ло­ги­че­ской тра­ди­ции, каким несо­мнен­но был афин­ский грам­ма­тик II в. до н. э. Апол­ло­дор.

7. Стиль «Биб­лио­те­ки», кон­спек­тив­ный и сжа­тый, нося­щий следы тороп­ли­во­сти и небреж­но­сти⁶⁷, не соот­вет­ст­ву­ет тому пред­став­ле­нию о писа­тель­ской мане­ре Апол­ло­до­ра, кото­рое мож­но соста­вить на осно­ва­нии сохра­нив­ших­ся фраг­мен­тов.

При­веден­ные выше дово­ды не дают воз­мож­но­сти утвер­ждать, что авто­ром «Биб­лио­те­ки» явля­ет­ся афин­ский грам­ма­тик II в. Апол­ло­дор, имя кото­ро­го она носит. Но вме­сте с тем труд­но объ­яс­нить, как без вся­ко­го на то осно­ва­ния мог­ла воз­ник­нуть тра­ди­ция, при­пи­сы­ваю­щая ему это сочи­не­ние. Поэто­му уже очень рано было выдви­ну­то ком­про­мисс­ное реше­ние вопро­са, кото­рое при дан­ном состо­я­нии источ­ни­ков пред­став­ля­ет­ся наи­бо­лее при­ем­ле­мым. Оно состо­ит в том, что «Биб­лио­те­ка» пред­став­ля­ет собой крат­кое пере­ло­же­ние про­из­веде­ний Апол­ло­до­ра, глав­ным обра­зом его сочи­не­ния «О богах». Не исклю­че­но, что эпи­то­ма­тор в свя­зи с зада­чей, кото­рую он себе поста­вил, исполь­зо­вал и дру­гие источ­ни­ки. Судя по все­му, он был не очень ода­рен­ным чело­ве­ком: недо­ста­ток тща­тель­но­сти и лите­ра­тур­но­го вку­са соеди­нял­ся в нем со школь­ной педан­тич­но­стью и стрем­ле­ни­ем щеголь­нуть эруди­ци­ей уче­но­го. Само назва­ние «Биб­лио­те­ка» может наве­сти на мысль о том, что это толь­ко свод­ка мате­ри­а­ла раз­лич­ных сочи­не­ний, хотя дока­зать эту мысль труд­но. К како­му вре­ме­ни отно­сит­ся «Биб­лио­те­ка»? Отве­тить на этот вопрос так же нелег­ко, как и на вопрос о том, кто явля­ет­ся ее авто­ром. Ско­рее все­го «Биб­лио­те­ка» была напи­са­на уже после 61 г. до н. э. (верх­ней гра­ни­цей, таким обра­зом, явля­ет­ся упо­ми­на­ние «Хро­ни­ки» Касто­ра — II, 1, 3, отно­ся­щей­ся с.120 к это­му вре­ме­ни). Нель­зя исклю­чить и воз­мож­но­сти того, что Мар­ци­ал в цити­ро­ван­ной эпи­грам­ме и Авл Гел­лий (XVII, 4, 4) име­ют в виду «Биб­лио­те­ку». Во вся­ком слу­чае к нача­лу II в. это сочи­не­ние уже суще­ст­во­ва­ло. Выска­зан­ное здесь мне­ние по вопро­су о вре­ме­ни и авто­ре «Биб­лио­те­ки» встре­ча­ет­ся в совре­мен­ных спра­воч­ных изда­ни­ях по антич­ной лите­ра­ту­ре⁶⁸.

При всех сво­их недо­стат­ках «Биб­лио­те­ка» про­дол­жа­ет оста­вать­ся для нас един­ст­вен­ным сво­дом мифов, остав­лен­ным нам антич­но­стью, сохра­нив­шим древ­ней­шие вари­ан­ты мифо­ло­ги­че­ской тра­ди­ции, в том чис­ле и такие, кото­рые не могут быть най­де­ны в дру­гих источ­ни­ках. Цен­ность ее состо­ит и в том, что она дает нам пред­став­ле­ние о содер­жа­нии ряда утра­чен­ных для нас про­из­веде­ний антич­ной лите­ра­ту­ры, преж­де все­го эпи­че­ских поэм, вхо­див­ших в «эпи­че­ский кикл».

Edi­tio prin­ceps «Биб­лио­те­ки» было осу­щест­вле­но Бенедик­том Эги­ем в Риме в 1555 г.⁶⁹ В его изда­нии гре­че­ский текст сопро­вож­дал­ся латин­ским пере­во­дом и подроб­ным ком­мен­та­ри­ем. Эгий не оста­нав­ли­вал­ся перед тем, чтобы встав­лять в текст допол­не­ния из дру­гих источ­ни­ков, когда смысл казал­ся ему недо­ста­точ­но ясным, поэто­му Вестер­ман с раз­дра­же­ни­ем писал о нем: «Apol­lo­do­ro di­ci vix po­test quan­tam la­bem im­po­sue­rit qui pri­mus eius bib­lio­the­cam edi­dit»⁷⁰.

Для изда­ния Эгий исполь­зо­вал руко­пи­си, на кото­рые он сам ссы­ла­ет­ся в при­ме­ча­ни­ях: это Me­tel­li­nus (J), Far­ne­sia­nus (H) и Tet­tia­nus (T). Вто­рой изда­тель «Биб­лио­те­ки», Иеро­ним Ком­ме­лин, поло­жив в осно­ву изда­ния руко­пись Pa­la­tia­us (P), не смог дове­сти изда­ние до кон­ца, и оно было завер­ше­но дру­гим; чте­ния, не содер­жав­ши­е­ся в Пала­тин­ской руко­пи­си, были заклю­че­ны изда­те­лем в скоб­ки⁷¹.

Новую руко­пись, обна­ру­жен­ную в Окс­фор­де (Гейне счи­тал ее копи­ей с Пала­тин­ской руко­пи­си P) — Oxo­nien­sis (O), исполь­зо­вал для сво­его изда­ния «Биб­лио­те­ки» Томас Гэйл, опуб­ли­ко­вав­ший ее вме­сте с мифо­ло­ги­че­ски­ми сочи­не­ни­я­ми Коно­на, Пар­те­ния, Пто­ле­мея Гефе­сти­о­на и Анто­ни­на с.121 Либе­ра­ла. Это изда­ние (Th. Ga­le. His­to­riae poe­ti­cae scrip­to­res an­ti­qui) вышло в Пари­же в 1675 г.

Кри­ти­че­ское изда­ние «Биб­лио­те­ки» на осно­ва­нии изу­че­ния зна­чи­тель­но­го чис­ла руко­пи­сей пред­при­нял Гейне в 1782 г. (вто­рое изда­ние вышло вско­ре после это­го в 1805 г.)⁷². Сре­ди исполь­зо­ван­ных этим уче­ным руко­пи­сей Вестер­ман назы­ва­ет Dor­vil­lia­nus (D), Pa­la­ti­nus (P), Va­ti­ca­nus 1071 (V), Me­di­ceus (M), Ve­sun­ti­nus (X) и три париж­ские руко­пи­си — R^a, R^b, R^c. Труд Гейне лег в осно­ву ряда кри­ти­че­ских изда­ний, сре­ди кото­рых в первую оче­редь сле­ду­ет назвать изда­ние Вестер­ма­на — Scrip­to­res poet­cae his­to­riae grae­ci (My­tho­gra­phi grae­ci). Кри­ти­че­скую работу над тек­стом мож­но счи­тать в основ­ном завер­шен­ной после опуб­ли­ко­ва­ния труда Рихар­да Ваг­не­ра⁷³ (вто­рое изда­ние вышло в 1926 г.). Ваг­нер исполь­зо­вал все име­ю­щи­е­ся руко­пи­си, а так­же Вати­кан­скую и Саб­ба­ит­скую эпи­то­мы и сумел дать надеж­ный текст, снаб­див его кри­ти­че­ским аппа­ра­том.

Текст Ваг­не­ра поло­жил в осно­ву сво­его изда­ния англий­ский уче­ный Джеймс Фрэ­зер, при­вле­кая в сомни­тель­ных слу­ча­ях изда­ния Гейне, Мюл­ле­ра, Вестер­ма­на, Бек­ке­ра и Герхе­ра. В сво­ем изда­нии тек­ста и Эпи­то­мы, рекон­струи­ро­ван­ной на осно­ве Вати­кан­ской эпи­то­мы и Саб­ба­ит­ских фраг­мен­тов, Фрэ­зер дал пере­вод en re­gard, снаб­див все изда­ние подроб­ней­шим мифо­ло­ги­че­ским и реаль­ным ком­мен­та­ри­ем⁷⁴, а так­же при­ло­же­ни­ем, содер­жа­щим ряд ори­ги­наль­ных иссле­до­ва­ний авто­ра, с широ­ким при­вле­че­ни­ем раз­но­об­раз­но­го мифо­ло­ги­че­ско­го и этно­гра­фи­че­ско­го мате­ри­а­ла (все­го три­на­дцать ста­тей: «Мифы о про­ис­хож­де­нии огня», «Сдви­гаю­щи­е­ся ска­лы», «Леген­да об Эди­пе», «Свадь­ба Пелея и Фети­ды», «Воз­вра­ще­ние моло­до­сти», «Вос­кре­ше­ние Глав­ка», «Одис­сей и Поли­фем» и др.).

Завер­ше­ние кри­ти­че­ской работы над тек­стом «Биб­лио­те­ки» поз­во­ли­ло рекон­струи­ро­вать так назы­вае­мую стем­му и опре­де­лить место и зна­че­ние каж­дой руко­пи­си. Про­де­лав­ший эту работу Ваг­нер при­шел к выво­ду, что архе­тип бли­же все­го пред­став­лен руко­пи­сью Нацио­наль­ной биб­лио­те­ки в Пари­же (№ 2722), отно­ся­щей­ся к XIV в., кото­рую он обо­зна­чил лите­рой R⁷⁵. Все осталь­ные руко­пи­си он раз­бил на три груп­пы, и эту клас­си­фи­ка­цию при­во­дит Фрэ­зер в упо­ми­нав­шем­ся здесь изда­нии⁷⁶.

Пер­вая груп­па охва­ты­ва­ет две руко­пи­си, из кото­рых одна содер­жит­ся в Bod­leia­na в Окс­фор­де (Lau­dia­nus 55), дру­гая же (XV или XVI в.) с.122 нахо­дит­ся в Пари­же (№ 2967). Первую из них Ваг­нер обо­зна­чил лите­рой O, вто­рую R^a.

Вто­рая груп­па заклю­ча­ет в себе три руко­пи­си — Пала­тин­скую XVI в. № 52 (P), Париж­скую XVI в. № 1653 (R^e) и дру­гую Париж­скую руко­пись XV в. № 1658 (R^c).

В третью груп­пу вхо­дят четы­ре руко­пи­си: Вати­кан­ская XV в, № 1017 (V), Фло­рен­тий­ская XV в. Lau­ren­tia­nus № LX. 29 (L), Неа­по­ли­тан­ская XV в. № III A1 (N) и Турин­ская XV в. № CII 11 (T).

Осталь­ные руко­пи­си име­ют мень­ше зна­че­ния для вос­ста­нов­ле­ния тек­ста «Биб­лио­те­ки». К ним отно­сят­ся:

1. Руко­пись XVI в., нахо­дя­ща­я­ся в Bod­leia­na в Окс­фор­де (D’Or­vil­lia­nus X, I, 1, 1).

2. Руко­пись XVI в., нахо­дя­ща­я­ся в Бри­тан­ском музее (Har­leia­nus 5732).

3. Руко­пись XVI в. из Тури­на (B IV, 5).

4. Руко­пись XVI в., хра­ня­ща­я­ся во двор­це Бар­бе­ри­ни в Риме (T 122).

Руко­пис­ную тра­ди­цию «Биб­лио­те­ки» попол­ни­ли наход­ки Вати­кан­ской и Саб­ба­ит­ской эпи­то­мы, о кото­рых гово­ри­лось выше. Обе они содер­жат в основ­ном сов­па­даю­щий текст. Там, где текст Вати­кан­ской эпи­то­мы рас­хо­дит­ся с Саб­ба­ит­ски­ми фраг­мен­та­ми, он часто сов­па­да­ет с цита­та­ми из Апол­ло­до­ра, кото­рые при­во­дит Цецес, и это сов­па­де­ние побуди­ло Ваг­не­ра пред­по­ло­жить, что авто­ром Эпи­то­мы и был сам Цецес. Послед­ний сде­лал мно­же­ство заим­ст­во­ва­ний и ссы­лок из тек­ста «Биб­лио­те­ки», состав­ляя свои ком­мен­та­рии к Ликофро­ну.

В осно­ву насто­я­ще­го пере­во­да «Биб­лио­те­ки» было поло­же­но ука­зан­ное выше изда­ние Дж. Фрэ­зе­ра. Для срав­не­ния при­вле­ка­лись так­же сле­дую­щие изда­ния:

1. Apol­lo­do­ri Bib­lio­the­ca, ex rec. Im­ma­nue­lis Bek­ke­ri. Lip­siae, 1854.

2. Apol­lo­do­ri Bib­lio­the­ca, ex rec. B. Her­che­ri. Be­ro­li­ni, 1874.

3. His­to­ri­co­rum Grae­co­rum frag­men­ta, ed. C. Mül­ler, t. I. Pa­ri­siis, 1841.

Пер­вый пере­вод «Биб­лио­те­ки» на рус­ский язык был сде­лан «типо­граф­ским справ­щи­ком» Алек­се­ем Бар­ко­вым в Москве в 1725 г. На титуль­ном листе сто­я­ло: «Апол­ло­до­ра грам­ма­ти­ка афи­ней­ско­го биб­лио­те­ки, или о богах напе­ча­та­ся пове­ле­ни­ем импе­ра­тор­ско­го вели­че­ства в Москве 1725 году»⁷⁷. «Пред­и­сло­вие к чита­те­лю», откры­вав­шее кни­гу, с.123 было напи­са­но Фео­фа­ном Про­ко­по­ви­чем. Во введе­нии рас­ска­зы­ва­лось, как Петр I, бесе­дуя с уче­ны­ми людь­ми, полю­бо­пыт­ст­во­вал, «отку­ду языч­ни­цы про­из­во­дят нача­ло сует­но­го сво­его мно­го­бо­жия и есть ли о том некая язы­че­ская исто­рия». Услы­шав об Апол­ло­до­ре, он при­ка­зал пере­ве­сти его на рус­ский язык. К пере­во­ду было так­же при­ло­же­но сочи­не­ние Саму­и­ла Бохар­та «Сле­до­ва­ние о родо­сло­вии пер­вых богов язы­че­ских, како оное из истин­ной исто­рии свя­щен­но­го писа­ния, язы­ки выпле­ли раз­вра­ще­ни­ем».

То, что одной из пер­вых книг рус­ской граж­дан­ской печа­ти при Пет­ре I ока­за­лась «Биб­лио­те­ка», в дей­ст­ви­тель­но­сти объ­яс­ня­ет­ся отнюдь не при­чи­на­ми бого­слов­ско­го поряд­ка, а про­грес­сом клас­си­циз­ма, быст­ро вхо­див­ше­го в быт Пет­ров­ской эпо­хи: это было несо­мнен­ной данью увле­че­нию антич­ной мифо­ло­ги­ей и антич­ной куль­ту­рой, харак­тер­но­му для тогдаш­ней Евро­пы. Пере­вод был выпол­нен для сво­его вре­ме­ни доволь­но точ­но и с язы­ка ори­ги­на­ла. Образ­цом сти­ля, в кото­ром выпол­нен пере­вод, может слу­жить сле­дую­щий рас­сказ о смер­ти Меле­а­г­ра (I, 8, 3).

«…Меле­агр вышел и неко­то­рых от Тести­е­вых детей побил, Алтея его за то про­кли­на­ла: того ради он дома сидел гне­ва­я­ся. Непри­я­те­ли же уже к сте­нам при­сту­пать ста­ли, и тогда граж­дане с моле­ни­ем упра­ши­ва­ли его, чтоб помогл, и как едва уго­во­ри­ла его жена, он вышел и Тести­е­вых детей оста­лых побил, и сам бия­ся умер; по смер­ти же Меле­а­г­ро­вой Алтея и Клео­пат­ра сами обве­си­ли­ся, а жены, кои пла­ка­ли по мерт­вом, пре­ло­жи­ли­ся в пти­цы» (стр. 41—42).

Вто­рич­но «Биб­лио­те­ка» Апол­ло­до­ра была пере­веде­на на рус­ский язык В. С. Под­ши­ва­ло­вым (Апол­ло­до­ра Афи­ней­ско­го бас­но­сло­вие, или Биб­лио­те­ка о богах, кни­га I и II. Москва, в типо­гра­фии ком­па­нии типо­гра­фи­че­ской, с указ­но­го доз­во­ле­ния, 1787). На титуль­ном листе имя пере­вод­чи­ка не ука­за­но, но «Свод­ный ката­лог рус­ской кни­ги граж­дан­ской печа­ти XVIII века, 1725—1800» (М., 1962, т. I, стр. 48, № 207) сооб­ща­ет, что кни­га пред­став­ля­ет собой уче­ни­че­ский пере­вод В. С. Под­ши­ва­ло­ва, сде­лан­ный отча­сти с гре­че­ско­го, но боль­ше с латин­ско­го. Чтобы полу­чить пред­став­ле­ние о сти­ле, в кото­ром был выпол­нен этот пере­вод, целе­со­об­раз­но срав­нить цити­ро­ван­ный выше отры­вок «Биб­лио­те­ки» в пере­во­де А. Бар­ко­ва с ниже­сле­дую­щим пере­во­дом В. С. Под­ши­ва­ло­ва:

«Когда же непри­я­те­ли подо­шли почти к самым сте­нам, то граж­дане нача­ли Меле­а­г­ра с покор­но­стью про­сить о вспо­мо­же­нии, и он, скло­нив­шись нако­нец с трудом на про­зь­бу сво­ей супру­ги, вышел про­ти­ву их: и убив­ши про­чих Тести­е­вых сынов, умер в сра­же­нии. По смер­ти Меле­а­г­ро­вой Алтея и Клео­пат­ра сами себя пове­си­ли. А те жен­щи­ны, кото­рые опла­ки­ва­ли его кон­чи­ну, пре­тво­ре­ны были в птиц».

Со вре­ме­ни выхо­да в свет пере­во­да В. С. Под­ши­ва­ло­ва «Биб­лио­те­ка» на рус­ский язык более не пере­во­ди­лась.