Гражданская община древнего мира.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

Гражданская община.

с.129

Преж­де чем перей­ти от обра­зо­ва­ния три­бы к воз­ник­но­ве­нию граж­дан­ской общи­ны-государ­ства, мы долж­ны упо­мя­нуть об одном важ­ном фак­то­ре интел­лек­ту­аль­ной жиз­ни древ­них наро­дов.

Иссле­дуя древ­ней­шие веро­ва­ния, мы нашли рели­гию, пред­ме­том кото­рой был культ пред­ков и глав­ным сим­во­лом — очаг. Рели­гия эта обра­зо­ва­ла семью и уста­но­ви­ла пер­вые зако­ны. Но у арий­ской расы во всех ее раз­ветв­ле­ни­ях была еще и дру­гая рели­гия, и глав­ны­ми лица­ми этой рели­гии были Зевс, Гера, Афи­на, Юно­на — боги эллин­ско­го Олим­па и рим­ско­го Капи­то­лия.

Из этих двух рели­гий пер­вая взя­ла сво­их богов из чело­ве­че­ской души, вто­рая — из окру­жаю­щей физи­че­ской при­ро­ды. Если чув­ство живой силы и внут­рен­не­го созна­ния вну­ши­ло чело­ве­ку первую идею о боже­стве, то зре­ли­ще окру­жав­шей и подав­ляв­шей его бес­пре­дель­но­сти дало новое направ­ле­ние его рели­ги­оз­но­му чув­ству.

Пер­во­быт­ный чело­век нахо­дил­ся посто­ян­но лицом к лицу с при­ро­дой; при­выч­ки циви­ли­зо­ван­ной жиз­ни не скры­ва­ли еще от него эту при­ро­ду; ее кра­сота вос­хи­ща­ла его взо­ры, вели­чие ее ослеп­ля­ло его. Он наслаж­дал­ся днев­ным све­том, он боял­ся ноч­ной тем­ноты; когда же он видел, что сно­ва воз­вра­ща­ет­ся «свя­щен­ное сия­ние небес», то испы­ты­вал чув­ство бла­го­дар­но­сти. Жизнь его была в руках при­ро­ды: он ожи­дал бла­го­дат­ных туч, от кото­рых зави­се­ла его жат­ва; он стра­шил­ся бури, кото­рая мог­ла раз­ру­шить труды и надеж­ды цело­го года. Он чув­ст­во­вал каж­дую мину­ту свою сла­бость и могу­ще­ство окру­жаю­щих его сил. Он посто­ян­но испы­ты­вал сме­шан­ное чув­ство бла­го­го­ве­ния, люб­ви и ужа­са перед этой мощ­ной при­ро­дой.

с.130 Чув­ство это не пове­ло его тот­час же к созда­нию пред­став­ле­ния об еди­ном Боге, управ­ля­ю­щем все­лен­ной, пото­му что у чело­ве­ка не было еще пред­став­ле­ния о все­лен­ной. Он не знал еще, что зем­ля и солн­це и небес­ные све­ти­ла — все это лишь части одно­го и того же цело­го; ему не при­хо­ди­ло в голо­ву, что все они могут управ­лять­ся Еди­ным Суще­ст­вом.

При пер­вом взгляде на внеш­ний мир он пока­зал­ся чело­ве­ку чем-то вро­де нестрой­но­го сбо­ри­ща враж­деб­ных и борю­щих­ся меж­ду собою сил. Так как он судил о пред­ме­тах внеш­ней при­ро­ды по само­му себе, себя же чув­ст­во­вал сво­бод­ной лич­но­стью, то и во вся­кой части­це при­ро­ды — в зем­ле, дере­ве, обла­ке, реч­ной воде, солн­це — всюду он видел таких же, похо­жих на себя лич­но­стей. Он при­пи­сы­вал им мысль, волю, сво­бод­ный выбор обра­за дей­ст­вий; чув­ст­вуя их могу­ще­ство, нахо­дясь в их вла­сти, он при­знал свою от них зави­си­мость; он молил­ся и покло­нял­ся им, он сде­лал из них себе богов.

Таким обра­зом, рели­ги­оз­ная идея яви­лась у этой расы в двух раз­лич­ных видах. С одной сто­ро­ны, чело­век при­сво­ил боже­ст­вен­ность прин­ци­пу невиди­мо­му — разу­му, тому, что он про­видел в сво­ей душе, что счи­тал в себе свя­щен­ным; с дру­гой сто­ро­ны, он при­ло­жил свое поня­тие боже­ст­вен­но­го к пред­ме­там внеш­ним, кото­рые он созер­цал, любил или же кото­рых боял­ся, к физи­че­ским силам, быв­шим гос­по­да­ми его сча­стья и жиз­ни.

Эти два ряда веро­ва­ний дали нача­ло двум рели­ги­ям, кото­рые суще­ст­во­ва­ли так же дол­го, как суще­ст­во­ва­ли гре­че­ское и рим­ское обще­ство. Рели­гии эти не враж­до­ва­ли друг с дру­гом, они мир­но ужи­ва­лись рядом, разде­ляя власть над чело­ве­ком; но они так­же нико­гда и не сме­ши­ва­лись. У них все­гда были совер­шен­но раз­лич­ные дог­ма­ты, часто про­ти­во­ре­ча­щие друг дру­гу, раз­лич­ные обряды и цере­мо­нии. Культ богов Олим­па и культ геро­ев и манов нико­гда не име­ли меж­ду собою ниче­го обще­го. Кото­рая из этих двух рели­гий была пер­вой по вре­ме­ни — труд­но ска­зать: нель­зя с.131 точ­но так­же утвер­ждать и того, что одна из них пред­ше­ст­во­ва­ла дру­гой. Досто­вер­но лишь то, что одна из них, имен­но рели­гия мерт­вых, воз­ник­нув в очень отда­лен­ную эпо­ху, оста­лась неиз­мен­ной в сво­их рели­ги­оз­ных обрядах, тогда как ее дог­ма­ты посте­пен­но исчез­ли; дру­гая же — рели­гия физи­че­ской при­ро­ды — явля­ет­ся более про­грес­сив­ной: она раз­ви­ва­ет­ся из века в век, изме­няя поне­мно­гу свои леген­ды и дог­ма­ты и бес­пре­стан­но уве­ли­чи­вая свою власть над чело­ве­ком.

Мож­но думать, что пер­вые зачат­ки рели­гии при­ро­ды очень древ­ни, быть может они настоль­ко же древ­ни, как и культ пред­ков, но так как рели­гия эта отве­ча­ла поня­ти­ям более общим и поряд­ка более высо­ко­го, то для нее пона­до­би­лось боль­ше вре­ме­ни, чтобы вылить­ся в опре­де­лен­ное уче­ние. Вполне дока­за­но, что она не воз­ник­ла в один день и не вышла гото­вой из голо­вы како­го-либо чело­ве­ка. При нача­ле этой рели­гии мы не видим ни про­ро­ка, ни сосло­вия жре­цов. Она роди­лась в раз­лич­ных умах дей­ст­ви­ем их есте­ствен­ной силы.

Вся­кий создал ее по-сво­е­му. Меж­ду все­ми эти­ми бога­ми, воз­ник­ши­ми в раз­лич­ных умах, было сход­ство, пото­му что обра­зо­ва­ние идей у чело­ве­ка шло при­бли­зи­тель­но оди­на­ко­вым путем, но в то же вре­мя было и боль­шое раз­но­об­ра­зие, так как вся­кий ум созда­вал себе соб­ст­вен­ных богов. Отсюда полу­чил­ся тот резуль­тат, что рели­гия эта была дол­гое вре­мя смут­ной и неопре­де­лен­ной, а боги ее бес­чис­лен­ны­ми.

Но коли­че­ство объ­ек­тов, под­хо­дя­щих для обо­готво­ре­ния, было неве­ли­ко: опло­до­тво­ря­ю­щее солн­це, питаю­щая зем­ля, туча, то бла­го­де­тель­ная, то губи­тель­ная, — вот глав­ные силы, из кото­рых мож­но было создать себе богов. Но каж­дый из назван­ных пред­ме­тов дал нача­ло тыся­чам божеств, пото­му что одна и та же сила, рас­смат­ри­вае­мая с раз­лич­ных точек зре­ния, полу­чи­ла от людей раз­лич­ные наиме­но­ва­ния. с.132 Солн­це, напри­мер, в одном месте назы­ва­лось Герак­лом (слав­ным), в дру­гом — Фебом (свер­каю­щим), в третьем — Апол­ло­ном (про­го­ня­ю­щим тьму или зло); один назвал его суще­ст­вом воз­вы­шен­ным (Гипе­ри­он), дру­гой — помощь даю­щим (Алек­си­ка­кос); и в кон­це кон­цов груп­пы людей, дав­ших раз­лич­ные назва­ния бле­стя­ще­му све­ти­лу, не пони­ма­ли, что у всех у них один и тот же бог.

Каж­дый чело­век в сущ­но­сти покло­нял­ся лишь огра­ни­чен­но­му чис­лу божеств, но боги одно­го не были бога­ми дру­го­го. Име­на, прав­да, мог­ли быть похо­жи меж­ду собою; мно­же­ство людей, каж­дый в отдель­но­сти мог назвать сво­его бога Апол­ло­ном или Герак­лом, пото­му что эти сло­ва при­над­ле­жа­ли обы­ден­ной речи и были лишь при­ла­га­тель­ны­ми, обо­зна­чав­ши­ми боже­ст­вен­ное суще­ство по одно­му из его наи­бо­лее суще­ст­вен­ных при­зна­ков; но раз­лич­ные груп­пы людей не мог­ли пред­по­ла­гать, чтобы под эти­ми раз­лич­ны­ми име­на­ми скры­ва­лось одно и то же боже­ство. Насчи­ты­ва­лись тыся­чи раз­лич­ных Юпи­те­ров; было мно­же­ство Минерв, Диан, Юнон, кото­рые очень мало похо­ди­ли друг на дру­га. Каж­дое из этих пред­став­ле­ний созда­ва­лось сво­бод­ной работой ума и было в неко­то­ром роде его соб­ст­вен­но­стью; отсюда про­изо­шло, что боги эти были дол­гое вре­мя неза­ви­си­мы один от дру­го­го, а у каж­до­го из них были свои соб­ст­вен­ные леген­ды и свой культ.

Так как пер­вое появ­ле­ние этих веро­ва­ний при­над­ле­жит — эпо­хе, когда гос­под­ст­во­вал еще семей­ный быт, то и назван­ные боги име­ли вна­ча­ле, подоб­но демо­нам, геро­ям и ларам, харак­тер домаш­них божеств. Каж­дая семья созда­ла себе сво­их богов и хра­ни­ла их для себя, как покро­ви­те­лей, мило­сти кото­рых она не хоте­ла делить с посто­рон­ни­ми. Мысль эта часто встре­ча­ет­ся в гим­нах Веды; она суще­ст­во­ва­ла, без сомне­ния, и в умах запад­ных арий­цев, так как ясные следы это­го оста­лись в их рели­гии. По мере того, как семья обо­готво­ря­ла какую-нибудь силу при­ро­ды и созда­ва­ла из нее лич­но­го бога, она при­со­еди­ня­ла это­го бога к сво­е­му оча­гу, вклю­ча­ла в чис­ло пена­тов и с.133 при­бав­ля­ла в честь его несколь­ко слов к фор­му­ле молит­вы. Вот поче­му у древ­них часто попа­да­ют­ся выра­же­ния вро­де сле­дую­ще­го: «боги, вос­седаю­щие у мое­го оча­га, Юпи­тер мое­го оча­га, Апол­лон моих отцов!». «Закли­наю тебя, — гово­рит Тек­мес­са Аяк­су, — име­нем Юпи­те­ра, вос­седаю­ще­го у тво­е­го оча­га». Вол­шеб­ни­ца Медея гово­рит у Эври­пида: «Кля­нусь Тека­той, моей вла­ды­чи­цей боги­ней, кото­рую я чту и кото­рая пре­бы­ва­ет в свя­ти­ли­ще мое­го оча­га». Когда Вир­ги­лий опи­сы­ва­ет, что было само­го древ­не­го в рели­гии Рима, он ука­зы­ва­ет на Гер­ку­ле­са, при­об­щен­но­го к оча­гу Эванд­ра и чти­мо­го им, как домаш­нее боже­ство.

Отсюда же про­ис­те­ка­ют и тыся­чи мел­ких куль­тов, меж­ду кото­ры­ми нико­гда не мог­ло уста­но­вить­ся един­ство; отсюда и та борь­ба богов, кото­рою полон поли­те­изм и кото­рая яви­лась оли­це­тво­ре­ни­ем борь­бы отдель­ных семей, общин, горо­дов; отсюда же и то бес­чис­лен­ное мно­же­ство богов и богинь, из кото­рых, без сомне­ния, нам извест­на толь­ко мень­шая часть, пото­му что мно­гие из них погиб­ли, не оста­вив даже памя­ти о сво­ем име­ни; или семьи, покло­няв­ши­е­ся им, угас­ли, или горо­да, посвя­тив­шие им культ, были раз­ру­ше­ны.

Про­шло мно­го вре­ме­ни преж­де чем боги эти вышли из недр семьи, кото­рая их созда­ла и смот­ре­ла на них, как на отцов­ское наследие; извест­но, что сре­ди них мно­гие так нико­гда и не осво­бо­ди­лись от этих домаш­них уз. Демет­ра Эле­взин­ская оста­лась част­ным боже­ст­вом семьи Эвмоль­пидов; Афи­на, боги­ня афин­ско­го акро­по­ля, при­над­ле­жа­ла семье Бута­дов. У рим­ских Поти­ци­ев был семей­ным богом Гер­ку­лес и у Нау­ци­ев — Минер­ва.

Есть боль­шое веро­я­тие, что культ Вене­ры дол­го сохра­нял­ся исклю­чи­тель­но в семье Юли­ев и что эта боги­ня не име­ла обще­ст­вен­но­го слу­же­ния в Риме.

С тече­ни­ем вре­ме­ни про­изо­шло сле­дую­щее: когда боже­ство какой-нибудь семьи при­об­ре­та­ло очень боль­шое вли­я­ние и пред­став­ля­лось очень могу­ще­ст­вен­ным соот­вет­ст­вен­но про­цве­та­нию покло­няв­ших­ся ему, то вся общи­на хоте­ла с.134 сде­лать это боже­ство сво­им и возда­вать ему обще­ст­вен­ный культ, дабы при­об­ресть его бла­го­во­ле­ние. Это имен­но и про­изо­шло с Демет­рой Эвмоль­пидов, Афи­ной Бута­дов, Гер­ку­ле­сом Поти­ци­ев. Но если семья согла­ша­лась поде­лить­ся, таким обра­зом, сво­им богом, то она остав­ля­ла за собою, по мень­шей мере, пра­во свя­щен­ства. Мож­но заме­тить, что сан жре­ца каж­до­го бога был дол­гое вре­мя наслед­ст­вен­ным и не мог выхо­дить из дан­ной семьи. Это оста­ток того вре­ме­ни, когда само боже­ство было соб­ст­вен­но­стью этой семьи, толь­ко ей покро­ви­тель­ст­во­ва­ло, толь­ко от нее при­ни­ма­ло слу­же­ние.

Вполне спра­вед­ли­во будет ска­зать, что и эта вто­рая рели­гия вна­ча­ле соот­вет­ст­во­ва­ла соци­аль­но­му строю людей. Колы­бе­лью ее была семья, и она дол­го оста­ва­лась в этих узких рам­ках; но она боль­ше, чем культ мерт­вых, под­хо­ди­ла к буду­ще­му посту­па­тель­но­му дви­же­нию чело­ве­че­ско­го обще­ства. В самом деле, пред­ки, герои, маны — все это боги, кото­рые по самой сво­ей сущ­но­сти мог­ли быть пред­ме­том покло­не­ния толь­ко для неболь­шо­го чис­ла людей и кото­рые уста­нав­ли­ва­ли меж­ду семья­ми наве­ки непе­ре­сту­пае­мые гра­ни­цы. Рели­гия богов при­ро­ды была зна­чи­тель­но шире. Ника­кой стро­гий закон не пре­пят­ст­во­вал рас­про­стра­не­нию их куль­та, и самая их сокро­вен­ная при­ро­да не тре­бо­ва­ла покло­не­ния толь­ко одной дан­ной семьи и не оттал­ки­ва­ла посто­рон­них. Люди долж­ны были совер­шен­но неза­мет­но дой­ти до того пони­ма­ния, что Юпи­тер одной семьи был, в сущ­но­сти, тем же суще­ст­вом или поня­ти­ем, как и Юпи­тер дру­гой, чего нико­гда нель­зя было допу­стить по отно­ше­нию к двум Ларам, двум пред­кам или двум оча­гам.

При­ба­вим еще, что новая рели­гия при­нес­ла с собою и дру­гие нрав­ст­вен­ные поня­тия. Она не огра­ни­чи­ва­лась тем, что ука­зы­ва­ла чело­ве­ку его семей­ные обя­зан­но­сти. Юпи­тер был богом госте­при­им­ства, и во имя его при­хо­ди­ли стран­ни­ки, про­ся­щие, «почтен­ные бед­ня­ки», те, с кем над­ле­жа­ло обхо­дить­ся, как с бра­тья­ми. Все эти боги при­ни­ма­ли часто чело­ве­че­ский облик и явля­лись смерт­ным. Ино­гда они дела­ли это, чтобы помочь им в борь­бе, при­нять уча­стие в с.135 их бит­вах, часто так­же, чтобы вну­шить им согла­сие и научить вза­и­мо­по­мо­щи.

По мере того, как раз­ви­ва­лась эта вто­рая рели­гия, долж­но было уве­ли­чи­вать­ся в росте и обще­ство. Совер­шен­но оче­вид­но, что эта сла­бая вна­ча­ле рели­гия затем чрез­вы­чай­но рас­ши­ри­лась. Вна­ча­ле она как буд­то укры­ва­лась в семье под покро­ви­тель­ст­вом домаш­не­го оча­га. Новый бог полу­чил там малень­кое местеч­ко, тес­ную cel­la, в виду и вбли­зи чти­мо­го алта­ря, чтобы части­ца почи­та­ния, возда­вае­мо­го людь­ми оча­гу, доста­лась и на его долю. Но мало-пома­лу бог при­об­ре­та­ет все более вла­сти над душой чело­ве­ка, и он отка­зы­ва­ет­ся от покро­ви­тель­ства, покида­ет домаш­ний очаг; он полу­ча­ет соб­ст­вен­ное жили­ще, соб­ст­вен­ные жерт­во­при­но­ше­ния. Жили­ще это (ναός, от сло­ва ναίω, оби­тать) было постро­е­но соб­ст­вен­но по образ­цу древ­них свя­ти­лищ; оно нахо­ди­лось, как и рань­ше cel­la, про­тив оча­га; cel­la, рас­ши­рен­ная, укра­шен­ная, ста­ла хра­мом. Очаг остал­ся при вхо­де в дом боже­ства, но по срав­не­нию с этим домом он стал казать­ся очень малень­ким. Он, быв­ший вна­ча­ле глав­ной сущ­но­стью, стал теперь допол­не­ни­ем. Он пере­стал быть богом и сни­зо­шел до сте­пе­ни алта­ря бога, орудия для жерт­во­при­но­ше­ний. Он дол­жен был сжи­гать мясо жерт­вы и воз­но­сить при­но­ше­ние вме­сте в молит­вою чело­ве­ка к вели­ча­во­му боже­ству, ста­туя кото­ро­го цари­ла в хра­ме.

Когда мы видим, как созда­ют­ся эти хра­мы и как рас­кры­ва­ют они свои две­ри перед тол­па­ми моля­щих­ся, мы можем быть уве­ре­ны, что и поня­тия людей и обще­ст­вен­ная жизнь дав­но уже рас­ши­ри­лись и раз­рос­лись.