Гражданская община древнего мира.

КНИГА ТРЕТЬЯ.

Гражданская община.

Граж­дан­ская общи­на и город не были сино­ни­ма­ми у древ­них. Граж­дан­ская общи­на была рели­ги­оз­ный и поли­ти­че­ский союз семей и триб; город же был местом собра­ний, местом житель­ства и, глав­ным обра­зом, свя­ти­ли­щем цело­го сою­за.

Нель­зя судить о древ­них горо­дах по тем горо­дам, какие мы видим теперь. Стро­ит­ся несколь­ко домов, — это дерев­ня, посе­лок; неза­мет­но чис­ло домов уве­ли­чи­ва­ет­ся, — из дерев­ни обра­зу­ет­ся город; нако­нец, мы окру­жа­ем его, если с.144 есть место, рвом или сте­ной. Город у древ­них не вырас­тал посте­пен­но вслед­ст­вие посте­пен­но­го мед­лен­но­го роста коли­че­ства людей и постро­ек. Город осно­вы­вал­ся сра­зу, все цели­ком в один день.

Но граж­дан­ская общи­на долж­на была сло­жить­ся рань­ше, и это явля­лось делом наи­бо­лее дол­гим и труд­ным. Раз толь­ко семьи, фра­трии и три­бы реша­ли соеди­нить­ся и иметь общий культ, тот­час же осно­вы­вал­ся и город, чтобы стать свя­ти­ли­щем это­го обще­го куль­та. Поэто­му осно­ва­ние горо­да было все­гда актом рели­ги­оз­ным.

Для пер­во­го при­ме­ра мы возь­мем самый Рим, вопре­ки тому недо­ве­рию, с каким отно­сят­ся к его древ­ней­шей исто­рии. Повто­ря­ют весь­ма часто, что Ромул был пред­во­ди­те­лем шай­ки иска­те­лей при­клю­че­ний, что он создал себе народ, при­зы­вая к себе бро­дяг и воров, и эти люди, собран­ные без вся­ко­го выбо­ра, постро­и­ли науда­чу несколь­ко хижин, чтобы хра­нить в них свою добы­чу. Но древ­ние писа­те­ли пред­став­ля­ют нам фак­ты совер­шен­но ина­че, и нам кажет­ся, что для тех, кто жела­ет позна­ко­мить­ся с древ­но­стью, долж­но быть пер­вым пра­ви­лом — опи­рать­ся на свиде­тель­ства, иду­щие из древ­них вре­мен. Писа­те­ли гово­рят, дей­ст­ви­тель­но, об убе­жи­ще, т. е. о свя­щен­ной огра­де, куда Ромул при­ни­мал всех при­хо­дя­щих к нему, в чем он толь­ко сле­до­вал при­ме­ру дру­гих осно­ва­те­лей горо­дов. Но убе­жи­ще это не было горо­дом и откры­то оно было лишь после пол­но­го осно­ва­ния и постро­е­ния горо­да. Это был при­да­ток к Риму, но не сам Рим; убе­жи­ще не состав­ля­ло даже части горо­да Рому­ла, так как было выстро­е­но на склоне Капи­то­лий­ско­го хол­ма, тогда как город зани­мал вер­ши­ну Пала­тин­ско­го. Важ­но раз­ли­чать ясно двой­ной состав рим­ско­го наро­до­на­се­ле­ния. В убе­жи­ще нахо­ди­лись аван­тю­ри­сты, у кото­рых не было ни роду, ни пле­ме­ни, на Пала­тин­ском хол­ме — люди, при­шед­шие из Аль­бы, т. е. люди, уже сор­га­ни­зо­вав­ши­е­ся в обще­ство, разде­лен­ные на роды и курии, имев­шие уже свой домаш­ний культ и свои зако­ны. Убе­жи­ще это нечто вро­де сло­бо­ды, пред­ме­стья, где хижи­ны с.145 стро­ят­ся слу­чай­но, без вся­ко­го поряд­ка; на Пала­тин­ском же хол­ме воз­вы­ша­ет­ся свя­щен­ный рели­ги­оз­ный город.

Древ­ность изоби­лу­ет сведе­ни­я­ми о спо­со­бе осно­ва­ния это­го горо­да. Мы нахо­дим их у Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го, почерп­нув­ше­го эти сведе­ния у авто­ров более древ­них; у Плу­тар­ха, в «Фастах» Овидия, Таци­та, у Като­на Стар­ше­го, кото­рый взял их из древ­них лето­пи­сей, и еще у двух писа­те­лей, кото­рые долж­ны вну­шать нам осо­бое дове­рие: уче­ный Варрон и уче­ный Веррий Флакк, сохра­нен­ный для нас отча­сти Фестом; оба они весь­ма све­ду­щи в рим­ских древ­но­стях, оба прав­ди­вы, ни в коем слу­чае не лег­ко­вер­ны, и оба зна­ют очень хоро­шо при­е­мы исто­ри­че­ской кри­ти­ки. Все эти писа­те­ли сооб­ща­ют нам вос­по­ми­на­ния о рели­ги­оз­ной цере­мо­нии, озна­ме­но­вав­шей собою осно­ва­ние Рима, и мы не впра­ве отвер­гать такое боль­шое коли­че­ство свиде­тельств.

Мы неред­ко встре­ча­ем у древ­них пора­жаю­щие нас фак­ты, но раз­ве это осно­ва­ние — счи­тать все эти фак­ты про­ста бас­ня­ми, осо­бен­но же, если эти фак­ты не соглас­ные с наши­ми поня­ти­я­ми, вполне гар­мо­ни­ру­ют с поня­ти­я­ми древ­них? В их част­ной жиз­ни мы видим рели­гию, кото­рая руко­во­ди­ла все­ми их поступ­ка­ми, мы видим далее, что эта рели­гия соеди­ни­ла их в обще­ство; что же уди­ви­тель­но­го будет после ска­зан­но­го нами в том, что и осно­ва­ние горо­да тоже явля­лось актом свя­щен­ным, и что Ромул дол­жен был сам совер­шать обряды, соблюдав­ши­е­ся повсюду?

Пер­вой заботой осно­ва­те­ля являл­ся выбор места для ново­го горо­да. Выбор этот — дело весь­ма важ­ное; вери­ли, что судь­ба наро­да зави­сит от него; поэто­му он и пре­до­став­лял­ся все­гда на реше­ние богов. Если бы Ромул был гре­ком, он вопро­сил бы Дель­фий­ский ора­кул; если бы он был сам­ни­том, то пошел бы по следам свя­щен­но­го живот­но­го — вол­ка или дят­ла. Но Ромул — латин, сосед этрус­ков, посвя­щен­ный в нау­ку гада­ний, и он про­сит богов открыть ему их волю по поле­ту птиц. Боги ука­зы­ва­ют ему на Пала­тин­ский холм.

с.146 Вот насту­пил, нако­нец, день осно­ва­ния. Ромул при­нес преж­де все­го жерт­ву богам; затем вокруг него собра­лись все его сото­ва­ри­щи; они раз­ве­ли костер из хво­ро­ста, и каж­дый из них пере­ско­чил через огонь. Этот обряд объ­яс­ня­ет­ся тем, что весь народ дол­жен быть чистым для пред­сто­я­ще­го свя­щен­но­дей­ст­вия, а древ­ние вери­ли, что, пры­гая через свя­щен­ный огонь, они очи­ща­ют­ся от вся­кой нрав­ст­вен­ной и физи­че­ской нечи­стоты.

Когда эта пред­ва­ри­тель­ная цере­мо­ния при­гото­ви­ла народ к после­дую­ще­му вели­ко­му акту осно­ва­ния, то Ромул выко­пал неболь­шую круг­лую яму и бро­сил в нее зем­лю, при­не­сен­ную с собою из Аль­бы. Затем каж­дый из его това­ри­щей под­хо­дил к яме в свою оче­редь и бро­сал в нее немно­го зем­ли, при­не­сен­ной с собою с роди­ны. Это весь­ма заме­ча­тель­ный обряд; важ­но отме­тить ту идею древ­них, кото­рая лежа­ла в его осно­ва­нии. Преж­де чем прий­ти на Пала­тин­ский холм, люди эти жили в Аль­бе или в каком-либо из дру­гих сосед­них горо­дов. Там нахо­дил­ся их очаг, там жили и были погре­бе­ны их отцы; а рели­гия запре­ща­ла покидать место, где сто­ял очаг, где поко­и­лись боже­ст­вен­ные пред­ки. Поэто­му для того, чтобы уйти оттуда, не совер­шив нече­стия, каж­дый из этих людей дол­жен был при­бег­нуть к фик­ции, дол­жен был уне­сти с собою под видом гор­сти зем­ли — свя­щен­ную зем­лю, где были погре­бе­ны пред­ки, ту зем­лю, с кото­рой были свя­за­ны маны этих пред­ков; толь­ко уно­ся с собою свою зем­лю и сво­их пред­ков, чело­век мог пере­се­лить­ся. Этот обряд необ­хо­ди­мо было совер­шить, чтобы каж­дый мог ска­зать, ука­зы­вая на новое место посе­ле­ния: это так­же зем­ля отцов моих, ter­ra pat­rum, pat­ria; здесь мое оте­че­ство, пото­му что здесь маны моей семьи.

Яма, в кото­рую бро­сал, таким обра­зом, каж­дый поне­мно­гу зем­ли, назы­ва­лась mun­dus; сло­во же это на древ­нем рели­ги­оз­ном язы­ке обо­зна­ча­ло оби­тель, область манов. Отсюда имен­но, по пове­рьям, души умер­ших ухо­ди­ли три­жды в год, жаж­дая увидеть хоть на мину­ту днев­ной свет.

с.147 Раз­ве в этих леген­дах не выска­зы­ва­ют­ся дей­ст­ви­тель­ные идеи древ­них людей? Бро­сая в яму горсть зем­ли, взя­той с род­ных полей, они дума­ли заклю­чить здесь же, вме­сте с тем, и души пред­ков. Этим душам, собран­ным здесь, дол­жен был возда­вать­ся веч­ный культ, а они долж­ны были блю­сти сво­их потом­ков. На этом имен­но месте Ромул поста­вил алтарь и зажег свя­щен­ный огонь. Это и был очаг граж­дан­ской общи­ны.

Вокруг это­го оча­га дол­жен был под­нять­ся город, как под­ни­мал­ся дом вокруг домаш­не­го оча­га. Ромул про­вел чер­ту, обо­зна­чаю­щую огра­ду — город­скую сте­ну. И здесь самые мель­чай­шие подроб­но­сти были опре­де­ле­ны риту­а­лом. Осно­ва­тель горо­да дол­жен был про­во­дить борозду мед­ным сош­ни­ком, а плуг его долж­ны были тащить белый бык и белая коро­ва. Ромул с покры­ва­лом на голо­ве, в свя­щен­ни­че­ских одеж­дах, сам дер­жал руч­ки плу­га и направ­лял его с пени­ем молитв. Това­ри­щи его шли сза­ди, соблюдая бла­го­го­вей­ное мол­ча­ние. По мере того, как плуж­ник под­ни­мал пла­сты зем­ли, их тща­тель­но откла­ды­ва­ли вовнутрь огра­ды, чтобы ни одна части­ца свя­щен­ной зем­ли не оста­лась вовне, со сто­ро­ны чужих.

Эта огра­да, чер­та, про­во­ди­мая рели­ги­ей, непри­кос­но­вен­на. Ни посто­рон­ний, ни граж­да­нин не име­ют пра­ва пере­сту­пить ее. Пере­прыг­нуть через эту чер­ту есть боль­шой грех. Рим­ское пре­да­ние рас­ска­зы­ва­ет, что брат осно­ва­те­ля совер­шил это свя­тотат­ство и попла­тил­ся за него жиз­нью.

Но для того, чтобы мож­но было вхо­дить в город и выхо­дить из него, чер­та в несколь­ких местах пре­ры­ва­лась, тут Ромул под­ни­мал плуг и нес его. Пере­ры­вы эти назы­ва­лись por­tae; здесь были город­ские ворота.

На этой чер­те, или несколь­ко поза­ди, впо­след­ст­вии воз­во­ди­лись сте­ны, они счи­та­лись тоже свя­щен­ны­ми. Никто не смел при­кос­нуть­ся к ним, даже для того, чтобы их испра­вить, без раз­ре­ше­ния вер­хов­но­го жре­ца. По обе сто­ро­ны этой сте­ны неко­то­рое про­стран­ство зем­ли посвя­ща­лось рели­гии, с.148 оно назы­ва­лось po­moe­rium, этой зем­ли нель­зя было ни пахать, ни воз­во­дить на ней постро­ек.

Тако­ва была, судя по мно­го­чис­лен­ным древним свиде­тель­ствам, цере­мо­ния осно­ва­ния Рима. Если кто спро­сит, как мог­ло сохра­нить­ся вос­по­ми­на­ние об ней вплоть до писа­те­лей, от кото­рых мы почерп­ну­ли эти сведе­ния, то дело здесь в том, что цере­мо­нии эти еже­год­но воз­об­нов­ля­лись в народ­ной памя­ти годо­вым празд­ни­ком, кото­рый назы­вал­ся днем рож­де­ния Рима. Этот празд­ник соблюдал­ся из года в год во все древ­ние вре­ме­на, и народ рим­ский празд­ну­ет его даже доныне и в то же самое чис­ло — 21 апре­ля, как и неко­гда. Так на пути бес­пре­рыв­ных пере­мен люди оста­ют­ся вер­ны сво­им древним обы­ча­ям!

Было бы неосно­ва­тель­ным пред­по­ло­жить, что подоб­ные обряды были впер­вые изо­бре­те­ны Рому­лом. Наобо­рот, вполне веро­ят­но, что рань­ше Рима мно­гие дру­гие горо­да были осно­ва­ны таким же точ­но обра­зом. Варрон гово­рит, что этот риту­ал был обще­при­ня­тым в Лаци­у­ме и Этру­рии. Катон Стар­ший, изу­чав­ший лето­пи­си всех наро­дов Ита­лии для сво­ей кни­ги “Ori­gi­nes”, сооб­ща­ет нам, что ана­ло­гич­ные обряды совер­ша­лись все­ми осно­ва­те­ля­ми горо­дов. У этрус­ков были кни­ги обрядов, и там зна­чил­ся пол­ный риту­ал этой цере­мо­нии.

Подоб­но ита­лий­цам, и гре­ки вери­ли, что место для горо­да долж­но быть избра­но и ука­за­но чело­ве­ку боже­ст­вом. Так что, когда они соби­ра­лись осно­вы­вать новый город, то спра­ши­ва­ли сове­та у Дель­фий­ско­го ора­ку­ла. Геро­дот ука­зы­ва­ет как на нече­стие или безу­мие на посту­пок спар­тан­ца Дори­ея, кото­рый дерз­нул стро­ить город, «не спро­сив сове­та у ора­ку­ла и не испол­нив ни одно­го из пред­пи­сан­ных обрядов», и бла­го­че­сти­вый исто­рик не удив­ля­ет­ся, что город, постро­ен­ный таким обра­зом, вопре­ки пра­ви­лам, про­су­ще­ст­во­вал все­го толь­ко три года. Фукидид, вспо­ми­ная день осно­ва­ния Спар­ты, гово­рит о свя­щен­ных пес­нях и жерт­во­при­но­ше­ни­ях, кото­рые были при­не­се­ны по это­му слу­чаю. Тот же исто­рик сооб­ща­ет нам, что у афи­нян были свои обряды, с.149 кото­рые они все­гда стро­го соблюда­ли при осно­ва­нии коло­ний. В одной из комедий Ари­сто­фа­на мож­но видеть доволь­но точ­ное изо­бра­же­ние про­ис­хо­див­шей в таких слу­ча­ях цере­мо­нии. Изо­бра­жая коми­че­ское осно­ва­ние горо­да Птиц, поэт имел, без сомне­ния, в виду обы­чаи, кото­рые соблюда­лись людь­ми при осно­ва­нии их горо­дов: вот поче­му он вывел на сце­ну жре­ца, зажи­гаю­ще­го огонь на оча­ге и при­зы­ваю­ще­го богов, поэта, пою­ще­го гим­ны, и про­ри­ца­те­ля, даю­ще­го пред­ска­за­ния.

Пав­за­ний путе­ше­ст­во­вал по Гре­ции во вре­ме­на Адри­а­на. При­быв в Мес­се­нию, он рас­спра­ши­вал жре­цов об осно­ва­нии горо­да Мес­се­ны и пере­дал нам их рас­сказ. Собы­тие было не слиш­ком дав­нее: про­ис­хо­ди­ло оно во вре­ме­на Эпа­ми­нон­да. За три сто­ле­тия до это­го мес­сен­цы были изгна­ны из сво­ей стра­ны и жили рас­се­ян­ны­ми сре­ди дру­гих гре­ков, лишен­ные оте­че­ства, но охра­няя с бла­го­че­сти­вым усер­ди­ем свои обы­чаи и народ­ную веру. Фивяне хоте­ли воз­вра­тить их в Пело­пон­нес, чтобы поме­стить под боком у Спар­ты вра­га, но самое труд­ное ока­за­лось скло­нить к это­му самих мес­сен­цев. Эпа­ми­нонд, имея дело с суе­вер­ны­ми людь­ми, счел нуж­ным пустить в ход пред­ска­за­ние ора­ку­ла, пред­ве­щав­шее наро­ду воз­вра­ще­ние в его древ­нее оте­че­ство Чудес­ные зна­ме­ния ука­за­ли, что народ­ные боги мес­сен­цев, поки­нув­шие их в то вре­мя, когда мес­сен­цы были поко­ре­ны, теперь ста­ли к ним сно­ва бла­го­во­лить. Тогда этот роб­кий народ решил­ся воз­вра­тить­ся в Пело­пон­нес, сле­дуя за вой­ском фивян. Теперь пред­сто­я­ло решить, где будет постро­ен новый город, так как нече­го было и думать о том, чтобы воз­вра­тить­ся сно­ва в древ­ние горо­да стра­ны: все эти горо­да были осквер­не­ны заво­е­ва­ни­ем. Чтобы избрать место для осно­ва­ния горо­да на этот раз, не ока­за­лось в рас­по­ря­же­нии обыч­но­го сред­ства — сове­та Дель­фий­ско­го ора­ку­ла, так как Пифия была на сто­роне Спар­ты. По сча­стью, у богов были и дру­гие сред­ства открыть людям свою волю: один из мес­сен­ских жре­цов имел вещий сон: ему явил­ся во сне один из богов его наро­да и ска­зал, что он хочет с.150 посе­лить­ся на горе Ито­ме и звал туда же за собой народ. Таким обра­зом, место для ново­го горо­да было ука­за­но: оста­ва­лось узнать толь­ко, какие обряды тре­бо­ва­лись для его осно­ва­ния, но мес­сен­цы их забы­ли; при­нять же обряды фивян или како­го-либо дру­го­го наро­да они не мог­ли, а пото­му совер­шен­но не зна­ли, как им стро­ить город. Но тут, весь­ма кста­ти, при­снил­ся сон дру­го­му мес­сен­цу: боги пове­ле­ли ему отпра­вить­ся на гору Ито­му, най­ти там тис рядом с мир­той и копать зем­лю в этом месте. Он пови­но­вал­ся и отко­пал урну, а в ней ока­за­лись оло­вян­ные листоч­ки, на кото­рых был начер­тан пол­ный риту­ал свя­щен­ной цере­мо­нии. Жре­цы тот­час же сня­ли с них копию и запи­са­ли в свои кни­ги. По это­му пово­ду рас­про­стра­ни­лось веро­ва­ние, буд­то урна была зары­та на этом месте одним из мес­сен­ских царей ранее заво­е­ва­ния стра­ны.

Как толь­ко риту­ал был добыт, при­сту­пи­ли к само­му осно­ва­нию. Преж­де все­го жре­цы при­нес­ли жерт­ву, при­зы­вая древ­них богов Мес­се­нии — Дио­с­ку­ров, Юпи­те­ра Итом­ско­го, древ­них геро­ев, извест­ных и почи­тае­мых пред­ков. Все эти покро­ви­те­ли стра­ны поки­ну­ли ее, оче­вид­но, в тот день, по веро­ва­ни­ям древ­них, когда враг стал гос­по­ди­ном в стране; теперь их закли­на­ли вер­нуть­ся. Про­из­но­си­лись свя­щен­ные молит­вы, сила кото­рых долж­на была заста­вить богов посе­лить­ся в новом горо­де вме­сте с граж­да­на­ми. Это было глав­ное. Самым важ­ным и суще­ст­вен­ным для этих людей явля­лось водво­рить богов вме­сте с собою, и мож­но думать, что это имен­но и было един­ст­вен­ной целью всей рели­ги­оз­ной цере­мо­нии. Совер­шен­но так же, как сото­ва­ри­щи Рому­ла выко­па­ли яму, наде­ясь сло­жить туда манов сво­их пред­ков, точ­но так же и совре­мен­ни­ки Эпа­ми­нон­да при­зы­ва­ли сво­их геро­ев, боже­ст­вен­ных пред­ков и богов стра­ны. Они вери­ли, что закли­на­ни­я­ми и риту­а­лом они при­вя­жут их к зем­ле, на кото­рой долж­ны были посе­лить­ся сами, и заклю­чат их вовнутрь наме­чен­ной ими огра­ды. Поэто­му они им гово­ри­ли: «Пой­дем­те с нами, о, боже­ст­вен­ные суще­ства! И будем жить вме­сте в этом горо­де». с.151 Пер­вый день был употреб­лен на жерт­во­при­но­ше­ния и на молит­вы. На дру­гой день была наме­че­на город­ская чер­та при пении рели­ги­оз­ных гим­нов всем наро­дом.

Сна­ча­ла кажет­ся уди­ви­тель­ным, когда узна­ешь от древ­них авто­ров, что не было горо­да, даже само­го древ­не­го, кото­рый не пре­тен­до­вал бы на то, что зна­ет сво­его осно­ва­те­ля и день сво­его осно­ва­ния; но про­ис­хо­дит это пото­му, что вос­по­ми­на­ния о свя­щен­ных обрядах, сопро­вож­дав­ших это осно­ва­ние, не мог­ли исчез­нуть из народ­ной памя­ти: вся­кий год справ­ля­лась годов­щи­на, совер­ша­лись жерт­во­при­но­ше­ния. Афи­ны так же, как и Рим, празд­но­ва­ли день сво­его рож­де­ния.

Слу­ча­лось часто, что в горо­де, уже постро­ен­ном, сели­лись посе­лен­цы или заво­е­ва­те­ли. Им неза­чем было стро­ить соб­ст­вен­ные дома, пото­му что ничто не пре­пят­ст­во­ва­ло им зани­мать дома побеж­ден­ных. Но они долж­ны были испол­нить свя­щен­ный обряд осно­ва­ния, т. е. воз­двиг­нуть соб­ст­вен­ный очаг и поме­стить в новом жили­ще сво­их народ­ных богов. Вот поче­му мы нахо­дим у Фукидида и Геро­до­та, что дорий­цы осно­ва­ли Спар­ту, а ионий­цы Милет, хотя и те и дру­гие нашли назван­ные горо­да не толь­ко уже постро­ен­ны­ми, но и очень древни­ми.

Обы­чаи эти ука­зы­ва­ют очень ясно, чем был в пред­став­ле­нии древ­них город. Окру­жен­ный свя­щен­ной огра­дой, рас­сти­ла­ясь кру­гом алта­ря, он был свя­щен­ным жили­щем, вме­щаю­щим богов и людей граж­дан­ской общи­ны. Тит Ливий гово­рит о Риме: «В этом горо­де нет места, кото­рое не было бы запе­чат­ле­но рели­ги­ей и заня­то каким-нибудь боже­ст­вом… Боги оби­та­ют в нем». То, что Тит Ливий гово­рит о Риме, мог ска­зать каж­дый чело­век о сво­ем соб­ст­вен­ном горо­де, пото­му что, если толь­ко город был осно­ван соглас­но рели­ги­оз­ным обрядам, то он при­ни­мал в свою огра­ду богов-покро­ви­те­лей, кото­рые буд­то врас­та­ли в его поч­ву, чтобы нико­гда уже ее не покидать. Каж­дый город был свя­ти­ли­щем; каж­дый город мож­но было назвать свя­тым.

с.152 Так как боги были наве­ки свя­за­ны с горо­дом, то и народ не дол­жен был нико­гда покидать того места, где осно­ва­лись его боги. В этом отно­ше­нии было вза­им­ное обя­за­тель­ство, нечто вро­де дого­во­ра меж­ду бога­ми и людь­ми. Пле­бей­ские три­бу­ны ска­за­ли одна­жды, что Рим, опу­сто­шен­ный гал­ла­ми, есть не более как груда раз­ва­лин, тогда как в пяти милях оттуда суще­ст­ву­ет вполне отстро­ен­ный пре­крас­ный боль­шой город, рас­по­ло­жен­ный в пре­крас­ной мест­но­сти и лишен­ный жите­лей с тех пор, как рим­ляне его заво­е­ва­ли; что надо поэто­му поки­нуть раз­ру­шен­ный Рим и пере­се­лить­ся в Вейи, но бла­го­че­сти­вый Камилл воз­ра­зил им: «Наш город осно­ван по обрядам рели­гии, сами боги назна­чи­ли это место и посе­ли­лись здесь с наши­ми отца­ми. Как бы он ни был раз­ру­шен, он все еще оби­тель наших народ­ных богов». И рим­ляне оста­лись в Риме.

Совер­шен­но есте­ствен­но, что с горо­дом, кото­рый боги воз­дви­га­ли и про­дол­жа­ли напол­нять сво­им при­сут­ст­ви­ем, соеди­ня­лось нечто свя­щен­ное и боже­ст­вен­ное. Извест­но, что рим­ские леген­ды обе­ща­ли Риму веч­ность, и у каж­до­го горо­да были подоб­ные же леген­ды. Все горо­да стро­и­лись для того, чтобы суще­ст­во­вать веч­но.