стр.
Девар М.

Октавиан и Орест в финале первой Георгики
Michael Dewar. Octavian and Orestes in the Finale of the First Georgic. The Classical Quarterly, New Series, Vol. 38, No. 2 (1988), pp. 563—565.
Перевод с англ. С. Э. Таривердиевой.

с.563

Sae­vit to­to Mars im­pius or­be,
ut cum car­ce­ri­bus se­se ef­fu­de­re quad­ri­gae,
ad­dunt in spa­tia, et frustra re­ti­na­cu­la ten­dens
fer­tur equis auri­ga ne­que audit cur­rus ha­be­nas.[1]
(Virg. G. 1.511—514).

Так завер­ша­ет­ся пер­вая Геор­ги­ка — ужа­саю­щим обра­зом граж­дан­ской вой­ны как колес­ни­цы, вырвав­шей­ся из-под кон­тро­ля, угро­жаю­щей уни­что­жить все на сво­ем пути, воз­ни­ца кото­рой совер­шен­но бес­си­лен1. Но кто явля­ет­ся воз­ни­цей? Для одно­го ком­мен­та­то­ра воз­ни­ца — это «Чело­век… кото­рый боль­ше не может идти сво­им путем и в резуль­та­те ока­зы­ва­ет­ся в мораль­ной без­дне: “tam mul­tae sce­le­rum fa­cies”[2] (G. 1.506)»2. Согла­ша­ясь с тем, что такое про­чте­ние пра­во­мер­но, хоте­лось бы боль­шей опре­де­лен­но­сти. Пона­ча­лу оче­вид­ным кан­дида­том кажет­ся Марс3, но срав­не­ние его с самим собой — вряд ли логич­ная и уж тем более не тра­ди­ци­он­ная фигу­ра речи. Может быть, воз­ни­ца — это Безу­мие, и эта воз­мож­ность укреп­ля­ет­ся, если рас­смот­реть отры­вок из Эне­иды, в кото­ром Вер­ги­лий наме­ре­вал­ся напом­нить и испра­вить ката­стро­фи­че­ский образ пер­вой Геор­ги­ки. Золо­той век вос­ста­нов­лен, безу­мие граж­дан­ской вой­ны закон­че­но.


Fu­ror im­pius in­tus,
sae­va se­dens su­per ar­ma, et cen­tum vinctus aenis
post ter­gum no­dis, fre­met hor­ri­dus ore cruen­to.[3]
(Aen. 1.294—296)4.

Такая интер­пре­та­ция, кро­ме того, под­твер­жда­ет­ся, если при­нять, что Вер­ги­лий наме­ка­ет на тра­ги­че­скую тему Безу­мия (или Фурий) в роли воз­ни­цы: см. напри­мер Eur. El. 1253, Or. 36, IT 79 сл. особ. с. 82 сл. τρο­χηλά­του | μα­νίας[4] и, преж­де все­го, HF 880 сл. βέ­βακεν ἐν δίφ­ροι­σιν ἁ πο­λύσ­το­νος || ἅρμα­σι δ᾿ ἐνδί­δωσι | κέντρον ὡς ἐπὶ λώ­βαι | Νυκ­τὸς Γορ­γὼν ἑκα­τογ­κε­φάλοις | ὄφεων ἰαχή­μασι Λύσ­σα μαρ­μα­ρωπός[5] 5.

Одна­ко, лишь немно­гие чита­те­ли смо­гут усто­ять перед соблаз­ном иден­ти­фи­ци­ро­вать воз­ни­цу из срав­не­ния Вер­ги­лия с Окта­виа­ном, юно­шей, кото­рый лишь один, как утвер­жда­ет поэт, может спа­сти мир от хао­са («hunc sal­tem ever­so iuve­nem suc­cur­re­re saec­lo / ne pro­hi­be­te[6]» G.1.500 сл.)6. При­зна­ние, что Вер­ги­лий име­ет в виду тра­гедию, поз­во­ля­ет нам пой­ти даль­ше и иден­ти­фи­ци­ро­вать наше срав­не­ние как ими­та­цию одно­го-един­ст­вен­но­го и чрез­вы­чай­но зна­чи­мо­го образ­ца. В кон­це «Пла­каль­щиц» Эсхи­ла Орест, руки кото­ро­го обаг­ре­ны кро­вью мате­ри, с.564 чув­ст­ву­ет, что его охва­ты­ва­ет безу­мие. Теряя кон­троль над разу­мом, он срав­ни­ва­ет себя с воз­ни­цей, кото­рый не может удер­жать коней на нуж­ном пути:


ἀλλ᾿ ὡς ἂν εἰδῆτ᾿, οὐ γὰρ οἶδ᾿ ὅπη τε­λεῖ,
ὥσπερ ξὺν ἵπ­ποις ἡνιοστρο­φῶ δρό­μου
ἐξω­τέρω· φέ­ρουσι γὰρ νι­κώμε­νον
φρέ­νες δύ­σαρκτοι, ρπὸς δὲ καρ­δία φό­βος
ᾄδειν ἑτοῖμος ἠδ᾿ ὑπορ­χεῖσ­θαι κό­τῳ.[7]
(Cho. 1201—1025)7 

То, что Вер­ги­лий был зна­ком с леген­дой об Оре­сте и важ­но­стью для тра­гедии, ясно из упо­ми­на­ния в «Эне­иде» теат­раль­ной поста­нов­ки, по-види­мо­му, «Эвме­нид»:


aut Aga­mem­no­nius scae­nis agi­ta­tus Ores­tes,
ar­ma­tum fa­ci­bus mat­rem et ser­pen­ti­bus at­ris,
cum fu­git ultris­que se­dent in li­mi­ne Di­rae[8]
(Aen. 4.471—473)8 

Пиз в ком­мен­та­рии к ука­зан­но­му месту ука­зы­ва­ет, что эта исто­рия «была у рим­лян излюб­лен­ной», и скло­ня­ет­ся к мыс­ли, что Вер­ги­лий имел в виду одну из мно­го­чис­лен­ных латин­ских тра­гедий на эту тему, веро­ят­нее все­го, «Оре­ста-раба» Паку­вия. Разу­ме­ет­ся, нет при­чин, по кото­рым Вер­ги­лий мог не знать самой «Оре­стеи»: дей­ст­ви­тель­но, Хай­ет ука­зы­ва­ет на два воз­мож­ных под­ра­жа­ния три­ло­гии Эсхи­ла в «Эне­иде»9.

Если допу­стить такой намек, то парал­лель меж­ду Оре­стом и Окта­виа­ном объ­яс­ня­ет мно­гое. Орест ото­мстил за отца, но ради это­го ему при­шлось убить мать, а его нака­за­ни­ем ста­ло безу­мие вины и гре­ха, наслан­ное на него Фури­я­ми. Лозун­гом Окта­ви­а­на была месть за убий­ство сво­его при­ем­но­го отца Цеза­ря, и вме­сте с Анто­ни­ем он уни­что­жил «осво­бо­ди­те­лей» при Филип­пах. Он отме­тил свою вер­ность дол­гу и в Дея­ни­ях:

qui pa­ren­tem meum tru­ci­da­ve­runt, eos in exi­lium ex­pu­li iudi­ciis le­gi­ti­mis ul­tus eorum fa­ci­nus, et pos­tea bel­lum in­fe­ren­tis rei pub­li­cae vi­ci bis acie.[9] (RG 2)10

и стро­и­тель­ст­вом колос­саль­но­го хра­ма Мар­са Мсти­те­ля11. Одна­ко руки Окта­ви­а­на тоже были запят­на­ны неза­кон­но про­ли­той кро­вью. Ради полу­че­ния денег, в кото­рых он нуж­дал­ся для сво­ей кам­па­нии про­тив осво­бо­ди­те­лей, и для удо­вле­тво­ре­ния иных амби­ций этот юный, но при этом «холод­ный и зре­лый терро­рист»12 с жесто­ко­стью осу­ществлял про­скрип­ции невин­ных людей, чему вна­ча­ле сопро­тив­лял­ся13, и этим усу­гу­бил все нече­сти­вое безу­мие граж­дан­ских войн:


er­go in­ter se­se pa­ri­bus con­cur­re­re te­lis
Ro­ma­nas acies ite­rum uide­re Phi­lip­pi[10]
(G. 1.489 сл.)14 

с.565 Вер­ность Оре­ста дол­гу тогда не толь­ко не очи­сти­ла Аргос, но и усу­гу­би­ла его вину и воз­ро­ди­ла древ­нее про­кля­тие. Воз­мож­но, Вер­ги­лий пола­гал, что и рве­ние Окта­ви­а­на ото­мстить за отца ста­ло про­дол­же­ни­ем наслед­ст­вен­ной вины его наро­да15 и при­ве­ло к гре­хов­но­му про­ли­тию рим­ля­на­ми рим­ской кро­ви на полях Филипп16.


Крайст-Черч, Окс­форд.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1В латин­ской лите­ра­ту­ре ср. с G. 3.103 сл., Aen. 5.144 сл., Hor. Sat. 1.1.1.14 сл., хотя ни один из этих отрыв­ков не может срав­нить­ся с дан­ным по струк­тур­ной или тема­ти­че­ской важ­но­сти и слож­но­сти.
  • 2B. Otis, Vir­gil. A Stu­dy in Ci­vi­li­sed Poet­ry (Ox­ford, 1964), с. 161, срав­ни­вая с G. 1.202 сл. «si brac­chia for­te re­mi­sit, / at­que il­lum in prae­ceps pro­no ra­pit al­veus am­ni»[11].
  • 3Пре­крас­ное опи­са­ние Мар­са, еду­ще­го на вой­ну в колес­ни­це, име­ет­ся у Ста­ция, Theb. 3.420 сл.
  • 4Это опи­са­ние не толь­ко ими­ти­ру­ет более ран­нее срав­не­ние, но и созда­но по образ­цу зна­ме­ни­той кар­ти­ны Апел­ле­са, кото­рую Август поме­стил на сво­ем новом фору­ме, несо­мнен­но, в самой вид­ной части хра­ма Мар­са Мсти­те­ля (D. Ser­vius «non in aede Iani, sed in alia in fo­ro Augus­ti»[12], Plin. N.H. 35.27 «in fo­ro suo ce­le­ber­ri­ma in par­te»[13]). Важ­ность это­го станет ясна далее. Любо­пыт­но, что Пли­ний (ibid. 93) гово­рит, что на ней был изо­бра­жен «Bel­li ima­gi­nem restric­tis ad ter­ga ma­ni­bus Ale­xandro in cur­ru tri­um­phan­te»[14].
  • 5Эти­ми ссыл­ка­ми я обя­зан A. Gar­vie, Ae­schy­lus, Choe­pho­roi (Ox­ford, 1986), стр. 335 сл. (прим. к стр. 1021—1025).
  • 6Ср. R. O. A. M. Ly­ne, в кни­ге Qua­li­ty and Plea­su­re in La­tin Poet­ry, под ред. T. Wood­man и D. West (Cambrid­ge, 1974), стр. 64 сл. «Колес­ни­ца начи­на­ет сим­во­ли­зи­ро­вать государ­ство, бес­по­мощ­ное в тис­ках вой­ны — ибо нет уме­ло­го auri­ga[15]. Но он дол­жен там быть и, конеч­но, им дол­жен быть Цезарь. Он дол­жен — каким-то обра­зом — кон­тро­ли­ро­вать государ­ство, дол­жен управ­лять его воин­ст­вен­ны­ми наклон­но­стя­ми; он дол­жен убедить­ся, что re­ti­na­cu­la[16] не отпу­ще­ны». Недав­но Лин сде­ла­ла мно­го­обе­щаю­щее пред­по­ло­же­ние, что «бес­силь­ный “auri­ga” в стро­ке 514 — это намек на Фаэ­то­на, сына Солн­ца, изо­бра­жаю­щий “сына” дик­та­то­ра все еще неспо­соб­ным управ­лять колес­ни­цей государ­ства».
  • 7Ср. так­же Ae­sch. PV 883 сл. ἔξω δὲ δρό­μου φέ­ρομαι λύσ­σης | πνεύμα­τι μάρ­γῳ, γλώσ­σης ἀκρα­τής[17].
  • 8Стро­ка 471 — отча­сти под­ра­жа­ние Od. 1.30 τόν ῥ᾿ Ἀγα­μεμ­νο­νίδης τη­λεκ­λυ­τὸς ἔκταν᾿ Ὀρέσ­της[18]. В обо­их слу­ча­ях звуч­ный патро­ни­мик без сомне­ний, пред­на­зна­чал­ся для того, чтобы при­влечь вни­ма­ние к роли Оре­ста как мсти­те­ля за отца.
  • 9G. Hig­het, The Spee­ches in Vir­gil’s Aeneid (Prin­ce­ton, 1972), стр. 171 (срав­не­ние Agam. 747—9 и Aen. 4.573) и 229 сл. (срав­не­ние Agam. 1280 и Aen. 4.625).
  • 10Ср. Tac. Ann. 1.9. «pie­ta­te er­ga pa­ren­tem et ne­ces­si­tu­di­ne rei pub­li­cae, in qua nul­lus tunc le­gi­bus lo­cus, ad ar­ma ci­vi­lia ac­tum»[19]; в 1.10 это заяв­ле­ние отвер­га­ет­ся как «мошен­ни­че­ский пред­лог» (R. Sy­me, The Ro­man Re­vo­lu­tion (Ox­ford, 1939), с. 157). Све­то­ний (Aug. 10) так­же наме­ка­ет, что реаль­ным моти­вом была поли­ти­че­ская выго­да: «ni­hil con­ve­nien­tius du­cens quam ne­cem avun­cu­li vin­di­ca­re tue­ri­que ac­ta»[20].
  • 11Окта­виан поклял­ся постро­ить его в 42 г. до н. э. и, нако­нец, посвя­тил во 2 г. до н. э. Ср. RG 21.1, а так­же см. Suet. Aug. 29.2, Ov. Fast. 5.567 сл.
  • 12Sy­me, указ. соч. (прим. 10), с. 191.
  • 13Suet. Aug. 27.1 «res­ti­tit qui­dem ali­quam­diu col­le­gis ne qua fie­ret proscrip­tio, sed in­cep­tam ut­ro­que acer­bius exer­cuit»[21]. Све­то­ний так­же рас­ска­зы­ва­ет раз­лич­ные ужас­ные исто­рии как о про­скрип­ци­ях (Aug. 13), так и о взя­тии Перу­зии (Aug. 15).
  • 14Ср. так­же с 2.510 «gau­dent per­fu­si san­gui­ne frat­rum»[22]. Август позд­нее утвер­ждал (RG 3), что поща­дил каж­до­го граж­да­ни­на, про­сив­ше­го о мило­сти.
  • 15Ср. с про­кля­ти­ем дома Тан­та­ла (Ae­sch. Agam. 1186 сл.) намек Вер­ги­лия на про­кля­тие Лао­медон­та (G. 1.501 сл.; так­же Aen. 4.541сл.).
  • 16Пафос так­же оче­виден для любо­го чита­те­ля, кото­рый чув­ст­ву­ет, что «fer­tur equis auri­ga» (G. 1.514) пере­кли­ка­ет­ся с Soph. El. 725 πῶ­λοι βίᾳ φέ­ρουσιν[23] (лож­ный рас­сказ о смер­ти Оре­ста в гон­ке на колес­ни­цах) или с Eur. Hipp. 1224 βίᾳ φέ­ρουσιν[24] (смерть Иппо­ли­та).

    • ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИЦЫ:

  • [1]
    Везде сви­реп­ст­ву­ет Марс нече­сти­вый…
    Так быва­ет, когда, из тем­ниц выры­ва­ясь, квадри­ги
    При­умно­жа­ют про­бег, и натя­ну­ты тщет­но пово­дья;
    Кони воз­ни­цу несут и вождей не чув­ст­ву­ют в беге!
    (Пере­вод С. А. Оше­ро­ва, С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [2]Как раз­но­род­ны лики зло­действ (пере­вод С. А. Оше­ро­ва, С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [3]
    Внут­ри нече­сти­вая ярость,
    Свя­за­на сот­ней узлов, вос­седая на груде ору­жья,
    Станет страш­но роп­тать, сви­ре­пая, с пастью кро­ва­вой.
    (Пере­вод С. А. Оше­ро­ва).
  • [4]Мча­ще­е­ся безу­мие.
  • [5]
    Вот и она
    На колес­ни­це,
    Цари­ца слез.
    Беше­но мчат ее кони.
    Сама же дочь Ночи, Гор­го­на,
    Подъ­ятым стре­ка­лом
    Их колет и драз­нит;
    А змеи и вьют­ся и сви­щут
    Средь уголь­но-чер­ных волос.
    (Пере­вод И. Ф. Аннен­ско­го).
  • [6]Юно­ше это­му ныне помочь зло­клю­че­ни­ям века / Не вос­пре­щай­те! (Пере­вод С. А. Оше­ро­ва, С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [7]
    Но знай­те… Чем я кон­чу, сам не ведаю…
    С риста­ли­ща мет­ну­лись кони разу­ма
    И понес­ли воз­ни­цу… Мыс­лей беше­ных
    Не удер­жать мне… К серд­цу под­сту­пил и песнь
    Заво­дит Ужас…
    (Пере­вод В. И. Ива­но­ва).
  • [8]
    Так же по сцене бежит Ага­мем­но­на сын, за кото­рым
    Гонит­ся с факе­лом мать и змей в руке под­ни­ма­ет;
    Мчит­ся Орест — но сидят на поро­ге мстя­щие Диры.
    (Пере­вод С. А. Оше­ро­ва).
  • [9]Тех, кто уби­ли мое­го отца, их я уда­лил в изгна­ние, в соот­вет­ст­вии с закон­ны­ми при­го­во­ра­ми суда совер­шив над ними месть, а после это­го, когда они пошли вой­ной на государ­ство, два­жды победил в сра­же­нии (пере­вод И. Ш. Шиф­ма­на).
  • [10]
    Вот как меж­ду собой состя­за­ют­ся, копья­ми рав­ны,
    Вои­нов рим­ских строи, вто­рич­но узре­ли Филип­пы…
    (Пере­вод С. А. Оше­ро­ва, С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [11]Еже­ли вдруг его руки неждан­но ослаб­нут, / Он уж стре­ми­тель­но вспять увле­ка­ем встреч­ным тече­ньем (пере­вод С. А. Оше­ро­ва, С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [12]Не в хра­ме Яну­са, но в дру­гом, что нахо­дит­ся на фору­ме Авгу­ста.
  • [13]В самой зна­ме­ни­той части сво­его фору­ма.
  • [14]Изо­бра­же­ние Вой­ны со свя­зан­ны­ми за спи­ной рука­ми и Алек­сандра на три­ум­фаль­ной колес­ни­це.
  • [15]Воз­ни­цы.
  • [16]Пово­дья.
  • [17]
    Вихрь безумья с доро­ги гонит меня,
    Язы­ком не вла­дею.
    (Пере­вод С. К. Апта).
  • [18]Жиз­ни Ага­мем­но­нидом лишен­ный, пре­слав­ным Оре­стом. (Пере­вод В. В. Вере­са­е­ва).
  • [19]К граж­дан­ской войне — а ее нель­зя ни под­гото­вить, ни вести, соблюдая доб­рые нра­вы, — его при­нуди­ли почти­тель­ная любовь к отцу и бед­ст­вен­ное поло­же­ние государ­ства, в кото­ром тогда не было места зако­нам. (Пере­вод А. С. Бобо­ви­ча).
  • [20]Месть за убий­ство дяди и защи­ту все­го, что тот сде­лал. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [21]Он спер­ва про­ти­вил­ся кол­ле­гам и пытал­ся пред­от­вра­тить про­скрип­ции; но когда про­скрип­ции были все же объ­яв­ле­ны, он пре­взо­шел жесто­ко­стью их обо­их. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [22]При­ят­но дру­гим, облив­шись брат­скою кро­вью… (Пере­вод С. А. Оше­ро­ва, С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [23]Кони вдруг понес­ли… (Пере­вод С. В. Шер­вин­ско­го).
  • [24]Понес­ли.
    • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1291166072 1291155066 1291163989 1294426646 1294427783 1295454364