Авгурии и ауспиции: содержание понятий
с.151 В римской исторической традиции — анналистической и антикварной — сохранились два уникальных отрывка, содержащие важные сведения об авгурском понятии templum. Первым в хронологической последовательности можно назвать отрывок из сочинения Марка Теренция Варрона «О латинском языке» (VII. 8), в котором римский антиквар в виде прямой цитаты из документов авгуров привел формулу, которую эти жрецы произносили при определении границ templum1. Вторым отрывком является описание инаугурации царя Нумы Помпилия, включенное Титом Ливием (I. 18. 6—
Основное отличие, которое можно заметить в рассказе Ливия и в формуле Варрона, сводится к следующему: из слов Варрона (LL. VII. 8) явствует, что ограниченный авгурской формулой templum использовался как для авгурий, так и для ауспиций; у Ливия авгур создает templum лишь для проведения ауспиций, которые делали законным введение во власть нового царя.
Выяснение содержания обоих понятий следует начать с обращения к этимологии обозначающих их слов. Этимология auspicium прозрачна и подтверждается толкованием античных авторов. Фест (p. 2 L) выводит слово auspicium из выражения ab ave spiciendo («от наблюдения за птицами») и поясняет, что слово, которое произносится с приставкой — aspicio, у древних произносилось без приставки: spicio. Судя по Варрону (LL. VI. 82) в такой же бесприставочной форме этот глагол употреблялся и в языке авгуров — avem specere2.
На различие между augurium и auspicium указывает этимологический ряд augur, augurium, augeo, восходящий к корню aug-. Уже в античности не существовало единодушного взгляда на этимологию augur и augurium3. Связь augurium с augeo является устойчивой в работах современных исследователей4, но значение augurium зависит от того, какой смысл вкладывается в содержание глагола augeo. Понимая augeo как «увеличивать», А. Эрну и А. Мейе толкуют augurium как «данное богом приумножение какого-либо начинания»5. Близким по смыслу к такой этимологии является установление связи augurium с существительным augus (auges), означавшим абстрактное «увеличение», «благословение». Сторонники подобной этимологии видят в авгуриях акт augurare, то есть подтверждение «увеличения» или «освящения»6. Как обряды, с.152 способствующие «увеличению», авгурии, по теории Г. Вагенвоорта, сопровождались передачей божественной энергии через contactus7. В этом случае авгурии предстают как магический обряд. Теория Г. Вагенвоорта о магическом начале в авгуриях по-прежнему находит как сторонников8, так и критиков9. Дальнейшим развитием подобных представлений стали взгляды Э. Бенвениста. Ученый считает, что индоевропейский корень aug- означает не «увеличение», а «силу», а значит, augeo определяет «акт создания», который является привилегией богов или великих сил природы, но не человека10. Принимая такое же значение для корня aug-, М. Морани смягчает смысл augeo и понимает augurium как «укрепление» или «подтверждение»11. Восприятие авгурий как наблюдения за полетом птиц можно встретить нечасто12. В то же время И. Валетон отмечает, что Цицерон употреблял слово augur в трех значениях: греческого прорицателя; жреца, сведущего в дивинации по птицам; члена коллегии авгуров13.
Этимология слова авгур неясна. Ее возводят либо к augeo, и тогда в авгуре видят жреца, который спрашивал благословение14, либо к avis («птица») и одному из корней от слов garrio («болтать»), gustus («вкус») или gero («вести себя»)15. Интересно, что Плутарх (QR. 72) приводит в хронологической последовательности два термина, которые обозначали птицегадателя: сначала ауспик, потом авгур. Эту последовательность появления терминов принял А. Буше-Леклерк и предположил, что изначальной формой дивиниции были ауспиции, а позже появились авгурии16.
Тем не менее, представление о различном содержании двух терминов не является всеобщим. Так, Т. Моммзен считал, что ауспиции и авгурии являются синонимичными понятиями17. Его предшественник Й. Рубино находил различия между ауспициями и авгуриями в функциональной сфере: первые означали акт наблюдения за знаком, вторые — его интерпретацию18. Г. Виссова, напротив, видел различия между ауспициями и авгуриями в неодинаковом официальном статусе их исполнителей: ауспиции были закреплены за магистратами, авгурии — за авгурами19. Современный исследователь авгурского права П. Каталано рассматривает различие между augurium и auspicium с правовой точки зрения: augurium — акт разрешения, auspicium — акт действия20.
с.153 Таким образом, если оставить в стороне все нюансы объяснений содержания этих терминов, можно констатировать явное этимологическое различие между ауспициями, которые означали наблюдение за птицами, и авгуриями, представлявшими собой аугментативные обряды. С таким пониманием обоих терминов согласуется древний религиозный закон, который предписывал авгурам, в первую очередь, освящение виноградников и молодых побегов21. Эти действия, вероятно, предназначались для поддержания и увеличения плодородия почвы, здоровья урожая и сохраняли связь с культом плодородия22.
Самым ранним литературным памятником, в котором встречаются интересующие нас термины, являются произведения Плавта. Один из персонажей комедии «Ослы» собирается совершить гадания (impetritum inauguratumst). Знаки, данные птицами, здесь называются авгуриями23. Из контекста следует, что эти знаки запрашивались заранее. В комедии «Стих» знамения связаны уже не с птицами, а с поведением животных (ласка уносит мышонка), но также называются авгуриями. Предзнаменования без уточнения их содержания называются ауспициями24. Кроме того, персонаж комедии «Стих» обращается к книгам (libros inspexi), откуда он извлекает понравившийся ему пример, который явно не относится к числу заранее ожидаемых предзнаменований.
Младшие современники Плавта Энний и Катон также пользуются терминами auspicium и augurium как обозначающими самостоятельные действия. Фраза Энния dant operam simul auspicio augurioque обычно интерпретируется как указание на наблюдение за птицами, дающими хороший знак25. Энний употребляет оба термина в тех же значениях, что и Плавт: предзнаменования вообще называются ауспициями; знаки, получаемые, в данном случае, от полета птиц, — авгуриями. Для Энния Ромул и Рем были не просто наблюдателями за полетом птиц, но искусными авгурами, которые переняли знания от сведущих в авгурской науке людей26. Ливий называет коршунов, явившихся Ромулу и Рему, авгуриями27. Энний характеризует знамение, полученное Ромулом, как augustum augurium28.
Г. Вагенвоорт считает это выражение Энния тавтологией, но сам знак, который оно обозначает, рассматривает как сверхъестественный, дающий дополнительную силу и власть29. В то же время этот знак дан с.154 как результат наблюдения за птицами, причем заранее подготовленного. Г. Джаслин не считает выражение Энния плеоназмом. В его представлении, птицы дали ауспиций в широком смысле слова и указали на то, что место, выбранное для авгурий, которое станет будущим городом, является augustus (священным)30. Оба историка, в сущности, говорят об одном и том же, только один делает акцент на святости личности будущего царя, а другой — на святости места будущего города.
Известный авгур Атт Навий, совершив augurium, доказал Тарквинию Древнему невозможность изменить установленные Ромулом институты31. В описании Ливия (I. 36. 3—
Современник Энния Катон, со слов Цицерона, сетовал на то, что авгурии и ауспиции заброшены32. Сам Цицерон (De nat. deor. II. 9), жалуясь на своих современников, говорил о пренебрежительном отношении к disciplina augurii и о неверии в ауспиции. Судя по словоупотреблению, Цицерон, который сам был авгуром, считал именно авгурии предметом авгурской науки, основные положения которой были занесены в священные книги коллегии авгуров. Таким образом, от Плавта до Цицерона римские поэты и прозаики различали авгурии и ауспиции.
Некоторые отступления от традиционного словоупотребления наблюдаются у Ливия. В рассказе о переносе храмов и жертвенников с Тарпейской горы в связи с будущим строительством храма Юпитера Капитолийского Ливий соблюдает давнюю традицию употребления двух терминов33. Фактически Ливий описывает случай exauguratio применительно к определенному месту и к определенному храму. Это позволяет предположить, что сам эпизод, как и инаугурация в крепости, был заимствован анналистами из жреческой (авгурской) традиции, откуда они переняли и профессиональный язык. Но когда Ливий (или его источник) не был связан авгурской традицией, он употреблял эти термины как взаимозаменяемые34.
В позднее время большое внимание толкованию этих терминов уделил Сервий. Из его комментариев прежде всего выясняется, что терминологическое различие между ауспициями и авгуриями присутствует в авгуральном праве (in iure augurali — Serv. Ad Aen. IV. 341). Многочисленные обращения Сервия к этому предмету позволяют сделать следующие выводы. Ауспиции — это непрошеные знамения; они относятся ко всем предпринимаемым действиям; их можно наблюдать везде, даже на чужбине (peregre)35. Еще одно существенное замечание сделал Сервий: ауспиции — это полет птиц, который указывает, начать или отложить с.155 задуманное36. С авгуриями дело обстоит иначе. Они представляют собой волю богов, испрошенную заранее и полученную от птиц или других знаков. К авгуриям прибегают только для определенных дел и осуществляются они только на родной территории37. И в отношении авгурий у Сервия имеется существенное добавление: авгурии могут происходить случайно, то есть быть oblativa (непрошеными) или быть impetrativa (заранее выпрошенными)38.
Один комментарий Сервия, в котором собрана вся авгурская наука об ауспициях и авгуриях, заслуживает подробного изучения: multi tamen asserunt, cygnos inter augurales aves non inveniri, neque auguralibus commentariis eorum nomen illatum. Sed in libris reconditis lectum esse, posse quamlibet avem auspicium attestari, maxime quia non poscatur. Hoc enim interest inter augurium et auspicium, quod augurium et petitur et certis avibus ostenditur, auspicium qualibet avi demonstratur et non petitur; quod ipsum tamen species augurii est («Однако многие признают, что лебеди не встречаются среди авгурских птиц39; они не внесены в авгурские комментарии. Но в тайных книгах40 было прочитано, что птица может как угодно подтвердить ауспиций, особенно, если он не запрашивался. Ибо в этом заключается отличие между авгурием и ауспицием, так как авгурий и запрашивается и подается определенными птицами, ауспиций же указывается птицей повсюду и не испрашивается; так как сам он является видом авгурий» — Ad Aen. I. 398). Этот комментарий Сервия во многом повлиял на восприятие авгурий и ауспиций некоторыми исследователями. Так, во второй половине
Сравнение последнего комментария Сервия с примерами более ранней традиции толкования этих терминов (например, у Плавта) обнаруживает как сходство, так и различие в содержании двух специальных терминов языка авгуров. Поздние и ранние авторы рассматривали авгурии как запрошенные заранее знаки, которые подаются птицами (Плавт, Сервий) или животными (Плавт). В последнем случае, как было отмечено, знак относится к разновидности signa oblativa. И в этом проявляется разночтение в понимании содержания авгурий. По Сервию, авгурии считаются действительными, если исходят от определенных птиц, причем список этих птиц был занесен в книги авгуров. Что касается ауспиций, то они не запрашиваются заранее, исходят от любой птицы и наблюдать их можно везде. Это представление об ауспиции полностью согласуется с древним постановлением коллегии авгуров, с.156 которое приводит Цицерон: ауспиций считается законным, если птица могла свободно себя показать42. Это значит, что ауспиции относились к разряду signa oblativa.
Сравнение сведений Плавта и Сервия выявляет одно существенное различие. Для Плавта ауспициями являются вообще любые предзнаменования, то есть этот термин понимается им широко. Для Сервия ауспиции — лишь один из видов авгурий, то есть в этом случае термин приобретает более узкое значение. Проведение сравнения демонстрирует прежде всего тщетность попыток поздних авторов установить четкие смысловые разграничения между ауспициями и авгуриями. Единственным оправданием в данном случае может являться то, что авгурская доктрина сама допускала противоположные толкования даже в основных вопросах. Формируясь главным образом на основе прецедентов, она не могла быть монолитной теорией43.
Сервий в действительности описывает не различие между авгурием и ауспицием, но, скорее, между заранее испрошенными знаками (auspicia impetrativa) и непрошеными (auspicia oblativa). В таком виде это полностью соответствует учению авгуров: для auspicia impetrativa, действительно, использовались только некоторые птицы, но в отношении незапланированных знаков авгуры считали, что любая птица может быть вестницей богов44.
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что авгурии и ауспиции в глубокой древности были различными институтами, границы между которыми, однако, стерлись очень рано, еще до того, как в интересах государства была проведена систематизация всех когда-либо случавшихся предзнаменований. По мнению Г. Вагенвоорта, стиранию граней между авгуриями и ауспициями способствовало существование двух видов обрядов. Одни находились в распоряжении самих авгуров, при других авгуры действовали только как интерпретаторы и посредники45.
О смешении ауспиций и авгурий в одном обряде свидетельствует выражение nuptiarum auspices («устроители браков»)46. В древние времена перед началом брачной церемонии сначала осуществлялось наблюдение за полетом птиц (Serv. Ad Aen. IV. 45), потом взывали к богине Земли — Теллус47, а гром считался signum oblativum, который препятствовал заключению брака48. Здесь смешивались заранее запрошенные и никем не ожидаемые знаки. В этом, по всей видимости, кроется причина невозможности четко разделить ауспиции и авгурии. Но в одном они различались неоспоримо. Ауспиции были действительны только в течение одного дня и только для принятия определенного решения. Плохие ауспиции, полученные сегодня, могли оказаться хорошими и располагающими с.157 к действию на другой день (alio die)49. Через авгурии божество давало ответ раз и навсегда, как показывает случай с храмом Термина на Капитолии и спор авгура Атта Навия с царем Тарквинием Древним50. Но эти же примеры показывают, что практика дивинации по полету птиц имела тенденцию объяснять определенные ауспиции как авгурии. Если все же попытаться разграничить ауспиции и авгурии по их содержанию, то в этом случае, скорее, можно согласиться с точкой зрения Г. Виссова. Авгурии были сакральным действием, которое включало в себя запрашивание божественной воли (то есть auspicia impetrativa) и одновременно поддержку какого-либо действия. Ауспиции же были только испрашиванием божественного одобрения для действий магистратов и в историческое время превратились, в сущности, в auspicia populi Romani51, то есть тоже были импетративными знаками.
Что касается содержания деятельности авгуров, то она, согласно Варрону (LL. VI. 82), сводилась к augurium agere, во время которого авгур наблюдает за птицами (aves specit). Эта же мысль повторена Фестом, который сообщает, что общественные авгуры совершают ауспиции52. Таким образом, если авгуры совершали ауспиции, они делали это для получения от божества разрешения на проведение авгурий. Сделанный вывод не позволяет принять существующую в науке точку зрения о том, что ауспиции были уделом только магистратов, а авгурии — сферой деятельности авгуров.
Вернемся к инаугурации Нумы в крепости и к формуле Варрона, которую произносили авгуры, готовясь к авгуриям или ауспициям. При инаугурации Нумы испрашивание ауспиций начиналось с обращения к божеству, которое, по сути дела, являлось авгурской молитвой. Обращение авгура к Юпитеру в данном случае является, пожалуй, единственным примером авгурской молитвы, сохраненной римской исторической традицией. Ливий передает эту молитву полностью53. Он начинает ее после непосредственного обращения к Юпитеру (invocatio) словами si est fas, которые можно рассматривать как убедительный аргумент в пользу авгурского обращения к божеству. Ф. Хиксон, которая исследовала язык молитв, встречающихся в произведениях Ливия и Вергилия, понимает термин fas как определяющий законность избрания Нумы царем54. Насколько справедливо это, по сути дела, общепринятое утверждение?
Произнося формулу si est fas, авгур совершает правовое действие в одностороннем порядке, которое обязывает Юпитера дать ответ. При этом возможность отказа даже не рассматривалась, так как ответ Юпитера должен быть результатом выполнения им своих обязанностей как с.158 защитника римского народа. Авгур же выступал в этом случае как представитель римского народа, который напоминал богу-защитнику о его обязанности. Поэтому формула si est fas в данном случае может иметь только одно значение: «если мое обращение к тебе, отец Юпитер, является законным». То есть с помощью этой формулы авгур узаконивал не избрание Нумы царем, а свое право обратиться к Юпитеру с подобной просьбой. Поскольку его обращение было законным, то и ответ он должен был получить незамедлительно55, что и было подтверждено посланными ауспициями, в данном случае signa certa, то есть такими знаками, интерпретация которых не вызывала сомнения. Произнесение авгуром fas свидетельствует о том, что не существовало божественного возражения против выполнения данного обряда, который переводил Нуму в новое, «инаугурированное» состояние. Поэтому едва ли можно согласиться с существующим мнением, что у Ливия в центре внимания находится не получение божественного подтверждения, а сам ритуал56. В действительности, одно неотделимо от другого: в данном случае сам ритуал инаугурации получил божественное одобрение.
Что касается формулы авгуров в сочинении Варрона, то с ее помощью авгур подготавливал пространство — templum, которое могло использоваться как для авгурий, так и для ауспиций57. Кроме того, templa были местами культа (храмы) и ведения всех государственных дел58. Именно в таких templa проходили заседания сената59. Там же создавались законы, вершились дела государства, а святость места обеспечивала всем начинаниям людей одобрение со стороны богов и гарантировала их законность60. Поэтому любое противоправное действие на их территории квалифицировалось как сакральное преступление (sacrilegium)61.
ПРИМЕЧАНИЯ