«Республиканская монархия»:
метаморфозы идеологии и политики императора Августа

с.367

Рас­смот­ре­ние раз­лич­ных аспек­тов идео­ло­гии Авгу­сто­ва прин­ци­па­та поз­во­ля­ет изба­вить­ся от неко­то­рых уко­ре­нив­ши­е­ся еще в антич­ной исто­рио­гра­фии заблуж­де­ний и выявить важ­ные зако­но­мер­но­сти, дей­ст­во­вав­шие в пери­од глу­бин­ной пере­строй­ки не толь­ко государ­ст­вен­ной орга­ни­за­ции, но и всей систе­мы соци­аль­но-поли­ти­че­ских отно­ше­ний. Важ­ней­шие изме­не­ния про­ис­хо­ди­ли в сфе­ре обще­ст­вен­но­го созна­ния и пси­хо­ло­гии.

Роль «рес­пуб­ли­кан­ской» состав­ля­ю­щей прин­ци­па­та Авгу­ста отнюдь не сво­ди­лась к «фаса­ду», «шир­ме» или «деко­ра­ци­ям». «Рес­пуб­ли­ка­низм», кото­рый состав­лял поли­ти­че­ский смысл рим­ско­го тра­ди­цио­на­лиз­ма, был не толь­ко поч­вой, на кото­рой вырос­ла идео­ло­гия прин­ци­па­та, но ее кар­ка­сом, осно­вой, и в то же вре­мя, — при неуклон­ном уси­ле­нии монар­хиз­ма, — важ­ней­шим ори­ен­ти­ром поли­ти­ки Авгу­ста. Разу­ме­ет­ся, осно­ва­тель ново­го режи­ма не пытал­ся с.368 воз­вра­щать­ся к леген­дар­ной «древ­ней рес­пуб­ли­ке». Для это­го он был слиш­ком хоро­шим и доста­точ­но праг­ма­тич­ным поли­ти­ком. Более того, «рес­пуб­ли­ка» была мая­ком, кото­рый по мере про­дви­же­ния государ­ст­вен­но­го кораб­ля все более туск­ло мер­цал на фоне беле­ю­щих поза­ди пен­ных буру­нов. Тем не менее, этот ого­нек не сле­до­ва­ло терять из виду: впе­ре­ди не было вид­но ни бере­га, ни новых надеж­ных ори­ен­ти­ров. Капи­та­ну посто­ян­но при­хо­ди­лось быть наче­ку, опа­са­ясь Сцил­лы тира­нии и Харибды без­вла­стия. «Рес­пуб­ли­ка­низм»-тра­ди­цио­на­лизм был един­ст­вен­ной надеж­ной точ­кой отсче­та. Он поко­ил­ся на проч­ной ска­ле ухо­дя­щих вглубь народ­ных пре­да­ний, убеж­де­ний, дей­ст­ви­тель­ных и мни­мых (но уже в силу «народ­но­сти» — дей­ст­ви­тель­ных) цен­но­стей. Сто­и­ло нена­дол­го забыть о суще­ст­во­ва­нии это­го могу­че­го под­вод­но­го хреб­та — и государ­ст­вен­ный корабль нес­ло на невиди­мые рифы соци­аль­ных потря­се­ний.

Но «рес­пуб­ли­ка­низм» был не толь­ко ори­ен­ти­ром. Он исполь­зо­вал­ся при стро­и­тель­стве осто­ва ново­го государ­ст­вен­но­го кораб­ля. По мере дли­тель­но­го и труд­но­го пла­ва­ния обнов­ля­лась обшив­ка, пере­стра­и­ва­лись каю­ты и палу­бы, нара­щи­ва­лись пере­го­род­ки. Неко­то­рые ста­рые дос­ки и брев­на ока­зы­ва­лись на ред­кость проч­ны­ми и лад­ны­ми — их остав­ля­ли и при­ме­ня­ли к новой кон­струк­ции. Нако­нец, рас­т­во­рил­ся во мгле ста­рый маяк, сме­нил­ся капи­тан, появил­ся дру­гой корабль. Но он хра­нил в себе память о дале­ком про­шлом — хотя по отдель­ным дета­лям даже боль­шим зна­то­кам было затруд­ни­тель­но судить о пер­во­на­чаль­ной кон­струк­ции. Пото­му неуди­ви­тель­ны заблуж­де­ния, вос­при­ни­мае­мые часто как акси­о­мы. Одно из них — мне­ние об изна­чаль­ной фаль­ши­во­сти идео­ло­гии «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки».

Судить о моти­вах дея­тель­но­сти пра­ви­те­ля, как и решать более широ­кую про­бле­му содер­жа­ния идей, моти­ва­ций, инте­ре­сов отдель­ных людей и групп мож­но лишь в свя­зи с рас­смот­ре­ни­ем зна­че­ний слов и поступ­ков в кон­крет­ном соци­аль­ном кон­тек­сте. Места одних и тех же, каза­лось бы, поня­тий в обще­ст­вен­ном созна­нии, их поли­ти­че­ский смысл неод­но­крат­но меня­лись в зави­си­мо­сти от исто­ри­че­ских ситу­а­ций. Игра обсто­я­тельств и настро­е­ний при­вно­си­ла в извест­ные фор­му­ли­ров­ки неожи­дан­ные нюан­сы, пона­ча­лу неза­мет­но для людей меняя их созна­ние. В конеч­ном сче­те это ока­зы­ва­ло вли­я­ние на при­ня­тие важ­ней­ших поли­ти­че­ских реше­ний. с.369 Неко­то­рые зна­че­ния и оттен­ки клю­че­вых поня­тий ока­зы­ва­лись осо­бен­но созвуч­ны идео­ло­гии отдель­ных поли­ти­че­ских групп. Так борь­ба за идеи опре­де­ля­ла рас­ста­нов­ку сил в борь­бе за власть, а под­час и ее резуль­та­ты.

Кон­цеп­ция «рес­пуб­ли­ки», кото­рую крас­но­ре­чи­во защи­щал Цице­рон, и пат­рио­ти­че­ский порыв, под­няв­ший Ита­лию про­тив угро­зы ино­зем­но­го пора­бо­ще­ния, име­ли общее содер­жа­ние, объ­еди­няв­ше­е­ся смыс­ло­вым рядом res pub­li­ca — pat­ria. Одна­ко рань­ше или поз­же долж­но было обна­ру­жить­ся, что они при­над­ле­жат раз­лич­ным сфе­рам мен­та­ли­те­та. В осно­ве Цице­ро­но­вой кон­цеп­ции лежа­ли соци­аль­но-поли­ти­че­ские ори­ен­та­ции ста­ро­го пра­вя­ще­го клас­са, стре­мив­ше­го­ся во что бы то ни ста­ло сохра­нить свои при­ви­ле­гии: при этом она, будучи пло­дом раз­мыш­ле­ний (свя­зан­ных, разу­ме­ет­ся, с пере­жи­ва­ни­я­ми авто­ра) фило­соф­ст­ву­ю­ще­го поли­ти­ка, обра­ща­лась в первую оче­редь к рас­суд­ку.

Напро­тив, мощ­ная вол­на смут­ных чая­ний, в ито­ге прото­рив­шая рус­ло Авгу­сто­вой поли­ти­ке, не толь­ко захва­ти­ла созна­ние широ­ких кру­гов обще­ства — она вско­лых­ну­ла таин­ст­вен­ные глу­би­ны народ­ных чувств, ухо­див­ших в без­дон­ные про­па­сти соци­аль­ных инстинк­тов. По сути сво­ей устрем­ле­ния ита­лий­ско­го граж­дан­ства име­ли мало обще­го с узко­ка­сто­вы­ми инте­ре­са­ми ари­сто­кра­тов-«рес­пуб­ли­кан­цев», пусть мно­гие из них в какой-то момент так­же ока­за­лись под­хва­че­ны мощ­ным поры­вом ита­лий­ско­го пат­рио­тиз­ма.

С уста­нов­ле­ни­ем мира, по мере успо­ко­е­ния оке­а­на стра­стей, все отчет­ли­вее высту­па­ли бере­га рас­суд­ка. Сдви­ну­тые с преж­них мест и пере­ме­шан­ные рево­лю­ци­он­ным ура­га­ном эле­мен­ты обще­ст­вен­ной жиз­ни не толь­ко нахо­ди­ли новые места в скла­ды­вав­шей­ся соци­аль­но-поли­ти­че­ской струк­ту­ре, но и меня­ли при этом свое содер­жа­ние. Подвиж­ное, зыб­кое обще­ст­вен­ное созна­ние выпол­ня­ло функ­цию сво­его рода среды, в кото­рой они пере­ме­ща­лись; она же их напол­ня­ла, под­пи­ты­ва­ла и оду­шев­ля­ла смыс­лом, непре­рыв­но эво­лю­ци­о­ни­ро­вав­шим и пере­ли­вав­шим­ся все­ми оттен­ка­ми настро­е­ний и чувств.

Спе­ци­фи­ка ран­не­го прин­ци­па­та, и преж­де все­го это отно­сит­ся ко вре­ме­ни Авгу­ста, заклю­ча­лась в том, что в первую оче­редь изме­ня­лись не столь­ко государ­ст­вен­ные инсти­ту­ты, сколь­ко — через уди­ви­тель­ные мета­мор­фо­зы обще­ст­вен­но­го созна­ния — их соци­аль­но-поли­ти­че­ское содер­жа­ние. Захва­тив­шее все слои обще­ства и с.370 обла­сти его жиз­ни пере­рож­де­ние воздей­ст­во­ва­ло в бес­ко­неч­ном раз­но­об­ра­зии сво­их про­яв­ле­ний на поли­ти­че­ские реа­лии. Этот, столь нелег­ко обна­ру­жи­вае­мый спу­стя два тыся­че­ле­тия про­цесс каче­ст­вен­ных пре­об­ра­зо­ва­ний в вос­при­я­тии и осмыс­ле­нии про­ис­хо­див­ше­го и был клю­че­вым, фор­мо­об­ра­зу­ю­щим на рас­смат­ри­вае­мом эта­пе раз­ви­тия. Его про­яв­ле­ния обна­ру­жи­ва­ют­ся в настро­е­ни­ях раз­ных групп насе­ле­ния и в тво­ре­ни­ях худож­ни­ков, идео­ло­ги­че­ских спе­ку­ля­ци­ях и меро­при­я­ти­ях пра­ви­тель­ства. Уди­ви­тель­но ли, что у мно­гих воз­ни­ка­ет иллю­зия нали­чия неко­го искус­ней­ше­го дири­же­ра, син­хро­ни­зи­ро­вав­ше­го собы­тия в столь каза­лось бы не свя­зан­ных меж­ду собой обла­стях? А может быть, все гораздо про­ще, и пора­зи­тель­ные соот­вет­ст­вия меж­ду отдель­ны­ми види­мы­ми на поверх­но­сти фак­та­ми ука­зы­ва­ют на некие лежа­щие в их осно­ве труд­но раз­ли­чи­мые свя­зи? В любом слу­чае, в момен­ты воз­ни­кав­ших вре­мя от вре­ме­ни резо­нан­сов про­ис­хо­ди­ли такие пере­строй­ки соци­аль­но-поли­ти­че­ской струк­ту­ры, в резуль­та­те кото­рых суще­ст­во­вав­шая систе­ма сме­ня­лась новой, и в сущ­но­сти, исто­ри­кам сле­ду­ет рас­смат­ри­вать не один, а несколь­ко прин­ци­па­тов. И хотя на двух­ты­ся­че­лет­нем уда­ле­нии они сли­ва­ют­ся в некое аморф­ное целое, как несколь­ко чело­век: Окта­виан, Цезарь и Август (и не один Август) обра­зу­ют один образ Окта­ви­а­на Авгу­ста, — необ­хо­ди­мо рас­чле­нить этот спрес­со­ван­ный века­ми фено­мен на отдель­ные ипо­ста­си, каж­дая из кото­рых была каче­ст­вен­но свое­об­раз­ным эта­пом про­цес­са, в нача­ле и в кон­це кото­ро­го сто­я­ли раз­ные люди и суще­ст­во­ва­ли раз­ные режи­мы.

После мар­тов­ских ид 44 г. до н. э. в умах вид­ней­ших цеза­ри­ан­цев, в том чис­ле у неопыт­но­го, хотя без­услов­но спо­соб­но­го к поли­ти­че­ским манев­рам Окта­ви­а­на, цари­ла пол­ная сумя­ти­ца. Един­ст­вен­ное, что он сумел без­оши­боч­но выбрать — лозунг «отмще­ния» за погиб­ше­го при­ем­но­го отца. «Цеза­ризм» Окта­ви­а­на был в тот момент жест­ко задан необ­хо­ди­мо­стью ори­ен­та­ции на армию. Не слу­чай­но в изо­бра­же­ни­ях юно­го Цеза­ря про­гляды­ва­ют чер­ты восточ­но-элли­ни­сти­че­ско­го пра­ви­те­ля. Как прак­ти­че­ские шаги, так и про­па­ган­дист­ские уси­лия, язык обра­зов, исполь­зо­вав­ший­ся Окта­виа­ном-три­ум­ви­ром, выда­ют отсут­ст­вие усто­яв­шей­ся идео­ло­гии, про­ду­ман­ной про­грам­мы и ясно­го пони­ма­ния сути про­ис­хо­див­ших с.371 собы­тий, что сле­до­ва­ло бы пред­по­ло­жить у ковар­но­го често­люб­ца, целе­на­прав­лен­но шед­ше­го к уста­нов­ле­нию тира­нии. Куль­ми­на­ци­он­ным момен­том это­го эта­па поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти Окта­ви­а­на яви­лось уча­стие в учреж­де­нии три­ум­ви­ра­та и в про­скрип­ци­ях (43 г.). Это были откры­то анти­кон­сти­ту­ци­он­ные, «рево­лю­ци­он­ные» и тем самым — «анти­рес­пуб­ли­кан­ские» акты.

Одна­ко даже в пер­вые годы сво­ей поли­ти­че­ской карье­ры, будучи пол­но­стью зави­сим от настро­е­ний сол­дат и вете­ра­нов, Окта­виан везде, где толь­ко мог­ли про­явить­ся его сво­бод­ная воля, убеж­де­ния и не все­гда кон­тро­ли­ро­вав­ши­е­ся разу­мом чув­ства, обна­ру­жи­вал впи­тан­ную с моло­ком мате­ри, «рес­пуб­ли­кан­скую», «полис­ную» осно­ву сво­его миро­воз­зре­ния. Отча­сти отсюда — кажу­щий­ся про­ти­во­есте­ствен­ным союз с Цице­ро­ном и уме­рен­ной частью сена­та, стрем­ле­ние соблю­сти «рес­пуб­ли­кан­ский» имидж в самые кри­ти­че­ские момен­ты оже­сто­чив­шей­ся поли­ти­че­ской борь­бы. Но скла­ды­вав­ша­я­ся обста­нов­ка остав­ля­ла слиш­ком мало места сан­ти­мен­там: соци­аль­ные сму­ты смер­тель­но опас­ны для тра­ди­ций. На пер­вый план выхо­дят сию­ми­нут­ные инте­ре­сы и инстинк­ты; в оже­сто­чен­ной борь­бе забы­ва­ют­ся поли­ти­че­ские и мораль­ные убеж­де­ния.

И все же момент, когда есте­ствен­ное стрем­ле­ние вер­нуть­ся к нор­маль­ной жиз­ни заяви­ло о себе, дол­жен был насту­пить. Рав­ным обра­зом тяга к надеж­ным усто­ям, кото­рые отож­дествля­лись в рим­ском созна­нии с обы­ча­я­ми и нра­ва­ми пред­ков, ста­ла отво­е­вы­вать место в чув­ствах и мыс­лях Окта­ви­а­на. Впро­чем, для кри­стал­ли­за­ции смут­ных чая­ний и реши­тель­но­го обра­ще­ния к идео­ло­гии и поли­ти­ке тра­ди­цио­на­лиз­ма пона­до­би­лись доста­точ­но мощ­ные внеш­ние сти­му­лы. Сиг­на­лом послу­жи­ли «рес­пуб­ли­кан­ские» настро­е­ния ита­лий­ско­го насе­ле­ния во вре­мя Перу­зий­ской вой­ны и борь­бы с Секс­том Пом­пе­ем. Мощ­ным ката­ли­за­то­ром пат­рио­ти­че­ски-тра­ди­цио­на­лист­ских настро­е­ний и идей яви­лась про­па­ган­дист­ская вой­на с Анто­ни­ем. Вза­им­ная поля­ри­за­ция восточ­но-монар­хи­че­ских и «рес­пуб­ли­кан­ских» («полис­ных») тен­ден­ций обу­сло­ви­ла одно­знач­ную ори­ен­та­цию Окта­ви­а­на на тра­ди­цио­на­лизм. Резуль­та­том слож­ных про­цес­сов в обще­ст­вен­ном мен­та­ли­те­те, в созна­нии само­го Окта­ви­а­на, а так­же в идео­ло­ги­че­ской поли­ти­ке, выра­ба­ты­вав­шей­ся им сов­мест­но с бли­жай­шим окру­же­ни­ем, ста­ло «воз­вра­ще­ние рес­пуб­ли­ки» сена­ту и наро­ду в янва­ре 27 г. до н. э.

Орга­нич­ность такой поли­ти­ки, ее мак­си­маль­ное соот­вет­ст­вие с.372 настро­е­ни­ям участ­ни­ков собы­тий (в т. ч. Окта­ви­а­на) и озна­ча­ют, в пере­во­де на язык ново­ев­ро­пей­ской мора­ли, «искрен­ность», пусть и ока­зы­вав­шу­ю­ся под­час на зыб­кой гра­ни заблуж­де­ния, само­об­ма­на и сред­ства для дости­же­ния поли­ти­че­ских целей. На крат­кий исто­ри­че­ский миг в неко­ей замыс­ло­ва­той пляс­ке сомкну­лись смут­ные чая­ния и миф, фило­соф­ские рефлек­сии и жиз­нен­ные инте­ре­сы мно­гих людей.

Уже через четы­ре года после «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки» про­изо­шел пер­вый серь­ез­ный кри­зис. Об этом свиде­тель­ст­во­ва­ли судеб­ные про­цес­сы, свя­зан­ные с дей­ст­ви­тель­ны­ми или мни­мы­ми заго­во­ра­ми. 1 июля 23 г. Август впер­вые отка­зал­ся от кон­су­ла­та, что в государ­ст­вен­но-пра­во­вом отно­ше­нии было ком­пен­си­ро­ва­но про­кон­суль­ским импе­ри­ем и пожиз­нен­ной три­бун­ской вла­стью. Несмот­ря на рас­хож­де­ния иссле­до­ва­те­лей в оцен­ке уре­гу­ли­ро­ва­ния 23 г. до н. э., оно все­ми при­зна­ет­ся важ­ным рубе­жом в раз­ви­тии прин­ци­па­та.

Исто­ки поли­ти­че­ской напря­жен­но­сти и при­чи­ны введе­ния моди­фи­ка­ций в кон­сти­ту­ци­он­ное поло­же­ние прин­цеп­са сле­ду­ет искать преж­де все­го в важ­ных изме­не­ни­ях, про­ис­хо­див­ших в настро­е­ни­ях обще­ства. После отступ­ле­ния в про­шлое мра­ка граж­дан­ских смут начал рас­се­и­вать­ся и туман эйфо­рии. Исклю­чи­тель­ное поло­же­ние Авгу­ста долж­но было вызвать недо­воль­ство, коре­нив­ше­е­ся в обыч­ных чело­ве­че­ских сла­бо­стях: неудо­вле­тво­рен­ных амби­ци­ях одних и зави­сти дру­гих, гор­дыне и тще­сла­вии третьих и чет­вер­тых. Кто-то разо­ча­ро­вал­ся. Так или ина­че, про­шло доста­точ­но вре­ме­ни для того, чтобы остыл энту­зи­азм, порож­ден­ный пре­кра­ще­ни­ем граж­дан­ских войн. Сам прин­цепс так­же скло­нял­ся ко все более холод­но­му и рас­судоч­но­му вос­при­я­тию поли­ти­че­ских реа­лий, пред­по­чи­тая радуж­ным надеж­дам праг­ма­ти­че­ский выбор.

Уси­ли­вав­ши­е­ся прак­ти­цизм и скеп­ти­цизм отнюдь не озна­ча­ли умень­ше­ния вли­я­ния настро­е­ний и идей, в важ­но­сти кото­рых не раз имел воз­мож­ность убедить­ся Август. Разу­ме­ет­ся, новые обсто­я­тель­ства меня­ли их тональ­ность и набор, сам под­ход к идео­ло­ги­че­ской поли­ти­ке. С одной сто­ро­ны, обла­дая еди­но­лич­ной в сущ­но­сти вла­стью и посто­ян­но убеж­да­ясь в сво­ем рас­ту­щем вли­я­нии и могу­ще­стве, труд­но было удер­жать­ся от соблаз­на повли­ять на сти­хию идей и чувств, на гребне кото­рой прин­цепс при­шел к вла­сти. Отсюда — небы­ва­лые по замыс­лам, мас­шта­бам и арсе­на­лу средств с.373 идео­ло­ги­че­ские кам­па­нии.

С дру­гой сто­ро­ны, и это самое глав­ное, необ­хо­ди­мо было посто­ян­но отсле­жи­вать и учи­ты­вать важ­ные про­цес­сы, поми­мо воли пра­ви­тель­ства про­ис­хо­див­шие в созна­нии раз­лич­ных сло­ев граж­дан­ско­го насе­ле­ния. Важ­ней­шая пат­рио­ти­че­ская идея, нико­гда не утра­чи­вав­шая сво­его зна­че­ния в рим­ском мен­та­ли­те­те, тем не менее в дни мира неиз­беж­но нача­ла рас­сла­и­вать­ся, видо­из­ме­ня­ясь в зави­си­мо­сти от инте­ре­сов раз­лич­ных сло­ев насе­ле­ния. В созна­нии потом­ков ари­сто­кра­тии она смы­ка­лась с иде­ей li­ber­tas, окра­ши­ва­лась настро­е­ни­я­ми сопер­ни­че­ства и зави­сти, имея тен­ден­цию в созна­нии наи­бо­лее ради­каль­ной части сена­то­ров обра­щать­ся про­тив режи­ма лич­ной вла­сти.

Дру­гим сло­ям граж­дан­ско­го насе­ле­ния, в осо­бен­но­сти широ­ким кру­гам ита­лий­цев, «новых людей», армии, плеб­са, наи­бо­лее важен был импер­ский аспект пат­рио­ти­че­ской идеи. Для новой зна­ти «вос­ста­нов­лен­ная рес­пуб­ли­ка» ока­за­лась обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ской струк­ту­рой, куда она вошла как важ­ный эле­мент. Эти «новые люди» гото­вы были все­ми сила­ми под­дер­жи­вать режим Авгу­ста. Импер­ская идея успеш­но экс­плу­а­ти­ро­ва­лась так­же в армии, сре­ди вете­ра­нов и плеб­са. Образ победо­нос­но­го импе­ра­то­ра, бла­го­да­ря рас­по­ло­же­нию богов рас­про­стра­ня­ю­ще­го власть Рима на весь or­bis ter­ra­run, обес­пе­чи­ваю­ще­го бога­той добы­чей вои­нов и разда­ча­ми — город­ской плебс, был важ­ней­шей ипо­ста­сью рим­ско­го пра­ви­те­ля. Импер­ская идея смы­ка­лась с иде­я­ми уни­вер­са­лиз­ма и веч­но­сти Рима. В свою оче­редь, они были близ­ки извест­ным во всем Сре­ди­зем­но­мо­рье кон­цеп­ци­ям сме­ны поко­ле­ний и веков.

При­об­ре­тав­шие все боль­шее зна­че­ние импер­ские и уни­вер­са­лист­ские тен­ден­ции отнюдь не отме­ня­ли идео­ло­гии «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки». И в этом — ключ к пони­ма­нию Авгу­сто­ва прин­ци­па­та. «Рес­пуб­ли­кан­ско»-кон­сер­ва­тив­ная идея мог­ла видо­из­ме­нять­ся, на каких-то пово­ротах поли­ти­ки ухо­дя в тень, но была обре­че­на оста­вать­ся осно­вой поли­ти­ки Авгу­ста, посколь­ку сохра­ня­ла зна­че­ние струк­ту­ро­об­ра­зу­ю­ще­го эле­мен­та миро­воз­зре­ния зна­чи­мых сло­ев граж­дан­ско­го насе­ле­ния Рима и Ита­лии. При этом она по-раз­но­му соот­но­си­лась с дру­ги­ми, выхо­див­ши­ми пооче­ред­но на пер­вый план моти­ва­ми поли­ти­че­ских ори­ен­та­ций.

Анти­мо­нар­хи­че­ское зву­ча­ние «рес­пуб­ли­кан­ской» идеи, и не в послед­нюю оче­редь бла­го­да­ря поли­ти­че­ской муд­ро­сти само­го с.374 Авгу­ста, не ста­ло доми­ни­ру­ю­щим. Посте­пен­но видо­из­ме­ня­ясь, «рес­пуб­ли­ка­низм» не пре­вра­тил­ся в зна­мя оппо­зи­ции. При Авгу­сте он еще оста­вал­ся в лоне пра­ви­тель­ст­вен­ной идео­ло­гии. Впро­чем, в неко­то­рые момен­ты про­яв­ля­лись при­зна­ки охлаж­де­ния Авгу­ста к идее «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки». В 23 г. прин­цепс без види­мо­го сожа­ле­ния рас­стал­ся с кон­су­ла­том. Заго­вор про­тив Авгу­ста, наме­ре­ние Гора­ция оста­вить поэ­зию, види­мо, не слу­чай­но сов­па­да­ют по вре­ме­ни с неко­то­ры­ми моди­фи­ка­ци­я­ми ста­ту­са прин­цеп­са. С это­го вре­ме­ни Авгу­ста начал серь­ез­но бес­по­ко­ить вопрос о судь­бе режи­ма в слу­чае его смер­ти, что поро­ди­ло новый монар­хи­че­ский аспект вла­сти «пре­сто­ло­на­следие».

И все же глав­ное, что про­изо­шло в пер­вое деся­ти­ле­тие прин­ци­па­та, — не отдель­ные коррек­ти­ров­ки в государ­ст­вен­но-пра­во­вой систе­ме, а серь­ез­ные изме­не­ния в поли­ти­че­ском созна­нии обще­ства. Хотя прин­цепс доро­жил лояль­но­стью ари­сто­кра­тии, у нее не было шан­сов вер­нуть свою li­ber­tas, ассо­ции­ро­вав­шу­ю­ся в созна­нии обще­ства с сопер­ни­че­ст­вом свое­ко­рыст­ных вла­сто­люб­цев и сму­той. Еди­но­лич­ная в сущ­но­сти власть, осно­ван­ная на исклю­чи­тель­ной auc­to­ri­tas Авгу­ста, вос­при­ни­ма­лась подав­ля­ю­щим боль­шин­ст­вом насе­ле­ния как часть есте­ствен­но­го поряд­ка вещей, как усло­вие мира, бла­го­по­лу­чия и про­цве­та­ния. Это было вре­мя радо­сти тех, кто выжил в чудо­вищ­ной мясо­руб­ке войн, кто пове­рил, что сей­час достиг­ну­то луч­шее состо­я­ние «рес­пуб­ли­ки». В 17 г. был про­воз­гла­шен Новый век, когда осу­ще­ст­ви­лась про­виден­ци­аль­ная мис­сия Рима, и в резуль­та­те самоот­вер­жен­ных уси­лий мно­гих поко­ле­ний «луч­ших мужей» Рим­ский народ и его Импе­рия достиг­ли небы­ва­ло­го могу­ще­ства и про­цве­та­ния.

Пери­од с 17 по 2 гг. до н. э. ока­зал­ся «вели­ким пят­на­дца­ти­ле­ти­ем» Авгу­сто­ва прин­ци­па­та. В Импе­рии, гра­ни­цы кото­рой достиг­ли гра­ниц or­bis ter­ra­rum, цари­ли мир и бла­го­по­лу­чие, зем­ля дари­ла бога­тые уро­жаи, не было осно­ва­ний сомне­вать­ся в спра­вед­ли­во­сти сфор­му­ли­ро­ван­ных Вер­ги­ли­ем и Гора­ци­ем мыс­лей о том, что ока­за­лась выпол­не­на про­виден­ци­аль­ная мис­сия Рима. Август нако­нец-то мог удо­вле­тво­рить­ся свер­шен­ным, насла­дить­ся все­об­щим при­зна­ни­ем сво­их исклю­чи­тель­ных заслуг перед «рес­пуб­ли­кой». В 12 г. он стал pon­ti­fex ma­xi­mus. Пол­ным ходом шло стро­и­тель­ство ново­го, «камен­но­го» Рима. Куль­ми­на­ци­он­ным для пер­во­го прин­ци­па­та был 2 г. до н. э. «Сенат, всад­ни­ки и весь народ» с.375 про­воз­гла­си­ли Авгу­ста Pa­ter Pat­riae. Это было вели­чай­шей честью, кото­рой мог удо­сто­ить­ся рим­ский граж­да­нин. Полу­че­ние титу­ла было той самой завет­ной меч­той осно­ва­те­ля прин­ци­па­та, кото­рая с голо­вой выда­ет в нем рим­ля­ни­на до моз­га костей. Идея вос­ста­нов­лен­ной в пике ее вели­чия «рес­пуб­ли­ки» была вопло­ще­на и в освя­щен­ном в том же 2 г. до н. э. Фору­ме Авгу­ста.

Озна­ча­ет ли это, что Август был убеж­ден­ным после­до­ва­те­лем Като­на Ути­че­ско­го или Бру­та? Разу­ме­ет­ся, нет. Впро­чем, так же, как Цеза­ря или Анто­ния. По гор­дыне он не усту­пал тира­но­убий­цам и заво­е­ва­те­лям. Но амби­ции Авгу­ста лежа­ли по пре­иму­ще­ству в иной плос­ко­сти. Его често­лю­бие уме­ря­лось не про­сто осто­рож­но­стью. Оно было обла­го­ро­же­но неко­то­ры­ми посте­пен­но уко­ре­няв­ши­ми­ся в Риме гре­че­ски­ми иде­я­ми. И в этом смыс­ле Август, как поко­ле­ни­ем ранее Цице­рон, — порож­де­ние сво­ей эпо­хи, а фено­мен Авгу­сто­ва века — нечто гораздо боль­ше, чем извест­ные фак­ты из исто­рии худо­же­ст­вен­ной куль­ту­ры. Осно­ва­тель прин­ци­па­та пото­му не поку­шал­ся на тра­ди­ции, что заду­мы­вал­ся о веч­ных цен­но­стях. В стрем­ле­нии вой­ти в анна­лы исто­рии он при­ме­рял­ся не к скан­даль­ной сла­ве аван­тю­ри­стов и заво­е­ва­те­лей. В отли­чие от мно­гих рим­ских често­люб­цев, Август не был одер­жим «алек­сан­дро­ма­ни­ей», хотя образ поко­ри­те­ля Азии и потре­во­жил неко­гда его вооб­ра­же­ние.

При всем прак­ти­циз­ме Авгу­ста более все­го пре­льща­ла до край­но­сти уто­пи­че­ская мысль стать не про­сто новым осно­ва­те­лем Рима (не зря он отверг имя Ромул), — но муд­рым учреди­те­лем иде­аль­но­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства напо­до­бие Ликур­га. В обнов­лен­ном веч­ном Риме, в соот­вет­ст­вии с акси­о­ма­ми антич­ной поли­ти­че­ской мыс­ли, долж­ны были, оду­шев­лен­ные нрав­ст­вен­ны­ми цен­но­стя­ми «пред­ков», гар­мо­нич­но урав­но­ве­ши­вать друг дру­га монар­хи­че­ское, ари­сто­кра­ти­че­ское и демо­кра­ти­че­ское нача­ла. Таков был фило­соф­ский смысл лозун­га «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки». Конеч­но, быв­ший обо­жа­тель Цице­ро­на был фило­со­фом не более, чем уче­ник Ари­сто­те­ля, в поли­ти­ке кото­ро­го усмат­ри­ва­ют ино­гда осу­щест­вле­ние идеи «брат­ства наро­дов». Столь же неод­но­знач­ны, как и в слу­чае с Алек­сан­дром, ока­за­лись резуль­та­ты дея­тель­но­сти Авгу­ста.

После­до­ва­тель­ное вопло­ще­ние идеи в соци­аль­ную прак­ти­ку неиз­беж­но долж­но было выявить ее скры­тый, пока не была достиг­ну­та некая кри­ти­че­ская точ­ка, полюс. Сто­и­ло Авгу­сто­ву прин­ци­па­ту с.376 прой­ти невиди­мую гра­ни­цу, как создан­ная им систе­ма нача­ла при­об­ре­тать в гла­зах самых ради­каль­ных почи­та­те­лей Като­на зло­ве­щие монар­хи­че­ские чер­ты. Слиш­ком силь­ная при­вер­жен­ность прин­цеп­са тра­ди­ци­он­ным маги­ст­ра­ту­рам, пол­но­мо­чи­ям и титу­лам, кото­рые он полу­чал вполне легаль­ны­ми путя­ми, лиша­ла их того само­го, «рес­пуб­ли­кан­ско­го», смыс­ла, а ста­рые кон­сти­ту­ци­он­ные инсти­ту­ты — реаль­ной вла­сти. Чрез­мер­ные уси­лия пра­ви­тель­ства по вос­ста­нов­ле­нию «нра­вов пред­ков» ста­ли раз­ру­шав­шим тра­ди­цию вме­ша­тель­ст­вом в устои фами­лии. «Демо­кра­тизм» ста­но­вил­ся попу­лиз­мом, гро­зив­шим уси­ле­ни­ем опас­ных тира­ни­че­ских тен­ден­ций. В ряду ста­туй выдаю­щих­ся дея­те­лей Рима на новом фору­ме послед­няя ниша была заня­та ста­ту­ей Авгу­ста, дости­же­ние «рес­пуб­ли­кой» опти­маль­но­го состо­я­ния ока­зы­ва­лось в то же вре­мя вступ­ле­ни­ем в эпо­ху Импе­рии и Новую эру.

Куль­ми­на­ци­ей 2 г. до н. э. режим Авгу­ста исчер­пал свои созидаю­щие воз­мож­но­сти. Осталь­ное долж­но было завер­шить вре­мя, про­ве­ряв­шее на проч­ность дух уве­рен­но­сти и исто­ри­че­ско­го опти­миз­ма, кото­рый поро­дил фено­мен «Авгу­сто­ва века». Смерть Луция и Гая Цеза­рей, семей­ные дра­мы и постиг­шая рим­ские леги­о­ны тра­гедия в Тев­то­бург­ском лесу были уда­ра­ми, от кото­рых пре­ста­ре­лый прин­цепс не мог опра­вить­ся до кон­ца жиз­ни. Но дело было не толь­ко в уста­ло­сти пра­ви­те­ля. Неиз­беж­но зату­ха­ла энер­гия уме­ло направ­лен­но­го пат­рио­ти­че­ско­го взры­ва, спро­во­ци­ро­ван­но­го граж­дан­ски­ми сму­та­ми и ори­ен­та­лист­ски­ми пополз­но­ве­ни­я­ми Анто­ния.

Послед­ние годы до и пер­вые нашей эры — вре­мя нарас­та­ния в рим­ском обще­стве свое­об­раз­ной энтро­пии, усред­не­ния, есте­ствен­но­го для нор­маль­но­го обще­ства, живу­ще­го отла­жен­ной мир­ной жиз­нью. Не к это­му ли и стре­ми­лись все, в том чис­ле сам Август? Ухо­ди­ло вре­мя людей, гото­вых жерт­во­вать бла­го­по­лу­чи­ем ради идеи. Ухо­ди­ли и сами люди. Еще в 19 г. до н. э. умер Вер­ги­лий, в 12 — Агрип­па, в 8 — Меце­нат и Гора­ций.

Новые поко­ле­ния мало инте­ре­со­ва­лись поли­ти­кой, а тот, кто хотел сде­лать поли­ти­че­скую карье­ру, усво­ил, что достичь желае­мо­го мож­но на Пала­тине, а не на Фору­ме. Граж­дан­ская актив­ность вытес­ня­лась пре­смы­ка­тель­ст­вом, само­со­зна­ние граж­да­ни­на — идео­ло­ги­ей под­дан­но­го. Нарас­та­ли тен­ден­ции, кото­рые могут в ретро­спек­ти­ве рас­смат­ри­вать­ся как монар­хи­че­ские. Не слу­чай­но имен­но в это вре­мя с чека­нов окон­ча­тель­но исче­за­ют име­на с.377 моне­та­ри­ев, вытес­ня­ясь изо­бра­же­ни­я­ми и титу­ла­ту­рой импе­ра­то­ра, а так­же чле­нов его семьи.

Несо­мнен­но, прин­цепс про­дол­жал доро­жить мне­ни­ем той очень неболь­шой части пра­вя­ще­го клас­са Импе­рии, кото­рая болез­нен­но пере­жи­ва­ла утра­ту сво­ей исклю­чи­тель­но­сти. Оппо­зи­ци­он­ные настро­е­ния в ее среде, не пред­став­ляя реаль­ной угро­зы наби­раю­щим силу монар­хи­че­ским тен­ден­ци­ям, часто бес­по­ко­и­ли прин­цеп­са, не соби­рав­ше­го­ся рас­ста­вать­ся с «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­ги­ей. Как это ни кажет­ся стран­ным на пер­вый взгляд, нарас­та­ние монар­хиз­ма в прак­ти­че­ской поли­ти­ке сопро­вож­да­лось уси­ли­я­ми по укреп­ле­нию «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­гии. 2 г. до н. э. и здесь ока­зал­ся клю­че­вым. Кон­цеп­ция кон­ти­ну­и­те­та была освя­ще­на не толь­ко в гале­рее рес­пуб­ли­кан­ских геро­ев. Нема­лые уси­лия были направ­ле­ны на созда­ние основ­но­го тек­ста «Res ges­tae». В этом важ­ней­шем памят­ни­ке Авгу­сто­ва прин­ци­па­та идео­ло­гия «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки» нача­ла при­об­ре­тать тональ­ность поле­ми­ки. Под­черк­ну­тый и зани­маю­щий клю­че­вые пози­ции «рес­пуб­ли­ка­низм» «Дея­ний» явля­ет­ся пер­вым досто­вер­ным свиде­тель­ст­вом зарож­де­ния оппо­зи­ци­он­ной идео­ло­гии.

Чисто лите­ра­тур­ная фор­ма борь­бы, как и дру­гие извест­ные фак­ты по мень­шей мере тер­пи­мо­сти могу­ще­ст­вен­но­го пра­ви­те­ля в отно­ше­нии анти­ти­ра­ни­че­ски окра­шен­но­го «рес­пуб­ли­ка­низ­ма», осо­бен­но впе­чат­ля­ют в срав­не­нии с жесто­ким пре­сле­до­ва­ни­ем «про­жи­га­те­лей жиз­ни». По-види­мо­му, нару­ши­те­лей супру­же­ской вер­но­сти, вклю­чая дочь и внуч­ку, Август опа­сал­ся более, чем воз­во­ди­мых им в ранг кон­су­лов извест­ных «рес­пуб­ли­кан­цев», а вос­пе­ва­ние люб­ви и досу­жей жиз­ни осно­ва­тель прин­ци­па­та рас­смат­ри­вал как серь­ез­ную угро­зу ново­му поряд­ку вещей, не в при­мер про­слав­ле­нию геро­ев рес­пуб­ли­ки и бор­цов за «сво­бо­ду». Не явля­ет­ся ли это доста­точ­ным под­твер­жде­ни­ем проч­ной при­вер­жен­но­сти Авгу­ста если не идее, то идео­ло­гии «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки»? Даже на вось­мом десят­ке у бес­спор­но выдаю­ще­го­ся поли­ти­ка не обна­ру­жить неко­ей дья­воль­ской спо­соб­но­сти все рас­счи­тать, знать, пред­видеть. До кон­ца жиз­ни на него доста­ло про­стоты. Поми­мо воли все­ми при­знан­но­го архи­тек­то­ра, Рим­ская «рес­пуб­ли­ка», зано­во воз­ро­див­ша­я­ся им с таки­ми уси­ли­я­ми, неот­вра­ти­мо пре­вра­ща­лась в сре­ди­зем­но­мор­скую монар­хию, и вряд ли Август в пол­ной мере осо­зна­вал истин­ное зна­че­ние про­ис­хо­див­ше­го пере­во­рота. В при­вер­жен­но­сти прин­цеп­са идео­ло­гии «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки» были не толь­ко с.378 стрем­ле­ние к самоап­о­ло­гии и зме­и­ная муд­рость зна­то­ка наро­да, но так­же заблуж­де­ния, кото­рые он про­дол­жал разде­лять с окру­жаю­щи­ми.

Разу­ме­ет­ся, вре­мя мно­гое изме­ни­ло и в созна­нии твор­ца режи­ма, и в самом обще­стве. «Вос­ста­нов­лен­ная рес­пуб­ли­ка» рубе­жа эр не была уже ни спон­тан­ным порож­де­ни­ем народ­но­го энту­зи­аз­ма, ни про­дук­том граж­дан­ско­го само­со­зна­ния, с кото­рым так или ина­че дол­жен был счи­тать­ся любой поли­тик. Трид­цать лет Авгу­сто­ва мира при­ве­ли к воз­ник­но­ве­нию основ­ных черт систе­мы, клю­че­вое место в кото­рой зани­мал еди­но­власт­ный пра­ви­тель. Но важ­ней­шая, хотя и неза­мет­ная на пер­вый взгляд, мета­мор­фо­за про­ис­хо­ди­ла с эле­мен­тар­ны­ми частич­ка­ми, ато­ма­ми, состав­ляв­ши­ми Рим­ский народ: граж­да­нин сме­нял­ся под­дан­ным, — и это пре­вра­ще­ние окон­ча­тель­но и бес­по­во­рот­но меня­ло сущ­ность Веч­но­го горо­да.

Новые тен­ден­ции про­яви­лись и в идей­но-поли­ти­че­ской сфе­ре. Пре­вра­ще­ние «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки» в пред­мет поле­ми­ки свиде­тель­ст­во­ва­ло о начав­шем­ся про­цес­се осо­зна­ния про­ис­хо­див­ше­го пере­во­рота. Это под­толк­ну­ло прин­цеп­са к оформ­ле­нию вер­сии о сво­ей изна­чаль­ной при­вер­жен­но­сти «сво­бо­де» и об учреж­де­нии «вос­ста­нов­лен­ной рес­пуб­ли­ки». Теперь в поступ­ках Авгу­ста дей­ст­ви­тель­но пре­об­ла­дал рас­чет, столь щед­ро и не все­гда оправ­дан­но при­пи­сы­вав­ший­ся Окта­виа­ну. Но имен­но достиг­ну­тая нако­нец в «Res ges­tae» неесте­ствен­ная после­до­ва­тель­ность и неправ­до­по­доб­ная логич­ность в ито­ге ока­за­лись решаю­щим фак­то­ром, пре­вра­тив­шим нега­тив офи­ци­аль­ной идео­ло­гии в проч­ный с точ­но­стью до наобо­рот отпе­ча­ток исто­ри­че­ской тра­ди­ции. В созна­нии сле­дую­ще­го поко­ле­ния кон­цеп­ция еди­новре­мен­но­го «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки» уди­ви­тель­ным обра­зом пре­вра­ти­лась в вер­сию об уста­нов­ле­нии тогда же, в 27 г. до н. э., — но монар­хии. На самом деле транс­фор­ма­ция rei pub­li­cae res­ti­tu­tae в reg­num заня­ла не одно деся­ти­ле­тие. Пер­вый прин­ци­пат был решаю­щим отрез­ком на дол­гом пути, и в этом, глав­ном, исто­ри­че­ская тра­ди­ция не оши­ба­ет­ся. Пре­ем­ни­ки Авгу­ста: Юлии-Клав­дии, Фла­вии и Анто­ни­ны — посте­пен­но реа­ли­зо­вы­ва­ли тен­ден­ции поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия, наби­рав­шие силу по мере суже­ния и пере­рож­де­ния идеи «рес­пуб­ли­ки» как в обще­ст­вен­ном созна­нии, так и в идео­ло­гии прин­ци­па­та.