Восстание Лепида

с.225 Сре­ди всех анти­де­мо­кра­ти­че­ских меро­при­я­тий Сул­лы наи­бо­лее нагляд­ным и вызы­ваю­щим по отно­ше­нию к плеб­су было рез­кое огра­ни­че­ние три­бун­ских пол­но­мо­чий и фак­ти­че­ское лише­ние три­бу­нов их поли­ти­че­ско­го зна­че­ния. Поэто­му и вопрос об отмене имен­но этих мер встал почти сра­зу же после отстав­ки дик­та­то­ра. Сул­ла явно еще был жив, когда, по свиде­тель­ству Лици­ни­а­на (XXXVI. 33. Cri­ni­ti)¹, три­бу­ны обра­ти­лись к кон­су­лам 78 г.² М. Эми­лию Лепиду и Кв. Лута­цию Кату­лу с при­зы­вом вос­ста­но­вить три­бун­ские пол­но­мо­чия. Одна­ко кон­су­лы отка­за­лись, и Лепид на созван­ной сход­ке заявил, что это вос­ста­нов­ле­ние не явля­ет­ся полез­ным. Это как буд­то про­ти­во­ре­чит извест­ной из дру­гих источ­ни­ков пози­ции Лепида, одна­ко речь может идти о более ран­нем вре­ме­ни³. Хотя Лепид в пер­вый момент реши­тель­но высту­пил про­тив три­бун­ской ини­ци­а­ти­вы, она, может быть, под­толк­ну­ла его к пере­хо­ду на про­ти­во­по­лож­ные пози­ции.

К кон­цу прав­ле­ния Сул­лы внут­ри сул­лан­ской «пар­тии» воз­ник­ла фрон­ди­ру­ю­щая груп­пи­ров­ка. Пер­вые при­зна­ки непод­чи­не­ния дик­та­то­ру появи­лись уже вско­ре после победы. Кв. Лукре­ций Офел­ла попы­тал­ся вопре­ки его воле выста­вить свою кан­дида­ту­ру в кон­су­лы. В ответ Сул­ла при­ка­зал его убить (Liv. Per. 89; App. BC. I. 101; Plut. Sul­la. 33). И Аппи­ан, и Плу­тарх отме­ча­ют, что сна­ча­ла Сул­ла пытал­ся отго­во­рить Офел­лу и лишь после его реши­тель­но­го отка­за и попыт­ки опе­реть­ся на народ при­нял реши­тель­ные меры. Это гово­рит о том, что он не хотел «выно­сить сор из избы» и наме­ре­вал­ся решить дело в сво­ем кру­гу, и лишь вызы­ваю­щее непо­ви­но­ве­ние Офел­лы заста­ви­ло его дей­ст­во­вать откры­то и жесто­ко. Конеч­но, опре­де­лен­ную роль в заня­тии дик­та­то­ром такой жест­кой пози­ции сыг­ра­ло его неже­ла­ние нару­шать толь­ко недав­но вос­ста­нов­лен­ный порядок заня­тия маги­ст­ра­тур, да и обра­ще­ние Офел­лы к наро­ду не мог­ло не испу­гать его⁴, тем более что Офел­ла, по свиде­тель­ству Цице­ро­на (Brut. 178), был доволь­но уме­лым ора­то­ром на сход­ках, так что он вполне мог вызвать нешу­точ­ные вол­не­ния в Риме, да к тому же ранее являл­ся вид­ным мари­ан­цем (Vell. II. 27. 4), что тоже мог­ло вызвать подо­зре­ние Сул­лы. Но, каза­лось бы, обос­но­ва­ние убий­ства нару­ше­ни­ем зако­на и жела­ни­ем не допу­стить новых вол­не­ний было бы гораздо менее цинич­ным и хоть как-то при­кры­тым мас­кой закон­но­сти. Одна­ко Сул­ла пред­по­чел хлад­но­кров­но объ­яс­нить свой посту­пок непод­чи­не­ни­ем ему сво­его сорат­ни­ка. Аппи­ан пишет, что подоб­ны­ми поступ­ка­ми и их объ­яс­не­ни­я­ми он запу­гал рим­лян. Дума­ет­ся, одна­ко, что реаль­ным адре­са­том Сул­лы в дан­ном слу­чае был не столь­ко рим­ский народ, уже доста­точ­но запу­ган­ный, сколь­ко его соб­ст­вен­ные сто­рон­ни­ки. По Аппи­а­ну, Офел­ла в сво­их при­тя­за­ни­ях опи­рал­ся на свои заслу­ги, а имен­но победу над Мари­ем-млад­шим, что при­ве­ло к окон­ча­нию граж­дан­ской вой­ны в Ита­лии. Но заслу­ги перед Сул­лой име­ли и дру­гие его с.226 сорат­ни­ки, и они тоже вполне мог­ли, опи­ра­ясь на свои дея­ния, пре­тен­до­вать на осо­бое поло­же­ние, чего дик­та­тор допу­стить не мог. Цинич­ным и бес­суд­ным убий­ст­вом Сул­ла ясно пока­зы­вал свою реши­мость не допу­стить ника­ко­го непо­ви­но­ве­ния себе, невзи­рая ни на какие заслу­ги в недав­нем про­шлом. На какое-то вре­мя это, по-види­мо­му, ему уда­лось. Но через неко­то­рое вре­мя раз­но­гла­сия в сул­лан­ском лаге­ре все же появи­лись. И мож­но гово­рить даже о появ­ле­нии опре­де­лен­ной оппо­зи­ци­он­ной груп­пи­ров­ки, хотя даже никак не оформ­лен­ной.

Наи­бо­лее ярким ее пред­ста­ви­те­лем являл­ся Пом­пей, не толь­ко полу­чив­ший три­умф вопре­ки воле дик­та­то­ра, но и осме­лив­ший­ся откры­то назвать себя вос­хо­дя­щим солн­цем в про­ти­во­по­лож­ность захо­дя­ще­му солн­цу — Сул­ле (Plut. Pomp. 14). Неда­ром в Риме рас­про­стра­ня­лись слу­хи об отпа­де­нии Пом­пея с его победо­нос­ным вой­ском от Сул­лы, и осно­ва­ни­ем для это­го была без­услов­ная вер­ность вои­нов Пом­пею, кото­ро­го, как им каза­лось, Сул­ла неза­слу­жен­но хотел лишить коман­до­ва­ния (Pomp. 13). Сам Пом­пей в тот момент про­явил пол­ную лояль­ность и с трудом убедил сол­дат отка­зать­ся от непо­ви­но­ве­ния вер­хов­ной вла­сти. Но сам этот слу­чай был гроз­ным при­зна­ком, и Сул­ла пред­по­чел воздать вся­че­ские поче­сти Пом­пею, чтобы взять ситу­а­цию в свои руки. По сло­вам Плу­тар­ха (Pomp. 15), Сул­ла был очень недо­во­лен рас­ту­щей попу­ляр­но­стью Пом­пея, но поде­лать с этим ниче­го не мог. Под­лин­ное отно­ше­ние он выра­зил лишь в том, что обо­шел его в сво­ем заве­ща­нии (Plut. Sul­la. 38). Уже в это вре­мя с Пом­пе­ем, воз­мож­но, был свя­зан буду­щий кон­сул и цен­зор Гн. Кор­не­лий Лен­тул Кло­ди­ан, кото­рый (доб­ро­воль­но или нет) поки­нул Рим во вре­мя гос­под­ства мари­ан­цев и вер­нул­ся толь­ко с при­бы­ти­ем в Ита­лию Сул­лы (Cic. Brut. 308, 311)⁵. В неми­лость у дик­та­то­ра попал Красс (Plut. Crass. 6). Осно­ва­ни­ем для это­го, если верить Плу­тар­ху, было само­воль­ное вне­се­ние послед­ним кого-то в про­скрип­ци­он­ные спис­ки ради соб­ст­вен­но­го обо­га­ще­ния. Имен­но само­во­лие Крас­са и вызва­ло неудо­воль­ст­вие Сул­лы, кото­рый отка­зал­ся от всех его услуг. Здесь инте­ре­сен еще один момент: и Пом­пей, и Красс были сре­ди наи­бо­лее актив­ных сорат­ни­ков буду­ще­го дик­та­то­ра и, как и Офел­ла, в огром­ной сте­пе­ни спо­соб­ст­во­ва­ли его победе⁶. Сул­ла явно стре­мил­ся дистан­ци­ро­вать­ся, по край­ней мере, от части тех, кто при­вел его к вла­сти. К этой груп­пе при­над­ле­жал и Лепид.

Лепид при­над­ле­жал к самым «слив­кам» рим­ской ари­сто­кра­тии. Пре­да­ние воз­во­ди­ло род Эми­ли­ев или к доче­ри Энея Эми­лии, или к его вну­ку (сыну Юла-Аска­ния) Эми­лу⁷. Уже в 484 г. до н. э., т. е. все­го при­бли­зи­тель­но через чет­верть века после уста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки, Л. Эми­лий Мамерк ста­но­вит­ся кон­су­лом. Из Лепидов, кото­рые явля­лись одной из вет­вей рода Эми­ли­ев, пер­вым достиг кон­су­ла­та М. Эми­лий Лепид в 285 г. Дру­гой Марк Лепид два­жды был кон­су­лом, про­сла­вил­ся с.227 сво­и­ми победа­ми, в 178 г. был избран цен­зо­ром, а затем вер­хов­ным пон­ти­фи­ком и прин­цеп­сом сена­та; с его име­нем свя­за­на построй­ка Эми­ли­е­вой доро­ги и бази­ли­ки в самом Риме⁸. Герой насто­я­щей ста­тьи актив­но участ­во­вал в граж­дан­ской войне на сто­роне Сул­лы, взяв на ее послед­нем эта­пе упор­но сопро­тив­ляв­шу­ю­ся Нор­бу, чем закон­чил эту вой­ну на ита­лий­ской поч­ве (App. BC. I. 94)⁹. Он, несо­мнен­но, обо­га­тил­ся во вре­мя про­скрип­ций, в чем сам поз­же при­зна­вал­ся, оправ­ды­ва­ясь тем, что не был бы в без­опас­но­сти, если бы посту­пал чест­но (rec­te — Sall. Hist. Frag. I. 55. 18¹⁰). Это не поме­ша­ло его даль­ней­шей карье­ре¹¹. В 80 г. Лепид был про­пре­то­ром Сици­лии (Cic. II Verr. III. 212); сле­до­ва­тель­но, в преды­ду­щем году он зани­мал пост пре­то­ра¹². Управ­лял он про­вин­ци­ей столь для себя выгод­но, что после воз­вра­ще­ния в Рим постро­ил себе самый рос­кош­ный в горо­де дом, кото­рый стал пер­вым рим­ским жили­щем, укра­шен­ным нуми­дий­ским мра­мо­ром (Plin. NH. XXXVI. 49; 109). Часть денег Лепид потра­тил на вос­ста­нов­ле­ние постро­ен­ной его пред­ком Эми­ли­е­вой бази­ли­ки (Plin. NH. XXXV. 13), на что наме­ка­ет и дена­рий того вре­ме­ни¹³. Одна­ко после воз­вра­ще­ния из Сици­лии его даль­ней­шая карье­ра ока­за­лась под угро­зой. Бра­тья Кв. Цеци­лий Метелл Целер и Кв. Цеци­лий Метелл Непот, толь­ко всту­пав­шие на поли­ти­че­ское попри­ще, за гра­бе­жи в про­вин­ции при­влек­ли Лепида к суду (Ps.-As­con. P. 206). Но любовь наро­да к Лепиду была тако­ва, что обви­ни­те­ли сами отка­за­лись от сво­его обви­не­ния под тем пред­ло­гом, что Лепида под­дер­жи­ва­ет их род­ст­вен­ник Пом­пей, а сам обви­ня­е­мый слиш­ком попу­ля­рен¹⁴.

Метел­лы при­над­ле­жа­ли к самым вер­ным спо­движ­ни­кам Сул­лы. Кв. Метелл Пий во вре­мя граж­дан­ской вой­ны был одним из наи­бо­лее актив­ных сул­лан­ских пол­ко­вод­цев. В 80 г., т. е. во вре­мя про­пре­ту­ры Лепида в Сици­лии, он вме­сте с самим Сул­лой был кон­су­лом, с.228 а в сле­дую­щем году Сул­ла напра­вил его в Испа­нию вое­вать с Сер­то­ри­ем. О том, что за спи­ной Метел­лов, несо­мнен­но, сто­ял сам Сул­ла¹⁵, гово­рит его отно­ше­ние к Лепиду. По сло­вам Плу­тар­ха (Pomp. 15; Sul­la. 34), дик­та­тор назвал Лепида самым худ­шим из всех людей (τὸν πάν­των κά­κισ­τον). С чем свя­за­но такое рез­кое изме­не­ние отно­ше­ния Сул­лы к сво­е­му вер­но­му спо­движ­ни­ку, ска­зать точ­но труд­но. Мож­но лишь пред­по­ла­гать, что Лепид попы­тал­ся слиш­ком нагляд­но выра­зить свои поли­ти­че­ские амби­ции. Само вос­ста­нов­ле­ние Эми­ли­е­вой бази­ли­ки яви­лось доволь­но вызы­ваю­щим жестом, дол­жен­ст­ву­ю­щим напом­нить рим­ля­нам о древ­но­сти и знат­но­сти рода Эми­ли­ев, ничем не усту­пав­ших Кор­не­ли­ям, а чекан­ка в честь это­го собы­тия моне­ты еще более под­чер­ки­ва­ла поли­ти­че­скую зна­чи­мость акта: бази­ли­ку постро­ил пред­ок Лепида, достиг­ший вели­чай­ше­го поче­та, в то вре­мя как пред­ок Сул­лы был изгнан из сена­та, а нача­ло жиз­ни само­го Сул­лы было скуд­ным и без­вест­ным, так что впер­вые он про­сла­вил­ся лишь как кве­стор Мария (Plut. Sul­la. 1; 3). Такое про­ти­во­по­став­ле­ние не мог­ло не раз­дра­жать все­силь­но­го дик­та­то­ра. Зато Лепида актив­но под­дер­жал Пом­пей, кото­рый, как отме­тил Плу­тарх, и добил­ся для него бла­го­склон­но­сти (εὔνοια) наро­да¹⁶. Эта бла­го­склон­ность сыг­ра­ла на руку Лепиду при его обви­не­нии Метел­ла­ми.

Мож­но гово­рить, что в 79 г. в ранее еди­ном сул­лан­ском лаге­ре обра­зо­ва­лись две сопер­ни­чаю­щие груп­пи­ров­ки. К одной из них при­над­ле­жа­ли Катул и Метел­лы, и их актив­но под­дер­жи­вал сам Сул­ла. Но уже гораздо боль­шее зна­че­ние нача­ла при­об­ре­тать груп­па, воз­глав­ля­е­мая Пом­пе­ем, хотя тот и стал к это­му вре­ме­ни род­ст­вен­ни­ком Метел­лов. На сто­ро­ну Пом­пея пере­шел кон­сул это­го года П. Сер­ви­лий Ватия, добив­ший­ся для Пом­пея три­ум­фа. Его сто­рон­ни­ком стал и Лепид. Красс, как кажет­ся, в этом сопер­ни­че­стве не участ­во­вал, но его уда­ле­ние Сул­лой от всех дел пре­вра­ща­ло его в несо­мнен­но­го оппо­зи­ци­о­не­ра.

При под­держ­ке Пом­пея Лепид выдви­нул свою кан­дида­ту­ру в кон­су­лы на 78 г. Сул­ла реши­тель­но вос­про­ти­вил­ся это­му выбо­ру, зато вся­че­ски под­дер­жи­вал Кату­ла¹⁷. Сам Сул­ла в это вре­мя, как кажет­ся, офи­ци­аль­но уже был част­ным чело­ве­ком, сло­жив с себя власть (Plut. Sul­la. 34; App. BC. I. 103; Oros. V. 22. 1), одна­ко вли­я­ние его, несо­мнен­но, было еще очень вели­ко, а страх перед ним дале­ко еще не ушел из душ рим­лян. Несмот­ря на это, Лепид не толь­ко был избран, но и полу­чил боль­ше голо­сов, чем Катул (Plut. Sul­la. 34; Pomp. 15). Как уже гово­ри­лось, недав­но про­тив воли Сул­лы свою кан­дида­ту­ру в кон­су­лы выдви­нул Офел­ла; взя­тие им Пре­не­сте, как и Нор­бы Лепидом, закон­чи­ло вой­ну в Ита­лии. Исто­рия с Лепидом, каза­лось бы, зер­каль­но повто­ря­ла ситу­а­цию с.229 с выдви­же­ни­ем Офел­лой сво­ей кан­дида­ту­ры. Прав­да, Лепид не нару­шил зако­на, кото­рый пред­пи­сы­вал суще­ст­во­ва­ние, по край­ней мере, двух­лет­не­го пере­ры­ва меж­ду дву­мя маги­ст­ра­ту­ра­ми (Cic. Phil. XI. 5. 17)¹⁸: меж­ду его пре­ту­рой и пред­по­ла­гае­мым кон­суль­ст­вом и долж­ны были прой­ти два года, из кото­рых один он был про­пре­то­ром Сици­лии, а вто­рой — част­ным чело­ве­ком. Но, зная харак­тер Сул­лы, едва ли мож­но сомне­вать­ся, что в дру­гое вре­мя этот закон не стал бы для него пре­пят­ст­ви­ем для нака­за­ния неугод­но­го кан­дида­та, даже если он фор­маль­но уже дик­та­то­ром не был. Одна­ко актив­ная под­держ­ка Лепида супер­по­пу­ляр­ным не толь­ко в наро­де, но и в армии Пом­пе­ем заста­ви­ла его сми­рить­ся¹⁹. Он лишь огра­ни­чил­ся язви­тель­но­стью по отно­ше­нию к Пом­пею, кото­рый, по его сло­вам, пред­по­чел худ­ше­го луч­ше­му, пред­ска­за­ни­ем тому буду­щей враж­деб­но­сти со сто­ро­ны нынеш­не­го про­те­же, да исклю­че­ни­ем Пом­пея из чис­ла наслед­ни­ков (Plut. Sul­la. 34; 38; Pomp. 15). Избра­ние Лепида пока­за­ло, что ужас от сул­лан­ско­го терро­ра в Риме начал про­хо­дить²⁰.

Став­шие в 78 г. кон­су­ла­ми Лепид и Катул нена­виде­ли друг дру­га (ἐχθίσ­τω τε ἀλλή­λοιν), и раздо­ры меж­ду ними нача­лись сра­зу же (εὐθύς) после вступ­ле­ния в долж­ность (App. BC. I. 105). Аппи­ан наме­ка­ет на прин­ци­пи­аль­ные раз­но­гла­сия меж­ду ними, гово­ря, что Катул был из сул­лан­цев, а Лепид из про­ти­во­по­лож­ной пар­тии (ἀπὸ τῶν ἀναν­τίων). Оро­зий (V. 22) назы­ва­ет Лепида защит­ни­ком мари­ан­ской пар­тии (ad­ser­tor Ma­ria­nae par­tis). Веро­ят­но, уже сра­зу после вступ­ле­ния в долж­ность Лепид, хотя и был ранее не менее актив­ным сто­рон­ни­ком Сул­лы, чем Катул, выска­зал­ся за изме­не­ния в уста­нов­лен­ном Сул­лой поряд­ке. По-види­мо­му, это вдох­но­ви­ло три­бу­нов, кото­рые, как было ска­за­но, яви­лись к кон­су­лам с при­зы­вом о вос­ста­нов­ле­нии их вла­сти. Но в тот момент Лепид не решил­ся на такой шаг и даже пер­вым выска­зал­ся про­тив это­го. Вме­сто это­го он высту­пил с речью, в кото­рой пообе­щал про­ве­сти хлеб­ный закон, пред­у­смат­ри­ваю­щий рас­пре­де­ле­ние хле­ба по пять моди­ев, амни­стию изгнан­ни­кам и воз­вра­ще­ние быв­шим вла­дель­цам земель, на кото­рые Сул­ла посе­лил сво­их вете­ра­нов²¹. Разу­ме­ет­ся, про­грам­ма, пред­у­смат­ри­вав­шая отме­ну мно­гих дей­ст­вий Сул­лы (res ges­tas a Sul­la res­cin­de­re), не мог­ла быть выдви­ну­та во вре­мя дик­та­ту­ры. Но очень веро­ят­но, что какие-то ее эле­мен­ты были извест­ны и, может быть, даже под­спуд­но исполь­зо­ва­лись в пред­вы­бор­ной аги­та­ции. Неда­ром, как гово­ри­лось выше, под­держ­ка наро­да спас­ла буду­ще­го кон­су­ла при попыт­ке обви­не­ния. И это мог­ло быть осно­ва­ни­ем для рез­ко­го непри­я­тия Лепида дик­та­то­ром. с.230 Во вся­ком слу­чае, такая чет­кая про­грам­ма едва ли была пло­дом экс­пром­та.

Итак, в про­грам­ме Лепида выде­ля­ют­ся три основ­ных поло­же­ния, и пер­вое — воз­об­нов­ле­ние хлеб­ных раздач. Такие разда­чи нача­ли прак­ти­ко­вать­ся в Риме с кон­ца вто­рой Пуни­че­ской вой­ны²², но поли­ти­че­ское зна­че­ние они при­об­ре­та­ют со вре­ме­ни Гая Грак­ха, про­вед­ше­го спе­ци­аль­ный закон (Plut. Gracch. 5; App. BC. I. 21; Liv. Per. 60). Аппи­ан в свя­зи с этим отме­чал, что про­веде­ни­ем это­го зако­на Гай добил­ся рас­по­ло­же­ния наро­да и сво­его избра­ния на сле­дую­щий год, а поз­же Оро­зий (V. 12) утвер­ждал, что таки­ми разда­ча­ми рим­ский народ часто ввер­гал­ся в жесто­чай­шие сму­ты. Сул­ла эти разда­чи реши­тель­но отме­нил²³. Мож­но спо­рить о моти­вах это­го дей­ст­вия Сул­лы и видеть в нем лишь эко­но­ми­че­скую меру²⁴, но его направ­лен­ность про­тив город­ско­го плеб­са оспо­ре­на быть не может. Лепид пред­ла­гал не вос­ста­но­вить про­да­жу хле­ба по деше­вым ценам, а сде­лать разда­чу вовсе бес­плат­ной²⁵. Изгнан­ни­ка­ми, кото­рых Лепид обе­щал вер­нуть на роди­ну, были уцелев­шие жерт­вы про­скрип­ций. Их чис­ло точ­но неиз­вест­но, но Аппи­ан (BC. I. 95—96) гово­рит о погиб­ших сена­то­рах и всад­ни­ках, а так­же об ита­ли­ках, под­дер­жи­вав­ших мари­ан­цев. Третье поло­же­ние — воз­вра­ще­ние зем­ли. Сул­ла бес­по­щад­но кон­фис­ко­вы­вал зем­ли и разда­вал их сво­им вете­ра­нам (Cic. Leg. agr. I. 7. 21; II. 29. 81). По сло­вам Аппи­а­на (BC. I. 104), в Ита­лии полу­чи­ли от Сул­лы участ­ки 120 тысяч чело­век. Мож­но толь­ко вооб­ра­зить, сколь­ко для это­го было изгна­но быв­ших вла­дель­цев, в основ­ном из чис­ла ита­ли­ков. В резуль­та­те дей­ст­вий Сул­лы, осо­бен­но его репрес­сий, обез­людел Сам­ний (Stra­bo. V. 4. 11). В это вре­мя боль­шое чис­ло этрус­ков покида­ет Ита­лию и пере­се­ля­ет­ся в Афри­ку²⁶, и почти исче­за­ет этрус­ская циви­ли­за­ция²⁷. Сме­на соб­ст­вен­ни­ков про­ис­хо­дит и во мно­гих дру­гих реги­о­нах Ита­лии²⁸. Таким обра­зом, про­грам­ма Лепида была направ­ле­на на при­об­ре­те­ние под­держ­ки город­ско­го плеб­са, ита­лий­ско­го кре­стьян­ства и постра­дав­шей части двух выс­ших сосло­вий. Кон­сул явно стре­мил­ся объ­еди­нить вокруг сво­ей фигу­ры всех недо­воль­ных Сул­лой.

Како­вы были субъ­ек­тив­ные моти­вы заня­тия Лепидом столь ясной анти­сул­лан­ской пози­ции, ска­зать труд­но. Как уже гово­ри­лось, он при­мкнул к фрон­ди­ру­ю­щей груп­пи­ров­ке внут­ри сул­лан­ско­го лаге­ря. Воз­мож­но, что на это его подвиг­ли непри­ят­но­сти по пово­ду его управ­ле­ния Сици­ли­ей. В тот пери­од Лепид явно нахо­дил­ся в тени Пом­пея, кото­рый и помог ему добить­ся кон­суль­ства. Уход Сул­лы с поли­ти­че­ской сце­ны мог вдох­но­вить Лепида и на более сме­лые меч­ты. Не имея прак­ти­че­ски ника­ко­го авто­ри­те­та в армии и не будучи столь попу­ляр­ным, как Пом­пей, он мог рас­счи­ты­вать толь­ко на дема­го­гию, на при­вле­че­ние к себе широ­ко­го кру­га оппо­зи­ции опре­де­лен­ной про­грам­мой, имея образ­цом не столь­ко Мария и Сул­лу, сколь­ко Гая Грак­ха. Такую про­грам­му он и выдви­нул вско­ре после вступ­ле­ния в долж­ность.

с.231 Логи­ка борь­бы очень быст­ро при­ве­ла к ради­ка­ли­за­ции идей и дей­ст­вий Лепида. Об этом мож­но судить по речи, кото­рую изла­га­ет Сал­лю­стий (Hist. Frag. I. 55). Извест­но, что Сал­лю­стий сам сочи­нял речи и даже пись­ма исто­ри­че­ских пер­со­на­жей, сле­дуя в этом обыч­ной прак­ти­ке древ­них исто­ри­ков, начи­ная с Фукидида²⁹. Одна­ко он явно стре­мил­ся пере­дать под­лин­ный смысл речи³⁰. Мож­но быть уве­рен­ным, что сохра­нив­ша­я­ся во фраг­мен­тах сал­лю­сти­е­вой «Исто­рии» речь Лепида вос­про­из­во­дит под­лин­ные мыс­ли мятеж­но­го кон­су­ла, хотя и не соб­ст­вен­ным язы­ком, а язы­ком исто­ри­ка. Более того, несколь­ко хао­тич­ная и даже порой бес­связ­ная, она соот­вет­ст­ву­ет харак­те­ру кон­су­ла³¹. Более слож­ный вопрос — вре­мя про­из­не­се­ния этой речи. Рез­кость речи застав­ля­ет пред­по­ла­гать, что она была про­из­не­се­на уже после смер­ти Сул­лы или, по край­ней мере, после его отстав­ки³². Если обра­тить­ся к самой речи, как ее пере­дал Сал­лю­стий, то мож­но видеть, что про­из­не­се­на она была уже после вступ­ле­ния Лепида в долж­ность, т. е. в 78 г., ибо себя он назы­ва­ет кон­су­лом (27). Но, с дру­гой сто­ро­ны, созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что Сул­ла не толь­ко еще жив, но и дей­ст­ву­ет на поли­ти­че­ской арене. Он осу­ществля­ет тира­нию (ty­ran­ni­dem L. Sul­lae — 1), и нель­зя наде­ять­ся на то, что он сам испы­ты­ва­ет отвра­ще­ние к сво­ей тира­нии, или что он сам отка­жет­ся от вла­сти (di­mis­su­rum — 7); в его вла­сти зако­ны, пра­во­судие, каз­на, про­вин­ции, цари (13); он будет совер­шать пре­ступ­ле­ния еще более дерз­ко (avi­dius fe­ce­rit — 19); он шест­ву­ет в сопро­вож­де­нии огром­ной тол­пы и уве­рен­но (tan­to ag­mi­ne at­que ani­mis in­ce­dit — 23); его дела идут успеш­но (se­cun­dae res), но они скры­ва­ют его поро­ки, и пока что это бла­го­по­лу­чие не пошат­ну­лось (24). А когда Лепид упо­ми­на­ет об обви­не­нии его Сул­лой в мятеж­но­сти, то употреб­ля­ет гла­гол «гово­рит» в насто­я­щем вре­ме­ни — ait (16).

Может быть, для реше­ния этой про­бле­мы надо вспом­нить обсто­я­тель­ства отстав­ки Сул­лы. Плу­тарх (Sul­la. 34) гово­рит, что, сло­жив власть, Сул­ла заявил о согла­сии дать отчет о сво­их дей­ст­ви­ях. Аппи­ан (BC. I. 104) рас­ска­зы­ва­ет об этом собы­тии гораздо подроб­нее. По его сло­вам, Сул­ла, отка­зав­шись от лик­то­ров, сохра­нил сво­их тело­хра­ни­те­лей, на фору­ме появ­лял­ся с дру­зья­ми, а тол­па и тогда смот­ре­ла на него с потря­се­ни­ем и стра­хом (κα­ταπεπ­λη­γό­τος αὐτὸν καὶ τό­τε). Не пере­кли­ка­ет­ся ли это со сло­ва­ми Лепида о тол­пе сле­дую­щих за Сул­лой и о стра­хе, кото­рый до сих пор испы­ты­ва­ют рим­ляне перед ним? Если это так, то речь Лепида мож­но отне­сти ко вре­ме­ни меж­ду его вступ­ле­ни­ем в долж­ность кон­су­ла и отъ­ездом Сул­лы в свое име­ние.

В сво­ей речи кон­сул обру­ши­ва­ет­ся на Сул­лу и его при­спеш­ни­ков (sa­tel­li­tes), назы­вая сре­ди послед­них потом­ков слав­ных имен Бру­тов, Эми­ли­ев³³ (т. е. и чле­нов сво­его рода), Лута­ци­ев, упре­ка­ет рим­лян, что с.232 они, нахо­дясь в раб­стве, даже не пыта­ют­ся вер­нуть себе сво­бо­ду, заяв­ля­ет, что сам он спо­кой­но­му раб­ству пред­по­чел опас­ную сво­бо­ду (pe­ri­cu­lo­sa li­ber­tas quie­to ser­vi­tu­to). В кон­це речи Лепид при­зы­ва­ет рим­лян сле­до­вать за ним для вос­ста­нов­ле­ния сво­бо­ды (ad re­ci­pien­dam li­ber­ta­tem), а себя назы­ва­ет не толь­ко кон­су­лом, но и вождем и руко­во­ди­те­лем (con­su­lem, du­cem et auc­to­rem). Здесь осо­бен­но инте­рес­но исполь­зо­ва­ние сло­ва dux. В прин­ци­пе оно обо­зна­ча­ет вся­ко­го, кто кого-либо куда-либо ведет, в том чис­ле и про­сто про­вод­ни­ка. Но все же осо­бен­но часто оно исполь­зу­ет­ся в воен­ной тер­ми­но­ло­гии³⁴. Не при­зы­вая пря­мо к воору­жен­но­му выступ­ле­нию, Лепид явно дает понять, что он в сво­ей борь­бе не огра­ни­чит­ся лишь мир­ны­ми сред­ства­ми, но готов и к войне. А в этой борь­бе он рас­счи­ты­ва­ет не толь­ко на про­тив­ни­ков Сул­лы или «мол­ча­ли­вое боль­шин­ство», кото­рое он при­зы­ва­ет к отка­зу от его мол­ча­ния, или проскри­би­ро­ван­ных, кото­рым он обе­ща­ет даже вер­нуть, хотя и за пла­ту, их иму­ще­ство, но и на быв­ших сул­лан­ских сол­дат, кото­рые, по его сло­вам, при­ведя к вла­сти тира­на, полу­чи­ли лишь ссыл­ку в леса и болота. Одним сло­вом, целью Лепида явля­лось объ­еди­не­ние всех сил, кото­рые, как он счи­тал, мог­ли бы под его руко­вод­ст­вом сверг­нуть суще­ст­ву­ю­щий режим. Види­мо, его вдох­но­ви­ло избра­ние кон­су­лом вопре­ки пози­ции Сул­лы, что было им рас­це­не­но как дока­за­тель­ство не толь­ко актив­ной под­держ­ки со сто­ро­ны граж­дан, но и сво­его пре­вос­ход­ства над Сул­лой. Как и Пом­пей, он мог счи­тать себя вос­хо­дя­щим солн­цем, кото­ро­му люди покло­ня­ют­ся боль­ше, чем захо­дя­ще­му, разу­ме­ет­ся, не в воз­раст­ном плане (он был мно­го стар­ше Пом­пея), а в поли­ти­че­ском.

Пер­вое откры­тое столк­но­ве­ние, вылив­ше­е­ся уже и на ули­цы горо­да, про­изо­шло после смер­ти Сул­лы (App. BC. I. 105). В горо­де нача­лись вол­не­ния (ἐν ἄστει στά­σις). Сто­рон­ни­ки Сул­лы наста­и­ва­ли на тор­же­ст­вен­ных, по суще­ству все­и­та­лий­ских, похо­ро­нах за государ­ст­вен­ный счет, в то вре­мя как Лепид реши­тель­но это­му вос­про­ти­вил­ся. У него, по сло­вам Аппи­а­на, были свои сто­рон­ни­ки (οἱ ἀμφὶ Λέ­πιδον). По-види­мо­му, аги­та­ция Лепида дала свои пло­ды, и вокруг него обра­зо­ва­лась его «пар­тия». В защи­ту похо­рон­ных тор­жеств высту­пи­ли Катул и сул­лан­цы. Из слов Аппи­а­на неяс­но, были ли οἱ Σύλ­λειοι лишь сена­то­ра­ми или частью наро­да, но исполь­зо­ва­ние исто­ри­ком сло­ва στά­σις поз­во­ля­ет думать не про­сто о спо­рах, но и каких-то бес­по­ряд­ках в Риме. Еще яснее об этих собы­ти­ях рас­ска­зы­ва­ет Плу­тарх (Sul­la. 38; Pomp. 15). По его рас­ска­зу, вокруг Лепида спло­ти­лось доволь­но мно­го (πολ­λοί) сто­рон­ни­ков. Плу­тарх употреб­ля­ет гла­гол ὁρμάω — при­во­дить в дви­же­ние, побуж­дать, устрем­лять­ся, напа­дать, что тоже с несо­мнен­но­стью свиде­тель­ст­ву­ет о каких-то вол­не­ни­ях. Но дело реши­ла пози­ция Пом­пея. Вол­не­ния, свя­зан­ные с реше­ни­ем вопро­са о похо­ро­нах, веро­ят­но, испу­га­ли вла­сти, быв­шие «фрон­де­ры» соеди­ни­лись с вер­ны­ми сул­лан­ца­ми, и Пом­пей не толь­ко выска­зал­ся за отда­чу Сул­ле всех мыс­ли­мых и немыс­ли­мых поче­стей, но и при­нял реши­тель­ные меры для вопло­ще­ния при­ня­то­го сена­том реше­ния о тор­же­ст­вен­ных похо­ро­нах в жизнь. Он одних уго­ва­ри­вал, а дру­гим угро­жал (ἀπει­λῆι), и это ясно свиде­тель­ст­ву­ет не о спо­рах в сена­те, а о вол­не­ни­ях с.233 сре­ди наро­да. Кро­ме стра­ха народ­ных вол­не­ний, Пом­пея и его сто­рон­ни­ков подвиг­ла на под­держ­ку похо­рон и трез­вая оцен­ка поли­ти­че­ской ситу­а­ции. Про­тив­ни­ки Сул­лы не были орга­ни­зо­ва­ны, а сул­лан­ские вете­ра­ны в пол­ном воору­же­нии сте­ка­лись в город для уча­стия в похо­ро­нах. Даль­ней­шее про­дол­же­ние спо­ров, а тем более отказ в тор­же­ст­вен­ных похо­ро­нах, при­ве­ли бы толь­ко к кро­во­про­лит­но­му столк­но­ве­нию с зара­нее извест­ным исхо­дом. И Пом­пей сам доста­вил тело Сул­лы в Рим и обес­пе­чил без­опас­ность (ἀσφά­λειαν) и само про­веде­ние тра­ур­ной цере­мо­нии. В этой схват­ке Лепид потер­пел пора­же­ние³⁵.

Это пора­же­ние, одна­ко, Лепида не оста­но­ви­ло. По сло­вам Аппи­а­на (BC. I. 107), кон­су­лы нача­ли сно­ва ссо­рить­ся меж­ду собой, едва лишь отой­дя от погре­баль­но­го кост­ра, и вновь горо­жане разде­ли­лись на сто­рон­ни­ков того и дру­го­го. В сво­ей речи (Sall. Hist. Frag. I. 55. 12) Лепид гово­рил о домаш­них оча­гах невин­но­го плеб­са (ple­bis in­no­xiae pat­rias se­des), кото­рые захва­ти­ли немно­гие при­спеш­ни­ки (pau­ci sa­tel­li­tes) дик­та­то­ра как пла­ту за пре­ступ­ле­ния. Вете­ра­нов, сослан­ных, по его сло­вам, в болота и леса, в чис­ло этих pau­ci sa­tel­li­tes он явно не вклю­чал. Но тор­же­ст­вен­ные похо­ро­ны Сул­лы, в кото­рых решаю­щим ста­ло даже не реше­ние сена­та, а поведе­ние сул­лан­ских вете­ра­нов, пока­за­ли, что если Лепид питал какие-либо надеж­ды на при­вле­че­ние хотя бы части их на свою сто­ро­ну, то они ока­за­лись тщет­ны­ми. И теперь он обра­тил­ся к ита­ли­кам, обе­щая вер­нуть им зем­лю, кото­рую у них отнял Сул­ла. Но зем­лю у ита­ли­ков Сул­ла отнял преж­де все­го для посе­ле­ния сво­их вете­ра­нов. И обе­ща­ние Лепида зем­лю вер­нуть озна­ча­ло толь­ко одно: кон­сул рас­счи­ты­ва­ет не на быв­ших вои­нов Сул­лы, а на оби­жен­ных ими ита­лий­ских кре­стьян. Такое заяв­ле­ние Лепид уже делал ранее, но, види­мо, тогда он сам еще не при­нял окон­ча­тель­но­го реше­ния, колеб­лясь меж­ду рас­че­том на вете­ра­нов и на обез­зе­ме­лен­ных кре­стьян. После похо­рон Сул­лы выбор был сде­лан.

Обе­ща­ние Лепида вер­нуть зем­лю явно спро­во­ци­ро­ва­ло вос­ста­ние в Этру­рии. Нача­лось оно на севе­ре этой обла­сти, в Фезу­лах. Сюда Сул­ла вывел сво­их вете­ра­нов (Cic. III Cat. 14), в резуль­та­те чего мест­ные жите­ли лишись земель и все­го иму­ще­ства (Sall. Cat. 28. 4). В этом рай­оне суще­ст­во­ва­ло напря­же­ние меж­ду посе­лен­ны­ми здесь вете­ра­на­ми и преж­ни­ми земле­вла­дель­ца­ми. Неда­ром пер­вые жили в укреп­ле­ни­ях (cas­tel­la ve­te­ra­no­rum). И теперь, вос­поль­зо­вав­шись бес­по­ряд­ка­ми в Риме и явно опи­ра­ясь на обе­ща­ние одно­го из кон­су­лов, фезу­лан­цы, не дожи­да­ясь како­го-либо пра­ви­тель­ст­вен­но­го акта, напа­ли на эти укреп­ле­ния и, убив мно­гих из вете­ра­нов, вер­ну­ли себе отня­тые зем­ли. Воз­мож­но, вос­ста­ние не огра­ни­чи­лось Фезу­ла­ми, а при­об­ре­ло боль­ший мас­штаб. Во вся­ком слу­чае сенат был этим очень обес­по­ко­ен и решил напра­вить на подав­ле­ние вос­ста­ния обо­их кон­су­лов. То ли раз­мах вос­ста­ния дей­ст­ви­тель­но был столь широк, что воз­ник­ла реаль­ная угро­за само­му Риму, то ли сена­то­ры не мог­ли решить, кого из кон­су­лов напра­вить в Этру­рию, а кого оста­вить в Риме, кому дать армию, а кому одно­му вру­чить выс­шую граж­дан­скую с.234 власть в сто­ли­це. Более того, сенат потре­бо­вал от кон­су­лов, чтобы они как мож­но ско­рее (ma­tur­ri­me) высту­пи­ли в поход. Зная, одна­ко, о вза­и­моот­но­ше­ни­ях кон­су­лов и боясь непред­ска­зу­е­мо­го поведе­ния Лепида в усло­ви­ях, когда в рас­по­ря­же­нии обо­их будут армии, сенат свя­зал обо­их кон­су­лов клят­вой не решать свои спо­ры вой­ной (Sall. Hist. Frag. I. 66; App. BC. I. 107).

Неиз­вест­но, что́ кон­крет­но делал в Этру­рии Катул. Извест­но лишь, что дей­ст­вия его были доволь­но вялы­ми; воз­мож­но, имея под боком армию Лепида, он не решал­ся всту­пить в откры­тый бой с повстан­ца­ми, дабы не осла­бить себя в пред­виде­нии почти неиз­беж­но­го столк­но­ве­ния с кол­ле­гой. Лепид же явно не соби­рал­ся подав­лять вос­ста­ние. Он скон­цен­три­ро­вал свои вой­ска в горах, и к нему ста­ли соби­рать­ся не толь­ко вос­став­шие этрус­ки, но и дети проскри­би­ро­ван­ных, а может быть, и сами уцелев­шие проскри­би­ро­ван­ные. По сло­вам Филип­па (если его речь пра­виль­но пере­да­на Сал­лю­сти­ем), к Лепиду при­мкну­ли люди из всех сосло­вий, опа­ля­е­мые нуж­дой (ho­mi­nes om­nium or­di­num… flag­ran­tes ino­pia). Оста­вим на сове­сти Филип­па инвек­ти­вы по отно­ше­нию к этим людям, но при­зна­ние, что на при­со­еди­не­ние к Лепиду людей толк­ну­ла нуж­да, пока­зы­ва­ет всю глу­би­ну недо­воль­ства суще­ст­ву­ю­щим поло­же­ни­ем. Сенат испу­гал­ся, как бы вся Этру­рия не при­со­еди­ни­лась к Лепиду, кото­ро­го вос­став­шие уже счи­та­ли сво­им вождем; в нем нача­лись спо­ры по пово­ду даль­ней­ших дей­ст­вий. Катул, кото­рый вер­нул­ся в Рим, пред­ло­жил обра­тить­ся к реши­тель­ным дей­ст­ви­ям. Его в этом под­дер­жал Л. Мар­ций Филипп, но боль­шин­ство сена­та на это не реши­лось, и Лепиду, по-види­мо­му, была пред­ло­же­на амни­стия в обмен на отказ от откры­то­го выступ­ле­ния (Sall. Hist. Frag. I. 77. 5—6). Когда Лепид это пред­ло­же­ние отверг, сенат обра­тил­ся к раз­лич­ным про­ри­ца­те­лям (ibid. I. 77. 3) и, может быть, по их сове­ту обру­шил­ся на под­няв­ших ору­жие с самы­ми страш­ны­ми про­кля­ти­я­ми. Но это не сму­ти­ло ни Лепида с его вой­ском, ни вос­став­ших. Лепид потре­бо­вал каж­до­му воз­вра­ще­ние кон­фис­ко­ван­но­го иму­ще­ства, под­твер­жде­ние граж­дан­ских прав тем, у кого их и не отни­ма­ли, вос­ста­нов­ле­ние три­бун­ской вла­сти и отме­ны пра­ва вой­ны (ibid. I. 77. 14). При неко­то­рой туман­но­сти слов Филип­па, ясно, что тре­бо­ва­ния Лепида сво­ди­лись к лик­вида­ции сул­лан­ско­го режи­ма и его актов, вклю­чая вос­ста­нов­ле­ние проскри­би­ро­ван­ных и их потом­ков во всех пра­вах и воз­вра­ще­ние им кон­фис­ко­ван­но­го иму­ще­ства, лик­вида­цию вете­ран­ских посе­ле­ний, чье созда­ние выте­ка­ло из пра­ва победи­те­ля в граж­дан­ской войне, вос­ста­нов­ле­ние три­бун­ских пол­но­мо­чий во всем объ­е­ме. По суще­ству он частич­но повто­рил, а частич­но рас­ши­рил ту про­грам­му, с кото­рой высту­пил еще нахо­дясь в Риме. Но теперь он под­дер­жи­вал свои тре­бо­ва­ния силой ору­жия.

Для себя Лепид потре­бо­вал вто­ро­го кон­суль­ства (al­te­rum con­su­la­tum), хотя еще не сло­жил и пер­вое (Sall. Hist. Frag. I. 77. 15). В том, что Лепид тре­бо­вал для себя не дик­та­ту­ру, а вто­рое кон­суль­ство, ино­гда видят дока­за­тель­ство его уме­рен­но­сти³⁶. Одна­ко гораздо веро­ят­нее, что дело было в дру­гом. В сво­их дей­ст­ви­ях Лепид рас­счи­ты­вал на про­тив­ни­ков Сул­лы, а у них дик­та­ту­ра еще слиш­ком была свя­за­на с лич­но­стью Сул­лы и его терро­ром. Может быть, Лепид наде­ял­ся и на зна­чи­тель­ную с.235 часть сена­то­ров, чья нере­ши­тель­ность мог­ла его вдох­нов­лять, а для них отказ от тре­бо­ва­ния дик­та­ту­ры озна­чал какую-то гаран­тию про­тив воз­мож­но­го терро­ра. Одна­ко, по сло­вам Плу­тар­ха (Pomp. 16), Лепид желал при­сво­ить себе власть Сул­лы (τὴν ἐκεί­νου δύ­ναμιν). Это, несо­мнен­но, отра­же­ние взглядов и про­па­ган­ды той «луч­шей и здра­вой» (κα­θαρὸν καὶ ὑγιαῖον) части сена­та и наро­да, кото­рая спло­ти­лась вокруг Кату­ла. Како­ва была реак­ция дру­гой части наро­да, неиз­вест­но. Но, види­мо, опа­се­ние реак­ции со сто­ро­ны этой части и толк­ну­ли сенат на отно­си­тель­но мяг­кое отно­ше­ние к Лепиду.

Даль­ней­ший ход собы­тий не очень изве­стен. Филипп в сво­ей речи (Sall. Hist. Frag. I. 77. 10), про­из­не­сен­ной уже в 77 г., гово­рит, что Лепид сно­ва (rur­sus) пыта­ет­ся вне­сти в город огонь и желе­зо, т. е. сно­ва при­ве­сти свои вой­ска. Из это­го мож­но сде­лать вывод, что ранее армия Лепида уже под­хо­ди­ла к Риму³⁷. Но, с дру­гой сто­ро­ны, Лепид откры­то заяв­лял, что дан­ная им клят­ва не начи­нать вой­ну дей­ст­ви­тель­на толь­ко на год кон­суль­ства (App. BC. I. 107). Поэто­му мож­но думать, что явной воен­ной демон­стра­ции в 78 г. Лепид все же не пред­при­ни­мал. Но само его поведе­ние, несо­мнен­но, явля­лось угро­зой суще­ст­ву­ю­ще­му поряд­ку. Сенат, может быть, уже рас­ка­яв­ший­ся в том, что дал Лепиду армию, попы­тал­ся вызвать его в Рим, разу­ме­ет­ся, без вой­ска, для про­веде­ния кон­суль­ских выбо­ров на сле­дую­щий год. Одна­ко Лепид реши­тель­но отка­зал­ся. Один Катул про­ве­сти выбо­ры не мог, и 1 янва­ря 77 г. рес­пуб­ли­ка оста­лась без офи­ци­аль­ной выс­шей вла­сти. Ста­ли назна­чать интеррек­сов, одним из кото­рых был Аппий Клав­дий Пуль­хр, сто­рон­ник Сул­лы, быв­ший кон­су­лом в 79 г. В его крат­кое прав­ле­ние сенат сно­ва вер­нул­ся к вопро­су о Лепиде.

С горя­чей речью, реши­тель­но осуж­дав­шей мятеж­но­го про­кон­су­ла, высту­пил Л. Мар­ций Филипп (Sall. Hist. Frag. I. 77). Он, веро­ят­но, был стар­шим кон­су­ля­ром³⁸ и поэто­му пер­вым выска­зы­вал свое мне­ние. В свое вре­мя Филипп был одним из лиде­ров попу­ля­ров, в каче­стве кон­су­ла реши­тель­но высту­пал про­тив Дру­за, а в 86 г., когда в Риме гос­под­ст­во­ва­ли мари­ан­цы, стал цен­зо­ром. Это не поме­ша­ло ему затем перей­ти на сто­ро­ну Сул­лы и стать его актив­ным помощ­ни­ком³⁹. Теперь он высту­пал самым ярым про­тив­ни­ком Лепида, обви­няя его и в мяте­же, и в мораль­ной нечи­сто­плот­но­сти. Тот теперь был для него лишь част­ным чело­ве­ком, кото­рый вме­сте с самы­ми худ­ши­ми людь­ми и вра­га­ми рес­пуб­ли­ки ведет вой­ско на Рим, при­чем само вой­ско он счел набран­ным быв­шим кон­су­лом в част­ном поряд­ке (pri­va­to con­si­lio). Если Филипп имел в виду армию, кото­рую Лепид воз­гла­вил для борь­бы с повстан­ца­ми в про­шлом году, то он был явно неправ. Но, ско­рее все­го, речь шла о тех, кто при­мкнул к Лепиду; их, судя по речи, объ­яви­ли вра­га­ми рес­пуб­ли­ки (hos­tes rei pub­li­cae), что ста­ви­ло их вне зако­на. Хотя о самом Лепиде Филипп и гово­рил, что его отвер­га­ют и пена­ты, и зако­ны, вид­но, что он вне зако­на объ­яв­лен еще не был, и сло­ва ора­то­ра надо было вос­при­ни­мать как непри­кры­тую угро­зу. В кон­це сво­ей речи Филипп пред­ло­жил объ­явить чрез­вы­чай­ное поло­же­ние (ne quid res pub­li­ca det­ri­men­ti ca­piat) с.236 и пору­чить при­нять все необ­хо­ди­мые меры для защи­ты горо­да интеррек­су Клав­дию, про­кон­су­лу Кату­лу и дру­гим лицам, обле­чен­ным импе­ри­ем. Пред­ло­же­ние явно было при­ня­то. Угро­за пол­ной лик­вида­ции суще­ст­ву­ю­щей систе­мы спло­ти­ла раз­лич­ные груп­пи­ров­ки, заста­вив их на какое-то вре­мя забыть преж­ние раз­но­гла­сия⁴⁰.

Как отме­чал Плу­тарх (Pomp. 16), Катул был более све­дущ в каче­стве поли­ти­че­ско­го руко­во­ди­те­ля, чем воен­но­го. О воен­ных каче­ствах Клав­дия тоже ниче­го не извест­но⁴¹. Поэто­му все взо­ры обра­ти­лись к Пом­пею. Он не зани­мал ника­кой долж­но­сти, сле­до­ва­тель­но, не был в чис­ле лиц, обле­чен­ных импе­ри­ем и при этом еще даже не вхо­дил в сенат. Но дру­го­го спо­соб­но­го пол­ко­во­д­ца в Риме не нашлось. И Пом­пея назна­чи­ли коман­дую­щим в этой войне. Точ­ный ранг Пом­пея неиз­ве­стен. Плу­тарх назы­ва­ет его ἡγε­μών. Ско­рее все­го, офи­ци­аль­но он высту­пал в каче­стве лега­та Кату­ла⁴². Дово­дом в поль­зу тако­го пред­по­ло­же­ния может слу­жить тот факт, что после подав­ле­ния вос­ста­ния Катул при­ка­зал Пом­пею рас­пу­стить свою армию (Plut. Pomp. 17). Поэто­му-то у Аппи­а­на (BC. I. 107), отра­жаю­ще­го, по-види­мо­му, офи­ци­аль­ную точ­ку зре­ния, коман­дую­щим, сра­жаю­щим­ся про­тив Лепида, назван имен­но Катул, а Пом­пей и вовсе не упо­ми­на­ет­ся.

Поло­же­ние было дей­ст­ви­тель­но доволь­но серь­ез­ным. По сло­вам Плу­тар­ха, Лепид уже под­чи­нил бо́льшую часть Ита­лии (πολ­λὰ τῆς Ἰτα­λίας). Это, несо­мнен­но, пре­уве­ли­че­ние, но оно отра­жа­ет страх и, может быть, слу­хи, ходив­шие в Риме. Этру­рия же прак­ти­че­ски нахо­ди­лась в руках Лепида. После окон­ча­ния сво­его кон­суль­ства он в каче­стве про­кон­су­ла полу­чил в управ­ле­ние Транс­аль­пин­скую Гал­лию (App. BC. I. 107), но сам туда не отпра­вил­ся, а оста­вал­ся с набран­ным им вой­ском в Этру­рии. М. Юния Бру­та с частью войск он напра­вил в Циз­аль­пин­скую Гал­лию⁴³. Брут был извест­ным в свое вре­мя судеб­ным ора­то­ром и счи­тал­ся зна­то­ком государ­ст­вен­но­го и част­но­го пра­ва (Cic. Brut. 222). Во вре­мя граж­дан­ских смут он при­мкнул к мари­ан­цам, в 83 г. был три­бу­ном и в этом каче­стве пред­ло­жил выве­сти коло­нию в Капую⁴⁴. Это вызва­ло него­до­ва­ние опти­ма­тов, и еще поз­же Цице­рон (II Agr. 89) обви­нял Бру­та в наме­ре­нии сде­лать из Капуи оплот ново­го государ­ства, про­ти­во­по­став­лен­но­го Риму. Несмот­ря на небла­го­при­ят­ные, как утвер­жда­ли про­тив­ни­ки Бру­та, зна­ме­ния и резуль­та­ты ауспи­ций, он все же насто­ял на выво­де коло­нии и сам назна­чил сто­яв­ших во гла­ве нее пре­то­ров (Cic. II Agr. 92—94). После победы Сул­лы закон о выво­де коло­нии явно был отме­нен (ина­че не с.237 нуж­но было в 64—63 гг. Рул­лу в рам­ках сво­его аграр­но­го зако­на воз­об­нов­лять пред­ло­же­ние о выво­де коло­нии туда же), но сам Брут от про­скрип­ций не постра­дал, а теперь стал лега­том Лепида и от его име­ни управ­лял Циз­аль­пин­ской Гал­ли­ей. В Лигу­рии, офи­ци­аль­но являв­шей­ся частью этой про­вин­ции, вой­ска­ми, веро­ят­нее все­го, коман­до­вал М. Пер­пер­на Вей­ен­тон (Oros. V. 24. 16), до это­го актив­но сра­жав­ший­ся с сул­лан­ца­ми и спас­ший­ся при помо­щи Пом­пея⁴⁵. К Лепиду при­мкнул его сын, в свое вре­мя усы­нов­лен­ный Л. Кор­не­ли­ем Сци­пи­о­ном Ази­ат­ским, буду­щим кон­су­лом 83 г. и одним из неудач­ли­вых мари­ан­ских пол­ко­вод­цев⁴⁶. Воз­мож­но, имен­но его име­ет в виду Аппи­ан (BC. I. 85—86), упо­ми­ная сына Сци­пи­о­на Люция. Цице­рон (Sest. 7) гово­рит, что быв­ший кон­сул вла­чил свои дни в изгна­нии в Мас­си­лии. Веро­ят­нее все­го, и его при­ем­ный сын нахо­дил­ся там же, а теперь он вер­нул­ся в Ита­лию и при­нял уча­стие в войне⁴⁷. Оро­зий (V. 22. 16), пере­чис­ляя пол­ко­вод­цев, вед­ших вой­ну уже после окон­ча­ния вой­ны с Сул­лой, назы­ва­ет Лепида и Сци­пи­о­на, вое­вав­ших в Ита­лии. Из это­го мож­но сде­лать вывод, что Сци­пи­он воз­гла­вил отдель­ную армию, хотя, веро­ят­но, и при­зна­вал вер­хов­ное коман­до­ва­ние сво­его род­но­го отца. Таким обра­зом, мож­но гово­рить, что под общим коман­до­ва­ни­ем Лепида нахо­ди­лись четы­ре армии. Одну воз­глав­лял он сам, тре­мя дру­ги­ми коман­до­ва­ли Брут, Пер­пер­на и Сци­пи­он⁴⁸.

У Лепида явно име­лись сто­рон­ни­ки и в самом Риме. Когда он еще был кон­су­лом и нахо­дил­ся в горо­де, его под­дер­жи­ва­ли какие-то груп­пы горо­жан. Бес­по­ряд­ки, воз­буж­ден­ные Лепидом, дали надеж­ду Цеза­рю, кото­рый поспеш­но вер­нул­ся в Рим. Лепид пытал­ся при­влечь и его на свою сто­ро­ну, но неудач­но, ибо, вер­нув­шись и бли­же узнав Лепида, он разо­ча­ро­вал­ся в нем, посколь­ку тот был по при­ро­де нена­деж­ный и бес­по­кой­ный (tur­bu­len­tus et in­qui­tus — Suet. Iul. 3; Gran. Lic. p. 42). Сооб­ще­ния Све­то­ния и Лици­ни­а­на очень важ­ны. Они пока­зы­ва­ют, что, хотя в Риме име­лись про­тив­ни­ки Сул­лы и его режи­ма, наде­яв­ши­е­ся, как и Цезарь, на новые раздо­ры (spe no­vae dis­sen­sio­nis), лич­ность гла­вы все­го это­го меро­при­я­тия вну­ша­ла, по край­ней мере, неко­то­рым сомне­ния в успе­хе все­го пред­при­я­тия. Мно­гих к тому же пугал и страх новой граж­дан­ской вой­ны. Флор (II. 11. 3—4) пишет, что хотя сул­лан­ские кон­фис­ка­ции были бес­чест­ны, но сохра­не­ние при­об­ре­тен­ных таким обра­зом иму­ществ было все же полез­ней для боль­но­го и изра­нен­но­го государ­ства, чем рас­тре­во­жи­ва­ние новых ран, даже если это дела­лось для лече­ния. Может быть, такое рас­суж­де­ние явля­ет­ся отзву­ком тех раз­го­во­ров, кото­рые ходи­ли в Риме и дошли до столь позд­не­го авто­ра, как Флор. Тем не менее нали­чие в Риме реаль­ных или потен­ци­аль­ных сто­рон­ни­ков Лепида не мог­ло не пугать сенат.

с.238 Ход собы­тий во вре­мя этой новой граж­дан­ской вой­ны не вполне ясен. Из несколь­ких про­ти­во­ре­чи­вых или, по край­ней мере, смут­ных источ­ни­ков выяс­ня­ет­ся лишь общая кар­ти­на. Собрав доволь­но зна­чи­тель­ные силы, Лепид дви­нул­ся на Рим. Коман­дую­щим в борь­бе с ним являл­ся Катул. Но решаю­щую роль явно играл Пом­пей. Мятеж­ные силы дошли непо­сред­ст­вен­но до само­го горо­да. Пра­ви­тель­ст­вен­ные вой­ска заня­ли Муль­вий­ский мост и холм Яни­кул. Оже­сто­чен­ное сра­же­ние про­изо­шло у само­го Мар­со­ва поля, и в нем армия Лепида была раз­би­та (App. BC. I. 107; Flor. II. 11. 6—7; Oros. V. 22. 16). Лепид отсту­пил в Этру­рию. Воз­мож­но, в это вре­мя Сци­пи­он захва­тил Аль­бу в Лации (Oros. V. 22. 17), но раз­вить свой успех не сумел. Отсту­пив в Этру­рию, Лепид, по-види­мо­му, рас­счи­ты­вал на актив­ную помощь Бру­та. Это заста­ви­ло Пом­пея дви­нуть­ся с вой­ска­ми в Циз­аль­пин­скую Гал­лию. Стра­те­ги­че­ское зна­че­ние этой про­вин­ции было чрез­вы­чай­но вели­ко. Она не отде­ля­лась от Ита­лии ника­ки­ми при­род­ны­ми барье­ра­ми, и сто­яв­шие там вой­ска все­гда были или мог­ли быть непо­сред­ст­вен­ной угро­зой Риму; в ней уже име­лось мно­го рим­ских граж­дан, свя­зан­ных с жите­ля­ми само­го Рима, и эта связь тоже пред­став­ля­ла собой угро­зу. И Пом­пей стал дей­ст­во­вать весь­ма реши­тель­но. Плу­тарх (Pomp. 16) пишет, что Пом­пей везде лег­ко одо­лел вра­гов, и толь­ко в Мутине Брут ока­зал ему сопро­тив­ле­ние и был оса­жден. Под вра­га­ми, кото­рых Пом­пей лег­ко одо­лел, мож­но под­ра­зу­ме­вать какие-то части армии само­го Бру­та, но, пожа­луй, не менее веро­ят­но, что речь идет о вой­ске Пер­пер­ны. Оро­зий (V. 24. 16), упо­ми­ная о Пер­перне в Лигу­рии, как и об анти­сул­лан­ских пол­ко­во­д­цах в дру­гих частях государ­ства, гово­рит о вой­нах (bel­la). И очень веро­ят­но, что какие-то бои меж­ду вой­ска­ми Пом­пея и Пер­пер­ны име­ли место. Пер­пер­на потер­пел пора­же­ние. Посколь­ку поз­же он ока­зы­ва­ет­ся в армии Лепида (App. BC. I. 107), мож­но думать, что после пора­же­ния от Пом­пея он с остат­ка­ми сво­ей армии ото­шел на юг и соеди­нил­ся с основ­ны­ми вой­ска­ми Лепида.

Пом­пей сосре­дото­чил свои силы на оса­де Мути­ны. В кон­це кон­цов, то ли Брут сам сдал­ся при усло­вии сохра­не­ния ему жиз­ни, то ли его вой­ско пере­шло к Пом­пею. Пом­пей сна­ча­ла отпу­стил Бру­та живым и здо­ро­вым и даже дал ему в сопро­вож­де­ние отряд всад­ни­ков, но уже на сле­дую­щий день подо­слал к нему убий­цу (Plut. Pomp. 16; Oros. V. 22. 17). Галль­ская кам­па­ния закон­чи­лась пол­ной победой Пом­пея, и ника­ких надежд на помощь Бру­та или на исполь­зо­ва­ние Циз­аль­пин­ской Гал­лии как воз­мож­ной базы для про­дол­же­ния борь­бы у Лепида боль­ше не было.

Воз­мож­но, в это же вре­мя Лепиду был нане­сен еще один удар. Какая-то пра­ви­тель­ст­вен­ная армия оса­ди­ла Сци­пи­о­на в Аль­бе. Оса­да была дол­гой и мучи­тель­ной, и, нако­нец, вои­ны Сци­пи­о­на, изму­чен­ные голо­дом, сда­лись, сам Сци­пи­он был убит (Oros. V. 22. 17). Теперь Лепиду оста­ва­лось толь­ко наде­ять­ся на свои силы и свою реши­тель­ность. Он еще раз пытал­ся захва­тить Рим, но сно­ва неудач­но (Oros. V. 22. 16), и сно­ва ото­шел в Этру­рию, кото­рую рас­смат­ри­вал как свою базу. Сюда и дви­нул­ся со сво­ей арми­ей Катул. Оро­зий (V. 22. 18) пишет о крото­сти Кату­ла, бла­го­да­ря кото­рой, как и из-за пре­сы­ще­ния сул­лан­ски­ми жесто­ко­стя­ми, вой­на доволь­но быст­ро закон­чи­лась. Види­мо, Катул, будучи преж­де все­го искус­ным поли­ти­ком, дей­ст­во­вал не столь­ко силой, сколь­ко дипло­ма­ти­ей, и каки­ми-то обе­ща­ни­я­ми сумел зами­рить Этру­рию. Сул­лан­ские вете­ра­ны в ней с само­го нача­ла актив­но боро­лись с Лепидом и его с.239 сто­рон­ни­ка­ми, как мож­но судить по сло­вам Аппи­а­на (BC. I. 96), гово­рив­ше­го, что и после смер­ти Сул­лы они сра­жа­лись за его дело. Мест­ное же насе­ле­ние, в том чис­ле недав­ние повстан­цы, ото­шло от дви­же­ния. Может быть, ему был обе­щан какой-то вид амни­стии. Сал­лю­стий (Hist. Frag. III. 47) упо­ми­на­ет реше­ние сена­та о про­ще­нии (gra­tiam) сдав­шим­ся сто­рон­ни­кам Лепида. Но это реше­ние, если оно при­ни­ма­лось дей­ст­ви­тель­но в 77 г., не мог­ло отно­сить­ся к рим­ским вои­нам Лепида, ибо в таком слу­чае огром­ное их чис­ло после пора­же­ния не ушло бы в Испа­нию. Ско­рее все­го, поста­нов­ле­ние об амни­стии было при­ня­то все же мно­го поз­же, а если амни­стия и была при­ме­не­на, то толь­ко к мест­но­му насе­ле­нию. У Лепида еще было доволь­но мно­го вой­ска и денег⁴⁹: поз­же остат­ки его армии насчи­ты­ва­ли 53 когор­ты (Exup. 6), т. е. не менее 20 тысяч чело­век⁵⁰. И все же без под­держ­ки мест­но­го насе­ле­ния и с уче­том лик­вида­ции осталь­ных трех кор­пу­сов его армии Лепид на даль­ней­шее сопро­тив­ле­ние не решил­ся.

У него, оче­вид­но, воз­ник дру­гой план. Он решил укре­пить­ся на Сар­ди­нии. Захват это­го ост­ро­ва давал ему воз­мож­ность если не пере­ре­зать пути снаб­же­ния Рима про­до­воль­ст­ви­ем, то, во вся­ком слу­чае, шан­та­жи­ро­вать его этим. Да и сама Сар­ди­ния явля­лась одним из постав­щи­ков зер­на в Рим⁵¹. Одна­ко попыт­ка Лепида под­нять Сар­ди­нию на вой­ну с сена­том ока­за­лась напрас­ной (frustra — Liv. Per. 90). Про­тив него реши­тель­но высту­пил про­пре­тор Сар­ди­нии Г. Вале­рий Три­а­рий. В бою с ним Лепид был ранен и вско­ре умер (App. BC. I. 107; Flor. II. 11. 7; As­con. P. 16, 23)⁵². Его тело было сожже­но нагим (Plin. NH. VII. 186). Откры­тое выступ­ле­ние Лепида нача­лось после окон­ча­ния им сво­его кон­суль­ско­го года, т. е. не ранее 1 янва­ря 77 г., а летом того же года оно уже было подав­ле­но (Eut­rop. VI. 5. 1). О быст­ро­те подав­ле­ния вос­ста­ния Лепида гово­рит и Оро­зий (V. 22. 18).

Вой­ско Лепида, разде­лив­шись на отдель­ные отряды, поки­ну­ло ост­ров. Наи­бо­лее зна­чи­тель­ную часть быв­ше­го вой­ска Лепида воз­гла­вил Пер­пер­на. Пятью года­ми рань­ше он являл­ся про­пре­то­ром Сици­лии (Diod. XXXVIII. 14) и после смер­ти Лепида был, веро­ят­но, лицом само­го высо­ко­го ран­га в мятеж­ной армии. Пони­мая, что удер­жать­ся на Сар­ди­нии он не смо­жет, Пер­пер­на увел свою часть армии в Испа­нию (App. BC. I. 107)⁵³. На этом новая граж­дан­ская вой­на в Ита­лии завер­ши­лась.

Итак, пер­вая попыт­ка лик­види­ро­вать сул­лан­ский режим закон­чи­лась пол­ной неуда­чей. Зна­чи­тель­ную долю вины за это несет сам Лепид. По сво­е­му неустой­чи­во­му и эмо­цио­наль­но­му харак­те­ру он не под­хо­дил к роли лиде­ра поли­ти­че­ской, а тем более воору­жен­ной борь­бы, и это пони­ма­ли те, кто отка­зал­ся сле­до­вать за ним. Мы зна­ем толь­ко о Цеза­ре, но с.240 едва ли он был един­ст­вен­ным. В нача­ле вос­ста­ния Лепид обла­дал несо­мнен­ны­ми пре­иму­ще­ства­ми. У него была доволь­но боль­шая армия. Уже после, по край­ней мере, двух сра­же­ний, в кото­рых, по сло­вам Оро­зия (V. 22. 16), пало мно­го рим­ских граж­дан, после поте­ри вой­ска Бру­та в Циз­аль­пин­ской Гал­лии и потерь, поне­сен­ных его сыном в Аль­бе, после ухо­да части быв­ших его войск в дру­гие места, под коман­до­ва­ни­ем Пер­пер­ны еще оста­ва­лось 53 когор­ты. Его явно под­дер­жи­ва­ли повстан­цы в Этру­рии. Гос­под­ство в Этру­рии и Циз­аль­пин­ской Гал­лии дава­ло Лепиду несо­мнен­ное стра­те­ги­че­ское пре­иму­ще­ство. И при этом офи­ци­аль­ный коман­дую­щий враж­деб­ных ему сил Катул пол­ко­вод­че­ски­ми спо­соб­но­стя­ми не обла­дал. Но Лепид ниче­го из сво­их пре­иму­ществ исполь­зо­вать не сумел. Он, несо­мнен­но, имел доволь­но боль­шие амби­ции, назы­вая себя вождем и вос­ста­но­ви­те­лем сво­бо­ды, но эти амби­ции не были под­креп­ле­ны его талан­та­ми.

Еще боль­шее зна­че­ние име­ли объ­ек­тив­ные фак­то­ры. Сул­лу нена­виде­ли мно­гие. Само избра­ние Лепида кон­су­лом вопре­ки мне­нию Сул­лы ясно гово­ри­ло об этом. Уже вско­ре после отстав­ки дик­та­то­ра народ­ные три­бу­ны попы­та­лись с помо­щью новых кон­су­лов вос­ста­но­вить свои пол­но­мо­чия. Во вре­мя деба­тов по пово­ду похо­рон Сул­лы вокруг Лепида собра­лось доволь­но мно­го его сто­рон­ни­ков. Но откры­тое выступ­ле­ние и начав­ша­я­ся вслед за ним новая граж­дан­ская вой­на испу­га­ли мно­гих. Рим еще не ото­шел от ужа­сов недав­ней граж­дан­ской вой­ны и свя­зан­ных с ней репрес­сий. Через 33 года после вос­ста­ния Лепида рес­пуб­ли­ка­нец Фаво­ний отка­жет­ся при­мкнуть к заго­во­ру Бру­та и Кас­сия, заявив, что меж­до­усоб­ная вой­на еще хуже, чем еди­но­вла­стие (Plut. Brut. 12). Угро­за раз­рас­та­ния вой­ны заста­ви­ла спло­тить­ся про­тив ее ини­ци­а­то­ра зна­чи­тель­ные силы, вклю­чая ту часть сул­лан­ской «пар­тии», кото­рая еще недав­но про­ти­во­по­став­ля­ла себя само­му дик­та­то­ру. Имен­но Пом­пей, сыг­рав­ший огром­ную роль в избра­нии Лепида кон­су­лом, фак­ти­че­ски воз­гла­вил борь­бу со сво­им быв­шим про­те­же. Мож­но ска­зать, что Рим был не про­тив лик­вида­ции сул­лан­ско­го режи­ма, но не был готов к насиль­ст­вен­но­му сло­му этой систе­мы.

Сул­лан­ский режим обла­дал еще зна­чи­тель­ной соци­аль­ной под­держ­кой. И это были не толь­ко про­сул­лан­ски настро­ен­ные ноби­ли, заседав­шие в сена­те. Спо­ры вокруг похо­рон Сул­лы пока­за­ли, что и в город­ском плеб­се име­лись сто­рон­ни­ки покой­но­го дик­та­то­ра. Но еще важ­нее была пози­ция сул­лан­ских вете­ра­нов, пре­вра­тив­ших похо­ро­ны в явную поли­ти­че­скую демон­стра­цию. Когда в 70 г. уже под руко­вод­ст­вом Пом­пея будут лик­види­ро­ва­ны наи­бо­лее оди­оз­ные сто­ро­ны сул­лан­ской систе­мы, вете­ран­ское земле­вла­де­ние затро­ну­то не будет. Когда в 47 г. Цезарь обе­щал сво­им вои­нам дать зем­лю, он при этом ого­во­рил­ся, что, в отли­чие от Сул­лы, он не будет отни­мать ее у преж­них хозя­ев и не посе­лит сво­их вете­ра­нов рядом с преж­ни­ми земле­вла­дель­ца­ми (App. BC. II. 94). Таким обра­зом, в отли­чие от Лепида, ни Пом­пей, ни Цезарь новый аграр­ный пере­дел не допус­ка­ли.

И все-таки вос­ста­ние Лепида пока­за­ло, что уста­нов­лен­ный Сул­лой режим дале­ко не вечен, что в рес­пуб­ли­ке еще есть силы, если не спо­соб­ные, то, несо­мнен­но, желаю­щие вос­ста­но­вить досул­лан­ские поряд­ки. С выступ­ле­ния Лепида еще в каче­стве кон­су­ла, т. е. еще даже при жиз­ни само­го Сул­лы, начал­ся про­цесс эро­зии его режи­ма. Для борь­бы с.241 с Лепидом сена­ту при­шлось не толь­ко при­бег­нуть к уста­нов­ле­нию чрез­вы­чай­но­го поло­же­ния (в самом этом фак­те не было ниче­го ново­го), но и пре­до­ста­вить фак­ти­че­ское коман­до­ва­ние не тем офи­ци­аль­ным лицам, кото­рые были поиме­но­ва­ны в поста­нов­ле­нии (Катул, Клав­дий и дру­гие), а не имев­ше­му импе­рия Пом­пею. Веро­ят­нее все­го, в этом слу­чае Пом­пей фор­маль­но был назна­чен лега­том Кату­ла. Но очень ско­ро он, не имев­ший ника­кой долж­но­сти, будет послан на борь­бу с Сер­то­ри­ем в ран­ге про­кон­су­ла. Еще важ­нее то, как он добил­ся тако­го реше­ния. Пом­пей отка­зал­ся под­чи­нить­ся при­ка­зу Кату­ла рас­пу­стить армию и потре­бо­вал сво­ей отправ­ки в Испа­нию, а для под­держ­ки тре­бо­ва­ния дви­нул­ся к Риму со сво­и­ми вой­ска­ми. В сена­те его актив­но под­дер­жал все тот же Филипп (Plut. Pomp. 17), в резуль­та­те чего и было при­ня­то угод­ное Пом­пею реше­ние. Кру­ше­ние Рим­ской рес­пуб­ли­ки нача­лось, и вос­ста­ние Лепида сыг­ра­ло в этом про­цес­се зна­чи­тель­ную роль.

By the end of Sul­la’s dic­ta­torship the­re was an op­po­si­tion in­si­de the win­ner’s camp. M. Aemi­lius Le­pi­dus, a con­sul 78 B. C., al­so be­lon­ged to the op­po­si­tion.

Im­me­dia­te­ly upon ta­king an of­fi­ce he tal­ked out for chan­ging Sul­la’s ru­les. He was aimed at uni­ting around him tho­se op­po­sing to Sul­la. Fai­ling to attract Sul­la’s ve­te­rans, he tried to attract Ita­lics, who­se land had been con­fis­ca­ted in fa­vour of the for­mer. Le­pi­dus’s agi­ta­tion cau­sed a re­bel­lion in Et­ru­ria, and ar­mies of Le­pi­dus and Ca­tu­lus, two con­suls fighting with each ot­her, were sent to crush a re­bel­lion. Instead, Le­pi­dus de­li­ve­red an ul­ti­ma­tum to the Se­na­te and de­man­ded to can­cel Sul­la’s re­gi­me and his acts, and led his ar­my to Ro­me. Pom­pey, an ac­tual com­man­der-in-chief, destroyed Le­pi­dus’s ar­my at Ro­me’s walls and fought Gal­lia Ci­sal­pi­na back. Ca­tu­lus, ac­ting in Et­ru­ria mostly by dip­lo­ma­tic me­thods, pus­hed a re­bel­lio­us lea­der out of the­re. Le­pi­dus died trying to in­va­de Sar­di­nia, and the rest of his ar­my eva­cua­ted top Spain and joi­ned Ser­to­rius. Thus, the first at­tempt to li­qui­da­te Sul­la’s re­gi­me fai­led be­cau­se of objec­ti­ve and sub­jec­ti­ve fac­tors. In ge­ne­ral, Le­pi­dus’s re­bel­lion played an im­por­tant ro­le in the crash of Re­pub­li­can re­gi­me in Ro­me.