с.271 Причины изменений, произошедших в римском вооружении. Когда речь заходит о римском вооружении эпохи Поздней империи, ряд специалистов считает возможным говорить о революционных изменениях и, более того, о полном разрыве с существовавшей прежде традицией1. В. И. Холмогоров полагает, что в IV в. «характерно-римское национальное оружие» совершенно исчезает из употребления2. С другой стороны, широкое применение находят виды оружия, заимствованные римлянами в III—IV вв. у восточных народов или германцев3.
Действительно, если мы сравним римского легионера времен Траяна с легионером конца III — IV в., то разница в вооружении покажется весьма ощутимой: галльский шлем (тип Weisenau) уступает место композитным каскам восточного образца, на смену lorica segmentata4 приходят длиннополые кольчуги, полуцилиндрический scutum вытесняется круглыми или овальными щитами5, короткий и широкий gladius заменяется длинной и узкой spatha6, а вместо пилума используется обычное копье (hasta) и несколько дротиков различной формы7. Каковы же были причины, столь сильно модифицировавшие римское вооружение, а следовательно, и всю римскую военную тактику?
Когда мы говорим о переменах в римском вооружении, произошедших во второй половине III — начале IV в., наиболее интересным, несомненно, является вопрос: каким образом произошла замена традиционных для римской армии гладиуса, пилума и большого полуцилиндрического щита на спату, копье и овальный или круглый щит меньших размеров. Попытаемся определить, чем была обусловлена подобная замена.
с.272 Вооружение легионеров конца Республики — начала Принципата было идеально приспособлено к тактическим приемам ведения боя, сформировавшимся у римлян в процессе борьбы за гегемонию в Средиземноморье. Pila были приспособлены для метания, но совершенно непригодны для рукопашного боя8. Однако для того, чтобы получить максимальный эффект от броска тяжелого пилума нужен был предварительный разбег9. Поэтому легионы Поздней республики были чрезвычайно мобильной структурой. Во время боя они не стояли на месте, ожидая приближения противника, а сами атаковали его. После залпа пилумов сразу же следовала рукопашная схватка, во время которой легионеры действовали своими короткими мечами (gladii). В отличие от спаты гладиус был наступательным видом оружия. Римская военная доктрина требовала, чтобы солдаты наносили колющие удары, поскольку считалось, что именно такие удары наиболее смертоносны (Veg. I. 12)10. Длинный меч был для подобного применения совершенно не приспособлен11.
Вооруженный пилумом и гладиусом, защищенный массивным щитом (scutum) легионер конца Республики и первого века Империи являл собой тип универсального бойца, для которого не подходили устоявшиеся понятия, делившие пехоту на тяжелую и легкую. Обычно считалось, что легкая пехота должна была завязывать бой, а от тяжелой требовалось отразить натиск противника и при этом не нарушить своих боевых порядков. Сложившаяся к I в. до н. э. тактика и вооружение римских легионеров позволяли последним выполнять на поле сражения функции как легкой, так и тяжелой пехоты. Эти солдаты были хорошо защищены, чтобы выдерживать натиск тяжеловооруженного противника, и в то же время они были достаточно подвижны даже для того, чтобы преследовать отступающую легкую пехоту. Поэтому легионы могли действовать на поле боя и без поддержки кавалерии или легкой пехоты12.
с.273 Тем не менее, в первой половине III в. характерные для римского легионера виды вооружения окончательно выходят из употребления. Объяснить этот факт можно только тем обстоятельством, что кардинальные изменения претерпела сама римская тактика, которой эти виды вооружения были востребованы. Вооружение легионеров копьями (hastae), предназначавшимися для ведения ближнего боя, и длинными мечами (spathae), более приспособленными для нанесения рубящего, а не колющего удара, свидетельствует в пользу того, что задачей легиона становится не нападение на вражеский боевой порядок, а, напротив, отражение натиска противника. Вегеций, использовавший при написании своего труда различные более ранние источники, в том числе и восходящие ко II в. н. э.13, сообщает, что тяжелой пехоте следовало принять на себя тяжесть боя и стоять, как железная стена, а после обращения противника в бегство тяжеловооруженные не должны были преследовать его, чтобы не расстроить своих боевых порядков (II. 17; III. 14; ср.: Amm. XVI. 11. 20)14. При таком неподвижном построении даже у солдат, находившихся в передних рядах, не было никакой возможности эффективно метать свои pila15, а короткие gladii оказывались беспомощными против более длинных мечей противника. Тактика легионов стала все больше напоминать традиционную тактику фаланги.
Меняется не только наступательное оружие легионеров. Как мы отметили выше, традиционный римский scutum уступил в III в. место небольшому овальному щиту. Э. Нишер, впрочем, склонен полагать, что на вооружении у легионеров какое-то время было два типа щитов: полуцилиндрический (scutum) и овальный, подобный щитам, изображенным на рельефах триумфальной арки Севера16. По мнению Э. Нишера, последние ряды центурий были вооружены овальными щитами и короткими копьями, так как они не имели возможности пустить в ход пилумы17, копья же и облегченные щиты были гораздо удобнее для ближнего боя. Это кажется вполне вероятным, поскольку, как мы уже отмечали, полуцилиндрический скутум исчезает только во второй половине III в., а следовательно, какое-то время на вооружении легионеров действительно было два типа щитов.
Таким образом, представляется вполне справедливым, что еще в конце II — начале III в. новая тактика ведения боя потребовала внесения коренных изменений в вооружение римских легионов: теперь лишь первые ряды боевого порядка имели на вооружении пилумы и большие с.274 щиты; солдаты задних рядов были вооружены копьями и щитами меньшего размера; длинный меч — spatha — совершенно вытеснил короткий gladius, и им были вооружены все солдаты как первых, так и последних рядов.
Попытаемся разобраться теперь, каковы были причины изменения традиционной римской тактики ведения боя, повлекшие за собой столь глубокие изменения в вооружении? Уже Цезарь говорит о том, что на солдат оказывают большое влияние нравы тех народов, в стране которых они долго находятся (BC. I. 44). Римские солдаты в таких случаях сближались с местным населением, перенимали его обычаи, военные приемы и заимствовали некоторые элементы вооружения. Например, когда войска Цезаря столкнулись в Испании с легионами Афрания, выяснилось, что солдаты противника сражаются так, как это было принято у луситан и других испанских племен (Caes. BC. I. 44)18.
Однако не только длительные контакты с местным населением провинций способствовали появлению в римском вооружении и тактических приемах чужеродных заимствований. Нельзя не заметить, что уже в течение первых трех веков Империи существенные изменения произошли в системе комплектования армии. Как указывает Т. Моммзен, еще при Августе комплектование легионов производилось по большей части в Италии19, но и в это время наблюдается тенденция к пополнению легионов провинциалами. Так, египетские и сирийские легионы пополнялись за счет туземного населения Сирии и Египта, а множество галлов и испанцев служило в западных легионах20. Поскольку право служить в армии предоставлялось исключительно римским гражданам, Август стал в широких пределах наделять провинциалов римским гражданством, с тем, чтобы они затем несли службу в легионах21. В. И. Холмогоров отмечает, что подобная система вела к тому, что «старое требование, чтобы легионер являлся римским гражданином (civis Romanus), нередко превращалось в пустую формальность»22. По мнению Т. Моммзена, наличие римского гражданства в I в. уже не играло существенной роли для зачисления в состав легионов. Основными требованиями были свободное рождение и городское происхождение23. Согласно Э. Нишеру, для пополнения состава армии ежегодно требовалось не более 36 тыс. чел.24 Но и при достаточно гибком подходе к вопросу укомплектования легионов уже в I в. набор в армию создавал для правительства большие трудности, которые лишь возросли в последующие века25. По подсчетам с.275 исследователей, численность населения империи составляла ок. 100 млн. чел.26, и тем не менее армия не получала необходимого количества новобранцев27. Это объясняется прежде всего тем, что, хотя теоретически воинскую повинность, как и ранее, должны были нести все граждане, на деле правительство предпочитало вербовать добровольцев и лишь в исключительных случаях прибегало к принудительному набору28. Однако добровольцев, поступавших на военную службу, было мало, а моральные качества их были чрезвычайно низки, ибо записывались в армию преимущественно бедняки и бродяги (Tac. Ann. IV. 4). Несмотря на то, что принудительный набор теоретически должен был давать контингент лучшего качества, тем не менее в действительности дело зачастую обстояло прямо противоположным образом. Как указывает В. И. Холмогоров, какой бы сомнительной ни была ценность «боевых качеств являвшихся добровольцев, императоры, разумеется, предпочитали именно ими пополнять ряды легионов. Принудительный набор давал гораздо худший человеческий материал. Производившие набор римские должностные лица за взятки освобождали от службы годных людей, иногда набирая заведомо неспособных к службе стариков и слабосильных, которых потом, опять-таки за взятку, отпускали»29. Подобные трудности, возникавшие при пополнении рядов легионов, вели к тому, что еще при Августе были отмечены случаи, когда в армию привлекали рабов (Dio Cass. LV. 31; Plin. NH. VII. 45). Уже одно только снижение моральных качеств римских солдат не могло не оставить заметного следа в римской тактике ведения боя, а следовательно, не могло не повлиять в конечном итоге и на вооружение легионеров. Тактика, выработанная римлянами к концу Республики, требовала от каждого отдельного бойца личного мужества, физической силы (хотя бы для того, чтобы метать тяжелые pila) и умения хорошо обращаться с оружием30. В новых условиях, когда критерии отбора новобранцев снизились настолько, что в ряды армии попадали городские люмпены, бродяги или рабы, трудно было добиться практического воплощения в жизнь отработанной в прежний период тактики. Поскольку общая масса личного состава не отличалась высокими моральными качествами, то наиболее приемлемым для ведения боя оказалось построение в виде фаланги: в этом случае в сражении принимали участие, как правило, лишь первые ряды, составленные из офицеров, унтер-офицеров и наиболее надежных и сильных солдат; солдаты, с.276 стоявшие в задних рядах, могли в бою только оказывать давление на передние ряды, поддерживая их таким образом.
Ухудшение моральных качеств личного состава римских легионов было не единственной причиной изменения римской тактики и вооружения. Важную роль сыграла в этом процессе дероманизация легионов в узком смысле слова (т. е. пополнение легионов за счет провинциалов, в ущерб италикам). Со времен правления Веспасиана набор италиков в легионы прекращается почти полностью31. Италики несли службу в основном в преторианской гвардии. Как отмечает В. И. Холмогоров, Веспасиан сделал «решительный шаг по пути денационализации римской армии», легионы эпохи правления Флавиев и Траяна превратились в «легионы провинций, правда, романизированных провинций Запада — Испании и Галлии»32.
Очередной шаг на пути к провинциализации армии сделал Адриан. Начиная с его правления, легионы комплектовались по месту их постоянной стоянки33. «Вследствие такой системы комплектования легионы окончательно провинциализировались и всякая национальная связь между ними была утрачена; именно с этого времени уже весьма явственно начинает выступать различие между легионами Запада и Востока…»34. Конечно же, дероманизация армии Империи не могла не оказать сильнейшего влияния на вооружение самих легионеров. М. Фожер обратил внимание на то, что поздние изображения пилумов, относящиеся к первой половине III в., встречаются только на погребальных стелах преторианцев и происходят непосредственно из Рима. Это позволило ему предположить, что pila, использование которых всегда было чуждо неримлянам, так и остались национальным оружием италийцев35. Стало быть, дероманизация армии естественным образом вела к постепенному отказу от традиционной римской тактики с использованием пилумов и замене ее более привычным для народов, вошедших в состав Империи, способом сражения в сомкнутом строю с использованием копий.
Результатом дероманизации (провинциализации) армии явилось то, что италийская оружейная традиция перестала повсеместно определять характер вооружения римского легионера, превратившись лишь в одну из нескольких традиций, которые оказывали на него влияние. Особенно велика была в этом отношении роль балканских провинций — Иллирии и Паннонии. Во второй половине III в. именно за счет них в основном комплектовались верные Риму войска. Следствием этого стало появление на вооружении римской армии плюмбаты36 и, возможно, полуспаты37, а к обмундированию добавились паннонские шапки.
с.277 Большое влияние на римское вооружение оказали, конечно же, и события чисто политического и экономического характера. По мнению М. Фожера, военный, экономический и промышленный кризис, который переживали римские провинции в 60—70 гг. III в., положил конец существовавшей прежде системе производства оружия38. Перипетии второй половины III в., когда отдельные части единой прежде Империи обособились и, порой на продолжительное время, превратились в независимые и, как правило, враждебные Риму государства, послужили причиной тому, что местные оружейные традиции, выполнявшие ранее вспомогательные функции, получили мощный импульс для быстрого развития — в ущерб собственно римской традиции. На Востоке, всегда испытывавшем сильнейшее парфяно-сасанидское влияние, стали развиваться виды войск, традиционные для этого региона: пехота и конница, вооруженные различными видами стрелкового оружия, а также сверхтяжелая кавалерия, состоявшая из эскадронов клибанариев-катафрактариев39. Это способствовало распространению в римской армии композитных шлемов, торакса40, маники41 и лука восточного образца. В галльских провинциях, где сильно было германское влияние, произошло заимствование некоторых видов вооружения германцев (боевая секира, наконечник с двумя зазубринами, копье bebra). Относительное единообразие, существовавшее в римской армии в первые два века Империи, исчезло совершенно. Уже по одному внешнему виду той или иной воинской части можно было определить, в каком регионе Империи она была сформирована и вооружена. Для того чтобы наглядно представить себе, сколь ощутима была разница в вооружении между войсками восточных с.278 и западных провинций Империи, достаточно сравнить барельефы, изображающие римских солдат на триумфальной арке Галерия, с барельефами на арке Константина. Солдаты на арке Галерия носят конические композитные шлемы, подобные тем, которые можно видеть на сарматских катафрактариях на колонне Траяна. Воины на арке Константина носят шлемы, имеющие явную связь с италийской традицией. Восточные легионеры изображены в длиннополых кольчугах (loricae squamatae), в то время как на арке Константина мы замечаем наряду с преторианцами, облаченными в чешуйчатые loricae, солдат, либо вообще не носящих ни кольчуг, ни панцирей, либо представленных в традиционных для греко-римской традиции панцирях анатомического типа.
Безусловно, сильнейшее влияние оказала на римское вооружение новая централизованная система производства оружия, введенная в конце III в. Диоклетианом. Как известно, в эпоху Принципата снабжение армии оружием и амуницией происходило двумя путями: большая доля вооружения производилась на оружейных мастерских, расположенных в местах постоянной дислокации легионов, другая изготавливалась гражданскими мастерами и поступала на склады при воинских формированиях42. Благодаря тому, что в течение первых двух веков Империи легионы, как правило, не меняли своих стоянок, подобная система снабжения была вполне эффективной. Но во время кризиса III в. она уже не могла функционировать43. В последовавший вслед за смертью Александра Севера период анархии большинство военных частей пришло в движение, крупные подразделения, такие как легионы, подвергались дроблению на ряд более мелких (вексилляций), действовавших самостоятельно, вдали от мест своей постоянной дислокации, многие лагеря и форты были оставлены, некоторые временно, другие навсегда. В условиях постоянного передвижения военные были не способны снабжать себя оружием сами и могли рассчитывать только на гражданское производство. Именно поэтому Диоклетианом была создана сеть оружейных мастерских (fabricae), охватившая всю Империю. Внимательный анализ перечня мастерских, содержащегося в Notitia Dignitatum, позволяет сделать вывод, что, хотя fabricae появились при Диоклетиане, большинство из них, если не все, находилось там, где прежде были центры производства оружия44. Чаще всего они размещались в крупных городских центрах, дававших им защиту от возможных нападений неприятеля, а также обеспечивавших их сырьем, рабочей силой и, что было особенно важно, средствами коммуникации. Однако некоторые из них находились на местах старых лагерей легионов, как, например, три мастерские в Паннонии, расположенные в Аквинке, Карнунте и Лавриаке45. В Notitia Dignitatum перечисляются не только сами оружейные мастерские, но также назван и вид военной продукции, производимой в каждой из них. Всего Notitia называет 20 мастерских в западной части Империи и 15 — в восточной. Они располагались в тех провинциях, где было сосредоточено большое количество войск, т. е. в прирейнской с.279 и придунайской областях и на всем протяжении восточной границы. Для каждого основного участка границы было два центра по производству вооружения46. Это наглядно демонстрирует, что возникновение fabricae было не стихийным, а являлось результатом намеренного планирования. Особенно распространенными были мастерские по производству щитов (scutaria) и защитного вооружения (arma). Они находились как в восточных, так и в западных провинциях. Мастерские, изготовлявшие луки (arcuaria) и стрелы (sagittaria), находились в западных провинциях. Такое положение объясняется, вероятно, тем, что на Востоке, который традиционно славился своими лучниками, не было нужды в централизованной организации производства луков и стрел. Данный вид оружия изготовлялся местными мастерами в соответствии с местными традициями. На Западе же таких традиций не существовало, поэтому центральное правительство и позаботилось об организации там соответствующих оружейных47. Мастерские, производившие вооружение для клибанариев и катафрактариев, располагались большей частью на востоке Империи (ND. Or. IX. 22 [Clibanaria, Antiochiae]; 26 [Clibanaria, Caesarea Cappadociae]; 28 [Clibanaria, Nicomediae]; Oc. XI. 33). В западной части зафиксировано существование только одной такой оружейной мастерской. Вероятно, это было обусловлено тем, что на Востоке оказалось сосредоточено основное количество подразделений панцирной конницы (14 из 16), созданных в противовес коннице персов.
Оружейные мастерские были сориентированы, как правило, на выпуск строго определенной продукции, однако каноны, в соответствии с которыми она изготавливалась, очевидно, не были определены. Поэтому каждая fabrica делала оружие или доспехи в соответствии с местными традициями, и мастерская, находившаяся, например, в какой-нибудь восточной провинции, могла производить чешуйчатые доспехи и композитные шлемы, тогда как мастерская из западной провинции, продолжая греко-римские традиции, изготовляла кольчуги и панцири анатомического типа48. Это неизбежно вело к окончательному исчезновению какого-либо единообразия в вооружении, единообразия, поддерживавшегося прежде лишь исключительно доминированием италийской оружейной традиции. Сама армия в результате введения государственных оружейных мастерских еще более утратила свои «национальные» римские черты, полностью превратившись из римской в «имперскую».
Исчезновение тяжелой римской пехоты в конце IV в. Еще более глубокие изменения, знаменующие собой, по сути, начало процесса окончательного разложения старой римской военной системы, происходят в римском вооружении и тактике во второй половине IV в. Наиболее ценным источником, позволяющим нам в общих чертах реконструировать завершающий период существования регулярной армии Империи, несомненно является «Эпитома» Флавия Вегеция Рената. Согласно сообщению Вегеция (I. 20), в правление императора Грациана (375—383 гг.) римская пехота перестала носить тяжелое защитное вооружение (шлемы с.280 и панцири). Подобное утверждение кажется целому ряду исследователей настолько невероятным, что многие из них либо отказываются воспринимать его всерьез, либо стараются по-своему истолковать. Г. Дельбрюк решительно отвергает саму возможность того, что сообщенная автором «Эпитомы» информация имела под собой какую-нибудь реальную основу: «Я считаю, что все это описание является лишним доказательством того, что Вегеций был литератором, оторванным от жизни, писавшим свой труд на основании научных источников и черпавшим свои сведения понаслышке… То, что сообщает Вегеций, — лишь пустая услышанная им болтовня… Поэтому все это описание следует отвергнуть, как не имеющее никакой цены»49. Впрочем, мнение Г. Дельбрюка представляется излишне категоричным. Во-первых, Вегеций посвятил свое сочинение вполне конкретному читателю — римскому императору. Первая книга, в которой он говорит об отказе от тяжелого защитного вооружения, была написана им по личной инициативе и преподнесена высокому читателю. Трудно представить, чтобы наш автор был настолько небрежен, что в данной ситуации позволил себе черпать свои сведения «понаслышке» и пользовался «пустой болтовней». Книга Вегеция получила высокую оценку, и последующие три книги он писал уже подчиняясь прямому императорскому приказу (II. Praef.). Следовательно, рассказ Вегеция не вызвал возражения у его читателя. Во-вторых, хотя Г. Дельбрюк называет Вегеция «литератором, оторванным от жизни», внимательный анализ текста «Эпитомы» показывает, что Вегеций знал военную среду намного ближе и лучше, чем считает Г. Дельбрюк. Автор «Эпитомы» знаком не только с официальной военной терминологией, но также прекрасно знает военный жаргон, бывший в ходу у рядовых солдат50. Вегеций отлично разбирается в оружии и называет около десяти его видов, использовавшихся в современную ему эпоху (I. 20; II. 14; III. 15; IV. 11). Некоторые из этих видов нам известны только благодаря упоминанию Вегеция.
Радикальная оценка Г. Дельбрюка, как правило, не поддерживается другими исследователями. Р. Гроссе считает, что слова Вегеция не нужно понимать буквально. Очевидно, в данном случае, речь идет о том, что к концу IV — началу V в. в армии одновременно с уменьшением количества тяжеловооруженных легионов резко возросло количество варварских ауксилий, которые являлись легковооруженной пехотой. Сведения, которые мы можем почерпнуть из текста Аммиана, говорят о том, что подразделения auxilia или, по крайней мере, некоторые из них, действительно, считались легковооруженными (XVI. 11. 9; XX. 1. 3; XXIV. 2. 8)51. Об этом также свидетельствуют и названия некоторых ауксилий (auxilia insidiatorum, Exculcatores, Petulanti). Вегеций, хотя и не называет подразделения auxilia легкой пехотой, говорит, тем не менее, что вооружение легионеров было более тяжелым (grauiora arma — II. 3). Однако должны ли мы считать, что отличительным признаком легковооруженной пехоты обязательно было отсутствие панцирей и шлемов? Ауксилиарии времен Траяна, как известно, носили шлемы и легкие кольчуги. Корнуты — одна из самых с.281 известных ауксилий IV в. — судя по названию, носили шлемы, украшенные рогами. Мы видим, что в сражениях ауксилиарии действовали как обычная линейная пехота, а тактические приемы, которые они использовали, не отличались от обычных римских. Так, например, Корнуты и Бракхиаты в битве при Аргенторате выстраиваются черепахой (in modum testudinis — Amm. XVI. 12. 44; ср.: XXIX. 5. 48; XXXI. 7. 12). Кроме того, в резерве, где обычно оставляли отборный отряд (subsidialis robustissimus globus — Amm. XXXI. 7. 12), способный остановить наступление противника, мы опять встречаем подразделения auxilia52. Многие ауксилии считались элитными подразделениями, лучшими во всей армии53. Как отмечает О. Шмитт, в тактическом отношении не было никакой разницы между ауксилиями и легионами. Роль подразделений auxilia не ограничивалась мелкими стычками. Как и легионы, ауксилии шли плотным строем в открытых сражениях и принимали участие при штурме укрепленных городов54.
Различия в вооружении и обмундировании между различными типами подразделений обуславливались скорее какими-то национальными особенностями или традициями солдат, составлявших основную массу того или иного подразделения55. Так, например, Корнуты, как мы уже отмечали, носили каски, украшенные рогами, а у Бракхиатов56 были, по всей видимости, какие-то особые браслеты на запястьях (Ioh. Lyd. De magistratibus. I. 46). Об этих отрядах Аммиан Марцеллин говорит, что они нагоняли страх уже одним своим видом (iam gestu terrentes — XVI. 12. 43)57.
А. Пиганьоль также склонен доверять Вегецию и полагает, что отказ от ношения шлемов и панцирей является следствием привлечения в регулярную армию большого количества германских рекрутов, непривычных к тяжелому вооружению58. Его мнение полностью поддерживает В. И. Холмогоров, также считающий, что отказ от тяжелого защитного вооружения был следствием прогрессирующей варваризации регулярной армии. Как отмечает В. И. Холмогоров, еще анонимный автор De rebus bellicis советует своему адресату ввести в употребление панцири из шерсти или из войлока (De reb. bell. 16. 1). Подобные легкие доспехи, по его мнению, больше соответствовали «потребностям варварских солдат, не привыкших с.282 к тяжелому вооружению»59. Поэтому уже к началу V в. металлические шлемы и панцири имелись только на вооружении у тяжелой конницы и некоторых частей императорской гвардии60. Но так ли это? Действительно ли отказ от ношения тяжелого защитного вооружения был обусловлен главным образом массированной варваризацией армии и «леностью» германских солдат, непривычных к подобного рода доспехам? Археологические находки свидетельствуют, что германцы в самом деле не имели тяжелого защитного вооружения61. Констанций II называет их «вооруженными лишь наполовину» (levium confidentia proeliorum, quae cum Germanis gessit, semermibus — Amm. XXI. 13. 13). И, тем не менее, отметим, что, согласно утверждению Аммиана Марцеллина, Хонодомарий во время битвы при Аргенторате выступает в сверкающих доспехах (cuius vertici flammeus torulus aptabatur… armorumque nitore conspicuus — XVI. 12. 24), а археологические находки показывают, что шлемы и панцири обычно присутствуют не только в захоронениях германских вождей, но и в могилах представителей варварской аристократии62. Что же касается рядовых германцев, то, хотя они и сражались без защитного вооружения, это вовсе не означает, что они не стремились его приобрести. При случае они охотно облачались в захваченные у римлян доспехи (Amm. XXXI. 5. 9; 6; 3). Следовательно, желание обезопасить свою жизнь оказывалось сильнее «непривычки», если даже таковая и играла сколько-нибудь существенную роль. Ко всему прочему добавим, что если верить Вегецию, римская кавалерия, в отличие от пехоты, не только избежала декаданса, но даже, напротив, превзошла все, что было достигнуто в предшествующую эпоху (III. 26), благодаря ряду заимствований, в том числе и в области вооружения, которые были сделаны римлянами у готов, аланов и гуннов (II. 20). При этом заметим, что в V в. кавалерия превращается в основной вид войск римской армии, и если уж говорить о варваризации, то нельзя упускать из виду того, что она, может быть, даже в большей степени, чем пехоту, должна была затронуть именно кавалерию. Однако всадники продолжали использовать тяжелое защитное вооружение и в IV и в V в. Следовательно, шлемы и панцири не превратились в бесполезные украшения и отказ от них был вызван другой причиной, нежели притоком в армию большого количества германских солдат.
П. Саузерн и К. Р. Диксон полагают, что Вегеций говорит лишь о частях восточных comitatenses, понесших тяжелые потери в результате адрианопольского поражения. Даже если эти части и были снова быстро укомплектованы новыми призывниками, потеря большого количества ценного вооружения не могла быть быстро восполнена хотя бы уже потому, что многие оружейные мастерские оказались в зоне, оккупированной варварами, рассеявшимися, по словам Аммиана Марцеллина, по северным провинциям вплоть до Юлиевых Альп (XXXI. 16. 7)63. Подобная гипотеза вызывает вполне уместные возражения: во-первых, Вегеций, говоря об императоре Грациане, указал, таким образом, на западную половину Империи и, следовательно, говорил о западно-римской армии; а, с.283 во-вторых, «Эпитома» была написана спустя как минимум четверть века после Адрианопольского сражения, и за это время вновь укомплектованные части могли быть давно уже заново вооружены.
М. Фожер полагает, что в данном случае мы имеем дело с литературным клише: Вегеций, оплакивая утрату римлянами былой храбрости и былого умения владеть оружием, скорбит также и об утрате старого вооружения64. Понимая, очевидно, несостоятельность подобного довода, М. Фожер в конечном итоге склоняется к мнению П. Саузерн и К. Р. Диксон, отмечая, что на Западе защитное вооружение продолжали носить так же, как и в предшествующий период65. Относительно Запада доказательства М. Фожера опять же не представляются обоснованными. Он ссылается на два изображения IV в., показывающих солдат, облаченных в кольчуги. Однако непонятно, к какому периоду IV в. относятся эти изображения. Ничего не мешает предположить, что они были сделаны в начале или середине IV в. Вторым аргументом М. Фожера являются оружейные мастерские, изготавливавшие кольчуги (loricariae), существование которых засвидетельствовано, как мы уже отмечали, в Notitia Dignitatum. Довод этот также не может считаться убедительным уже хотя бы потому, что отказ от ношения кольчуг и панцирей, по свидетельству Вегеция, касался только римской пехоты, в кавалерии же их продолжали использовать точно так же, как и в предыдущий период. Археологические данные скорее подтверждают, нежели опровергают свидетельство Вегеция. Как признается сам М. Фожер, на большей части позднеантичных рельефов солдаты изображены без панцирей66.
Ф. Ришардо, отмечая прекрасную осведомленность Вегеция о состоянии легкой пехоты, склонен доверять ему, полагая, что в результате понесенных потерь и уменьшения численного состава армии, для борьбы с частыми вторжениями варваров потребовались очень мобильные части, которые в любой момент могли быть переброшены из одного района в другой67. Малочисленные отряды германцев, не признавая никаких мирных соглашений, постоянно вторгались на римскую территорию с целью грабежа. Традиционная римская тяжелая пехота оказалась якобы малоэффективной в подобной ситуации, поэтому в приграничных провинциях Империи были созданы специальные мобильные отряды, целью которых была борьба именно с малочисленным легковооруженным противником, стремящимся избегать правильного сражения68. К таким подразделениям Ф. Ришардо относит milites Superventores, находившихся в провинциях Скифии, Аморике и Галлии (ND. Or. XXXIX. 21; Oc. XXXVII. 18; Oc. V. 120), Praeventores, стоявших в Мезии II (ND. Or. XL. 10), а также легион pseudocomitatenses Insidiatores, находившийся в Галлии (ND. Oc. VII. 107). По мнению Ф. Ришардо, в правление императора Грациана число таких отрядов значительно возросло, что и дало Вегецию с.284 повод говорить об исчезновении тяжелой пехоты69. Ф. Ришардо не замечает, однако, что Вегеций говорит не об увеличении числа летучих отрядов разведчиков, а о деградации именно тяжелой легионной пехоты, ослабление которой, как он считает, так губительно отразилось на военной мощи Империи.
Таким образом, приходится констатировать, что не существует единого, сколько-нибудь обоснованного мнения относительно сообщенного Вегецием факта. Определенную ясность в этом вопросе может дать, пожалуй, лишь анализ текста самого Вегеция. Первое, что обращает на себя внимание, это то, что автор «Эпитомы» говорит об отказе от шлемов и панцирей, как о чем-то общеизвестном, не требующем особого пояснения (I. 20)70. Как мы уже отмечали выше, подобное утверждение не вызвало никаких возражений у императора, к которому обращается Вегеций и, следовательно, оно не показалось ему не соответствующим действительности. Далее, подтверждением того, что ко времени Вегеция тяжелая пехота практически исчезла, является факт стирания различий между самими понятиями «тяжелая пехота» (gravis armatura, armatura) и «легкая пехота» (levis armatura). Вегеций говорит, что в его время легкая пехота называется просто armatura (ferentarii et levis armatura, quos nunc exculcatores et armaturas dicimus — II. 15). Основную массу пехоты, по утверждению Вегеция, составляли в его время щитоносцы (scutati — II. 15). Он нигде не говорит, что они носили тяжелое вооружение, а, напротив, называет скутатов expeditissimi (III. 14). Наконец, мы не должны оставлять без внимания и сообщения Иордана, согласно которому Аттила, обращаясь к своим воинам, говорит: «Вам известно, насколько легко вооружение римлян…» (nota vobis sunt quam levia Romanorum arma — Getica. 204).
Тем не менее, в тексте «Эпитомы» есть и одно вполне определенное указание, позволяющее сделать вывод, что в каком-то виде тяжелая пехота продолжила свое существование и в современную ее автору эпоху. Вегеций говорит, что в его время, хотя и редко, но все же продолжают использовать тяжелые метательные копья (spicula), которые, как он утверждает, ранее давались только тяжеловооруженным пехотинцам (I. 20; II. 15). Впрочем, в том, что и в Вегециево время оставались какие-то подразделения тяжеловооруженной пехоты, нет ничего удивительного. По всей видимости, в данном случае речь может идти лишь о немногочисленных гвардейских частях, состоявших непосредственно при особе императора. Так, Аммиан Марцеллин говорит, что гвардейцы Грациана носили панцири, «ярко блиставшие золотом и красками» (arma imperatorii comitatus auro colorumque micantia claritudine iaculatione ponderum densa confringebantur — XXXI. 10. 14). Клавдиан же, со своей стороны, упоминает об идущем на параде discolor legio (De quatro consulatu Honorii. 7), что, по аналогии с сообщением Аммиана, нужно понимать как легион, облаченный в панцири, раскрашенные разными цветами.
Итак, в вопросе, касающемся использования тяжелого защитного вооружения, мы склонны доверять Вегецию: к концу IV — началу V в. тяжелая римская пехота, если еще и не прекратила своего существования, то численно сократилась настолько, что перестала играть на с.285 полях сражений сколько-нибудь заметную роль. Место легионной пехоты заняли теперь легковооруженные отряды, сражавшиеся, как правило, различными видами оружия дальнего боя. Основную массу римской пехоты составляли, как мы уже отмечали, скутаты, вооруженные метательными копьями германского происхождения — бебрами (bebrae), которых у каждого из них было по две или даже по три штуки (binas etiam ac ternas in proeliis portant — Veg. I. 20)71. Кроме варварских бебр, в начале V в. более широко, чем в IV в., стали использоваться плюмбаты. Вегеций говорит, что ими вооружены почти все воины современной ему армии (II. 15)72. Второй многочисленной группой войск в армии начала V в. стали лучники. Вегеций призывает императора обучать стрельбе из лука четвертую или даже третью часть новобранцев, чтобы воины могли метать стрелы, как с коня, так и в пешем строю (ut sive in equo, sive in terra sagittare doceant — I. 15). Гораздо более широкое распространение чем раньше получили арбалеты, манубаллисты (fustibalos arcuballistas et fundas describere superfluum puto, quae praesens usus agnoscit — Veg. IV. 22) и, очевидно, другие небольшие метательные машины. Возможно, именно ими были вооружены подразделения так называемых балистариев, о которых Аммиан упоминает лишь однажды73.
Попробуем теперь найти ответ на вопрос, насколько широко использовалось тяжелое защитное вооружение в дограциановскую эпоху. Обратим внимание, что, реконструируя в своем трактате legio antiqua, Вегеций причисляет к тяжеловооруженной пехоте лишь «принципалов» или офицерский и унтер-офицерский состав. Именно они образовывали в сражении фронт боевого порядка, выстраиваясь вокруг знамен и перед ними (II. 15)74. За тяжеловооруженными принципалами Вегеций размещает вооруженную различным метательным оружием легкую пехоту (II. 15). Во время боя легковооруженные, выступив из-за рядов тяжелой пехоты, пытались обратить противника в бегство с помощью дротиков и стрел. В случае неудачи они отступали на свои места. Тогда принципалы принимали на себя всю тяжесть вражеского удара и стояли, как «железная стена» (murus ferreus — II. 17; III. 14). Построение, очень похожее на то, о котором говорит нам Вегеций, мы находим и у Аммиана. Согласно утверждению последнего, опытный полководец выстраивает в первых рядах более сильных солдат (т. е. тяжеловооруженных), за ними легкую с.286 пехоту, потом метателей дротиков и позади всех различные вспомогательные войска, чтобы при необходимости они пришли на помощь (XIV. 6. 17)75. Фронт войска образовывали, согласно Аммиану, антепиланы, гастаты и ординарии, которые должны были стоять «подобно несокрушимой стене» (antepilanis hastatisque et ordinum primis velut insolubili muro fundatis — XVI. 11. 20). Выходит, что даже «тяжеловооруженные легионы» не были в прямом смысле слова «тяжеловооруженными».
Вообще же о наличии у солдат полного комплекта тяжелого вооружения мы с уверенностью можем говорить только в тех случаях, когда речь идет о войсках, находившихся в армии самого императора (comitatus imperatorius). Так, например, Аммиан Марцеллин, описывая триумфальную процессию Констанция в Риме, говорит о строе пехотинцев, облаченных в сверкающие шлемы и панцири (XVI. 10. 8)76. Таким образом получается, что ношение тяжелого защитного вооружения уже в середине IV в. было своего рода привилегией, недоступной для основной массы рядовых солдат77. В этом нет ничего удивительного, поскольку эффективное снабжение армии вооружением за счет государства может быть осуществлено только при наличии мощной экономической базы. В противном случае поставки оружия станут нерегулярными, а обеспечиваться им будут, как правило, лишь немногие элитные подразделения78. Следовательно, мы можем сделать вывод, что единственной причиной исчезновения тяжеловооруженной римской пехоты была экономическая неспособность государства поддерживать ее существование, и чем больше усугублялся экономический кризис, в пучину которого необратимо сползала Западная Римская империя, тем менее вооруженной и боеспособной оказывалась ее армия79.
с.287
Andrey V. Bannikov (Saint Petersburg). On the Problem of Changes in the Roman Military Tactics and Arms in the Epoch of the Later Empire
The Roman legionary’s arms changed very much in the epoch of the Later Empire in comparison with the ones existing in the time of the Republic and the Principate. The radical changes came about as well in the military methods used by the Romans in battlefield: the phalanx defensive tactics replaced the traditional legion tactics of combined action when pilum volley anticipated hand-to-hand fighting. The main causes of all these changes consisted of the provincialisation of the Roman army and the modification of the system of arms’ production happened during the crisis of the Empire in the III A. D. The Roman arms changed still more at the end of the IV A. D.; the changes not only altered entirely the air of the Roman army but in fact marked the beginning of the process of the regular troops’ disappearance as an institute.
Рис. 1. Римский легионер, сер. III в. н. э. Рис. 2. Римский легионер во время атаки. |
с.288
Рис. 3. Взятие Ктесифона. |
Рис 4. Тактические приемы римских легионеров. |
с.289
Рис. 5. Римский шлем типа Weisenau. Рис. 6. Воины Септимия Севера. |
Рис. 7. Воины Марка Аврелия. Рис. 8. Воины Галерия. |
