К истории монетного дела у римлян

с.3

Зачат­ки куль­тур­но­го раз­ви­тия в гре­че­ском духе про­ник­ли в Рим из Этру­рии, и в част­но­сти из Цэре, этой ста­рин­ной фак­то­рии спер­ва фини­кий­ских, а потом гре­че­ских куп­цов. Оттуда же пере­шла в Рим и восточ­ная дуо­де­ци­маль­ная систе­ма веса вме­сте с семи­ти­че­ским сло­вом as для обо­зна­че­ния ее еди­ни­цы (Шерцль, Рим­ское мон. дело, стр. 152). Ассо­вая систе­ма веса еще в цар­ский пери­од рим­ской исто­рии при­ме­ня­лась так­же и к меди в каче­стве рас­чет­но­го сред­ства в тор­гов­ле, употреб­ляв­ше­го­ся наряду с древ­не­ита­лий­ским обы­ча­ем (уна­сле­до­ван­ным еще от индо­ев­ро­пей­ской ста­ри­ны), по кото­ро­му сред­ст­вом для рас­пла­ты в тор­го­вых сдел­ках, а так­же и при штра­фах по суду, слу­жил скот, как мел­кий (овца), так и круп­ный (коро­ва), в про­пор­ции 10 : 1, т. е. 10 овец по цене рав­ня­лись одной коро­ве¹.

Заме­на скота медью в деле судеб­ных штра­фов уза­ко­не­на толь­ко уже в рес­пуб­ли­кан­ское вре­мя, при­чем овца оце­не­на была в 10 фун­тов меди (de­cus­si­bus), а коро­ва — в 100 фун­тов (cen­tus­si­bus). Когда таким обра­зом медь, как рас­чет­ное сред­ство, полу­чи­ла исклю­чи­тель­ное употреб­ле­ние так­же и в сфе­ре государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния и хозяй­ства, то для удоб­ства хра­не­ния мед­ных кус­ков, преж­де бес­фор­мен­ных (rau­dus­cu­lum, aes ru­de), ста­ли при­да­вать им фор­му пли­ток (la­te­res). Так как для этой с.4 цели металл рас­плав­лял­ся и отли­вал­ся в осо­бых фор­мах, то это обсто­я­тель­ство пред­став­ля­ло воз­мож­ность снаб­жать эти плит­ки каки­ми угод­но зна­ка­ми или изо­бра­же­ни­я­ми. Сюжет этих изо­бра­же­ний самый раз­но­об­раз­ный, смот­ря по месту при­над­леж­но­сти пли­ток, про­дол­жав­ших отли­вать­ся еще и во 2 сто­ле­тии до Р. Хр., и при­том в раз­ных горо­дах Ита­лии. В част­но­сти в Риме, по лите­ра­тур­ной тра­ди­ции, на мед­ных плит­ках изо­бра­жал­ся скот (Var­ro r. r. 2, 1, 9: aes an­ti­quis­si­mum pe­co­re est no­ta­tum), при­чем та же тра­ди­ция под­ра­зу­ме­ва­ет тут не толь­ко рога­тый скот, но и овец (Plin. n. h. 18, 12: Ser­vius rex ovi­um boum­que ef­fi­gie pri­mus aes sig­na­vit). Одна­ко архео­ло­ги­че­ские наход­ки под­твер­ди­ли толь­ко при­сут­ст­вие на этих плит­ках изо­бра­же­ния быка, но не овцы (см. Шерцль l. c., стр. 128 сл.²).

Введе­ние мече­ных пли­ток меди при­пи­сы­ва­ет­ся тра­ди­ци­ей Сер­вию, т. е. вооб­ще еще цар­ско­му пери­о­ду. Но, судя по отдел­ке рисун­ков на сохра­нив­ших­ся плит­ках, столь древ­нее про­ис­хож­де­ние их кажет­ся мало­прав­до­по­доб­ным. Но с дру­гой сто­ро­ны мне­ние, при­уро­чи­ваю­щее эти плит­ки не ранее, как к 4-му сто­ле­тию до P. Xp. (ср. Шерцль 128), не пред­став­ля­ет­ся вполне убеди­тель­ным. Мне­ние это при­мы­ка­ет к исто­рии сира­куз­ских монет, по отно­ше­нию к кото­рым раз­ли­ча­ют четы­ре пери­о­да в посте­пен­ном раз­ви­тии худо­же­ст­вен­ной отдел­ки черт чело­ве­че­ско­го лица на монет­ных изо­бра­же­ни­ях (Samwer-Bahrfeldt, Ge­sch. des äl­te­ren röm. Münzw., стр. 25—31). К пери­о­ду наи­выс­шей худо­же­ст­вен­но­сти сира­куз­ско­го монет­но­го искус­ства при­над­ле­жат те боль­шие моне­ты («меда­льо­ны»), или декад­рах­мы, о кото­рых еще Вин­кель­ман заявил, что выс­шей сте­пе­ни совер­шен­ства даже и пред­ста­вить себе невоз­мож­но (Win­ckel­mann, Wer­ke, 1808, I, стр. 251: с.5 «Wei­ter als die­se Mün­zen kann der menschli­che Beg­riff nicht ge­hen»). Эти «меда­льо­ны» и при­пи­сы­ва­лись вре­ме­ни Дио­ни­сия I, сде­лав­ше­го­ся тира­ном Сира­куз в 406 г. до P. Xp.³). Одна­ко по иссле­до­ва­нию Арту­ра Эван­са (Sy­ra­cu­san Me­dal­lions 1892, см. Berl. Phil. Woch. 1893 № 17), меда­льо­ны эти долж­ны быть отне­се­ны еще ко вре­ме­ни до воца­ре­ния Дио­ни­сия I, т. е. еще к 5-му сто­ле­тию до P. Xp. Таким обра­зом так­же и для рим­ских монет­ных пли­ток, насколь­ко дело каса­ет­ся вопро­са о худо­же­ст­вен­ном испол­не­нии рисун­ка, полу­ча­ет­ся воз­мож­ность более ран­не­го при­уро­че­ния. Если допу­стить, что пра­ви­тель­ст­вен­ное изготов­ле­ние мед­ных пли­ток пре­сле­до­ва­ло преж­де все­го не инте­ре­сы част­ной тор­гов­ли, а, напро­тив, какие-либо инте­ре­сы государ­ст­вен­ной каз­ны, то это мог­ло про­изой­ти одно­вре­мен­но с введе­ни­ем сол­дат­ско­го жало­ва­нья, а имен­но в видах удоб­ства хра­не­ния (в aera­rium) и пере­воз­ки денеж­но­го метал­ла для нужд вой­ска, нахо­див­ше­го­ся ино­гда доволь­но дале­ко от сто­ли­цы. Введе­ние же сол­дат­ско­го жало­ва­нья от каз­ны⁴ при­уро­чи­ва­ет­ся ко вре­ме­ни послед­ней веент­ской вой­ны 406—396 годов до P. Xp. И если дей­ст­ви­тель­но имен­но тогда вошли в употреб­ле­ние мече­ные плит­ки меди, то это собы­тие мог­ло быть зане­се­но так­же и на стра­ни­цы анна­лов к 406 году, как нача­лу этой вой­ны. На это ука­зы­ва­ет, может быть, и сама редак­ция Ливи­е­ва рас­ска­за (4, 60, 6) о введе­нии сол­дат­ско­го жало­ва­нья: quia non­dum ar­gen­tum sig­na­tum erat, aes gra­ve pla­ustris ad aera­rium con­ve­hen­tes spe­cio­sam etiam col­la­tio­nem fa­cie­bant.

При отлив­ке мед­ных пли­ток, каза­лось бы, не труд­но было перей­ти от веса к сче­ту посред­ст­вом выдел­ки пли­ток опре­де­лен­но­го веса, напр. в 1 фунт, в 2 фун­та и т. п. Но вме­сто это­го видим, что плит­ки како­го-либо опре­де­лен­но­го веса не име­ли: с.6 они выпус­ка­лись в раз­ной вели­чине, чаще все­го от четы­рех до пяти фун­тов. Это дока­зы­ва­ет, что введе­ние пли­ток вызва­но было исклю­чи­тель­но прак­ти­че­ской потреб­но­стью удоб­ства при хра­не­нии и пере­дви­же­нии боль­шо­го коли­че­ства денеж­но­го метал­ла. Так­же и мече­ная медь про­дол­жа­ла при­ни­мать­ся по весу, при­чем для мел­ких рас­че­тов по-преж­не­му употреб­ля­лись кус­ки необ­ра­ботан­ной меди (rau­dus­cu­lum), а в слу­чае нуж­ды раз­би­ва­лись и мече­ные плит­ки на более мел­кие части.

При­ме­не­ние сче­та вме­сто преж­не­го веса нача­лось толь­ко со вре­ме­ни введе­ния мед­ной моне­ты обыч­но­го у гре­ков образ­ца в виде круж­ков с опре­де­лен­ным весом. Наи­бо­лее употре­би­тель­ные номи­на­лы рим­ских мед­ных монет были: as (= 1 фунт меди), se­mis (= ¹∕₂ фун­та), triens (¹∕₃ фун­та, или 4 унции), quad­rans (¹∕₄ фун­та, или 3 унции, поэто­му так­же назва­ние te­run­cius), sex­tans (¹∕₆ фун­та, или 2 унции) и un­cia (¹∕₁₂ фун­та, или 1 унция). Введе­ние этих монет⁵ при­пи­сы­ва­ет­ся обык­но­вен­но, на осно­ва­нии авто­ри­те­та Момм­зе­на (Münzw., стр. 175 сл.), вре­ме­ни и даже дея­тель­но­сти децем­ви­ров. Одна­ко в насто­я­щее вре­мя мне­ние это силь­но поко­леб­ле­но, в осо­бен­но­сти бла­го­да­ря тру­ду Samwer’а, издан­но­му Bahrfeldt’ом (1883). Глав­ные пунк­ты, гово­ря­щие про­тив мне­ния Момм­зе­на, вос­про­из­веде­ны с неко­то­ры­ми допол­не­ни­я­ми в сочи­не­нии Шерц­ля (стр. 133 сл.), кото­рый оста­нав­ли­ва­ет­ся, в поло­жи­тель­ной части сво­его рас­суж­де­ния, на сле­дую­щих фак­тах архео­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра:

1) Еще в 1844 г. Ленор­ман ука­зы­вал на то, что общий вид изо­бра­же­ний на рим­ских ассо­вых моне­тах, а так­же неко­то­рые част­но­сти (венок Юпи­те­ра, шлем Минер­вы, льви­ная шку­ра на голо­ве Герак­ла, кры­ла­тый петас Мер­ку­рия) по испол­не­нию работы обна­ру­жи­ва­ют явные при­зна­ки вли­я­ния эпо­хи про­цве­та­ния с.7 гре­че­ско­го искус­ства, что́ допус­ка­ет сам Момм­зен⁶, со ссыл­кою на того же Ленор­ма­на⁷.

2) В пери­од децем­ви­ров на гре­че­ских моне­тах Геракл изо­бра­жа­ет­ся еще с боро­дой и с осо­бым рас­по­ло­же­ни­ем льви­ной шку­ры на его голо­ве. Тип без­бо­ро­до­го Герак­ла и с позд­ней­ши­ми очер­та­ни­я­ми льви­ной шку­ры, какой име­ет­ся на квад­ран­те, появ­ля­ет­ся толь­ко в кон­це 5-го сто­ле­тия.

3) Такой тип про­ры⁸, какой изо­бра­жен на обо­ро­те рим­ских мед­ных монет, на гре­че­ских моне­тах появ­ля­ет­ся толь­ко в нача­ле 4-го сто­ле­тия до P. Xp.

Все эти три пунк­та, взя­тые вме­сте, с доста­точ­ной убеди­тель­но­стью дока­зы­ва­ют, что ассо­вые моне­ты введе­ны не при децем­ви­рах, т. е. не в середине 5-го сто­ле­тия до P. Xp., а, напро­тив, толь­ко уже в тече­ние сле­дую­ще­го века. Что на рубе­же 5-го и 4-го сто­ле­тий, во вре­мя послед­ней веент­ской вой­ны, не было ассо­вой моне­ты, при­ни­мае­мой по сче­ту, под­твер­жда­ет­ся и выше­ука­зан­ной эти­мо­ло­ги­ей сло­ва sti­pen­dium, ука­зы­ваю­щей на то, что при введе­нии сол­дат­ско­го жало­ва­нья медь при­ни­ма­лась еще толь­ко по весу (pen­de­re).

Нам кажет­ся, что этот резуль­тат, добы­тый на осно­ва­нии дан­ных нумиз­ма­ти­че­ской архео­ло­гии, может быть допол­нен и опре­де­лен точ­нее в свя­зи с исто­ри­че­ским ходом собы­тий 4-го сто­ле­тия.

1) В южной Этру­рии, сопре­дель­ной с рим­ской терри­то­ри­ей, совсем отсут­ст­ву­ет нацио­наль­ная этрус­ская моне­та (Mom­msen Münzw., стр. 182); зато тем чаще встре­ча­ют­ся там рим­ские (и латин­ские) ассы, и при­том даже в чисто этрус­ских могиль­ни­ках. Область этрус­ско-умбрий­ских мед­ных монет начи­на­ет­ся толь­ко по линии Clu­sium — Tu­der. Это обсто­я­тель­ство име­ет боль­шое с.8 зна­че­ние для вопро­са о вре­ме­ни введе­ния мед­ной ассо­вой моне­ты в Риме и смеж­ной части сред­ней Ита­лии.

Этру­рия рас­па­да­ет­ся — по гео­гра­фи­че­ским, исто­ри­че­ским и, что́ здесь осо­бен­но важ­но, так­же и по нумиз­ма­ти­че­ским дан­ным — на три части: a) Южная Этру­рия с горо­да­ми Cae­re, Fi­de­nae, Vei, Ca­pe­na, Fa­le­rii, Tar­qui­nii и др., вплоть до Цими­ний­ско­го пере­ва­ла (sal­tus Ci­mi­nius Liv. 9, 36, 4, mons Ci­mi­nius ib. 37, 1), защи­щав­ше­го город Vol­si­nii от натис­ка рим­лян. b) Север­ная при­мор­ская Этру­рия с горо­да­ми Po­pu­lo­nia, Ve­tu­lo­nia, Vo­la­ter­rae и пр. c) Север­ная же Этру­рия в бас­сейне реки Тиб­ра с горо­да­ми Vol­si­nii, Cor­to­na, Pe­ru­sia, Ar­re­tium, Clu­sium и др. Деле­ние это рез­ко ска­зы­ва­ет­ся преж­де все­го в монет­ном деле. При­тибр­ская поло­са север­ной Этру­рии вме­сте с сосед­ней Умбри­ей по ту сто­ро­ну Тиб­ра состав­ля­ют одну общую нумиз­ма­ти­че­скую груп­пу (ср. Mom­msen, Münzw., стр. 223), отли­чаю­щу­ю­ся силь­но от север­ной же, но при­мор­ской Этру­рии, как в худо­же­ст­вен­ном испол­не­нии монет­ной работы, так и в типах и в самой систе­ме⁹. Обе же эти части север­ной Этру­рии, взя­тые вме­сте, отли­ча­ют­ся, в свою оче­редь, от южной Этру­рии отсут­ст­ви­ем в послед­ней тузем­ных монет, с заме­ною их рим­ски­ми или вооб­ще так наз. латин­ски­ми.

Южная Этру­рия издав­на нахо­ди­лась в близ­ких сно­ше­ни­ях с Римом, разде­лив­шись в этом (поли­ти­че­ском) отно­ше­нии на две части: при­мор­ская поло­ви­на южной Этру­рии, с горо­дом Cae­re во гла­ве, нахо­ди­лась в друж­бе с Римом еще со вре­мен Тарк­ви­ни­ев, изгна­ние кото­рых из Рима не про­из­ве­ло ника­кой пере­ме­ны во вза­им­ных сно­ше­ни­ях обо­их сосед­них горо­дов¹⁰. Друж­ба эта с осо­бен­ной рельеф­но­стью обна­ру­жи­лась во вре­мя с.9 галль­ско­го погро­ма (390 до P. Xp.), когда цэри­тяне госте­при­им­но при­юти­ли у себя рим­ских жре­цов и веста­лок с раз­ны­ми свя­ты­ня­ми¹¹. Тра­ди­ция сооб­ща­ет, что в бла­го­дар­ность за это рим­ский сенат пожа­ло­вал цэри­тя­нам hos­pi­tium pub­li­cum¹²; но самый факт при­ня­тия свя­тынь и веста­лок свиде­тель­ст­ву­ет уже о суще­ст­во­ва­нии тако­го hos­pi­tium pub­li­cum и рань­ше это­го вре­ме­ни¹³.

Совсем дру­гую кар­ти­ну пред­став­ля­ет восточ­ная поло­ви­на южной Этру­рии, под­ле реки Тиб­ра. Вся древ­ней­шая исто­рия Рима напол­не­на рас­ска­за­ми о вой­нах то с Фиде­на­ми, то с Вея­ми и дру­ги­ми горо­да­ми этой обла­сти. Послед­нюю веент­скую вой­ну, окон­чив­шу­ю­ся раз­ру­ше­ни­ем Вей, сами рим­ляне счи­та­ли вось­мою по сче­ту (Liv. 5, 4, 13; ср. 4, 32, 2); по анна­ли­сти­че­ской тра­ди­ции нача­лась она в 406 г. до P. Xp. и про­дол­жа­лась, подоб­но тро­ян­ской войне, целые 10 лет, до 396 г. (Liv. 5, 22, 8). Паде­ние Вей отра­зи­лось и на дру­гих горо­дах, груп­пи­ро­вав­ших­ся вокруг это­го опас­но­го сопер­ни­ка Рима и вовле­чен­ных в эту вой­ну отча­сти в каче­стве союз­ни­ков (Ca­pe­na, Fa­le­rii), отча­сти по непо­сред­ст­вен­ной зави­си­мо­сти от Вей (как, веро­ят­но, Sut­rium и Ne­pe­te). Послед­ние пере­шли во вла­де­ние рим­лян вме­сте со всею про­чею обла­стью веент­ской зем­ли. Союз­ни­ки же Вей долж­ны были при­знать геге­мо­нию Рима по край­ней мере в воен­ном отно­ше­нии. Осо­бен­но тяже­ло попла­тил­ся город Капе­на, утра­тив­ший с тех пор свою неза­ви­си­мость (в 395 г. по Liv. 5, 24), меж­ду тем как горо­ду Fa­le­rii уда­лось заклю­чить с Римом выгод­ный мир (в 394 г., Liv. 5, 27) с сохра­не­ни­ем само­сто­я­тель­но­сти¹⁴. Веент­ско-капе­нат­ская зем­ля при­об­ще­на к ager ro­ma­nus с учреж­де­ни­ем в ней четы­рех tri­bus rus­ti­cae (в 387 г., Liv. 6, 5, 8).

Эти успе­хи рим­лян в южной Этру­рии вовлек­ли их в вой­ну с бли­жай­шим север­но-этрус­ским горо­дом Vol­si­nii (Liv. 5, 31), про­тив кото­ро­го и был пред­при­нят тогда же победо­нос­ный с.10 пере­ход через Цими­ний­ский пере­вал (Liv. 5, 32). Но в это вре­мя надви­га­лась уже страш­ная галль­ская гро­за (Liv. 5, 33 сл.), при­оста­но­вив­шая почти на целое сто­ле­тие даль­ней­шее дви­же­ние рим­лян на этрус­ский север. Погром Рима осла­бил рим­ское вла­ды­че­ство даже и в южной Этру­рии.

Для обез­опа­се­ния заво­е­ван­ной веент­ско-капе­нат­ской обла­сти с одной сто­ро­ны от тарк­ви­ни­ян (Tar­qui­nii), при­ни­мав­ших буд­то бы уча­стие и в послед­ней веент­ской войне, а с дру­гой от фалис­ков (Fa­le­rii) вско­ре после галль­ско­го погро­ма (в 383 и 373 гг.) осно­ва­ны две погра­нич­ные коло­нии Sut­rium и Ne­pe­te на пра­вах латин­ских союз­ни­ков (Vell. Pat. 1, 14, 2). Обе коло­нии дол­гое вре­мя счи­та­лись за cla­ustra por­tae­que Et­ru­riae (Liv. 6, 9; 9, 32), и вся­кая вой­на в этих местах сосре­дото­чи­ва­лась око­ло них. В 358 г. тарк­ви­ни­яне сно­ва нача­ли вое­вать с Римом (Liv. 7, 16 сл.). Их при­ме­ру после­до­вал в сле­дую­щем (357) году город Fa­le­rii. Вой­на эта, про­дол­жав­ша­я­ся 7 лет, озна­ме­но­ва­лась отпа­де­ни­ем от рим­лян их ста­рин­но­го дру­га, горо­да Cae­re, веро­ят­но под дав­ле­ни­ем соеди­нен­ных тарк­ви­ний­цев и фалис­ков, про­ник­ших через церит­скую область до само­го устья Тиб­ра (Liv. 7, 17, 6). В нака­за­ние за такое веро­лом­ство, цери­тяне в 353 г. (Liv. 7, 20) не толь­ко лиши­лись части сво­ей зем­ли¹⁵, но и пре­вра­ти­лись в под­дан­ных рим­ско­го государ­ства с при­пис­кой к подат­но­му сосло­вию (aera­rii, вслед­ст­вие чего спи­сок подат­но­го сосло­вия стал назы­вать­ся ta­bu­lae Cae­ri­tum). В 351 г. с горо­дом Fa­le­rii заклю­че­но пере­ми­рие на 40 лет, к кото­ро­му при­со­еди­нил­ся и г. Tar­qui­nii (Liv. 7, 22, 5). Таким обра­зом Tar­qui­nii и Fa­le­rii еще в середине 4-го сто­ле­тия про­дол­жа­ли оста­вать­ся само­сто­я­тель­ны­ми общи­на­ми, и север­ная гра­ни­ца рим­ских вла­де­ний по-преж­не­му закан­чи­ва­лась коло­ни­я­ми Sut­rium и Ne­pe­te. В 343 г. (Liv. 7, 38, 1) пере­ми­рие (in­du­tiae) с фалис­ка­ми пре­вра­ти­лось в foe­dus (= сим­ма­хия), сопро­вож­дав­ший­ся в рим­ском смыс­ле все­гда неко­то­рым лише­ни­ем авто­но­мии союз­но­го горо­да, но толь­ко во внеш­них делах. Для дан­но­го слу­чая зави­си­мость Фале­рий от Рима в делах внеш­ней поли­ти­ки под­твер­жда­ет­ся тем, что, когда в 311 г. воз­го­ре­лась боль­шая этрус­ская вой­на (Liv. 9, 32), в кото­рой, по Ливию, при­ни­ма­ли уча­стие все этрус­ские горо­да, то союз с с.11 Фале­ри­я­ми давал рим­ля­нам воз­мож­ность пред­при­ни­мать похо­ды через их область (под­ле Цими­ний­ско­го озе­ра) в север­ную Этру­рию. Таким обра­зом, 80 лет спу­стя после пер­вой вой­ны с г. Vol­si­nii (нака­нуне галль­ско­го погро­ма), Кв. Фабий Мак­сим мог сно­ва пред­при­нять (в 310 г.) пере­ход через страш­ный Цими­ний­ский пере­вал (Liv. 9, 36) к вели­ко­му ужа­су рим­ско­го сена­та¹⁶, пре­вра­тив­ше­му­ся в столь же вели­кую радость, когда было полу­че­но изве­стие о счаст­ли­вом исхо­де сме­ло­го пред­при­я­тия Фабия (Liv. 9, 36, 14). Через зем­лю фалис­ков (по бере­гу Тиб­ра) про­хо­дил так­же и путь (откры­тый поз­же доро­ги через Цими­ний­ский пере­вал) к Вади­мон­ско­му озе­ру, про­сла­вив­ше­му­ся бит­вой (282 г., по Поли­бию — в 284 г.), кото­рая под­чи­ни­ла рим­ско­му вла­ды­че­ству всю при­тибр­скую часть север­ной Этру­рии. Вой­ны с север­ной Этру­ри­ей не мог­ли обой­тись без дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ний фалис­ков к рим­ля­нам. Но что и тогда еще г. Fa­le­rii поль­зо­вал­ся зна­чи­тель­ной авто­но­ми­ей, вид­но из того, что в 294 г., во вре­мя похо­да рим­лян про­тив Клу­зия (Liv. 10, 26, 15; 27, 5), фалис­ки вдруг вос­ста­ли про­тив Рима, будучи еще настоль­ко силь­ны, что после рим­ской победы они не были смя­ты, подоб­но Веям или Цэре, а полу­чи­ли пере­ми­рие на пра­вах рав­ных сопер­ни­ков, и толь­ко лет 50 спу­стя (уже после 1-й пуни­че­ской вой­ны) постиг­ла и их участь Вей. В 241 г. (или 238) Фале­рии, вслед­ст­вие вос­ста­ния (Po­lyb. 1, 65), были раз­ру­ше­ны, и жите­ли их пере­веде­ны частью на новое место (Fa­le­rii no­vi), частью, веро­ят­но, в Сар­ди­нию.

В подоб­ном поло­же­нии, в тече­ние 4-го сто­ле­тия, нахо­дил­ся и г. Tar­qui­nii, отли­ча­ясь к сво­ей выго­де от г. Fa­le­rii тем, что лежал в сто­роне от боль­шой доро­ги рим­лян из веент­ской зем­ли в север­ную Этру­рию.

Итак, горо­да южной Этру­рии, за исклю­че­ни­ем веент­ско-капе­нат­ской обла­сти, еще в 4-ом сто­ле­тии до P. Xp. име­ли пол­ную воз­мож­ность заве­сти у себя нацио­наль­ную моне­ту, если б тако­вая была в ходу у рим­лян уже со вре­ме­ни децем­ви­ров. А меж­ду тем ни фалис­ки (что при их «сою­зе» с рим­ля­на­ми мож­но было бы еще как-нибудь объ­яс­нить), ни даже Tar­qui­nii, ни, что осо­бен­но с.12 важ­но, смеж­ный с ними город Vol­ci (Vul­ci¹⁷) нико­гда не име­ли сво­ей нацио­наль­ной моне­ты¹⁸. Мало того, даже и г. Vol­si­nii по ту сто­ро­ну Цими­ний­ско­го пере­ва­ла не име­ет сво­ей моне­ты, по край­ней мере мед­ной и сереб­ря­ной. Участь север­ной Этру­рии с Умбри­ей реши­лась в 282 г. (или, по Поли­бию, в 284 г.) после двух побед над этрус­ка­ми, соеди­нив­ши­ми­ся с гал­ла­ми, одной при Вади­мон­ском озе­ре (в при­тибр­ской части Этру­рии), а дру­гой, веро­ят­но, при Попу­ло­нии (в при­мор­ской Этру­рии). Отдель­ные этрус­ские и умбр­ские общи­ны вынуж­де­ны были заклю­чить с Римом «союз», но впро­чем на раз­ных усло­ви­ях. В 280 г. (по Поли­бию, в 282 г.) заклю­чен такой союз с горо­да­ми Vol­si­nii и Vol­ci, оче­вид­но, на мало­вы­год­ных для этих общин усло­ви­ях, в том чис­ле без пра­ва чека­нить моне­ту (спер­ва, конеч­но, толь­ко мед­ную, а с 269 г. и сереб­ря­ную¹⁹). Напро­тив, более отда­лен­ные общи­ны север­ной Этру­рии, а так­же и Умбрии поль­зо­ва­лись этим пра­вом несо­мнен­но и при рим­ском вла­ды­че­стве²⁰. Мало того, при­тибр­ская Этру­рия с Умбри­ей, по-види­мо­му, даже и нача­ла чека­нить соб­ст­вен­ную моне­ту толь­ко уже после сво­его «сою­за» с Римом, и при­том в под­ра­жа­ние послед­не­му. По край­ней мере, систе­ма этрус­ских и умбрий­ских монет в при­тибр­ской обла­сти тес­ней­шим обра­зом при­мы­ка­ет к рим­ской систе­ме мед­ных ассо­вых монет, отли­ча­ясь от послед­них, кро­ме рисун­ков, толь­ко мень­шим весом. Меж­ду тем как рим­ские ассо­вые моне­ты нача­ли чека­нить­ся с пол­но­го (по край­ней мере, в с.13 прин­ци­пе) либраль­но­го веса (см. таб­ли­цу у Шерц­ля, стр. 156), этрус­ско-умбрий­ские ассы тибр­ско­го бас­сей­на весят не более 7—5 унций, за исклю­че­ни­ем ассов горо­да Tu­der, сов­па­даю­щих с рим­ски­ми так­же и по весу (ср. обо­зре­ние тудерт­ской мед­ной моне­ты у Момм­зе­на, Münzw., стр. 273 сл.). Так как рим­ский асс вплоть до 264 года дер­жал­ся на либраль­ном уровне (о чем ниже), то из это­го мож­но заклю­чить, что чекан­ка этрус­ско-умбрий­ской моне­ты в обла­сти Тиб­ра нача­лась не ранее пер­вой пуни­че­ской вой­ны, за исклю­че­ни­ем тудерт­ской моне­ты, при­над­ле­жа­щей по сво­е­му воз­ник­но­ве­нию, быть может, еще ко вре­ме­ни до пуни­че­ской вой­ны (в таком слу­чае нача­ло тудерт­ской чекан­ки отно­сит­ся к 284—264 годам).

Наше изло­же­ние нахо­дит­ся в прин­ци­пи­аль­ном про­ти­во­ре­чии с мне­ни­ем, выстав­ля­ю­щим это дело в обрат­ном поряд­ке, по кото­ро­му рим­ские ассы были бы под­ра­жа­ни­ем этрус­ской моне­те, а не наобо­рот (Шерцль, 150). При реше­нии это­го вопро­са не сле­ду­ет упус­кать из виду ука­зан­ное нами выше разде­ле­ние север­ной Этру­рии на две поло­ви­ны: при­мор­скую и при­тибр­скую, из кото­рых каж­дая чека­ни­ла свою моне­ту по дру­гой систе­ме. Монет­ное дело, как изо­бре­те­ние эллин­ско­го гения, явля­ет­ся везде след­ст­ви­ем рас­про­стра­не­ния (как непо­сред­ст­вен­но­го, так и пере­да­точ­но­го) гре­че­ской куль­ту­ры, и при­том преж­де все­го, конеч­но, в при­бреж­ных обла­стях, с кото­ры­ми гре­ки завя­зы­ва­ли непо­сред­ст­вен­ные тор­го­вые сно­ше­ния. Таким обра­зом, и при­мор­ская поло­са север­ной Этру­рии вве­ла у себя моне­ту (золотую, сереб­ря­ную, а в Попу­ло­нии и мед­ную), при­дер­жи­ва­ясь сво­его гре­че­ско­го образ­ца так­же и отно­си­тель­но веса (Mom­msen, Münzw., стр. 218²¹), совер­шен­но отлич­но­го от ассо­вой весо­вой систе­мы. Внут­рен­няя же Этру­рия, отда­лен­ная от мор­ско­го бере­га, мог­ла позна­ко­мить­ся с монет­ным делом через посред­ство при­мор­ской обла­сти; но в таком слу­чае моне­ты пер­вой не отли­ча­лись бы суще­ст­вен­но от монет послед­ней. Если же они, рез­ко отли­ча­ясь от монет­ной систе­мы при­мор­ской Этру­рии (глав­ным обра­зом Попу­ло­нии), в то же вре­мя тес­но при­мы­ка­ют к рим­ской ассо­вой моне­те, то это само по себе ука­зы­ва­ет, что пере­да­точ­ным пунк­том для с.14 введе­ния гре­че­ско­го изо­бре­те­ния в при­тибр­ской обла­сти был город Рим, а не при­мор­ская Этру­рия; дру­ги­ми сло­ва­ми, этрус­ско-умбрий­ская моне­та бас­сей­на Тиб­ра пред­по­ла­га­ет рим­скую моне­ту, а не наобо­рот. Прав­да, эти этрус­ско-умбрий­ские моне­ты по сво­ей отдел­ке выглядят более при­ми­тив­ны­ми, чем рим­ские моне­ты. Но если утвер­ждать, что по обще­при­знан­ной аксио­ме про­стота типов при оди­на­ко­вых усло­ви­ях слу­жит при­зна­ком боль­шей арха­ич­но­сти, то это без­услов­но при­ло­жи­мо толь­ко к одно­му и тому же горо­ду, одной и той же обла­сти. Напро­тив, когда дело идет о двух раз­ных наро­дах, то усло­вия во вся­ком слу­чае уже не оди­на­ко­вые. Если далее ука­зы­ва­ет­ся на то, что имен­но этрус­ки дове­ли литей­ное искус­ство до высо­кой сте­пе­ни совер­шен­ства, о чем свиде­тель­ст­ву­ет нахо­ди­мая до сих пор в запад­ной Евро­пе брон­зо­вая утварь, то это совер­шен­но вер­но, но каса­ет­ся преж­де все­го той же при­мор­ской Этру­рии, в том чис­ле в осо­бен­но­сти горо­да Vol­ci. Мест­ные же литей­щи­ки в при­тибр­ской Этру­рии сто­я­ли в этом отно­ше­нии гораздо ниже сво­их при­мор­ских собра­тьев, как об этом свиде­тель­ст­ву­ют и сами моне­ты этой обла­сти, на кото­рых име­ют­ся лишь самые про­стые типы, для изо­бра­же­ния кото­рых тре­бо­ва­лись одни толь­ко кон­ту­ры; осо­бен­но часто встре­ча­ет­ся коле­со (ср. Mom­msen, Münzw., стр. 220 сл.; 222 сл.). Напро­тив, рим­ские мед­ные моне­ты с само­го же нача­ла обна­ру­жи­ва­ют явные при­зна­ки худо­же­ст­вен­но­сти, кото­рой рим­ляне, как вид­но, не мог­ли пере­нять от неис­кус­ных литей­щи­ков при­тибр­ской Этру­рии. Кро­ме того, сто­ит толь­ко про­чи­тать 36-ю гла­ву 9-ой кни­ги Ливия, чтобы убедить­ся в пол­ном отсут­ст­вии сно­ше­ний Рима со сво­и­ми мни­мы­ми учи­те­ля­ми монет­но­го искус­ства в тече­ние почти все­го 4-го сто­ле­тия вплоть до 310 года. Нако­нец, в это вре­мя рим­ляне име­ли воз­мож­ность научить­ся монет­но­му искус­ству не толь­ко у замор­ских гре­ков, бла­го­да­ря бой­ким тор­го­вым сно­ше­ни­ям с ними, но даже и непо­сред­ст­вен­но у себя, на южной сто­роне тогдаш­не­го Лация, а имен­но в Кам­па­нии, о чем ниже.

Итак, роди­ной ассо­вой мед­ной моне­ты сле­ду­ет счи­тать не Этру­рию, а Рим, из кото­ро­го после 310 года она про­ник­ла на этрус­ский север, и при­том не толь­ко в бас­сейн Тиб­ра, но отча­сти и в при­мор­скую область. Рань­ше все­го, как уже заме­че­но, водво­ри­лась чекан­ка моне­ты по рим­ской систе­ме в умбрий­ском с.15 Туде­ре, в южном углу Умбрии, неда­ле­ко от Тиб­ра. Нель­зя не видеть в этом вли­я­ния сосед­ней коло­нии Нар­нии (Nar­nia), осно­ван­ной рим­ля­на­ми в 299 году. Коло­нии, воз­ник­шие в нача­ле 3-го сто­ле­тия (до 264 года), чека­ни­ли мед­ную моне­ту, начи­ная с пол­но­го либраль­но­го веса. Это же самое мож­но пред­по­ла­гать и для Нар­нии. И хотя нет монет, для кото­рых при­над­леж­ность нар­ний­ской коло­нии была бы удо­сто­ве­ре­на над­пи­сью, тем не менее вполне воз­мож­но, что ее моне­ты нахо­дят­ся в чис­ле мно­го­чис­лен­ных безы­мян­ных «латин­ских» ассов, опи­сан­ных у Момм­зе­на (стр. 231 сл.²²). При­ме­ру Туде­ра после­до­ва­ли потом и дру­гие умбрий­ские и этрус­ские общи­ны при­тибр­ской обла­сти, и при­том при­бли­зи­тель­но одно­вре­мен­но, в пери­од 7—5-унци­аль­но­го асса. Посте­пен­но­му рас­про­стра­не­нию ассо­вой моне­ты в этом направ­ле­нии соот­вет­ст­ву­ет и посте­пен­ное упро­ще­ние типов. Изо­бра­же­ния на моне­тах север­ных общин гораздо про­ще, чем на моне­тах Туде­ра, на кото­рых встре­ча­ют­ся и изо­бра­же­ния раз­ных живот­ных, как напр. орла, соба­ки, цика­ды, лягуш­ки. Так­же и это может нахо­дить­ся в свя­зи с боль­шей бли­зо­стью к цен­тру рим­ско­го куль­тур­но­го вли­я­ния.

При таком взгляде на исто­рию ассо­вой моне­ты, так­же и мед­ные моне­ты той же ассо­вой систе­мы, при­над­ле­жа­щие горо­ду Vo­la­ter­rae в при­мор­ской Этру­рии (Mom­msen, стр. 268), рав­но как и этрус­ские моне­ты с над­пи­сью tla и vatl (послед­нее, м. б., = Ve­tu­lo­nia) долж­ны быть при­зна­ны резуль­та­том рим­ско­го уже вли­я­ния. Эти моне­ты при­над­ле­жат при­бли­зи­тель­но к тому же 7-унци­аль­но­му пери­о­ду асса, как и при­тибр­ские моне­ты, и, сле­до­ва­тель­но, введе­ны при­бли­зи­тель­но одно­вре­мен­но с послед­ни­ми, но во вся­ком слу­чае неза­ви­си­мо от них, как вид­но из само­сто­я­тель­но­сти их типа, состо­я­ще­го из яну­со­об­раз­ной двой­ной голо­вы без боро­ды, но с шап­кой (pi­leus). Напро­тив, в более север­ной Попу­ло­нии так­же и мед­ная моне­та была вполне само­сто­я­тель­на, отли­ча­ясь от мед­ной моне­ты рим­ско­го образ­ца очень лег­ким весом (Mom­msen, стр. 262).

В этой свя­зи весь­ма важ­но, что этрус­ско-умбрий­ские общи­ны при­тибр­ской обла­сти чека­ни­ли исклю­чи­тель­но мед­ную моне­ту, в то вре­мя как сереб­ро встре­ча­ет­ся толь­ко в при­мор­ской Этру­рии, с.16 в осо­бен­но­сти в Попу­ло­нии (Mom­msen, 216). И дей­ст­ви­тель­но, в пери­од заво­е­ва­ния север­ной Этру­рии (310—284) сами рим­ляне име­ли пока толь­ко мед­ную моне­ту, а когда в 269 г. вве­ли и сереб­ро, то чекан­ка послед­не­го соста­ви­ла моно­по­лию Рима по отно­ше­нию ко всем союз­ни­кам²³, поче­му и не встре­ча­ет­ся сереб­ря­ная моне­та ни в одной из коло­ний, осно­ван­ных после 269 г. (Mom­msen, стр. 315 сл.). Зави­си­мость Умбрии в деле сереб­ря­ных монет засвиде­тель­ст­во­ва­на игу­вин­ски­ми таб­ли­ца­ми, в кото­рых для обо­зна­че­ния сереб­ра пря­мо употреб­ля­ет­ся рим­ский тер­мин num­mus (V, a, 17: nu­mer pre­ver = num­mis sin­gu­lis; 19: nu­mer tup­ler = num­mis bi­nis; 21: nu­mer trip­ler = num­mis tri­nis²⁴).

2) Рас­про­стра­не­нию вла­ды­че­ства рим­лян в север­ной Этру­рии пред­ше­ст­во­ва­ли боль­шие успе­хи рим­ско­го ору­жия на юге Лация. В 354 г. (Liv. 7, 19, 4) рим­ляне вошли с сам­ни­тя­на­ми в сдел­ку с рас­пре­де­ле­ни­ем сфе­ры обо­юд­ных дей­ст­вий про­тив пле­мен меж­ду Лаци­ем и Сам­ни­ем (ср. Liv. 8, 1, 8; 2, 3). Осу­щест­вле­ние пла­нов обо­их этих наро­дов не обо­шлось без вза­им­ных недо­ра­зу­ме­ний (так наз. 1-ая сам­нит­ская вой­на 343—341 г., неиз­вест­ная Дио­до­ру). Но в общем цель сою­за достиг­ну­та. Одна часть про­ме­жу­точ­но­го меж­ду Лаци­ем и Сам­ни­ем про­стран­ства доста­лась сам­ни­тя­нам (Сиди­ци­ны и зем­ля по верх­не­му тече­нию Лири­са), дру­гая же часть послу­жи­ла для округ­ле­ния Лация. Обра­зо­ва­ние ново­го Лация (до зем­ли аврун­ков вклю­чи­тель­но) закон­чи­лось по Ливию в 338 г. Сре­ди собы­тий это­го пери­о­да наи­боль­ший эффект в Риме про­из­ве­ло поко­ре­ние Анция (отно­си­мое к тому же 338 году), бла­го­да­ря тому, что рим­ля­нам уда­лось пере­хва­тить анци­ат­ские кораб­ли, часть кото­рых была пре­про­вож­де­на по Тиб­ру в Рим²⁵, дру­гая же часть сожже­на; но пере­д­ние части (pro­ra) обре­чен­ных на сожже­ние кораб­лей пред­ва­ри­тель­но с.17 были сня­ты и отправ­ле­ны тоже в Рим, где и были выстав­ле­ны на фору­ме в виде ред­кост­ных тро­фе­ев, послу­жив, кро­ме того, фун­да­мен­том для устрой­ства на них ора­тор­ско­го помо­ста²⁶, спер­ва, конеч­но, толь­ко дере­вян­но­го, как и сами про­ры, но со вре­ме­нем заме­нен­но­го камен­ною построй­кою, вос­про­из­во­див­шею, одна­ко, пер­во­на­чаль­ный вид это­го соору­же­ния (rostra). Выстав­ле­ние напо­каз анци­ат­ских прор полу­ча­ет осо­бое осве­ще­ние в свя­зи с упо­мя­ну­тым выше фак­том, что кораб­ли это­го типа состав­ля­ли тогда еще новин­ку в воен­ном кораб­ле­стро­е­нии, бла­го­да­ря чему в гла­зах победи­те­ля уве­ли­чи­ва­лось и оба­я­ние победы. Если же с этим сопо­ста­вить то обсто­я­тель­ство, что на обо­рот­ной сто­роне рим­ских мед­ных монет с само­го же нача­ла изо­бра­жа­лась та же самая pro­ra, с тем же харак­те­ри­сти­че­ским при­спо­соб­ле­ни­ем, полу­чив­шим по-латы­ни назва­ние rostrum (отсюда rostra об ора­тор­ской три­буне²⁷), то вполне спра­вед­ли­во искать меж­ду rostrum на моне­те и rostra на фору­ме тес­ную при­чин­ную связь: pro­ra с rostrum изо­бра­же­на на рим­ской моне­те, конеч­но, не пото­му, что неза­дол­го перед тем изо­бре­тен был где-то кем-то какой-то новый тип воен­ных кораб­лей, а, напро­тив, пото­му, что образ­чи­ки это­го ново­го типа были выстав­ле­ны на рим­ском фору­ме в виде ред­кост­ных тро­фе­ев²⁸. Дру­ги­ми сло­ва­ми, рим­ская ассо­вая моне­та введе­на в 338 году или вско­ре после это­го, еще под све­жим впе­чат­ле­ни­ем появ­ле­ния на фору­ме пере­д­ков анци­ат­ских кораб­лей. Введе­ние мед­ной моне­ты в Риме сов­па­да­ет в таком слу­чае с окон­ча­тель­ным поко­ре­ни­ем Лация в его новых пре­де­лах вплоть до гра­ниц с.18 Кам­па­нии. Подоб­ное сов­па­де­ние с круп­ны­ми поли­ти­че­ски­ми успе­ха­ми рим­ско­го государ­ства встре­тим ниже так­же и в исто­рии сереб­ря­ной моне­ты.

Обра­зо­ва­ние ново­го Лация, вполне под­власт­но­го Риму, сопро­вож­да­лось еще и тес­ным сбли­же­ни­ем Рима с Кам­па­ни­ей, а имен­но до того тес­ным, что Капуа и Рим обме­ня­лись тогда же пра­ва­ми граж­дан­ства (конеч­но, si­ne suffra­gio), вслед­ст­вие чего и кам­пан­ские леги­о­ны с тех пор ста­ли при­чис­лять­ся не к союз­ни­че­ским, а к рим­ским граж­дан­ским вой­скам²⁹. По Ливию (8, 14, 11 сл.), про­изо­шло это в том же 338 году (по Вел­лею Патер­ку­лу 1, 14 — толь­ко в 334 г.). Дру­же­ст­вен­ные отно­ше­ния меж­ду Римом и Капу­ей, начав­ши­е­ся еще с 342 г. (Liv. 7, 38, 4 сл.), и пре­бы­ва­ние рим­ских войск в Кам­па­нии ска­за­лись и в куль­тур­ной жиз­ни Рима. Капуа, как наслед­ни­ца поли­ти­че­ско­го и куль­тур­но­го поло­же­ния смеж­ных Кум, не толь­ко зна­ко­ма была издав­на с гре­че­скою моне­тою, в том чис­ле на пер­вом месте куман­скою (Mom­msen, Münzw., стр. 90 сл.; 114 сл.), но выби­ва­ла и свою соб­ст­вен­ную, нацио­наль­ную, задол­го до появ­ле­ния в Кам­па­нии рим­лян (Mom­msen, стр. 117; 159; 213). К тому же в пери­од пер­вых сно­ше­ний Рима с Кам­па­ни­ей в послед­ней выби­ва­лась пре­иму­ще­ст­вен­но мед­ная моне­та. Сле­до­ва­тель­но, при­ме­ром, кото­ро­му после­до­ва­ли рим­ляне при введе­нии сво­ей мед­ной моне­ты, мог­ла послу­жить имен­но Кам­па­ния с Капу­ей во гла­ве, чему и долж­ны были спо­соб­ст­во­вать дру­же­ст­вен­ные отно­ше­ния меж­ду обо­и­ми горо­да­ми. Мало того, — послед­нее обсто­я­тель­ство пред­став­ля­ло для рим­лян воз­мож­ность вос­поль­зо­вать­ся в этом деле услу­га­ми опыт­ных кам­пан­ских масте­ров, чем луч­ше все­го может быть объ­яс­не­на ука­зан­ная еще Ленор­ма­ном срав­ни­тель­ная худо­же­ст­вен­ность в испол­не­нии рисун­ков на рим­ских мед­ных моне­тах.

Если тол­чок для введе­ния в Риме нацио­наль­ной мед­ной моне­ты вышел с юга, то это толь­ко под­креп­ля­ет выше­при­веден­ное тол­ко­ва­ние про­ры на обо­рот­ной сто­роне рим­ских монет в смыс­ле исто­ри­че­ско­го типа. Про­слав­ле­ние выдаю­щих­ся исто­ри­че­ских собы­тий на моне­тах издав­на было в ходу на гре­че­ском юге Ита­лии³⁰. Такой же харак­тер исто­ри­че­ско­го типа с.19 обна­ру­жи­ва­ет так­же и обо­рот­ная сто­ро­на древ­ней­ших сереб­ря­ных монет рим­ской рес­пуб­ли­ки: вик­то­ри­а­тов и дена­ри­ев с дио­с­ку­ра­ми. Исто­ри­че­ский харак­тер изо­бра­же­ний на дена­ри­ях с бога­ми (bi­ga­ti) отме­чен Шерц­лем (стр. 174 сл.).

В 269 (или 268) году введе­на в Риме сереб­ря­ная моне­та (Шерцль, стр. 164). С этим фак­том сопо­став­ля­ет­ся часто так­же и секс­тан­тар­ная редук­ция меди. Но про­тив тако­го сопо­став­ле­ния гово­рят столь вес­кие нумиз­ма­ти­че­ские дан­ные и лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства, что неко­то­рые даже совсем отри­ца­ют секс­тан­тар­ную редук­цию, заме­няя ее то три­ен­таль­ною (Mom­msen, Münzw., 288 сл.), то 5-унци­аль­ною (Dörpfeld, Met­rol. Beitr. IV в Mit­theil. des deutsch. arch. Inst. in At­hen 1885, X, 289), то несколь­ки­ми после­до­ва­тель­ны­ми редук­ци­я­ми (Bour­lier d’Ail­ly, Re­cher­ches sur la mon­naie jusq’à la mort d’Augus­te 1864). Все это, одна­ко, не что иное, как круп­ное недо­ра­зу­ме­ние, при­чи­на кото­ро­го заклю­ча­ет­ся в пред­взя­той мыс­ли, буд­то под сереб­ря­ною моне­тою, введен­ною в 269 году, нуж­но разу­меть непре­мен­но дена­рий.

Глав­ные лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства о секс­тан­тар­ной редук­ции сле­дую­щие.

Plin. n. h. 33, 3, 44 сл.: Ar­gen­tum sig­na­tum an­no ur­bis CCCCLXXXV Q. Ogul­nio C. Fa­bio coss. quin­que an­nis an­te pri­mum pu­ni­cum bel­lum. Et pla­cuit de­na­rium pro de­cem lib­ris aeris va­le­re, qui­na­rium pro quin­que, ses­ter­tium pro du­pon­dio ac se­mis­se. Lib­ra­le autem pon­dus aeris im­mi­nu­tum est bel­lo pu­ni­co pri­mo, cum im­pen­sis res pub­li­ca non suf­fi­ce­ret con­sti­tu­tum­que, ut as­ses sex­tan­ta­rio pon­de­re fe­ri­ren­tur. Ita quin­que par­tes luc­ri fac­tae dis­so­lu­tum­que aes alie­num. No­ta aeris ejus с.20 fuit ex al­te­ra par­te Janus ge­mi­nus, ex al­te­ra rostrum na­vis, in trien­te ve­ro et quad­ran­te ra­tes³¹. Quad­rans an­tea te­run­cius vo­ca­tus a tri­bus un­ciis. Pos­tea Han­ni­ba­le ur­gen­te Q. Fa­bio Ma­xi­mo dic­ta­to­re as­ses un­cia­les fac­ti pla­cuit­que de­na­rium se­de­cim as­si­bus per­mu­ta­ri, qui­na­rium oc­to­nis, ses­ter­tium qua­ter­nis; ita res­pub­li­ca di­mi­dium luc­ra­ta est. In mi­li­ta­ri ta­men sti­pen­dio sem­per de­na­rius pro de­cem as­si­bus da­tus est. No­tae ar­gen­ti fue­re bi­gae at­que quad­ri­gae; in­de bi­ga­ti quad­ri­ga­ti­que dic­ti.

Fest. p. 98: Gra­ve aes dic­tum a pon­de­re, quia de­ni as­ses, sin­gu­li pon­do lib­ras, ef­fi­cie­bant de­na­rium ab hoc ip­so nu­me­ro dic­tum. Sed bel­lo pu­ni­co po­pu­lus Ro­ma­nus pres­sus aere alie­no ex sin­gu­lis as­si­bus lib­ra­riis se­nos fe­cit, qui tan­tun­dem ut il­li va­le­rent.

Fest. p. 347: Sex­tan­ta­rii as­ses in usu es­se coe­pe­runt ex eo tem­po­re, quo prop­ter bel­lum pu­ni­cum [se­cun­dum, quod cum Han­ni­ba­le ges­tum est], dec­re­ve­re pat­res, ut ex as­si­bus, qui tum erant lib­ra­rii, fie­rent sex­tan­ta­rii, per quos cum sol­vi coep­tum es­set, et po­pu­lus aere alie­no li­be­ra­re­tur et pri­va­ti, qui­bus de­bi­tum pub­li­ce sol­vi opor­te­bat, non mag­no det­ri­men­to af­fi­ce­ren­tur³².

Var­ro r. r. 1, 20, 2: Scrip­tu­la (= scru­pu­la) CCLXXXVIII as an­ti­quus nos­ter an­te bel­lum pu­ni­cum va­le­bat.

Нетруд­но заме­тить, что все эти сведе­ния о редук­ции либраль­но­го асса сво­дят­ся к одно­му источ­ни­ку, пер­во­на­чаль­ная редак­ция кото­ро­го состав­ле­на была в про­ме­жу­ток меж­ду 1-й и 2-й пуни­че­ски­ми вой­на­ми, т. е. в такое вре­мя, когда была извест­на еще толь­ко одна пуни­че­ская вой­на. Этот источ­ник (может быть, анна­лист, из кото­ро­го чер­пал Веррий Флакк, а через послед­не­го и Пли­ний и Фест) сооб­щал, что асс, быв­ший либраль­ным вплоть до пуни­че­ской вой­ны, вслед­ст­вие затруд­ни­тель­ных обсто­я­тельств, вызван­ных этой вой­ной, упал до двух унций, при­ня­тых сена­том в осно­ва­ние введен­ной еще в тече­ние вой­ны секс­тан­тар­ной нор­ми­ров­ки меди. Отсюда у Феста p. 98: bel­lo pu­ni­co, у Варро­на: an­te bel­lum pu­ni­cum. Неопре­де­лен­ное с.21 выра­же­ние «bel­lum pu­ni­cum» истол­ко­ва­но в дру­гом месте Феста (p. 347) непра­виль­но в смыс­ле bel­lum pu­ni­cum se­cun­dum, quod cum Han­ni­ba­le ges­tum est, оче­вид­но вслед­ст­вие сме­ше­ния с унци­аль­ной редук­ци­ей. Напро­тив, Пли­ний пра­виль­но гово­рит: bel­lo pu­ni­co pri­mo.

Эти лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства о судь­бе асса в пери­од пер­вой пуни­че­ской вой­ны вполне под­твер­жда­ют­ся так­же и дан­ны­ми нумиз­ма­ти­че­ской архео­ло­гии. Рим­ская ассо­вая моне­та, как выше изло­же­но, введе­на вско­ре после 338 г., при­чем асс рав­нял­ся по цене, а при­бли­зи­тель­но и по весу, одно­му фун­ту меди (отсюда as lib­ra­lis или lib­ra­rius). На этом уровне дер­жал­ся асс вплоть до нача­ла пер­вой пуни­че­ской вой­ны, как вид­но из сле­дую­щих дан­ных, под­твер­ждаю­щих выше­при­веден­ные свиде­тель­ства. В 314 г. учреж­де­на коло­ния Lu­ce­ria, в 291 г. — коло­ния Ve­nu­sia, в 289 г. — коло­ния Hat­ria, в 268 г. — коло­ния Ari­mi­num, в 264 г. — коло­ния Fir­mum. И вот все эти коло­нии, имея латин­ское пра­во (co­lo­niae la­ti­nae), чека­ни­ли свою моне­ту, и при­том все, начи­ная с пол­но­го (при­бли­зи­тель­но) либраль­но­го веса (см. Mom­msen, Münzw., стр. 314 сл.). От коло­нии Fir­mum сохра­ни­лось весь­ма немно­го тяже­ло­вес­ной моне­ты, из чего и заклю­ча­ет Момм­зен, что тако­вая чека­ни­лась лишь корот­кое вре­мя. И дей­ст­ви­тель­но, в том же 264 г. нача­лась пер­вая пуни­че­ская вой­на, в тече­ние кото­рой lib­ra­le pon­dus aeris im­mi­nu­tum est. Паде­ние веса мед­ной моне­ты, про­ис­хо­дя, оче­вид­но, посте­пен­но, дошло в 244 году при­бли­зи­тель­но до 4-унци­аль­ной (три­ен­таль­ной) редук­ции, так что коло­ния Brun­di­sium, осно­ван­ная в этом году, нача­ла чека­нить свои с это­го имен­но веса. Таким обра­зом, секс­тан­тар­ную (2-унци­аль­ную) редук­цию нуж­но при­уро­чить уже к само­му кон­цу пер­вой пуни­че­ской вой­ны, т. е. при­бли­зи­тель­но к 241 году. Инте­рес­но, что око­ло это­го же вре­ме­ни про­изо­шла и рефор­ма цен­ту­ри­ат­ских коми­ций, с кото­рою свя­зы­ва­ет­ся пред­по­ло­же­ние о пере­во­де древ­них либраль­ных ассов класс­но­го цен­за на секс­тан­тар­ные. Если оба эти собы­тия про­изо­шли при­бли­зи­тель­но одно­вре­мен­но (ок. 241 г.), то тео­рия Бека о Сер­ви­е­вых сум­мах цен­за при­об­ре­та­ет высо­кую сте­пень веро­ят­но­сти.

Уста­нов­ле­ние секс­тан­тар­ной редук­ции отли­ча­ет­ся от пред­ше­ст­ву­ю­ще­го умень­ше­ния асса суще­ст­вен­ным обра­зом. Меж­ду тем как в тече­ние вой­ны вес асса падал вслед­ст­вие затруд­ни­тель­ных с.22 обсто­я­тельств каз­ны, стре­мив­шей­ся из налич­но­го запа­са меди полу­чить воз­мож­но боль­шее коли­че­ство денеж­ных еди­ниц (cum im­pen­sis res pub­li­ca non suf­fi­ce­ret), то секс­тан­тар­ная редук­ция име­ла целью, наобо­рот, нор­ми­ро­вать закон­ный вес асса, поло­жив в осно­ва­ние ту нор­му, до кото­рой он тогда при­бли­зи­тель­но дошел. Нор­ми­ров­ка эта была необ­хо­ди­ма не толь­ко сама по себе после того, как про­шли затруд­ни­тель­ные обсто­я­тель­ства³³, вызван­ные про­дол­жи­тель­ною вой­ною, но и пото­му, что сенат решил вве­сти биме­тал­ли­че­скую систе­му с точ­ным при­но­ров­ле­ни­ем цены мед­ной моне­ты к сереб­ря­ным моне­там. Не может быть ника­ко­го сомне­ния, что под сереб­ря­ной моне­той в дан­ном слу­чае разу­ме­ет­ся с само­го же нача­ла исклю­чи­тель­но толь­ко дена­рий и его под­разде­ле­ния, как вид­но из того, что на дена­ри­ях посто­ян­но выби­ва­лась циф­ра X, обо­зна­чав­шая цену этой моне­ты на мед­ные ассы (de­na­rium ab hoc ip­so nu­me­ro dic­tum). Срав­ни­тель­ная цен­ность обо­их метал­лов, меди и сереб­ра (ср. Шерцль, 166 сл.), убеди­тель­но дока­зы­ва­ет, что дена­рий, оце­ни­вае­мый в 10 мед­ных ассов, пред­по­ла­га­ет имен­но секс­тан­тар­ный асс (а не три­ен­таль­ный или какой-либо дру­гой более тяже­ло­вес­ный), из чего и сле­ду­ет, что дена­рий не мог быть введен рань­ше секс­тан­тар­ной редук­ции меди³⁴. А что это про­изо­шло и не поз­же, а одно­вре­мен­но с послед­ней, на это ука­зы­ва­ет стран­ное ина­че недо­ра­зу­ме­ние источ­ни­ка, кото­рым поль­зо­ва­лись Пли­ний и Фест. Оба авто­ра оди­на­ко­во утвер­жда­ют, что pla­cuit de­na­rium pro de­cem lib­ris aeris va­le­re; pat­res dec­re­ve­re, ut ex as­si­bus, qui tum erant lib­ra­rii, fie­rent sex­tan­ta­rii. Недо­ра­зу­ме­ние это мож­но объ­яс­нить толь­ко пред­по­ло­же­ни­ем, что мы тут име­ем дело с неуме­лым или поверх­ност­ным извле­че­ни­ем из под­лин­но­го тек­ста сенат­ско­го декре­та, вво­див­ше­го одно­вре­мен­но и сереб­ря­ные дена­рии и секс­тан­тар­ную редук­цию меди. Дело в том, что дото­ле удер­жи­ва­лась фик­ция либраль­но­го асса, т. е. асс, с.23 умень­ша­ясь посте­пен­но по весу, в тео­рии про­дол­жал счи­тать­ся рав­но­цен­ным пер­во­на­чаль­но­му либраль­но­му ассу. Таким обра­зом секс­тан­тар­ная редук­ция, нор­ми­ро­вав­шая асс на том весе в 2 унции, до кото­ро­го он успел дой­ти к кон­цу пуни­че­ской вой­ны, име­ла по отно­ше­нию к меди лишь тео­ре­ти­че­ское зна­че­ние, так как новый секс­тан­тар­ный асс был не что иное, как тот же самый асс, ходив­ший в это вре­мя под видом либраль­но­го асса. Наи­бо­лее ясно пред­став­ля­ет­ся это в сло­вах Феста: ut ex as­si­bus, qui tum lib­ra­rii erant, fie­rent sex­tan­ta­rii. То же самое выра­же­но в сло­вах Пли­ния: pla­cuit de­na­rium pro de­cem lib­ris aeris (= pro X lib­ra­riis as­si­bus) va­le­re. Основ­ная редак­ция про­гляды­ва­ет и в сло­вах Феста p. 98: ex sin­gu­lis as­si­bus lib­ra­riis se­nos fe­cit, qui tan­tun­dem ut il­li va­le­rent; послед­нее заме­ча­ние ука­зы­ва­ет, что сло­ва «ex sin­gu­lis as­si­bus lib­ra­riis se­nos fe­cit» исправ­ле­ны из пер­во­на­чаль­но­го «ex as­si­bus lib­ra­riis sex­tan­ta­rios fe­cit», как вид­но из кон­тек­ста с пред­ше­ст­ву­ю­щи­ми сло­ва­ми: de­ni as­ses, sin­gu­li pon­do lib­ras, ef­fi­cie­bant de­na­rium. Сенат, счи­та­ясь с совер­шив­шим­ся фак­том умень­ше­ния либраль­но­го асса до 2 унций, удер­жал в сво­ем декре­те, по-види­мо­му, и ходя­чую тер­ми­но­ло­гию, при­ни­мав­шую умень­шен­ную по весу моне­ту за ста­рый либраль­ный асс, но при этом нор­ми­ро­вал его вес, ради при­веде­ния мед­ной моне­ты в одну систе­му с новы­ми сереб­ря­ны­ми моне­та­ми. Секс­тан­тар­ная редук­ция есть, сле­до­ва­тель­но, не соб­ст­вен­ная редук­ция, а толь­ко пред­при­ня­тая для осо­бой цели нор­ми­ров­ка веса в ассе, счи­тав­ше­го­ся до тех пор за либраль­ный, каким он был фак­ти­че­ски толь­ко до нача­ла вой­ны³⁵.

Итак, если при­уро­чи­вать секс­тан­тар­ную редук­цию вме­сте с введе­ни­ем дена­ри­ев к кон­цу пер­вой пуни­че­ской вой­ны, то при­веден­ные нами выше лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства под­да­ют­ся объ­яс­не­нию почти без вся­ко­го остат­ка. Что каса­ет­ся дан­ных нумиз­ма­ти­че­ской архео­ло­гии, то такая дати­ров­ка пря­мо тре­бу­ет­ся ими для секс­тан­тар­ной редук­ции меди; но так­же и по отно­ше­нию к дена­ри­ям нет реши­тель­но ника­ких нумиз­ма­ти­че­ских дан­ных, с.24 кото­рые про­ти­во­ре­чи­ли бы нашей дати­ров­ке (ср. опи­са­тель­ный спи­сок сереб­ря­ной моне­ты у Момм­зе­на, стр. 478 сл.). Напро­тив, на осно­ва­нии этой дати­ров­ки пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ность объ­яс­нить изо­бра­же­ние на обо­ро­те древ­ней­ших дена­ри­ев в том же смыс­ле исто­ри­че­ско­го типа, кото­рый не без осно­ва­ния пред­ло­жен Шерц­лем (стр. 174 сл.) для бига­тов. Изо­бра­же­ние на обо­рот­ной сто­роне древ­ней­ших дена­ри­ев пред­став­ля­ет собою дио­с­ку­ров в мат­рос­ских шап­ках. Не гово­ря даже о послед­нем атри­бу­те, сами дио­с­ку­ры счи­та­лись преж­де все­го покро­ви­те­ля­ми море­пла­ва­те­лей. А извест­но, ведь, что сла­ва пер­вой пуни­че­ской вой­ны сосре­дото­чи­ва­лась на мор­ских победах рим­лян над кар­фа­ге­ня­на­ми (Дуи­лия в 260 г., Регу­ла в 256 г., Лута­ция Кату­ла в 241 г.). Выбор дио­с­ку­ров для обо­рота дена­ри­ев ока­зы­ва­ет­ся как нель­зя более под­хо­дя­щим, если эта моне­та введе­на имен­но в кон­це пер­вой пуни­че­ской вой­ны³⁶.

Что же каса­ет­ся веса, то дена­рий наи­бо­лее при­бли­жа­ет­ся к брут­тий­ским сереб­ря­ным моне­там с окры­лен­ной голо­вой победы и с жен­ской голо­вой в покры­ва­ле (Mom­msen, 129). Сход­ство с брут­тий­ским сереб­ром отра­жа­ет­ся и в том, что рядом с цель­ной моне­той суще­ст­во­ва­ла еще и поло­вин­ная (рим­ский кви­на­рий). Рим­ский сестер­ций состав­ля­ет слу­чай­ное допол­не­ние, вызван­ное, по-види­мо­му, выше­упо­мя­ну­той оцен­кой ста­рых «либраль­ных» ассов (выше 2 унций) в 2¹∕₂ унции, т. е. в чет­верть дена­рия. И дей­ст­ви­тель­но сестер­ций выби­вал­ся толь­ко в самое пер­вое вре­мя обра­ще­ния дена­рия (с дио­с­ку­ра­ми), после чего чекан­ка его пре­кра­ти­лась вплоть до послед­не­го сто­ле­тия рес­пуб­ли­ки, хотя еще дол­го про­дол­жал употреб­лять­ся парал­лель­ный счет на ассы = сестер­ции (ср. напр. Liv. 22, 10 с Plut. Fab. 4).

Выше было нами ска­за­но, что при нашем тол­ко­ва­нии все лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства о редук­ции меди и о введе­нии дена­ри­ев под­да­ют­ся объ­яс­не­нию почти без остат­ка. Оста­ток этот заклю­ча­ет­ся в пер­вом пред­ло­же­нии при­веден­но­го рань­ше места из Пли­ния: Ar­gen­tum sig­na­tum an­no ur­bis CCCCLXXXV Q. Ogul­nio C. Fa­bio coss. quin­que an­nis an­te pri­mum pu­ni­cum bel­lum. с.25 Если дена­рии введе­ны толь­ко в исхо­де пер­вой пуни­че­ской вой­ны, то как это вяжет­ся с изве­сти­ем Пли­ния, под­твер­ждае­мым и со сто­ро­ны Ливия (ep. 15), что рим­ляне нача­ли чека­нить свою сереб­ря­ную моне­ту в 269 (или 268 г.)? Еще Пли­ний, по-види­мо­му, пола­гал, что тогда введе­ны имен­но дена­рии, как мож­но думать по кон­тек­сту его слов: ar­gen­tum sig­na­tum… quin­que an­nis an­te pri­mum pu­ni­cum bel­lum et pla­cuit de­na­rium pro quin­que lib­ris aeris va­le­re. Но заме­ча­тель­но, что везде, где гово­рит­ся об этом собы­тии (см. Шерцль стр. 164—165 в вынос­ках), употреб­ля­ет­ся толь­ко ar­gen­tum (Plin. l. c.: ar­gen­tum sig­na­tum; Liv. ep. 15: tunc pri­mum po­pu­lus Ro­ma­nus ar­gen­to uti coe­pit) или num­mus ar­gen­teus (в Евсе­ви­е­вой хро­ни­ке под 269 г.: ar­gen­teus num­mus pri­mum in ur­be fi­gu­ra­tus) или ἀργυ­ροῦν νό­μισ­μα (за исклю­че­ни­ем Зона­ры, кото­рый употреб­ля­ет в этом слу­чае ἀργυ­ραῖς δραχ­μαῖς χρή­σασ­θαι, где и под­ра­зу­ме­ва­ет­ся дена­рий = драх­ма). Это ука­зы­ва­ет на опре­де­лен­ную тра­ди­цию, знав­шую толь­ко о введе­нии в озна­чен­ном году «сереб­ра» без ука­за­ния на то, был ли это дена­рий или что-нибудь дру­гое. Даже и сама редак­ция Пли­ни­е­ва тек­ста ука­зы­ва­ет на чисто меха­ни­че­ское сведе­ние в одно двух раз­ных заме­ток: a) ar­gen­tum sig­na­tum и пр.; b) et pla­cuit de­na­rium и пр.

Под вли­я­ни­ем Пли­ни­е­вой редак­ции собран­ных им заме­ток при­ни­ма­ет­ся и теперь за непре­лож­ную исти­ну, что под «сереб­ром» 269 (или 268) года необ­хо­ди­мо пони­мать имен­но дена­рии и его под­разде­ле­ния (ср. напр. Mom­msen стр. 389: die ursprüngli­chen Sil­ber­no­mi­na­le waren der De­nar, der Qui­nar und der Ses­terz). А меж­ду тем такая необ­хо­ди­мость пред­по­ла­га­ет­ся совер­шен­но неосно­ва­тель­но, так как рядом с дена­ри­ем име­ет­ся еще дру­гой тип сереб­ря­ной моне­ты, так наз. вик­то­ри­ат, введе­ние кото­ро­го столь же еди­но­душ­но при­пи­сы­ва­ет­ся вре­ме­ни, близ­ко­му ко вре­ме­ни введе­ния дена­рия (Mom­msen 390, Щерцль 189). На осно­ва­нии одних толь­ко нумиз­ма­ти­че­ских дан­ных мож­но счи­тать оди­на­ко­во как вик­то­ри­ат древ­нее дена­рия, так и дена­рий древ­нее вик­то­ри­а­та³⁷. Одна­ко при пред­по­ла­гае­мом пер­вен­стве дена­рия перед вик­то­ри­а­том полу­ча­ет­ся вот какая несо­об­раз­ность. До 269 (268) с.26 года рим­ляне при­ни­ма­ли сереб­ро по весу (mer­cis lo­co) как в гру­бом виде (плит­ки, la­te­res), так и в моне­те (ино­стран­ной). Введя дена­рий, точ­но при­спо­соб­лен­ный к систе­ме мед­ных денег, они при­об­ре­ли воз­мож­ность перей­ти так­же и в сереб­ре от веса к сче­ту, как это про­ис­хо­ди­ло с медью со вре­ме­ни введе­ния ассо­вых монет. И вдруг, через неко­то­рое вре­мя, они буд­то бы вновь вер­ну­лись к ста­рин­но­му спо­со­бу рас­че­та по весу введе­ни­ем спе­ци­аль­ной для этой цели сереб­ря­ной моне­ты, имен­но вик­то­ри­а­та. Такая стран­ная мера име­ла бы неко­то­рый смысл толь­ко в том слу­чае, если б дена­рий и вик­то­ри­ат введе­ны были одно­вре­мен­но, а имен­но пер­вый для внут­рен­не­го обра­ще­ния, вто­рой, как обык­но­вен­но пола­га­ют, для меж­ду­на­род­ных сно­ше­ний. Но и в таком слу­чае целе­со­об­раз­ность раз­ной моне­ты, одной для сче­та, дру­гой для веса, была бы более чем сомни­тель­на. Дело в том, что рим­ское сереб­ро, дена­рии и вик­то­ри­а­ты, было вооб­ще весь­ма высо­ко­проб­но (от 96-й до 99-й про­бы, см. Шерцль стр. 24), не обна­ру­жи­вая при этом ника­ко­го суще­ст­вен­но­го раз­ли­чия меж­ду обо­и­ми типа­ми сереб­ря­ных монет. Поэто­му, если дей­ст­ви­тель­но ока­зы­ва­лось нуж­ным про­из­во­дить меж­ду­на­род­ные рас­че­ты в сереб­ре по весу, то ничто не меша­ло употреб­лять для этой цели те же дена­рии, кото­рые во внут­рен­нем обра­ще­нии при­ни­ма­лось по сче­ту, наравне с мед­ной моне­той. Нако­нец, и само досто­ин­ство рим­ской рес­пуб­ли­ки, моно­по­ли­зи­ро­вав­шей в 269 (268) году чекан­ку сереб­ря­ной моне­ты для всей Ита­лии, не допус­ка­ло вво­дить для ино­го­род­них сно­ше­ний осо­бые моне­ты, кото­рые в каче­стве това­ра (mer­cis lo­co) ничем не отли­ча­лись от дена­ри­ев. При оди­на­ко­вом досто­ин­стве про­бы в вик­то­ри­а­тах и дена­ри­ях такая мера, по-види­мо­му, была бы совер­шен­но бес­цель­на в прак­ти­че­ском отно­ше­нии. А рим­ский народ сла­вит­ся преж­де все­го сво­им стро­го прак­ти­че­ским направ­ле­ни­ем!

Гораздо более удо­вле­тво­ри­тель­ное реше­ние полу­чим в том слу­чае, если под ar­gen­tum sig­na­tum, введен­ном в 269 (268) году, будем разу­меть не дена­рии, а вик­то­ри­а­ты. Так как сереб­ро в про­ти­во­по­лож­ность меди, при­ни­ма­лось в то вре­мя толь­ко по весу (mer­cis lo­co), то удер­жа­ние это­го спо­со­ба рас­че­та так­же и по введе­нии сереб­ря­ной моне­ты на пер­вых порах нисколь­ко не мог­ло казать­ся стран­ным³⁸, тем более что введе­ние с.27 рим­ско­го сереб­ра име­ло преж­де все­го толь­ко поли­ти­че­скую под­клад­ку. Но так как эта пер­вая сереб­ря­ная моне­та не была согла­со­ва­на с систе­мой мед­ных денег, то с тече­ни­ем вре­ме­ни долж­но было само собою обна­ру­жить­ся неудоб­ство отсут­ст­вия точ­но­го соот­но­ше­ния меж­ду сереб­ром, при­ни­мав­шим­ся по-преж­не­му по весу, и счет­ной систе­мой ассо­вых мед­ных монет. Это неудоб­ство и устра­не­но введе­ни­ем сереб­ря­ной моне­ты ново­го типа, с обо­зна­че­ни­ем на дена­рии точ­но­го отно­ше­ния к мед­но­му ассу секс­тан­тар­ной редук­ции.

Введе­нию сереб­ря­ной моне­ты (в 269 или 268 году) почти непо­сред­ст­вен­но пред­ше­ст­ву­ет окон­ча­тель­ное поко­ре­ние Тарен­та (в 272 г.), закре­пив­шее за Римом вла­ды­че­ство во всей южной Ита­лии. Еще Момм­зен (Münzw. стр. 328 сл.) видел в обо­их этих собы­ти­ях при­чин­ную связь; и не без осно­ва­ния. Геге­мо­ния Рима над вели­ко­гре­че­ски­ми горо­да­ми южной Ита­лии выра­зи­лась, кро­ме внеш­ней поли­ти­ки и тес­но свя­зан­ною с нею воен­ной сим­ма­хии, глав­ным обра­зом в посте­пен­ном лише­нии их пра­ва чека­нить свою сереб­ря­ную моне­ту, с сосре­дото­чи­ем послед­ней в руках рим­ско­го пра­ви­тель­ства для все­го про­стран­ства Ита­лии. В этой свя­зи чрез­вы­чай­но любо­пыт­ны сле­дую­щие обсто­я­тель­ства. Сереб­ря­ная моне­та у тарен­тян, рав­но как и в сосед­них горо­дах южной Ита­лии и Сици­лии, назы­ва­лась νοῦμ­μος или νό­μος (т. е. веро­ят­но *νόμ­μος из νό­μιμος, ср. νό­μισ­μα), как вид­но напр. из Pol­lux 9, 80: Ἀρισ­το­τέλης ἐν τῇ Τα­ραν­τί­νων πο­λιτείᾳ κα­λεῖσ­θαί φη­σι νό­μισ­μα παρ’ αὐτοῖς νοῦμ­μον, ἐφ’ οὗ ἐντε­τυπῶσ­θαι Τά­ραν­τα τὸν Πο­σειδῶ­νος δελ­φῖ­νι ἐπο­χούμε­νον. На герак­лей­ских над­пи­сях вме­сто νοῦμ­μος пишет­ся νόυμος (δέ­κα νό­μως ἀργυ­ρίω). И вот тарен­тин­ская фор­ма сло­ва νοῦμ­μος вос­про­из­веде­на в точ­но­сти в латин­ском num­mus, ср. Pol­lux 9, 79: ὁ δὲ νοῦμ­μος δο­κεῖ μὲν εἶναι Ῥω­μαίων νοὔνο­μα τοῦ νο­μίσ­μα­τος, ἔστι δὲ Ελ­λη­νικὸν καὶ τῶν ἐν Ἰτα­λίᾳ καὶ Σι­κελίᾳ Δω­ριέων. Как тарент­ское νοῦμ­μος, так и латин­ское num­mus слу­жи­ло спер­ва для обо­зна­че­ния толь­ко сереб­ря­ной моне­ты, ср. Var­ro l. l. 5, 173: in ar­gen­to num­mi; id ab Si­cu­lis. Это же самое сло­во под­ра­зу­ме­ва­ет­ся и в выра­же­ни­ях: vic­to­ria­tus, de­na­rius, ses­ter­tius и пр.³⁹. с.28 Если, как мы пола­га­ем, пер­во­на­чаль­ной рим­ской сереб­ря­ной моне­той был вик­то­ри­ат, то он-то и обо­зна­чал­ся тогда сло­вом num­mus, меж­ду тем как вик­то­ри­а­том (т. е. num­mus vic­to­ria­tus) он был про­зван толь­ко тогда, когда рядом с ним появи­лись и дру­гие num­mi (= сереб­ря­ная моне­та), а имен­но: num­mus de­na­rius, qui­na­rius, ses­ter­tius. И, что осо­бен­но важ­но, этот пер­во­на­чаль­ный рим­ский num­mus нахо­дит­ся в бли­жай­шем род­стве с тарент­ским нум­мом не толь­ко по име­ни, но даже и по весу, так как вик­то­ри­ат (3,4 грам­ма) в точ­но­сти соот­вет­ст­ву­ет поло­вин­но­му нум­му Тарен­та и Герак­леи (3,2—3,9 грам­ма); пол­но­му же нум­му соот­вет­ст­ву­ет двой­ной вик­то­ри­ат, кото­рый таким обра­зом и для Рима дол­жен быть при­знан основ­ной сереб­ря­ной моне­той, усту­пив­шей, одна­ко, пре­об­ла­даю­щее употреб­ле­ние про­сто­му вик­то­ри­а­ту. Таким обра­зом ока­зы­ва­ет­ся, что Рим, поко­рив Тарент и союз­ни­ков, про­сто пере­вел на себя пра­во чека­нить ту моне­ту, кото­рая до сих пор была в ходу в Тарен­те и сосед­ней с ним мест­но­сти, сохра­нив за ней и преж­нее назва­ние num­mus, а так­же и ее вес, но изме­нив ее рису­нок. На лице­вой сто­роне изо­бра­жа­лась голо­ва Юпи­те­ра в лав­ро­вом вен­ке (Vic­tor, Νι­καῖος), а на обо­ро­те — Вик­то­рия, воз­ла­гаю­щая венок на воз­двиг­ну­тый впе­ре­ди нее тро­фей. Нетруд­но усмот­реть пред­на­ме­рен­ность в выбо­ре этих типов. Победа над Тарен­том поло­жи­ла к ногам Рима всю южную Ита­лию. Поэто­му нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, если Рим, при­сво­ив себе, как резуль­тат сво­ей победы, исклю­чи­тель­ное пра­во чека­нить сереб­ря­ные нум­мы, выра­зил свое тор­же­ст­во­ва­ние так­же и в рисун­ке новой моне­ты. Образ­цом для это­го мог­ли послу­жить моне­ты сира­куз­ско­го царя Ага­фок­ла, умер­ше­го в 289 году и вла­дев­ше­го зна­чи­тель­ною частью южной Ита­лии (зем­лей Брут­ти­ев с тамош­ни­ми гре­че­ски­ми горо­да­ми⁴⁰.

с.29 Когда в кон­це 1-й пуни­че­ской вой­ны к вик­то­ри­а­ту при­со­еди­нил­ся новый тип сереб­ря­ной моне­ты, дена­рий, то пер­вый и после это­го про­дол­жал выпус­кать­ся рим­ски­ми монет­ны­ми маги­ст­ра­та­ми, но не очень дол­го. В нача­ле 2-й пуни­че­ской вой­ны (т. е. лет 20—25 спу­стя) чекан­ка вик­то­ри­а­тов в Риме пре­кра­ще­на⁴¹. В 227 г. горо­да Кор­ки­ра, Апол­ло­ния и Дирра­хий доб­ро­воль­но под­чи­ни­лись Риму, сохра­нив за собою обыч­ную внут­рен­нюю авто­но­мию на пра­вах рим­ских союз­ни­ков, при­чем область эта, в соста­ве Илли­рии, при­чис­ле­на была к Ита­лии (т. е. при­над­ле­жа­ла к кон­суль­ской «про­вин­ции», ср. Po­lyb. 2, 11 сл.; 3, 16; 7, 9). Но, в про­ти­во­по­лож­ность соб­ст­вен­но ита­лий­ским союз­ни­кам, илли­рий­цы сохра­ни­ли пра­во чека­нить не толь­ко мед­ную, но и сереб­ря­ную моне­ту. При этом илли­рий­ская моне­та с изо­бра­же­ни­ем коро­вы почти совсем сов­па­да­ла по весу с рим­ски­ми вик­то­ри­а­та­ми (Mom­msen стр. 395), поче­му и ходи­ла наравне с ними, а после пре­кра­ще­ния выпус­ка вик­то­ри­а­тов пря­мо ста­ла заме­нять их, так что на них пере­шло даже и самое назва­ние «вик­то­ри­ат», несмот­ря на раз­ли­чие чека­на⁴². Отсюда объ­яс­ня­ет­ся и изве­стие Пли­ния (33, 46): an­tea hic num­mus, ex Il­ly­ri­co ad­vec­tus, mer­cis lo­co ha­be­ba­tur, при­чем ad­vec­tus обо­зна­ча­ет, одна­ко, не «выве­зен­ный» или «при­ве­зен­ный», а напро­тив, «при­во­зи­мый» (несов. вида⁴³).