Формирование крепостного права в поздней Римской империи — ранней Византии IV—VI вв.
Специальность 07.00.03 — всеобщая история
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук, Москва — 1996.
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор
доктор исторических наук, профессор
доктор исторических наук, профессор
Ведущее учреждение — Санкт-Петербургский государственный университет, кафедра истории средних веков.
Защита состоится 11 апреля 1997 г. в 16 часов на заседании Специализированного Совета
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке имени
Автореферат разослан 4 марта 1997 г.
Ученый секретарь Специализированного Совета профессор
Хронологические рамки, задачи исследования и структура диссертации.
Часть I. Проблема происхождения колоната в современной историографии.
Часть II. От прав гражданства к праву колоната.
Новизна, научное и практическое значение диссертации.
Диссертация посвящена возникновению позднеримского колоната. Колонат входит в круг центральных социальных проблем развития средиземноморского общества в переходный период от античности к средневековью. В соответствии с основным типом источников, освещающих эту проблему, колонат рассматривается в диссертации как социально-юридический институт, выступающий в форме крепостного права. Его становление исследуется в контексте эволюции общественного строя Римской империи IV—
У исследователей позднеантичной эпохи еще не сложилось единого мнения по поводу основных характеристик её общества1. Достаточно распространено восходящее к Т. Моммзену представление о поздней античности как эпохе «домината», сущность которой определялась всепроникающим контролем государства над обществом2. Такой подход предполагает наличие резкого разрыва между Ранней и Поздней империей, возникшего в результате кризиса III века. Согласно этой концепции, возникшая при Диоклетиане абсолютная военно-бюрократическая монархия превратила гражданский коллектив империи в почти бесправных подданных. Трудовое население особенно страдало от налогового и административного гнета государства. Последнее превратилось в своего рода господствующий класс, выступавший в роли основного эксплуататора, главным орудием которого была фискальная система. Классы крупных сенаторских землевладельцев, муниципальной знати, военная и бюрократическая верхушка вели борьбу за контроль над императорской властью и представляемой ею государственной системой. В западной и восточной частях империи эта борьба имела разные результаты.
Не менее глубокие корни имеет представление о Поздней империи как о системе самоуправляющихся городских общин3. Такой подход предполагает наличие тесной преемственности между позднеантичным обществом и обществом Ранней империи. Исследователи круга Ф. Миллара пришли к заключению об особой «небюрократической» государственности последней, использовавшей полисно-муниципальные институты. В последнее время наблюдается перенесение этих акцентов и на позднюю античность4. Неотъемлемой чертой ее институтов все более выступает их гражданский характер, связанный с муниципальной и полисной организацией классической античности. Поэтому понимание общественных процессов в поздней античности IV—
Особенностью античной государственности была слабая расчлененность общественных и государственных институтов. Поэтому не только позднеантичное государство, но и общество должно было сохранить в своем устройстве характерные черты античного гражданского коллектива. Судьба античного римского гражданства в эпоху Поздней империи и изучение его эволюции на протяжении трех веков составляет одну из основных задач диссертации. В центре ее внимания внегородское население империи, значительная часть которого со времен Ранней империи оказалась в положении колонов, обрабатывавших чужую землю. Созданная современной наукой «историографическая традиция» оказывает существенное влияние на адекватность представлений о колонате его действительному месту в поздней античности. Поэтому важной задачей исследования является осмысление истоков выработанного наукой представления о колонате как социально-экономическом явлении. В контексте эволюции римского гражданского общества колонат видится в роли его социальной альтернативы, сформировавшейся в результате распространения гражданских прав и обязанностей на широкие слои населения, чуждого гражданскому праву римлян. Взгляд на колонат сквозь призму эволюции имперского гражданского общества заставляет видеть в нем прежде всего «право колоната», в форму которого отлилось право, прикреплявшее к земле крестьян Поздней Римской империи. Формирование и основные этапы эволюции этого крепостного права составляют основную задачу исследования.
Сформировавшись как исследователь в рамках отечественной школы марксистского антиковедения, автор пытается творчески развить теоретические взгляды на античную общественную структуру
Диссертация состоит из введения, двух частей, включающих восемь глав, и заключения. Выделение в тексте диссертации двух частей потребовалось вследствие обширности современной историографии о колонате. Концентрация отечественных исследований колоната в рамках одного методологического направления привела автора к необходимости дать расширенный анализ зарубежной литературы по этой проблеме за последние два века. Посвященные ему три первые главы составили первую часть диссертации, от которой логически отделяется посвященная собственному исследованию и концепции автора вторая часть. Диссертации содержит также списки источников, литературы и сокращений.
Введение посвящено обоснованию основной проблемы диссертационного исследования — правомерности переориентации колонатной проблематики с социально-экономических отношений на «право колоната». В нем излагается взгляд автора на эволюцию социальной структуры римского общества сквозь призму развития гражданского коллектива. Такой подход акцентирует внимание на двух важных моментах развития Римской империи. Во-первых, каждый этап эволюции ее гражданского общества был связан с распространением прав римского гражданства на все более широкие массы населения. В этом процессе юридические отношения и римское право в целом играли важную интегрирующую роль, выступая в роли инструмента формирования социальной реальности. Во-вторых, с переходом к позднеантичному этапу жизни гражданского коллектива империи приобретал особое значение акт предоставления римского гражданства провинциалам в 212 г. Это позволяет предполагать в основе кризиса III века не экономический упадок, а социальную переорганизацию общества, искавшую себе адекватного политического оформления.
Будучи подготовлен длительным развитием, эдикт Каракаллы выступает социально-юридическим рубежом, с которого началась перестройка римского общества в позднеантичное. Реформы Диоклетиана и Константина лишь оформили те социальные процессы, которые протекали в недрах имперского общества в течение III в. Предоставление римского гражданства означало распространение на провинциалов не только прав, но и обязанностей гражданина. Традиция их исполнения связывала каждого античного гражданина с самоуправляющейся городской общиной. Это создавало предпосылку социального неравенства для тех, кто не имел городского гражданства, прежде всего для крестьян, обрабатывавших чужую землю.
До IV в. отношения землевладельца с колонами оформлялись частным правом и только в позднеантичном обществе появился колонат в качестве публично-правового института, выражавшегося в «праве колоната». Способ ведения хозяйства с помощью труда колонов и позднеантичный колонат были категориями разных, хотя и пересекавшихся, таксономических рядов — экономического и правового. Поэтому истоки колоната следует видеть не только в развитии частных хозяйственных отношений колона с землевладельцем, но и в переорганизации всей системы общественных, и прежде всего частнособственнических и правовых, отношений. Такая переорганизация происходила в Римской империи на протяжении III—
Позднеантичный колонат представлен почти исключительно в императорском законодательстве. В нем зафиксирована эволюция публичного «права колоната». Частноправовые отношения хозяев и колонов регулировались местными обычаями (consuetudines). Государство не вмешивалось в них и запрещало нарушать их землевладельцам. Охватывавшаяся ими социально-экономическая реальность колоната почти не представлена в источниках поздней античности. «Обычаи» выступали в роли продолжения договорных отношений колонов и землевладельцев Ранней империи. В противовес им сохранившееся в Кодексах Феодосия и Юстиниана законодательство о колонах рисует официальную сторону общественных отношений, исследование которой показывает развитие общественной системы, проявлявшейся в отношениях собственности, соотношении классов-сословий и государственной политике.
Каждый Кодекс выступает в роли самостоятельной системы, создание которой в 429—
Эволюция общества и права империи происходила в обстановке противостояния западного и восточного центров античной цивилизации. Однако распад правового единства империи не повторял буквально их политического расхождения. В праве императорские конституции выступали не как западные и восточные, а как законы общего или местного применения. Включенные в Кодекс постановления даже местного применения становились общими законами и на практике их происхождение не имело значения. Реальные результаты правового расхождения Запада и Востока стали проявляться только во второй половине V в.
Глава 1 «Ранние концепции происхождения колоната» посвящена исследованиям 1822—
В числе возможных источников колоната К. Савиньи предположил освобождение рабов. Видя в колонате заботу правительства об обработке запустевшей земли, Ш. Лабулайе считал, что она предоставлялась не только переселенным варварам, но и отпускавшимся на свободу рабам. Однако система римского права не допускала превращения рабов в крепостных колонов. Поэтому
Во втором параграфе рассматривается «Теория административного давления». Ее основы независимо друг от друга заложили в 1847 г. К. Гегель и А. Валлон. Они исходили из того, что колоны в основном были свободными крестьянами, прикрепленными к земле на тех же фискальных основаниях, как декурионы — к куриям, а ремесленники — к коллегиям. Их связь с профессиями, а земледельцев с землей складывалась издавна и постепенно. Административное прикрепление лишь узаконило их естественно установившееся положение. Оно было осуществлено в интересах налогового ведомства. В экономике империи прикрепление повышало статус основного производителя с рабского до полусвободного. Развивая взгляды Валлона, Ш. Ревилью связал оформление статуса колона с законами Константина и его преемников13. Распространение agri deserti создавало трудности с налогами, повышенными Диоклетианом. Константин передал сбор налогов с крестьян от городов землевладельцам. Во избежание разорения последних их колоны были прикреплены к земле. Ревилью отмечал, что adscriptio glebae не имело характера правового новшества, а выступало лишь последовательным развитием принципа origo, налагавшего обязанность нести повинности по месту рождения на все классы общества.
Но в источниках не все колоны имели одинаковое положение. Д. Серриньи выделил в их среде два класса14. Вслед за Пухтой в одном из них он видел рабов, получавших парцеллы на латифундиях. В IV в. их особое положение было узаконено в статусе адскриптиция. Другой класс «свободных» колонов формировался из арендаторов, варварских переселенцев и отпущенников, получавших статус дедитициев или латинское гражданство. Идея происхождение колонов из рабов увлекла К. Родбертуса, стремившегося связать колонат с действием экономических законов15. Он доказывал, что рабское хозяйство италийских латифундий в начале империи уступало место мелким товарным хозяйствам самостоятельных колонов, которые поначалу были рабами. Со временем их связь с землей настолько укрепилась, что они не могли быть отделены от нее и стали адскриптициями. Стремясь остановить дезинтеграцию империи, Диоклетиан закрепил их статус наряду с другими. После этого манумиссия таких рабов-колонов превращала их в свободных, но прикрепленных coloni liberi.
Б. Хайстербергк оспорил идеи Родбертуса, полагая что на латифундиях и сальтусах провинций колонат возник раньше, чем в Италии16. Причину его возникновения он видел в налогообложении провинциальных земель. По его мнению, свободные от налогов италийские земли использовали в основном для отдыха, обслуживавшегося рабами. Необходимость же платить налоги в провинциях заставляла заботиться о рентабельности имений, обрабатывавшихся местными крестьянами, лишенными римского гражданства. В одних провинциях приход римлян не внес изменений в положение крестьян, там колонат был продолжением местных порядков. В других экономические отношения и права собственности изменились, и колонат был создан римской налоговой политикой. Уравнение Италии с провинциями привело к распространению там колоната в позднеантичную эпоху. Налоговое законодательство унифицировало его во всей империи.
В третьем параграфе рассматривается «Колонат в русской литературе». Ориентируясь на аналогию с русской действительностью,
Глава 2 «Провинциальное крестьянство и колонат» посвящена новому этапу в изучении колоната, начало которому положило открытие серии надписей в Северной Африке. Поэтому первый параграф называется «Африканские надписи и колонат». Т. Моммзен отметил свободный статус населения Бурунитанского сальтуса, что опровергало концепции, выводившие колонат из сельского рабства. Но А. Эсмейн обратил внимание на более зависимое и менее юридически определенное положение африканских колонов по сравнению с италийскими. Примечательной чертой их положения было отсутствие арендного договора. Вместо него действовал поместный устав, известный как lex Hadriana. Эсмейн не отличал положение этих колонов от позднеантичного и пришел к важному выводу, что колонат первоначально развился на императорских сальтусах.
Однако юридическое прикрепление африканских колонов отсутствовало. Поэтому переход от их положения к позднему колонату требовал обоснования, поискам которого посвящена работа
Положение Фюстель де Куланжа об издольном колонате как внеюридическом институте было оспорено В. Глассоном, Э. Кюком,
М. Вебер также видел в колонах поколениями живших на территории провинциальных сальтусов местных крестьян21. Освобождение крупных поместий от контроля муниципиев отдавало их колонов под власть землевладельца. Поместье официально становилось origo колонов, с которым были связаны их разнообразные обязанности по отношению к государству. Реформа государственного устройства при Диоклетиане привела к юридическому прикреплению оригинариев поместий. По их образцу в конце IV в. были прикреплены арендаторы, называвшиеся «свободными колонами». На позднеантичном материале идею М. Вебера о квазимуниципальном характере крупного землевладения развил М. Белоруссов22. Принцип origo прикреплял колонов к сальтусу, поскольку они там родились и несли повинности. Рост податей с начала IV в. заставил правительство использовать origo в качестве инструмента для решения фискальных проблем. Административное использование origo практиковалось и ранее даже по отношению к куриалам. Тем меньше церемонились с колонами туземного происхождения. Обычные колоны-арендаторы отличались от оригинариев сальтусов только отсутствием у них барщины. Они жили в поместьях поколениями, хотя их аренда считалась временной. В конце V в. на арендаторов был распространен принцип origo. От этого выиграли как землевладельцы, так и фиск. Их прикрепление в качестве coloni liberi понизило статус оригинариев-адскриптициев, ко времени Юстиниана превратившихся в крепостных, находившихся в собственности землевладельцев.
Открытие в 1892—
Исследование новых источников периодически вызывало стремление увязать их данные с общей картиной колоната в империи. О. Зеек полагал, упадок хозяйства колонов во II в. был обусловлен происхождением большинства из них из городских люмпенов25. Lex Manciana, lex Hadriana, закон Пертинакса 193 г. безуспешно пытались стимулировать обработку земли колонами. После чумы 166 г. М. Аврелий стал селить на опустевшие земли пленных варваров. Став их инквилинами, варвары превратились в зависимых земледельцев, статус которых стал моделью для позднейшего колоната. Последний возник в IV в., когда правительство, отчаявшись укрепить сельское хозяйство путем льгот и поддержки вечной аренды, юридически прикрепило все категории колонов в интересах налогообложения. По мнению же
Второй параграф «Эллинистические традиции общественной организации и колонат» начинается с открытия надписей III в. из Фригии, позволивших В. Рамсею и Х. Пелхаму сопоставить положение земледельцев императорских доменов Малой Азии с африканским.
Когда империя оказалась перед проблемой запустения земель и экономическим упадком, императоры обратились к эллинистическому опыту эмфитевзиса, долгосрочной аренды, практике эпиболе. Вынужденный рост литургий и налогов заставлял ужесточать требования к соблюдению принципа idia. Бегство крестьян от налогов и повинностей породило колонатное законодательство, принуждавшее соблюдать нормы idia. Позднеантичный колонат рассматривался Ростовцевым лишь как конкретный случай доведения до логического завершения эллинистических принципов экономической организации.
Глава 3 «Новая литература о колонате» посвящена исследованиям, появившимся после того, как столетнее изучение колоната было осмыслено в обобщающих работах
Ш. Сомань построил свою концепцию колоната на противопоставлении двух классов колонов30. Оба они были подчинены ius originarium, но одни были свободны от ius census, а другие нет. На императорских доменах обязанные податями колоны были подчинены origo издавна. Конституция 332 г. была одним из проявлений их зависимости от origo и ценза. Зависимыми от собственника земли их делала подчиненность фискальным обязанностям. Свободные от них инквилины сохраняли свободу и в отношениях с землевладельцем, «хотя и ослабленную». Их подчинение origo вводилось с 366 (371) г. Одновременно по отношению к обязанным munera колонам землевладельцу передавались полномочия, которые превращали его в их патрона и давали ему орудие создания личной власти над ними.
До второй половины V в. одни земледельцы назывались колонами, трибутариями и оригинариями, а другие — инквилинами. После Зенона к первым стал применяться термин адскриптиции, а ко вторым — свободные колоны. Эта перемена произошла в результате введения в 419 г. срока давности. В течение IV в. законодатели вырабатывали право, с помощью которого земля могла бы владеть колонами. Практически же использование срока давности привело к изъятию их из сообщества свободных людей. В течение V в. установилась личная зависимость первой категории колонов, превращавшая землевладельца в их господина. Близость адскриптиция рабу позволила Юстиниану поставить вопрос об их сходстве. Но в отличие от раба власть землевладельца над колоном была опосредована собственностью на землю, которой принадлежал колон. Трактовка Соманем текстов законодательства и общая концепция были оспорены Ф. Гансхофом31. Однако его глубокая проработка источника вернула внимание исследователей к законодательству о колонах.
П. Коллиню подчеркивал, что, поскольку колонат в провинциях развивался как внеюридический институт, причина его возникновения не в законодательстве, а в административном подчинении idia или origo32. Колонат был выгоден и земле, и землевладельцу, и фиску, и самим колонам. Ius originarium не делал колонов личнозависимыми, их отношения с господами регулировались consuetudo praedii (подобно lex Manciana), в которые государство не вмешивалось. Юридическое прикрепление произошло между серединой III в. и правлением Константина из-за фискальных трудностей. Последние были связаны с переходом крупных имений от кондукторов и прокураторов в руки посессоров. Появилась необходимость упорядочить деятельность экзакторов фиска. Поэтому вслед за Ростовцевым Коллинэ отмечал отсутствие резкого разрыва между ранним и позднеантичным колонатом.
Напротив, А. Сегрэ подчеркивал, что поздний колонат не был продолжением аграрной политики доримского времени33. Особое внимание он уделял фискальной реформе Диоклетиана, следствием которой было широкое превращение государственных земель в частные. Унификация податей, взимавшихся с последних, привела к унификации терминологии, обозначавшей землевладельцев. Господствующими стали категории трибутариев и адскриптициев. Они различались степенью свободы, правом собственности, наличием конубия с римскими гражданами, но были прикреплены к земле. Из-за тяжести налогов имевшие собственную землю трибутарии прибегали к патроциниям potentiores. До начала V в. правительство боролось с ними, но с 415 г. признало патронов собственниками земли трибутариев, превратившихся в безземельных адскриптициев.
Налоговую реформу в качестве причины прикрепления колонов рассматривал и М. Паллас34. Вслед за А. Делеажем он связывает налоговую политику империи с завоеваниями. Септимий Север заложил основы системы военной анноны, включавшей и сбор capitatio, и вербовку воинов. Диоклетиан завершил ее оформление. В качестве origo императорских земледельцев рассматривался их домен. Оформление их связи с ним через ius incolatus привело уже в III в. к установлению зависимости, ставшей образцом для колонов частных земель. Земледельцы городских территорий были гражданами или инколами. Первые обозначались как колоны, вторые — как инквилины. Результаты новой налоговой политики и распространения автопрагии стали проявляться в 364—
Колоны и до Диоклетиана жили на земле имений поколениями, превращаясь в часть instrumentum fundi наряду с рабами. Но как юридическое понятие колонат возник после фискальной реформы. Большая прочность государственной организации Востока способствовала сохранению куриями контроля как над земледельцами, так и над посессорами. Там coloni liberi сохраняли связь со своей origo. Их положение контролировалось государством, ограничивавшим власть господина. Особую категорию колонов составляли приграничные военные поселенцы, положение которых формировалось с 386 по 443 гг. Именно с ними Паллас связывал законы о колонах Палестины, Иллирии и Фракии. Слабость городов Запада привела к признанию в качестве origo поместий potentiores. В результате колоны оказались под их полным контролем.
С фискальной реформой Диоклетиана, привязавшей к пунктам регистрации все население, связывал возникновение колоната и А. Джоунз35. Хотя прикрепление колонов засвидетельствовано в 332 г., во многих провинциях оно вводилось во второй половине IV в. Также постепенно росла и зависимость колонов. Государственная политика в отношении колонов колебалась между необходимостью соблюдения юридических норм и постоянной нехваткой рабочей силы, заставлявшей ужесточать нажим на крестьянство. Поначалу к имениям были прикреплены не все колоны, а только их постоянные жители — оригинарии, они же трибутарии и censibus adscripti. В IV в. положение колонов было наследственным, но с 419 г. срок давности позволил им менять владельца. Отмена срока давности Юстинианом уравнивала адскриптициев с рабами.
Создание марксистской наукой стройной концепции кризиса рабовладельческого строя и замены рабского труда трудом колонов во II—
Одновременно появилась тенденция уменьшать зависимость колонов поздней античности. По мысли В. Гоффарта, в течение IV в. произошло изменение в системе налогообложения36. Оно состояло в перенесении обязанностей с личности на землю. И в IV в. колоны в терминах частного права считались арендаторами. Закон 332 г. не отменял их права сменить землевладельца. Он лишь обязывал их платить налоги в своей origo, куда колон возвращался насильственно только в случае тайного ухода. Во второй половине IV в. землевладельцы были сделаны гарантом платежей их арендаторов. Этой мерой колоны превращались в принадлежность земли, осмысленную позднее как ius agrorum — право полей быть возделанными. Рождение колоната было закреплено в законе 371 г., адресованном в Иллирию (CJ. XI, 48, 7; 8; 53, 1), который определил прикрепление колонов к имению, а не к origo. Затем правительство распространяло колонат в провинциях. Землевладельцы сопротивлялись принятию ответственности за обязанности колонов перед государством, но последнее было вынуждено заставлять их из-за сокращения поступлений в фиск.
Анализ колонатной терминологии в императорском законодательстве привел Д. Айбаха к заключению, что переломный рубеж в развитии колоната следует относить не к началу, а к концу IV в.37. Конституция 332 г. никак не повлияла на статус колона. Возврат его к origo определялся необходимостью уплаты налогов. Прикрепление оригинариев было осуществлено только в середине IV в., а о подчинении землевладельцу можно говорить только с 393 г. Они никогда не уподоблялись рабам в социальном плане, а лишь в отношении к налоговому ведомству. Айбах оспорил общепринятую трактовку конституции Юстиниана, в которой казалось бы прямо приравнивались рабы и адскриптиции (CJ. XI, 48, 21—
Исследования Колендо, Гоффарта и Айбаха подготовили почву для работ
Акцент на origo колонов вызвал интерес к их социальному положению в рамках крупного поместья, прежде уже исследовавшемуся А. Джонсоном и Л. Вестом,
Другую попытку ревизии взглядов на колонат предпринял Б. Сиркс, подвергший критике представления о фискальной регистрации и автопрагии как причинах прикреплении колонов41. По его мнению, колонат был результатом частного соглашения, в котором колон обещал обрабатывать землю, нести повинности и платить арендную плату, а землевладелец — обеспечивать необходимые фиску платежи. Регистрация такого соглашения в публичном праве путем вписывания колонов в ценз имения приводила к образованию адскриптициата. Механизм сближения адскриптициев с рабами неясен. Они были скорее loco servorum, чем in servitute. Адскриптициат покоился на отсутствии земли у земледельца и его регистрации в ценз. Как только одно из этих условий ослабевало, он исчезал. Б. Сиркс исходит из существования двух видов колонов, выступавших в роли censibus adscribti и прикрепленных к origo. В отличие от «свободных» колонов адскриптиции зависели от землевладельца. «Свободный» колонат возник в 371 г. в результате отмены capitatio в Иллирике и имел целью прикрепить земледельцев к origo. К 400 г. он распространился и в других провинциях и к колонам стали применять срок давности. При Анастасии срок давности был распространен на адскриптициев, которые превращались в «свободных» колонов.
Второй параграф освещает «Марксистский взгляд на колонат». Его основы были заложены Ф. Энгельсом, связывавшим с распространении колоната упадок античной экономики и перенос центра общественной жизни из города в деревню. В колонах он видел промежуточный между рабами и крепостными класс. Развивая его взгляды,
В то же время исследование проблем полиса и гражданской общины стимулировало интерес к социальной организации свободного населения.
Новый подход к колонату проявился в работах
Наличие coloni liberi указывало на иные условия развития византийского колоната, чем на Западе, преобладание там более мягких форм зависимости.
Другим вариантом интеграции марксистского взгляда на колонат в мировую науку являются работы
Обзор историографии колоната позволил автору рассмотреть интерпретацию исследователями тех относящихся к колонам источников, которые стоят за хронологическими рамками диссертации. Ранние концепции (1822—
Глава 4 «Эдикт Каракаллы и правовое положение сельского населения римских провинций в III в.» рассматривает юридические последствия предоставления прав римского гражданства провинциальным перегринам. Первый параграф «Колоны и инквилины в юридических текстах II—
Второй параграф рассматривает «Гражданский статус провинциального крестьянства после издания эдикта Каракаллы». Автор следует исследователям, считающим, что права римского гражданства были дарованы всем провинциалам, кроме дедитициев49. Однако, как показали А. Сегрэ и Э. Шёнбауер, практическое пользование ими требовало обладания кроме имперского гражданства еще и гражданством городской общины — origo50. Не имея городского гражданства, жители сел на городских территориях формально находились в положении incolae. В восточных провинциях их положение регулировалось статусом паройков. Получив римское гражданство, земледельцы оказались перед проблемой определения своей origo. Одни юристы считали их origo городскую общину, на территории которой находились их села (Dig. 50, 1, 30). Другие отказывались считать их даже incolae, поскольку они не имели отношения к городской жизни (Dig. 50, 1, 35). Последнее было чревато уравниванием таких граждан с не имевшими никакого гражданства дедитициями. В течение III в. для имевших двойное, римское и городское, гражданство формировался особый status ingenuitatis, обладание которым было равнозначно гражданскому полноправию. Для его достижения сельские общины осаждали императоров просьбами даровать им статус муниципия. В слабо муниципализированных областях подобно Египту роль городских общин выполняли metrocomiae. Предпосылкой индивидуального обретения гражданства города могла быть земельная собственность на его территории. Но далеко не все потомственные земледельцы могли оформить даже посессий на обрабатывавшуюся ими землю. Оставшиеся лишь держателями земли в формах римского права могли именоваться лишь coloni originales. Для них стал формироваться особый status originarium, противостоящий status ingenuitatis. В этих понятиях нашли соприкосновение развитие частного права для колонов и публичного, приведшего к колонату.
Поскольку земли фиска и императора были изъяты из ведения городов, их земледельцы оказались лишены ориентации на гражданскую origo. В юридических текстах с начала III в. появляются указания на освобождение государственных колонов от городских munera, означавшие лишение их городского гражданства. Для них в качестве пунктов гражданской регистрации выступали села и имения, приобретавшие черты квазимуниципальной origo. Видимо, именно последствия издания эдикта 212 г. о римском гражданстве определили расширение содержания origo, прослеженное Д. Нёром51. Исходный гражданский, а не фискальный, характер такой origo означал сохранение права колона переселиться. Но после определения origo колон мог перенести в другое место только domicilium и быть там инквилином. Распространение munera как на граждан, так и на инкол осложняло его положение. Практически большинство земледельцев не мог нести munera в двух местах одновременно. Поэтому фиксация origo создавала предпосылку законодательства о возврате coloni originales императорских и государственных имений.
Третью группу земледельцев, обозначавшихся понятием coloni, составляли жители сел, общин и gentilitates, которые не получили римского гражданства и считались dediticii. Судя по исследованиям Э. Кондураки и
Глава 5 «Прикрепление колонов по данным императорского законодательства» выделяет четыре этапа в развитии колоната: 313—
Второй параграф «Распространение автопрагии и расцвет колонатного законодательства во второй половине IV — первой половине V вв.» выделяет этап, начавшийся в правление Валентиниана I. Прикрепление колонов, в том числе и частных, становится очевидным. Глубинная причина этого, по-видимому, состояла в том, что процесс перехода земли из городской собственности в частную достиг к середине IV в. критической точки. Уже при Константине широко прибегали к практике конфискаций городской земли, передавая сбор налогов с нее от курий государственным экзакторам. Многие земли затем продавались. Автопрагия, известная на императорских землях с начала IV в., при Валентиниане I была распространена на частных собственников (CTh. XI, 1, 14 = CJ. XI, 48, 4—
Третий параграф рассматривает «Развитие колоната от крепости к имению к крепости к земле в V в.» В 419—
Разделение колонатной терминологии Востока и Запада было обусловлено различием правовых и государственных традиций. Римское право Запада ориентировалось на связанную с муниципием origo, а Востока — на фискальную adscriptio, близкую эллинистической idia53. Поэтому ius census и adscriptio заменили на Востоке ius originarium. На практике это означало утрату статусом колона связи с гражданской организацией, окончательно оформившуюся, вероятно, в правление Анастасия (CJ. XI, 49, 19). Это отражало смену акцентов в соотношении муниципально-полисных порядков и административно-государственных в пользу последних. В этих условиях отмена Юстинианом срока давности проживания колона в имении делала его связь с землей бессрочной, превращая колонов в membra terris. Таким образом, происходившая в течение V в. замена связи колона с origo в имении на крепость к земле была зафиксирована юридически, превратив адскриптициев в крепостных земледельцев.
Глава 6 «Сельские патроцинии и императорская политика во второй половине IV — первой половине VI вв.» исходит из идеи, что в социально-политической системе Римской империи патронат и государственный аппарат как бы уравновешивали друг друга. Первый параграф «Сельские патроцинии и колонат» связывает два эти института с новой политикой государства по отношению к сельскому населению, берущей начало в правление Валентиниана I. Патронат и клиентела были широко распространены в отношениях honestiores и humiliores, в том числе и земледельцев. Предоставление автопрагии собственникам земли превращало их в патронов своих колонов (CJ. XI, 52, 1—
Конституция 415 г. не была поворотным пунктом в государственной политике в отношении патроциниев, а лишь опробовала применение к ним
Второй параграф «Дефенсоры плебса и проблема эволюции административного строя империи» рассматривает становление должности defensor civitatis в связи с проблемой сельских патроциниев. Появившись в слабомуниципализированных провинциях еще в начале IV в., должность дефенсора была распространена в империи в правление Валентиниана I54. Основная масса постановлений о дефенсорах концентрируются с 364 по 409 гг., совпадая по времени со всплеском колонатного законодательства. В числе их обязанностей была борьба с патроциниями могущественных лиц и защита земледельцев от незаконных притеснений сборщиков налогов. Дефенсор выступал официально признанным патроном сельского плебса на городских землях. Он не был государственным служащим, выбираясь всей городской общиной и отправляя должность на литургической основе. Однако дефенсор утверждался префектом претория и императором и таким образом находился под государственным контролем. Для самостоятельных крестьян — посессоров он играл ту же роль, в какой правительство желало видеть землевладельцев для их колонов. Поэтому в конституциях второй половины IV в. он чаще обозначался термином patronus, чем defensor. Прежние патроны городов, сел и отдельных крестьян, не получавшие официального утверждения в качестве дефенсоров, объявлялись незаконными. Так стихийно развивавшийся веками патронат со второй половины IV в. стал вытесняться контролируемыми государством дефенсорами. В их распространении логично вслед за
Глава 7 рассматривает «Изменение статуса позднеримских колонов в IV—
В главе рассматривается вся совокупность данных о правах колонов, которые в хронологическом порядке сгруппированы по основным показателям статуса. К числу этих показателей относятся право на судебный иск, отношение колонов к воинской службе, городским обязанностям, клиру, соотношение их с плебсом, обозначение землевладельца в качестве dominus vel patronus колонов, характер прикрепления колонов по отношению к имению и хозяину, право собственности на колонов, их отношение к «свободе», «рабству» и гражданскому статусу, статус имущества колонов. По всем этим показателям перемены в социально-юридическом положении колонов начались на рубеже IV—
В V в. по сравнению с имевшими собственную землю крестьянами колоны утратили право самостоятельно наниматься на воинскую службу, вступать в клир, занимать городские должности. Сфера их жизнедеятельности ограничивалась сельскохозяйственными работами. Они оказались в dominium et potestas землевладельца, который приобрел на них право собственности. Подобно рабам и вольноотпущенникам они не могли свидетельствовать против господина в суде, им разрешалось обращаться туда только в случае superexactio и прямого насилия. Их гражданский статус превратился в status originarium. В законодательстве он иногда назывался fortuna media, что сближало его со статусом отпущенников. Среди колонов, видимо, было немало отпущенных на свободу сельских рабов, имевших статус latini Iuniani и даже peregrini dediticii. Статус последних уже в классическом праве частью был похож на свободный, а частью на рабский (Ulp. de iure fisci 13a). По-видимому, статус позднеантичного колона формировался по его образцу. Основная масса колонов, видимо, не смогла сохранить все права, связанные с некогда полученным их предками римским гражданством. В правовом отношении они превратились в некий tertium genus hominum, который римские юристы пытались оформить, используя черты статуса рабов, отпущенников, латинского гражданства, дедитициев.
Рост зависимости колонов сопровождался нагнетанием «рабской» терминологии в описании их статуса. Первоначально это не уравнивало колонов с рабами. Но с течением поколений юридическая форма оказывала влияние на существо отношений. С начала V в. имущество колонов стало обозначаться в качестве пекулия. До VI в. это выглядело метафорой, но при Анастасии и Юстиниане превратилось в важнейший показатель статуса адскриптиция как подвластного лица. Это приравнивало адскриптиция к рабу, чему не противоречило наличие у некоторых колонов собственной земли. Рабы также могли наращивать свой пекулий. Поэтому закономерной выглядит попытка Юстиниана приравнять статус адскриптициев к рабскому. Она осуществлялась в контексте правовых реформ в качестве реакции на начавшиеся при Анастасии перемены во внутреннем устройстве империи. Колоны превратились в рабов, но не в широком смысле, а в «рабов земли» (servi terrae) или крепостных (membrae terrae). Это деформировало сохранившееся в Кодексе Юстиниана колонатное законодательство более раннего времени, отредактированное Трибонианом с точки зрения крепостного права.
Глава 8 рассматривает «Брачное законодательство для колонов в IV—
В императорском законодательстве Кодексов регулирование браков колонов с лицами других профессиональных групп и сословий появилось во второй половине IV в. Многие конституции, особенно сохранившиеся во фрагментах из Кодекса Юстиниана, дают неадекватную картину брачного права колонов. Выявление анахронизмов для IV и V вв. позволяет считать, что до начала VI в. в законодательстве соблюдались римские нормы законности брака для колонов. Дети во всех случаях браков колонов со свободными лицами наследовали статус отца. В случае браков колонов разных имений семья должна была сохраняться, а один из землевладельцев давал компенсацию за происходившего из чужого имения родителя и ту часть детей, которая могла бы достаться ему. Анализ письма Сидония Аполлинария (V. 19) показывает, что на практике землевладельцы достаточно свободно регулировали положение своих крестьян, однако традиция следования правовым нормам и соблюдения законности прочно укоренилась. Лишь некоторые фрагменты постановлений V в. оставляют впечатление попыток выхода по отношению к колонам за пределы норм, относившихся к свободным (CTh. X, 20, 17—
Положение изменилось, вероятно, в период между 531 и 534 гг., когда комиссией Трибониана осуществлялось переосмысление юридических принципов, лежавших в основе первой кодификации Юстиниана. Брачные отношения колонов со свободными стали регулироваться по образцу рабских. К 534 г. относится первое постановление, в котором дети от браков адскриптициев и свободных женщин наследовали статус матери (CJ. XI, 48, 24). Браки адскриптициев с лицами других сословий перестали считаться законными, а браки адскриптициев между собой превратились в разновидность сожительства. Относившийся прежде только к бракам свободных женщин и чужих рабов Клавдиев сенатусконсульт в праве эпохи Юстиниана был отнесен также и к адскриптициям, что стимулировало его отмену (CJ. VII, 24, 1). Если в конституциях Кодекса Феодосия хозяевам колонов рекомендовалось удерживать их от нежелательных браков, то законодательство Юстиниана в 534—
Заключение возвращается к поставленной во Введении проблеме развития социально-правовой структуры Поздней Римской империи на основе модели античной гражданской общины. Своего логического завершения это развитие достигло в эпоху Юстиниана, реформы которого уравняли с римским гражданством все прежние виды свободы, а с полной частной собственностью (dominium) — все виды владения и «вечной» аренды. Утрата адскриптициями в течение V в. римского гражданского статуса (status civitatis) поставила под сомнение их свободу, сблизившуюся с латинской. Отмена латинского гражданства и латинской свободы в результате реформ Юстиниана привела к выведению адскриптициев за пределы не только граждан, но и свободных. Естественным стало их резкое сближение по лично-правовому статусу с рабами. В результате прикреплявшее колонов к земле «право колоната» превратилось в разновидность крепостного права. Отсутствие в Кодексе Юстиниана специальной разработки статуса крепостного крестьянина было обусловлено тем, что это право развивалось на основе античного римского, в котором уже существовала оптимальная модель эксплуатируемого — раб. Кодекс Юстиниана сохранил право колоната в виде достаточно сбалансированной системы, которая могла служить ориентиром, если не основой для оформления крепостной зависимости крестьян в средневековой Европе и Византии.
В диссертации впервые в отечественной науке представлен полный комплексный анализ всех источников, рисующих картину позднеримского колоната. Несмотря на обилие исследований, использующих императорские конституции для характеристики колоната, автор впервые предпринял попытку подойти к Кодексам Феодосия и Юстиниана как цельным системам, выступающим в роли исторического источника. Также впервые в отечественной науке рассмотрена историографическая традиция о колонате за последние два столетия и определено место в ней работ, опубликованных в нашей стране. Проведенное автором исследование способствует возвращению отечественного изучения колоната и поздней античности в русло мировой науки, из которого оно обособилось в последние десятилетия.
В диссертации предлагается принципиально новый подход к решению одной из старейших проблем мирового антиковедения. Возникновение колоната рассматривается не как частная экономическая или фискальная проблема, а в качестве важнейшей составной части эволюции системы общественного строя Римской империи. В этой связи автор предлагает новую концепцию механизма развития римской истории, движущей силой которой выступает эволюция гражданского коллектива античного Рима. Колонат в таком случае выходит за пределы частной характеристики положения части римских крестьян и выступает в роли общественной формы, в которую облекалось положение земледельцев, лишенных прав собственности на основное средство производства — землю. Колонат оказывается тесно связанным с движением форм собственности и владения, развитие которых в Римской империи от античной формы собственности к максимально широкому господству частной (dominium) было длительным многовековым процессом, имевшем на своем пути много промежуточных ступеней. Оборотной стороной права собственности является обладание правами гражданства. Поэтому колонат оказывается тесно связанным с распространение прав римского гражданства в империи. Новый взгляд на внутреннюю историю Римской империи значительно повышает значение эдикта Каракаллы 212 г., даровавшего римское гражданство населению провинций. Возникшее со временем право колоната выступает закономерным результатом распространения римских общественно-правовых норм среди населения, культурно чуждого им. Эволюция прав и обязанностей новых граждан оказывается тесно связанной с наличием у них прав собственности на средства производства. Для лишенных права собственности гражданские права со временем обращаются в свою противоположность — крепостное право.
Затронутые в диссертации проблемы много шире традиционно понимаемого колоната. В центре ее внимания гражданское общество и общинные принципы самоорганизации населения. Такой подход вводит новые критерии общественного развития античности. Сохраняя ориентацию на классовую организацию доиндустриальных обществ, он предлагает реальный путь ее исследования в контексте функционирования общества как социального организма. Наличие в обществе рабов и рабовладельцев не рассматривается в качестве определяющей характеристики классового деления. Организующей античное и позднеантичное общество структурой выступает гражданский коллектив. Возникновение класса колонов оказывается связано с закономерностями развития античной экономики не напрямую, а через посредство всей системы общественных связей. Механизмы классового развития оказываются более сложными, чем это представлялось прежде. Они определяются не едиными для всех обществ социологическими законами, а своеобразием конкретного общества. Римская империя как общественный организм в рамках античной цивилизации таким образом приобретает свое собственное лицо. Реконструируя историю поздней античности, становится необходимым опереться на новейшие исследования в области социально-политической истории Ранней империи, подчеркивающие своеобразие античной государственности. Это позволяет на новом уровне осуществить провозглашенное некогда
В контексте предложенной методологии по-иному смотрится проблема кризиса III века. Используемые для его изучение источники допускают различную трактовку. Проведенное исследование показало недостаточную убедительность изыскиваемых историками экономических предпосылок кризиса. Следы экономической стагнации вполне могут рассматриваться как следствие серьезных социально-политических перемен. Кризис выступает не показателем упадка, а следствием роста античной цивилизации, вступившей после издания эдикта Каракаллы в новую фазу своего развития. В течение III в. вызревали условия принятия обществом позднеантичного вида, оформленного политическими мероприятиями Диоклетиана и Константина. Политическая борьба, военные и социальные конфликты были наиболее адекватной времени формой, в которой происходило вызревание нового социального качества.
Поздняя античность выступает закономерным результатом развития античного общества. Распространение в среде провинциального населения римских социально-правовых норм, прав и обязанностей граждан, отношений собственности придало его социальной организации своеобразный облик, явившийся следствием реакции общества на новые для него правовые отношения. Внутренняя политика императоров, частично отразившаяся в законодательстве, в значительной степени обслуживала интересы этого широкомасштабного процесса, играя роль организующего начала в обществе. Ее повороты позволяют выделить ряд достаточно самостоятельных этапов в эволюции позднеантичного общества, прослеживающихся на истории его социальных форм и в частности колоната. Особенно значительным представляется рубеж, приходящийся на начало V в., когда античные принципы самоорганизации населения, литургического характера его обязанностей перед обществом и ориентации социальных связей на гражданско-муниципальные нормы стали резко уступать место зрелой государственной организации. Поэтому представление о некоем единообразном позднеантичном обществе требует существенной корректировки. Исследование становления колоната само по себе не может решить эту проблему. Но оно позволило наметить основные поворотные моменты в социальных отношениях поздней античности и понять, что движущими силами их развития были эволюция отношений собственности, мунициально-полисной и государственной организации.
Особенно очевидным это выглядит на примере проблемы позднеримских патроциниев. Обычно они рассматриваются в контексте стремления крупных собственников земли к распространению своей власти на их менее богатых соседей. Взгляд на закрепощение земледельцев империи сквозь призму эволюции не одного-двух классов, а всей ее общественно-политической системы неожиданно высветил процесс замены патроната, как формы самоорганизации населения, на контролируемых государством дефенсоров.
В диссертации показан путь использования прежде мало привлекавшихся исследований по римскому гражданскому праву для изучения социальных отношений в поздней античности. Римское право приобретает характер важнейшего инструмента интеграции завоеванных римлянами народов в систему античной цивилизации с единой социальной норматикой и культурой. Перевод проблемы колоната в социально-юридическую плоскость в известной мере позволяет примирить сторонников традиционных взглядов на колонат и новые представления о римском фискализме, проявившиеся в работах В. Гоффарта, Д. Айбаха,
Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в дальнейшей разработке социальных и правовых проблем поздней античности. Предложенная автором концепция развития позднеримского общества может внести коррективы в методологию социальных исследований доиндустриальных обществ. Проблемы классов, отношений собственности, правовых институтов получают возможность нового освещения. Совершенно по-новому может быть написана социальная история Поздней Римской империи. Поэтому данные диссертации могут найти применение в преподавательской работе, при написании учебных пособий, чтении общих и специальных курсов по истории Рима и римского права, источниковедению и историографии римской истории, равно как в общих и специальных семинарах.
Основные положения диссертации отражены в статьях, опубликованных в журналах «Вестник древней истории», «Древнее право», сборниках статей и монографии. Сделанные автором при подготовке диссертации переводы источников опубликованы в «Хрестоматии по истории древнего Рима» под редакцией
По теме диссертации автор неоднократно выступал с докладами на Чтениях памяти
Содержание диссертации обсуждалось на заседаниях кафедры всеобщей истории Вологодского государственного педагогического университета и кафедры истории древнего мира Исторического факультета МГУ имени
1. Римское законодательство IV—
2. О прикреплении к земле римских колонов в IV в. / «Четвертые Сергеевские чтения» на кафедре истории древнего мира МГУ им.
3. О «пекулии» позднеримских колонов // Десятая авторско-читательская конференция «Вестника древней истории». Тезисы докладов. Москва, 1987. С. 124—
4. Императорское законодательство IV—
5. О времени прикрепления сельских рабов к имению в Римской империи (К вопросу об использовании памятников римского права в качестве исторического источника) // Вестник древней истории. 3 (186). 1988. С. 30—
6. О специфике отражения юридическими источниками кризиса римского рабовладения / «Пятые Сергеевские Чтения» на кафедре истории древнего мира МГУ им.
7. Изменение статуса римских колонов в IV—
8. «Свобода» и «рабство» колонов в Поздней Римской империи // Вестник древней истории. 2 (193). 1990. С. 24—
9. Отражение кризиса рабовладельческих отношений в юридических памятниках Поздней Римской империи // Социалистическое правовое государство и личность. Тезисы научно-практической конференции. Вологда, 1990. С. 8—
10. Три постановления о колонах в ранневизантийском Кодексе Юстиниана // Античность и средневековье Европы. Пермь, 1994. С. 157—
11. Формирование крепостного права в Поздней Римской империи // Вестник древней истории. 4 (211). 1994. С. 40—
12. Методологические проблемы изучения позднеримского колоната // Методология и методика изучения античного мира. Доклады конференции РАА. Москва, 1994. С. 73—
13. Судьба структуры гражданской общины в поздней Римской империи IV—
14. Механизм развития античной цивилизации // Актуальные проблемы археографии, источниковедения и историографии. Вологда, 1995. С. 391—
15. Источниковедческие проблемы кодификации Феодосия II // Актуальные проблемы археографии, источниковедения и историографии. Вологда, 1995. С. 409—
16. От прав гражданства к праву колоната. Формирование крепостного права в поздней Римской империи. Вологда: Ардвисура, 1995. 264 с. (23,0 п. л.)
17. Epoque du rattachement des esclaves ruraux au domaine dans l’Empire romain (Utilisation des documents de droit romain comme source historique) // Esclavage et dependance dans l’historiographie sovietique recente. Ed. M—
18. Legislation romain des IVe et Ve siecles sui les mariages d’esclaves et de colons // Esclavage et dependance dans l’historiographie sovietique recente. Ed. M—
19. Illicita patrocinia — patronatus peculiaris: к вопросу о судьбе патроната в эпоху поздней античности // Античный мир и его судьбы в последующие века. Доклады конференции. Москва, 1996. С. 12—
20. Кодекс Феодосия и римский колонат. Учебное пособие. Вологда: Русь, 1996. 120 с. (7,5 п. л.)
21. Распространение римского гражданства в империи и правовое положение сельского населения провинций в III в. // Проблемы общественных отношений и внешней политики в развитии западноевропейской цивилизации. Сб. статей. Под ред.
22. Princeps et dominus: к вопросу о характере императорской власти в начале позднеантичной эпохи // Ius antiquum. 1996. № 1. (0,5 п. л.)
23. Кодификация Феодосия II // Ius antiquum. 1996. № 1. (0,5 п. л.)
24. Колоны в Кодексе Феодосия // Ius antiquum. 1996. № 1. (5,0 п. л.)
ПРИМЕЧАНИЯ
Paris, 1962. T. 2. P. 386—