Синьор Ферреро или Цезарь?
The Classical Quarterly, Vol. 4, No. 4 (Oct., 1910), pp. 239—246.
Перевод с англ. С. Э. Таривердиевой.
Постраничные примечания в электронной публикации заменены на сквозные.
с.239 Синьор Ферреро любезно ответил на статью, опубликованную в июльском номере журнала «Classical Quarterly» за 1909 г., в которой я объяснил, почему предпочтение следует отдавать первой книге «Записок» Цезаря, а не его реконструкции. Синьор Ферреро полагает, что я не смог уловить главный момент, который, по его словам, выражен в вопросе: «Почему Цезарь заключил союз с Ариовистом в 59 г. до н. э. и разорвал его в следующем году?»1 Любой, кто внимательно прочёл мою статью, должен был заметить, что я понял, что этот пункт является основным.
В своей работе «Caesar’s Conquest of Gaul»2 я предположил, что сенат даровал Ариовисту статус друга римского народа «с целью обеспечить его нейтралитет ввиду грозившего вторжения гельветов», и в статье, на которую отвечает синьор Ферреро, я сказал, что Цезарь «предвидел, что когда отправится в Галлию, то должен будет заняться и гельветами, и Ариовистом, и самое большее, что он может сделать, — это разбить два грозных воинства по отдельности»3. Синьор Ферреро отмечает, что:
«Сперва это объяснение кажется удовлетворительным; но внимательное прочтение “Комментариев” доказывает нам, что ни гельветы, ни Ариовист не желали ничего иного, чем жить в мире с Цезарем (ср.
Эпизоды, к которым обращается синьор Ферреро, — это речи, которые Цезарь приписывает соответственно Дивикону, лидеру гельветов, и Ариовисту и в которых первый заявляет, что «если римский народ желает мира с гельветами, то они пойдут туда и будут жить там, где он им укажет места для поселения»[2], но предупреждает его: «пусть он не доводит дела до того, чтобы то место, на котором они теперь стоят, получило название и известность от поражения римлян и уничтожения их армии», а последний, сказав Цезарю, что «если Цезарь не уйдёт и не выведет отсюда своего войска, то он будет считать его не другом, а врагом», и намекнув, что «если его убьёт, то этим доставит большое удовольствие многим знатным и видным римлянам», добродушно заканчивает заверением, что «если Цезарь уйдёт и предоставит ему беспрепятственное обладание Галлией, то он отплатит ему большими услугами». Очевидно, синьор Ферреро теперь полагает, что Цезарю следовало принять с.240 эти заверения, хотя в статье, которую я критиковал, он отстаивал, что Цезарю следовало вести «антигерманскую» политику. Могу мимоходом отметить, что я никогда не выдвигал предположения, что гельветы и Ариовист собирались образовать союз против Цезаря, я лишь утверждал, что Цезарь не должен был допустить, чтобы Ариовист стал доставлять проблемы. Во всяком случае, отрывков, которые цитирует синьор Ферреро, едва ли достаточно, чтобы опровергнуть мою точку зрения, что Цезарь дал Ариовисту титул, «чтобы обеспечить его нейтралитет ввиду грозившего вторжения гельветов». Но, возражает синьор Ферреро, Цезарь, заключая союз с Ариовистом, рисковал потерять поддержку проримской партии в Галлии. Ничто, добавляет он, в первой книге Записок не поражает больше, чем слабость этой партии; поскольку слова Дивитиака, когда он умолял Цезаря не наказывать Думнорига, так как иначе «в результате от него отвернётся вся Галлия» (qua ex re futurum uti totius Galliae animi a se auerterentur)5 доказывают, что «националистическая партия представляла собой почти всю Галлию». Почему, спрашивает синьор Ферреро, проримские круги стали бессильны?
«Союз с Ариовистом — это единственное возможное объяснение; но этого объяснения достаточно. Заключив союз с национальным врагом Галлии, Рим оттолкнул от себя все симпатии галлов. Вопрос о том, почему Цезарь заключил этот союз, гораздо сложнее и труднее, чем полагает господин Холмс»6.
Признаться, я полагаю, что синьор Ферреро слишком многое основывает на риторической фразе totius Galliae[3]. Всё же я согласен допустить, ради дискуссии, что проримская партия временно была ослаблена тем, что Ариовист получил титул7. И что дальше? Цезарь знал, что придётся идти на определённые риски для того, чтобы решить сложную политическую проблему; и он победоносно решил её. Синьор Ферреро считает, что Цезарю следовало отвергнуть предложения Ариовиста и решительно принять сторону прогельветской партии, — иначе говоря, сторону националистов. Но неизбежным следствием этого стало бы то, что Цезарь смог бы избавиться только от Ариовиста, который, вспомним, согласно синьору Ферреро, желал всего лишь жить с Цезарем в дружеских отношениях; гельветы бы остались и Цезарь был бы вынужден мириться с тем, что они навсегда поселятся в Галлии. Рассмотрим, во что бы это вылилось. Думнориг был в союзе с гельветами и намеревался использовать их как инструмент для удовлетворения своих амбиций8. Цезарь должен был бы либо беспомощно наблюдать за реализацией их замыслов, либо атаковать гельветов когда-нибудь в будущем и в менее благоприятный момент. Я не могу избавиться от мысли, что Цезарь понимал галло-римскую политику лучше, чем его критик. Коренное различие между точкой зрения синьора Ферреро и моей состоит в следующем: он полагает, что и гельветы, и Ариовист «не желали ничего иного, чем жить в мире с Цезарем», но Цезарю, тем не менее, следовало объединиться с гельветами и националистами, чтобы изгнать Ариовиста из Галлии; я же думаю, с.241 — к чему меня приводит рассказ Цезаря, — что Цезарь рассматривал и гельветов, и Ариовиста как угрозу римским интересам. Неужели синьор Ферреро действительно готов отстаивать мнение, что Цезарь лучше послужил бы Риму и Галлии, если бы в 58 г. до н. э. изгнал только Ариовиста и разрешил гельветам остаться? Если готов, то я могу лишь восхититься его храбростью. Если не готов, то как он может не признать, что политика Цезаря была правильной?
Синьор Ферреро сообщает мне, что я забыл о том, что Цезарь не был уполномочен законами своей страны защищать авторитет Рима в Галлии по собственному разумению; что право объявления войны принадлежало не ему, а сенату; что Ариовист был другом римского народа; и, следовательно, что война, которую Цезарь вёл против него, была незаконной9. Я никогда не отвергал ни одного из этих утверждений; но я отрицаю их релевантность. Допустим, действия Цезаря были незаконными; из этого не следует, что при нападении на Ариовиста его единственным мотивом было вернуть симпатии галлов. Если Цезарь был готов нарушить закон, чтобы порадовать галлов, то почему надо считать неправдоподобным, что он был готов нарушить закон как раз ради того, что, как настаивает сам синьор Ферреро, и следовало сделать, а именно — ради избавления Галлии и Рима от опасного врага? Разве незаконные и неконституционные действия не были обычными в те революционные времена? Разве не показал Помпей в 52 г. до н. э. своё презрение к законности10? Неужели синьор Ферреро полагает, что Цезарь советовался с сенатом, прежде чем начать кампании 57 г. до н. э. и следующих шести лет? Разве Цезарь не «защищал авторитет Рима в Галлии» и не вёл войны от начала и до конца «по собственному разумению», как делал маркиз Уэлсли в Индии? Разве Моммзен11 не настаивал, что «Записки» были предназначены, чтобы «оправдать перед публикой неконституционный с формальной стороны образ действий Цезаря, предпринявшего без поручения компетентной власти завоевание обширной страны и для этой цели постоянно увеличивавшего своё войско»[4], и разве не было это предприятие заранее трижды одобрено сенатом путём назначения благодарственных мероприятий?
Имеется факт, который в одиночку разбивает реконструкцию синьора Ферреро. Если Цезарь даровал титул Ариовисту не для того, как утверждаю я, чтобы обеспечить его нейтралитет, а для того, чтобы приобрести его активное сотрудничество в борьбе против гельветов, почему же он так и не воспользовался этим? Цезарю нелегко было победить гельветов без посторонней помощи; почему же в таком случае он не пригласил Ариовиста присоединиться к нему? Очевидно, потому, что Цезарь никогда не рассматривал такой образ действий, который парализовал бы его политику. Если бы он принял помощь Ариовиста против гельветов, то потом не смог бы, сколь бы ни был циничен, круто изменить политику и изгнать Ариовиста из Галлии. А именно это он был намерен сделать.
Синьор Ферреро приписывает Цезарю недальновидность и простодушие, даже более того, наивность, — и то, и другое смехотворно и неправдоподобно. Он пишет, что после войны с гельветами Цезарь впервые понял, что если удовлетворится с.242 своей победой, то просто подыграет Ариовисту, лишится симпатий проримской партии и уничтожит авторитет Рима; и что, поскольку ранее Цезарь не думал о завоевании Галлии, результатом стала бы настоящая катастрофа, и ради её предотвращения ему пришлось выступить против собственного союзника12. Откуда синьор Ферреро знает, что Цезарь не думал до этого о завоевании Галлии? Вероятно ли, чтобы Цезарь не предвидел, что рано или поздно ему придётся столкнуться с Ариовистом?
Остальные доводы статьи синьора Ферреро относятся к деталям; но я могу разбить и их. Признавая, что не знает, как или когда гельветы должны были выставить Ариовиста в Германию, синьор Ферреро продолжает:
«Наиболее вероятным мне представляется, что партия Думнорига пыталась провести этих воинственных людей на территории, расположенные на северо-востоке Галлии и поселить их на этих землях, чтобы со временем иметь возможность набрать из них войско против Ариовиста»13.
Но разве это не увёртка задним числом? В статье, которую я критиковал, синьор Ферреро не писал, что гельветы шли на северо-восток Галлии с намерением поселиться там и когда-нибудь в будущем напасть на Ариовиста: синьор Ферреро писал: «гельветы уже (после своего поражения) повернули на восток. Таким образом, гельветы направлялись к Рейну»; и добавил, что они шли «к стране, в которой располагалась лагерем армия Ариовиста»14. Армия Ариовиста стояла лагерем не на северо-востоке Галлии, а в долине Эльзас. Путь от Женевы в северо-восточную Галлию через долину Соны и гору Бюврэ — довольно непонятное мероприятие; но путь по тому же маршруту с намерением повернуть «на восток» «к Рейну» и «к стране, в которой располагалась лагерем армия Ариовиста», куда более смехотворен. Соответственно, я высказал возражение, которое синьор Ферреро цитирует и на которое пытается ответить. «Ариовист, — говорил я, — находился на Эльзасской равнине. Пусть синьор Ферреро взглянет на карту и задастся вопросом, могло ли столь безумное движение, как “путешествие” из Женевы к окрестностям Лиона, через Сону, вверх по долине Соны до окрестностей Макона, затем на запад к Тулону-сюр-Ару, затем на север на Лангрское плато и затем снова на восток, “к Рейну”, расположенному более чем за сотню миль оттуда, путешествие в повозках, запряжённых быками и переполненных некомбатантами, против сильного войска, нападать на которое не было причин, — могло ли подобное движение планироваться где-либо, кроме сумасшедшего дома»15. Обращаясь от себя прошлого к себе настоящему, синьор Ферреро пишет:
«Не обязательно предполагать, что эмиграция гельветов выступила, как армия в полном строю, чтобы немедленно атаковать Ариовиста; она выступила, чтобы занять территории, которые были им предоставлены, — подобно германцам, которых Ариовист вызвал из-за Рейна, — чтобы быть там наготове для создания армии. Следовательно, точно так же с.243 нет необходимости предполагать, что гельветы направлялись в то место, где стоял лагерем Ариовист».
Отлично; но как он объясняет поразительно окольный характер «перехода»? Читайте.
«Что касается маршрута, избранного гельветами, то он может показаться “безумным” тому, кто изучал его по карте современной Европы. Конечно, тем, кто сегодня захочет отправиться с территории, расположенной между Альпами и Юрой, в северо-восточную Францию, не нужно будет проходить через Макон, Отён и Лангр. Почему тогда гельветы, девятнадцать веков назад, избрали эту дорогу? Потому что они хотели пройти через богатую территорию эдуев, которые были их союзниками и могли предоставить им продовольствие»16.
Из этого, видимо, следует, что хотя не стоит верить Цезарю, когда он пишет, что гельветы силой забирали продовольствие у эдуев, хотя популярность Думнорига было бы «трудно понять», если бы гельветы сделали нечто подобное17, однако эдуи были готовы и согласны предоставить им продовольствие. Но если так, почему гельветы направились на запад от Соны, когда, согласно гипотезе синьора Ферреро, их целью была северо-восточная Галлия? Если бы они поспешили по долине Соны, разве не оставались ли бы они на территории эдуев и разве не ожидались бы новые поставки? И если синьор Ферреро уверяет нас в том, что все националисты в Галлии были их друзьями, то почему они не взяли продовольствие у друзей, не столь отдалённых от их предполагаемого естественного маршрута? Зачем удаляться от дороги на сотню миль, чтобы получить продовольствие у эдуев, если доступны восточные и северо-восточные племена? Нет, синьор Ферреро, Ваше объяснение слишком натянуто. Если Дивикон на самом деле планировал такой окольный «переход», он всё-таки был сумасшедшим!
Но, несмотря на неопровержимый факт, что гельветы направились к западу от Соны на последнем этапе перехода, предшествовавшего их поражению, синьор Ферреро отстаивает своё мнение, что их целью не могла быть страна сантонов, потому что:
«Если перед сражением гельветы шли своей дорогой, когда погнались за римлянами, то по меньшей мере смело было бы предположить, что они ударились в похождения по Галлии, по первой попавшейся дороге, когда им удалось на три дня остановить врага и удалиться от него на всё то расстояние, которое они смогли преодолеть за три дня»18.
Я не предполагал ничего подобного: гельветы не передвигались наобум. После своего поражения они отказались от безнадёжного предприятия попасть в область сантонов; они знали, что Цезарь может догнать их, что он и сделал, и их авторитет пошатнулся. На основании маршрута, по которому гельветы двинулись после своего поражения, синьор Ферреро ранее утверждал, что они шли «к Рейну» с целью напасть на Ариовиста; теперь ему пришлось изменить этот вывод и сказать, что гельветы направлялись на северо-восток Галлии: является ли второй вывод более ценным, чем первый? И я спрашиваю ещё раз, с.244 если Цезарь был заинтересовал обмануть своих соотечественников относительно места, где изначально намеревались поселиться гельветы, то разве стал бы он указывать на страну сантонов, упоминание которой вполне могло вызвать подозрения? Разве лжецу не было бы более целесообразно сказать, что они намеревались поселиться в земле эдуев?
Синьор Ферреро сетует, что я дал два несовместимых объяснения переселения гельветов:
«Если Цезарь приписывает эмиграции гельветов две совершенно разные цели — завоевание Галлии и переселение в Сентонж, — то это планы, которые гельветы изменили после смерти Оргеторига. Таково объяснение этой проблемы, которое господин Холмс дает на с.208. На с.207 он уже дал другое объяснение, которое, на мой взгляд, не согласуется со вторым: оно состоит в том, что эмиграция в Сентонж и была настоящим вторжением в Галлию и влекла за собой все его опасности. “Если только не уступить синьору Ферреро предположение, будто бы планировавшееся “путешествие в область сантонов” было безвредным, вся его аргументация распадается”. Представляется, что оба этих объяснения, противоречащих друг другу, не выдерживают критики»19.
Где противоречие? Переселение было вторжением в Галлию и как таковое справедливо расценивалось Цезарем как опасное; но оно не подразумевало намерения основать Галльскую империю согласно плану, задуманному Оргеторигом. Но, продолжает синьор Ферреро:
«Цезарь (
Прошу прощения у синьора Ферреро: Цезарь говорит лишь, что «после его смерти гельветы тем не менее продолжали заботиться о выполнении своего решения выселиться всем народом»21. Осудив интриги, при помощи которых Оргеториг стал удовлетворять свои амбиции, они намеревались казнить его; но он избавил их от труда, совершив самоубийство. Однако это не стало поводом для отказа от намерения переселиться или от исполнения затем любого совместного с Думноригом плана, который способствовал бы их усилению. Наконец, синьор Ферреро пишет:
«Что касается другого объяснения, то мне представляется, что сам Цезарь его опровергает. Если эмиграция в Сентонж была столь же опасным для Римской империи предприятием, как и завоевание всей Галлии, каковое намерение приписывалось гельветам, то почему он в конечном счёте объясняет своё наступательное движение против гельветов необходимостью помочь эдуям, территорию которых грабили гельветы (что, впрочем, неверно)? Почему он прибегает к такому лживому объяснению, если имел столь убедительное для римлян?»22.
Почему синьор Ферреро упорно приписывает мне утверждения, которых я никогда не делал? Я никогда не говорил, что переселение было так же опасно, как с.245 завоевание Галлии, которое планировал Оргеториг, поскольку я этого не знаю23: я говорил, как и все другие историки, за исключением синьора Ферреро, что переселение было опасно и что Цезарь оправдывал свои действия, во-первых, подчёркивая этот факт, во-вторых, указывая на разорения, уже совершённые гельветами, и в-третьих, утверждая, что Думнориг с их помощью намеревался добиться верховной власти.
На с.207 я цитировал отрывок, в котором синьор Ферреро пишет, что Цезарь пытался оправдать своё (предполагаемое) непостоянство «рассказывая, что… в его лагерь явились послы эдуев… с просьбой о помощи против гельветов и что тогда только он решился атаковать гельветов, не ожидая их прибытия в область сантонов. Вообще, — говорит синьор Ферреро, — он старается убедить, что мысль о наступлении на гельветов пришла ему в голову только после… приёма послов эдуев. Но это объяснение неубедительно». Синьор Ферреро жалуется, что я описываю этот отрывок как «явное искажение» и, игнорируя причину, по которой я это написал и которую указал, призывает меня перечитать ещё раз главы 10 и 11 «Записок» Цезаря:
«В X главе Цезарь говорит, что, узнав о намерении гельветов отправиться в Сентонж, он отправился искать свою армию за Альпы и вернулся с ней в Провинцию. В главе XI он рассказывает, что по возвращении из Провинции его посетили послы эдуев и других народов, умолявшие его защитить их от гельветов. И добавляет: “Quibus rebus adductus (то есть, убеждённый протестами послов) Caesar non expectandum sibi statuit dum, omnibus fortunis sociorum consumptis, in Santonos Helvetii pervenirent”[7]. Этот текст так ясен, что я не понимаю, как столь выдающийся историк, как господин Холмс, мог обвинить меня в “искажении”»24.
Я читал эти главы очень часто, но, чтобы порадовать синьора Ферреро, прочёл их снова и вынужден повторить, что синьор Ферреро был и остаётся виновен в искажении, и заверяю его, что я употребил это слово не в оскорбительном смысле. Причиной искажения может быть халатность, не злой умысел; и я счёл причиной именно халатность, ту самую халатность, которая привела синьора Ферреро к утверждению, что «эдуйская кавалерия позволяла наносить себе поражение во всех схватках с неприятелем»25, хотя в реальности нет свидетельств того, что во время перехода состоялось более одной конной схватки с неприятелем26. Синьор Ферреро пропускает самые важные предложения в
Синьор Ферреро продолжает:
«Господин Холмс, вероятно, спросил меня, на чём я основываюсь, утверждая, что Цезарь исказил истину, когда описал, как эдуи умоляли его о помощи против гельветов, угрожавших omnes fortunas sociorum consumere[8]. На том факте, что несколькими главами далее (с XVII-й) Цезарь вынужден признать, что Думнориг, покровитель гельветов, так популярен, что оказывает сопротивление самому наместнику, и что тот, кто тронет его, навлечёт на себя ненависть всей Галлии. Трудно понять такую популярность, если гельветы предали Галлию огню и мечу, как сообщается в одиннадцатой главе»27.
В таком случае станет ли синьор Ферреро отрицать также правдивость отрывка
Синьор Ферреро завершает торжественным заявлением, что он первый комментатор, который когда-либо обнаружил (предполагаемое) «противоречие между началом и продолжением рассказа» Цезаря:
«Я полагаю, что первым, за двадцать веков, указал на это противоречие; сам господин Холмс… его не заметил».
Нет, не заметил, как и Камиль Жюллиан, как и мистер Хейтлэнд, даже после того, как они услышали предостережение синьора Ферреро.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИЦЫ: