Няня-кормилица в суде римского наместника*

с.36 Как извест­но, в пери­од Ран­ней импе­рии намест­ни­ки про­вин­ций име­ли доволь­но огра­ни­чен­ные воз­мож­но­сти для реа­ли­за­ции сво­их обшир­ных пол­но­мо­чий. Это осо­бен­но замет­но в судо­про­из­вод­стве — основ­ном виде их дея­тель­но­сти. Посе­щая с неболь­шой груп­пой помощ­ни­ков цен­тры окру­гов (con­ven­tus) для про­веде­ния там корот­ких судеб­ных сес­сий, они посто­ян­но стал­ки­ва­лись с ситу­а­ци­ей, когда спрос на их услу­ги пре­вы­шал пред­ло­же­ние¹. Веч­но пере­гру­жен­ным неот­лож­ной работой часто при­хо­ди­лось вер­шить пра­во­судие в поряд­ке уско­рен­но­го судо­про­из­вод­ства (de pla­no), в том чис­ле и в отно­ше­нии лиц, обви­ня­е­мых в тяж­ких пре­ступ­ле­ни­ях². Но при этом намест­ни­ки (так же как и еще более пере­гру­жен­ные импе­ра­то­ры) тра­ти­ли свое дра­го­цен­ное вре­мя на реше­ние мел­ких три­ви­аль­ных про­блем и раз­бор, каза­лось бы, совсем незна­чи­тель­ных дел, неред­ко дуб­ли­руя дея­тель­ность дру­гих орга­нов вла­сти судов более низ­ко­го уров­ня³. Так, напри­мер, как отме­тил М. Эмбер, из 31 извест­но­го по дан­ным папи­ро­ло­гии судеб­но­го дела, кото­рые пре­фек­ты Егип­та раз­би­ра­ли само­лич­но, толь­ко 20 были дей­ст­ви­тель­но важ­ны­ми, осталь­ные же вряд ли с.37 заслу­жи­ва­ли вни­ма­ния пра­ви­те­ля тако­го ран­га⁴. Совре­мен­но­му адми­ни­ст­ра­то­ру подоб­ный образ дей­ст­вий ско­рее все­го пока­жет­ся неле­пым. Но имен­но то, что нам пред­став­ля­ет­ся абсурд­ным в дея­тель­но­сти людей дру­гой эпо­хи, на самом деле мог­ло быть частью доста­точ­но эффек­тив­ной систе­мы, соот­вет­ст­ву­ю­щей усло­ви­ям и цен­но­стям сво­его вре­ме­ни⁵. Поэто­му изу­че­ние того, что не укла­ды­ва­ет­ся в при­выч­ные для нас рам­ки, может ока­зать­ся осо­бен­но инте­рес­ным и полез­ным.

В свя­зи с этим воз­ни­ка­ет вопрос, како­го рода незна­чи­тель­ные на пер­вый взгляд дела посто­ян­но рас­смат­ри­ва­лись в суде рим­ско­го намест­ни­ка и с чем это свя­за­но. Насколь­ко мне извест­но, никто еще спе­ци­аль­но этим не зани­мал­ся. Уни­каль­ную инфор­ма­цию по это­му вопро­су мож­но най­ти в зна­ме­ни­том Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те (D. 50. 13. 1), поль­зу­ю­щем­ся в тече­ние уже мно­гих деся­ти­ле­тий осо­бым вни­ма­ни­ем спе­ци­а­ли­стов по рим­ско­му пра­ву и исто­рии древ­не­го Рима⁶. В этом отрыв­ке, посвя­щен­ном судеб­ным раз­би­ра­тель­ствам по пово­ду невы­пла­чен­ной зара­бот­ной пла­ты, Уль­пи­ан сооб­ща­ет, что намест­ни­ки про­вин­ций «име­ют обык­но­ве­ние» вер­шить в экс­тра­ор­ди­нар­ном поряд­ке пра­во­судие в отно­ше­нии пред­ста­ви­те­лей опре­де­лен­ных про­фес­сий, в том чис­ле — учи­те­лей началь­ной шко­лы и нянь-кор­ми­лиц. Обе эти «спе­ци­аль­но­сти» не тре­бо­ва­ли какой-либо осо­бой ква­ли­фи­ка­ции и мог­ли обес­пе­чить лишь очень скуд­ный доход⁷. Появив­шись в Риме око­ло III в. до н. э., они пред­на­зна­ча­лись тогда почти исклю­чи­тель­но для рабов и отпу­щен­ни­ков, и еще в пери­од прин­ци­па­та сре­ди людей тако­го рода сво­бод­но­рож­ден­ные рим­ские граж­дане состав­ля­ли, по всей види­мо­сти, мень­шин­ство⁸. Таким обра­зом, если верить Уль­пи­а­ну (а не дове­рять ему в дан­ном слу­чае нет ника­ких осно­ва­ний), намест­ни­ки посто­ян­но зани­ма­лись гро­шо­вы­ми тяж­ба­ми пред­ста­ви­те­лей соци­аль­ных низов⁹.

Для того чтобы понять, с чем это свя­за­но, необ­хо­ди­мо разо­брать­ся в содер­жа­нии и с.38 смыс­ле Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та. Он дошел до нас в соста­ве титу­ла Дигест Юсти­ни­а­на, посвя­щен­но­го экс­тра­ор­ди­нар­ным судеб­ным рас­сле­до­ва­ни­ям¹⁰, изна­чаль­но же вхо­дил в VIII кни­гу трак­та­та «О всех судах» (De om­ni­bus tri­bu­na­li­bus), напи­сан­но­го в 10 кни­гах в прав­ле­ние Кара­кал­лы¹¹. Ско­рее все­го в это сочи­не­ние, отно­сив­ше­е­ся к жан­ру трак­та­тов-инструк­ций «De of­fi­cio…», посвя­щен­ных обя­зан­но­стям долж­ност­ных лиц, Уль­пи­ан вклю­чил мате­ри­ал, не вошед­ший в дру­гие его работы подоб­но­го рода¹². В Диге­стах сохра­ни­лась неболь­шая часть все­го трак­та­та — при­мер­но 40 фраг­мен­тов¹³. По мне­нию Ф. Шуль­ца, дошед­ший до нас текст име­ет очень мало обще­го с под­лин­ным сочи­не­ни­ем Уль­пи­а­на, посколь­ку перед тем, как его вклю­чи­ли в Диге­сты, он под­верг­ся очень зна­чи­тель­ной пост­клас­си­че­ской пере­ра­бот­ке¹⁴. Одна­ко совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли, не исклю­чая нали­чия в этом тек­сте отдель­ных интер­по­ля­ций, счи­та­ют, что в целом он явля­ет­ся под­лин­ным, а Уль­пи­а­нов фраг­мент если и постра­дал от интер­по­ля­то­ров, то не осо­бен­но силь­но¹⁵.

Пере­вод обшир­но­го Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та при­во­дит­ся здесь с неболь­ши­ми сокра­ще­ни­я­ми:

Намест­ник про­вин­ции име­ет обык­но­ве­ние вер­шить пра­во­судие по пово­ду пла­ты за труд, но лишь в отно­ше­нии пре­по­да­ва­те­лей бла­го­род­ных наук. Бла­го­род­ны­ми же мы счи­та­ем те нау­ки, кото­рые гре­ки назы­ва­ют «сво­бод­ны­ми». (В чис­ло пре­по­да­ва­те­лей этих наук) будут вклю­че­ны рито­ры, грам­ма­ти­ки, гео­мет­ры. 1. Поло­же­ние вра­чей (в этом отно­ше­нии) то же самое, что и про­фес­со­ров, если толь­ко не луч­шее: посколь­ку одни заботят­ся о здо­ро­вье людей, а дру­гие — (все­го лишь) об их уче­ных заня­ти­ях. Поэто­му (намест­ник) в отно­ше­нии вра­чей так­же дол­жен вер­шить пра­во­судие в экс­тра­ор­ди­нар­ном поряд­ке. 2. Но пусть (намест­ни­ки) выслу­ши­ва­ют и пови­валь­ную баб­ку, по край­ней мере (такую), кото­рая, как кажет­ся, зани­ма­ет­ся меди­ци­ной. 3. Воз­мож­но, кто-либо станет счи­тать вра­ча­ми так­же и тех, кто сулит изле­че­ние какой-нибудь части тела или от опре­де­лен­ной болез­ни, как, напри­мер, оти­атр, либо тот, кто лечит язву или зубы. Одна­ко (в их чис­ло) не (вхо­дит) тот, кто при­во­ра­жи­ва­ет, либо, — кто накла­ды­ва­ет закля­тье, либо — кто, если исполь­зо­вать обыч­ные выра­же­ния шар­ла­та­нов, «изго­ня­ет злых духов»¹⁶. Все эти (заня­тия) не явля­ют­ся раз­но­вид­но­стя­ми вра­чеб­ной нау­ки, несмот­ря на то, что есть люди, утвер­ждаю­щие с похва­лой, что те (закли­на­те­ли) им помог­ли. 4. А вхо­дят ли и фило­со­фы в чис­ло про­фес­со­ров? Пожа­луй нет. И не пото­му, что их заня­тие не явля­ет­ся высо­ко­по­чи­тае­мым, но посколь­ку преж­де все­го им над­ле­жит воз­ве­щать, что они пре­зи­ра­ют любую дея­тель­ность, кото­рая опла­чи­ва­ет­ся. 5. Точ­но так же пусть (намест­ни­ки) не вер­шат пра­во­судие в отно­ше­нии про­фес­со­ров граж­дан­ско­го пра­ва. И хотя пра­во­веде­ние — свя­щен­ней­шее заня­тие, оно, одна­ко, тако­во, что его не сле­ду­ет ни оце­ни­вать денеж­ной пла­той, ни бес­че­стить, как в том слу­чае, когда обра­ща­ют­ся в суд с тре­бо­ва­ни­ем почет­но­го дара, кото­рый (уче­ник) дол­жен пред­ло­жить доб­ро­воль­но, при­сту­пая к уче­бе. Ведь хотя с.39 что-то и мож­но бы при­нять, не теряя досто­ин­ства, все же (это) недо­стой­но истре­бо­вать в судеб­ном поряд­ке. 6. Хотя учи­те­ля началь­ной шко­лы и не явля­ют­ся про­фес­со­ра­ми, в соот­вет­ст­вии с обы­ча­ем пове­лось, чтобы (намест­ни­ки) вер­ши­ли пра­во­судие так­же и в отно­ше­нии них, а еще — и пере­пис­чи­ков, и сте­но­гра­фи­стов, и сче­то­во­дов либо бух­гал­те­ров. 7. Одна­ко в отно­ше­нии чер­но­ра­бо­чих или масте­ров дру­гих про­фес­сий, не свя­зан­ных с бук­ва­ми или сте­но­гра­фи­че­ски­ми зна­ка­ми; намест­ник ни в коем слу­чае не дол­жен будет вер­шить пра­во­судие в экс­тра­ор­ди­нар­ном поряд­ке. 8. Но если так­же и спут­ни­ки тре­бу­ют в суде (свое) жало­ва­нье, то, как пред­став­ля­ет­ся, они обла­да­ют в этом отно­ше­нии теми же пра­ва­ми, что и про­фес­со­ра. 9. Впро­чем, так­же и про­тив всех этих лиц намест­ник дол­жен про­во­дить судеб­ное раз­би­ра­тель­ство, посколь­ку боже­ст­вен­ные бра­тья¹⁷ поста­но­ви­ли в сво­ем рескрип­те, чтобы это дела­лось, как и в тяж­бах про­тив адво­ка­тов. 10. В отно­ше­нии гоно­ра­ров адво­ка­тов судья дол­жен рас­по­рядить­ся так, чтобы раз­мер гоно­ра­ра он уста­но­вил в соот­вет­ст­вии с харак­те­ром дела, с крас­но­ре­чи­ем адво­ка­та, с обы­ча­ем той мест­но­сти и того суда, в кото­ром (адво­кат) соби­рал­ся вести дело, толь­ко бы сум­ма (назна­чен­ная судьей) не пре­вы­ша­ла доз­во­лен­ный гоно­рар, ибо это ука­за­но в рескрип­те наше­го импе­ра­то­ра и его отца¹⁸. Вот дослов­ное содер­жа­ние рескрип­та: «Если Юлий Матерн, кото­ро­го ты хотел иметь адво­ка­том в сво­ем деле, был готов выпол­нить при­ня­тую на себя обя­зан­ность, то тебе сле­ду­ет истре­бо­вать в суде обрат­но толь­ко ту сум­му, кото­рая пре­вы­ша­ет уста­нов­лен­ный зако­ном пре­дел»… 13. Боже­ст­вен­ный Север после смер­ти адво­ка­та запре­тил истре­бо­вать обрат­но воз­на­граж­де­ние у его наслед­ни­ков, посколь­ку тот не вел дело по не зави­ся­щей от него при­чине. 14. Обя­зан­но­сти намест­ни­ка или пре­то­ра рас­про­стра­ня­ют­ся так­же и на дела о пла­те кор­ми­ли­цам, ведь няни-кор­ми­ли­цы обра­ща­ют­ся в суд намест­ни­ка с тре­бо­ва­ни­я­ми о том, что им при­чи­та­ет­ся за выкарм­ли­ва­ние мла­ден­цев. Одна­ко мы счи­та­ем, что мож­но гово­рить о пла­те кор­ми­ли­цам лишь до тех пор, пока мла­ден­цев выкарм­ли­ва­ют гру­дью, а после это­го вме­ша­тель­ство пре­то­ра или намест­ни­ка не име­ет места. 15. И если все­го это­го доби­ва­ют­ся у намест­ни­ков, то сле­ду­ет рас­смот­реть, могут ли намест­ни­ки раз­би­рать в сво­ем суде встреч­ные иско­вые тре­бо­ва­ния. И я пола­гал бы, что это надо раз­ре­шить¹⁹.

с.40 Как спра­вед­ли­во отме­тил В. Марот­та, про­фес­сии, о кото­рых идет речь в этом фраг­мен­те, состав­ля­ют иерар­хию, соот­вет­ст­ву­ю­щую соци­аль­но­му деле­нию и систе­ме цен­но­стей древ­не­го Рима²⁰. К ее выс­ше­му раз­ряду, по мне­нию иссле­до­ва­те­ля, отно­сят­ся фило­со­фы, юри­сты, а так­же пре­по­да­ва­те­ли «бла­го­род­ных наук» и вра­чи, к сред­не­му — учи­те­ля началь­ной шко­лы и кан­це­ля­ри­сты, а к низ­ше­му — работ­ни­ки про­чих спе­ци­аль­но­стей, в кото­рых физи­че­ский труд пре­об­ла­дал над интел­лек­ту­аль­ным²¹. Одна­ко такое деле­ние кое в чем про­ти­во­ре­чит кри­те­ри­ям само­го Уль­пи­а­на. К низ­ше­му раз­ряду без­услов­но при­над­ле­жат пред­ста­ви­те­ли про­фес­сий, «не свя­зан­ных с бук­ва­ми или сте­но­гра­фи­че­ски­ми зна­ка­ми», чьи иско­вые тре­бо­ва­ния раз­би­ра­лись в поряд­ке обыч­но­го судо­про­из­вод­ства (D. 50. 13. 1. 7). К выс­ше­му — отно­сят­ся фило­со­фы и юри­сты, не имев­шие пра­ва истре­бо­вать в судеб­ном поряд­ке воз­на­граж­де­ние от сво­их уче­ни­ков (D. 50. 13. 1. 4—5). Нако­нец, в сред­ний — вхо­дят все осталь­ные «спе­ци­а­ли­сты», кото­рые мог­ли доби­вать­ся при­чи­тав­шей­ся им пла­ты в поряд­ке экс­тра­ор­ди­нар­но­го судо­про­из­вод­ства.

Понять, на какой осно­ве были выде­ле­ны в осо­бые груп­пы про­фес­сии выс­ше­го и низ­ше­го раз­рядов, не пред­став­ля­ет боль­шо­го труда. «Чер­но­ра­бо­чие» (opi­fi­ces) и масте­ра-«искус­ни­ки» (ar­ti­fi­ces)²² — это люди, свя­зан­ные с «под­лы­ми» или «пре­зрен­ны­ми ремес­ла­ми» (ar­tes sor­di­dae). Ука­зы­вая, что их иско­вые тре­бо­ва­ния намест­ник ни в коем слу­чае (кур­сив мой. — A. C.) не дол­жен раз­би­рать в поряд­ке экс­тра­ор­ди­нар­но­го судо­про­из­вод­ства, Уль­пи­ан явно про­ти­во­по­став­лял им пред­ста­ви­те­лей «бла­го­род­ных наук» и при­рав­нен­ных к ним в отно­ше­нии пра­во­вой защи­ты спе­ци­аль­но­стей²³. Фило­со­фы же и юри­сты, если руко­вод­ст­во­вать­ся логи­кой Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та, вооб­ще не име­ют про­фес­сий, а лишь высо­ко­по­чи­тае­мые заня­тия, при­су­щие людям бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния и обра­за мыс­лей. Поэто­му их дея­тель­ность не может быть оце­не­на и обес­че­ще­на денеж­ной пла­той, а сле­до­ва­тель­но, не нуж­да­ет­ся в пра­во­вой защи­те²⁴.

с.41 Тяже­лее все­го разо­брать­ся в том, как сло­жил­ся и что пред­став­лял собой сред­ний раз­ряд, вклю­чав­ший пре­по­да­ва­те­лей «бла­го­род­ных наук», вра­чей, пови­валь­ных бабок, учи­те­лей началь­ной шко­лы, «кан­це­ля­ри­стов», зага­доч­ных спут­ни­ков (co­mi­tes), адво­ка­тов и нянь-кор­ми­лиц. Как отме­тил Дж. Крук, дан­ный пере­чень ста­вит иссле­до­ва­те­лей в тупик, посколь­ку он опус­ка­ет­ся по соци­аль­ной шка­ле столь низ­ко, что никак не уда­ет­ся най­ти еди­ный ком­плекс пра­вил, охва­ты­ваю­щий все эти слу­чаи²⁵. И дей­ст­ви­тель­но, что мог­ло быть обще­го у про­фес­со­ров и адво­ка­тов с негра­мот­ны­ми и полу­гра­мот­ны­ми пови­валь­ны­ми баб­ка­ми и няня­ми-кор­ми­ли­ца­ми? Пред­ме­том ожив­лен­ной поле­ми­ки уже несколь­ких поко­ле­ний рома­ни­стов явля­ет­ся дру­гой вопрос, тес­но свя­зан­ный с этим: како­го рода пра­воот­но­ше­ния были у «спе­ци­а­ли­стов» из зага­доч­но­го пере­ч­ня с их работо­да­те­ля­ми.

Ана­ли­зи­руя скуд­ные отры­воч­ные и неред­ко про­ти­во­ре­чи­вые свиде­тель­ства источ­ни­ков, боль­шин­ство рома­ни­стов при­шли к сле­дую­щим выво­дам. Почтен­ные сво­бод­но­рож­ден­ные про­фес­со­ра «бла­го­род­ных наук», вра­чи, адво­ка­ты, а так­же при­рав­нен­ные к ним дру­гие «спе­ци­а­ли­сты» не рас­смат­ри­ва­лись в Риме в каче­стве наем­ных работ­ни­ков, посколь­ку в обще­ст­вен­ном созна­нии наем­ник мало чем отли­чал­ся от раба²⁶. Поэто­му дохо­ды таких спе­ци­а­ли­стов, свя­зан­ные с про­фес­сио­наль­ной дея­тель­но­стью, счи­та­лись не зара­бот­ком (mer­ces), а воз­на­граж­де­ни­ем, пре­до­став­ляв­шим­ся в каче­стве почет­но­го дара (ho­no­ra­rium или ho­nor) в знак при­зна­тель­но­сти за яко­бы без­воз­мезд­ные «дру­же­ские» услу­ги. Види­мо, в отно­ше­нии раз­ме­ра гоно­ра­ра неред­ко заклю­ча­лось пред­ва­ри­тель­ное согла­ше­ние, но посколь­ку оно не явля­лось фор­маль­ным дого­во­ром, невы­пла­чен­ный (или выпла­чен­ный не пол­но­стью) гоно­рар не мог истре­бо­вать­ся в поряд­ке обыч­но­го судо­про­из­вод­ства. По мере того как все боль­ше людей из при­лич­но­го обще­ства выби­ра­ло про­фес­сию пре­по­да­ва­те­ля или вра­ча, такое поло­же­ние ста­но­ви­лось все более нетер­пи­мым. Пра­во­вую защи­ту сво­их при­тя­за­ний эти почтен­ные «спе­ци­а­ли­сты» полу­чи­ли бла­го­да­ря рас­про­стра­не­нию экс­тра­ор­ди­нар­но­го судо­про­из­вод­ства на тяж­бы, свя­зан­ные с гоно­ра­ра­ми. Таким обра­зом, им были обес­пе­че­ны и пла­та за их про­фес­сио­наль­ные услу­ги, и ста­тус «бла­го­род­но­го чело­ве­ка», дей­ст­ву­ю­ще­го без­воз­мезд­но и бес­ко­рыст­но²⁷. Про­тив этой кон­цеп­ции высту­пи­ла в сво­ей фун­да­мен­таль­ной моно­гра­фии Дж. Коп­по­ла. Тща­тель­но иссле­до­вав пред­став­ле­ния рим­ских авто­ров (как юри­стов, так и нею­ри­стов) о наем­ной пла­те (mer­ces) и гоно­ра­ре, она при­шла к выво­ду, что послед­ний рас­смат­ри­вал­ся как спон­тан­ное выра­же­ние при­зна­тель­но­сти за ока­зан­ные бла­го­де­я­ния. Он не мог быть пред­ме­том пред­ва­ри­тель­ной дого­во­рен­но­сти, и его нель­зя было истре­бо­вать в судеб­ном поряд­ке, даже extra or­di­nem. Поэто­му тер­мин mer­ces в Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те сле­ду­ет пони­мать в его бук­валь­ном смыс­ле как пла­ту за труд, а не в пере­нос­ном — как воз­на­граж­де­ние за ока­зан­ную услу­гу. Из пере­чис­лен­ных Уль­пи­а­ном «спе­ци­а­ли­стов» толь­ко фило­со­фы и про­фес­со­ра-юри­сты полу­ча­ли гоно­ра­ры, а осталь­ные же при­над­ле­жа­ли к осо­бой при­ви­ле­ги­ро­ван­ной груп­пе наем­ных работ­ни­ков, кото­рые пер­во­на­чаль­но обра­ща­лись со сво­и­ми пре­тен­зи­я­ми в обыч­ный суд, но со II в. н. э. были обес­пе­че­ны пра­во­вой защи­той в поряд­ке экс­тра­ор­ди­нар­но­го с.42 судо­про­из­вод­ства, в боль­шей мере отве­чав­шей их инте­ре­сам. Рас­про­стра­не­ние про­цес­са extra or­di­nem на дела о зара­бот­ной пла­те «спе­ци­а­ли­стов» было свя­за­но с поли­ти­кой наде­ле­ния при­ви­ле­ги­я­ми пред­ста­ви­те­лей тех про­фес­сий, кото­рые поль­зо­ва­лись осо­бой под­держ­кой импе­ра­тор­ской вла­сти. С помо­щью этой поли­ти­ки импе­ра­то­ры стре­ми­лись поста­вить под свой моно­поль­ный кон­троль и исполь­зо­вать в соб­ст­вен­ных инте­ре­сах куль­ту­ру и охра­ну обще­ст­вен­но­го здо­ро­вья²⁸.

На мой взгляд, эта в целом хоро­шо аргу­мен­ти­ро­ван­ная кон­цеп­ция поз­во­ля­ет понять смысл име­ю­щих­ся в нашем рас­по­ря­же­нии свиде­тельств (в том чис­ле и Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та) гораздо луч­ше, чем тра­ди­ци­он­ная обще­при­ня­тая²⁹.

Но если взять за осно­ву точ­ку зре­ния Дж. Коп­по­ла, то сле­ду­ет уточ­нить: какие имен­но пре­иму­ще­ства пре­до­став­ля­ла «спе­ци­а­ли­стам» пра­во­вая защи­та посред­ст­вом cog­ni­tio extra or­di­nem. По мне­нию рома­ни­стов, такое судеб­ное раз­би­ра­тель­ство было более при­вле­ка­тель­ным для ист­ца, осо­бен­но если сво­им богат­ст­вом и вли­я­ни­ем он усту­пал ответ­чи­ку. Ведь судьей в таком про­цес­се, как пра­ви­ло, являл­ся государ­ст­вен­ный слу­жа­щий из сви­ты намест­ни­ка, а не кто-либо из мест­ной зна­ти, кро­ме того, ист­цу не нуж­но было само­му забо­тить­ся о явке ответ­чи­ка в суд и испол­не­нии им судеб­но­го реше­ния³⁰. Одна­ко в про­вин­ци­ях в эпо­ху Ран­ней импе­рии, как отме­ча­ют те же рома­ни­сты, раз­ли­чия меж­ду обыч­ным и экс­тра­ор­ди­нар­ным судо­про­из­вод­ст­вом в зна­чи­тель­ной мере сгла­ди­лись: и в том и в дру­гом слу­чае намест­ник, как пра­ви­ло, назна­чал судьей кого-либо из сво­их помощ­ни­ков, для вызо­ва в суд ответ­чи­ка исполь­зо­вал сво­их под­чи­нен­ных и при жела­нии мог пре­до­ста­вить в рас­по­ря­же­ние ист­ца вои­нов для немед­лен­но­го испол­не­ния судеб­но­го реше­ния³¹. Глав­ное раз­ли­чие здесь, оче­вид­но, заклю­ча­лось в том, что в экс­тра­ор­ди­нар­ном про­цес­се намест­ник имел воз­мож­ность вооб­ще не назна­чать судью, а лич­но разо­брать дело (cog­nos­ce­re) и выне­сти судеб­ное реше­ние (D. 1. 18. 9).

Об этом свиде­тель­ст­ву­ет заклю­чи­тель­ная часть Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та (D. 50. 13. 1. 14): «…о пла­те кор­ми­ли­цам мож­но гово­рить лишь до тех пор, пока мла­ден­цев выкарм­ли­ва­ют гру­дью, а после это­го вме­ша­тель­ство пре­то­ра или намест­ни­ка не име­ет места» (ces­sant par­tes prae­to­ris vel prae­si­dis). Здесь под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что так назы­вае­мые сухие няни не могут пре­тен­до­вать на осо­бую пра­во­вую защи­ту и поэто­му их иско­вые тре­бо­ва­ния долж­ны раз­би­рать­ся в поряд­ке обыч­но­го судо­про­из­вод­ства. Одна­ко обра­ща­ет на себя вни­ма­ние фор­му­ли­ров­ка, исполь­зо­ван­ная Уль­пи­а­ном. Сло­во­со­че­та­ние par­tes prae­to­ris (prae­si­dis, iudi­cis) часто встре­ча­ет­ся в Диге­стах. Оно обо­зна­ча­ет роль, долж­ност­ные обя­зан­но­сти или функ­ции того или ино­го дея­те­ля³². Выра­же­ние ces­sant par­tes prae­to­ris vel prae­si­dis озна­ча­ет, что пре­тор или намест­ник не име­ют непо­сред­ст­вен­но­го отно­ше­ния к реше­нию тех вопро­сов, о кото­рых идет речь в дан­ном слу­чае. Обыч­но оно пере­во­дит­ся так: «вме­ша­тель­ство пре­то­ра или намест­ни­ка здесь не име­ет места» (или: «пре­кра­ща­ет­ся»)³³. Но какое имен­но вме­ша­тель­ство? Для того, чтобы это выяс­нить, необ­хо­ди­мо рас­смот­реть, в каких ситу­а­ци­ях исполь­зу­ет­ся с.43 рим­ски­ми юри­ста­ми сло­во­со­че­та­ние ces­sant par­tes prae­to­ris (vel prae­si­dis). В этом отно­ше­нии осо­бый инте­рес пред­став­ля­ют рас­суж­де­ния Уль­пи­а­на о вос­ста­нов­ле­нии в пер­во­на­чаль­ное поло­же­ние (in in­teg­rum res­ti­tu­tio). «При рас­сле­до­ва­нии (пре­то­ром) дела, — пишет он, — будет обра­ще­но вни­ма­ние на сле­дую­щее: может ли (несо­вер­шен­но­лет­не­му) при­над­ле­жать дру­гой иск, кро­ме вос­ста­нов­ле­ния в пер­во­на­чаль­ное поло­же­ние? Ведь если он защи­щен общи­ми сред­ства­ми помо­щи и обык­но­вен­ным пра­вом, то ему не долж­на быть пре­до­став­ле­на чрез­вы­чай­ная помощь… 1. То же ука­зы­ва­ет­ся и у Лабео­на: если несо­вер­шен­но­лет­ний всту­пил в това­ри­ще­ство вслед­ст­вие обма­на или даже (без­воз­мезд­но) на осно­ва­нии даре­ния, то това­ри­ще­ство ничтож­но даже и меж­ду совер­шен­но­лет­ни­ми, и, таким обра­зом, вме­ша­тель­ство пре­то­ра не име­ет места… 3. И в целом сле­ду­ет одоб­рить (то мне­ние), что там, где дого­вор недей­ст­ви­те­лен, пре­тор без­услов­но не дол­жен вме­ши­вать­ся» (D. 4. 4. 16)³⁴. Здесь «вме­ша­тель­ство пре­то­ра» счи­та­ет­ся воз­мож­ным лишь в чрез­вы­чай­ной ситу­а­ции, когда пре­тор дол­жен само­лич­но про­ве­сти рас­сле­до­ва­ние и издать декрет о «вос­ста­нов­ле­нии в пер­во­на­чаль­ное поло­же­ние». В том же слу­чае, когда он пре­до­став­ля­ет иск из обма­на (ac­tio do­li) и назна­ча­ет судью, по мне­нию Уль­пи­а­на, «вме­ша­тель­ство пре­то­ра не име­ет места». В дру­гом фраг­мен­те того же само­го «Ком­мен­та­рия к эдик­ту» Уль­пи­ан отме­ча­ет, что если креди­то­ры не при­шли к согла­ше­нию отно­си­тель­но того, какая доля иму­ще­ства долж­на при­чи­тать­ся каж­до­му из них, «то тогда необ­хо­ди­мо вме­ша­тель­ство пре­то­ра (tunc prae­to­ris par­tes ne­ces­sa­riae sunt), кото­рый сво­им декре­том сле­ду­ет воле боль­шин­ства» (D. 2. 14. 7. 19). Здесь сно­ва «вме­ша­тель­ство» пре­то­ра озна­ча­ет, что он выно­сит реше­ние само­лич­но, не назна­чая судью. Так­же и во всех осталь­ных слу­ча­ях выра­же­ние «par­tes prae­to­ris» употреб­ля­ет­ся в таких ситу­а­ци­ях, когда пре­тор дол­жен сам выне­сти реше­ние, а не пору­ча­ет это назна­чен­но­му им судье (D. 4. 4. 11. 2; 28. 5. 23. 1; 40. 4. 20).

То же самое харак­тер­но и для выра­же­ния «par­tes prae­si­dis». Гово­ря о жесто­ком обра­ще­нии гос­под со сво­и­ми раба­ми, Уль­пи­ан отме­ча­ет: «како­вы при этом обя­зан­но­сти намест­ни­ка (quae sunt par­tes prae­si­dis), сле­ду­ет из рескрип­та боже­ст­вен­но­го Пия… про­кон­су­лу Бети­ки» (D. 1. 6. 2). В рескрип­те же ука­за­но, что про­кон­сул дол­жен про­из­ве­сти судеб­ное рас­сле­до­ва­ние (cog­nos­ce­re) и, если жало­бы рабов под­твер­дят­ся, при­нудить гос­по­ди­на про­дать их в дру­гие руки. В сво­ем сочи­не­нии, посвя­щен­ном экс­тра­ор­ди­нар­но­му про­цес­су, Кал­ли­ст­рат пишет: «В целом, вся­кий раз, когда прин­цепс отсы­ла­ет дела намест­ни­кам про­вин­ций, поль­зу­ясь рескрип­та­ми, подоб­ны­ми тако­му: “ты можешь обра­тить­ся к тому, кто воз­глав­ля­ет про­вин­цию”, либо с таким добав­ле­ни­ем: “он опре­де­лит, что тре­бу­ет­ся от него само­го”, это не нала­га­ет на про­кон­су­ла или лега­та обя­зан­ность про­во­дить (само­лич­но) судеб­ное рас­сле­до­ва­ние, хотя бы даже и не было добав­ле­но: “он опре­де­лит, что тре­бу­ет­ся от него само­го”. Но он дол­жен опре­де­лить, само­му ли ему вер­шить суд или назна­чить судью» (D. 1. 18. 9)³⁵. Сло­ва «он опре­де­лит, что тре­бу­ет­ся от него само­го» (quid sit par­tium sua­rum), оче­вид­но, озна­ча­ют: «он выбе­рет те дела, кото­рые будет раз­би­рать (cog­nos­ce­re) само­лич­но».

Таким обра­зом, «вме­ша­тель­ство» пре­то­ра или намест­ни­ка озна­ча­ет их актив­ное лич­ное уча­стие в судеб­ном раз­би­ра­тель­стве, при­ня­тие ими на себя обя­зан­но­стей судьи. И если отсут­ст­вие тако­го «вме­ша­тель­ства» Уль­пи­ан отож­дествля­ет с раз­бо­ром дел в поряд­ке обыч­но­го судо­про­из­вод­ства, то мож­но сде­лать вывод, что тяж­бы «спе­ци­а­ли­стов», поль­зо­вав­ших­ся осо­бой пра­во­вой защи­той, намест­ни­ки, как пра­ви­ло, раз­би­ра­ли с.44 само­лич­но. С уче­том это­го обсто­я­тель­ства ста­но­вит­ся понят­нее содер­жа­ние послед­не­го пара­гра­фа Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та (D. 50. 13. 1. 5): «И если все­го это­го доби­ва­ют­ся у намест­ни­ков, то сле­ду­ет рас­смот­реть, могут ли намест­ни­ки раз­би­рать в сво­ем суде (cog­nos­ce­re) встреч­ные иско­вые тре­бо­ва­ния. И я пола­гал бы, что это надо раз­ре­шить». На пер­вый взгляд кажет­ся, что здесь Уль­пи­ан воз­вра­ща­ет­ся к уже решен­но­му вопро­су о рас­про­стра­не­нии cog­ni­tio extra or­di­nem на пра­во­вые пре­тен­зии работо­да­те­лей к спе­ци­а­ли­стам (D. 50. 13. 1. 9)³⁶. Одна­ко упо­ми­на­ние им встреч­ных иско­вых тре­бо­ва­ний (pe­ti­tio­nes mu­tuae), т. е. тре­бо­ва­ний ответ­чи­ка к ист­цу, рас­смат­ри­вав­ших­ся в рам­ках одно­го судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства³⁷, поз­во­ля­ет сде­лать вывод, что речь идет не о том, долж­ны ли пра­во­вые пре­тен­зии работо­да­те­лей рас­смат­ри­вать­ся extra or­di­nem, а о том, долж­ны ли намест­ни­ки раз­би­рать их само­лич­но, если они выдви­ну­ты в ответ на пре­тен­зии «спе­ци­а­ли­стов»³⁸.

Таким обра­зом, рас­про­стра­не­ние экс­тра­ор­ди­нар­но­го про­цес­са на тяж­бы меж­ду «спе­ци­а­ли­ста­ми» и работо­да­те­ля­ми по пово­ду зара­бот­ной пла­ты озна­ча­ло преж­де все­го, что судьей в этих спо­рах ста­но­вил­ся сам намест­ник. А посколь­ку он все­гда нахо­дил­ся на виду, вер­шил суд зача­стую пуб­лич­но, при боль­шом сте­че­нии зри­те­лей и был вынуж­ден счи­тать­ся с обще­ст­вен­ным мне­ни­ем³⁹, то в этом слу­чае у ист­ца были непло­хие шан­сы выиг­рать дело и про­тив зна­чи­тель­но более бога­то­го и вли­я­тель­но­го ответ­чи­ка. Поэто­му наде­ле­ние «спе­ци­а­ли­стов» осо­бой пра­во­вой защи­той озна­ча­ло, что они полу­чи­ли весь­ма суще­ст­вен­ную при­ви­ле­гию, а пере­гру­жен­ные дела­ми намест­ни­ки — допол­ни­тель­ное бре­мя. По мне­нию Г. Зибе­ра, эта при­ви­ле­гия не име­ла исклю­чи­тель­но­го харак­те­ра: те, кто ею обла­дал, мог­ли при жела­нии доби­вать­ся выпол­не­ния сво­их тре­бо­ва­ний так­же и в поряд­ке обыч­но­го судо­про­из­вод­ства⁴⁰. Одна­ко боль­шин­ство совре­мен­ных рома­ни­стов с этим не соглас­ны. Как отме­тил Г. Кла­ми, если при­нять кон­цеп­цию Зибе­ра, то не ясно, в чем смысл отка­за в осо­бой пра­во­вой защи­те фило­со­фам и про­фес­со­рам пра­ва⁴¹.

Для того, чтобы выяс­нить, что обще­го было у «спе­ци­а­ли­стов», поль­зо­вав­ших­ся этой при­ви­ле­ги­ей, необ­хо­ди­мо уточ­нить их состав, то место, кото­рое они зани­ма­ют в пере­чне Уль­пи­а­на, и при­чи­ны их вклю­че­ния в этот спи­сок.

Не вызы­ва­ет ника­ко­го сомне­ния, что наде­ле­ние осо­бой пра­во­вой защи­той про­фес­со­ров «бла­го­род­ных наук» и вра­чей было свя­за­но с про­во­див­шей­ся импе­ра­тор­ской вла­стью поли­ти­кой даро­ва­ния им все­воз­мож­ных льгот, при­ви­ле­гий и окла­дов. Осо­бен­но нагляд­но эта связь вид­на в эдик­те Кон­стан­ти­на⁴², адре­со­ван­ном «наро­ду» и пред­став­ляв­шем собой свое­об­раз­ный мани­фест такой поли­ти­ки: «Мы повеле­ва­ем, чтобы вра­чи и осо­бен­но архи­ат­ры либо быв­шие архи­ат­ры⁴³, грам­ма­ти­ки и дру­гие про­фес­со­ра сло­вес­ных наук вме­сте со сво­и­ми жена­ми и детьми, а так­же еще и иму­ще­ст­вом, кото­рым они вла­де­ют в сво­их город­ских общи­нах, были сво­бод­ны от вся­кой обще­ст­вен­ной долж­но­сти и от всех город­ских или государ­ст­вен­ных повин­но­стей, и с.45 чтобы в про­вин­ци­ях они не при­ни­ма­ли нико­го на постой и не выпол­ня­ли какую-либо (дру­гую) повин­ность и чтобы им не вчи­ня­ли иск и не достав­ля­ли их в суд, и чтобы они не тер­пе­ли обид, и, если кто-либо станет им доса­ждать, пусть его нака­жут денеж­ным штра­фом по усмот­ре­нию судьи. 1. Мы при­ка­зы­ваем так­же, чтобы им выпла­чи­ва­ли их зара­бот­ки и окла­ды, дабы тем лег­че они обу­ча­ли бы мно­гих бла­го­род­ным нау­кам и про­слав­лен­ным искус­ствам» (C. X. 53 (52). 6 = CTh. XIII. 3. 3; ср. CTh. XIII 3. 1)⁴⁴. В этом поста­нов­ле­нии Кон­стан­тин не толь­ко под­твер­жда­ет при­ви­ле­гии, пре­до­став­лен­ные про­фес­со­рам и вра­чам мно­ги­ми рим­ски­ми импе­ра­то­ра­ми начи­ная с Вес­па­си­а­на⁴⁵, но и рас­ши­ря­ет сфе­ру их дей­ст­вия, рас­про­стра­няя их на жен и детей «спе­ци­а­ли­стов». Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние тот факт, что после пере­чис­ле­ния льгот, свя­зан­ных с осво­бож­де­ни­ем от нало­гов и повин­но­стей, гово­рит­ся о при­ви­ле­ги­ях судеб­ных: про­фес­со­рам и вра­чам гаран­ти­ру­ют защи­ту про­тив обид, заклю­чаю­щих­ся в судеб­ных коз­нях (ca­lum­nia)⁴⁶, и в слу­чае кон­флик­та по пово­ду невы­пла­чен­ной им пла­ты за труд⁴⁷. Сво­ей целью Кон­стан­тин объ­яв­ля­ет под­держ­ку пре­по­да­ва­ния «сло­вес­ных наук» и меди­ци­ны.

Импе­ра­тор­ская под­держ­ка была свя­за­на с тем, что про­фес­со­ра и вра­чи счи­та­лись «полез­ны­ми» (χρή­σιμοι) для сво­его оте­че­ства (D. 27. 1. 6. 11), а их заня­тия харак­те­ри­зо­ва­лись как ar­tes ne­ces­sa­riae (CTh. XIII. 3. 18 = C. XII. 40. 8)⁴⁸. Судя по свиде­тель­ствам эпо­хи Позд­ней импе­рии, пред­ста­ви­те­ли этих спе­ци­аль­но­стей счи­та­ли свою про­фес­сио­наль­ную дея­тель­ность обще­ст­вен­ной повин­но­стью⁴⁹. Уль­пи­ан так­же обос­но­вы­ва­ет осо­бую пра­во­вую защи­ту про­фес­со­ров и вра­чей той поль­зой, кото­рую они при­но­сят людям (D. 50. 13. 11). В этом отно­ше­нии он отда­ет пред­по­чте­ние вра­чам, одна­ко про­фес­со­ра зани­ма­ют в его фраг­мен­те гораздо более важ­ное поло­же­ние. Полу­че­ние рядом «спе­ци­а­ли­стов» судеб­ной при­ви­ле­гии зави­сит преж­де все­го от того, вхо­дят или не вхо­дят они в чис­ло про­фес­со­ров⁵⁰. Судя по осо­бен­но­стям сло­во­употреб­ле­ния Уль­пи­а­на, мож­но сде­лать вывод, что осо­бой пра­во­вой защи­ты про­фес­со­ра удо­сто­и­лись рань­ше, чем вра­чи⁵¹. Столь высо­кий ста­тус «спе­ци­а­ли­стов», свя­зан­ных с «бла­го­род­ны­ми нау­ка­ми», объ­яс­ня­ет­ся той ролью, кото­рую игра­ло рито­ри­че­ское обра­зо­ва­ние⁵² в фор­ми­ро­ва­нии и функ­ци­о­ни­ро­ва­нии как обще­им­пер­ской, так и с.46 мест­ных город­ских элит⁵³. Таким обра­зом, в том, что каса­ет­ся пре­по­да­ва­те­лей, рим­ские пред­став­ле­ния об обще­ст­вен­ной поль­зе име­ли явно ари­сто­кра­ти­че­ский харак­тер, При­мер­но то же самое мож­но утвер­ждать и в отно­ше­нии меди­ков. Вра­чам широ­ко­го про­фи­ля, «заботя­щим­ся о здо­ро­вье людей», Уль­пи­ан про­ти­во­по­став­ля­ет пре­тен­дую­щих на при­над­леж­ность к этой про­фес­сии «узких спе­ци­а­ли­стов», кото­рые «сулят исце­ле­ние какой-либо части тела или от какой-нибудь болез­ни»⁵⁴, а так­же зна­ха­рей-шар­ла­та­нов (D. 50; 13. 1. 1—3). Как спра­вед­ли­во отме­ча­лось рядом рома­ни­стов, речь здесь идет о про­ти­во­по­став­ле­нии «уче­ной» и народ­ной меди­ци­ны, широ­ко­об­ра­зо­ван­ных вра­чей-про­фес­со­ров типа Гале­на и полу­об­ра­зо­ван­ных вра­чей-ремес­лен­ни­ков⁵⁵. Хотя Уль­пи­ан вклю­ча­ет и тех и дру­гих в чис­ло лиц, поль­зу­ю­щих­ся осо­бой пра­во­вой защи­той, лишь пер­вых из них он счи­та­ет вра­ча­ми в пол­ном смыс­ле это­го сло­ва. Разу­ме­ет­ся, услу­ги таких вра­чей были доступ­ны глав­ным обра­зом бога­тым и вли­я­тель­ным паци­ен­там⁵⁶, т. е. тем же, кто мог себе поз­во­лить учить­ся у грам­ма­ти­ков и рито­ров⁵⁷. Посколь­ку чис­ло про­фес­со­ров и вра­чей, поль­зу­ю­щих­ся нало­го­вым имму­ни­те­том и осво­бож­де­ни­ем от повин­но­стей, было стро­го огра­ни­че­но при Анто­нине Пии в каж­дом горо­де (D. 27. 1. 6. 2)⁵⁸, мож­но пред­по­ло­жить, что боль­шая часть вра­чей-ремес­лен­ни­ков, а так­же все пови­валь­ные баб­ки не име­ли иных льгот, кро­ме пра­ва предъ­яв­лять иско­вые тре­бо­ва­ния по пово­ду сво­ей пла­ты extra or­di­nem⁵⁹.

В чис­ле «спе­ци­а­ли­стов», поль­зо­вав­ших­ся осо­бой пра­во­вой защи­той, Уль­пи­ан назы­ва­ет сра­зу вслед за пре­по­да­ва­те­ля­ми бла­го­род­ных наук и вра­ча­ми учи­те­лей началь­ной шко­лы (lu­di lit­te­ra­rii ma­gistri), а так­же пере­пис­чи­ков (lib­ra­rii), сте­но­гра­фов (no­ta­rii) и «сче­то­во­дов либо табу­ля­ри­ев» (cal­cu­la­to­res si­ve ta­bu­la­rii) (D. 50. 13. 1. 6). Оче­вид­но, речь у него идет не о кан­це­ляр­ских слу­жа­щих, а о пре­по­да­ва­те­лях соот­вет­ст­ву­ю­щих дис­ци­плин. Сче­то­во­да и сте­но­гра­фа как учи­те­лей началь­ной шко­лы, окру­жен­ных юны­ми уче­ни­ка­ми, упо­ми­на­ет Мар­ци­ал (10. 62. 4), а Анто­нин Пий кон­ста­ти­ру­ет в сво­ем ука­зе, что сче­то­во­ды не при­над­ле­жат к про­фес­со­рам (C. X. 53 (52). 4). Таррун­тен Патерн сре­ди вои­нов, осво­бож­ден­ных от самых тяже­лых работ, наряду с дру­ги­ми кате­го­ри­я­ми писа­рей назы­ва­ет «lib­ra­rii quo­que qui do­ce­re pos­sint» (D. 50. 6. 7 (6)). Нако­нец, все эти пер­со­на­жи фигу­ри­ру­ют в Дио­кле­ти­а­но­вом Эдик­те о ценах⁶⁰ в ком­па­нии с ma­gis­ter insti­tu­tor lit­te­ra­rum там, где гово­рит­ся о зара­бот­ках пре­по­да­ва­те­лей⁶¹. Из тех, с.47 кого пере­чис­ля­ет Уль­пи­ан в § 6, толь­ко табу­ля­рии (т. е. архи­ва­ри­усы или реги­ст­ра­то­ры) нигде не упо­ми­на­ют­ся в каче­стве учи­те­лей. Одна­ко одно из зна­че­ний сло­ва ta­bu­lae — это финан­со­вые доку­мен­ты, кни­ги при­хо­дов и рас­хо­дов, поэто­му табу­ля­ри­ем мог­ли назы­вать сче­то­во­да-бух­гал­те­ра⁶². На этом осно­ва­нии мож­но пред­по­ло­жить, что «cal­cu­la­tor si­ve ta­bu­la­rius» озна­ча­ет «сче­то­вод он же бух­гал­тер», и, сле­до­ва­тель­но, здесь име­ют­ся в виду не две раз­ные спе­ци­аль­но­сти, а два раз­ных назва­ния одной и той же⁶³. Не упо­мя­ну­тые в Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те кан­це­ляр­ские слу­жа­щие, кото­рые не были свя­за­ны с пре­по­да­ва­ни­ем, по всей види­мо­сти, не поль­зо­ва­лись осо­бой пра­во­вой защи­той⁶⁴. Таким обра­зом, в § 6 гово­рит­ся толь­ко о раз­но­го рода учи­те­лях началь­ной шко­лы. Но поче­му все они полу­чи­ли доступ к cog­ni­tio extra or­di­nem? Уль­пи­ан отме­ча­ет толь­ко, что это было при­сво­е­но ими в силу обы­чая (usur­pa­tum est), хотя они и не явля­ют­ся про­фес­со­ра­ми (D. 50. 13. 1. 6). Послед­нее озна­ча­ет, что их дея­тель­ность не счи­та­лась осо­бен­но полез­ной для обще­ства, и поэто­му они не мог­ли пре­тен­до­вать на какие-либо льготы и при­ви­ле­гии. В этом вопро­се одна­ко нет пол­ной ясно­сти. С одной сто­ро­ны, есть пря­мые ука­за­ния, что учи­те­ля не име­ют на них пра­ва⁶⁵. С дру­гой — заяв­ле­ния подоб­но­го рода ино­гда сопро­вож­да­ют­ся опре­де­лен­ны­ми ого­вор­ка­ми⁶⁶, да и сами по себе свиде­тель­ст­ву­ют о том, что учи­те­ля началь­ной шко­лы все-таки пре­тен­до­ва­ли на льготы и при­ви­ле­гии. У Арка­дия Хари­зия, писав­ше­го, види­мо, на рубе­же III и IV вв., есть не совсем ясное ука­за­ние на осво­бож­де­ние их (или неко­то­рых из них) от повин­но­стей: «Учи­те­лям, кото­рые име­ют осво­бож­де­ние от обще­ст­вен­ных повин­но­стей, (а) так­же грам­ма­ти­кам, рито­рам, вра­чам и фило­со­фам была пре­до­став­ле­на прин­цеп­са­ми льгота, чтобы они не при­ни­ма­ли (кого-либо) на постой. Это поста­но­ви­ли в сво­их рескрип­тах боже­ст­вен­ный Вес­па­си­ан и боже­ст­вен­ный Адри­ан» (D. 50. 4. 18. 30)⁶⁷. Еще Куя­ций пола­гал, что пере­пис­чи­ки допу­сти­ли ошиб­ку и вме­сто item (так­же) в ори­ги­на­ле было id est «то есть». В этом слу­чае здесь вооб­ще ниче­го нет о при­ви­ле­ги­ях учи­те­лей началь­ной шко­лы⁶⁸. Одна­ко, как отме­ти­ла И. Адо, в юриди­че­ских текстах тер­мин ma­gis­ter нико­гда не исполь­зу­ет­ся для обще­го обо­зна­че­ния грам­ма­ти­ков, рито­ров и фило­со­фов, и, сле­до­ва­тель­но, в этом фраг­мен­те речь идет о какой-то груп­пе учи­те­лей началь­ной шко­лы, кото­рые в виде исклю­че­ния мог­ли полу­чать осво­бож­де­ние от повин­но­стей⁶⁹. Веро­ят­но, в тех горо­дах, где не было доста­точ­но грам­ма­ти­ков и рито­ров, чтобы запол­нить nu­me­rus clau­sus, туда мог­ли вклю­чать отдель­ных учи­те­лей началь­ной шко­лы⁷⁰. Гово­ря о при­ви­ле­ги­ях и льготах, сле­ду­ет так­же иметь в виду, что на прак­ти­ке (осо­бен­но в про­вин­ци­ях) чет­ко раз­гра­ни­чить с.48 учи­те­лей началь­ной шко­лы от грам­ма­ти­ков и гео­мет­ров не все­гда было воз­мож­но⁷¹.

Таким обра­зом, если по сво­е­му соци­аль­но­му и пра­во­во­му ста­ту­су, уров­ню дохо­дов и соста­ву ауди­то­рии учи­те­ля началь­ной шко­лы и про­фес­со­ра бла­го­род­ных наук при­над­ле­жа­ли к двум раз­ным мирам, меж­ду ними тем не менее нель­зя было про­ве­сти жест­кой гра­ни­цы. Кро­ме того, наряду с раз­ли­чи­я­ми они име­ли, в пред­став­ле­нии рим­лян, и нема­ло обще­го друг с дру­гом. В Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те все они как еди­ное целое про­ти­во­сто­ят «чер­но­ра­бо­чим и масте­рам дру­гих искусств, не свя­зан­ных с бук­ва­ми или сте­но­гра­фи­че­ски­ми зна­ка­ми» (D. 50. 13. 1. 7). В Эдик­те о ценах, судя по поряд­ку пере­чис­ле­ния отдель­ных спе­ци­аль­но­стей, они обра­зу­ют общую груп­пу пре­по­да­ва­те­лей⁷². Сене­ка отме­ча­ет, что хотя овла­де­ние гра­мотой и не науча­ет детей бла­го­род­ным нау­кам, оно гото­вит поч­ву для обу­че­ния им в ско­ром вре­ме­ни (Ep. 88. 20). Апу­лей гово­рит о трех чашах муз, необ­хо­ди­мых для духов­но­го совер­шен­ства: пер­вая — чаша учи­те­ля гра­моты (lit­te­ra­tor), вто­рая — грам­ма­ти­ка и третья — рито­ра (Flor. 20)⁷³. Все это поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что рас­про­стра­не­ние при­ви­ле­гий, даро­ван­ных про­фес­со­рам, на учи­те­лей началь­ной шко­лы мог­ло быть свя­за­но с тем, что в гла­зах рим­лян послед­ние тоже были пре­по­да­ва­те­ля­ми и име­ли неко­то­рое отно­ше­ние к обу­че­нию бла­го­род­ным нау­кам. Вме­сте с тем не сто­ит упус­кать из виду, что из тех при­ви­ле­гий, кото­ры­ми поль­зо­ва­лись про­фес­со­ра, толь­ко осо­бой пра­во­вой защи­той обла­да­ли все учи­те­ля началь­ной шко­лы, осталь­ные же льготы доста­лись, по-види­мо­му, лишь немно­гим из них. Поэто­му объ­яс­нить их пра­во на congni­tio extra or­di­nem толь­ко тем, что они были в неко­то­рых отно­ше­ни­ях близ­ки к про­фес­со­рам, вряд ли воз­мож­но. Неко­то­рые рома­ни­сты пола­га­ют, что судеб­ная льгота была награ­дой учи­те­лям (и преж­де все­го тем из них, кто был свя­зан с кан­це­ляр­ски­ми спе­ци­аль­но­стя­ми) за их уча­стие в под­готов­ке кад­ров для импе­ра­тор­ской бюро­кра­тии⁷⁴. Одна­ко эта гипо­те­за явля­ет­ся чисто умо­зри­тель­ной, посколь­ку не под­креп­ля­ет­ся каки­ми-либо свиде­тель­ства­ми эпо­хи Импе­рии⁷⁵.

Вслед за учи­те­ля­ми в Уль­пи­а­но­вом пере­чне «спе­ци­а­ли­стов» идут «спут­ни­ки» (co­mi­tes), кото­рые могут тре­бо­вать при­чи­таю­ще­е­ся им жало­ва­нье на том же осно­ва­нии, что и про­фес­со­ра (D. 50. 13. 1. 8). Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что речь идет о помощ­ни­ках намест­ни­ков⁷⁶, кото­рых назы­ва­ли спут­ни­ка­ми, посколь­ку они повсюду сопро­вож­да­ли сво­их началь­ни­ков. Одна­ко совер­шен­но непо­нят­но, что обще­го у них с про­фес­со­ра­ми. И кро­ме того, извест­но, что при Уль­пи­ане они долж­ны были истре­бо­вать при­чи­таю­щу­ю­ся им пла­ту в поряд­ке обыч­но­го судо­про­из­вод­ства по дого­во­ру най­ма (D. 19. 22. 19. 10). Поэто­му более убеди­тель­ным пред­став­ля­ет­ся мне­ние, что Уль­пи­ан имел в виду помощ­ни­ков про­фес­со­ров, кото­рые так­же назы­ва­лись с.49 спут­ни­ка­ми, посколь­ку повсюду сле­до­ва­ли за сво­и­ми прин­ци­па­ла­ми⁷⁷. Мне кажет­ся воз­мож­ным, что Уль­пи­ан исполь­зо­вал этот тер­мин так­же и для обо­зна­че­ния педа­го­гов (pae­da­go­gi), кото­рые неред­ко име­но­ва­лись спут­ни­ка­ми, посколь­ку повсюду сопро­вож­да­ли сво­их под­опеч­ных⁷⁸, и кото­рые в чис­ле про­че­го выпол­ня­ли те же обя­зан­но­сти, что и помощ­ни­ки про­фес­со­ров⁷⁹. Педа­го­ги в Эдик­те о ценах, так же как и «спут­ни­ки» в Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те, явля­ют­ся бли­жай­ши­ми соседя­ми учи­те­лей началь­ной шко­лы⁸⁰. У нас нет дан­ных о каких-либо иных при­ви­ле­ги­ях и льготах педа­го­гов и асси­стен­тов про­фес­со­ров, кро­ме судеб­ной.

Упо­ми­на­ни­ем о «спут­ни­ках» Уль­пи­ан завер­ша­ет обсуж­де­ние вопро­са о «спе­ци­а­ли­стах», име­ю­щих ту же самую судеб­ную льготу, что и про­фес­со­ра, и, отме­тив, что «так­же и про­тив всех них (кур­сив мой. — А. С.) намест­ник дол­жен про­во­дить судеб­ное раз­би­ра­тель­ство» (D. 50. 13. 1. 9), пере­хо­дит к новой теме — рас­про­стра­не­нию осо­бой пра­во­вой защи­ты на их контр­аген­тов. Этот вопрос он раз­би­ра­ет на при­ме­ре иско­вых тре­бо­ва­ний, предъ­яв­ля­е­мых адво­ка­там их кли­ен­та­ми в поряд­ке экс­тра­ор­ди­нар­но­го судо­про­из­вод­ства (D. 50. 13. 1. 9—13). Уль­пи­ан дол­го и обсто­я­тель­но рас­суж­да­ет о гоно­ра­рах адво­ка­тов⁸¹ и пре­тен­зи­ях по пово­ду полу­чен­ной, но не отра­ботан­ной ими пла­ты, одна­ко он ни еди­ным сло­вом не упо­ми­на­ет, какое отно­ше­ние име­ют все эти сюже­ты к про­чим «спе­ци­а­ли­стам», поль­зу­ю­щим­ся осо­бой пра­во­вой защи­той, и их контр­аген­там. Скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что в этом экс­кур­се он не столь­ко раз­ви­ва­ет свою основ­ную тему, сколь­ко отсту­па­ет от нее. Посколь­ку адво­ка­ты не фигу­ри­ру­ют в общем пере­чне «спе­ци­а­ли­стов», удо­сто­ен­ных судеб­ной льготы, оста­ет­ся толь­ко стро­ить догад­ки по пово­ду того, что их объ­еди­ня­ло и в какой мере их вооб­ще мож­но рас­смат­ри­вать как еди­ное целое. Адво­ка­тов без­услов­но сбли­жа­ло с осталь­ны­ми то, что их заня­тие счи­та­лось весь­ма почтен­ным⁸², а сами они по боль­шей части при­над­ле­жа­ли к миру рито­ри­че­ско­го обра­зо­ва­ния и сло­вес­ной куль­ту­ры⁸³. В Эдик­те о ценах адво­ка­ты сто­ят в одном ряду с пре­по­да­ва­те­ля­ми, явля­ясь бли­жай­ши­ми соседя­ми рито­ров⁸⁴. С дру­гой сто­ро­ны, в источ­ни­ках отсут­ст­ву­ют не толь­ко ука­за­ния на какие-либо при­ви­ле­гии и льготы, свя­зан­ные с про­фес­си­ей адво­ка­та, но даже и на соот­вет­ст­ву­ю­щие пре­тен­зии пред­ста­ви­те­лей этой спе­ци­аль­но­сти. Дея­тель­ность адво­ка­та дол­гое вре­мя рас­смат­ри­ва­лась в Риме не как про­фес­сия, а как без­воз­мезд­ное заня­тие с.50 людей выс­ше­го обще­ства, под­дер­жи­ваю­щих и защи­щаю­щих в суде сво­им вли­я­ни­ем и крас­но­ре­чи­ем дру­зей и кли­ен­тов. По мере того как все боль­ше небо­га­тых и незнат­ных людей ста­но­ви­лось адво­ка­та­ми, ста­рые нор­мы посте­пен­но теря­ли свою силу, одна­ко толь­ко при Клав­дии адво­ка­ты полу­чи­ли закон­ное пра­во на гоно­рар (не пре­вы­шаю­щий 10 тыс. сестер­ци­ев)⁸⁵, кото­рый мож­но было, по всей види­мо­сти, истре­бо­вать в поряд­ке экс­тра­ор­ди­нар­но­го судо­про­из­вод­ства⁸⁶. Одна­ко тра­ди­ци­он­ные ари­сто­кра­ти­че­ские пред­став­ле­ния, свя­зан­ные с дея­тель­но­стью адво­ка­тов, дол­гое вре­мя про­дол­жа­ли суще­ст­во­вать, и те из них, кто при­над­ле­жал к при­ви­ле­ги­ро­ван­ным сосло­ви­ям, мог­ли по-преж­не­му не брать пла­ты за свои услу­ги⁸⁷, упо­доб­ля­ясь тем самым ско­рее фило­со­фам и юри­стам, чем про­чим пре­по­да­ва­те­лям и вра­чам. Таким обра­зом, наде­ле­ние адво­ка­тов осо­бой пра­во­вой защи­той мог­ло рас­смат­ри­вать­ся не как судеб­ная льгота, а как свиде­тель­ство дегра­да­ции было­го пре­сти­жа это­го почтен­но­го заня­тия, поэто­му, веро­ят­но, адво­ка­там не нашлось места в Уль­пи­а­но­вом пере­чне «спе­ци­а­ли­стов», удо­сто­ен­ных такой чести.

Закон­чив обшир­ный экс­курс, посвя­щен­ный адво­ка­там и их кли­ен­там, Уль­пи­ан сно­ва воз­вра­ща­ет­ся к сво­ей основ­ной теме — вопро­су о «спе­ци­а­ли­стах», имев­ших осо­бую пра­во­вую защи­ту, «забыв», что он уже завер­шил ее изло­же­ние и под­вел ито­ги. В пере­чень тех, кто был при­рав­нен к про­фес­со­рам в отно­ше­нии судеб­ной льготы, он вклю­ча­ет нянь-кор­ми­лиц, (D. 50. 13. 1. 14), а затем сно­ва под­твер­жда­ет пра­во контр­аген­тов при­ви­ле­ги­ро­ван­ных «спе­ци­а­ли­стов» на ана­ло­гич­ную льготу, трак­туя этот вопрос в свя­зи с pe­ti­tio­nes mu­tuae, т. е. в ином аспек­те, чем рань­ше (D. 50, 13. 1. 15). Таким обра­зом, няни-кор­ми­ли­цы ока­зы­ва­ют­ся в свое­об­раз­ном пост­скрип­ту­ме Уль­пи­а­но­ва фраг­мен­та. Из чис­ла про­чих пере­чис­ля­е­мых Уль­пи­а­ном «спе­ци­а­ли­стов» нянь-кор­ми­лиц выде­ля­ет так­же и то, что наш автор ни еди­ным сло­вом не упо­ми­на­ет об их отно­ше­нии к про­фес­со­рам⁸⁸. Пра­во нянь-кор­ми­лиц на судеб­ную льготу Уль­пи­ан обос­но­вы­ва­ет столь же стран­но, как и пра­во учи­те­лей началь­ной шко­лы: намест­ни­ки долж­ны раз­би­рать иско­вые тре­бо­ва­ния нянь-кор­ми­лиц extra or­di­nem, посколь­ку те име­ют обык­но­ве­ние обра­щать­ся к намест­ни­кам со сво­и­ми пре­тен­зи­я­ми (т. е. пото­му, что так уже пове­лось). Свиде­тельств о каких-либо иных при­ви­ле­ги­ях и льготах нянь-кор­ми­лиц не име­ет­ся. Воз­ни­ка­ет есте­ствен­ный вопрос: поче­му же они ока­за­лись в одной ком­па­нии с про­фес­со­ра­ми, вра­ча­ми и учи­те­ля­ми, а не с работ­ни­ка­ми тех реме­сел, кото­рые не свя­за­ны с бук­ва­ми и сте­но­гра­фи­че­ски­ми зна­ка­ми⁸⁹? Отве­чая на этот вопрос, неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли про­сто зачис­ля­ют нянь-кор­ми­лиц в одну кате­го­рию с пови­валь­ны­ми баб­ка­ми, а сле­до­ва­тель­но, и с вра­ча­ми, не при­во­дя каких бы то ни было аргу­мен­тов в поль­зу такой клас­си­фи­ка­ции⁹⁰. Понять их с.51 побуди­тель­ные моти­вы не осо­бен­но труд­но: и те и дру­гие «спе­ци­а­ли­сты» — это жен­щи­ны, свя­зан­ные с груд­ны­ми мла­ден­ца­ми и не име­ю­щие ниче­го обще­го с «бук­ва­ми или сте­но­гра­фи­че­ски­ми зна­ка­ми»; и те и дру­гие при­над­ле­жат к соци­аль­ным низам и кро­ме осо­бой пра­во­вой защи­ты ника­ки­ми ины­ми при­ви­ле­ги­я­ми не обла­да­ют. Одна­ко нет дан­ных, что сами рим­ляне, и в част­но­сти Уль­пи­ан, руко­вод­ст­во­ва­лись подоб­ной логи­кой. Как уже отме­ча­лось, няни-кор­ми­ли­цы в Уль­пи­а­но­вом пере­чне сто­ят особ­ня­ком, и в ком­по­зи­ци­он­ном отно­ше­нии они все-таки бли­же к «спут­ни­кам», а с точ­ки зре­ния обос­но­ва­ния их льготы — к учи­те­лям началь­ной шко­лы. Осо­бую пози­цию в этом отно­ше­нии зани­ма­ет А. Бер­нар, кото­рый раз­би­ра­ет вопрос о нянях-кор­ми­ли­цах в при­ло­же­нии к гла­ве, посвя­щен­ной вра­чам, одна­ко не видит пря­мой свя­зи меж­ду няня­ми и пови­валь­ны­ми баб­ка­ми. Он отме­ча­ет, что глав­ную роль в наде­ле­нии нянь судеб­ной льготой игра­ло корм­ле­ние гру­дью. Моло­ко, кото­рое дава­ла ребен­ку сво­бод­ная жен­щи­на, не мог­ло стать объ­ек­том дого­во­ра най­ма, посколь­ку та, кто заме­ня­ла ребен­ку мать и забо­ти­лась о его жиз­ни и здо­ро­вье, игра­ла столь важ­ную роль, что ее нель­зя было поста­вить наравне с про­сты­ми наем­ни­ка­ми⁹¹. Поле­ми­зи­руя с А. Бер­на­ром, Дж. Коп­по­ла спра­вед­ли­во отме­ти­ла, что те няни-кор­ми­ли­цы, кото­рые работа­ли за пла­ту, рас­смат­ри­ва­лись в Риме как одна из кате­го­рий наем­ных работ­ни­ков⁹². Одна­ко в осталь­ном взгляды этих иссле­до­ва­те­лей прак­ти­че­ски схо­дят­ся. О нянях-кор­ми­ли­цах Дж. Коп­по­ла пишет там же, где о вра­чах и пови­валь­ных баб­ках. Она пола­га­ет, что, зани­мая место мате­ри, няня-кор­ми­ли­ца бра­ла на себя ее заботу о физи­че­ском и мораль­ном здо­ро­вье детей, что поз­во­ля­ет про­во­дить ана­ло­гию меж­ду ее трудом и дея­тель­но­стью вра­чей и пре­по­да­ва­те­лей. Имен­но поэто­му няня-кор­ми­ли­ца была удо­сто­е­на осо­бой пра­во­вой защи­ты вме­сте с ними⁹³.

Такая трак­тов­ка пред­став­ля­ет­ся мне спор­ной, посколь­ку она не учи­ты­ва­ет в доста­точ­ной мере взгляды и пред­став­ле­ния самих рим­лян. По их мне­нию, забота о здо­ро­вье и обра­зо­ва­нии детей лежа­ла не на мате­ри, а на отце-домо­вла­ды­ке (pa­ter fa­mi­lias), с кото­рым все­гда оста­ва­лись жить дети в слу­чае раз­во­да роди­те­лей⁹⁴. Рим­ляне, кото­рые даже в дея­тель­но­сти учи­те­лей началь­ной шко­лы и про­фес­со­ров с трудом нахо­ди­ли что-то общее, вряд ли мог­ли видеть в нянях-кор­ми­ли­цах пред­ста­ви­те­лей того же само­го рода заня­тий, к кото­ро­му при­над­ле­жа­ли пре­по­да­ва­те­ли и вра­чи⁹⁵. Нако­нец, если руко­вод­ст­во­вать­ся логи­кой Дж. Коп­по­ла, то оста­ет­ся непо­нят­ным, поче­му «сухие няни», кото­рые не кор­ми­ли ребен­ка гру­дью, но в осталь­ном дела­ли ту же самую работу, что и кор­ми­ли­цы, не мог­ли поль­зо­вать­ся осо­бой пра­во­вой защи­той. Раз­би­рая вопрос о при­чине вклю­че­ния нянь-кор­ми­лиц в пере­чень при­ви­ле­ги­ро­ван­ных «спе­ци­а­ли­стов», необ­хо­ди­мо при­нять во вни­ма­ние, что, по мне­нию Уль­пи­а­на, у с.52 всех них, а так­же у фило­со­фов и про­фес­со­ров пра­ва была одна общая осо­бен­ность: их заня­тия при­над­ле­жа­ли к высо­ко­по­чи­тае­мым и свя­щен­ным, что выде­ля­ло их из чис­ла про­чих «под­лых про­фес­сий» (ar­tes sor­di­dae)⁹⁶. Оста­ет­ся толь­ко выяс­нить, какие имен­но осно­ва­ния мог­ли поз­во­лить при­знать скром­ную дея­тель­ность нянь-кор­ми­лиц, работав­ших по най­му, свя­щен­ной.

Уже со вре­ме­ни Позд­ней рес­пуб­ли­ки про­фес­сия няни-кор­ми­ли­цы была широ­ко рас­про­стра­нен­ной и востре­бо­ван­ной, осо­бен­но в бога­тых семьях⁹⁷. Вит­ру­вий кон­ста­ти­ру­ет, как само собой разу­ме­ю­ще­е­ся, что родив­ший­ся на свет мла­де­нец не может быть выкорм­лен без няни­но­го моло­ка (2 pr. 3).

Обра­ща­ясь к чита­те­лям — людям сво­его кру­га, Цице­рон отме­ча­ет: «Мы, едва явив­шись на свет, уже ока­зы­ваем­ся в хао­се лож­ных мне­ний и чуть ли не с моло­ком кор­ми­ли­цы, мож­но ска­зать, впи­ва­ем заблуж­де­ния. От нее мы пере­хо­дим к роди­те­лям, от роди­те­лей к учи­те­лям и впи­ва­ем все новые и новые заблуж­де­ния…» (Tusc. 3. 1. 2; пер. М. Гас­па­ро­ва). Няня, таким обра­зом, в пред­став­ле­нии рим­лян была столь же при­выч­ным и необ­хо­ди­мым для ребен­ка чело­ве­ком, как и его роди­те­ли и учи­те­ля, и так же как и они, воль­но или неволь­но ока­зы­ва­ла на него глу­бо­кое воздей­ст­вие. Про­ти­во­по­став­ляя испор­чен­ным циви­ли­за­ци­ей рим­ля­нам близ­ких к при­ро­де гер­ман­цев Тацит ука­зы­ва­ет: «Каж­до­го из них кор­мит гру­дью соб­ст­вен­ная мать, а слу­жан­кам и кор­ми­ли­цам их не отда­ют» (Germ. 20. 1)⁹⁸. Из это­го выска­зы­ва­ния мож­но узнать не толь­ко о суще­ст­во­ва­нии двух видов нянь: домаш­них рабынь и наем­ных работ­ниц⁹⁹, но так­же и о неодоб­ри­тель­ном отно­ше­нии вер­ных древним тра­ди­ци­ям рим­лян к отка­зу от поряд­ка, уста­нов­лен­но­го самой при­ро­дой. Не толь­ко Тацит, но и мно­гие дру­гие совре­мен­ные ему писа­те­ли наста­и­ва­ли на том, чтобы, как это при­ня­то у пред­ков, мать в бога­том доме выкарм­ли­ва­ла детей сво­им моло­ком¹⁰⁰. В эпи­та­фии жены бога­то­го импе­ра­тор­ско­го отпу­щен­ни­ка в чис­ле про­чих ее заме­ча­тель­ных досто­инств было отме­че­но, что она даже выкор­ми­ла соб­ст­вен­ной гру­дью сво­их детей¹⁰¹, т. е. была не толь­ко иде­аль­ной женой, но и иде­аль­ной мате­рью¹⁰². Эта над­пись свиде­тель­ст­ву­ет как о широ­ком рас­про­стра­не­нии тра­ди­ци­он­ных взглядов, так и о глу­бо­ком рас­хож­де­нии меж­ду ними и реаль­ной жиз­нью.

Пред­став­ле­ния рим­лян о необ­хо­ди­мо­сти выкарм­ли­ва­ния ребен­ка мате­рин­ским моло­ком нашли наи­бо­лее пол­ное вопло­ще­ние в пере­дан­ной Авлом Гел­ли­ем речи фило­со­фа Фаво­ри­на (NA. 12. 1). По его мне­нию, мате­рин­ское моло­ко ничем, кро­ме цве­та, не отли­ча­ет­ся от кро­ви, кото­рую полу­ча­ло еще нерож­ден­ное дитя в мате­рин­ской утро­бе (12. 1. 12). Чер­ты телес­но­го и духов­но­го сход­ства ребен­ка с роди­те­ля­ми обу­слов­ле­ны осо­бен­но­стя­ми как отцов­ско­го семе­ни, так и мате­рин­ско­го моло­ка (12. 1. 14), поэто­му пита­ние ново­рож­ден­но­го чужим моло­ком озна­ча­ет, что он с.53 скла­ды­ва­ет­ся и фор­ми­ру­ет­ся из чужой пло­ти и кро­ви (12. 1. 11) и при­об­ре­та­ет чужие свой­ства (12. 1. 17). В обос­но­ва­ние сво­их взглядов Фаво­рин при­во­дит аргу­мен­ты «есте­ствен­но­на­уч­но­го» харак­те­ра, про­во­дя ана­ло­гии с живот­ны­ми и рас­те­ни­я­ми. Он ука­зы­ва­ет, что если ове­чьим моло­ком вскарм­ли­ва­ют­ся коз­ля­та, а козьим — ягня­та, то весь­ма часто у пер­вых шерсть ста­но­вит­ся жест­че, а у послед­них — волос дела­ет­ся мяг­че (12. 1. 15)¹⁰³. Так­же для ума­ле­ния или при­умно­же­ния врож­ден­ных свойств дере­вьев или зла­ков (ad earum in­do­lem) по боль­шей части важ­нее сила и мощь питаю­щих их воды и зем­ли, чем само­го поса­жен­но­го семе­ни, поэто­му мож­но часто видеть, как пыш­ное и цве­ту­щее дере­во, пере­са­жен­ное в дру­гое место, поги­ба­ет из-за сока худ­шей зем­ли (12. 1. 16). В этом срав­не­нии упо­доб­ле­ние мате­ри зем­ле, а отцов­ско­го семе­ни сажен­цу явно наве­я­ны широ­ко рас­про­стра­нен­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми¹⁰⁴, а конеч­ный вывод — рим­ским пони­ма­ни­ем еди­но­го для всех зако­на при­ро­ды¹⁰⁵. Таким обра­зом, по мне­нию рим­лян, люди, как и все дру­гие суще­ства, созда­ны не толь­ко из пло­ти и кро­ви сво­их роди­те­лей, но так­же и сво­ей кор­ми­ли­цы, от кото­рой, как и от отца с мате­рью, они насле­ду­ют те или иные свой­ства. Гово­ря о том, что вся­кий пред­мет пре­вос­хо­дит свое нача­ло, Сене­ка сопо­став­ля­ет могу­чую реку с ее исто­ка­ми, высо­кое дере­во с его кор­ня­ми, про­слав­лен­но­го мужа с его скром­ной няней-кор­ми­ли­цей (De be­nef. 3. 29. 4—7). Он не видит суще­ст­вен­ной раз­ни­цы меж­ду бла­го­де­я­ни­я­ми, совер­шен­ны­ми отцом, родив­шим его, и няней, кото­рая его выкор­ми­ла, посколь­ку ни без того, ни без дру­го­го невоз­мож­но было бы достичь чего-либо в даль­ней­шем (De be­nef. 3. 29. 7). Ука­зы­вая, что чело­век сво­ей смер­тью отда­ет долг поро­див­шей его при­ро­де, Марк Авре­лий пишет, что уме­рев, он упа­дет на зем­лю, откуда его отец взял семя, мать — кровь, а няня-кор­ми­ли­ца — моло­ко (5. 4), т. е. все, из чего он был создан. Соран сове­ту­ет выби­рать кор­ми­ли­цу урав­но­ве­шен­ную и со спо­кой­ным харак­те­ром, посколь­ку мла­ден­цы есте­ствен­но упо­доб­ля­ют­ся той жен­щине, кото­рая их выкарм­ли­ва­ет, и при­об­ре­та­ет при­су­щие ей чер­ты харак­те­ра (Gyn. 2. 19; ср. Quint. Inst. Or. 1. 1. 4). В соот­вет­ст­вии с эти­ми пред­став­ле­ни­я­ми няня-кор­ми­ли­ца наряду с отцом и мате­рью ока­зы­ва­ет­ся в чис­ле самых близ­ких чело­ве­ку людей, нераз­рыв­но свя­зан­ных с ним самою при­ро­дой¹⁰⁶. Оче­вид­но, имен­но поэто­му в Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те кор­ми­ли­цы выде­ля­ют­ся из чис­ла про­чих нянь и вос­пи­та­те­лей, уха­жи­ваю­щих за ребен­ком.

Бли­зость кор­ми­ли­цы к ее питом­цу, по мне­нию вер­ных древним тра­ди­ци­ям рим­лян, мог­ла ска­зать­ся на его отно­ше­ни­ях с роди­те­ля­ми. Отка­зы­ва­ясь от обя­зан­но­стей, воз­ло­жен­ных на нее самой при­ро­дой, мать, соглас­но мора­ли­стам, тем самым раз­ры­ва­ет есте­ствен­ные свя­зи меж­ду собой и ребен­ком, кото­рый пере­но­сит свою любовь на заняв­шую ее место няню¹⁰⁷. «И поэто­му, — заме­ча­ет Фаво­рин, — раз были забы­ты и с.54 погуб­ле­ны осно­вы врож­ден­ной род­ст­вен­ной при­вя­зан­но­сти (na­ti­vae pie­ta­tis), сколь­ко бы вскорм­лен­ные дети ни люби­ли, как пред­став­ля­ет­ся, отца и мать, эта любовь едва ли не в боль­шей части явля­ет­ся не есте­ствен­ной, а искус­ст­вен­ной и мни­мой» (Aul. Gell. 12. 1. 23). Таким обра­зом, кор­ми­ли­ца, осво­бож­дая мать от мно­гих тягост­ных обя­зан­но­стей, вме­сте с тем лиша­ет ее зна­чи­тель­ной доли пола­гаю­щей­ся ей по есте­ствен­но­му пра­ву род­ст­вен­ной при­вя­зан­но­сти (pie­tas). Судя по име­ю­щим­ся в нашем рас­по­ря­же­нии свиде­тель­ствам, для подоб­но­го рода опа­се­ний были опре­де­лен­ные осно­ва­ния. В пер­вые годы жиз­ни ребен­ка няня-кор­ми­ли­ца ока­зы­ва­лись для него бли­же роди­те­лей¹⁰⁸. Меж­ду няней и ее вос­пи­тан­ни­ком обыч­но воз­ни­ка­ло чув­ство при­вя­зан­но­сти, кото­рое неред­ко сохра­ня­лось, изме­ня­ясь при этом в зави­си­мо­сти от воз­рас­та быв­ше­го под­опеч­но­го, на про­тя­же­нии всей жиз­ни¹⁰⁹. Любовь няни-кор­ми­ли­цы к сво­е­му питом­цу упо­доб­ля­ет­ся рим­ля­на­ми мате­рин­ской. В чис­ле наших близ­ких (nostro­rum), любя­щих нас нера­зум­ной любо­вью и желаю­щих нам того, что не идет на поль­зу, Сене­ка назы­ва­ет няню, педа­го­га и мать (Ep. 60. 1)¹¹⁰. Как свиде­тель­ст­ву­ет рим­ская пого­вор­ка, при­веден­ная Пуб­ли­ли­ем Сиром, «скорбь няни (из-за утра­ты под­опеч­но­го) усту­па­ет толь­ко мате­рин­ской» (Sent. 659)¹¹¹. В чис­ле близ­ких род­ст­вен­ни­ков, пере­чис­ля­е­мых в эпи­та­фии, постав­лен­ной импе­ра­тор­ским отпу­щен­ни­ком, няня идет сра­зу вслед за отцом и мате­рью (CIL 6. 20042)¹¹².

Из несколь­ких тысяч най­ден­ных в самом Риме над­пи­сей с эпи­та­фи­я­ми 22 постав­ле­ны няня­ми (или ими и роди­те­ля­ми) их питом­цам и 40 — под­опеч­ны­ми (или их роди­те­ля­ми) сво­им няням¹¹³. Это не так уж и мало, если при­нять во вни­ма­ние почти пол­ное отсут­ст­вие, как отме­че­но Х. Ниль­сен¹¹⁴, упо­ми­на­ний в эпи­та­фи­ях лиц, не вхо­див­ших в самый узкий семей­ный круг (the clo­sest fa­mi­ly)¹¹⁵. Огра­ни­чен­ный круг с.55 деди­кан­тов и адре­са­тов эпи­та­фий свя­зан не с тем, что дру­зья и даль­ние род­ст­вен­ни­ки не игра­ли сколь­ко-нибудь важ­ной роли в жиз­ни рим­ля­ни­на, а с осо­бен­но­стя­ми рим­ской систе­мы цен­но­стей, в соот­вет­ст­вии с кото­рой похо­ро­ны близ­ко­го род­ст­вен­ни­ка счи­та­лись одной из глав­ных свя­щен­ных обя­зан­но­стей чело­ве­ка — of­fi­cium pie­ta­tis или of­fi­cium pium¹¹⁶. Судя по име­ю­щим­ся у нас свиде­тель­ствам, няни-кор­ми­ли­цы испол­ня­ли этот долг по отно­ше­нию к сво­им быв­шим под­опеч­ным, даже когда тех покида­ли осталь­ные род­ные и близ­кие. Так, напри­мер, Неро­на похо­ро­ни­ли в его родо­вой усы­паль­ни­це две няни-кор­ми­ли­цы и налож­ни­ца (Suet. Ne­ro. 50), Доми­ци­а­на, память кото­ро­го была пре­да­на про­кля­тию, тай­но похо­ро­ни­ла его няня-кор­ми­ли­ца (Suet. Dom. 17. 3)¹¹⁷. В посвя­щен­ных няням быв­ши­ми питом­ца­ми (или их роди­те­ля­ми) эпи­та­фи­ях усоп­шие ино­гда име­ну­ют­ся «piis­si­mae», «pien­tis­si­mae», «sanctis­si­mae»¹¹⁸. Как отме­ти­ла Х. Ниль­сен, эпи­тет pius и про­из­вод­ные от него исполь­зо­ва­лись в эпи­та­фи­ях очень часто, но при этом почти исклю­чи­тель­но меж­ду самы­ми близ­ки­ми кров­ны­ми род­ст­вен­ни­ка­ми, как пра­ви­ло, меж­ду роди­те­ля­ми и детьми¹¹⁹. Таким обра­зом, и в этом слу­чае няни-кор­ми­ли­цы ока­зы­ва­ют­ся вклю­чен­ны­ми в очень узкий круг, за пре­де­ла­ми кото­ро­го оста­ва­лись даже супру­ги. Глу­бо­кая вовле­чен­ность няни-кор­ми­ли­цы в жизнь семьи сво­его под­опеч­но­го неред­ко застав­ля­ла ее забы­вать о соб­ст­вен­ных близ­ких: почти пол­но­стью отсут­ст­ву­ют эпи­та­фии, постав­лен­ные ею сво­им детям и мужу или сожи­те­лю. По мне­нию Р. Гюн­тер, это объ­яс­ня­ет­ся не столь­ко ее огра­ни­чен­ны­ми финан­со­вы­ми воз­мож­но­стя­ми, сколь­ко чрез­вы­чай­но силь­ной инте­гра­ци­ей в семью сво­его питом­ца¹²⁰. Награ­дой за пре­дан­ность и при­вя­зан­ность для няни-рабы­ни был отпуск на волю. Судя по эпи­гра­фи­че­ским дан­ным, няни-кор­ми­ли­цы полу­ча­ли сво­бо­ду зна­чи­тель­но чаще, чем заня­тые в домаш­нем услу­же­нии рабы иных спе­ци­аль­но­стей¹²¹.

На нянь-кор­ми­лиц не рас­про­стра­ня­лись введен­ные зако­ном Элия Сен­ция: огра­ни­че­ния при отпус­ке рабов на волю несо­вер­шен­но­лет­ним гос­по­ди­ном. По свиде­тель­ству Уль­пи­а­на (D. 40. 2. 11; 13), «если кто-нибудь моло­же 20 лет отпус­ка­ет (рабов) на волю, то при этом при­зна­ют­ся осно­ва­ния тако­го рода: если (отпу­щен­ный на волю) явля­ет­ся вне­брач­ным сыном или доче­рью, либо при­жи­тым вне бра­ка бра­том, или сест­рой (гос­по­ди­на), либо если это — его молоч­ный брат или вос­пи­та­тель, или педа­гог, или няня-кор­ми­ли­ца, либо сын или дочь кого-нибудь из них, либо если это его вос­пи­тан­ник или кап­са­рий…»¹²². Осно­ва­ни­ем для сде­лан­но­го из обще­го пра­ви­ла исклю­че­ния при­зна­ва­лась «закон­ная при­вя­зан­ность» (ius­tus af­fec­tus — D. 40. 2. 16 pr.), испы­ты­вае­мая гос­по­ди­ном к этим лицам. Здесь вос­пи­та­те­ли, в чис­ло кото­рых вхо­дит няня-кор­ми­ли­ца, вме­сте с род­ст­вен­ни­ка­ми по кро­ви и при­ем­ной род­ней состав­ля­ют круг самых близ­ких гос­по­ди­ну людей, тех, к кому он не может не испы­ты­вать с.56 при­вя­зан­но­сти и при­зна­тель­но­сти¹²³. Но при­вя­зан­ность к близ­ким род­ст­вен­ни­кам (и осо­бен­но род­ным «по есте­ствен­но­му пра­ву»), соеди­нен­ная с чув­ст­вом дол­га, пред­став­ля­ла собой pie­tas¹²⁴. Воз­мож­но, няни вме­сте с дру­ги­ми вос­пи­та­те­ля­ми при­рав­не­ны зако­но­да­те­лем к кров­ным род­ст­вен­ни­кам, осво­бож­де­ние кото­рых мог­ло рас­смат­ри­вать­ся как of­fi­cium pie­ta­tis и в силу это­го допус­ка­лось в обход обще­го поряд­ка¹²⁵. В поль­зу тако­го пред­по­ло­же­ния свиде­тель­ст­ву­ет дру­гое исклю­че­ние из обще­го пра­ви­ла, о кото­ром идет речь в титу­ле Дигест, посвя­щен­ном опе­ку­нам и попе­чи­те­лям, зло­употреб­ля­ю­щим сво­им поло­же­ни­ем (D. 26. 10). Хотя жен­щи­нам запре­ща­лось обра­щать­ся в суд вме­сто кого-либо дру­го­го (pro alio pos­tu­la­re — D. 50. 17. 2 pr.), они мог­ли предъ­явить иско­вое тре­бо­ва­ние в инте­ре­сах близ­ко­го род­ст­вен­ни­ка, если его опе­кун не вну­шал дове­рия. Уточ­няя, кому это было доз­во­ле­но, Уль­пи­ан отме­ча­ет: «Допус­ка­ют­ся даже жен­щи­ны, но толь­ко те, кото­рые при­сту­па­ют к это­му, побуж­дае­мые чув­ст­вом дол­га и при­вя­зан­но­сти по отно­ше­нию к род­ст­вен­ни­ку, как, напри­мер, мать. Так­же это могут сде­лать няня-кор­ми­ли­ца и бабуш­ка. Может и сест­ра, ведь отно­си­тель­но сест­ры име­ет­ся рескрипт боже­ст­вен­но­го Севе­ра» (D. 26. 10. 1. 7)¹²⁶. Таким обра­зом, пра­во няни на вме­ша­тель­ство в поль­зу сво­его питом­ца, так же как и пра­во мате­ри и бабуш­ки, име­ет в каче­стве сво­его осно­ва­ния чув­ство род­ст­вен­но­го дол­га и при­вя­зан­но­сти (pie­tas) и в отли­чие от пра­ва сест­ры не под­вер­га­ет­ся сомне­нию. Осо­бые отно­ше­ния меж­ду няней-кор­ми­ли­цей и под­опеч­ным при­рав­ни­ва­ют­ся зако­но­да­те­ля­ми к отно­ше­ни­ям меж­ду самы­ми близ­ки­ми род­ст­вен­ни­ка­ми и, так же как и от них, от няни ждут про­яв­ле­ния pie­tas.

По всей види­мо­сти, нель­зя не согла­сить­ся с иссле­до­ва­те­ля­ми, счи­таю­щи­ми, что няня-кор­ми­ли­ца и дей­ст­ву­ю­щий рука об руку с ней педа­гог состав­ля­ли вме­сте со сво­им под­опеч­ным свое­об­раз­ную сурро­гат­ную семью и в неко­то­рых отно­ше­ни­ях заме­ня­ли ему отца и мать¹²⁷.

Исхо­дя из все­го это­го, мож­но пред­по­ло­жить, что осо­бая пра­во­вая защи­та была пре­до­став­ле­на няням-кор­ми­ли­цам, а так­же, веро­ят­но, и педа­го­гам, чтобы обес­пе­чить допол­ни­тель­ные гаран­тии про­тив нару­ше­ния отно­ше­ний, свя­зан­ных со свя­щен­ным для рим­лян поня­ти­ем pie­tas, вклю­чав­шим в себя при­вя­зан­ность и чув­ство дол­га по отно­ше­нию к род­ным, оте­че­ству и богам и счи­тав­шим­ся, по выра­же­нию Цице­ро­на, «осно­вою всех доб­ле­стей» (Pro Plan­cio. 29)¹²⁸.

В этом отно­ше­нии опре­де­лен­ное сход­ство с няня­ми-кор­ми­ли­ца­ми и педа­го­га­ми име­ли так­же и пре­по­да­ва­те­ли, посколь­ку отно­ше­ния меж­ду ними и их уче­ни­ка­ми отож­дествля­лись рим­ля­на­ми с отно­ше­ни­я­ми меж­ду отца­ми и детьми¹²⁹. По мне­нию Квин­ти­ли­а­на, учи­тель дол­жен отно­сить­ся к сво­им уче­ни­кам как отец и счи­тать себя с.57 заме­щаю­щим им роди­те­лей (Inst. or. 3. 2. 5). Ему сле­ду­ет рас­смат­ри­вать пре­по­да­ва­ние не как обя­зан­ность, а как про­яв­ле­ние люб­ви (1. 2. 15)¹³⁰. Обра­ща­ясь к уче­ни­кам, Квин­ти­ли­ан насто­я­тель­но сове­ту­ет им любить сво­их пре­по­да­ва­те­лей как отцов, но не физи­че­ских, а духов­ных, и добав­ля­ет, что эта любовь (pie­tas) очень помо­га­ет в уче­бе (2. 9. 1—2). Сохра­ни­лись над­гро­бия с эпи­та­фи­я­ми, постав­лен­ны­ми учи­те­лям их уче­ни­ка­ми, чту­щи­ми of­fi­cium pie­ta­tis¹³¹. Сре­ди каз­нен­ных или сослан­ных Неро­ном людей, свя­зан­ных с ним «каким-либо свой­ст­вом или род­ст­вом» (aut af­fi­ni­ta­te ali­qua… aut pro­pin­qui­ta­te co­niunctos), Све­то­ний назы­ва­ет не толь­ко при­ем­ную сест­ру и пасын­ка тира­на, но так­же и его молоч­но­го бра­та Тус­ка, сына его кор­ми­ли­цы, и его пре­по­да­ва­те­ля (prae­cep­to­rem) Сене­ку, пре­фек­та Бур­ра¹³² и пре­ста­ре­лых отпу­щен­ни­ков — его покро­ви­те­лей и настав­ни­ков (fau­to­res at­que rec­to­res) как при усы­нов­ле­нии, так и при воца­ре­нии (Ne­ro. 35. 4—5). Этот печаль­ный мар­ти­ро­лог Све­то­ний завер­ша­ет пере­чис­ле­ни­ем пре­ступ­ле­ний, совер­шен­ных «про­тив посто­рон­них» (in ex­te­ros), т. е. про­тив людей, не при­над­ле­жав­ших к семье или к род­ст­вен­ни­кам тира­на (Ne­ro. 36. 1)¹³³. В чис­ло лиц, к кото­рым хоро­ший ребе­нок дол­жен был испы­ты­вать любовь и при­вя­зан­ность, Пли­ний вклю­ча­ет нянь-кор­ми­лиц, педа­го­га и пре­по­да­ва­те­лей (Pl. Ep. 5. 16. 3)¹³⁴.

Все это поз­во­ля­ет при­знать, что меж­ду няней-кор­ми­ли­цей, педа­го­га­ми и пре­по­да­ва­те­ля­ми все-таки мож­но про­во­дить ана­ло­гии, но не в отно­ше­нии их про­фес­сио­наль­ной дея­тель­но­сти, а в отно­ше­нии той роли, кото­рую они игра­ли в рим­ской фами­лии и в рим­ской систе­ме цен­но­стей.

Види­мо, пере­чень про­фес­сий, удо­сто­ен­ных в Уль­пи­а­но­вом фраг­мен­те осо­бой пра­во­вой защи­ты, сло­жил­ся на осно­ве двух, если мож­но так выра­зить­ся, раз­но­на­прав­лен­ных прин­ци­пов: с одной сто­ро­ны — защи­ты «обще­ст­вен­ной поль­зы» (в соот­вет­ст­вии с ним туда были вклю­че­ны про­фес­со­ра, вра­чи и при­рав­нен­ные к ним «спе­ци­а­ли­сты»), с дру­гой — защи­ты pie­tas (поэто­му туда вклю­чи­ли кор­ми­лиц и при­рав­нен­ных к ним педа­го­гов и пре­по­да­ва­те­лей).

Воз­мож­но, намест­ни­ки сна­ча­ла по сво­ей ини­ци­а­ти­ве ста­ли раз­би­рать вне уста­нов­лен­но­го поряд­ка жало­бы нянь-кор­ми­лиц и учи­те­лей началь­ной шко­лы, чтобы взять под защи­ту отно­ше­ния, осно­ван­ные на pie­tas¹³⁵, а впо­след­ст­вии эта прак­ти­ка, отве­чаю­щая ожи­да­ни­ям под­дан­ных, была одоб­ре­на выс­шей вла­стью¹³⁶ и ста­ла частью инсти­ту­та осо­бой пра­во­вой защи­ты как при­ви­ле­ги­ро­ван­ных про­фес­со­ров и вра­чей, так и рядо­вых учи­те­лей и кор­ми­лиц. Этот инсти­тут был свя­зан с защи­той как тех лиц, чья про­фес­сио­наль­ная дея­тель­ность счи­та­лась осо­бен­но полез­ной для обще­ства, так и тех цен­но­стей, без кото­рых обще­ство про­сто не мог­ло бы суще­ст­во­вать.

Таким обра­зом, раз­би­рая гро­шо­вые тяж­бы нищих учи­те­лей и кор­ми­лиц, намест­ни­ки тем самым про­яв­ля­ли заботу и попе­че­ние об осно­вах и усто­ях рим­ско­го соци­у­ма.

The fact that such pri­vi­le­ges were gran­ted to pro­fes­sors and phy­si­cians was un­doub­ted­ly in ac­cord with ge­ne­ral im­pe­rial po­li­cy of gran­ting pri­vi­le­ges to peop­le who­se la­bour was con­si­de­red of spe­cial use­ful­ness for the so­cie­ty. But why were the sa­me rights gi­ven to ele­men­ta­ry school tea­chers, pae­da­go­gi and wet-nur­ses who had no ot­her pri­vi­le­ges and ap­pa­rently were not inclu­ded among the peop­le, who­se ser­vi­ces were of high so­cial im­por­tan­ce? The answer may lie in the spe­cial po­si­tion they had in Ro­man fa­mi­ly and Ro­man sys­tem of va­lues. Wet-nur­ses and pae­da­go­gi, to a cer­tain ex­tent, played the ro­le of pa­rents in res­pect to the children they were in char­ge of, and to­ge­ther with them con­sti­tu­ted а kind of sur­ro­ga­te fa­mi­ly wit­hin the fa­mi­lia it­self. Ac­cor­ding to Ro­man views the tea­cher was al­so seen as a sub­sti­tu­te of his pu­pil’s fa­ther. Both wet-nur­ses and pae­da­go­gi were con­nec­ted with the children by the links of kindred lo­ve and du­ty (pie­tas) con­si­de­red to be the ba­sis of all vir­tues in Ro­me (Cic. Pro Plan­cio 29). De­fen­ding their in­te­rests in court could be seen as de­fen­ding pie­tas. Loo­king in­to the claims of des­ti­tu­te tea­chers and wet-nur­ses per­so­nal­ly, the go­ver­nor de­monstra­ted ca­re and at­ten­tion to the foun­da­tions of the Ro­man so­cie­ty.