Чарльзуорт М. П.

Некоторые фрагменты пропаганды Марка Антония

Charlesworth M. P. Some Fragments of the Propaganda of Mark Antony // The Classical Quarterly. 1933. Vol. 27. P. 172—177.
Перевод с англ. С. Э. Таривердиевой.

с.172 Граж­дан­ская вой­на, кото­рая завер­ши­лась победой Окта­ви­а­на и само­убий­ст­вом Анто­ния и Клео­пат­ры — это один из самых захва­ты­ваю­щих, но одно­вре­мен­но и самых туман­ных эпи­зо­дов рим­ской исто­рии; в основ­ном, неяс­ность вызва­на тем, что победи­тель успеш­но навя­зал соб­ст­вен­ное виде­ние собы­тий сво­им сооте­че­ст­вен­ни­кам, а через них и потом­кам. Это не озна­ча­ет, что его вер­сия собы­тий непре­мен­но пол­ная ложь: опас­ность, гро­зив­шая Риму, была вполне реаль­ной, пат­рио­тизм, кото­рый вылил­ся в Co­niu­ra­tio to­tius lta­liae[1] 32 г. до н. э. и вдох­нов­лял Вер­ги­лия и Гора­ция, не был искус­ст­вен­ным, хотя и тща­тель­но взра­щи­вал­ся. Но для того, чтобы раз­жечь необ­хо­ди­мую воин­ст­вен­ность и вызвать нуж­ный энту­зи­азм, обе­им сто­ро­нам при­шлось про­па­ган­ди­ро­вать в свою поль­зу, — а в антич­ные вре­ме­на про­па­ган­да зача­стую при­об­ре­та­ла фор­му лич­ных оскорб­ле­ний и кле­ве­ты. В этом деле пред­ста­ви­те­ли Окта­ви­а­на, веро­ят­но, достиг­ли боль­ше­го успе­ха, хотя сего­дня лишь немно­гие (если оста­вить в сто­роне авто­ров нашу­мев­ших рома­нов) при­ни­ма­ют тра­ди­ци­он­ное изо­бра­же­ние Анто­ния и Клео­пат­ры за нечто, близ­кое к прав­де1. Но хотя про­па­ган­да Анто­ния и не была такой эффек­тив­ной, победа Окта­ви­а­на не уни­что­жи­ла ее; на самом деле, огром­ная ее часть сохра­ни­лась и выда­ет себя за фак­ты в таких рас­ска­зах об этом вре­ме­ни, где лич­ность Окта­ви­а­на пред­ста­ет в очень нега­тив­ном све­те.

Не сле­ду­ет сомне­вать­ся в том, что эта про­па­ган­да была обшир­ной с само­го нача­ла2: Цице­рон цити­ру­ет эдикт и пись­мо Анто­ния, общий тон кото­ро­го ясен (см. ниже): Пли­ний утвер­жда­ет, что суще­ст­во­вал зна­ме­ни­тый трак­тат de eb­rie­ta­te sua[2], кото­рый, как недав­но пока­зал К. Скотт3, был издан как само­за­щи­та от обви­не­ний в пьян­стве; Тацит (пусть и в речи, при­ду­ман­ной за Кре­му­ция Кор­да) заме­ча­ет «An­to­nii epis­tu­lae, Bru­ti con­tio­nes, fal­sa qui­dem in Augus­tam prob­ra, sed mul­ta cum acer­bi­ta­te ha­bent»[3] (Ann. IV, 34, 8), а Све­то­ний, как будет пока­за­но, запол­нен этой про­па­ган­дой. Она была направ­ле­на не толь­ко про­тив Окта­ви­а­на, но про­тив всех, кто под­дер­жи­вал его или не под­дер­жи­вал Анто­ния; отсюда речи Ази­ния Пол­ли­о­на contra ma­le­dic­ta An­to­nii[4]и Мес­са­лы contra An­to­nii lit­ters[5]4 или напа­де­ние на Доми­ция Аге­но­бар­ба, о кото­ром упо­ми­на­ет Све­то­ний (Ne­ro 3, 2). Кро­ме того, Анто­ний не испы­ты­вал недо­стат­ка в защит­ни­ках; Плу­тарх в про­из­веде­нии «Как отли­чить дру­га от льсте­ца» (Мора­лии I, стр. 56E) с него­до­ва­ни­ем рас­ска­зы­ва­ет, что Анто­ния цени­ли как τὰ Ἀντω­νίον τρυ­φὰςκαὶ ἀκο­λασίας καὶ πα­νηγυ­ρισ­μοὐς ἱλα­ρὰ πράγ­μα­τα καὶ φι­λάνθρω­πα χρω­μένης ἀφθό­ναὐτῷ δυ­νάμεως καὶτύ­χηὑπο­κορι­ζόμε­νος [ἔπαι­νος][6].

Мож­но быть уве­рен­ным, что напад­ки Анто­ния, глав­ным обра­зом, были направ­ле­ны на харак­тер Окта­ви­а­на и содер­жа­ли в себе хоро­шо извест­ные, тра­ди­ци­он­ные при­е­мы лич­ных оскорб­ле­ний, при­ме­ром кото­рых явля­ют­ся (напри­мер) речи Цице­ро­на «Про­тив Кати­ли­ны» или «Про­тив Пизо­на» или даже сами Филип­пи­ки. Совер­шен­но оче­вид­но, что боль­шая часть этой про­па­ган­ды дошла до Сене­ки, Таци­та и Плу­тар­ха и ока­за­лась густо впле­те­на в рас­ска­зы позд­ней­ших исто­ри­ков. Рас­пу­тать эту кле­ве­ту — непро­стое дело и цель этой ста­тьи скром­нее: рас­смот­реть лишь те слу­хи, кото­рые аутен­тич­ны Анто­нию и рас­пус­ка­лись от его име­ни, а так­же в общих чер­тах пока­зать их послед­ст­вия. Будет удоб­но сна­ча­ла про­ци­ти­ро­вать фраг­мен­ты, а затем дать корот­кий ком­мен­та­рий. Все они про­ис­хо­дят из Све­то­ния; я цити­рую по изда­нию Има Edi­tio Mi­nor.

с.173 Фраг­мен­ты.

А. 1. M. An­to­nius li­ber­ti­num ei proa­vum exprob­rat, res­tio­nem e pa­go Thu­ri­no, avum ar­gen­ta­rium[7]. (Sue­to­nius, Aug. 2. 3).

A. 2. Ve­rum idem An­to­nius, des­pi­ciens etiam ma­ter­nam Augus­ti ori­gi­nem, proa­vum eius Af­ri ge­ne­ris fuis­se et mo­do un­guen­ta­riam ta­ber­nam mo­do pistri­num Ari­ciae exer­cuis­se obi­cit[8]. (ib. 4. 2).

A. 3. [in­fan­ti cog­no­men Thu­ri­no in­di­tum est, in me­mo­riam maio­rum ori­gi­nis]… Sed et a M. An­to­nio in epis­to­lis per con­tu­me­liam sae­pe Thu­ri­nus ap­pel­la­tur[9]. (ib. 7. 1).

A. 4. (Мути­на) prio­re [proe­lio] An­to­nius fu­gis­se eum scri­bit ac si­ne pa­lu­da­men­to equo­que post bi­duum de­mum ap­pa­ruis­se…[10] (ib. 10. 4).

A. 5. [Окта­виан креп­ко уснул перед бит­вой при Нав­ло­хе] … Un­de prae­bi­tam An­to­nio ma­te­riam pu­tem exprob­ran­di, ne rec­tis qui­dem ocu­lis eum as­pi­ce­re po­tuis­se instruc­tam aciem, ve­rum su­pi­num, cae­lum in­tuen­tem, stu­pi­dum cu­buis­se, nec pri­us sur­re­xis­se ac mi­li­ti­bus in con­spec­tum ve­nis­se quam a M. Ag­rip­pa fu­ga­tae sint hos­tium na­ves[11]. (ib. 16. 2).

A. 6. Scri­bit etiam ad ip­sum haec fa­mi­lia­ri­ter ad­huc nec­dum pla­ne ini­mi­cus aut hos­tis: «Quid te mu­ta­vit? Quod re­gi­nam ineo? Uxor mea est. Nunc coe­pi an ab­hinc an­nos no­vem? Tu dein­de­so­lam Dru­sil­lam inis? Ita va­leas, uti tu, hanc epis­tu­lam cum le­ges, non inie­ris Ter­tul­lam aut Te­ren­til­lam aut Ru­fil­lam aut Sal­viam Ti­ti­se­niam aut om­nes»[12]. (ib. 69. 2).

A. 7. M. An­to­nius su­per fes­ti­na­tas Li­viae nup­tias obie­cit et fe­mi­nam con­su­la­rem e tric­li­nio vi­ri co­ram in cu­bi­cu­lum ab­duc­tam, rur­sus in con­vi­vium ru­ben­ti­bus auri­cu­lis in­comptio­re ca­pil­lo­re­duc­tam; di­mis­sam Scri­bo­niam, quia li­be­rius do­luis­set ni­miam po­ten­tiam pae­li­cis; con­di­cio­nes quae­si­tas per ami­cos, qui mat­res fa­mi­lias et adul­tas aeta­te vir­gi­nes de­nu­da­rent at­que­perspi­ce­rent, tam­quam To­ra­nio man­go­ne ven­den­te[13]. (ib. 69. 1).

A. 8. [Ce­na quo­que eius sec­re­tior in fa­bu­lis fuit, quae vul­go do­de­katheos vo­ca­ba­tur:] in qua deo­rum dea­rum­que ha­bi­tu dis­cu­buis­se con­vi­vas et ip­sum pro Apol­li­ne or­na­tum non An­to­ni­mo­do epis­tu­lae sin­gu­lo­rum no­mi­na ama­ris­si­me enu­me­ran­tis ex prob­rant, sed… ver­sus[14]. (ib. 70).

A. 9. M. An­to­nius scri­bit pri­mum eum An­to­nio fi­lio suo des­pon­dis­se Iuliam, dein Co­ti­so­ni Ge­ta­rum re­gi, quo tem­po­re si­bi quo­que in vi­cem fi­liam re­gis in mat­ri mo­nium pe­tis­set[15]. (ib. 63).

A. 10. Pri­ma iuven­ta va­rio­rum de­de­co­rum in fa­miam sub­iit. Sex­tus Pom­pei­us ut ef­fe­mi­na­tum in­sec­ta­tus est; M. An­to­nius adop­tio­nem avun­cu­li stup­ro me­ri­tum; item L. Mar­ci fra­ter[16]… и т. д. (ib. 68).

A. 11. M. An­to­nius adgni­tum [Cae­sa­rio­nem] etiam ab eo [Iulio­Cae­sa­re] se­na­tui ad­fir­mauit, quae sci­re C. Ma­tium et C. Op­pium re­li­quos­que Cae­sa­ris ami­cos[17]. (Sue­to­nius, Div. Iul. 52, 2).

A. 12. De red­den­da re p. bis co­gi­ta­vit: pri­mum post oppres­sum sta­tim An­to­nium, me­mor objec­tum si­bi ab eo sae­pius, qua­si per ip­sum sta­ret ne red­de­re­tur[18]. (Sue­to­nius, Aug. 28).

A. 13. [После того, как Доми­ций Аге­но­барб пере­шел на сто­ро­ну Окта­ви­а­на, он умер «onul­la et ip­se in­fa­mia as­per­sus[19]»] Nam An­to­nius eum de­si­de­rio ami­cae Ser­vi­liae Nai­distransfu­gis­se iac­ta­vit[20]. (Sue­to­nius, Ne­ro. 3. 2).

Ком­мен­та­рии:

Фраг­мен­ты 1, 2 и 3. Они пре­сле­ду­ют одну и ту же цель — высме­ять семью и пред­ков Окта­ви­а­на, как со сто­ро­ны отца, так и со сто­ро­ны мате­ри. Это ста­рое сред­ство, рас­счи­тан­ное на такое суж­де­ние, как у Гора­ция: «for­tes crean­tur for­ti­bus et bo­nis»[21] и пер­вые свои попыт­ки Анто­ний пред­при­нял доволь­но рано, посколь­ку в Третьей Филип­пи­ке (кото­рая была про­из­не­се­на с.174 20 декаб­ря 44 г.) Цице­рон упо­ми­на­ет о напад­ках Анто­ния на Окта­ви­а­на и рас­ска­зы­ва­ет об их содер­жа­нии. «Ig­no­bi­li­ta­tem obi­cit C. Cae­sa­ris fi­lio, cuiu­se­tiam na­tu­ra pa­ter, si vi­ta sup­pe­di­tas­set, con­sul fac­tus est. Ari­ci­na ma­ter. Tral­lia­nam aut Ephe­siam pu­tes di­ce­re»[22] и так далее.

Эти ран­ние обви­не­ния вско­ре под­хва­ти­ли и раз­ви­ли, ибо во вре­мя про­скрип­ций, как сооб­ща­ет Све­то­ний (Aug. 70) под ста­ту­ей Окта­ви­а­на кто-то наца­ра­пал оскор­би­тель­ную над­пись «pa­ter ar­gen­ta­rius, ego Co­rin­thia­rius»[23]. Как вид­но из Све­то­ния (Aug. 4), сто­рон­ник Анто­ния, Кас­сий Парм­ский, зашел еще даль­ше; и, несо­мнен­но, все это было разду­то до неве­ро­ят­ных мас­шта­бов в про­цес­се вза­им­ных обви­не­ний в пред­две­рии Акция. При­ме­ча­тель­но, что содер­жа­ние всей этой кле­ве­ты ока­за­лось в пись­ме, направ­лен­ном про­тив Окта­ви­а­на (неиз­вест­ной даты), авто­ром кото­ро­го неко­то­рые рито­ры счи­та­ют Цице­ро­на; пред­по­ла­га­ют, что Цице­рон спра­ши­ва­ет, какие ново­сти из Рима смо­гут услы­шать от ново­при­быв­ше­го герои про­шло­го. «An es­se quon­dam an­nos XVIII na­tum, cui­us avus fue­rit ar­gen­ta­rius, as­ti­pu­la­tor pa­ter, uter­que ve­ro pre­ca­rium quaes­tum fe­ce­rit, se­dal­ter us­que ad se­nec­tu­tem, ut non ne­ga­ret, al­ter a pue­ri­ta, ut non pos­sit non con­fi­te­ri?»[24] и т. д. (9). Авгу­сту хва­ти­ло здра­во­го смыс­ла не ута­и­вать, что его род, пусть древ­ний и ува­жае­мый, не был про­слав­лен­ным и знат­ным, а Нико­лай и Вел­лей бла­го­ра­зум­но посту­пи­ли так же.

4. Цель это­го фраг­мен­та ясна — заклей­мить Окта­ви­а­на как тру­са. Рас­сказ о том, что он спрыг­нул с коня, бро­сил свой плащ пол­ко­во­д­ца и пря­тал­ся в тече­ние двух дней, конеч­но, не уве­ли­чил бы дове­рие к нему вете­ра­нов. Едва ли это про­изо­шло на самом деле; Гир­ций похва­лил его за то, как он сра­жал­ся в se­cun­dum proe­lium[25] (Phil. XIV, 10, 28) и Све­то­ний согла­ша­ет­ся, что во вто­рой бит­ве он про­явил боль­шую храб­рость. Почти такой же слух рас­про­стра­ня­ет­ся и о бит­ве при Филип­пах: в хоро­шо извест­ном отрыв­ке Пли­ния собра­ны все несча­стья, выпав­шие на долю Авгу­ста, и сре­ди них упо­ми­на­ет­ся «Phi­lip­pen­si proe­lio mor­bi­di fu­ga, et tri­duo in pa­lu­de aeg­ro­ti»[26] (Plin., N. H. VII, 148). Несо­мнен­но, что в пер­вой бит­ве Окта­виан был нездо­ров и что когда его лагерь взя­ли штур­мом вой­ска Бру­та, его само­го там не было. Этот неудоб­ный факт невоз­мож­но было отри­цать и вра­ги Окта­ви­а­на (и, воз­мож­но, Анто­ний) выжа­ли из него все; в дей­ст­ви­тель­но­сти, он был неудо­бен настоль­ко, что Август в соб­ст­вен­ной «Авто­био­гра­фии» объ­яс­нял свое отсут­ст­вие про­вид­че­ским пре­до­сте­ре­же­ни­ем дру­га (Plut., Brut. 41), и про­ти­во­по­став­лял это­му обви­не­нию намек, что и Анто­ний тоже отсут­ст­во­вал в бит­ве, а участ­во­вал толь­ко в пре­сле­до­ва­нии (Plut., Ant. 22); потом он на самом деле мог писать о Филип­пах «vi­ci bis acie»[27] (Res Ges­tae, 2). Без сомне­ния, Август счи­тал, что если он полу­ча­ет свою долю осуж­де­ния за про­скрип­ции, то име­ет пра­во полу­чать и свою долю сла­вы за победу; но эти замыс­ло­ва­тые объ­яс­не­ния и кон­троб­ви­не­ния пока­зы­ва­ют, насколь­ко серь­ез­ный эффект возы­ме­ло это обви­не­ние. Окта­виан мог отсут­ст­во­вать из-за болез­ни, но едва ли из тру­со­сти, так как если бы сын Цеза­ря хоть раз ясно выка­зал тру­сость перед вете­ра­на­ми сво­его отца — для него все было бы кон­че­но.

5. И сно­ва цель фраг­мен­та оче­вид­на: Окта­виан такой трус, что не осме­лил­ся взгля­нуть на сра­же­ние. Окта­виан почти попал­ся в ловуш­ку во вре­мя сици­лий­ской кам­па­нии и окон­ча­тель­ной победой был в боль­шой сте­пе­ни обя­зан уси­ли­ям сво­его вер­но­го дру­га Агрип­пы. Таким обра­зом, этот фраг­мент все­го лишь повто­ре­ние лейт­мо­ти­ва тру­со­сти. Одна­ко есть два момен­та. Пер­вый — это выбор слов: su­pi­num, cae­lum, in­tuen­tem, stu­pi­dum[28], кото­рый пока­зы­ва­ет, что Анто­ний здесь рез­ко отве­ча­ет на обви­не­ния в пьян­стве; луч­ше валять­ся пья­ным, чем из тру­со­сти. Вто­рой — если бы Окта­виан стал глу­мить­ся над Анто­ни­ем (что он и сде­лал) за то, что все победы одер­жа­ли его лега­ты, Анто­ний смог бы пари­ро­вать, что сво­ей победой над Секс­том Окта­виан обя­зан хоро­шей служ­бе Агрип­пы, кото­рый вел за него сра­же­ния. Если дело обсто­ит так, что это про­ли­ва­ет свет на отры­вок из Дио­на Кас­сия (XLIX, 4); после бит­вы при Милах Агрип­па не стал пре­сле­до­вать; сам Дион Кас­сий счи­та­ет, что Агрип­па не мог, но он вос­про­из­во­дит слух, что Агрип­па так посту­пил, посколь­ку опа­сал­ся зави­сти со сто­ро­ны сво­его началь­ни­ка. Это настоль­ко про­ти­во­ре­чит все­му, что нам извест­но об Агрип­пе, что этот слух с.175 с уве­рен­но­стью мож­но счи­тать враж­деб­ной выдум­кой, а посколь­ку любой такой слух мог родить­ся толь­ко после 36 г. до н. э. (дата бит­вы при Милах), мож­но обос­но­ван­но счи­тать, что он исхо­дил из лаге­ря Анто­ния.

6 и 7. Эти фраг­мен­ты удоб­но рас­смот­реть вме­сте, посколь­ку они оба наце­ле­ны на один и тот же резуль­тат — отве­тить Окта­виа­ну, кото­рый обви­нял Анто­ния в без­нрав­ст­вен­но­сти и в этом слу­чае шут­ки и серь­ез­ность Анто­ния были оди­на­ко­во дей­ст­вен­ны. Так как шут­ли­вость пер­во­го пись­ма оче­вид­на, и оно было «fa­mi­lia­ri­ter ad­huc»[29], а Анто­ний пишет, что его связь с Клео­патрой нача­лась девять лет назад (в Тар­се в 41 г. до н. э.), то его точ­но мож­но дати­ро­вать 33 г. до н. э. Воз­мож­но, это част­ный ответ Анто­ния на обид­ное пись­мо, кото­рое Окта­виан напра­вил ему и где сре­ди про­че­го упре­кал его за то, что он оста­вил свою закон­ную жену Окта­вию ради «егип­тян­ки» Клео­пат­ры и кото­рое Анто­ний полу­чил осе­нью 33 г. в Арме­нии (Plut., Ant. 55); поэто­му акцен­ти­ру­ет­ся вни­ма­ние на том, что Клео­пат­ра жена Анто­ния, а не про­сто любов­ни­ца. Во вто­ром фраг­мен­те, кото­рый, веро­ят­но, дати­ру­ет­ся позд­нее, собра­ны рост­ки раз­лич­ных скан­да­лов, осо­бен­но в свя­зи с поспеш­ной женить­бой на Ливии. По всей види­мо­сти, Дион Кас­сий рас­ска­зы­ва­ет об этом скан­да­ле в эпи­зо­де XLVIII кни­ги; в 34-й гла­ве, кото­рая откры­ва­ет­ся собы­ти­я­ми 39 г. до н. э., он рас­ска­зы­ва­ет, как Окта­виан сна­ча­ла сбрил боро­ду, и про­дол­жа­ет: ἤδη γὰρ καὶ τῆς Λιουίας ἐρᾶν ἤρχε­το καὶ διὰ τοῦ­το καὶ Σκρο­βωνίαν τε­κοῦσαν οί θυ­γάτ­ριον ἀπε­πέμ­ψα­το αὺθη­μερόν[30] (§ 3). Но в это вре­мя Ливия все еще нахо­ди­лась в изгна­нии вме­сте с мужем и они не мог­ли вер­нуть­ся до того, как был заклю­чен Мизен­ский мир меж­ду Секс­том Пом­пе­ем и три­ум­ви­ра­ми; на самом деле едва ли Окта­виан встре­чал Ливию до 39 г., а их свадь­ба не мог­ла состо­ять­ся ранее нача­ла сле­дую­ще­го года. Итак, в этом эпи­зо­де и в исто­рии про кар­ли­ка (Dio, XLVIII, 44. 3) мож­но видеть отра­же­ние обви­не­ний Анто­ния5.

8. Если эта ce­na[31] вооб­ще име­ла место, то это была паро­дия на лек­ти­стер­ний и как тако­вая серь­ез­но потряс­ла бы рим­ский дух. Несмот­ря на то, что обыч­но эту исто­рию счи­та­ют прав­ди­вой как при­мер юно­ше­ских без­рас­судств Окта­ви­а­на, и хотя Иммих (Aus Roms Zeitwen­de, c. 28) дати­ру­ет ее 40-м годом, когда серь­ез­но не хва­та­ло зер­на и это, по сло­вам Све­то­ния, уси­ли­ло озлоб­ле­ние наро­да про­тив это­го пира, все же здесь име­ет­ся несколь­ко слож­но­стей. Не сто­ит оста­нав­ли­вать­ся на сомни­тель­ном харак­те­ре пред­став­лен­ных свиде­тельств — пись­ма Анто­ния и каких-то народ­ных стиш­ков — ибо пред­по­ло­же­ние прав­ди­во­сти эпи­зо­да — это не то, чем зани­ма­лись бы исто­ри­ки авгу­стов­ской эпо­хи. Но так кажет­ся если оста­вить в сто­роне харак­тер Окта­ви­а­на, кото­рый был убеж­ден­ным при­вер­жен­цем рим­ской рели­ги­оз­ной тра­ди­ции; и труд­но пове­рить, что на каком-то подоб­ном пир­ше­стве он поз­во­лил бы кому-то изо­бра­жать Юпи­те­ра, если сам был Апол­ло­ном6. На самом деле, вся эта исто­рия не дока­за­на, но едва лишь слух рас­про­стра­нил­ся, как стал чрез­вы­чай­но выго­ден Анто­нию; если его само­го обви­ня­ли в том, что он изо­бра­жал из себя Дио­ни­са, он мог в ответ упрек­нуть Окта­ви­а­на Апол­ло­ном.

9. Этот неболь­шой фраг­мент инте­ре­сен. Конеч­но, воз­мож­но, что Окта­виан (напри­мер, во вре­мя заклю­че­ния Тарент­ско­го мира в 37 г. до н. э.) пообе­щал когда-нибудь в буду­щем выдать свою дочь Юлию за сына Анто­ния, но два после­дую­щих утвер­жде­ния — это чистый вымы­сел. Какие-либо пред­ло­же­ния дакий­ско­му царю Окта­виан мог сде­лать толь­ко в 35 или 34 гг., когда дакий­ские посоль­ства встре­ти­лись с ним, веро­ят­но, воз­ле Сис­ции (Dio, LI, 22. 8). Труд­но пове­рить, что в жену Коти­су пред­ло­жи­ли пяти­лет­нюю Юлию, но еще труд­нее пове­рить, что Окта­виан стал бы помыш­лять женить­ся на доче­ри Коти­са, когда уже состо­ял в бра­ке с Ливи­ей. И таким обра­зом цель выдум­ки про­яс­ня­ет­ся: Окта­виан упре­кал Анто­ния за его отно­ше­ния с «егип­тян­кой» Клео­патрой (разу­ме­ет­ся, она была егип­тян­кой не боль­ше, чем Георг I англи­ча­ни­ном) пока он был женат на Окта­вии (см. фрагм. 6); на это Анто­ний отве­ча­ет, что Окта­виан с.176 не толь­ко был готов выдать свою дочь за вар­ва­ра и тем самым разо­рвать помолв­ку с юным Анто­ни­ем, кото­рую обе­щал, но даже и сам соби­рал­ся взять в жены неве­сту-вар­вар­ку вдо­ба­вок к рим­ской жене Ливии. Это выдум­ка была сме­хотвор­ной, но эффек­тив­ной7.

10. Обви­не­ния, собран­ные в этом фраг­мен­те — это баналь­ней­шие при­е­мы антич­ной поле­ми­ки, кото­рые заме­ня­ли прав­ду силой. В сле­дую­щем пред­ло­же­нии Све­то­ний вос­про­из­во­дит обви­не­ние, кото­рое (как пока­зал Шакс­бург) опро­вер­га­ет­ся, если срав­нить его с инфор­ма­ци­ей Цице­ро­на (ad Att. XII. 37. 4), а Анто­ний рас­пу­стил эти слу­хи уже зимой 44 г.; «pri­mum in Cae­sa­rem», гово­рит Цице­рон (Phil. III. 15 и ср. с XIII. 19), «ma­le­dic­ta con­ges­sit dep­rompta ex re­cor­da­tio­ne im­pu­di­ci­tae et stup­ro­rum suo­rum»[32]. На самом деле, обви­не­ния Анто­ния про­тив Окта­ви­а­на име­ли под собой еще мень­ше осно­ва­ний, чем наме­ки Цице­ро­на. Невоз­мож­но ска­зать, поль­зо­вал­ся ли Све­то­ний каким-то ран­ним пись­мом или речью Анто­ния, либо все это было ска­за­но de eb­rie­ta­te[33].

Насчет этих обви­не­ний у нас нет осно­ва­ний не дове­рять Цице­ро­ну, кото­рый гово­рит толь­ко (Phil. III. 15) «Quis enim hoc adu­les­cen­te cas­tior? quis mo­des­tior? quod in iuven­tu­te­ha­be­mus il­lustrio­us exemplum ve­te­ris sancti­ta­tis?»[34]. Эти сведе­ния дает Нико­лай Дамас­ский, кото­рый в 13-й гла­ве био­гра­фии Авгу­ста рас­ска­зы­ва­ет о тща­тель­ном вос­пи­та­нии маль­чи­ка. Одна­ко, Яко­би так ком­мен­ти­ру­ет этот отры­вок: «die Ten­denz ist er­sichtlich; denn über das Ver­hal­ten des jun­gen Man­nes lie­fen sehr üb­le Ge­rüch­te um (Sue­ton. 68). Es sinddie Din­ge, ge­gen die ihn Cic. Phi­lipp. III. 15 ver­tei­digt»[35]. Да, имен­но так, но вни­ма­тель­ное изу­че­ние пред­по­ла­га­ет, что все эти «дур­ные слу­хи» рас­пу­сти­ли вра­ги Окта­ви­а­на. Сви­ре­пое обви­не­ние, что «adop­tio­nem avun­cu­li stu­por me­ri­tum»[36] вызва­но тем, что Анто­ний разо­ча­ро­вал­ся в заве­ща­нии Цеза­ря, когда узнал, что не стал — как наде­ял­ся (Ci­ce­ro, Phil. II. 71) — наслед­ни­ком или сыном Цеза­ря и оно сно­ва всплы­ва­ет в сочи­не­нии Псев­до-Цице­ро­на (10): «audiet C. Ma­rius im­pu­di­co do­mi­no pa­re­re nos … audiet Bru­tu­seum po­pu­lum, quem ip­se pri­mo, post pro­ge­nies eius a re­gi­bus li­be­ra­vit, pro tur­pi stu­por da­tum in ser­vi­tu­tem»[37].

Даже если отверг­нуть свиде­тель­ство Нико­лая Дамас­ско­го как пане­ги­ри­че­ское, все еще оста­ет­ся не толь­ко суж­де­ние суро­во­го Таци­та (dia­lo­gus, 28. 6) о том, что моло­до­го Окта­вия вос­пи­ты­ва­ли стро­го, но и осто­рож­ные сло­ва Цице­ро­на, а так­же мне­ние урав­но­ве­шен­но­го Матия, кото­рый видел в юно­ше «adu­les­cens op­ti­mae spei et dig­nis­si­mus Cae­sa­re»[38] (ad Fam. XI. 28): два послед­них свиде­тель­ства боль­ше заслу­жи­ва­ют дове­рия, посколь­ку напи­са­ны в то вре­мя, когда Окта­виан еще не имел поли­ти­че­ско­го зна­че­ния и нель­зя запо­до­зрить, что все это вызва­но нуж­да­ми вре­ме­ни.

11. Цель это­го утвер­жде­ния Анто­ния — про­ти­во­по­ста­вить при­тя­за­ния род­но­го и при­знан­но­го сына Юлия Цеза­ря при­тя­за­ни­ям при­ем­но­го сына; посколь­ку Анто­ний не мог быть заин­те­ре­со­ван в под­держ­ке Цеза­ри­о­на рань­ше, чем женил­ся на Клео­пат­ре (ок. 37 г. до н. э.), это утвер­жде­ние долж­но было быть сде­ла­но после этой даты и, веро­ят­но, после празд­но­ва­ния Даров Алек­сан­дрии зимой 34/33 г., когда Анто­ний объ­явил Цеза­ри­о­на насто­я­щим сыном Цеза­ря. Если это так, то фра­за Све­то­ния «утвер­ждал перед сена­том» невер­на, так как, несмот­ря на то, что Анто­ний отпра­вил посла­ние в сенат с прось­бой утвер­дить Дары, его дру­зья Сосий и Доми­ций Аге­но­барб, кон­су­лы 32 г., отка­за­лись зачи­тать его (Dio, XLIX, 41. 4); с дру­гой сто­ро­ны, вряд ли Анто­ний ранее этой даты стал бы пред­при­ни­мать дей­ст­вия, настоль­ко враж­деб­ные по отно­ше­нию к союз­ни­ку по три­ум­ви­ра­ту. Но это все­го лишь мел­кая ошиб­ка Све­то­ния, посколь­ку в конеч­ном ито­ге Анто­ний отпра­вил посла­ние в сенат.

С тем, что так назы­вае­мый Цеза­ри­он дей­ст­ви­тель­но был сыном Юлия Цеза­ря и Клео­пат­ры, сей­час соглас­ны все; а с тем, что Цезарь когда-то пуб­лич­но при­знал его с.177 или с тем, что если так, то его дру­зья Матий и Оппий пыта­лись скрыть это — совер­шен­но нет.

12. Для любо­го из остав­ших­ся три­ум­ви­ров оче­вид­ным спо­со­бом заво­е­вать попу­ляр­ность было пред­ло­же­ние сло­жить экс­тра­ор­ди­нар­ные пол­но­мо­чия и вос­ста­но­вить рес­пуб­ли­ку, если кол­ле­га сде­ла­ет то же самое. Соглас­но Дио­ну Кас­сию (XLIX. 41. 6) Анто­ний пред­ло­жил это в том посла­нии, кото­рое напра­вил сена­ту в 33 г. (см. фрагм. 11), и в 32 г. он клял­ся сво­им сто­рон­ни­кам, что если они одер­жат победу, он сло­жит свои пол­но­мо­чия в тече­ние двух меся­цев после победы (там же, 7. 1.) и на эту же клят­ву он ссы­ла­ет­ся в речи перед бит­вой, кото­рую пере­да­ет Дион Кас­сий (там же, 22. 4).

13. Серь­ез­ным уда­ром для Анто­ния дол­жен был стать пере­ход Доми­ция Аге­но­бар­ба на сто­ро­ну Окта­ви­а­на неза­дол­го перед бит­вой при Акции, посколь­ку он был ярым рес­пуб­ли­кан­цем, и его лояль­ность долж­на была быть несо­мнен­ной. Но судя по все­му, он решил, что не смо­жет слу­жить Анто­нию, если Анто­ний свя­жет свою судь­бу с Клео­патрой и, долж­но быть, мно­гие счи­та­ли так же. Поэто­му Анто­нию нуж­но было отыс­кать какую-нибудь позор­ную при­чи­ну для его пере­хо­да.

Важ­ность этих фраг­мен­тов заклю­ча­ет­ся в том, что все они или при­пи­сы­ва­ют­ся Анто­нию или порой явля­ют­ся цити­ро­ва­ни­ем его слов: я не рас­смат­ри­вал неко­то­рые фраг­мен­ты, кото­рые име­ют­ся в Филип­пи­ках Цице­ро­на — как, напри­мер, такой выпад про­тив Окта­ви­а­на «tu, puer, qui om­nia no­mi­ni de­bes»[39] — кото­рые слу­чай­но сохра­ни­лись в виде иллю­ст­ра­ций: в любом слу­чае, эти напад­ки более ран­ние, а здесь рас­смат­ри­ва­ет­ся про­па­ган­да, пред­ше­ст­во­вав­шая бит­ве при Акции. Мож­но наста­и­вать, что эти фраг­мен­ты лишь дока­зы­ва­ют то, что каж­дый может пред­ста­вить себе, то есть что Анто­ний кри­ти­ко­вал и очер­нял Окта­ви­а­на столь же мно­го, как и Окта­виан его, но здесь есть нечто боль­шее. Изу­че­ние этих фраг­мен­тов пока­зы­ва­ет, что мно­гие обви­не­ния про­тив Окта­ви­а­на, кото­рые обыч­но при­ни­ма­ют­ся или как свя­тая исти­на, напри­мер, его без­нрав­ст­вен­ность в ран­ние годы либо его тру­сость, или утвер­жде­ния, кото­рые рас­смат­ри­ва­ют­ся как исто­ри­че­ские фак­ты, напри­мер, обру­че­ние Юлии с дакий­цем Коти­сом — не осно­ва­ны ни на чем, кро­ме голо­слов­ных утвер­жде­ний Анто­ния и его сто­рон­ни­ков и их нель­зя при­ни­мать. Но эта про­па­ган­да име­ла такое огром­ное вли­я­ние, кото­рое пере­жи­ло пора­же­ние и смерть Анто­ния: сто­ит посмот­реть «Пись­мо к Окта­виа­ну» псев­до-Цице­ро­на, где Анто­ний назван «vir ani­mi ma­xi­mi»[40], а Окта­виан как маль­чиш­ка «cui nul­la vir­tus, nul­lae bel­lo­sub­ac­tae et ad im­pe­rium adiunctae pro­vin­ciae, nul­la dig­ni­tas maio­rum con­ci­lias­set eam po­ten­tiam»[41] — раз­ве ее вли­я­ние не замет­но и не оче­вид­но? Доста­точ­но есте­ствен­но эта про­па­ган­да была обра­бота­на в позд­них, враж­деб­ных Авгу­сту источ­ни­ках; так, Сене­ка может вос­клик­нуть, что Окта­виан в два­дцать лет «iam pu­gio­nes in si­num ami­co­ru­mabscon­de­rat8, iam in­si­diis M. An­to­nii con­su­lis la­tus pe­tie­ra, iam fue­rat col­le­ge proscrip­tio­nis»[42] (de cle­men­tia, I, 9 sqq.). И, нако­нец, сле­ду­ет взгля­нуть на отры­вок Анна­лов (I, 10), где про­кля­ты прин­ци­пат и сам Август, чтобы понять, каким глу­бо­ким было воздей­ст­вие этой и дру­гих частей про­па­ган­ды, излив­шей­ся на Таци­та, а через Таци­та — в мир.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1См. напри­мер, W. W. Tarn, The Battle of Ac­tium в J. R. S. XXI (1931), осо­бен­но стр. 196—198.
  • 2Об иссле­до­ва­нии инвек­тив Анто­ния про­тив Цице­ро­на, см. L. Piot­rowicz в Cha­ris­te­ria, Ca­si­mi­ro de Mo­raw­ski sep­tua­ge­na­rio ob­la­ta ab ami­cis col­le­gis dis­ci­pu­lis, Cra­co­viae, 1922, стр. 221—230.
  • 3В Class. Phil. XXIV (1929), стр. 133.
  • 4Хари­зий (ред. Бар­ви­ка [Barwick]), стр. 100. 23; стр. 164. 6.
  • 5Кри­ти­ку этой исто­рии см. J. Car­co­pi­no в Re­vue His­to­ri­que, CLXI (1929), с. 225.
  • 6За это кри­ти­че­ское заме­ча­ние я бла­го­да­рю про­фес­со­ра А. Д. Нока.
  • 7Любо­пыт­но, что Шакс­бург в изда­нии «Vi­ta di­vi Augus­ti» Све­то­ния хотя и ясно пони­ма­ет про­ти­во­ре­чи­вую при­ро­ду обви­не­ния (с. 123) все же на с. 43 писал так, слов­но исто­рия была здра­вой.
  • 8Ссыл­ка на сме­хотвор­ные слу­хи, что Окта­виан уда­рил кин­жа­лом в спи­ну Гир­ция и отра­вил Пан­су. По слу­хам, для отрав­ле­ния был нанят врач Гли­кон, но ср. ad Bru­tum, I, 6. 2.
  • ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИЦЫ:

  • [1]Объ­еди­не­ние клят­вой всей Ита­лии.
  • [2]О моем пьян­стве.
  • [3]Пись­ма Анто­ния и речи Бру­та… содер­жат неосно­ва­тель­ные, но про­ник­ну­тые боль­шим оже­сто­че­ни­ем упре­ки Авгу­сту».
  • [4]Про­тив хулы Анто­ния.
  • [5]Про­тив писем Анто­ния.
  • [6]Лас­ко­во назы­вая рос­кошь, рас­пу­щен­ность и рас­то­чи­тель­ность Анто­ния веща­ми забав­ны­ми и гуман­ны­ми, посколь­ку могу­ще­ство и сча­стье были к нему весь­ма бла­го­склон­ны.
  • [7]А Марк Анто­ний попре­ка­ет его тем, буд­то пра­дед его был воль­ноот­пу­щен­ник, канат­чик из Фурий­ско­го окру­га, а дед — ростов­щик. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [8]Одна­ко тот же Анто­ний, позо­ря пред­ков Авгу­ста и с мате­рин­ской сто­ро­ны, попре­кал его тем, буд­то его пра­дед был афри­кан­цем и дер­жал в Ари­ции то ли лав­ку с мазя­ми, то ли пекар­ню. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [9][В мла­ден­че­стве он был про­зван Фурий­цем в память о про­ис­хож­де­нии пред­ков]… Марк Анто­ний часто назы­ва­ет его в пись­мах Фурий­цем. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [10]В пер­вом сра­же­нии он, по сло­вам Анто­ния, бежал и появил­ся толь­ко через день, без пла­ща и без коня. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [11]Это, как я думаю, и дало Анто­нию повод оскор­би­тель­но заяв­лять, буд­то он не смел даже под­нять гла­за на гото­вые к бою суда — нет, он валял­ся как брев­но, брю­хом вверх, глядя в небо, и тогда толь­ко встал и вышел к вой­скам, когда Марк Агрип­па обра­тил уже в бег­ство вра­же­ские кораб­ли. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [12]Анто­ний даже писал ему по-при­я­тель­ски, когда меж­ду ними еще не было ни тай­ной, ни явной враж­ды: «С чего ты озло­бил­ся? Отто­го, что я живу с цари­цей? Но она моя жена, и не со вче­раш­не­го дня, а уже девять лет. А ты как буд­то живешь с одной Дру­зил­лой? Будь мне нелад­но, если ты, пока чита­ешь это пись­мо, не пере­спал со сво­ей Тер­тул­лой, или Терен­тил­лой, или Руфил­лой, или Саль­ви­ей Тити­зе­ни­ей, или со все­ми сра­зу». (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [13]А Марк Анто­ний, попре­кая его, поми­на­ет и о том, как не тер­пе­лось ему женить­ся на Ливии, и о том, как жену одно­го кон­су­ля­ра он на гла­зах у мужа увел с пира к себе в спаль­ню, а потом при­вел обрат­но, рас­тре­пан­ную и крас­ную до ушей, и о том, как он дал раз­вод Скри­бо­нии за то, что она поз­во­ля­ла себе рев­но­вать к сопер­ни­це, и о том, как дру­зья подыс­ки­ва­ли ему любов­ниц, разде­вая и огляды­вая взрос­лых деву­шек и мате­рей семейств, слов­но рабынь у рабо­тор­гов­ца Тора­ния. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [14]Его тай­ное пир­ше­ство, кото­рое в наро­де назы­ва­ли «пиром две­на­дца­ти богов», так­же было у всех на устах: его участ­ни­ки воз­ле­жа­ли за сто­лом, оде­тые бога­ми и боги­ня­ми, а сам он изо­бра­жал Апол­ло­на. Не гово­ря уже о той бра­ни, какою осы­пал его Анто­ний, ядо­ви­то пере­чис­ляя по име­нам всех гостей, об этом свиде­тель­ст­ву­ет и такой… сти­шок. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [15]Марк Анто­ний пишет, что спер­ва Юлия была обру­че­на с его сыном Анто­ни­ем, а потом — с гет­ским царем Коти­зо­ном, и тогда же сам Окта­вий за это про­сил себе в жены цар­скую дочь. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [16]Секст Пом­пей обзы­вал его жено­по­доб­ным, Марк Анто­ний уве­рял, буд­то свое усы­нов­ле­ние купил он постыд­ной ценой, а Луций, брат Мар­ка… и т. д. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [17]Марк Анто­ний утвер­ждал перед сена­том, что Цезарь при­знал маль­чи­ка [Цеза­ри­о­на] сво­им сыном, и что это извест­но Гаю Матию, Гаю Оппию и дру­гим дру­зьям Цеза­ря. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [18]О вос­ста­нов­ле­нии рес­пуб­ли­ки он заду­мы­вал­ся два­жды: в пер­вый раз — тот­час после победы над Анто­ни­ем, когда еще све­жи были в памя­ти частые обви­не­ния его, буд­то един­ст­вен­но из-за Окта­вия рес­пуб­ли­ка еще не вос­ста­нов­ле­на. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [19]Даже его не мино­ва­ла дур­ная сла­ва. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [20]Анто­ний уве­рял, буд­то он стал пере­беж­чи­ком отто­го, что соску­чил­ся по сво­ей любов­ни­це Сер­ви­лии Наиде. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [21]Родят­ся храб­рые от храб­рых и пре­крас­ных. (Пере­вод Пор­фи­ро­ва П. Ф.)
  • [22]Он попре­ка­ет сына Гая Цеза­ря незнат­но­стью, хотя даже род­ной его отец, будь он жив, стал бы кон­су­лом. Мать ари­ций­ка. Мож­но поду­мать, он гово­рит о жен­щине из Тралл или Эфе­са.
  • [23]Отец мой ростов­щик, а сам я вазов­щик. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [24]Что есть какой-то восем­на­дца­ти­лет­ний, чей дед был меня­лой, свиде­те­лем при сдел­ках — отец, но оба полу­ча­ли доход по чужой мило­сти, при­чем один вплоть до ста­ро­сти, так что он это­го не отри­ца­ет, дру­гой с дет­ства, так что он не может не при­знать сле­дую­ще­го. (Пере­вод В. О. Горен­штей­на).
  • [25]Вто­рой бит­ве.
  • [26]Болезнь при Филип­пах, бег­ство и необ­хо­ди­мость три дня оста­вать­ся на болотах.
  • [27]Два­жды победил их в бою.
  • [28]Валял­ся как брев­но, брю­хом вверх, глядя в небо.
  • [29]Пока еще дру­же­ским.
  • [30]Посколь­ку он уже был влюб­лен так­же и в Ливию и по этой при­чине раз­вел­ся со Скри­бо­ни­ей в тот же день, когда она роди­ла ему дочь.
  • [31]Тра­пе­за.
  • [32]Как он сна­ча­ла осы­пал Цеза­ря бра­нью в таких сло­вах, кото­рые отыс­кал в вос­по­ми­на­ни­ях о соб­ст­вен­ной рас­пу­щен­но­сти и раз­вра­те.
  • [33]В опья­не­нии.
  • [34]Ибо кто цело­муд­рен­нее это­го юно­ши? Кто скром­нее? В ком из наших юно­шей мы видим более слав­ный при­мер древ­ней порядоч­но­сти?
  • [35]«тен­ден­ция оче­вид­на; так как о поведе­нии моло­до­го чело­ве­ка ходи­ли очень дур­ные слу­хи (Sue­ton. 68). Это обви­не­ния, от кото­рых его защи­ща­ет Цице­рон (Phi­lipp. III. 15).
  • [36]Свое усы­нов­ле­ние купил он постыд­ной ценой. (Пере­вод М. Л. Гас­па­ро­ва).
  • [37]Услы­шит, что мы пови­ну­ем­ся бес­стыд­но­му вла­сти­те­лю, Гай Марий … услы­шит Брут, что тот народ, кото­рый сна­ча­ла он, а впо­след­ст­вии его потом­ки изба­ви­ли от царей, отдан в раб­ство в упла­ту за позор­ный раз­врат. (Пере­вод В. О. Горен­штей­на).
  • [38]Юно­шу, подаю­ще­го наи­луч­шие надеж­ды и вполне достой­но­го Цеза­ря. (Пере­вод В. О. Горен­штей­на).
  • [39]Ты, маль­чиш­ка, кото­рый всем обя­зан име­ни.
  • [40]Муж в выс­шей сте­пе­ни храб­рый. (Пере­вод В. О. Горен­штей­на).
  • [41]Не доб­лесть, не поко­рен­ные путем вой­ны и при­со­еди­нен­ные к государ­ству про­вин­ции, не досто­ин­ство пред­ков, кому наруж­ность ценой сра­ма дала день­ги и знат­ное имя. (Пере­вод В. О. Горен­штей­на).
  • [42]Он уже вон­зил кин­жал в грудь дру­зей; уже хит­ро­стью замах­нул­ся на кон­су­ла, Мар­ка Анто­ния; уже участ­во­вал в про­скрип­ци­ях.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1263912973 1303320677 1303222561 1330692176 1331646437 1331646627