Т. Моммзен

История Рима.

Книга пятая

Основание военной монархии.

Моммзен Т. История Рима. Т. 3. От смерти Суллы до битвы при Тапсе.
Русский перевод И. М. Масюкова под общей редакцией Н. А. Машкина.
ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, Москва, 1941.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изданию Моммзена 1995 г. (СПб, «Наука»—«Ювента»).

с.79 65

ГЛАВА III

СВЕРЖЕНИЕ ОЛИГАРХИИ И ГОСПОДСТВО ПОМПЕЯ.

Устой­чи­вость сул­лан­ско­го строя

Сул­лан­ская кон­сти­ту­ция все еще дер­жа­лась непо­ко­ле­би­мо. Буря, кото­рую дерз­ну­ли под­нять про­тив нее Лепид и Сер­то­рий, была отра­же­на с незна­чи­тель­ным ущер­бом. Но пра­ви­тель­ство не суме­ло достро­ить это лишь напо­ло­ви­ну закон­чен­ное зда­ние с той энер­ги­ей, кото­рая отли­ча­ла его осно­ва­те­ля. Харак­тер­но, что пра­ви­тель­ство не поде­ли­ло земель, назна­чен­ных Сул­лой для разде­ла, но не пар­цел­ли­ро­ван­ных еще при нем самом, и не отка­зы­ва­лось совер­шен­но от при­тя­за­ний на эти зем­ли. Оно поз­во­ля­ло преж­ним соб­ст­вен­ни­кам вре­мен­но вла­деть ими, не оформ­ляя их прав, и допу­сти­ло даже само­воль­ный захват отдель­ны­ми лица­ми мно­гих не роздан­ных еще участ­ков государ­ст­вен­ной зем­ли по ста­рой систе­ме окку­па­ции, кото­рая была юриди­че­ски и фак­ти­че­ски отме­не­на рефор­ма­ми Грак­хов. Все, что было в уста­нов­ле­ни­ях Сул­лы без­раз­лич­но или неудоб­но для опти­ма­тов, игно­ри­ро­ва­лось или отме­ня­лось ими без коле­ба­ний; так было, напри­мер, с лише­ни­ем целых общин пра­ва граж­дан­ства, с запре­ще­ни­ем объ­еди­не­ния новых кре­стьян­ских наде­лов, с рядом воль­но­стей, пре­до­став­лен­ных Сул­лой отдель­ным общи­нам, при­чем, конеч­но, сум­мы, упла­чен­ные общи­на­ми за эти при­ви­ле­гии, им не воз­вра­ща­лись. Одна­ко, хотя эти нару­ше­ния уста­нов­ле­ний Сул­лы самим же пра­ви­тель­ст­вом и поко­ле­ба­ли фун­да­мент это­го зда­ния, все же Сем­п­ро­ни­е­вы зако­ны оста­ва­лись в основ­ном отме­нен­ны­ми.

Тре­бо­ва­ния демо­кра­тов

Не было, конеч­но, недо­стат­ка в людях, меч­тав­ших о вос­ста­нов­ле­нии Грак­хо­вой кон­сти­ту­ции, как и в попыт­ках достиг­нуть путем посте­пен­ных кон­сти­ту­ци­он­ных реформ того, чего Лепид и Сер­то­рий доби­ва­лись рево­лю­ци­он­ным путем.

Хлеб­ные зако­ны

Еще под дав­ле­ни­ем аги­та­ции Лепида, после смер­ти Сул­лы (676) [78 г.], пра­ви­тель­ство согла­си­лось вос­ста­но­вить отча­сти разда­чу хле­ба, и оно про­дол­жа­ло делать все воз­мож­ное, чтобы в этом насущ­ном для сто­лич­но­го про­ле­та­ри­а­та вопро­се пой­ти ему навстре­чу. Когда, с.80 несмот­ря на эти разда­чи, высо­кие цены на хлеб, вызван­ные, глав­ным обра­зом, набе­га­ми пира­тов, при­ве­ли к страш­ной доро­го­визне, из-за кото­рой в 679 г. [75 г.] в Риме про­изо­шли силь­ные улич­ные бес­по­ряд­ки, чрез­вы­чай­ные закуп­ки зер­на в Сици­лии за счет пра­ви­тель­ства помог­ли самой тяже­лой нуж­де, а пред­ло­жен­ный кон­су­ла­ми 681 г. [73 г.] хлеб­ный закон регу­ли­ро­вал закуп­ку сици­лий­ско­го зер­на и пре­до­ста­вил пра­ви­тель­ству сред­ства для пред­у­преж­де­ния подоб­ных бед­ст­вий, прав­да, за счет про­вин­ци­а­лов.

Попыт­ки вос­ста­нов­ле­ния вла­сти три­бу­нов

Но и дру­гие пунк­ты раз­но­гла­сий, носив­шие менее мате­ри­аль­ный харак­тер, как вос­ста­нов­ле­ние вла­сти три­бу­нов в ее преж­нем объ­е­ме и упразд­не­ние сена­тор­ских судов, не пере­ста­ва­ли быть пред­ме­том 66 демо­кра­ти­че­ской аги­та­ции, при­чем здесь пра­ви­тель­ство дава­ло более энер­гич­ный отпор. Спор о пол­но­мо­чи­ях три­бу­нов был начат еще в 678 г. [76 г.], тот­час после пора­же­ния Лепида, народ­ным три­бу­ном Луци­ем Сици­ни­ем — быть может, потом­ком носив­ше­го то же имя лица, впер­вые зани­мав­ше­го эту долж­ность более 400 лет до это­го, но он потер­пел неуда­чу ввиду сопро­тив­ле­ния, ока­зан­но­го ему дея­тель­ным кон­су­лом Гаем Кури­о­ном. В 680 г. [74 г.] Луций Квинк­тий воз­об­но­вил аги­та­цию по это­му вопро­су, но отка­зал­ся от сво­его наме­ре­ния бла­го­да­ря вли­я­нию кон­су­ла Луция Лукул­ла. Через год с бо́льшим рве­ни­ем пошел по его сто­пам Гай Лици­ний Макр, пере­нес­ший, что весь­ма харак­тер­но для эпо­хи, свою лите­ра­тур­ную эруди­цию в поли­ти­че­скую жизнь и под вли­я­ни­ем про­чи­тан­но­го им лето­пис­но­го рас­ска­за сове­то­вав­ший граж­да­нам укло­нить­ся от воин­ской повин­но­сти.

Напад­ки на сена­тор­ские суды

Вско­ре ста­ли разда­вать­ся весь­ма обос­но­ван­ные жало­бы и на пло­хое отправ­ле­ние пра­во­судия при­сяж­ны­ми из сена­то­ров. Добить­ся осуж­де­ния ими сколь­ко-нибудь вли­я­тель­но­го лица было почти невоз­мож­но. Мало того, что кол­ле­га — сам быв­ший или буду­щий обви­ня­е­мый — чув­ст­во­вал состра­да­ние к про­ви­нив­ше­му­ся кол­ле­ге, про­даж­ность при­сяж­ных почти не состав­ля­ла уже исклю­че­ния. Мно­гие сена­то­ры были изоб­ли­че­ны в этом пре­ступ­ле­нии перед судом, на дру­гих, не менее винов­ных, пока­зы­ва­ли паль­ца­ми. Наи­бо­лее почтен­ные из опти­ма­тов, как, напри­мер, Квинт Катулл, при­зна­ва­ли в пуб­лич­ном заседа­нии сена­та, что жало­бы эти вполне обос­но­ва­ны. Неко­то­рые осо­бен­но обра­тив­шие на себя вни­ма­ние слу­чаи неод­но­крат­но вынуж­да­ли сенат — напри­мер в 680 г. [74 г.] — обсуж­дать меры про­тив про­даж­но­сти при­сяж­ных, разу­ме­ет­ся, лишь так дол­го, пока не ути­хал под­ня­тый шум и дело мож­но было пре­дать забве­нию. Резуль­та­том это­го отсут­ст­вия пра­во­судия было в осо­бен­но­сти такое систе­ма­ти­че­ское ограб­ле­ние и при­тес­не­ние про­вин­ци­а­лов, в срав­не­нии с кото­рым даже преж­ние зло­де­я­ния каза­лись снос­ны­ми и уме­рен­ны­ми. Кра­жи и гра­бе­жи были, так ска­зать, уза­ко­не­ны обы­ча­ем; комис­сия по делам о вымо­га­тель­ствах ста­ла чем-то с.81 вро­де учреж­де­ния, где воз­вра­щав­ши­е­ся с намест­ни­че­ства сена­то­ры обла­га­лись нало­гом в поль­зу их остав­ших­ся дома кол­лег. Но когда один почтен­ный сици­ли­ец был заоч­но и без допро­са при­го­во­рен намест­ни­ком к смер­ти за то, что он отка­зал­ся помочь ему совер­шить пре­ступ­ле­ние, когда даже рим­ские граж­дане, если они не были всад­ни­ка­ми или сена­то­ра­ми, долж­ны были боять­ся в про­вин­ци­ях розог и секи­ры рим­ско­го пра­ви­те­ля и древ­ней­шее досто­я­ние рим­ской демо­кра­тии — обес­пе­чен­ность жиз­ни и телес­ная непри­кос­но­вен­ность — ста­ло попи­рать­ся гос­под­ст­во­вав­шей оли­гар­хи­ей, тогда и народ на рим­ском фору­ме начал при­слу­ши­вать­ся к жало­бам на пра­ви­те­лей про­вин­ций и на неспра­вед­ли­вых судей, на кото­рых пада­ла мораль­ная ответ­ст­вен­ность за подоб­ные пре­ступ­ле­ния. Оппо­зи­ция, конеч­но, не пре­ми­ну­ла напасть на сво­их про­тив­ни­ков на почти един­ст­вен­ной остав­шей­ся ей поч­ве — в суде. Так, моло­дой Гай Юлий Цезарь, так­же при­ни­мав­ший, насколь­ко поз­во­лял его воз­раст, усерд­ное уча­стие в аги­та­ции за вос­ста­нов­ле­ние вла­сти три­бу­нов, в 677 г. [77 г.] при­влек к суду одно­го из вид­ней­ших дея­те­лей сул­лан­ской пар­тии, кон­су­ля­ра Гнея Дола­бел­лу, а в сле­дую­щем году — дру­го­го сул­лан­ско­го офи­це­ра, Гая Анто­ния; так, Марк Цице­рон в 684 г. [70 г.] при­влек к отве­ту Гая Верре­са, одно­го из самых жал­ких став­лен­ни­ков Сул­лы, быв­ше­го злей­шим бичом про­вин­ци­а­лов. Сно­ва и сно­ва изо­бра­жа­лись перед собрав­шей­ся тол­пой со всей 67 цве­ти­сто­стью италь­ян­ско­го крас­но­ре­чия, со всей желч­но­стью италь­ян­ско­го юмо­ра кар­ти­ны мрач­ной эпо­хи про­скрип­ций, ужас­ные стра­да­ния про­вин­ци­а­лов, позор­ное состо­я­ние рим­ско­го уго­лов­но­го суда; покой­ный вла­сти­тель и пере­жив­шие его кле­вре­ты бес­по­щад­но отда­ва­лись в жерт­ву гне­ву и насмеш­кам тол­пы. Вос­ста­нов­ле­ние пол­ной вла­сти три­бу­нов, с кото­рой сво­бо­да, могу­ще­ство и сча­стье государ­ства и нации каза­лись свя­зан­ны­ми древни­ми свя­щен­ны­ми чара­ми, воз­вра­ще­ние «стро­гих» всад­ни­че­ских судов, воз­об­нов­ле­ние упразд­нен­ной Сул­лой цен­зу­ры для чист­ки выс­ше­го государ­ст­вен­но­го учреж­де­ния от гни­лых и вред­ных эле­мен­тов еже­днев­но гром­ко тре­бо­ва­лись ора­то­ра­ми народ­ной пар­тии.

Без­успеш­ность демо­кра­ти­че­ской аги­та­ции

Одна­ко от это­го дело не меня­лось. Скан­да­ла и шуми­хи было доста­точ­но, но насто­я­щий успех все же нисколь­ко не был достиг­нут тем, что пра­ви­тель­ство поно­си­ли по заслу­гам и даже сверх того. Мате­ри­аль­ная сила, пока дело не дошло еще до воен­но­го вме­ша­тель­ства, оста­ва­лась в руках сто­лич­но­го граж­дан­ства, но тот «народ», кото­рый тол­кал­ся на ули­цах Рима и на фору­ме изби­рал долж­ност­ных лиц и тво­рил зако­ны, сам был ничуть не луч­ше пра­вя­ще­го сена­та. Прав­да, пра­ви­тель­ство долж­но было счи­тать­ся с тол­пой там, где речь шла об ее соб­ст­вен­ных кров­ных инте­ре­сах, поэто­му и был вос­ста­нов­лен хлеб­ный закон Сем­п­ро­ния. Но нече­го было думать о том, чтобы эти граж­дане серь­ез­но отнес­лись к какой-нибудь идее или целе­со­об­раз­ной рефор­ме. Спра­вед­ли­во при­ме­ня­ли к рим­ля­нам того с.82 вре­ме­ни сло­ва Демо­сфе­на об афи­ня­нах: эти люди очень рев­ност­ны, пока сто­ят вокруг ора­тор­ской три­бу­ны и выслу­ши­ва­ют пред­ло­же­ния, но, вер­нув­шись домой, никто не дума­ет уже боль­ше о том, что слы­шал на пло­ща­ди. Как ни разду­ва­ли пла­мя демо­кра­ти­че­ские аги­та­то­ры, все уси­лия их были напрас­ны, пото­му что не было горю­че­го мате­ри­а­ла. Пра­ви­тель­ство зна­ло это, и в круп­ней­ших прин­ци­пи­аль­ных вопро­сах оно не шло ни на какие уступ­ки; самое боль­шее, что оно согла­си­лось сде­лать, было объ­яв­ле­ние амни­стии лицам, эми­гри­ро­вав­шим с Лепидом (682) [72 г.]. Все сде­лан­ные уступ­ки про­шли не столь­ко под дав­ле­ни­ем демо­кра­тов, сколь­ко бла­го­да­ря посред­ни­че­ству уме­рен­ных ари­сто­кра­тов, одна­ко из двух зако­нов, про­веден­ных в 679 г. [75 г.] един­ст­вен­ным остав­шим­ся в живых вождем этой пар­тии, Гаем Кот­той, во вре­мя его кон­суль­ства, один закон, касав­ший­ся судов, был отме­нен уже в сле­дую­щем году, а вто­рой, упразд­няв­ший поста­нов­ле­ние Сул­лы, что лица, испол­няв­шие обя­зан­но­сти три­бу­на, лиша­ют­ся пра­ва зани­мать дру­гие маги­ст­ра­ту­ры, но остав­ляв­ший в силе про­чие огра­ни­че­ния, вызвал, как и все полу­ме­ры, лишь недо­воль­ство обе­их сто­рон. Пар­тия рефор­мист­ски настро­ен­ных кон­сер­ва­то­ров, лишив­ша­я­ся вско­ре вслед­ст­вие преж­девре­мен­ной смер­ти Кот­ты (око­ло 681 г. [73 г.]) сво­его вид­ней­ше­го вождя, все более и более при­хо­ди­ла в упа­док, сдав­лен­ная с двух сто­рон все рез­че обна­ру­жи­вав­ши­ми­ся край­ни­ми тен­ден­ци­я­ми. А из этих двух направ­ле­ний пар­тия пра­ви­тель­ства, как бы она ни была пло­ха и сла­ба, разу­ме­ет­ся, была в более выгод­ном поло­же­нии, чем рав­ным обра­зом пло­хая и сла­бая оппо­зи­ция.

Раз­рыв меж­ду пра­ви­тель­ст­вом и Пом­пе­ем-пол­ко­вод­цем

Но это выгод­ное для пра­ви­тель­ства поло­же­ние изме­ни­лось, когда рез­че обна­ру­жи­лись раз­но­гла­сия меж­ду ним и теми из его сто­рон­ни­ков, стрем­ле­ния кото­рых не огра­ни­чи­ва­лись почет­ным креслом в сена­те и ари­сто­кра­ти­че­ской вил­лой. В первую оче­редь к ним при­над­ле­жал Гней Пом­пей. Прав­да, и он был при­вер­жен­цем Сул­лы, но мы уже рань­ше ука­за­ли, как пло­хо он ладил со сво­ей пар­ти­ей, так как про­ис­хож­де­ние его, его про­шлое и его надеж­ды созда­ва­ли 68 пре­гра­ду меж­ду ним и ноби­ли­те­том, щитом и мечом кото­ро­го он офи­ци­аль­но счи­тал­ся. Это рас­хож­де­ние бес­по­во­рот­но уси­ли­лось во вре­мя испан­ских похо­дов Пом­пея (677—683) [77—71 гг.]. Пра­ви­тель­ство назна­чи­ло его в кол­ле­ги насто­я­ще­му пред­ста­ви­те­лю ари­сто­кра­тии Квин­ту Метел­лу неохот­но и не совсем доб­ро­воль­но, а он со сво­ей сто­ро­ны обви­нял сенат — и не без осно­ва­ния — в том, что его небреж­ное или зло­на­ме­рен­ное невни­ма­ние к испан­ским арми­ям было при­чи­ной их пора­же­ний и поста­ви­ло на кар­ту судь­бу всей экс­пе­ди­ции. Вер­нув­шись теперь победи­те­лем над явны­ми и тай­ны­ми вра­га­ми и стоя во гла­ве зака­лен­ной в боях и пре­дан­ной ему армии, он тре­бо­вал земель­ных наде­лов для сво­их сол­дат, а себе — три­ум­фа и кон­суль­ства. Послед­ние тре­бо­ва­ния про­ти­во­ре­чи­ли зако­ну. Пом­пей, хотя и с.83 обле­кав­ший­ся уже неод­но­крат­но в чрез­вы­чай­ном поряд­ке выс­шей долж­ност­ной вла­стью, не зани­мал еще ни одной орди­нар­ной маги­ст­ра­ту­ры, он не был даже кве­сто­ром и все еще не состо­ял чле­ном сена­та, меж­ду тем как кон­су­лом мог быть лишь тот, кто про­шел всю лест­ни­цу орди­нар­ных долж­но­стей, а на три­умф име­ли пра­во толь­ко лица, обле­чен­ные обыч­ной вер­хов­ной вла­стью. По зако­ну сенат имел пра­во отве­тить на при­тя­за­ния Пом­пея на долж­ность кон­су­ла ука­за­ни­ем, что ему нуж­но сна­ча­ла стать кве­сто­ром, а на его тре­бо­ва­ние о три­ум­фе — напо­ми­на­ни­ем о вели­ком Сци­пи­оне, кото­рый при таких же обсто­я­тель­ствах отка­зал­ся от три­ум­фа после заво­е­ва­ния Испа­нии. И в отно­ше­нии обе­щан­ной им сво­им сол­да­там зем­ли Пом­пей в силу кон­сти­ту­ции так­же зави­сел от доб­рой воли сена­та. Но если бы даже сенат усту­пил, что не было невоз­мож­но при его сла­бо­сти даже в гне­ве, и дал бы победо­нос­но­му пол­ко­вод­цу за его услу­ги в борь­бе с демо­кра­ти­че­ски­ми вождя­ми три­умф и кон­суль­ство, а его сол­да­там земель­ные наде­лы, то и в этом слу­чае счаст­ли­вей­шей уча­стью, кото­рую оли­гар­хия мог­ла бы при­гото­вить 36-лет­не­му пол­ко­вод­цу, было почет­ное обез­ли­че­нье в сена­тор­ской без­де­я­тель­но­сти сре­ди длин­но­го ряда отстав­ных сенат­ских «импе­ра­то­ров». На то, чего он, соб­ст­вен­но, жаж­дал, — чтобы сенат доб­ро­воль­но пору­чил ему коман­до­ва­ние в войне с Мит­ра­да­том, — ему нече­го было и наде­ять­ся; в сво­их соб­ст­вен­ных пра­виль­но поня­тых инте­ре­сах оли­гар­хия не мог­ла допу­стить, чтобы он к сво­ей афри­кан­ской и евро­пей­ской сла­ве при­со­еди­нил еще тро­феи третьей части све­та; обиль­ная добы­ча и лег­кие лав­ры на Восто­ке пре­до­став­ля­лись исклю­чи­тель­но родо­ви­тым ари­сто­кра­там. Так как про­слав­лен­ный пол­ко­во­дец не нахо­дил под­держ­ки у гос­под­ст­во­вав­шей оли­гар­хии, а для чисто лич­ной, откро­вен­но дина­сти­че­ской поли­ти­ки не наста­ло еще вре­мя, да и вся лич­ность Пом­пея не под­хо­ди­ла для это­го, то ему не оста­ва­лось дру­го­го выбо­ра, как всту­пить в союз с демо­кра­та­ми. Ника­кие инте­ре­сы не свя­зы­ва­ли его с сул­лан­ским режи­мом; при более демо­кра­ти­че­ском строе он мог бы пре­сле­до­вать свои лич­ные цели так же хоро­шо, если не луч­ше. Зато он нахо­дил в демо­кра­ти­че­ской пар­тии все то, что ему было нуж­но. Энер­гич­ные и лов­кие вожа­ки ее были гото­вы и спо­соб­ны снять с неуме­ло­го и непо­во­рот­ли­во­го героя бре­мя поли­ти­че­ско­го руко­вод­ства, но они все же были слиш­ком ничтож­ны, чтобы суметь, или хотя бы захо­теть, оспа­ри­вать у него первую роль, в осо­бен­но­сти же долж­ность глав­но­ко­ман­дую­ще­го. Даже наи­бо­лее выдаю­щий­ся из них, Гай Цезарь, был лишь моло­дой чело­век, кото­рый при­об­рел извест­ность в гораздо боль­шей мере сво­ей отва­гой во вре­мя ски­та­ний и сво­и­ми дол­га­ми, чем сво­им пла­мен­ным демо­кра­ти­че­ским крас­но­ре­чи­ем, и он был бы очень польщен, если бы про­слав­лен­ный импе­ра­тор 69 поз­во­лил ему быть его поли­ти­че­ским адъ­ютан­том. Попу­ляр­ность, — а люди тако­го скла­да, как Пом­пей, при­тя­за­ния кото­рых пре­вы­ша­ют их спо­соб­но­сти, при­да­ют ей боль­шее зна­че­ние, чем они гото­вы с.84 сознать­ся самим себе, — долж­на была в зна­чи­тель­ной мере выпасть на долю моло­до­го пол­ко­во­д­ца, сво­им при­со­еди­не­ни­ем обес­пе­чи­вав­ше­го победу почти про­иг­ран­но­го дела демо­кра­тии. Награ­да же, кото­рой он тре­бо­вал для себя и сво­их сол­дат, доста­лась бы ему сама собой. Каза­лось, что с паде­ни­ем оли­гар­хии, ввиду пол­но­го отсут­ст­вия у оппо­зи­ции дру­гих зна­чи­тель­ных вождей, опре­де­ле­ние даль­ней­ше­го поло­же­ния Пом­пея будет зави­сеть лишь от него одно­го. И едва ли мож­но было сомне­вать­ся в том, что пере­ход на сто­ро­ну оппо­зи­ции коман­дую­ще­го толь­ко что вер­нув­шей­ся из Испа­нии победо­нос­ной армии, цели­ком сто­яв­шей еще в Ита­лии, дол­жен был повлечь за собой паде­ние суще­ст­ву­ю­ще­го строя. Пра­ви­тель­ство и оппо­зи­ция были оди­на­ко­во бес­силь­ны; посколь­ку же послед­няя боро­лась бы уже не одни­ми лишь реча­ми, так как победо­нос­ный пол­ко­во­дец готов был под­дер­жать ее тре­бо­ва­ния сво­им мечом, пра­ви­тель­ство было бы, несо­мнен­но, побеж­де­но — быть может, даже без боя.

Коа­ли­ция пол­ко­вод­цев и демо­кра­тии

Таким обра­зом, обсто­я­тель­ства при­нуж­да­ли обе сто­ро­ны к коа­ли­ции. Прав­да, недо­стат­ка во вза­им­ной лич­ной анти­па­тии не было; победо­нос­ный пол­ко­во­дец не мог полю­бить улич­ных ора­то­ров, а послед­ние еще менее были рады при­вет­ст­во­вать убий­цу Кар­бо­на и Бру­та как сво­его вождя; тем не менее поли­ти­че­ская необ­хо­ди­мость — по край­ней мере на вре­мя — взя­ла верх над мораль­ны­ми сооб­ра­же­ни­я­ми.

Но демо­кра­ты и Пом­пей не одни заклю­чи­ли свой союз. И Марк Красс был в таком же поло­же­нии, как Пом­пей. И он был сто­рон­ни­ком Сул­лы; но его поли­ти­ка была направ­ле­на преж­де все­го на лич­ные цели, а вовсе не слу­жи­ла гос­под­ст­во­вав­шей оли­гар­хии; и он нахо­дил­ся теперь в Ита­лии во гла­ве силь­ной и победо­нос­ной армии, с помо­щью кото­рой он толь­ко что пода­вил вос­ста­ние рабов. Ему оста­вал­ся выбор — либо соеди­нить­ся с оли­гар­хи­ей про­тив коа­ли­ции, либо всту­пить в коа­ли­цию; он избрал послед­ний путь, бес­спор­но, более надеж­ный. При его колос­саль­ном богат­стве и вли­я­нии, кото­рым он поль­зо­вал­ся в сто­лич­ных клу­бах, он и все­гда был бы цен­ным союз­ни­ком, но при дан­ных усло­ви­ях пере­ход един­ст­вен­ной армии, кото­рую сенат мог бы про­ти­во­по­ста­вить вой­скам Пом­пея, на сто­ро­ну агрес­сив­ной силы озна­чал огром­ный успех. К тому же демо­кра­ты, кото­рым был не по душе союз со все­силь­ным пол­ко­вод­цем, были не прочь создать ему в лице Мар­ка Крас­са про­ти­во­вес и, быть может, буду­ще­го сопер­ни­ка.

Так состо­я­лась летом 683 г. [71 г.] пер­вая коа­ли­ция меж­ду демо­кра­та­ми, с одной сто­ро­ны, и дву­мя сул­лан­ски­ми пол­ко­во­д­ца­ми — Гне­ем Пом­пе­ем и Мар­ком Крас­сом — с дру­гой. Оба они при­зна­ли пар­тий­ную про­грам­му демо­кра­тов; за это им обе­ща­но было избра­ние в кон­су­лы на сле­дую­щий год, а Пом­пею — так­же три­умф и земель­ные наде­лы для его сол­дат. Крас­су же как победи­те­лю Спар­та­ка — хотя бы часть тор­же­ст­вен­но­го въезда в сто­ли­цу.

с.85 Про­тив обе­их ита­лий­ских армий, круп­ных капи­та­ли­стов и демо­кра­тии, соеди­нив­ших­ся для свер­же­ния сул­лан­ско­го режи­ма, сенат мог выста­вить толь­ко вто­рую испан­скую армию под началь­ст­вом Квин­та Метел­ла Пия. Но Сул­ла пра­виль­но пред­ска­зал, что сде­лан­ное им не слу­чит­ся вто­рич­но: Метелл, не имея ника­кой охоты впу­ты­вать­ся в граж­дан­скую вой­ну, рас­пу­стил сво­их сол­дат тот­час 70 же после пере­хо­да через Аль­пы. Таким обра­зом, оли­гар­хии оста­ва­лось лишь под­чи­нить­ся неиз­беж­но­му. Сенат дал необ­хо­ди­мое для избра­ния Пом­пея в кон­су­лы и устрой­ства три­ум­фа раз­ре­ше­ние. Красс и Пом­пей, не встре­тив ника­ко­го про­ти­во­дей­ст­вия, были избра­ны в кон­су­лы на 684 г. [70 г.], меж­ду тем как их вой­ска, яко­бы в ожи­да­нии три­ум­фа, рас­по­ло­жи­лись лаге­рем под горо­дом. Еще до вступ­ле­ния в долж­ность в созван­ном народ­ным три­бу­ном Мар­ком Лол­ли­ем Пали­ка­ном народ­ном собра­нии Пом­пей откры­то заявил, что будет под­дер­жи­вать демо­кра­ти­че­скую про­грам­му. Тем самым изме­не­ние кон­сти­ту­ции было в прин­ци­пе реше­но.

Вос­ста­нов­ле­ние вла­сти три­бу­нов

К упразд­не­нию сул­лан­ских учреж­де­ний при­сту­пи­ли со всем усер­ди­ем. Преж­де все­го полу­чи­ла свое преж­нее зна­че­ние долж­ность три­бу­нов. Пом­пей в каче­стве кон­су­ла сам внес закон о воз­вра­ще­нии народ­ным три­бу­нам их тра­ди­ци­он­ных пол­но­мо­чий, в том чис­ле и зако­но­да­тель­ной ини­ци­а­ти­вы, — стран­ный дар из рук чело­ве­ка, кото­рый более чем кто-либо из нахо­див­ших­ся в живых спо­соб­ст­во­вал отня­тию у наро­да его ста­рых прав.

Новая орга­ни­за­ция судов при­сяж­ных

Что каса­ет­ся судов при­сяж­ных, то поста­нов­ле­ние Сул­лы, чтобы при­сяж­ные изби­ра­лись из спис­ка сена­то­ров, было отме­не­но, но это отнюдь не озна­ча­ло про­сто­го вос­ста­нов­ле­ния всад­ни­че­ских судов. Соглас­но ново­му зако­ну Авре­лия, кол­ле­гии при­сяж­ных долж­ны были состо­ять на одну треть из сена­то­ров и на две тре­ти из лиц, обла­дав­ших всад­ни­че­ским цен­зом, при­чем поло­ви­на послед­них долж­на была наби­рать­ся из пред­ста­ви­те­лей триб или так назы­вае­мых эрар­ных (каз­на­чей­ских) три­бу­нов. Послед­нее нов­ше­ство было даль­ней­шей уступ­кой демо­кра­там, так как теперь хотя бы треть при­сяж­ных по уго­лов­ным делам кос­вен­ным обра­зом изби­ра­лась три­ба­ми. Если же сена­то­ры не были совер­шен­но устра­не­ны из судов, то при­чи­ной это­го, по-види­мо­му, были отча­сти свя­зи Крас­са с сена­том, а отча­сти при­со­еди­не­ние сенат­ской пар­тии цен­тра к коа­ли­ции, в свя­зи с чем и закон этот был пред­ло­жен бра­том ее недав­но умер­ше­го вождя, пре­то­ром Луци­ем Кот­той.

Вос­ста­нов­ле­ние систе­мы отку­пов в Азии

Не менее важ­на была и отме­на уста­нов­лен­ной Сул­лой в Азии систе­мы нало­го­во­го обло­же­ния, так­же отно­ся­ща­я­ся, веро­ят­но, к это­му году. Намест­ни­ку Азии Луцию Лукул­лу было дано ука­за­ние вос­ста­но­вить введен­ную Гаем Грак­хом систе­му отку­пов, бла­го­да­ря чему круп­ным капи­та­ли­стам воз­вра­щал­ся этот важ­ный источ­ник дохо­дов и могу­ще­ства.

Вос­ста­нов­ле­ние цен­зу­ры

с.86 Нако­нец, была вос­ста­нов­ле­на и цен­зу­ра. На выбо­рах в цен­зо­ры, назна­чен­ных новы­ми кон­су­ла­ми вско­ре после вступ­ле­ния их в долж­ность, были избра­ны, в явную насмеш­ку над сена­том, оба кон­су­ла 682 г. [72 г.], Гней Лен­тул Кло­ди­ан и Луций Гел­лий, устра­нен­ные сена­том от коман­до­ва­ния за неуме­лое веде­ние вой­ны про­тив Спар­та­ка. Понят­но, что эти люди пусти­ли в ход все сред­ства, чтобы уго­дить новым вла­сти­те­лям и доса­дить сена­ту. Из спис­ка сена­то­ров было исклю­че­но не менее вось­мой части их, целых 64 сена­то­ра, — неслы­хан­ная до сих пор циф­ра, в том чис­ле Гай Анто­ний, обви­няв­ший­ся уже одна­жды, но без­успеш­но, Гаем Цеза­рем, и кон­сул 683 г. [71 г.] Пуб­лий Лен­тул Сура, а так­же, по-види­мо­му, еще мно­гие из нена­вист­ных став­лен­ни­ков Сул­лы.

Новая кон­сти­ту­ция

Таким обра­зом, в 684 г. [70 г.] Рим в основ­ном вер­нул­ся к поряд­кам, суще­ст­во­вав­шим до сул­лан­ской рестав­ра­ции. Опять сто­лич­ная чернь кор­ми­лась за счет государ­ст­вен­ной каз­ны, т. е. за счет про­вин­ций; долж­ность три­бу­на по-преж­не­му дава­ла вся­ко­му дема­го­гу закон­ное пра­во нару­шить государ­ст­вен­ный порядок; денеж­ная ари­сто­кра­тия, 71 дер­жав­шая в сво­их руках отку­па и судеб­ный кон­троль над намест­ни­ка­ми, сно­ва выдви­ну­лась на пер­вое место наряду с пра­ви­тель­ст­вом, могу­ще­ст­вен­ная, как нико­гда еще; сена­то­ры опять тре­пе­та­ли перед при­го­во­ром при­сяж­ных из всад­ни­че­ско­го сосло­вия и пори­ца­ни­ем цен­зо­ра. Систе­ма Сул­лы, осно­вав­шая еди­но­дер­жа­вие зна­ти на поли­ти­че­ском уни­что­же­нии тор­го­вой ари­сто­кра­тии и дема­го­гии, была совер­шен­но раз­ру­ше­на. За исклю­че­ни­ем неко­то­рых вто­ро­сте­пен­ных поста­нов­ле­ний, кото­рые были отме­не­ны лишь позд­нее, как, напри­мер, воз­вра­ще­ние жре­че­ским кол­ле­ги­ям пра­ва кооп­та­ции, из всех общих меро­при­я­тий Сул­лы оста­лись в силе, с одной сто­ро­ны, те уступ­ки, кото­рые он сам нашел нуж­ным сде­лать оппо­зи­ции, как пре­до­став­ле­ние всем ита­ли­кам пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства, а с дру­гой сто­ро­ны, меры, не имев­шие узко пар­тий­ной тен­ден­ции, так что про­тив них не воз­ра­жа­ли и рас­суди­тель­ные демо­кра­ты, — сюда отно­си­лись, меж­ду про­чим, огра­ни­че­ние воль­ноот­пу­щен­ни­ков, регу­ли­ро­ва­ние ком­пе­тен­ции долж­ност­ных лиц и мате­ри­аль­ные изме­не­ния в уго­лов­ном пра­ве.

Отно­си­тель­но пер­со­наль­ных вопро­сов, воз­буж­ден­ных подоб­ным государ­ст­вен­ным пере­во­ротом, коа­ли­ция была гораздо менее еди­но­душ­на, чем в вопро­сах прин­ци­пи­аль­но­го поряд­ка. Демо­кра­ты, разу­ме­ет­ся, не удо­вле­тво­ря­лись одним толь­ко общим при­зна­ни­ем их про­грам­мы и так­же тре­бо­ва­ли теперь рестав­ра­ции, но в сво­ем духе: реа­би­ли­та­ции памя­ти их умер­ших еди­но­мыш­лен­ни­ков, нака­за­ния убийц, воз­вра­ще­ния изгнан­ни­ков, отме­ны тяго­тев­шей над их детьми поли­ти­че­ской дис­кри­ми­на­ции, воз­вра­ще­ния кон­фис­ко­ван­ных Сул­лой име­ний, воз­ме­ще­ния убыт­ков из иму­ще­ства наслед­ни­ков и спо­движ­ни­ков дик­та­то­ра. Тако­вы долж­ны были, конеч­но, быть логи­че­ские послед­ст­вия пол­ной победы демо­кра­тии, но победа коа­ли­ции с.87 683 г. [71 г.] дале­ко не была тако­вой. Демо­кра­тия дала свое имя и про­грам­му, а пере­шед­шие на ее сто­ро­ну офи­це­ры, и преж­де все­го Пом­пей, дали силу для осу­щест­вле­ния этой про­грам­мы, но они ни за что не мог­ли дать сво­его согла­сия на такую реак­цию, кото­рая не толь­ко потряс­ла бы суще­ст­во­вав­ший порядок до само­го осно­ва­ния, но и обра­ти­лась бы в конеч­ном сче­те про­тив них самих, — ведь све­жа еще была память о людях, кровь кото­рых была про­ли­та Пом­пе­ем, и о том, каки­ми сред­ства­ми Красс поло­жил осно­ва­ние сво­е­му огром­но­му богат­ству. Поэто­му понят­но, что коа­ли­ция 683 г. [71 г.] ниче­го не сде­ла­ла для того, чтобы ото­мстить за демо­кра­тов или хотя бы для реа­би­ли­та­ции их, но в то же вре­мя это свиде­тель­ст­ву­ет о сла­бо­сти демо­кра­тии. Едва ли мож­но счи­тать исклю­че­ни­ем взыс­ка­ние еще не вне­сен­ных или про­щен­ных Сул­лой поку­па­те­лям пла­те­жей за при­об­ре­те­ние кон­фис­ко­ван­ных име­ний, состо­яв­ше­е­ся на осно­ва­нии осо­бо­го рас­по­ря­же­ния цен­зо­ра Лен­ту­ла. Хотя эта мера чув­ст­ви­тель­но заде­ва­ла лич­ные инте­ре­сы мно­гих при­вер­жен­цев Сул­лы, она, в сущ­но­сти, толь­ко санк­ци­о­ни­ро­ва­ла про­из­веден­ные Сул­лой кон­фис­ка­ции.

Угро­за про­воз­гла­ше­ния воен­ной дик­та­ту­ры Пом­пея

Дело Сул­лы было уни­что­же­но, но этим был толь­ко постав­лен, а не решен вопрос о том, что будет даль­ше. Коа­ли­ция, свя­зан­ная лишь общей целью свер­же­ния режи­ма рестав­ра­ции, рас­па­лась, если не фор­маль­но, то по суще­ству, как толь­ко эта цель была достиг­ну­та. По вопро­су же, куда теперь пере­не­сет­ся центр тяже­сти вла­сти, под­готов­ля­лось, каза­лось, столь же быст­рое, как и насиль­ст­вен­ное реше­ние. Армии Пом­пея и Крас­са все еще сто­я­ли у ворот горо­да. Пом­пей обе­щал, прав­да, рас­пу­стить сво­их сол­дат после три­ум­фа (декабрь 683 г. [71 г.]), но не выпол­нил это­го, пер­во­на­чаль­но для того 72 чтобы бла­го­да­ря дав­ле­нию, кото­рое ока­зы­ва­ла на сто­ли­цу и на сенат сто­яв­шая под горо­дом испан­ская армия, бес­пре­пят­ст­вен­но завер­шить государ­ст­вен­ный пере­во­рот; в таком же поло­же­нии была и армия Крас­са. При­чи­на эта уже более не суще­ст­во­ва­ла, но армии все еще не были рас­пу­ще­ны. Дело при­ни­ма­ло такой обо­рот, как буд­то один из всту­пив­ших в союз с демо­кра­ти­ей пол­ко­вод­цев уста­но­вит воен­ную дик­та­ту­ру и заклю­чит в око­вы как оли­гар­хов, так и демо­кра­тов. Но этим лицом мог быть толь­ко Пом­пей, Красс с само­го нача­ла играл в коа­ли­ции под­чи­нен­ную роль; он дол­жен был пред­ло­жить свое вхож­де­ние в коа­ли­цию и даже сво­им избра­ни­ем в кон­су­лы он был обя­зан, глав­ным обра­зом, гор­до­му заступ­ни­че­ству Пом­пея. Пом­пей, зна­чи­тель­но более силь­ный, бес­спор­но, был гос­по­ди­ном поло­же­ния; сто­и­ло лишь ему высту­пить, и он, каза­лось, стал бы тем, чем его инстинк­тив­но счи­та­ла тол­па, — неогра­ни­чен­ным гос­по­ди­ном могу­ще­ст­вен­ней­ше­го государ­ства циви­ли­зо­ван­но­го мира. Мас­са рабо­леп­ст­ву­ю­щих тес­ни­лась уже вокруг буду­ще­го монар­ха. Более сла­бые про­тив­ни­ки его иска­ли опо­ры в новой коа­ли­ции. Красс, дви­жи­мый обост­рив­шей­ся ста­рой зави­стью к сво­е­му млад­ше­му, с.88 но настоль­ко пре­взо­шед­ше­му его сопер­ни­ку, сбли­зил­ся с сена­том и ста­рал­ся при­влечь на свою сто­ро­ну сто­лич­ную тол­пу бес­при­мер­ной щед­ро­стью, как буд­то ослаб­лен­ная при помо­щи само­го же Крас­са оли­гар­хия и веч­но небла­го­дар­ная чернь мог­ли еще ока­зать какую-нибудь помощь про­тив вете­ра­нов испан­ской армии. Одно вре­мя каза­лось, что дело дой­дет до сра­же­ния меж­ду арми­я­ми Пом­пея и Крас­са у ворот сто­ли­цы.

Одна­ко демо­кра­ты сво­ей рас­суди­тель­но­стью и изво­рот­ли­во­стью отвра­ти­ли эту ката­стро­фу. И их пар­тия, так же как и сенат и Красс, была заин­те­ре­со­ва­на в том, чтобы Пом­пей не про­воз­гла­сил себя дик­та­то­ром; но демо­кра­ти­че­ские вожди, зная соб­ст­вен­ную сла­бость и харак­тер могу­ще­ст­вен­но­го про­тив­ни­ка, пыта­лись дей­ст­во­вать доб­ром. У Пом­пея были все каче­ства для того, чтобы завла­деть коро­ной, кро­ме само­го глав­но­го — цар­ст­вен­ной сме­ло­сти. Мы уже преж­де харак­те­ри­зо­ва­ли это­го чело­ве­ка с его стрем­ле­ни­ем быть в одно и то же вре­мя чест­ным рес­пуб­ли­кан­цем и вла­сте­ли­ном Рима, с его бес­ха­рак­тер­но­стью и пута­ны­ми поня­ти­я­ми, с его подат­ли­во­стью чужим вли­я­ни­ям, скры­вав­шей­ся под показ­ной само­сто­я­тель­но­стью. Это было пер­вое испы­та­ние, кото­ро­му под­верг­ла его судь­ба; он его не выдер­жал.

Отступ­ле­ние Пом­пея

Пред­лог, под кото­рым Пом­пей отка­зы­вал­ся рас­пу­стить свою армию, состо­ял в том, что он не дове­ря­ет Крас­су и поэто­му не может пер­вым рас­пу­стить сол­дат. Демо­кра­ты уго­во­ри­ли Крас­са пой­ти в этом отно­ше­нии навстре­чу кол­ле­ге и протя­нуть ему руку к при­ми­ре­нию на гла­зах у всех. Пом­пея же они и пуб­лич­но и тай­ком настой­чи­во убеж­да­ли к двум его заслу­гам — победе над вра­гом и уста­нов­ле­нию мира меж­ду пар­ти­я­ми — при­со­еди­нить еще третью и самую круп­ную — обес­пе­че­ние оте­че­ству внут­рен­не­го мира и устра­не­ние гро­зив­шей опас­но­сти граж­дан­ской вой­ны. Для дости­же­ния желан­ной цели были пуще­ны в ход все сред­ства, кото­рые толь­ко мог­ли подей­ст­во­вать на тще­слав­но­го, нелов­ко­го, колеб­лю­ще­го­ся чело­ве­ка, — и дипло­ма­ти­че­ская лесть, и теат­раль­ный аппа­рат пат­рио­ти­че­ско­го вооду­шев­ле­ния, но важ­нее все­го было то, что вслед­ст­вие своевре­мен­ной уступ­чи­во­сти Крас­са дела сло­жи­лись так, что Пом­пею оста­вал­ся лишь выбор — либо объ­явить себя тира­ном Рима, либо под­чи­нить­ся. Итак, он, нако­нец, усту­пил и согла­сил­ся рас­пу­стить вой­ско. Он не мог уже желать коман­до­ва­ния в войне с 73 Мит­ра­да­том, на дости­же­ние кото­ро­го он, несо­мнен­но, наде­ял­ся, когда его выби­ра­ли в кон­су­лы на 684 г. [70 г.], так как в кам­па­нию 683 г. [71 г.] Лукулл, каза­лось, дей­ст­ви­тель­но покон­чил с этой вой­ной; при­нять же пред­ло­жен­ное ему сена­том на осно­ва­нии Сем­п­ро­ни­е­ва зако­на про­кон­суль­ство в про­вин­ции он счи­тал ниже сво­его досто­ин­ства, в чем ему после­до­вал и Красс. Таким обра­зом, когда Пом­пей после роспус­ка сво­их сол­дат в послед­ний день 684 г. [70 г.] сло­жил с себя кон­суль­ство, он на пер­вое вре­мя совер­шен­но ото­шел от поли­ти­ки и заявил, что будет впредь с.89 жить как рядо­вой граж­да­нин, уда­лясь от дел. Он дер­жал себя так, что ему оста­ва­лось лишь захва­тить коро­ну, а так как он это­го не хотел, ему доста­лась жал­кая роль отка­зав­ше­го­ся пре­тен­ден­та на пре­стол.

Сенат, всад­ни­ки и попу­ля­ры

Уход с поли­ти­че­ской аре­ны чело­ве­ка, кото­ро­му при дан­ных усло­ви­ях при­над­ле­жа­ло пер­вое место, немед­лен­но при­вел к уста­нов­ле­нию тако­го же отно­ше­ния поли­ти­че­ских сил, какое суще­ст­во­ва­ло в эпо­ху Грак­хов и Мария. Сул­ла толь­ко закре­пил власть сена­та, но не он даро­вал ее ему; поэто­му власть эта и после паде­ния воз­двиг­ну­тых Сул­лой опло­тов оста­лась спер­ва за сена­том, хотя кон­сти­ту­ция, на осно­ва­нии кото­рой он пра­вил, была в основ­ном Грак­хо­вой кон­сти­ту­ци­ей, про­ник­ну­той враж­деб­ным оли­гар­хии духом. Демо­кра­тия доби­лась вос­ста­нов­ле­ния Грак­хо­вой кон­сти­ту­ции, но без ново­го Грак­ха это было тело без голо­вы, а то, что ни Пом­пей, ни Красс не мог­ли дол­го слу­жить этой голо­вой, было оче­вид­но, и послед­ние собы­тия сде­ла­ли это еще более ясным. Таким обра­зом, демо­кра­ти­че­ская оппо­зи­ция, не имея вождя, кото­рый взял бы кор­ми­ло в свои руки, долж­на была пока доволь­ст­во­вать­ся тем, что меша­ла пра­ви­тель­ству и раз­дра­жа­ла его на каж­дом шагу. Но наряду с оли­гар­хи­ей и демо­кра­ти­ей теперь сно­ва при­об­ре­ла зна­че­ние пар­тия капи­та­ли­стов, кото­рая во вре­мя послед­не­го кри­зи­са была в сою­зе с демо­кра­та­ми; теперь же ее усерд­но ста­ра­лись при­влечь на свою сто­ро­ну оли­гар­хи, чтобы про­ти­во­по­ста­вить ее демо­кра­тии. Окру­жен­ные иска­тель­ст­вом обе­их сто­рон, денеж­ные тузы не пре­ми­ну­ли исполь­зо­вать пре­иму­ще­ства сво­его поло­же­ния и доби­лись воз­вра­ще­ния им поста­нов­ле­ни­ем народ­но­го собра­ния един­ст­вен­ной из их преж­них при­ви­ле­гий, кото­рой они еще не вер­ну­ли себе, а имен­но, выде­лен­ных в теат­ре для всад­ни­че­ско­го сосло­вия четыр­на­дца­ти ска­мей (687) [67 г.]. Вооб­ще они, не поры­вая реши­тель­но с демо­кра­ти­ей, все же более скло­ня­лись на сто­ро­ну пра­ви­тель­ства. Сюда отно­сят­ся уже сно­ше­ния сена­та с Крас­сом и его кли­ен­те­лой; но хоро­шие отно­ше­ния меж­ду сена­том и денеж­ной ари­сто­кра­ти­ей были, по-види­мо­му, уста­нов­ле­ны, глав­ным обра­зом, бла­го­да­ря устра­не­нию в 686 г. [68 г.] спо­соб­ней­ше­го из сена­тор­ских пол­ко­вод­цев Луция Лукул­ла по насто­я­нию тяж­ко оскорб­лен­ных им капи­та­ли­стов от управ­ле­ния столь важ­ной для них про­вин­ци­ей Ази­ей.

Собы­тия на Восто­ке и реак­ция на них в Риме

В то вре­мя как сто­лич­ные пар­тии про­дол­жа­ли свою обыч­ную рас­прю, кото­рая не мог­ла при­ве­сти ни к како­му резуль­та­ту, собы­тия на Восто­ке шли тем роко­вым путем, кото­рый мы опи­са­ли выше; эти-то собы­тия и дове­ли до кри­зи­са колеб­лю­щу­ю­ся поли­ти­ку сто­лич­но­го горо­да. И сухо­пут­ная и мор­ская вой­ны при­ня­ли на Восто­ке небла­го­при­ят­ный обо­рот. В нача­ле 687 г. [67 г.] пон­тий­ская армия рим­лян была уни­что­же­на, отсту­пав­шая из Арме­нии нахо­ди­лась в пол­ном рас­строй­стве, все заво­е­ва­ния были утра­че­ны, море было в пол­ной вла­сти с.90 пира­тов, а вслед­ст­вие это­го цены на хлеб в Ита­лии воз­рос­ли настоль­ко, что опа­са­лись насто­я­ще­го голо­да. Прав­да, при­чи­ной этих бед­ст­вий были, как мы виде­ли, с одной сто­ро­ны, 74 ошиб­ки пол­ко­вод­цев, а имен­но, пол­ная неспо­соб­ность адми­ра­ла Мар­ка Анто­ния и чрез­мер­ная сме­лость дель­но­го вооб­ще Луция Лукул­ла; с дру­гой сто­ро­ны, и демо­кра­тия сво­и­ми про­ис­ка­ми нема­ло содей­ст­во­ва­ла раз­ло­же­нию рим­ской армии в Арме­нии. Тем не менее пра­ви­тель­ство было, конеч­но, огуль­но сде­ла­но ответ­ст­вен­ным за все, что натво­ри­ло и оно само и дру­гие: раз­гне­ван­ная голод­ная тол­па жда­ла толь­ко слу­чая, чтобы рас­счи­тать­ся с сена­том.

Появ­ле­ние Пом­пея

Реши­тель­ный кри­зис насту­пил. Оли­гар­хия, хотя уни­жен­ная и обез­ору­жен­ная, не была еще отверг­ну­та, так как веде­ние государ­ст­вен­ных дел все еще нахо­ди­лось в руках сена­та, но она долж­на была пасть, как толь­ко про­тив­ни­ки захва­тят руко­вод­ство эти­ми дела­ми, в осо­бен­но­сти же вер­хов­ное воен­ное коман­до­ва­ние, в свои руки, — и это было теперь воз­мож­но. Если бы в коми­ции было вне­се­но пред­ло­же­ние отно­си­тель­но дру­го­го и луч­ше­го спо­со­ба веде­ния сухо­пут­ной и мор­ской войн, то при дан­ном настро­е­нии граж­дан сенат, веро­ят­но, не мог бы поме­шать его осу­щест­вле­нию; вме­ша­тель­ство же наро­да в эти важ­ней­шие вопро­сы управ­ле­ния озна­ча­ло бы фак­ти­че­ски устра­не­ние сена­та и пере­да­чу управ­ле­ния государ­ст­вом вождям оппо­зи­ции. Связь собы­тий сно­ва отда­ва­ла реше­ние в руки Пом­пея. Уже более двух лет про­слав­лен­ный пол­ко­во­дец жил в сто­ли­це как част­ное лицо. Голос его ред­ко был слы­шен в сена­те или на фору­ме; в сена­те его встре­ча­ли неохот­но, и он не имел там решаю­ще­го вли­я­ния, а бур­ные выступ­ле­ния пар­тий на фору­ме пуга­ли его. Когда же он появ­лял­ся перед наро­дом, его все­гда сопро­вож­да­ла вся сви­та знат­ных и мел­ких кли­ен­тов, и имен­но его мане­ра тор­же­ст­вен­но дер­жать­ся в сто­роне импо­ни­ро­ва­ла тол­пе. Если бы он, окру­жен­ный непо­мерк­шим еще орео­лом сво­их необы­чай­ных успе­хов, вызвал­ся теперь пой­ти на Восток, ему, без сомне­ния, были бы охот­но вру­че­ны граж­да­на­ми все тре­бу­е­мые им воен­ные и поли­ти­че­ские пол­но­мо­чия. Для оли­гар­хии, видев­шей в воен­но-поли­ти­че­ской дик­та­ту­ре свою вер­ную гибель, а в самом Пом­пее со вре­мен коа­ли­ции 683 г. [71 г.] — сво­его злей­ше­го вра­га, это был бы сокру­ши­тель­ный удар, но и демо­кра­ти­че­ской пар­тии это не мог­ло быть при­ят­но. Как ни жела­ла она поло­жить конец гос­под­ству сена­та, если бы это про­изо­шло в такой фор­ме, то это было бы не столь­ко победой демо­кра­тов, сколь­ко лич­ной победой их могу­ще­ст­вен­но­го союз­ни­ка, кото­рый лег­ко мог стать для демо­кра­ти­че­ской пар­тии гораздо более опас­ным сопер­ни­ком, чем сенат. Опас­ность, счаст­ли­во избег­ну­тая несколь­ко лет назад бла­го­да­ря роспус­ку испан­ской армии и отстав­ке Пом­пея, воз­ник­ла бы сно­ва в уси­лен­ной сте­пе­ни, если бы Пом­пей стал теперь во гла­ве восточ­ной армии.

Свер­же­ние вла­сти сена­та и новое воз­вы­ше­ние Пом­пея

с.91 На этот раз Пом­пей решил вме­шать­ся или допу­стил, по край­ней мере, чтобы дру­гие это сде­ла­ли за него. В 687 г. [67 г.] было пред­ло­же­но два зако­но­про­ек­та, один из кото­рых, кро­ме дав­но уже тре­бу­е­мо­го демо­кра­та­ми уволь­не­ния отслу­жив­ших свой срок сол­дат ази­ат­ской армии, поста­нов­лял ото­зва­ние ее глав­но­ко­ман­дую­ще­го Луция Лукул­ла и заме­ну его одним из кон­су­лов теку­ще­го года, Гаем Пизо­ном или Мани­ем Глаб­ри­о­ном, а дру­гой повто­рял и раз­ви­вал состав­лен­ный семь лет назад самим сена­том план осво­бож­де­ния моря от пира­тов. Соглас­но это­му зако­ну, сенат дол­жен был избрать из чис­ла кон­су­ля­ров пол­ко­во­д­ца, кото­ро­му вру­ча­лось глав­ное коман­до­ва­ние на всем Сре­ди­зем­ном море от Гер­ку­ле­со­вых стол­бов до пон­тий­ско­го и сирий­ско­го побе­ре­жий, на суше же ему под­чи­ня­лась, парал­лель­но с рим­ски­ми намест­ни­ка­ми, вся бере­го­вая поло­са шири­ной в 10 миль. 75 Долж­ность эта обес­пе­чи­ва­лась за ним на три года. Ему пре­до­став­ля­лось назна­чить гене­раль­ный штаб, како­го Рим нико­гда еще не видал, — 25 вое­на­чаль­ни­ков сена­тор­ско­го зва­ния с пре­тор­ски­ми инсиг­ни­я­ми и пре­тор­ской вла­стью и два каз­на­чея с пол­но­мо­чи­я­ми кве­сто­ров, при­чем все они назна­ча­лись еди­но­лич­ной волей глав­но­ко­ман­дую­ще­го. Ему раз­ре­ша­лось выста­вить до 120 тыс. чело­век пехоты, 5 тыс. кон­ни­цы, 500 воен­ных судов, и для этой цели ему было пре­до­став­ле­но неогра­ни­чен­ное рас­по­ря­же­ние сред­ства­ми про­вин­ций и под­власт­ных государств; поми­мо того, ему немед­лен­но пере­да­ва­лись все име­ю­щи­е­ся воен­ные суда и зна­чи­тель­ное вой­ско.

Государ­ст­вен­ная каз­на как в Риме, так и в про­вин­ци­ях, а так­же каз­на зави­си­мых общин долж­ны были все­гда быть к его услу­гам, и, несмот­ря на мучи­тель­ные финан­со­вые затруд­не­ния, ему немед­лен­но выда­ва­лись из государ­ст­вен­ной каз­ны 144 мил­ли­о­на сестер­ци­ев.

Ясно, что эти­ми зако­но­про­ек­та­ми, в осо­бен­но­сти тем, кото­рый касал­ся экс­пе­ди­ции про­тив пира­тов, низ­вер­га­лась власть сена­та. Прав­да, избран­ные наро­дом орди­нар­ные маги­ст­ра­ты были тем самым и пол­ко­во­д­ца­ми рим­ской общи­ны, а чрез­вы­чай­ные маги­ст­ра­ты для того, чтобы сде­лать­ся пол­ко­во­д­ца­ми, нуж­да­лись, по край­ней мере, на стро­гом осно­ва­нии зако­на, в утвер­жде­нии со сто­ро­ны граж­дан, одна­ко, на заме­ще­ние отдель­ных воен­ных постов народ по зако­ну не имел вли­я­ния, и лишь по пред­ло­же­нию сена­та или одно­го из долж­ност­ных лиц, имев­ших пра­во зани­мать команд­ный пост, коми­ции вме­ши­ва­лись ино­гда в это дело и даже пре­до­став­ля­ли спе­ци­аль­ные пол­но­мо­чия. С тех пор как суще­ст­во­ва­ла рим­ская рес­пуб­ли­ка, решаю­щее сло­во здесь фак­ти­че­ски при­над­ле­жа­ло сена­ту, и это пра­во его с тече­ни­ем вре­ме­ни полу­чи­ло окон­ча­тель­ное при­зна­ние. Демо­кра­тия, прав­да, посяг­ну­ла и на него, но даже в самом серь­ез­ном из всех имев­ших место до того вре­ме­ни слу­ча­ев, — а имен­но, при пере­да­че коман­до­ва­ния в Афри­ке Гаю Марию в 647 г. [107 г.], — с.92 долж­ност­но­му лицу, имев­ше­му по зако­ну пра­во быть глав­но­ко­ман­дую­щим, волей наро­да была пору­че­на лишь опре­де­лен­ная экс­пе­ди­ция. Теперь же граж­дан­ство долж­но было воз­ло­жить на угод­ное ему част­ное лицо не толь­ко чрез­вы­чай­ную выс­шую долж­ност­ную власть, но даже им самим опре­де­лен­ные пол­но­мо­чия. То, что сенат дол­жен был избрать это лицо из чис­ла кон­су­ля­ров, было лишь види­мо­стью уступ­ки, так как выбор пре­до­став­лял­ся ему толь­ко пото­му, что он не был, соб­ст­вен­но, выбо­ром, и перед лицом бур­ной и воз­буж­ден­ной тол­пы сенат не мог пере­дать глав­ное коман­до­ва­ние на море и на побе­ре­жье нико­му дру­го­му, кро­ме Пом­пея. Одна­ко еще опас­нее это­го прин­ци­пи­аль­но­го отри­ца­ния вла­сти сена­та было ее фак­ти­че­ское упразд­не­ние вслед­ст­вие учреж­де­ния новой долж­но­сти с почти неогра­ни­чен­ны­ми воен­ны­ми и финан­со­вы­ми пол­но­мо­чи­я­ми. В то вре­мя как долж­ность глав­но­ко­ман­дую­ще­го огра­ни­чи­ва­лась обыч­но годич­ным сро­ком, опре­де­лен­ной про­вин­ци­ей, точ­но ука­зан­ны­ми воен­ны­ми и финан­со­вы­ми сред­ства­ми, за новой чрез­вы­чай­ной долж­но­стью с само­го нача­ла обес­пе­чи­вал­ся трех­лет­ний срок, не исклю­чав­ший, разу­ме­ет­ся, воз­мож­но­сти даль­ней­ше­го про­дле­ния; ей под­чи­ня­лась бо́льшая часть про­вин­ций и даже сама Ита­лия, до того вре­ме­ни все­гда сво­бод­ная от воен­ной вла­сти; сол­да­ты, кораб­ли, государ­ст­вен­ная каз­на отда­ва­лись в ее почти неогра­ни­чен­ное рас­по­ря­же­ние. Даже толь­ко что упо­мя­ну­тый искон­ный прин­цип государ­ст­вен­но­го пра­ва рим­ской рес­пуб­ли­ки, в силу кото­ро­го выс­шая воен­ная и граж­дан­ская долж­ност­ная власть не 76 мог­ла нико­му вру­чать­ся без согла­сия наро­да, был нару­шен в поль­зу ново­го глав­но­ко­ман­дую­ще­го. Так как закон впе­ред пре­до­став­лял 25 помощ­ни­кам, кото­рых он себе берет, зва­ние и пол­но­мо­чие пре­то­ров1, с.93 то выс­шая долж­ность рим­ской рес­пуб­ли­ки под­чи­ня­лась вновь создан­ной вла­сти, най­ти под­хо­дя­щее имя для кото­рой пре­до­став­ля­лось буду­ще­му, но кото­рая, по суще­ству, содер­жа­ла уже в себе монар­хию. Этим зако­но­про­ек­том было поло­же­но нача­ло пол­ней­ше­му пере­во­роту в суще­ст­ву­ю­щем поряд­ке.

Пом­пей и Габи­ни­е­вы зако­ны

Меры эти, при­ня­тые чело­ве­ком, толь­ко что дав­шим такое пора­зи­тель­ное дока­за­тель­ство сво­ей сла­бо­сти и поло­вин­ча­то­сти, изум­ля­ют нас сво­ей реши­тель­но­стью и энер­ги­ей. Тем не менее лег­ко понять, поче­му Пом­пей дей­ст­во­вал теперь реши­тель­нее, чем во вре­мя сво­его кон­суль­ства. На этот раз речь шла не о том, чтобы немед­лен­но высту­пить в роли монар­ха, а толь­ко о под­готов­ле­нии монар­хии чрез­вы­чай­ны­ми воен­ны­ми мера­ми, кото­рые — как ни рево­лю­ци­он­ны они были по суще­ству — мог­ли все же быть осу­щест­вле­ны в рам­ках суще­ст­ву­ю­щей кон­сти­ту­ции и сра­зу при­во­ди­ли Пом­пея к его ста­рой цели — коман­до­ва­нию в войне про­тив Мит­ра­да­та и Тиг­ра­на. В поль­зу отде­ле­ния воен­ной вла­сти от сена­та гово­рил и ряд сооб­ра­же­ний прак­ти­че­ско­го поряд­ка. Пом­пей не мог, конеч­но, забыть, что план подав­ле­ния пират­ства, состав­лен­ный в том же самом духе, потер­пел неуда­чу несколь­ко лет назад вслед­ст­вие пло­хо­го выпол­не­ния его сена­том, что исход вой­ны в Испа­нии под­вер­гал­ся край­ней опас­но­сти вслед­ст­вие отсут­ст­вия заботы об армии со сто­ро­ны сена­та и вслед­ст­вие бес­по­рядоч­но­сти финан­со­во­го хозяй­ства. Он не мог не знать, как отно­сит­ся к нему, отще­пен­цу пар­тии Сул­лы, бо́льшая часть ари­сто­кра­тии и какая судь­ба пред­сто­я­ла ему, 77 если бы он согла­сил­ся отпра­вить­ся на Восток в каче­стве пол­ко­во­д­ца пра­ви­тель­ства с обыч­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми. Понят­но поэто­му, что в каче­стве пер­во­го усло­вия при­ня­тия им коман­до­ва­ния он потре­бо­вал пре­до­став­ле­ния ему неза­ви­си­мо­го от сена­та поло­же­ния, и граж­дане охот­но согла­си­лись на это. Весь­ма веро­ят­но так­же, что Пом­пея при­нуди­ло на этот раз к более быст­ро­му обра­зу дей­ст­вия его окру­же­ние, недо­воль­ное, разу­ме­ет­ся, его отступ­ле­ни­ем за два года перед тем. Зако­но­про­ек­ты об ото­зва­нии Лукул­ла и об экс­пе­ди­ции про­тив пира­тов были пред­ло­же­ны народ­ным три­бу­ном Авлом Габи­ни­ем, разо­рен­ным и мораль­но опу­стив­шим­ся чело­ве­ком, но лов­ким посред­ни­ком, с.94 сме­лым ора­то­ром и храб­рым сол­да­том. Заве­ре­ния Пом­пея, что он вовсе не жела­ет поста глав­но­ко­ман­дую­ще­го в войне с пира­та­ми и жаж­дет лишь покоя и отды­ха, были, конеч­но, не серь­ез­ны, но сме­лый и энер­гич­ный кли­ент его, нахо­див­ший­ся в дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях с Пом­пе­ем и его близ­ки­ми, отлич­но пони­мав­ший и дела и людей, веро­ят­но, ока­зал зна­чи­тель­ное вли­я­ние на реше­ние сво­его недаль­но­вид­но­го и бес­по­мощ­но­го патро­на.

Отно­ше­ние пар­тий к зако­нам Габи­ния

Как ни недо­воль­ны были втайне вожа­ки демо­кра­тов, они не мог­ли, одна­ко, откры­то высту­пить про­тив зако­но­про­ек­та. Про­веде­нию это­го зако­на они, по всей веро­ят­но­сти, ничем не мог­ли поме­шать, и про­ти­во­дей­ст­вие их при­ве­ло бы лишь к откры­то­му раз­ры­ву с Пом­пе­ем, что заста­ви­ло бы его либо сбли­зить­ся с оли­гар­хи­ей, либо вести чисто лич­ную поли­ти­ку, не счи­та­ясь с обе­и­ми пар­ти­я­ми. Таким обра­зом, демо­кра­там оста­ва­лось толь­ко сохра­нить и на этот раз свой союз с Пом­пе­ем — хотя и лишен­ный содер­жа­ния — и вос­поль­зо­вать­ся слу­ча­ем, чтобы окон­ча­тель­но сверг­нуть сенат и перей­ти из оппо­зи­ции в пра­ви­тель­ство, пре­до­ста­вив осталь­ное буду­ще­му и отлич­но извест­ной бес­ха­рак­тер­но­сти Пом­пея. Поэто­му их вожа­ки — пре­тор Луций Квинк­тий, тот самый, что за семь лет перед тем доби­вал­ся вос­ста­нов­ле­ния вла­сти три­бу­нов, и быв­ший кве­стор Гай Цезарь — и под­дер­жи­ва­ли зако­но­про­ек­ты Габи­ния.

При­ви­ле­ги­ро­ван­ные клас­сы были вне себя, при­том не толь­ко ноби­ли­тет, но и тор­го­вая ари­сто­кра­тия, увидев­шая в столь корен­ном государ­ст­вен­ном пере­во­ро­те опас­ность и для пре­до­став­лен­ных ей зако­ном пре­иму­ществ и сно­ва при­знав­шая в сена­те сво­его под­лин­но­го покро­ви­те­ля. Когда три­бун Габи­ний после вне­се­ния сво­их пред­ло­же­ний появил­ся в сена­те, отцы горо­да едва не заду­ши­ли его соб­ст­вен­ны­ми рука­ми, не сооб­ра­зив в сво­ем усер­дии, к каким невы­год­ным для них резуль­та­там при­вел бы подоб­ный метод убеж­де­ния. Три­бун бежал на форум и стал сзы­вать тол­пу на штурм зда­ния сена­та, но заседа­ние было вовре­мя пре­рва­но. Кон­сул Пизон, пред­во­ди­тель оли­гар­хи­че­ской пар­тии, слу­чай­но попав­ший в руки тол­пы, навер­ное сде­лал­ся бы жерт­вой народ­ной яро­сти, если бы подо­спев­ший Габи­ний не выру­чил его, чтобы не рис­ко­вать сво­им вер­ным успе­хом из-за ненуж­ных пока зло­де­я­ний.

Меж­ду тем озлоб­ле­ние тол­пы не улег­лось и нахо­ди­ло все новую пищу в высо­ких ценах на хлеб и мно­же­стве совер­шен­но неле­пых ино­гда слу­хов, напри­мер, что Луций Лукулл не то отдал в Риме под про­цен­ты день­ги, полу­чен­ные им для веде­ния вой­ны, не то пытал­ся с помо­щью этих денег отвлечь пре­то­ра Квинк­тия от народ­но­го дела, или же, что сенат доби­ра­ет­ся при­гото­вить «вто­ро­му Рому­лу», как назы­ва­ли Пом­пея, участь пер­во­го2 и т. п.

Голо­со­ва­ние

с.95 78 Тем вре­ме­нем насту­пил день голо­со­ва­ния. Тес­ной тол­пой сто­ял народ на фору­ме; все зда­ния, откуда мож­но было видеть ора­тор­скую три­бу­ну, были покры­ты людь­ми до самой кры­ши. Кол­ле­ги Габи­ния обе­ща­ли сена­ту вос­поль­зо­вать­ся сво­им пра­вом интер­цес­сии. Но перед лицом бушу­ю­щей тол­пы все мол­ча­ли, кро­ме одно­го лишь Луция Тре­бел­лия, дав­ше­го само­му себе и сена­ту клят­ву ско­рее уме­реть, чем усту­пить. Но как толь­ко он заявил про­тест, Габи­ний пре­рвал голо­со­ва­ние сво­их зако­но­про­ек­тов и пред­ло­жил собрав­ше­му­ся наро­ду посту­пить с его сопро­тив­ляв­шим­ся кол­ле­гой так же, как было поступ­ле­но неко­гда, по пред­ло­же­нию Тибе­рия Грак­ха, с Окта­ви­ем, т. е. немед­лен­но лишить его долж­но­сти. Голо­со­ва­ние состо­я­лось, и начал­ся под­счет голо­сов; когда пер­вые 17 триб, вотум кото­рых был огла­шен, выска­за­лись за при­ня­тие зако­на, так что сле­дую­щий утвер­ди­тель­ный голос давал ему боль­шин­ство, Тре­бел­лий, забыв свою при­ся­гу, мало­душ­но отка­зал­ся от интер­цес­сии. Напрас­но пытал­ся после это­го три­бун Отон добить­ся, чтобы было сохра­не­но по край­ней мере нача­ло кол­ле­ги­аль­но­сти и чтобы вме­сто одно­го глав­но­ко­ман­дую­ще­го было избра­но два; напрас­но пре­ста­ре­лый Квинт Катулл, самый ува­жае­мый чело­век в сена­те, напря­гая свои послед­ние силы, убеж­дал, чтобы под­чи­нен­ные вое­на­чаль­ни­ки не назна­ча­лись глав­но­ко­ман­дую­щим, а изби­ра­лись наро­дом. Отон не мог даже заста­вить бес­ну­ю­щу­ю­ся тол­пу выслу­шать его; Катулл добил­ся это­го толь­ко бла­го­да­ря бла­го­ра­зум­ной пред­у­преди­тель­но­сти Габи­ния, и тол­па в почти­тель­ном мол­ча­нии вни­ма­ла сло­вам стар­ца, одна­ко и они не име­ли вли­я­ния на нее. Пред­ло­же­ния Габи­ния полу­чи­ли силу зако­на без вся­ких изме­не­ний и со все­ми дета­ля­ми, а допол­ни­тель­ные поже­ла­ния Пом­пея так­же были немед­лен­но и цели­ком одоб­ре­ны.

Успе­хи Пом­пея на Восто­ке

Боль­шие надеж­ды воз­ла­га­ли в Риме на выез­жав­ших к месту сво­его назна­че­ния обо­их пол­ко­вод­цев, Пом­пея и Глаб­ри­о­на. Цены на хлеб пони­зи­лись до обыч­но­го уров­ня тот­час же после при­ня­тия Габи­ни­е­вых зако­нов; это дока­зы­ва­ет, какие ожи­да­ния свя­зы­ва­лись с гран­ди­оз­ной экс­пе­ди­ци­ей и ее слав­ным вождем. Надеж­ды эти, как мы увидим далее, не толь­ко осу­ще­ст­ви­лись, но были даже пре­взой­де­ны; море было совер­шен­но очи­ще­но от пира­тов в три меся­ца. Со вре­мен вой­ны с Ган­ни­ба­лом рим­ское пра­ви­тель­ство не высту­па­ло во внеш­ней поли­ти­ке с такой энер­ги­ей; в про­ти­во­по­лож­ность сла­бо­му и без­дар­но­му прав­ле­нию оли­гар­хии демо­кра­ти­че­ско-воен­ная оппо­зи­ция бле­стя­ще дока­за­ла, что ее при­зва­ни­ем явля­ет­ся взять в свои руки управ­ле­ние государ­ст­вом. Анти­па­трио­ти­че­ские и нелов­кие попыт­ки кон­су­ла Пизо­на поме­шать мелоч­ны­ми пре­пят­ст­ви­я­ми меро­при­я­ти­ям Пом­пея для истреб­ле­ния пира­тов в Нар­бонн­ской Гал­лии толь­ко уве­ли­чи­ва­ли озлоб­ле­ние граж­дан про­тив оли­гар­хии и попу­ляр­ность Пом­пея; лишь бла­го­да­ря его лич­но­му вме­ша­тель­ству народ­ное собра­ние не лиши­ло кон­су­ла долж­но­сти.

с.96 Тем вре­ме­нем сму­та на ази­ат­ском мате­ри­ке еще более уси­ли­лась. Глаб­ри­он, кото­рый дол­жен был при­нять от Лукул­ла глав­ное коман­до­ва­ние в войне с Мит­ра­да­том и Тиг­ра­ном, оста­вал­ся в Пере­д­ней Азии; раз­лич­ны­ми воз­зва­ни­я­ми он под­стре­кал сол­дат про­тив Лукул­ла, но в долж­ность глав­но­ко­ман­дую­ще­го не всту­пал, так что Лукулл был вынуж­ден оста­вать­ся на сво­ем посту. Про­тив Мит­ра­да­та, конеч­но, не было ниче­го пред­при­ня­то, и пон­тий­ская кон­ни­ца без­бо­яз­нен­но и без­на­ка­зан­но зани­ма­лась гра­бе­жом в Вифи­нии и Кап­па­до­кии. Для борь­бы с пира­та­ми Пом­пей так­же был вынуж­ден отпра­вить­ся со сво­им вой­ском в Малую Азию; есте­ствен­но было 79 бы пере­дать ему и коман­до­ва­ние в пон­тий­ско-армян­ской войне, к чему он сам дав­но стре­мил­ся. Но демо­кра­ти­че­ская пар­тия в Риме, разу­ме­ет­ся, не разде­ля­ла стрем­ле­ний сво­его пол­ко­во­д­ца и не бра­ла на себя ини­ци­а­ти­вы в этом вопро­се. Весь­ма веро­ят­но, что демо­кра­ты скло­ни­ли Габи­ния не пору­чать Пом­пею сра­зу коман­до­ва­ния и в войне про­тив Мит­ра­да­та и в войне с пира­та­ми, а пере­дать пер­вый из этих постов Глаб­ри­о­ну; и теперь они никак не мог­ли желать уси­лить и закре­пить наве­ки исклю­чи­тель­ное поло­же­ние и без того черес­чур могу­ще­ст­вен­но­го пол­ко­во­д­ца. Сам Пом­пей, по сво­е­му обык­но­ве­нию, дер­жал­ся пас­сив­но, и воз­мож­но, что он дей­ст­ви­тель­но вер­нул­ся бы домой по выпол­не­нии воз­ло­жен­но­го на него пору­че­ния, если бы не слу­чи­лось про­ис­ше­ст­вие, совер­шен­но неожи­дан­ное для всех пар­тий.

Закон Мани­лия

Гай Мани­лий, чело­век пустой и ничтож­ный, пере­ссо­рил­ся, будучи народ­ным три­бу­ном, и с ари­сто­кра­ти­ей и с демо­кра­ти­ей бла­го­да­ря сво­им неудач­ным зако­но­про­ек­там. В надеж­де укрыть­ся под кры­лыш­ком могу­ще­ст­вен­но­го пол­ко­во­д­ца, если он добудет для него то, чего он, как было всем извест­но, горя­чо желал, но не решал­ся тре­бо­вать, Мани­лий обра­тил­ся к граж­да­нам с пред­ло­же­ни­ем ото­звать намест­ни­ка Глаб­ри­о­на из Вифи­нии и Пон­та, а Мар­ция Рек­са из Кили­кии и пере­дать эти долж­но­сти, а так­же веде­ние вой­ны на Восто­ке, по-види­мо­му, на неопре­де­лен­ное вре­мя и во вся­ком слу­чае с обшир­ней­ши­ми пол­но­мо­чи­я­ми на заклю­че­ние мира и сою­зов про­кон­су­лу морей и побе­ре­жья наряду с его преж­ней долж­но­стью (нача­ло 688 г. [66 г.]). На этот раз обна­ру­жи­лось с пол­ной ясно­стью, как рас­ша­тан был рим­ский кон­сти­ту­ци­он­ный меха­низм, с тех пор как ини­ци­а­ти­ва зако­но­да­тель­ства была пере­да­на в руки любо­го ничтож­но­го дема­го­га, а выне­се­ние реше­ния — нера­зум­ной тол­пе, что рас­про­стра­ня­лось так­же на важ­ней­шие вопро­сы управ­ле­ния. Пред­ло­же­ние Мани­лия не понра­ви­лось ни одной из поли­ти­че­ских пар­тий, одна­ко оно почти не встре­ти­ло серь­ез­но­го сопро­тив­ле­ния. Демо­кра­ти­че­ские вожа­ки про­сто не сме­ли воз­ра­жать про­тив зако­но­про­ек­та Мани­лия по тем же при­чи­нам, кото­рые заста­ви­ли их поми­рить­ся с Габи­ни­е­вым зако­ном; они зата­и­ли свое недо­воль­ство и свои опа­се­ния и выска­зы­ва­лись пуб­лич­но в поль­зу демо­кра­ти­че­ско­го пол­ко­во­д­ца. Уме­рен­ные опти­ма­ты под­дер­жи­ва­ли с.97 пред­ло­же­ние Мани­лия, пото­му что после Габи­ни­е­ва зако­на вся­кое сопро­тив­ле­ние было бес­по­лез­но, и даль­но­вид­ные люди уже тогда пони­ма­ли, что пра­виль­ной поли­ти­кой для сена­та явля­ет­ся сбли­же­ние с Пом­пе­ем, чтобы при неиз­беж­ном раз­ры­ве меж­ду ним и демо­кра­та­ми пере­тя­нуть его на свою сто­ро­ну. Нако­нец, люди неустой­чи­вые бла­го­слов­ля­ли день, когда и они, каза­лось, мог­ли иметь свое мне­ние и соот­вет­ст­вен­но дей­ст­во­вать, не поры­вая ни с одной из пар­тий. Харак­тер­но, что Марк Цице­рон впер­вые высту­пил на поли­ти­че­ской ора­тор­ской три­буне с защи­той зако­но­про­ек­та Мани­лия. Одни лишь стро­гие опти­ма­ты во гла­ве с Квин­том Катул­лом не скры­ва­ли сво­их взглядов и высту­па­ли про­тив это­го пред­ло­же­ния. Разу­ме­ет­ся, оно было при­ня­то таким боль­шин­ст­вом голо­сов, кото­рое почти рав­ня­лось еди­но­глас­но­му реше­нию, и при­об­ре­ло силу зако­на. Пом­пей полу­чил бла­го­да­ря это­му, поми­мо сво­их преж­них обшир­ных пол­но­мо­чий, управ­ле­ние важ­ней­ши­ми мало­азий­ски­ми про­вин­ци­я­ми, так что в пре­де­лах рим­ских вла­де­ний почти не оста­ва­лось клоч­ка зем­ли, кото­рый не был бы ему под­вла­стен, и ему было пору­че­но веде­ние вой­ны, о кото­рой, как о похо­де Алек­сандра, мож­но было ска­зать, где и когда она нача­лась, но не вид­но было, где и когда 80 она кон­чит­ся. За все вре­мя суще­ст­во­ва­ния Рима такая власть нико­гда еще не сосре­дото­чи­ва­лась в руках одно­го чело­ве­ка.

Демо­кра­ти­че­ско-воен­ная рево­лю­ция

Зако­ны Габи­ния и Мани­лия завер­ши­ли борь­бу меж­ду сена­том и попу­ля­ра­ми, нача­тую за 67 лет до того зако­на­ми Сем­п­ро­ния. Если бла­го­да­ря Сем­п­ро­ни­е­вым зако­нам рево­лю­ци­он­ная пар­тия кон­сти­туи­ро­ва­лась как поли­ти­че­ская оппо­зи­ция, то с при­ня­ти­ем зако­нов Габи­ния и Мани­лия она пре­вра­ти­лась из оппо­зи­ци­он­ной пар­тии в пра­ви­тель­ст­вен­ную. Вели­че­ст­вен был момент, когда после бес­плод­ной интер­цес­сии Окта­вия была про­би­та пер­вая брешь в суще­ст­во­вав­шем государ­ст­вен­ном строе, но столь же зна­ме­на­те­лен был и тот день, когда с отстав­кой Тре­бел­лия пал послед­ний оплот сенат­ско­го режи­ма. Это чув­ст­во­ва­лось обе­и­ми сто­ро­на­ми, и даже серд­ца апа­тич­ных сена­то­ров дрог­ну­ли в этой борь­бе не на жизнь, а на смерть. Одна­ко борь­ба за изме­не­ние кон­сти­ту­ции окон­чи­лась все же совер­шен­но дру­гим и гораздо более жал­ким обра­зом, чем она нача­лась. Начал рево­лю­цию бла­го­род­ный во всех отно­ше­ни­ях юно­ша, а закон­че­на она была дерз­ки­ми интри­га­на­ми и дема­го­га­ми само­го худ­ше­го поши­ба. Если, с дру­гой сто­ро­ны, опти­ма­ты нача­ли с обду­ман­но­го сопро­тив­ле­ния, упор­но защи­щая даже без­на­деж­ные пози­ции, то кон­чи­ли они пер­вой попыт­кой при­ме­не­ния кулач­но­го пра­ва, хваст­ли­вой сла­бо­стью и позор­ным нару­ше­ни­ем при­ся­ги. Теперь было достиг­ну­то то, что неко­гда каза­лось сме­лой меч­той: сенат пере­стал пра­вить. Но если бы ста­ри­ки, видев­шие еще пер­вые бури рево­лю­ции, вни­мав­шие сло­вам Грак­хов, срав­ни­ли то вре­мя с насто­я­щим, они нашли бы, что все изме­ни­лось за это вре­мя — стра­на и люди, государ­ст­вен­ное с.98 пра­во и воен­ная дис­ци­пли­на, жизнь и нра­вы; и тот, кто стал бы срав­ни­вать иде­а­лы Грак­хо­вых вре­мен с их осу­щест­вле­ни­ем, мог лишь груст­но улыб­нуть­ся. Но подоб­ные раз­мыш­ле­ния были делом про­шло­го. В насто­я­щем же и, веро­ят­но, в буду­щем свер­же­ние ари­сто­кра­тии долж­но было счи­тать­ся совер­шив­шим­ся фак­том. Оли­гар­хи были похо­жи на совер­шен­но рас­пав­шу­ю­ся армию, рас­се­ян­ные отряды кото­рой могут еще слу­жить под­креп­ле­ни­ем для дру­го­го вой­ска, но сами не могут уже ни ока­зать сопро­тив­ле­ния, ни дать само­сто­я­тель­но­го боя. Но одно­вре­мен­но с окон­ча­ни­ем ста­рой борь­бы под­готов­ля­лась и новая — борь­ба обе­их сил, нахо­див­ших­ся до того вре­ме­ни в сою­зе для свер­же­ния ари­сто­кра­ти­че­ско­го государ­ст­вен­но­го строя: демо­кра­ти­че­ской оппо­зи­ции и при­об­ре­тав­шей все бо́льшую силу воен­ной вла­сти. Исклю­чи­тель­ное поло­же­ние Пом­пея уже после Габи­ни­е­ва зако­на, а еще более после зако­на Мани­лия, было несов­ме­сти­мо с рес­пуб­ли­кан­ским стро­ем государ­ства. Закон Габи­ния, как вполне спра­вед­ли­во заяв­ля­ли уже тогда его про­тив­ни­ки, назна­чал Пом­пея не адми­ра­лом, а пра­ви­те­лем государ­ства, и не без осно­ва­ния один хоро­шо зна­ко­мый с восточ­ны­ми поряд­ка­ми грек назы­ва­ет его «царем царей». Когда вер­нув­шись с Восто­ка после новых побед, с воз­рос­шей сла­вой и пол­ной каз­ной, с гото­вы­ми к борь­бе и пре­дан­ны­ми ему вой­ска­ми, он протянет руку к короне, — кто оста­но­вит его? Быть может, быв­ший кон­сул Квинт Катулл созо­вет сена­то­ров на борь­бу про­тив пер­во­го пол­ко­во­д­ца эпо­хи и его испы­тан­ных леги­о­нов? Или новый эдил Гай Цезарь под­ни­мет город­скую чернь, взо­ры кото­рой он толь­ко что тешил сво­и­ми 320 пара­ми гла­ди­а­то­ров в сереб­ря­ных латах? Вско­ре при­дет­ся сно­ва укры­вать­ся на ска­лах Капи­то­лия, чтобы спа­сти сво­бо­ду, вос­кли­цал Катулл. Не его вина была, что буря при­шла не с Восто­ка, как он думал, и что судь­ба, испол­няя его про­ро­че­ство бук­валь­нее, чем он сам пред­видел, занес­ла губи­тель­ную непо­го­ду несколь­ко лет спу­стя из стра­ны кель­тов.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Чрез­вы­чай­ная долж­ност­ная власть (pro con­su­le, pro prae­to­re, pro quaes­to­re) мог­ла воз­ник­нуть соглас­но рим­ско­му государ­ст­вен­но­му пра­ву дво­я­ким обра­зом. Она либо воз­ни­ка­ла на осно­ва­нии прин­ци­па, гос­под­ст­во­вав­ше­го отно­си­тель­но слу­жеб­ной дея­тель­но­сти за пре­де­ла­ми город­ской чер­ты, в силу кото­ро­го служ­ба про­дол­жа­лась до закон­но­го сро­ка, а долж­ност­ная власть — до при­бы­тия пре­ем­ни­ка; это и есть самый древ­ний, про­стой и наи­бо­лее част­ный слу­чай. Ино­гда же она воз­ни­ка­ла таким путем, что соот­вет­ст­ву­ю­щие орга­ны, а имен­но, коми­ции и позд­нее, веро­ят­но, сенат, назна­ча­ли выс­шее долж­ност­ное лицо, не пред­у­смот­рен­ное кон­сти­ту­ци­ей, при­чем, хотя лицо это и было рав­но­прав­но орди­нар­но­му маги­ст­ра­ту, но чрез­вы­чай­ный харак­тер его пол­но­мо­чий отме­чал­ся тем, что оно назы­ва­лось лишь «испол­ня­ю­щим долж­ность» пре­то­ра или кон­су­ла. Сюда отно­сят­ся так­же лица, назна­чен­ные нор­маль­ным путем на долж­ность кве­сто­ров, но впо­след­ст­вии наде­лен­ные в чрез­вы­чай­ном поряд­ке вла­стью пре­то­ров или даже кон­су­лов (quaes­to­res pro prae­to­re или pro con­su­le); в этом зва­нии отпра­вил­ся, напри­мер, в 679 г. [75 г.] в Кире­ну Пуб­лий Лен­тул Мар­цел­лин (Sal­lust., Hist., 2, 39; изд. Дит­ча), Гней Пизон в 689 г. [65 г.] — в Ближ­нюю Испа­нию [Sal­lust., Cat., 19), Катон в 696 г. [58 г.] — на Кипр (Vell., 2, 45). Или же, нако­нец, чрез­вы­чай­ная долж­ност­ная власть воз­ни­ка­ла из при­над­ле­жав­ше­го выс­ше­му долж­ност­но­му лицу пра­ва деле­ги­ро­вать свои пол­но­мо­чия. Остав­ляя свою область или не имея по дру­гой при­чине воз­мож­но­сти испол­нять свои обя­зан­но­сти по долж­но­сти, он имел пра­во назна­чать себе заме­сти­те­ля, кото­рый назы­вал­ся тогда le­ga­tus pro prae­to­re (Sal­lust., Jug., 36, 37, 38) или же, если выбор его падал на кве­сто­ра, quaes­tor pro prae­to­re. Рав­ным обра­зом выс­ший маги­ст­рат имел пра­во, если у него не было кве­сто­ра, пору­чать испол­не­ние его обя­зан­но­стей одно­му из сво­их сотруд­ни­ков, кото­рый назы­вал­ся тогда le­ga­tus pro quaes­to­re; это наиме­но­ва­ние впер­вые, кажет­ся, встре­ча­ет­ся на македон­ских тет­ра­д­рах­мах Суры, вое­на­чаль­ни­ка, под­чи­нен­но­го намест­ни­ку Македо­нии (665—667) [89—87 гг.]. Но это про­ти­во­ре­чи­ло сущ­но­сти деле­ги­ро­ван­ной вла­сти, и поэто­му древ­ней­шее государ­ст­вен­ное пра­во не допус­ка­ло, чтобы выс­шее долж­ност­ное лицо, если оно име­ло воз­мож­ность бес­пре­пят­ст­вен­но испол­нять свою долж­ность, тот­час же по вступ­ле­нии в нее наде­ля­ло выс­шей долж­ност­ной вла­стью одно­го или несколь­ких из сво­их под­чи­нен­ных. Таким обра­зом, назна­чен­ные про­кон­су­лом Пом­пе­ем le­ga­ti pro prae­to­re пред­став­ля­ли собой ново­введе­ние и напо­ми­на­ли уже тех лега­тов, кото­рые игра­ли такую боль­шую роль в эпо­ху импе­рии.
  • 2Соглас­но пре­да­нию, царь Ромул был разо­рван на части сена­то­ра­ми.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1303322046 1303222561 1263912973 1333857024 1334025967 1334362470