Пермский ун-т, 1998. С. 40—52.
© П. Дж. Родс, 1998, © Перевод В. Р. Гущина, 1998.
с.40 В настоящей статье рассматривается функционирование демократических институтов Афин со времени реформ Эфиальта до момента ликвидации демократии Антипатром Македонским в 321 г. (здесь и далее — до Р. Х.). Хотя за это время Афины пережили два политических переворота (в 411 и 404—
Выясним прежде: что значило быть афинским гражданином? С самого раннего времени Аттика представляла собой полис — единое политическое целое с центром в Афинах. Поэтому жители Марафона, расположенного в 40 км от Афин, считали себя одновременно и афинянами, и марафонцами. Территория Аттики составляла приблизительно 2600 км2; перед началом Пелопоннесской войны здесь проживало около 400 тыс. человек: 60 тыс. взрослых граждан мужского пола, 180 тыс. женщин и детей, 50 тыс. метеков (иностранцев, живших в Афинах, но не имевших гражданства), остальная часть приходится на рабов3. (Для сравнения: графство Дарем в Соединенном Королевстве, где я живу и работаю, имеет приблизительно ту же площадь и около 600 тыс. человек городского и сельского населения.)
До реформ Клисфена 508—
Политический статус обычно наследовался от отца: молодой человек становился гражданином, если гражданином был его отец (вне зависимости от статуса матери). Однако в 451—
Все или почти все граждане принадлежали к фратриям. Уже в детстве дети граждан представлялись фратриям своих отцов. Правда, их регистрация в отцовском деме происходила лишь после того, как ребенку исполнялось восемнадцать лет. После этой процедуры он приобретал основные права гражданина — для получения остальных прав он должен был стать старше (лишь после 30 лет можно было стать судьей или быть назначенным на общественную должность). Совершение преступления вело к частичному или полному поражению в правах. Со времени Солона (594—
В первые два года после регистрации, в преддверии взрослости, граждане обретали промежуточный статус — эфебов (epheboi). Примерно с 335—
Как и везде и во все времена, дети не обладали политическими правами (правда, рубеж окончания детства устанавливался по-разному). Не имели политических прав и женщины, что в наше время может показаться шокирующим. Однако нельзя забывать, что так было повсеместно до начала нынешнего столетия. Для комедиографа Аристофана политические права женщин были предметом шуток. Платон полагал, что отдельные женщины, если они этого заслуживают, могут иметь политические права. Начиная с Аристотеля обычным становится представление о превосходстве мужчин.
Таким образом, граждане (взрослые мужчины, имевшие гражданские права) и являлись государством. Они были наделены всей полнотой прав, они владели землей и домами — в пределах государства (чего были лишены метеки, за исключением тех, кто пользовался какими-либо привилегиями) Именно гражданам предназначалось распределяемое зерно, деньги и т. п. Негражданам даровались лишь те права, которые граждане считали нужным даровать, неграждане были обязаны выполнять то, что граждане считали нужным возложить на них.
Суверенным органом Афин было народное собрание, открытое для всех граждан. Решением (psephisma) народного собрания принимались законы4, заключались союзы, объявлялись войны или устанавливался мир. На нем решались все значительные и незначительные вопросы. Однако народное собрание было слишком многочисленным, чтобы собираться очень часто Некоторые граждане жили в 40 (и более) км от Афин, и им было затруднительно посещать все заседания. При решении некоторых вопросов устанавливался кворум — 6 тыс. человек, присутствие 8 тыс. можно назвать высокой посещаемостью. В третьей четверти IV в. происходило до 40 собраний в год, в первой половине V в., возможно, всего 105.
с.43 Однако в Афинах существовал другой часто собиравшийся орган — совет (boule). Со времени Клисфена в совет избиралось по 50 человек от каждой из 10 фил. Демы были представлены в каждой квоте в соответствии с их размерами. Назначение происходило по жребию из числа всех желающих сроком на один год. В работе совета гражданин мог принимать участие не более двух раз в своей жизни. Совет имел на агоре отдельное здание и собирался каждый день, за исключением праздников. Но и совет был слишком велик, поэтому со времени Эфиальта 50 человек от каждой филы образовывали его постоянный комитет (пританей) и рассматривали все дела в течение одной десятой части года. Каждые 24 часа кто-то из членов пританея становился председателем (epistates) и с кем-то из своих коллег разбирал все важные дела.
Совет готовил повестку дня для народного собрания, а пританей — для самого совета. Некоторые вопросы по закону должны были рассматриваться народным собранием в определенное время: например, один раз в течение каждой притании ставился вопрос о доверии должностным лицам. В остальном именно совет решал, какие вопросы должны были обсуждаться на собрании, которое не рассматривало ни одного вопроса, не обсуждавшегося прежде на совете. Но все, что требовалось от совета, это всего лишь поставить вопрос: он мог дать положительные рекомендации, а мог и не давать никаких.
Когда вопрос ставился на заседании собрания, каждый гражданин мог выступить с речью и выдвинуть свое предложение. Могли быть выдвинуты два противоположных предложения или поправки к чьему-то предложению. Решение принималось простым большинством голосов (в этом Греция отличалась от Рима, где граждане при голосовании объединялись в группы — так что голоса одних имели больший вес, чем голоса других). Обычно граждане голосовали поднятием руки. Точного подсчета, возможно, не было: надеялись на то, что будет видно, какое предложение имеет большую поддержку. А если это было неясно, вероятно, проводили повторное голосование.
Какой из упомянутых органов обладал реальной властью в Афинах — совет или собрание? Факты, которыми мы располагаем, свидетельствуют, что до начала III в. серьезные дискуссии разворачивались как в совете, так и на собраниях. Даже самые известные политики не могли быть уверены в получении поддержки собрания тогда, когда они хотели ее получить. Лишь тогда, когда Афины утратили свое прежнее влияние, а равно менее значимыми стали и принимаемые здесь решения, собрание в большей мере стало склоняться к автоматическому утверждению решений совета.
Дебаты, о которых нам известно лучше, — не обычные дискуссии, разворачивавшиеся на собраниях, на них лежит печать разразившихся тогда кризисов. Приглядимся к двум наиболее характерным фактам. Осенью 406 г. афинский флот разбил флот Спарты близ Аргинусских островов. Однако битва происходила при плохой погоде, и после нее афиняне не смогли поднять на корабли тела погибших и тех, кто еще был жив6. Когда это известие достигло Афин, граждане пришли в негодование. Те, кому было поручено поднять тела, прибыли в Афины до возвращения стратегов. Последние же направили афинянам письмо, в котором обвинили исполнителей.
с.44 Расспросы вернувшихся настроили афинян против стратегов, которые тут же были смещены. Шесть из восьми стратегов, принимавших участие в битве, вернулись в Афины и были арестованы. На первом заседании собрания арестованные подверглись атакам со стороны Ферамена — одного из тех, кому был поручен подъем живых и мертвых на корабли. Ссылки стратегов на то, что подъем был поручен Ферамену и другим, но погода помешала сделать это, произвели должное впечатление. Однако проводить голосование было уже поздно, поэтому совет включил этот вопрос в повестку следующего собрания. Это, как утверждает Ксенофонт, было на руку Ферамену, который воспользовался праздником Апатурий для того, чтобы возбудить общественное мнение против стратегов.
На следующем заседании выступил некто Калликсен и от имени совета предложил одним голосованием решить судьбу всех обвиняемых. Кое-кто возражал, указывая на незаконность такой процедуры, «толпа же кричала и возмущалась тем, что суверенному народу не дают возможности поступать, как ему угодно» (Xen. Hell. 1. 7. 12 — пер.
Мой второй пример относится к 338 г. Филипп Македонский, ведший армию на Амфиссу, расположенную в Центральной Греции, внезапно изменил маршрут и, двинувшись в направлении Афин, занял Элатею. Вот что рассказывает об этом Демосфен: «Был вечер. Вдруг пришел кто-то к пританам и принес известие, что Элатея захвачена. Тут некоторые — это было как раз во время обеда — поднялись с мест и стали удалять из палаток на площади торговцев и устраивать костер из их щитков, другие пошли приглашать стратегов и вызывать трубача. По всему городу поднялась тревога. На следующий день с самого рассвета пританы стали созывать Совет булевтерий, а вы направились в Народное собрание, и не успел еще Совет обсудить дело и составить пробулевму, как весь народ сидел уже там наверху. После этого туда явился Совет. Пританы доложили о полученных ими известиях, представили самого прибывшего, и тот рассказал обо всем. Тогда глашатай стал спрашивать: “Кто желает говорить?” Но не выступил никто. И хотя уже много раз глашатай повторял свой вопрос, все-таки не поднимался никто. А ведь были налицо все стратеги, все обычные ораторы, и отечество призывало, кто бы высказался о мерах спасения… Так вот таким человеком оказался в тот с.45 день я, и, выступив, я изложил перед вами свое мнение» (Demosth. XVIII. 169—
В данном случае совет, по-видимому, предложил собранию обсуждать проблему, не дав собственного заключения о ней. А Демосфен предложил Афинам заключить договор с Фивами против Филиппа как рядовой член собрания.
Таков был механизм принятия решений в Афинах — голосование в народном собрании, которое было открыто для всех граждан, могущих и желающих присутствовать на его заседаниях.
Теперь обратимся к администрации и чиновникам. В Темные века, я полагаю, Афинское государство более или менее напоминало гомеровское: цари, совет знати (Ареопаг) и периодические заседания народного собрания — когда требовалась поддержка всего коллектива. Ко времени Солона (594—
В 490 и 480—
Пелопоннесская война, длившаяся с 431 по 404 г., положила конец военному превосходству Афин, а равно и политической значимости стратегов. В IV в. они превращаются в профессиональных военных, готовых воевать где угодно, если в Афинах на тот момент нужды в них не было. Политиками нового типа становятся rhetores (ораторы) или politeuomenoi (политики), они не занимали официальных должностей и поэтому не были подотчетны кому-либо, с.46 их влияние базировалось на умении убеждать народное собрание или суды. В середине IV в. (после почти полувековых финансовых неурядиц) мы вновь обнаруживаем административные новации: влияние обретают финансовые эксперты, что символизировало отход от любительщины эпохи демократии.
Решения принимались сообща гражданами Афин на заседаниях собрания, ими же они и исполнялись. Огромная масса поручений возлагалась на специальные комитеты, в которые входили представители каждой из десяти фил, назначавшиеся по жребию без права переизбрания. Все они работали под общим руководством совета 500.
Примером работы административной системы может послужить сбор двухпроцентного налога, взимавшегося с товаров, ввозимых и вывозимых через порт Пирей. Специальных служб для сбора налога здесь не существовало. Отдельные граждане создавали объединения для того, чтобы купить право сбора налога на текущий год. Poletai (продавцы) в присутствии членов совета уступали право сбора тем, кто предлагал большую цену. Контракт оформлялся соответствующими документами, хранившимися в совете. После сбора налога обещанная сумма под контролем совета выплачивалась apodektai (получателям) и контракт уничтожался. Члены подобных объединений должны были выплачивать только установленные суммы: если собиралось больше — разница считалась прибылью, если меньше — недостающие суммы подлежали компенсации. Если взявшиеся собирать налог не выплачивали полагавшиеся суммы вовремя, то ими занимались praktores (взыскиватели). В V в. все доходы поступали в афинскую казну, из нее же по решению собрания производились необходимые выплаты. Этим ведали kolakretai («сборщики мяса»). Полагали, что они более других могли быть подвержены коррупции, поэтому их полномочия ограничивались лишь одной пританией — десятой частью года. В IV в. основой бюджетной политики становится ежегодное распределение (merismos) средств, выплачивавшихся государственным организациям и чиновникам.
Администрация Афин была проще администрации современных государств хотя бы потому, что финансировалось меньшее количество статей: строительство кораблей, дорог, создание системы водоснабжения. Образование считалось частным делом и не финансировалось, не существовало системы общественного транспорта. И налоги собирались не для того, чтобы оказывать сознательное влияние на экономику, но лишь затем, чтобы иметь государственные средства. До середины IV в. государство не создавало никаких финансовых резервов (в V в. денежные излишки обычно оказывались в казне храмов, благодаря чему во время Пелопоннесской войны государство имело дополнительный источник денежных средств). Кредитная система отсутствовала, государство не имело возможности расходовать деньги, если их не было в казне. Большая часть денежных средств поступала в казну в конце года, из-за чего порой возникали кризисные ситуации. В 348 г., например, не работали суды из-за отсутствия денег для выплаты судьям.
с.47 Участие граждан в управлении государством было бы невозможно, если они не имели времени для занятия общественными делами. Наличие рабов и метеков, а также то, что женщины не участвовали в политической жизни, облегчало возможность участия в ней мужчин, обладавших гражданскими правами. Однако большинство все же должно было трудиться. Поэтому устанавливались денежные выплаты, позволявшие гражданам заниматься общественными делами, — от установленной в 450 г. платы за участие в работе судов до введенной в 390 г. платы за присутствие на заседании собраний. Выплаты никогда не были значительными, их целью было компенсировать гражданам их убытки. (Весьма любопытно в этой связи то, что, если прочие доплаты росли в IV в. с учетом инфляции, то выплаты судьям оставались неизменными.)
Налоги были преимущественно косвенными, поэтому размер выплат зависел скорее от характера потребления, нежели от размеров собственности и получаемых доходов. Однако существовал налог на собственность (eisphora), который выплачивали те, кто имел больше определенной нормы. Решение о взыскании этого налога принималось ad hoc каждый год. Обычно это 1 или 2 процента от размера имущества, облагаемого налогом. Кроме того, богатые служили государству, исполняя литургии (leitourgiai). Вместо денежных выплат они предоставляли средства на общественные нужды: организацию празднеств (подготовка и финансирование хоров или команд на состязаниях в беге с факелами), триерархию (финансирование строительства и оснащения корабля). Хотя литургии не могли возлагаться беспредельно, афинская соревновательная этика превращала расходование больших средств при их исполнении в предмет гордости. Лишь неупорядоченность делала эту систему обременительной для богатых: в один год оснащение корабля могло стоить дороже, нежели в другой, в один год некто мог выплатить двухпроцентную эйсфору и исполнить дорогостоящую литургию, в другой — не платить ничего. Поэтому в IV в. делались попытки более разумного распределения бремени литургий.
Очевидно, такая административная система была непрофессиональной и неэффективной. Ее сверхзадача состояла в демонстрации скорее лояльности, нежели умения: каждый лояльный гражданин должен был играть в этой системе свою роль. Она была «справедливой» не в том, что касается исполнения принятых гражданами решений, а в самом факте их вовлечения в эту работу. На административной работе использовалось несколько государственных рабов и оплачиваемых служащих, однако не существовало ничего подобного административной системе современного государства.
Теперь обратимся к правовой системе. Первоначально законы сохранялись в памяти аристократов, а правосудие осуществлялось девятью действовавшими архонтами и теми из них, кто становился членом Ареопага. В 621—
Ареопаг, состоявший из бывших архонтов, первоначально имел широкие полномочия, являясь хранителем коллективной мудрости, памяти и опыта аристократических семей Афин. Он сохранил свое влияние и в VI в. Солон передал ему право проведения eisangelia — расследования преступлений против государства. Я полагаю, что Ареопаг приобрел право контроля государственных чиновников, включая проверку их квалификации до вступления в должность (dokimasia) и анализ их деятельности после прекращения полномочий (euthynai). Право проведения eisangelia, а также контроля за чиновниками, я полагаю, и было тем, что Эфиальт отнял в 462—
В V и IV вв. административная система усложняется — частично потому, что Афины становятся лидером Делосской лиги (V в.) и Второго Морского союза (IV в.). Это неизбежно вело к росту числа правонарушений, имеющих отношение к государственной деятельности, совершаемых как чиновниками, так и частными лицами. В результате этого, а также вследствие реформ Эфиальта совет стал играть все большую роль в административной системе, он приобретает все больше прав при расследовании названных правонарушений.
С точки зрения британского (западноевропейского) или американского исследователя, это тревожный симптом. Ибо в современном государстве, где немалое значение имеют законодательная и исполнительная власти, считается важным иметь независимую судебную систему, чтобы и государство заставить подчиняться законам. Но в древности власти были значительно слабее, поэтому считалось нормальным, непротиворечащим законам наделение административных органов судебной властью, с тем чтобы усилить их административную власть. В представлении афинян о правосудии было и еще кое-что, тревожащее нас: в отличие от нас они не видели разницы между противозаконными с.49 и непродуманными или политически недальновидными действиями. Политики, чьи действия не приносили желаемого результата, военачальники проигрывавшие сражения, вполне могли быть обвинены в обмане народа или получении взяток от врагов. Должностные лица могли быть обвинены например, во время euthynai. Политики «новой волны», появившиеся в конце V и IV вв., — те, кто не занимал никаких официальных должностей, ратовали за такие дополнения к уже существующим законам, которые позволяли бы подвергать чиновников наказаниям в судебном порядке. В афинских судах не стремились дотошно расследовать обстоятельства дела, хотя и это имело место: каждый процесс был прежде всего личным состязанием тяжущихся, фактически требовавших от суда выяснить, кто из них — более уважаемый гражданин.
Процесс над стратегами (о котором шла речь ранее) был скорее исключением, но по своей форме напоминал eisangelia: трудно представить себе, в нарушении какого закона они обвинялись. Эмоциональную ситуацию характеризуют уже приводившиеся слова: «толпа… кричала и возмущалась тем, что суверенному народу не дают возможности поступать, как ему угодно» (Xen. Hell. I. 7. 12). В 336 г. Эсхин начал в судебном порядке преследовать того, кто предложил оказать почести его сопернику Демосфену (правда, сам процесс состоялся лишь в 330 г.). Из речей обоих ораторов мы знаем, что было выдвинуто по меньшей мере три обвинения: два касались юридических тонкостей, третье — наиболее существенное — состояло в том, что предложивший почтить Демосфена заявил, будто тот всегда говорил и действовал на благо Афин. Между тем Эсхин так не считал, он обвинил этого человека во внесении в публичный документ лживого утверждения. В итоге весь процесс превратился в подробное обсуждение общественной деятельности Эсхина и Демосфена.
Судебная система Афин — подобно административной — также была непрофессиональной: чиновник, председательствующий в суде, будучи одним из многих других чиновников, не имел возможности провести тщательное расследование. Тяжущиеся не имели возможности нанять адвоката (хотя могли использовать профессиональных составителей судебных речей) и должны были сами обращаться в суд. Суды были громоздкой структурой (от 200 до нескольких тысяч человек), но именно здесь разбиралось дело и выносилось решение. Принятое в одном случае решение, однако, не было принимаемым во внимание прецедентом при рассмотрении подобных дел в дальнейшем.
Я уже говорил о слабости властей в Афинах. Там не было и полиции (Лисий рассказывает о членах совета, которые сами отправились в Пирей арестовывать Агората, — Lys. XIII. 23). Заключение в тюрьму имело место (но не всегда) до суда, чтобы исключить бегство осуждаемого. Это касалось, в частности, тех, кто был должен государству. После суда в тюрьму заключались ожидавшие смертного приговора (например, Сократ). Но обычно это не рассматривалось как наказание. Даже тюремное заключение не могло заставить человека отказаться от того, что не принадлежало ему по закону.
с.50 Можно привести пример, относящийся к 357 г. ([Dem.] XLVII). У некоего Теофема — члена товарищества, исполнявшего триерархию, — в конце года оказалась оснастка для триеры, принадлежащая государству. Тогда товарищество попыталось изъять ее. «Триерарх» (его имя осталось неизвестно) обратился к Теофему, но не получил требуемого. После этого он объявил портовым чиновникам о возбуждении дела, а те передали его в суд. Теофем и его партнер признаются виновными в укрывательстве оснастки, и последний возвращает требуемое. Но Теофем не торопится следовать его примеру. Триерархи (прежний и новый — в этот год была введена новая система триерархий) жалуются в совет, который постановляет взыскать требуемое каким угодно способом. Только на этой, удивительно поздней, стадии триерарх выясняет где живет Теофем, и приходит за оснасткой к нему домой. Теофем отказывается вернуть ее, триерарх настаивает и, пригласив свидетелей с улицы, пытается проникнуть в дом с тем, чтобы взять что-то в качестве залога. Начинается потасовка, после чего триерарх отправляется жаловаться в совет, где ему рекомендуют провести eisangelia. В итоге Теофем признается виновным в том, что он препятствует отправке флота. Нам неизвестно, передал он удерживаемое или нет. Возможно, что передал, так как триерарх покинул-таки Афины, снарядив корабль. По возвращении он был втянут Теофемом в бесконечные судебные разбирательства, взаимные оскорбления и новое насилие. Окончательный исход дела остался нам неизвестен. Эта история примечательна сама по себе: в ходе событий слишком большую роль играли инициатива и действия отдельных людей, что было бы невозможно в современном государстве.
Афинская демократия была demo-kratia — властью народа. Важные решения принимались собранием граждан, административная система функционировала благодаря их участию, суды, скорее, декларировали волю народа, нежели применяли законы в узком смысле слова. Должностные лица назначались по жребию из числа имевших равные права. Каждый гражданин мог и должен был участвовать в общественной жизни: философ Сократ служил в армии и был членом совета.
Были, конечно же, у афинской демократии и отрицательные моменты. Едва ли можно считать благом принятие решений на массовых митингах, на которые не могут не оказывать влияния эмоции и привходящие обстоятельства. В таких условиях едва ли возможно принять разумное решение, особенно в случаях, требующих тщательного анализа. Правда, существовал своего рода защитный механизм: важные решения принимались в течение двух дней — с тем, чтобы дать возможность поразмышлять, вопросы, обсуждаемые на собрании, подготавливались советом, а кроме того, к ответственности привлекались те, кто предлагал противозаконное или заведомо неверное решение. Впрочем, защитный механизм мог и не сработать в период кризисов. с.51 Спасало то, что рассматриваемые вопросы были значительно проще тех, что решаются современным государством, и не требовали экспертизы.
Современному чиновнику административная система Афин может показаться ужасающей: разнообразные комитеты, члены которых избираются по жребию сроком на один год и без права повторного избрания, выполняют разнообразные, но в сущности мелкие поручения. Компенсировалось это опять-таки простотой исполнявшихся поручений, а также тем, что, хотя обязанности были незначительными и исполнявшие их не имели необходимого опыта, избранные все же имели опыт работы в других комитетах в предшествующие годы. Наконец, контроль со стороны совета позволял координировать деятельность отдельных комитетов (а это содействовало процессу принятия решений: совет, готовивший программу для народного собрания, был в курсе всех дел, а присутствовавшие на собрании либо уже отработали год в одном из комитетов, либо им это еще предстояло).
Афинские суды далеко не всегда строго следовали закону, одним воздавая по заслугам, других оправдывая. Политическая подоплека разбираемых в них дел содержала явную угрозу политического авантюризма. Однако такая судебная система устраивала афинян. К тому же знакомство с законом не было сопряжено, как теперь, с денежными затратами.
Афиняне открыли для себя то, что политическая мудрость не была монополией аристократии или богатых, что вопросы, касающиеся многих граждан, ими же и должны решаться. Это было столь важным открытием, что афиняне заразились, я полагаю, своего рода демократическим идеализмом, или энтузиазмом, — особенно при Перикле. Однако это обернулось тем, что пользовавшиеся свободой ограничивали свободу граждан других государств — членов Делосской лиги. В конце V в. демократические Афины не сумели одержать победу в Пелопоннесской войне и Делосский союз был распущен. В первой половине IV в. афиняне вновь попытались восстановить свои лидирующие позиции в греческом мире, однако, столкнувшись с серьезными финансовыми проблемами, не сумели реализовать свои амбиции. В середине столетия афиняне проводили уже менее амбициозную внешнюю политику, наделив специалистов в области финансов значительными полномочиями, что во времена Перикла сочли бы недемократичным. В конце концов они вынуждены были уступить Филиппу Македонскому — хитрому феодальному монарху, поведение которого противоречило всему тому, что представляла собой Афинская демократия. Секрет успеха Филиппа раскрывает нам Демосфен: «Во-первых, он распоряжался своими подчиненными сам полновластно, а это в делах войны — самое важное из всего. Затем, его люди никогда не выпускали из рук оружия. Далее, денежные средства у него были в избытке, и делал он то, что сам находил нужным, причем не объявлял об этом наперед в псефисмах и не обсуждал открыто на совещаниях, не привлекался к суду сикофантами, не судился по обвинению в противозаконии, никому не должен был давать отчета, — словом, был сам над всем господином, вождем и хозяином» (Dem. XVIII. 235 — пер.
с.52 В Афинах, где все решалось народом и все было открыто для общественной проверки, трудно было принять быстрое и неожиданное решение, проводить последовательную политику и эффективно исполнять принятые решения, что, как выяснили афиняне, совсем не помешало бы. Однако это не значит, что демократия сама по себе плоха. Это означает, скорее, что система управления должна способствовать тому, чтобы народ сам управлял своими делами, но чтобы эта система работала эффективно и без сбоев. Впрочем, эта проблема не решена и в наше время.
ПРИМЕЧАНИЯ