Перевод с англ. О. В. Любимовой.
с.130 В последние годы Гордон Уильямс и
Современная точка зрения на отставку Мецената основана на фундаменте, заложенном пятьдесят лет назад в работе сэра Рональда Сайма «The Roman Revolution». Сайм собрал воедино разрозненные свидетельства источников о неудавшемся заговоре, почти смертельной болезни Августа и интригах предполагаемых преемников так, чтобы полностью пересмотреть историю 23 г. до н. э. Она превратилась в историю «тайной борьбы» в окружении Августа: Август объединился со своим министром Меценатом чтобы обеспечить наследование своего племянника Марцелла; Агриппа и Ливия воспротивились и в итоге сорвали эту попытку; и в ходе данной борьбы влияние Мецената было сломлено1.
Роль, приписываемая здесь Меценату, практически целиком является предположительной, ибо ни один источник не связывает его с закулисными маневрами 23 г. Он был введен туда при помощи замечания Тацита, будто в конечном счете Меценат обладал скорее видимым, чем реальным влиянием на Августа (Ann. 3. 30. 4, что будет рассмотрено ниже), и подмешивания к событиям 23 г. инцидента, относящегося к следующему году. Когда в 22 г. некий Мурена был вовлечен в заговор против Августа, Меценат передал информацию своей жене Теренции, сестре заговорщика, что дало Августу основания «сожалеть об обманутом доверии»2. Связав закат Мецената с неудовольствием Августа из-за дела Мурены, перенеся дело Мурены в 23 г. и сделав его катализатором конституционного кризиса, Сайм смог установить полный сценарий потери влияния, на которую намекает Тацит3.
Главная проблема этой реконструкции хорошо известна. Единственный источник, четко датирующий заговор Мурены (Cass. Dio 54. 3) ставит его на год позже с.131 борьбы за наследование, с которой его смешивает Сайм. Заговор был отнесен назад, потому что заговорщик был идентифицирован с консулом с похожим именем, который, согласно Капитолийским фастам за 23 г., оставил должность при загадочных обстоятельствах. Но в последние годы эта идентификация стала казаться все более сомнительной в свете аргументации Майкла Свона, выдвинутой против нее в 1966 г.4 Ни точное имя, ни семейная принадлежность заговорщика не были установлены ко всеобщему удовлетворению, но, по-видимому, он носил преномен Луций, тогда как человек, занесенный в Капитолийские фасты, определенно был Авлом. Что еще важнее, Свон показал, что запись в фастах следует образцу, предполагающему, что данный Мурена был скорее десигнатом, никогда не вступившим в должность, чем действующим консулом. Таким образом, что бы с ним ни произошло — оно должно было произойти в 24 г., за несколько месяцев до кризиса, который, как предполагается, был ускорен инцидентом с Муреной. Даже Сайм в конце концов стал испытывать сомнения в том, что неудавшийся консул и заговорщик — одно лицо, а без этой связи нет причин переносить заговор с того года, в который его ставит Дион Кассий5.
Если отделить эпизод с Муреной от политики, связанной с наследованием и конституционной реорганизацией в 23 г., то все свидетельства об опале Мецената в этом году исчезают, ибо заговор — это единственный контекст, в котором источники упоминают его имя. Даже в следующем году, когда Меценат действительно совершил проступок, сообщив информацию о заговоре своей жене, ни один источник не предполагает, что этот инцидент привел к разрыву с Августом. Напротив, Светоний упоминает его именно для того, чтобы проиллюстрировать ту мысль, что Август «соблюдал неуклонную верность друзьям», которые «наслаждались богатством и влиянием (potentia) до конца жизни, даже если и случались обиды (offensae)»6. В этом же фрагменте несдержанность Мецената сопоставлена со взаимной обидой Августа и Агриппы, которая побудила Агриппу покинуть Рим, но не внесла существенных изменений в их отношения7. Роль Мецената вскоре после этого доказывает, что он действительно сохранил доверие Августа. Когда Август покинул Рим, чтобы совершить поездку по Сицилии и восточным провинциям, беспорядки, нараставшие в столице с тех пор, как он сложил консульство, усилились. Было запрошено мнение Мецената, и ситуация разрешилась в соответствии с его советом, что Августу следует сделать Агриппу своим зятем и поставить его во главе Рима (Cass. Dio 54. 6. 5).
с.132 Таким образом, сообщения историков не содержат никаких признаков того, что между 23 и 21 гг. до н. э. влияние Мецената на Августа ослабло. А с точки зрения историков литературы есть еще более поздние и более важные данные, которые нельзя согласовать с реконструкцией Сайма. Первая книга «Посланий» Горация, посвященная Меценату и содержащая похвалы Августу, видимо, предполагает, что Меценат все еще служил интересам режима, однако «Послания» были опубликованы не ранее 20 г.
Но даже среди исследователей словесности, по крайней мере, в Великобритании, The Roman Revolution обладала слишком большим авторитетом, чтобы можно было просто отвергнуть идею об упадке влияния Мецената8. Вместо этого интерпретация Сайма подверглась метаморфозе. Уильямс и Бринк изъяли разрыв с Меценатом из контекста династической интриги и встроили его в гипотезу об эволюции литературной политики правительства. Меценат как арбитр словесности был вытеснен, когда Август сам нашел время взяться за управление литературными делами9. Кроме того, они датируют это преобразование позднее: Уильямс — «около 19 г. до н. э.», а Бринк — «после 19—
Сенека Старший позволяет нам бегло взглянуть на его общественную роль в трех эпизодах после 20 г. до н. э. Первый из них рассказан в праздном отступлении о риторе Ареллии Фуске, который взял себе привычку украшать декламации цитатами из Вергилия, так как надеялся заработать этим очки в глазах Мецената (Suas. 3. 5). Поскольку сообщается, что Ареллий заимствовал некоторые выдержки из Вергилия в «Энеиде» (Suas. 4. 4—
Последнее сообщение об общественном положении Мецената исходит от Диона Кассия и относится к еще более позднему времени. Во время процесса по делу о прелюбодеянии, который Дион Кассий датирует 12 г. до н. э., обвиняемого поддерживали Меценат и племянник Августа Аппулей. Факт присутствия Мецената на процессе сам по себе примечателен. Поскольку он не прославился ни юридическим, ни ораторским мастерством, он должен был присутствовать для поддержки обвиняемого своей auctoritas[1], а это предполагает, что даже в столь позднее время он не мог восприниматься в обществе как «бывший» политик. Но дальнейшая история еще более поучительна. Обвинитель явно вообразил, что в восстановленной республике ораторы вольны действовать по тем же основным правилам, что и ораторы времен Цицерона. Во всяком случае, он энергично отстаивал свое дело против обвиняемого, атаковав также и адвокатов обвиняемого, после чего в суд вошел Август, занял кресло председательствующего претора и запретил оскорблять «как своих родственников, так и своих друзей» (Cass. Dio 54. 30. 4—
Множеству указаний на то, что литературный и общественный авторитет Мецената остался непоколебимым, противостоят два свидетельства, допускающие, по-видимому, противоположное толкование. Согласно Диону Кассию, напряжение в отношениях Августа и Мецената действительно возникло, когда Август вступил в любовную связь с женой Мецената, что вылилось в открытый скандал к лету 16 г.11. Но нам бы потребовалась более обстоятельная информация, чтобы сделать вывод, что любовное затруднение вызвало своего рода встряску, которую критики вообразили себе на политическом уровне. Определенно, его следствием не стала большая вовлеченность Августа в литературную жизнь столицы. Дион Кассий сообщает, что он урегулировал скандал с Теренцией, покинув Рим и отправившись в Галлию, где оставался три года.
Остается знаменитый фрагмент, в котором Тацит уподобляет Мецената другому императорскому советнику, который «на старости лет скорее по видимости, чем на деле сохранял дружеское расположение принцепса. То же случилось и с Меценатом, потому ли, что волею рока могущество редко бывает незыблемым, или потому, что наступает пресыщение, охватывающее как тех, кто даровал все, что было возможно, так и тех, кому желать больше нечего»12. Угловой камень всякой теории о закате Мецената, с.134 эти строки типичны для Тацита, чем он и вызывает наибольшее раздражение. Такое заявление практически невозможно опровергнуть, ибо любой признак хороших отношений между Августом и Меценатом с готовностью превращается в доказательство противоположной позиции Тацита, будто они стремились лишь сохранять видимость. Но если утверждение не может быть опровергнуто, по крайней мере, можно усомниться в его ценности. Как хорошо известно, иногда Тацит демонстрирует неточное знание фактов и событий, выпадающих из того периода, на котором сосредоточено его основное внимание13. Период Августа является периферийным для основной темы «Анналов», и выясняется, что в связанных с ним отступлениях Тацит допустил как минимум одну ошибку именно в отношении Мецената. В Annals, 6. 11. 2 он называет его «Цильний Меценат» вопреки свидетельству надписей и всех остальных литературных источников, где он имеет только номен Меценат и никакого когномена. Поэтому вполне возможно, что Тацит написал свой комментарий о потере Меценатом влияния, не прибегая к таким исследованиям, какие он проводил в отношении лиц и политики принципата в период после Августа14. Эта вероятность увеличивается, если принять во внимание контекст данного замечания. Оно сделано посреди характерного отступления на тему феноменологии власти и имеет параллели в рассказах Тацита о других приверженцах, использованных и отброшенных императорами: Саллюстий Крисп здесь, Сенека в Annals 14. 52—
Хотя строки о Саллюстии и Меценате в книге III оставляют совершенно неясной подоплеку опалы Мецената, другой фрагмент может пояснить, что имел в виду Тацит. В XIV книге «Анналов» Сенеке и Нерону приписаны хвалебные речи, в которых Сенека просит позволения удалиться в частную жизнь, а с.135 Нерон с преувеличенной вежливостью отказывает ему. Оба оратора привлекают прецедент Мецената, которому Август «дозволил уйти на покой после понесенных им трудов»17. Поскольку этот спор совершенно лицемерен с обеих сторон, возможно, «покой» или «отставка» (otium) здесь используются как благовидные наименования для отчуждения, о котором Тацит говорил in propria persona[2] в книге III. Если это так, то в более позднем фрагменте появляется возможность приблизительно определить время «отставки» Мецената. Его «труды» описаны как совпадающие с достижениями Агриппы как товарища Августа по оружию18 и имевшие место в молодые годы Августа (iuventa Augusti: Ann. 14. 55. 3). Иными словами, они относятся к периоду гражданских войн и идентичны тем административным обязанностям, которые, согласно разным источникам, Меценат исполнял, когда Август отсутствовал в Риме19. После гражданских войн, когда Август отменил свои решения, принятые в период триумвирата и попытался восстановить нормальное политическое положение, он явно решил, что всаднику не подобает обладать полицейской властью в столице. Функции, в военные годы время от времени возлагавшиеся на Мецената, с этих пор были переданы сенаторам, и больше Меценат не принимал прямого участия в управлении или администрировании, хотя, конечно, оставался доверенным лицом Августа20. Окончание гражданских войн должно было стать тем пунктом, за котором последовал его пресловутый otium. И, видимо, именно это и сообщается в некоем анонимном стихотворении, написанном по случаю смерти Мецената через двадцать лет. (Первая) «Элегия к Меценату» в значительной мере посвящена его защите от обвинений в роскошном образе жизни, и часть аргументации (строки 49—
В данной статье утверждается, что свидетельства о Меценате в целом показывают, что после 23 г. он занимал такое же положение по отношению к Августу и столичному обществу, как и прежде. Только Тацит говорит о несомненном разрыве между Меценатом и Августом, и я выдвинул основания, позволяющие считать это утверждение основанным на тенденциозной интерпретации отхода Мецената от административных функций после окончания гражданских войн. Мне неясно, можно ли обосновать теорию об увядании литературного влияния Мецената только на основании поздних стихотворений Горация и Проперция, без помощи внешних свидетельств. Самым решающим шагом будет определение момента, с которого начинает проявляться упадок, ибо чем позднее его датировать, тем меньше имеется поэзии, способной его отразить. Согласно общепринятой хронологии, Проперций как источник выбывает после 16 г.; единственное сочинение Горация, которое можно датировать позднее, — это IV книга «Од» (которая, оказывается, содержит один комплимент Меценату в 4. 11. 17—
ПРИЛОЖЕНИЕ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ РОЛЬ МЕЦЕНАТА ПОСЛЕ 29 г. до н. э.
Поскольку статьи о Меценате в PIR и RE не столь обстоятельны, как могли бы быть, в вопросе о статуте Мецената на протяжении последних двадцати лет его жизни, лучше всего суммировать свидетельства. (1) За единственным исключением, которое будет рассмотрено ниже, ни один источник не изображает Мецената исполняющим, официально или неофициально, какие-либо административные обязанности после возвращения Августа в Италию в 29 г. Аргументацию от умолчания поддерживает выражение Тацита в Ann. 6. 11. 2, которое явно подразумевает, что административная роль, которую Меценат играл в период триумвирата, окончилась с завершением гражданских войн: «Augustus bellis civilibus Cilnium Maecenatem equestris ordinis cunctis apud Romam atque Italiam praeposuit. mox rerum potitus ob magnitudinem populi ac tarda legum auxilia sumpsit e consularibus qui coerceret servitia[3]…» (2) Несколько раз после 29 г. Август пытался обеспечить порядок в столице путем предоставления полицейских полномочий ведущим сенаторам: Мессале Корвину около 26 г. (Tac. Ann. 6. 11. 3, Hieron. Chron. p. 164 f. Helm), Агриппе в 21 г. (Cass. Dio 54. 6), Статилию Тавру в 16 г. (Cass. Dio 54. 19. 6, Tac. Ann. 6. 11. 3). Ему не пришлось бы постоянно экспериментировать подобным образом, если бы кто-то другой уже исполнял эти обязанности. (3) Единственный источник, который действительно приписывает Меценату в
Эту здравую и согласованную картину, представленную в источниках, затемнило современное упорство в восприятии Мецената как «министра» в «кабинете» Августа. В наиболее знакомых нам политических системах министр или секретарь правительства — это выборный или назначаемый чиновник, который действует не только и часто даже не столько в качестве личного советника главы исполнительной власти, сколько в качестве руководителя правительственного отдела. Это полная противоположность системе принципата, где consilium[9] императора был неофициальной группой непостоянного состава, составленной из доверенных лиц, которые также могли быть или не быть облечены административными обязанностями; см. J. Crook, Consilium Principis (Cambridge, 1955), с. 21—
ПОСТСКРИПТУМ
Пока данная заметка готовилась к печати, вышла статья, в которой Гордон Уильямс отрекся от части написанного им о Меценате в течение этих лет («Did Maecenas “Fall from Favour”? Augustan Literary Patronage», в Between Republic and Empire: Interpretations of Augustus and His Principate, ed.
Переоценка статуса Мецената — это долгожданное событие. Однако удивительно, как мало она повлияла на интерпретацию Уильямсом литературной роли Мецената. Если ранее Уильямс считал, что Август отодвинул Мецената в сторону, то теперь он полагает, что Меценат вышел из игры согласно договоренности («с самого начала было запланировано так, что Меценат должен инициировать новый тип литературного патроната, с.138 а Август — взять его в свои руки, когда наступит подходящее время», с. 273). Хотя обстоятельства отставки Мецената различаются, результат точно такой же: с 18 г. до н. э. Август прямо взаимодействует с поэтами и наоборот.
В действительности, признаков запланированного ухода Мецената не больше, чем признаков его увольнения:
(1) В качестве доказательств новой активности Августа после 18 г. Уильямс приводит следующие примеры: он избрал Горация для сочинения «Юбилейного гимна», просил об одах в честь своих пасынков Друза и Тиберия и настоял на том, чтобы одно из поэтических посланий Горация было адресовано ему самому. Но как быть с предыдущими вмешательствами Августа? Сообщается, что в 27 или 26 г. он заставил Вергилия переработать четвертую книгу «Георгик», исключив оттуда Галла (Сервий к Ecl. 10. 1, G. 4. 1); между 27 и 24 гг. он переписывался с Вергилием о масштабах и продвижении работы над «Энеидой» (Don. Vita Verg. 31 Hardie, Macrob. Sat. 1. 24. 10—
(2) Меценат, со своей стороны, продолжал активную деятельность в римских литературных кругах в 18 г. и далее. Он оказывал покровительство ораторским представлениям, проводимым риторами (Sen. Contr. 2. 4. 12—
(3) Часть аргументации Уильямса состоит в том, что об изменении литературной политики сигнализирует смена фокуса в поздних стихотворениях как Горация, так и Проперция. Под руководством Мецената поэты использовали «окольную риторику», обращаясь скорее к Меценату, чем к Августу и сосредотачивая внимание скорее на политической программе режима, чем на личности лидера (с. 267—
ПРИМЕЧАНИЯ
Тебя заботит, лучше какой уклад Для граждан: ты ведь полон тревог за Рим. |
(пер. |
Брось заботы все ты о граде нашем. |
(пер. |
Брось заботы все: человек ты частный. |
(пер. |