Малоазийские греческие полисы и Александр Македонский в 334 г. до н. э.
Под ред. д-ра ист. наук.
ISBN 5-288-02074-4
с.187 Весна 334 г. до н. э. положила начало длившимся почти десять лет азиатским походам Александра Македонского. В результате их древневосточный мир, объединенный в Персидском царстве, пал под натиском греко-македонской армии, а на месте империи Ахеменидов была создана новая мировая держава, большая по своей территории, чем ее предшественница.
Во многом такие головокружительные успехи великого царя-завоевателя были определены первым годом военных действий, который оказал значительное влияние на дальнейшую судьбу азиатской кампании, заложив основу для ее победоносного продолжения. Именно тогда Александр вплотную столкнулся с древним миром малоазийских эллинов, являвшихся по пакту Анталкида (с 387/6 г. до н. э.) подданными персидского царя.
Начиная войну, македонский царь, несомненно, еще точно не знал, как повернутся дальнейшие события, и какое продолжение будет иметь его поход. Несмотря ни на что, Персия являлась сильным противником, и ее мощь еще предстояло сломить. Поэтому на этот период времени особенно остро вставал вопрос: как поведут себя в создавшейся ситуации богатые и многолюдные греческие города азиатского континента, большинство которых представляли собой прекрасные военные укрепления.
Между тем, итог борьбы за анатолийское побережье оказался поразительным. Практически в рамках одной годичной кампании македонский царь и его эмиссары распространили свою власть почти на все полисы эллинов западной и южной Малой Азии. Некоторые из них, например, Эфес (Arr. Anab., I, 17, 10), Магнесия, очевидно, та, что у горы Сипил (Polyaen, V, 44, 4)1, возможно, Эрифры (Ditt.
Источники единодушны в том, что малоазийские греки в подавляющем своем большинстве, не оказывая сопротивления, добровольно открывали ворота своих городов перед войсками македонского царя. В чем же заключались причины такого поведения полисов?
Точка зрения, что греческие города сдавались Александру только из-за понимания неизбежности подчинения большей силе4, как кажется, упрощает истинное положение дел и может считаться верной лишь отчасти. Конечно, граждане полисов, сознавая, что единственным хозяином положения в Малой Азии является македонское войско (особенно после битвы у Граника), не желали ввязываться с ним в борьбу, к тому же представлявшуюся весьма опасной. Трагедия Гринея в Эолиде, который был взят штурмом в 335 г. до н. э. отрядами Пармениона, а его жители проданы в рабство (Diod. XVII, 7, 9), а также участь Фив в Балканской Греции, несомненно, были свежи в их памяти. Альтернатива же сдать город была более выгодна. При этом за общиной, согласно обычаю войны, сохранялся ее прежний статус, гарантировались населению жизнь и свобода, к тому же предоставлялась возможность в случае расположения македонского царя получить от него определенные привилегии5.
Сказанное, однако, подчеркивает только одну, как представляется, чисто внешнюю сторону подобного поведения полисов Малой Азии, совершенно не учитывая тех внутренних настроений, которыми было проникнуто малоазийское греческое общество как в отношении власти персов, так и в отношении Александра накануне его похода на Восток.
Между тем, то состояние национального унижения, в котором оказались греки Малой Азии в связи с вынужденным подчинением с.189 персам — извечным врагам эллинов и существам в их глазах низшего порядка6, не могло не вызывать отчужденного и неприязненного отношения массы гражданства к их владычеству. Именно поэтому Ахемениды изначально предпочитали привлекать к управлению на местах самих греков, а точнее, влиятельные в их среде политические группировки, и утверждать свои державные принципы в эллинских городах Малой Азии уже при такого рода посредничестве. Но поскольку суверенная власть народа особенно плохо согласовывалась с восточной деспотией, социально-политической опорой персов здесь стали олигархи и тираны. Прямо или косвенно с подачи правительства Персии они приходили к власти в городах и, находясь в зависимости от своего высокого покровителя, правили в проперсидском духе. Ввиду минимального вмешательства Великого царя во внутренние дела малоазийских греческих общин господство олигархов и тиранов после подавления ими полисной оппозиции было там практически полным. Этому обстоятельству весьма способствовала и значительная поддержка со стороны: порукой их главенству служили не столько приверженцы данных режимов, как правило, немногочисленные, и личные наемные отряды, сколько прежде всего ахеменидские гарнизоны, расположенные или в самих полисах, или где-то поблизости7. Вместе с тем, исключительная власть олигархов и тиранов, запятнавших себя связью с варварами и нередко осуществлявших свои, обычно узко эгоистические, намерения в отношении граждан с помощью силы, также возбуждала недовольство, а подчас даже ненависть оказавшегося в подчинении народа. В связи с этим демократические лидеры, выступавшие против олигархического и тиранического верховенства, находили глубокую поддержку широких слоев малоазийского греческого населения, а сама идея демократии в их городах становилась особенно популярной8.
с.190 Начиная военную кампанию против державы Ахеменидов, как Филипп, так и Александр, разумеется, прекрасно представляли всю сложность внутриполитической ситуации, сложившейся к этому времени в полисах азиатского континента. Однако для большего успеха в войне за города Малой Азии вставала необходимость опереться здесь на одну из политических группировок, чтобы иметь своих сторонников в каждом полисе — принцип, эффективно используемый македонскими царями, в первую очередь Филиппом, еще в ходе достижения гегемонии над Балканской Грецией. При этом македонская монархия, заботившаяся прежде всего о своей выгоде, готова была, конечно, поощрять в городах Малой Азии любую крупную политическую силу, лишь бы та враждебно относилась к персидскому господству и была способна оказать македонянам помощь в борьбе за анатолийское побережье. Но так как олигархи и тираны придерживались ориентации на Великого царя, Филипп, а затем Александр сделали ставку на находившихся в оппозиции демократов, поддерживаемых значительной частью малоазийского эллинства.
В первую очередь именно на них и был направлен эксплуатировавшийся македонской пропагандой в войне с Персией один из политических лозунгов в панэллинском духе — освобождение греков Азии от гнета варваров9. Так, когда Филипп направил в Малую Азию весной 336 г. до н. э. во главе экспедиционного корпуса Аттала и Пармениона, он приказал им «освобождать эллинские города» (Diod. XVI, 91, 2 — ἐλευθεροῦν τὰς Ἑλληνίδας πόλεις; ср.: Diod. XVI, 1, 5), В свою очередь, в 334 г. до н. э., Александр, будучи в Карии, заявил, что «поднялся войной против персов ради освобождения эллинов» (Diod., XVII, 24, — τῆς τῶν Ἑλλήνων ἐλευθερώσεως ἕνεκα τὸν πρὸς Πέρσας πόλεμον ἐπανῄρηται). И хотя в македонской пропаганде лозунг освобождения, видимо, отступал на задний план перед другим — поход как акт возмездия за поруганные персами святыни Греции, — звучащим более часто (при Филиппе — Diod. XVI, 89, 2; Polyb. III, 6, 12—
На это же отчасти были направлены и те символические жесты и демонстрации панэллинского толка, к которым прибег Александр в самом начале азиатского похода. Перед тем, как вступить в пределы Персидской державы, македонский царь принес в Элеунте жертву на могиле Протесилая, а находясь на середине Геллеспонта, заколол быка в жертву Посейдону и Нереидам и совершил возлияние в море из золотой чаши. К тому же по обеим сторонам Геллеспонта были поставлены алтари Зевсу, Афине и Гераклу (Arr. Anab. I, 11, 5—
Эти поступки Александра, явно подчеркивающие связь нынешних событий с событиями героического (тема Троянской войны) и исторического прошлого (тема похода Ксеркса — ср.: Herod. VII, 43; 54), хотя отчасти и диктовались его религиозной12 и даже романтической натурой13, все же, кажется, в первую очередь, являлись тщательно продуманным пропагандистским действом14. При этом в отношении греков Малой Азии такого рода акции, очевидно эксплуатировавшие их национальные чувства, нацеливались прежде всего на оппозиционные к персидскому господству продемократические элементы, которые под их воздействием и влиянием панэллинских лозунгов должны были стать основными проводниками политики Александра внутри своих родных городов и, выступая на стороне македонян, помогать им в борьбе за азиатский греческий мир.
Выше сказанное, как представляется, дает нам ключ к пониманию того, как Александр смог менее чем за один год распространить свою власть практически на все полисы западного и южного побережья Малой Азии.
Очевидно при приближении македонских войск персидские ставленники, не имея достаточной военной поддержки, чтобы сопротивляться, чаще всего были вынуждены бежать из греческих городов к персам. После чего демос беспрепятственно открывал ворота или непосредственно перед самим Александром, если путь царя пролегал через данный город, или перед его эмиссарами. Затем в сданных полисах, нередко при посредничестве македонян, устанавливались демократические конституции. По-видимому, подобным образом в Геллеспонтской Фригии капитулировали Арисба, Перкота, Гермот, Колоны (Arr. Anab. I, 12, 6). Полисы Эолиды, расположенные в районе рек Каик и Герм, и важнейшие города Ионии — Фокея, Клазомены, Эрифры, Теос, Лебедос и Колофон, сдались Алкимаху (Arr. Anab. I, 18, 1—
Между тем, в ряде полисов Малой Азии, если отсутствовал или был недостаточно сильным персидский гарнизон, демократы и их сторонники сами избавлялись или делали попытку избавиться от олигархических и тиранических режимов посредством восстания. Так, после сражения при Гранике граждане Зелеи изгнали тирана Никагора и ввели у себя демократическое правление (Ditt.
Прекрасной иллюстрацией того, чем могли сопровождаться отмеченные выше изменения государственных устройств в малоазийских полисах, является пример Эфеса. К началу похода Александра Эфесом управляли олигархи во главе с Сирфаком и его сыном Пелагонтом, которые установили свое господство в конце 335 г. до н. э., свергнув демократию, введенную во время успешных боевых действий македонского экспедиционного корпуса в 336 г. до н. э. Они изгнали промакедонски настроенных демократов, ограбили храм Артемиды и сбросили находившуюся там статую Филиппа II. Ими был осквернен на агоре прах Геропифа, возможно, погибшего при освобождении города от олигархов в 336 г. до н. э. (Arr. Anab. V, 17, 11)20. В подобных поступках олигархам оказывал помощь расположившийся в Эфесе персидский гарнизон. Однако, когда составлявшие его наемники узнали об итогах битвы у Граника, они немедленно бежали из города. Вскоре после этого в Эфес прибыл Александр (Arr. Anab. I, 17, 9—
Не стоит, однако, думать, что приведенные выше ужасающие сцены насилия в Эфесе были чем-то исключительным и что в прочих малоазийских городах такие кровавые неистовства больше не происходили. Острые социальные противоречия в греческом обществе Малой Азии, к тому же усугубленные персидским господством, накопили слишком много горючего материала для вспышки народной ненависти. И эта ненависть при определенных обстоятельствах, как раз там, где проперсидские режимы были особенно тягостны, иногда должна была выплескиваться через край и приводить к тому, что разъяренная толпа бралась за палки и камни. Впрочем, македонская монархия, проявившая себя в Эфесе противником такого рода кровавых беспорядков, в большинстве случаев, по-видимому, все же оказывала сдерживающее влияние на демос. Поэтому в основной массе полисов при капитуляции войскам Александра события вряд ли доходили до откровенных столкновений граждан. Но и здесь установившаяся власть прибегала к обычным для государственно-партийных переворотов того времени репрессивным мерам в отношении оказавшейся не у дел противной политической группировки: изгнаниям, возможно, казням, конфискациям и т. д. Демос, так же как ранее олигархи и тираны, добившись преобладающего влияния на государственную власть, стал, таким образом, использовать ее в своих личных целях. И эти цели были направлены в первую очередь на с.196 удовлетворение за счет враждебной стороны собственных социальных вожделений, тесно переплетавшихся с вопросами собственности и ее распределения. Так, например, в Зелее имущество свергнутого тирана и его приверженцев было немедленно реквизировано демократами и подвержено переделу между сторонниками нового конституционного порядка (SGDI, III, № 5533;
Среди малоазийских греческих полисов должны были быть и такие, видимо, немногочисленные, у населения которых проявлялись сильные персофильские настроения. Такое тяготение к персам, предположительно, обуславливалось популярностью их ставленников на местах, которые находили в себе силы проводить мудрую и достаточно гибкую политику в отношении демоса. Умение правящей группировки сглаживать возможные конфликты с народом, в том числе в распределении материальных благ, особенно тех, что получали города от экономических связей с другими районами Персидской державы22, должно было ослабить социальные противоречия в среде гражданства. В связи с этим подавляющая масса населения данных полисов, вероятно, вполне довольствуясь своим положением и только опасаясь в новой политической обстановке его ухудшить, встречала македонское войско без особого энтузиазма. Примером таких городов могут, по всей видимости, служить Солы, жители которых, согласно Арриану, «проявляли бо́льшую приверженность персам» (Anab. II. 5, 5), а также Аспенд. Его граждане, когда Александр находился в Памфилии, прислали к нему полномочных послов с сообщением о сдаче своего города и просили не вводить туда македонский гарнизон. Согласившись на это, царь приказал дать ему коней, которых горожане выращивали для персов и пятьдесят талантов для выплаты воинам (Arr. Anab. I, 26, 2—
Впрочем, не все греческие города Малой Азии были сданы Александру без сопротивления: под стенами некоторых развернулась ожесточенная борьба, завершившаяся захватом полисов только в результате штурмов.
При рассмотрении данного сюжета ряд авторов, судя по всему, несколько упрощают ситуацию, полагая само собой разумеющимся, что в этих полисах противодействие македонянам наряду с персидскими контингентами оказывалось их гражданскими коллективами в целом24. Между тем, принимая во внимание настроения малоазийских греков в отношении персов и Александра, очевидно, если и можно говорить об участии основной массы граждан в боевых операциях, то только о пассивном, из страха перед господствовавшей на тот момент силой. Лишь пособники олигархов и тиранов, без сомнения, активно боролись вместе с эллинскими наемниками, основным тогда военным соперником Александра25, против македонян, отстаивая свои жизненные интересы и прежде всего свою власть. Именно поэтому, возможно, мы не слышим после взятия данных полисов царем о каких-либо массовых репрессиях в отношении их жителей, при том, что разрушение Александром Галикарнасса и Тралл выглядит весьма проблематичным.
с.198 Первым из греческих полисов анатолийского побережья, где было оказано сопротивление Александру, являлся Милет. Когда, сломив отчаянную оборону наемников и, кажется, стоявших здесь тогда у власти олигархов26, македонские войска вошли в город, жители немедленно прислали к царю делегацию, которая передала ему власть над Милетом (Diod. XVII, 22; Arr. Anab. I, 18, 3—
Следующим эллинским городом, который был осажден македонянами и с большим трудом ими захвачен, стал Галикарнасс. Согласно традиции, персидские полководцы прежде чем покинуть уже обреченный город, поспешили его поджечь. Узнав о случившемся, Александр попытался потушить пожар и даже приказал убивать поджигателей, однако уже утром внезапно принял решение о разрушении Галикарнасса (Arr. Anab. I, 23, 2—
К городам, оказавшим сопротивление Александру, В. Эренбергом причисляются и Траллы30. Еще дальше в своих выводах идет
В заключение заметим, что ставка македонской монархии на демократические слои значительно оправдала себя в борьбе за Малую Азию. Основная часть эллинского населения, привлеченная македонской пропагандой, поддержала Александра, содействуя ему, насколько было возможно, в борьбе с ненавистным для них персидским господством. Но если демократы в этой борьбе исходили прежде всего из интересов своих родных общин, преследовали свои узкие, локальные цели, видя в македонянах ту силу, которая должна была сокрушить засилие персофильских группировок, то Александр, ведя войну с Дарием, а значит и с его сторонниками на местах, использовал демократические элементы, по существу, лишь в качестве необходимых пособников в завоевании малоазийского побережья, открывавшего ему путь в глубины Азии.
ПРИМЕЧАНИЯ