Критское эллинистическое пиратство.

с.154 Каж­дый, кто посе­щал Крит, сочтет его суро­вым кра­ем, и этот ост­ров все­гда был таким. Его жите­ли издав­на зани­ма­лись море­пла­ва­ни­ем, при­чем мно­гие из них были пира­та­ми. Сведе­ния о пират­стве появ­ля­ют­ся начи­ная со вре­мен Гоме­ра, хотя выс­ше­го раз­ви­тия оно достиг­ло в элли­ни­сти­че­ский пери­од¹. Одна­ко мно­гие вопро­сы, свя­зан­ные с пират­ст­вом, оста­ют­ся еще не выяс­нен­ны­ми, хотя дан­ная тема очень важ­на для каж­до­го, кто зани­ма­ет­ся исто­ри­ей элли­ни­сти­че­ско­го Кри­та. Пират­ство, как кажет­ся, было одним из глав­ных источ­ни­ков про­цве­та­ния ост­ро­ва, что отра­жа­ет соци­аль­ные и эко­но­ми­че­ские усло­вия той эпо­хи².

Исто­рия крит­ско­го пират­ства вос­хо­дит еще к сред­не­му и позд­не­му брон­зо­во­му веку, когда кри­то-микен­ская мор­ская экс­пан­сия при­ве­ла к осно­ва­нию по мень­шей мере 54 посе­ле­ний на Восто­ке, вплоть до Вави­ло­нии, и достиг­ла Егип­та на юге и Сици­лии и Ита­лии на запа­де³.

Очерк исто­рии элли­ни­сти­че­ско­го пират­ства. Доис­то­ри­че­ские пред­став­ле­ния и тра­ди­ции не выми­ра­ли в тече­ние веков, и вплоть до элли­ни­сти­че­ско­го или более позд­не­го вре­ме­ни на Кри­те оста­ва­лось миной­ское насе­ле­ние, еще гово­рив­шее на негре­че­ском язы­ке⁴. Крит был ост­ро­вом, сохра­нив­шим древ­ние обы­чаи и леген­ды, и его насе­ле­ние все­гда отли­ча­лось от осталь­ных гре­ков. Это были про­стые и гор­дые люди, сво­бо­до­лю­би­вые вои­ны-гор­цы и отваж­ные моря­ки, по-осо­бо­му чув­ст­во­вав­шие море, ско­рее не из люб­ви к нему, а по необ­хо­ди­мо­сти, посколь­ку оно было глав­ным источ­ни­ком их средств к суще­ст­во­ва­нию. В эпо­ху Поли­бия они счи­та­лись непре­взой­ден­ны­ми в набе­гах, заса­дах и ноч­ных напа­де­ни­ях, а ост­ров сла­вил­ся алч­но­стью и богат­ст­вом его жите­лей (Po­lyb. 4. 8). Как писал Э. Бевен, «кри­тяне были рож­де­ны для сра­же­ний, гор­ных засад и скры­тых напа­де­ний. Когда они не вое­ва­ли у себя дома, то отправ­ля­лись вое­вать за гра­ни­цу, нани­ма­ясь на служ­бу к ино­стран­ным царям»⁵. Дей­ст­вия пира­тов в Восточ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье воз­об­но­ви­лись в кон­це IV в. до н. э., после ослаб­ле­ния афин­ско­го флота, гос­под­ст­во­вав­ше­го на море в тече­ние почти 150 лет. Сопер­ни­че­ство меж­ду гре­че­ски­ми горо­да­ми, воз­вы­ше­ние Македо­нии и исполь­зо­ва­ние македон­ца­ми наем­ни­ков, кото­рые часто были пира­та­ми, сде­ла­ли Эге­иду без­за­щит­ной перед пират­ски­ми набе­га­ми. На восто­ке они совер­ша­лись это­лий­ца­ми (Po­lyb. 4. 3)⁶, жите­ля­ми ост­ро­вов Мило­не­са (Ae­schin. 2. 72; Stra­bo. IX. 5. 14) и Скиа­фо­са (App. Mithr. 94), тирре­на­ми (Stra­bo. X. 4. 9; VI. 2. 67) и кили­кий­ца­ми (Plut. Pomp. 24. 1). Как кажет­ся, тирре­ны зани­ма­ли глав­ное место сре­ди мор­ских раз­бой­ни­ков в кон­це IV — нача­ле III в. до н. э.⁷, а затем эта роль пере­шла к кри­тя­нам.

с.155 Хотя антич­ные тек­сты упо­ми­на­ют лишь неболь­шое коли­че­ство назва­ний спе­ци­фи­че­ски пират­ских горо­дов (Алла­рия на Запад­ном Кри­те⁸ и Гиера­пит­на⁹), в них нет недо­стат­ка в свиде­тель­ствах о крит­ском пират­стве. Такие авто­ры, как Поли­бий (4. 8; 6. 46; 8. 21), Стра­бон (Х. 4; 9—10) и Плу­тарх (Pomp. 29. 1), сооб­ща­ют о набе­гах кри­тян, кото­рые, кажет­ся, были весь­ма успеш­ны в тече­ние III и II веков до н. э.

Над­пись с ост­ро­ва Фера, дати­ру­ю­ща­я­ся, види­мо, 260 г. до н. э., сооб­ща­ет, что пира­ты из Алла­рии на Запад­ном Кри­те напа­ли на ост­ров, одна­ко егип­тяне, под вли­я­ни­ем кото­рых он нахо­дил­ся, отби­ли его с помо­щью мест­ных жите­лей¹⁰.

Декрет с ост­ро­ва Амор­госа, отно­ся­щий­ся к III в. до н. э., постав­лен в честь двух людей, ока­зав­ших помощь общине во вре­мя набе­га пира­тов из Это­лии или Кри­та¹¹. Види­мо, это­лий­цы и кри­тяне сотруд­ни­ча­ли во вре­мя сво­их пират­ских набе­гов и, воз­мож­но, поль­зо­ва­лись гава­ня­ми друг дру­га¹². Над­пись 217/216 г. до н. э. сооб­ща­ет о неко­ем пира­те Букри­се, кото­рый ради выку­па увез на Крит афин­ских граж­дан. Поз­же кидо­ний­ский пол­ко­во­дец Евма­рид спас дру­гих афи­нян от это­лий­ских пира­тов, запла­тив за плен­ных 20 талан­тов¹³, что было весь­ма выгод­но для рабо­тор­гов­цев. Афи­няне почти­ли этой над­пи­сью Евма­рида за ока­зан­ные им услу­ги, а так­же за посред­ни­че­ство в под­дер­жа­нии хоро­ших отно­ше­ний со все­ми оби­та­те­ля­ми Кри­та, что поз­во­ли­ло пред­у­предить после­дую­щие кри­то-это­лий­ские набе­ги. Сло­ва «хоро­шие отно­ше­ния со все­ми оби­та­те­ля­ми Кри­та» появ­ля­ют­ся в тек­сте над­пи­си два­жды. Это застав­ля­ет пред­по­ло­жить, что все кри­тяне заклю­чи­ли по это­му пово­ду согла­ше­ние с Афи­на­ми.

«Пират­ство не толь­ко не было пре­кра­ще­но, но им актив­но зани­ма­лись под покро­ви­тель­ст­вом вла­стей гре­че­ских горо­дов»¹⁴. Воз­мож­но, имен­но поэто­му в антич­ных источ­ни­ках упо­ми­на­ют­ся лишь немно­гие спе­ци­фи­че­ски пират­ские горо­да. Пират­ство, оче­вид­но, было все­об­щим заня­ти­ем на элли­ни­сти­че­ском Кри­те, и отдель­ные сою­зы, кото­рые гре­че­ский мир пытал­ся заклю­чать с каж­дым крит­ским горо­дом-государ­ст­вом, явля­ют­ся лиш­ним тому свиде­тель­ст­вом.

Осно­ва­ния для тако­го заклю­че­ния дает дого­вор меж­ду мало­азий­ским Миле­том и крит­ски­ми горо­да­ми, дати­ру­ю­щий­ся 293—260 гг. до н. э. и запре­щаю­щий покуп­ку его граж­дан и рабов. В декре­те назва­но 28 крит­ских государств, сре­ди кото­рых все веду­щие поли­сы ост­ро­ва, такие, как Кносс, Фест и Гор­ти­на, а так­же союз­ни­ки каж­до­го из них¹⁵. Горо­да-государ­ства Кри­та были неза­ви­си­мы и вели посто­ян­ные вой­ны друг с дру­гом, так что от пират­ских напа­де­ний их мог защи­тить лишь одно­вре­мен­ный союз с ними все­ми. Нет ника­ких сомне­ний в том, что Фала­сар­на, Кносс, Кидо­ния, Гиера­пит­на, Олус, Гор­ти­на, Фест и Итан — назы­ваем для при­ме­ра лишь немно­гие горо­да — при­над­ле­жа­ли к чис­лу тех государств, кото­рые одоб­ря­ли подоб­ные вар­вар­ские акции.

Родос, так­же как Милет и Афи­ны, заклю­чал сою­зы с раз­ны­ми крит­ски­ми государ­ства­ми для обес­пе­че­ния сво­бо­ды тор­гов­ли. Во II—I вв. до н. э. он пытал­ся кон­тро­ли­ро­вать Сре­ди­зем­но­мо­рье, играя роль сто­ро­же­во­го пса рим­лян, про­воз­гла­шая сво­бо­ду морей и пыта­ясь уни­что­жить пират­ство (Stra­bo. XIV. 2. 5)¹⁶. В 220 г. до н. э. Родос заклю­чил союз с Кнос­сом (Po­lyb. 4. 53; Diod. 20. 8), а око­ло 200 г. — с Гиера­пит­ной¹⁷. Над­пись, содер­жа­щая дого­вор с.156 Родо­са с Гиера­пит­ной, чрез­вы­чай­но важ­на по четы­рем при­чи­нам. Во-пер­вых, она под­ра­зу­ме­ва­ет, что граж­дане Гиера­пит­ны участ­во­ва­ли в пират­ских набе­гах, во-вто­рых, сооб­ща­ет о суще­ст­во­ва­нии пират­ских баз на ост­ро­ве. Далее, над­пись содер­жит усло­вия, кото­рых город был обя­зан при­дер­жи­вать­ся, и, нако­нец, упо­ми­на­ет о набо­ре крит­ских наем­ни­ков¹⁸, кото­рые слу­жи­ли для Кри­та вто­рым круп­ным источ­ни­ком дохо­дов.

Наем­ни­че­ская служ­ба кри­тян и их пре­крас­ное вла­де­ние воен­ным делом были подроб­но изу­че­ны в гла­ве о пират­стве и наем­ни­че­стве уже упо­ми­нав­шей­ся кни­ги Уил­лет­са¹⁹.

Так, в 171 г. до н. э. Фала­сар­на и Кносс посла­ли 3000 наем­ни­ков под коман­до­ва­ни­ем Суса Фала­сарн­ско­го и Сил­ла Кнос­ско­го на помощь Пер­сею (Liv. XLII. 51. 7). Сооб­ще­ние Поли­бия о том (5. 63—65), что некий коман­дир и вер­бов­щик наем­ни­ков по име­ни Кно­пий из Алла­рии был никем не пре­взой­ден, явля­ет­ся лиш­ним свиде­тель­ст­вом той высо­кой репу­та­ции, кото­рой поль­зо­ва­лись крит­ские наем­ни­ки в элли­ни­сти­че­ском мире.

Уил­летс дока­зы­ва­ет, что наем­ни­ки прак­ти­че­ски пол­но­стью наби­ра­лись из граж­дан, вла­де­ю­щих соб­ст­вен­ным ору­жи­ем²⁰, они, сле­до­ва­тель­но, были доста­точ­но обес­пе­чен­ны­ми людь­ми. Откуда появ­ля­лась эта состо­я­тель­ность, при том, что тыся­чи наем­ни­ков мог­ли отправ­лять­ся на чуж­би­ну, остав­ляя свои горо­да неза­щи­щен­ны­ми? Крит был гори­стым и леси­стым ост­ро­вом, и немно­го­чис­лен­ные доли­ны меж­ду гора­ми мог­ли обес­пе­чить про­пи­та­ни­ем лишь мест­ное насе­ле­ние. Крит­ская эко­но­ми­ка бази­ро­ва­лась на ари­сто­кра­ти­че­ском земле­вла­де­нии и оста­ва­лась по пре­иму­ще­ству зем­ледель­че­ской, «с нераз­ви­ты­ми фор­ма­ми ремес­ла и тор­гов­ли… при­чем зем­ля про­дол­жа­ла при­над­ле­жать отно­си­тель­но неболь­шо­му чис­лу семей…, а мел­кое земле­вла­де­ние нико­гда не име­ло воз­мож­но­стей для раз­ви­тия»²¹. На ост­ро­ве было доста­точ­ное коли­че­ство про­до­воль­ст­вия и дере­ва для кораб­ле­стро­е­ния, одна­ко мно­гие дру­гие виды сырья, такие, как медь, было необ­хо­ди­мо вво­зить.

Види­мо, в тече­ние пер­вых 150 лет элли­ни­сти­че­ско­го пери­о­да бла­го­да­ря пират­ству, рабо­тор­гов­ле, денеж­ным выку­пам и наем­ни­че­ству Крит полу­чал зна­чи­тель­ную часть дохо­дов все­го Сре­ди­зем­но­мо­рья. В III в. до н. э. ост­ров был настоль­ко богат, что был спо­со­бен не толь­ко посы­лать наем­ни­ков на чуж­би­ну, но и вести напря­жен­ные вой­ны дома, не нано­ся осо­бо­го ущер­ба сво­ей эко­но­ми­ке. Этим вре­ме­нем дати­ру­ют­ся боль­шие монет­ные кла­ды, най­ден­ные по все­му ост­ро­ву. Так, напри­мер, в октяб­ре 1987 г. В. Ниниу из Архео­ло­ги­че­ско­го музея г. Ханья во вре­мя рас­ко­пок неболь­шо­го элли­ни­сти­че­ско­го сель­ско­го хра­ма непо­да­ле­ку от Сугии на севе­ро-запад­ном побе­ре­жье ост­ро­ва обна­ру­жи­ла 30 сереб­ря­ных монет в пре­крас­ном состо­я­нии, дати­ру­ю­щих­ся III в. до н. э.

Вско­ре после 150 г. до н. э. Крит был вынуж­ден разде­лить свои огром­ные дохо­ды с Кили­ки­ей на юго-восточ­ном побе­ре­жье Малой Азии, кото­рая ста­ла вто­рым бичом Сре­ди­зем­но­мо­рья и фак­ти­че­ски пре­взо­шла Крит в пират­ских акци­ях и набе­гах. Ска­ли­стое побе­ре­жье Кили­кии, так же как и крит­ское, было иде­аль­но при­спо­соб­ле­но для напа­де­ний из засад (Stra­bo. XIV. 5. 6).

Антич­ные тек­сты свиде­тель­ст­ву­ют о том, что меж­ду Кили­ки­ей и Кри­том суще­ст­во­ва­ли кон­так­ты и сотруд­ни­че­ство (App. Mithr.; Dio Cass. 36. 23; 36. 18). Орме­род пишет, что кили­кий­цы «повсюду име­ли укреп­лен­ные базы и мая­ки и совер­ша­ли свои набе­ги в раз­ных направ­ле­ни­ях»²², но мне кажет­ся более веро­ят­ным, что эти пира­ты поль­зо­ва­лись для сво­их опе­ра­ций крит­ски­ми гава­ня­ми и, воз­мож­но, дели­лись с кри­тя­на­ми добы­чей. Плу­тарх

с.157

Топо­гра­фи­че­ская кар­та Фала­сар­ны.

с.158 гово­рит, что Крит был вто­рым после Кили­кии цен­тром пират­ства (Plut. Pomp. 29. 1), а рим­ляне обви­ня­ли кри­тян в помо­щи пира­там и царю Мит­ри­да­ту (App. Sic. 6; Liv. Ep. 97). Эти обви­не­ния повлек­ли за собой вой­ну Кри­та с Римом в 71 г. до н. э., во вре­мя кото­рой рим­ляне потер­пе­ли уни­зи­тель­ное пора­же­ние от кидо­ний­ско­го пол­ко­во­д­ца Ласте­на и крит­ских пира­тов у побе­ре­жья Кри­та непо­да­ле­ку от Кидо­нии (Flor. 3. 7; Diod. 40. 1). В резуль­та­те рим­ляне потре­бо­ва­ли выда­чи Ласте­на и всех кораб­лей, име­ю­щих более 4 весел, 4000 талан­тов и воз­вра­ще­ния рим­ских плен­ных²³. Конеч­но, ни один ува­жаю­щий себя крит­ский воин или пират нико­гда бы не согла­сил­ся на эти тре­бо­ва­ния!

В 67 г. до н. э. рим­ский пол­ко­во­дец Квинт Цеци­лий Метелл отпра­вил­ся на Крит, види­мо, пере­пра­вив­шись из Гития на южном побе­ре­жье Пело­пон­не­са в гавань Киса­мы, посколь­ку это луч­ший и крат­чай­ший путь для напа­де­ния на Кидо­нию²⁴. Метелл раз­ру­шил Кидо­нию и дру­гие пират­ские кре­по­сти с край­ней жесто­ко­стью²⁵ и про­дол­жил поко­ре­ние все­го ост­ро­ва. В том же году Пом­пей Вели­кий раз­ру­шил все кили­кий­ские гава­ни. Так кон­чи­лись годы сви­ре­по­го пират­ства в Сре­ди­зем­но­мо­рье.

Види­мо, гео­гра­фи­че­ское поло­же­ние Кри­та, его ска­ли­стые бере­га, иде­аль­но при­спо­соб­лен­ные для пират­ских укры­тий, и гава­ни, укры­тые за мыса­ми, спо­соб­ст­во­ва­ли успе­ху пират­ских набе­гов кри­тян. К сожа­ле­нию, пор­ты и при­мор­ские горо­да этих вели­ких море­хо­дов были в основ­ном раз­ру­ше­ны рим­ля­на­ми, вене­ци­ан­ца­ми и тур­ка­ми, так что лишь неболь­шие фраг­мен­ты стен и фун­да­мен­ты сохра­ни­лись до наших дней как свиде­тель­ства их было­го вели­чия. Элли­ни­сти­че­ские пор­ты Гиера­пит­ны, Кнос­са и Кидо­нии застро­е­ны совре­мен­ны­ми пор­то­вы­ми соору­же­ни­я­ми. В гава­нях Феста и Гор­ти­ны — Мата­ле и Ком­ме на южном побе­ре­жье Кри­та най­де­но немно­гое. В Мата­ле сохра­нил­ся лишь един­ст­вен­ный кора­бель­ный эллинг и ряд кнех­тов²⁶, а в Ком­ме до сих пор най­де­ны лишь пор­то­вые соору­же­ния миной­ской эпо­хи²⁷. Конеч­но, суще­ст­во­ва­ли и дру­гие менее зна­чи­тель­ные пор­ты, такие как Олус, Итан и Алла­рия, но их пор­то­вые соору­же­ния ско­рее нахо­дят­ся под водой или еще не обна­ру­же­ны.

В тече­ние послед­них 2000 лет ост­ров Крит, лежа­щий непо­да­ле­ку от афро-эгей­ско­го тек­то­ни­че­ско­го раз­ло­ма, пре­тер­пел ряд гео­ло­ги­че­ских изме­не­ний, в резуль­та­те кото­рых его запад­ная часть под­ня­лась, а восточ­ная опу­сти­лась²⁸. Таким обра­зом, руи­ны Ита­ны ока­за­лись на глу­бине 2 м под водой, а в пор­те Киса­мы рим­ский мол нахо­дит­ся на 5 м выше уров­ня моря. Эти гео­ло­ги­че­ские изме­не­ния ста­ли при­чи­ной хоро­шей сохран­но­сти древ­ней гава­ни в Фала­сарне, горо­де на запад­ной око­неч­но­сти Кри­та, снаб­див­ше­го в 171 г. до н. э. царя Пер­сея наем­ни­ка­ми и пира­та­ми (Liv. XLII. 51. 7). В насто­я­щее вре­мя гавань нахо­дит­ся в 100 м от моря и на 6,6 м выше его уров­ня. Этот город дол­жен рас­смат­ри­вать­ся как глав­ный архео­ло­ги­че­ский источ­ник по крит­ско­му море­ход­ству в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху. В резуль­та­те рас­ко­пок, нача­тых в 1986 г.²⁹, обна­ру­же­но несколь­ко хоро­шо сохра­нив­ших­ся соору­же­ний. Все они были покры­ты отло­же­ни­я­ми, обра­зо­вав­ши­ми­ся в резуль­та­те дей­ст­вия цуна­ми и мно­го­ве­ко­вой эро­зии скло­нов более высо­ких хол­мов. Город нико­гда не засе­лял­ся после того, как был раз­ру­шен в середине I в. до н. э., так что остав­ши­е­ся нетро­ну­ты­ми сте­ны и обо­ро­ни­тель­ные соору­же­ния сохра­ни­лись на высоту 5—6 м. Хотя рас­коп­ки в

с.159

Остат­ки резер­ву­а­ра для воды, выдолб­лен­но­го в ска­ле. Линия укреп­ле­ний.

с.160 Фала­сарне пока нахо­дят­ся на пред­ва­ри­тель­ной ста­дии, они уже дают новую инфор­ма­цию об антич­ном пор­то­вом стро­и­тель­стве, раз­ме­рах крит­ских пират­ских судов, под­держ­ки пират­ства государ­ст­вом и о рим­ском воен­ном деле.

В Фала­сарне была тща­тель­но и искус­но соору­жен­ная искус­ст­вен­ная гавань, хоро­шо спря­тан­ная за кру­ты­ми уте­са­ми и при­влек­шая вни­ма­ние таких гео­гра­фов, как Ски­лак, Дио­ни­сий Кал­ли­фонт и автор ано­ним­но­го перип­ла (Sta­dias­mus Ma­ris Mag­ni)³⁰. Они назы­ва­ют гавань λιμὴν κλεισ­τός. Эти сло­ва озна­ча­ют, что пор­то­вые соору­же­ния были обне­се­ны укреп­ле­ни­я­ми внут­ри город­ских стен³¹. Рас­коп­ки и раз­вед­ки пока­за­ли, что воен­ный порт имел раз­ме­ры лишь 100 × 100 м, одна­ко был защи­щен по мень­шей мере четырь­мя баш­ня­ми и свя­зан­ны­ми с ними обо­ро­ни­тель­ны­ми сте­на­ми. Узкий искус­ст­вен­но создан­ный канал дли­ной 120 м соеди­нял порт с морем (рис. 1). Мощ­ные баш­ни и сте­ны, иссле­до­ван­ные к насто­я­ще­му вре­ме­ни, а так­же остат­ки хра­мов, обще­ст­вен­ных зда­ний и дру­гих круп­ных укреп­ле­ний, кото­рые сей­час вид­не­ют­ся на поверх­но­сти, выда­ва­ясь из заро­с­лей кустар­ни­ка, дают ясное пред­став­ле­ние о про­веден­ной здесь слож­ной рабо­те (рис. 2—4). Про­веде­ние такой работы мог поз­во­лить себе лишь бога­тый народ, обла­даю­щий боль­ши­ми ресур­са­ми рабо­чей силы. В Фала­сарне немно­го при­род­ных богатств, и ее дохо­ды долж­ны были в основ­ном посту­пать от пират­ства, наем­ни­че­ства и рабо­тор­гов­ли. Дру­гим источ­ни­ком дохо­дов мог быть вывоз кам­ня, как пред­по­ло­жил А. Лоуренс³². Сооб­ще­ния о потер­пев­ших кораб­ле­кру­ше­ние в бух­те кораб­лях с гру­зом обра­ботан­но­го кам­ня под­твер­жда­ют эту точ­ку зре­ния.

Посколь­ку все при­зна­ки жиз­ни на посе­ле­нии исче­за­ют после I в. до н. э., мож­но пред­по­ло­жить, что порт Фала­сар­ны был сре­ди пер­вых горо­дов, на кото­рые напа­ли рим­ляне во вре­мя сво­его похо­да через Крит в 67 г. до н. э.³³. Архео­ло­ги­че­ские свиде­тель­ства рим­ско­го раз­гро­ма обна­ру­же­ны в глав­ном вход­ном кана­ле гава­ни Фала­сар­ны. Рас­коп 1987 г. пока­зал, что вход в гавань был пол­но­стью пере­крыт боль­ши­ми пря­мо­уголь­ны­ми камен­ны­ми бло­ка­ми, оче­вид­но, пер­во­на­чаль­но при­над­ле­жав­ши­ми бли­жай­ше­му вол­но­ло­му³⁴. Тот же метод был исполь­зо­ван Сци­пи­о­ном при оса­де Кар­фа­ге­на для бло­ки­ров­ки вхо­да в его гавань (App. Sic. 8. 121), при­чем и там обна­ру­же­ны ана­ло­гич­ные архео­ло­ги­че­ские свиде­тель­ства это­го³⁵.

Порт Фала­сар­ны в насто­я­щее вре­мя нахо­дит­ся на рас­сто­я­нии 100 м от моря и высо­те ок. 6,6 м над его уров­нем из-за под­ня­тия запад­ной части Кри­та. Одна­ко в кон­це IV в. до н. э., когда он был постро­ен, глу­би­на гава­ни состав­ля­ла око­ло 1,0—1,2 м. Сле­дую­щий из это­го фак­та вывод, что пират­ские суда в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху были неболь­ши­ми по раз­ме­ру, с неглу­бо­кой осад­кой, не явля­ет­ся неожи­дан­ным. Соглас­но Л. Кас­со­ну, люби­мы­ми типа­ми пират­ских судов были гемио­лия и мио­па­рон³⁶. Это лег­кие и быст­рые гале­ры с дву­мя ска­мья­ми для греб­цов, ходив­шие и под пару­сом, и на вес­лах со ско­ро­стью до 5 узлов, одна­ко раз­мер и внеш­ний вид этих судов неиз­ве­стен. Извест­но так­же, что основ­ную часть пират­ских кораб­лей Мит­ри­да­та состав­ля­ли, види­мо, дик­роты (бире­мы), дру­гой вид двух­ряд­ных судов (App. Mithr. 17).

Ни один источ­ник не смо­жет нам дать боль­ше сведе­ний о харак­те­ре этих судов, чем с.161 буду­щие рас­коп­ки Фала­сар­ны. Даже если мы не будем доста­точ­но удач­ли­вы, чтобы най­ти остат­ки самих воен­ных кораб­лей, кото­рые мог­ли зато­нуть в гава­ни и сохра­нить­ся в иле, раз­ме­ры эллин­гов, кажет­ся, нахо­дя­щих­ся побли­зо­сти, и дру­гих соору­же­ний дадут нам пред­став­ле­ние об их раз­ме­рах. Кар­ти­на, воз­ни­каю­щая в резуль­та­те нынеш­них рас­ко­пок, пока­зы­ва­ет, что пират­ство под­дер­жи­ва­лось и поощ­ря­лось государ­ст­вом, кото­рое воз­во­ди­ло воен­ные соору­же­ния, делав­шие его воз­мож­ным. В тече­ние трех веков, когда крит­ские пира­ты терро­ри­зи­ро­ва­ли Сре­ди­зем­но­мо­рье, они постро­и­ли пре­крас­ные гава­ни, суда и горо­да, кото­рые не мог сокру­шить даже боль­шой родос­ский флот. Они про­дол­жа­ли тра­ди­ции море­ход­ства, нача­тые миной­ским фло­том и сохра­ня­ю­щи­е­ся вплоть до наше­го вре­ме­ни.

Южная баш­ня укреп­ле­ний гава­ни.